Текст книги "Флориан Бэйтс и похищенные шедевры"

Глава восемнадцатая. Вечеринка с ужином

Этим вечером мои родители наспех организовали у нас дома вечеринку с ужином. Поскольку собраться вместе было идеей агента Риверса, он захотел сам купить и привезти еду, но мама отказалась, заявив, что готовка на шестерых ее не напряжет.

– Все, что мне требуется, – взять вдвое больше продуктов, – объяснила она. – И кроме того, каждый, кто со мной знаком, в курсе, что я всегда стряпаю для своих гостей сама. Если мы притащим в дом готовую еду, любой догадается, что мы что-то замышляем. А нам ведь это не нужно, не так ли?

– Абсолютно, – согласился агент Риверс.

(Ведь они и правда что-то замышляли.)

Агент поделился своим планом на обратном пути из Куантико и бо́льшую часть дороги проговорил по телефону с моими родителями и своим боссом. Он хотел собраться небольшой командой, которой можно доверять, и сделать это вне стен Бюро или Национальной галереи. Кроме нас, сейчас о том, что в музее висит поддельный Моне, знали только те, кто взял настоящего. И Риверс не хотел делать ничего такого, что могло бы привлечь к делу внимание или сигнализировать, что оно получило какое-то развитие. Так что совещанию за конференц-столом в Гувер-билдинг все предпочли сбор за обеденным столом на моей кухне.

К нам приехали Серена Миллер, директор службы безопасности Национальной галереи, и Оливер Хоббс, представитель страховой компании. Они добрались быстро, потому что, к счастью, оба жили неподалеку. И примерно до половины маминого ризотто с цыпленком оба были уверены, что приглашены на обычный ужин. Но тут агент Риверс вышел в соседнюю комнату, чтобы позвонить.

– Простите, что прервал, – сказал он, вернувшись, – но мы с вами должны обсудить кое-что важное, и для этого мне пришлось дождаться разрешения от начальства.

– Означает ли это, что в деле есть какие-то подвижки? – спросил Хоббс.

– Можно и так сказать, – ответил Риверс. Он поколебался, прежде чем бросить бомбу: – Украдены были четыре картины.

За столом воцарилась тишина: все ждали, не окажется ли это сообщение шуткой. Даже мои родители, которые уже слышали новость, все равно выглядели шокированными.

– Вы же не серьезно, – выдохнул Хоббс.

– Увы, я совершенно серьезен.

– Так что же мы тут сидим? – торопливо проговорила Миллер. – Нужно ехать в музей.

– Нет, не нужно, – сказал агент, делая успокаивающий жест обеими руками. – Поэтому я и попросил Франческу и Джима позвать вас сюда. Этот дом – то самое место, где нам нужно быть. Именно здесь мы должны выработать стратегию.

– Хотя бы скажите, когда это произошло! – потребовала Миллер.

– Четвертую картину похитили в тот же вечер, что и остальные. Только, в отличие от других трех, она была заменена поддельной.

– Что за картина? – уточнил Хоббс.

– «Женщина с зонтиком».

Казалось, и Хоббс, и Миллер близки к обмороку.

– Это один из самых знаменитых шедевров коллекции, – вымолвил Хоббс. – Он незаменим!

– Знаю, – отозвался Риверс. – Поэтому мы и собираемся его вернуть.

Он последовательно рассказал все, что знал, стараясь говорить с позиции фактов, а не теорий, и минимизировал мою роль в разоблачении поддельного Моне. Все мы были на одной стороне, но для Хоббса и Миллер мое участие в деле ограничивалось ночью похищения. Посвящать их в мои взаимоотношения с ФБР не планировалось. Собственно, отчасти это и определило выбор места встречи: никого не могло удивить, что я нахожусь у себя дома. А я сидел себе тихонько в режиме «ушки-на-макушке».

– Теперь – самое непростое, – сказал агент, когда все ознакомились с отчетом доктора Гонзалеса. – Мы собираемся держать это в тайне ото всех, кроме присутствующих в этой комнате. Вести себя так, словно картина, которая висит в зале номер восемьдесят пять, – это шедевр кисти Моне.

– Неприемлемо! – воскликнула Миллер. – Я директор службы безопасности музея и несу ответственность перед советом директоров и руководством. Если один из важнейших предметов коллекции был украден, я должна поставить их в известность.

– Это же касается и моих кураторов, – присоединился к ней Хоббс. – Наша компания несет финансовые обязательства по этой картине в объеме, превышающем сорок миллионов долларов. Мое начальство захочет узнать все, что сможет, и так скоро, как сможет.

– На самом деле, – сказал Риверс, – я более чем уверен, что в действительности они захотят, чтобы картину вернули. Это верно по отношению и к вашим кураторам, и к членам правления. Тем не менее я понимаю сложность ситуации, поэтому директор ФБР лично звонил председателю совета директоров музея и президенту страховой компании. Он проинформировал их о похищении и весьма убедительно попросил молчать о нем, чтобы обеспечить нам выгодные условия для поимки плохих парней.

Риверс подождал других возражений. Но, очевидно, упоминание об участии директора ФБР задушило любые протесты.

– Вот и хорошо, – подытожил он. – Еда просто бесподобна, так что давайте продолжим ужин и разберемся с остальным в процессе.

– Почему вы хотите утаить эту информацию? – спросила мама. – Разве огласка не окажет на вора давление?

– Окажет, но давление – не то, что нам нужно. Я бы хотел добиться прямо противоположного эффекта. В настоящий момент похититель думает, что ему сошло с рук преступление века. И это хорошо. Мы не поймали его в центре переработки мусора, поскольку информация о том, что три картины были найдены, уже разнеслась. Но, пока он считает, что мы не знаем про Моне, вероятность ошибки с его стороны гораздо выше.

– А что нового у вас есть на художника, который копировал картину? – спросил отец.

– Согласно сведениям наших коллег в Интерполе, Павел Новак скрылся с радаров сразу после того, как вылетел из Вашингтона в Прагу в ночь ограбления. Мы подозреваем, что он где-то в Чешской Республике, но по факту он может находиться почти где угодно в Восточной Европе. Мы работаем с местной полицией и пытаемся выяснить что-нибудь через источники, располагающие связями внутри ВЕЛ.

– Это преступный синдикат, который вы упоминали в штаб-квартире ФБР? – вспомнила мама.

– Именно так, – подтвердил Риверс. – Восточноевропейская Лига ведет нелегальную деятельность по всему региону. Даже если в конкретном случае она ни при чем, у них почти наверняка были какие-то дела с Новаком или его возможными сообщниками.

– А что насчет грабителя? – спросил Хоббс. – Того пропавшего уборщика?

– Мы по-прежнему разрабатываем несколько следов, но пока что результатами похвастать нельзя, – признал агент. – Мы присмотрелись ко всем уборщикам, работавшим в Национальной галерее в последний год, и у каждого солидное алиби. Та же клининговая компания сотрудничает с Департаментом занятости, Бюро гравировки и печати, а также Национальным архивом. Так что теперь мы проверяем и тех, кто работал в этих местах, но там сотни имен.

Упоминание о Национальном архиве привлекло мое внимание. Должно быть, я как-то отреагировал, потому что агент Риверс замолчал и поглядел на меня:

– Флориан? Ты что-то хочешь сказать?

– Не то чтобы хочу… – ответил я. – Но ваши слова о Национальном архиве кое о чем мне напомнили. Точнее, кое о ком.

– О ком же? – спросил папа.

– Об Эрле, – ответил я. – Не знаю его фамилии.

– Эрл Джексон? – уточнила Серена. – Тот, кто работал в офисе охраны в ночь ограбления?

Я кивнул.

– Он в музее уже десять лет, – сказала она. – Я гарантирую, что он никак не причастен к этому делу.

– Я и не думал, что причастен. Просто он мне вспомнился и, наверное, это как-то отразилось у меня на лице.

– Почему? – осведомился Риверс. – Какая связь между ним и Национальным архивом?

– Он сказал, что работал там. Но через два года ушел и умолял мисс Миллер дать ему прежнюю работу.

– Это правда? – спросил Риверс.

– Да, – ответила Миллер. – Но я серьезно вам говорю: не может быть, чтобы он имел отношение к ограблению.

– Ну, кто-то из вашей службы таки имеет к нему отношение, – заметил Хоббс.

– На что это вы намекаете? – зло поинтересовалась Миллер.

– А разве это не очевидно? – ответил Хоббс вопросом на вопрос.

– Давайте не будем увлекаться обвинениями и пальцеуказыванием, – предостерег Риверс.

– Кто-то из вашего отдела должен быть замешан, – продолжал Хоббс, игнорируя его. – Кто-то рассказал вору, что охранная система будет обновляться именно в час с четвертью.

– И вы думаете, что это Эрл? – спросила Миллер.

– Я понятия не имею, он ли это. Я встречался с ним всего несколько раз и толком его не знаю. Зато знаю, что он отвечал за апгрейд в ночь, когда были украдены картины. И теперь выясняется, что он еще и с Национальным архивом связан. Возможно, это важно.

Дело грозило вылиться в полномасштабную ссору, так что мама поспешила спасти положение:

– Кто хочет десерт? Агент Риверс принес песочный пирог с яблоками, выглядит изумительно.

Все промолчали, и тогда с места вскочил я:

– А мороженое у нас к нему есть?

– Само собой, – заверила мама.

Риверс поддержал нас:

– По-моему, звучит недурно.

Пирог справился со свой задачей: спор был предотвращен, хотя Хоббс и Миллер бросали друг на друга неласковые взгляды до конца вечера. Разговор перешел на разные типы людей, которые стоят за большинством краж предметов искусства.

– Есть три основные категории: болванчики, мозги операции и вымогатели, – сформулировал Риверс.

– Кто такие болванчики? – спросил я.

– Преступники невысокого полета, обычно не блещущие умом, которые видят возможность стащить предмет искусства и пользуются ей, – объяснил мой отец. – Обычно слабоваты по части планирования и совершенно не представляют, что делать с украденным.

– Ответственны за большинство краж предметов искусства в мире, – добавила мисс Миллер.

– Но я не думаю, что мы имеем дело с таким, – сказал Риверс. – Разбить окно и сорвать картину со стены – вот это в их стиле. А создать первоклассную подделку и подменить ей оригинал – это требует тщательно разработанного плана.

– Что подводит нас к мозгам операции, – заметил Хоббс. – Преступления, в которых очень богатый человек заказывает конкретный предмет искусства, чтобы пополнить им свою коллекцию.

– Вероятно, это и есть наш случай, – рассудила мама. – «Женщина с зонтиком» – икона для знатока.

– Несомненно, – согласился Риверс. – Но правда в том, что мозги операции, как правило, встречаются, по большей части, в кино, а не в реальной жизни.

– Так вы подозреваете вымогательство? – спросила Серена.

– Склоняюсь к тому. Хотя желал бы оставаться беспристрастным.

– Вымогательство?.. – полюбопытствовал я.

Агент Риверс повернулся к Оливеру Хоббсу:

– Не хотите ли объяснить это мальчику?

– Иногда преступный синдикат вроде ВЕЛ, раздобыв картину, пытается получить за нее выкуп у страховой компании или музея, – принялся растолковывать мне тот. – Официально страховщики выкупов не платят. Но неофициально они предлагают вознаграждение за информацию, которая может поспособствовать возвращению украденной картины. Многие сказали бы, что это одно и то же.

– Но почему страховые компании платят? – спросил я.

– «Женщина с зонтиком» в грубом приближении оценивается в сорок миллионов долларов, – сказал Хоббс. – Столько моя компания выплатит Национальной галерее, если картину не вернут, чтобы музей мог приобрести взамен нечто равноценное. Но, у кого бы ни оказалась картина, он не сумеет продать ее на черном рынке за такую сумму – из-за ее истории. Это грозит последствиями. Поэтому, предложив «помощь в обнаружении» за пару миллионов, он получит кучу денег. А мы сохраним тридцать восемь миллионов.

– Но в нашем случае такого не будет, поскольку мы собираемся поймать плохих парней и вернуть картину самостоятельно, – заявил Риверс.

– Мне нравится ход ваших мыслей, – отозвался Хоббс. – Мое начальство тоже его оценит.

– Как мы это сделаем? – спросила мисс Миллер.

– Каждый из нас должен будет разрабатывать свой след. Знаю, вы не хотите думать, что кто-то в музее причастен к ограблению, но в этом нужно убедиться. Вор знал, когда отключат охранную систему. Изолируйте людей, обладавших этой информацией, и посмотрите, просочится ли она наружу, и если да, то откуда. Кроме того, присматривайте за сотрудниками на предмет подозрительного поведения. Помните: вор считает, что ему все сошло с рук. Так что поглядите, не настали ли у кого-то из ваших крупные перемены в жизни. Особенное внимание обратите на случаи внезапного обогащения.

Серена кивнула:

– Отлично. С этим я справлюсь.

Я перехватил взгляд Риверса, чтобы беззвучно напомнить о телефонном разговоре, который он вел в машине по дороге домой.

– Ах да! Могу ли я получить список тех из персонала, кто ездил в Европу за последние три года?

Мисс Миллер в замешательстве посмотрела на него:

– Зачем?

– Если кто-то из музея замешан в ограблении, нам нужно выяснить, каким образом этот человек мог познакомиться с Павлом Новаком. Он никогда не был в США, так что есть вероятность, что их встреча произошла в Европе.

– Европа – целый континент, – напомнила Миллер. – Как вы можете выяснить, встречались ли там двое или нет?

– Я – никак, – ответил Риверс. – Но эту задачу я переложу на плечи одного гения из Бюро. Если уж кто-то справится, так это он. Человек по имени Йохан Бланкворт. – И он стрельнул глазами в мою сторону.

– А что вы хотите от меня? – спросил Хоббс.

– Вы имели дело с вымогателями прежде и знакомы с черным рынком, – ответил Риверс. – Закиньте пару удочек: не ходят ли там разговорчики, которые могли бы иметь хоть какое-то отношение к нашему делу.

– У меня еще есть база данных за последние двадцать лет по всем крупнейшим аукционам, где продают предметы искусства, – сообщил Хоббс. – Я пороюсь и погляжу, не проявлял ли кто-нибудь особого интереса к Моне или знаменитым работам импрессионистов.

– Отличная идея, – похвалил Риверс. – Если возможно, я был бы рад получить копию. Покажу ее Йохану.

– Конечно.

Агент повернулся к моим родителям:

– Несмотря на то что официально вы в этом расследовании не задействованы, нам очень нужны ваши умы и широта кругозора. Если что-то придумаете, пожалуйста, сообщите мне.

– Будем рады помочь, – отозвалась мама.

– Само собой, – подтвердил отец.

– И помните, – сказал Риверс всем, – что ключевой компонент успеха – это секретность. Если информация просочится, это изменит все.

Глава девятнадцатая. «Капитолийский краш»

[11]11
  Краш (crush, англ.) – слово, перенятое молодежью разных стран у британских и американских сверстников. Имеет много значений: банда, толпа, давка, толкотня, крушение и даже увлечение и страсть.


[Закрыть]

На следующее утро я поехал на велике в среднюю школу, чтобы посмотреть игру лиги U13 на чемпионате ФАДВА. Матч проходил на большом поле позади школы, и, добравшись туда, я был изумлен многочисленностью зрителей.

Маргарет рассказала мне все о команде, с которой им предстояло встретиться. «Капитолийский краш» был лучшим в серии городских чемпионатов и явно нацелился стать первой командой в истории, победившей трижды подряд. Игроки носили полосатую красно-белую форму. Болельщики растянули на ограждении огромный плакат, гласивший: «ПОКРАШИТЕ ИХ!»

Я направился на противоположную сторону поля и нашел родителей Маргарет в секторе фанатов «Динамо».

– Я что-то пропустил? – спросил я.

– Нет, – ответила миссис Кэмпбелл. – Поспел точно вовремя. Они как раз собираются сделать «торнадо».

«Торнадо»…

Маргарет и о нем мне рассказала, но я не понимал, насколько это круто, пока не увидел собственными глазами. «Торнадо» началось с того, что команда встала в плотный круг перед своими воротами. Игроки положили руки на плечи друг другу и принялись раскачиваться из стороны в сторону, скандируя: «О-Ка-Дэ, О-Ка-Дэ», – то есть «Округ Колумбия – “Динамо”». Они раскачивались все сильнее и скандировали все громче, пока круг не стал походить на вихрь, вырвавшийся на свободу. В конце концов одна из девочек испустила пронзительный вопль, куча рассыпалась, и все побежали на свои позиции.

На нашей половине все забалдели.

– Впечатляюще. Рад, что не пропустил этого, – сказал я, когда шум немного улегся. – Хотя я собирался приехать пораньше, чтобы устроить Маргарет мотивирующую накачку.

Папа Маргарет рассмеялся:

– Пожалуй, оно и к лучшему, что ты не успел.

– Почему это?

– Перед важной игрой Маргарет не очень… э-э… общительна, – объяснил он.

Увидев ее лицо, я немедленно понял, что имел в виду мистер Кэмпбелл.

Девчонка, с которой я обычно зависал: дурашливая, смышленая и улыбчивая, – крайне мало походила на того центрального полузащитника, который стоял сейчас на линии. Этот человек явно не помнил о существовании мира за пределами боковых. Маргарет напряженно смотрела прямо вперед, на свою противницу, разминая плечи и легонько покачиваясь на пятках. Выглядело пугающе.

– Где я мог раньше видеть этот взгляд? – спросил я.

– В зоопарке, – отозвалась ее мама. – У тигра прямо перед кормлением.

Мы трое рассмеялись: это очень смахивало на правду.

Игра захватывала от начала до самого конца, и обе команды выложились на все сто. «Краш» быстро открыл счет, но «Динамо» сравняло его прямо перед перерывом. По-прежнему при счете «Один – один» Маргарет выдвинулась со своей позиции, перехватила пас одного защитника другому и в одиночку прорвалась к воротам. Голкипер противников, который блестяще провел весь матч, вышел к ней один на один, но Маргарет резко вдарила по тормозам, перебросила мяч себе на голову и послала его прямо в сетку.

– Вы это видели? – вопила миссис Кэмпбелл, подпрыгивая на месте. – Видели?!

Момент был запоминающийся. Но все же не настолько, как трюк, который «Капитолийский краш» отмочил в последние минуты матча.

Команде присудили штрафной. «Крашу» было отчаянно необходимо сравнять счет и получить дополнительное время. Все игроки вышли вперед одновременно и заполонили штрафную зону. Двое даже начали ругаться друг с другом из-за того, кому пробивать. И тогда третий игрок, не дожидаясь конца спора, выбежал к мячу и отправил его на противоположную сторону поля.

Это был хитрый ход, призванный дать одному из игроков пробить с дальней дистанции. И он сработал идеально. Рядом с девочкой, получившей в итоге мяч, не было никого, и она запустила его в верхний левый угол ворот. Динамовцев это застигло врасплох: все наблюдали за руганью противников.

Все, кроме Маргарет.

Она проскользнула за вратарем и заняла место на штрафной линии. Когда мяч ракетой понесся к сетке, она выпрыгнула и отбила его головой, послав над перекладиной. Обе бровки встали на уши, а мистер Кэмпбелл и я столько раз подряд дали друг другу пять, что у меня покраснела ладонь. Двумя минутами позднее рефери засвистели, и товарки Маргарет столпились вокруг нее.

Где-то в середине этого приступа ликования она поглядела на трибуны и перехватила мой взгляд. И в первый раз за день я увидел ее улыбку. Это длилось всего секунду, потому что на Маргарет тут же напрыгнули два восторженных игрока, и все трое повалились на траву. Я знал, что теперь команда направится в тренерскую, чтобы отпраздновать, так что попрощался с родителями Маргарет и пошел к велопарковке.

Трехэтажное массивное здание школы, сложенное из кирпича, казалось еще больше, оттого что стояло на вершине холма. Я обошел его и как раз отцеплял велик от стойки, когда услышал топот. Подняв глаза, я увидел Маргарет. Она только что провела выматывающую игру на летнем пекле, но пробежала весь путь по холму вверх, ко мне.

– Ты куда? – выпалила она между двумя тяжелыми вдохами.

– Домой.

– Ничего мне не сказав?

– Не хотел мешать вашему празднику. Подумал, что мы с тобой попозже поговорим.

– Ты же мой лучший друг, Флориан! Это по определению означает, что ты не можешь мне мешать. Чем бы я ни занималась, ты всегда часть этого.

Никаких сомнений: это были самые приятные слова из всех, что мне доводилось слышать от кого-либо.

– Запомню на будущее, – пообещал я. – Кстати. Ты была… поразительна. Несравненна. Невероятна. Я просто дар речи потерял.

Она ухмыльнулась:

– Хорошая игра, да?

Я рассмеялся:

– Ну, ты-то точно можешь так сказать.

– Спасибо, что спас нас от последнего гола, – сказала она. – Не уверена, что мы сумели бы сдержать их в дополнительное время.

– О чем это ты?

– Без тебя я бы ни за что не отбила тот мяч.

– Ну конечно…

– Я серьезно, – настаивала Маргарет. – Помнишь двух игроков, которые спорили друг с другом? Я заметила, что прямо перед этим они шептались. Подумала, что это странно. А потом поняла, что их лучшая забивала стоит совершенно не там, где следовало бы, – в стороне от событий. Так что я проигнорировала то, что бросалось в глаза, – то есть спор – и сложила мелочи воедино.

– Хочешь сказать, ты использовала…

– ТЕМЕ, – закончила она за меня. – Именно ТЕМЕ выиграла нам матч.

Теперь уже ухмыльнулся я.

– Кубок и все прочее я, пожалуй, оставлю себе. Но без тебя я бы не справилась.

Я посмотрел на центральный вход в школу. Весьма представительный, с высокими белыми колоннами и тремя парами темно-синих дверей.

– Еще два дня – и начнется, – заметил я.

– Беспокоишься насчет школы, да?

– Я всегда беспокоюсь из-за новых школ.

– Не сто́ит. Все с тобой будет отлично, – заверила меня Маргарет.

– С чего бы? Потому что эта школа буквально набита ребятами-гиками, которые без ума от способности разгадывать загадки?

– Нет, – ответила она. – Потому что там буду я.

– Это утешает… Ну а теперь возвращайся, получай свой кубок и оторвись на вечеринке.

– Ладно. Увидимся! – Она потрусила по склону к товаркам по команде, которые дожидались внизу.

Стоило Маргарет добежать до них, как все вновь восторженно на нее навалились.

Несмотря на всю ее уверенность, я все же немного нервничал из-за начала учебного года на новом месте. Опять. И каждый раз мне словно бросали вызов.

Домой я особенно не торопился, поэтому объехал район, чтобы получше в нем освоиться. Сперва добрался до здания прямо напротив кампуса, которое выглядело как за́мок и называлось форт Рено. Во время Гражданской войны этот форт защищал Вашингтон, а теперь вокруг устроили парк. Если верить одной из информационных табличек, тут находилась самая высокая точка в городе.

Затем я съел пару кусочков пепперони с колбасой в пиццерии, где можно было бесплатно поиграть в пинг-понг или кикер.

Я собирался забацать с одним пареньком партию в кикер, но заметил мужчину, который наблюдал за мной, разговаривая по сотовому. Он был поджарым и мускулистым, с короткими рыжими волосами и в очках «авиатор». А еще – единственным, кто не работал, не ел и не играл.

– Ну так сразимся или нет? – спросил парень.

– Нет, – ответил я. – До меня сейчас дошло, что уже поздно. Мне пора домой.

Поскольку рыжий торчал между мной и входной дверью, я решил ускользнуть через заднюю. Увы, на аллее, куда она выходила, меня поджидал второй мужчина. Высокий, худощавый и в точно таких же очках.

– Стой, где стоишь, – скомандовал он.

Я немедленно припомнил урок самообороны с Кайлой и попытался встать в боевую стойку.

– Ты Йохан Бланкворт?

Не сразу вспомнив свою фальшивую личность, я брякнул:

– Нет.

Потом подумал с секунду и добавил:

– То есть да. А кто об этом спрашивает?

– Я агент Шаффе из Федерального бюро расследований, – заявил он в этой их категоричной фэбээровской манере.

– А я – агент Кендалл, – произнес голос сзади.

Обернувшись, я увидел того самого рыжеволосого.

– Агент Риверс попросил нас забрать тебя и отвезти прямо домой.

Тут мой мобильник подал сигнал о входящем сообщении.

– Это он. Пишет тебе, чтобы ты нам верил, – сказал Кендалл. – Я только что говорил с ним по телефону.

Я вытащил трубку из кармана, и – надо же! – увидел сообщение от Риверса: «Все в порядке. Езжай с ними».

– Ладно, – согласился я. – А что случилось?

– Этого он нам не рассказал, – отозвался Шаффе. – Просто попросил подхватить тебя.

Меня отвели к черному «универсалу», и, забравшись внутрь, я увидел, что они уже погрузили мой велик в багажник.

– Эй, я же его пристегивал! – запротестовал я.

– Тебе бы стоило обзавестись новым, – сказал Шаффе, бросая мне замо́к. – Снять этот – раз плюнуть.

Я было начал расспрашивать, как они меня нашли, но тут вспомнил про чип слежения в проездном. В считаные минуты мы добрались до дома, а когда остановились, я заметил знакомый коричневый автомобиль с гибридным двигателем, припаркованный перед входом. Я разволновался, подумав, что в деле произошел крупный прорыв, и, взбежав по ступенькам, ворвался в дом.

– Флориан? – окликнула мама. – Мы на кухне.

Родителей я нашел сидящими за столом в компании Риверса и какого-то незнакомого агента. Выглядели все четверо встревоженными.

– В чем дело? – спросил я.

– Ты сегодня был на футбольном матче? – спросил Риверс. – На поле за вашей школой?

– Да, – сказал я. – Было классно. Команда Маргарет выиграла чемпионат и…

– Ты видел там этого человека? – перебил Риверс, выкладывая на стол фотку.

Я взял ее в руки и изучил. Было похоже на картинку, сделанную во время наблюдения – на приличном расстоянии с помощью большого объектива. Человек на фотографии выглядел одновременно стильно и грозно. На нем был изысканный костюм, но лицо казалось жестким и решительным.

– Боюсь, я его не помню. Но там толпилась уйма людей.

– Ну, в их числе был и он, – заметил агент Риверс. – И мы думаем, что он мог приехать туда ради тебя.

– А кто он? – спросил я.

Риверс вздохнул:

– Он криминальный босс ВЕЛ по имени Николае Невреску. Но враги зовут его Ник Нож.

– Звучит плохо, – я сглотнул. – А друзья как его зовут?

– А друзей у него нет.