Текст книги "Наблюдающий есть наблюдаемое"

Десятая беседа в Дубовой роще

Существует ли устойчивое состояние творческой безмятежности? Можно ли положить конец борьбе противоположностей, кажущейся бесконечной? Существует ли непреходящий экстаз?

Конец разладу и страданиям можно положить, если понять и превзойти различные аспекты «я», раскрыв ту непреходящую реальность, которая не является творением ума. Трудно познавать себя, но без самопознания неведение и боль останутся; без самопознания не будет конца борьбе.

Мир разбит на множество фрагментов, и каждый из них соперничает с другим; мир разрывают на части противостояние, жажда и страсти; его разрушают конфликтующие идеологии, религии и страхи; ни организованная религия, ни политика не могут принести мир на землю. Человек идёт против человека, и многочисленные попытки объяснить его страдания не устраняют эту боль. Мы пытались сбежать от себя множеством хитроумных способов, но это лишь притупляет и ожесточает ум и сердце. Внешний мир – лишь выражение нашего собственного внутреннего состояния; пока жгучие желания разрушают и разрывают нас на части изнутри, мир вокруг будет таким же; пока внутри нас не прекратилась суета, в мире продолжается бесконечный конфликт; пока мы не обрели внутреннее успокоение, мир остаётся полем боя. Мир является тем, чем являемся мы сами.

Есть ли возможность найти постоянную радость? Есть, но, чтобы её испытать, должна быть свобода. Без свободы нельзя открыть истину, без свободы невозможно пережить реальное. Свободу нужно отыскать– свободу от спасителей, учителей, лидеров; свободу от стен хорошего и плохого, которыми отгораживается «я»; свободу от авторитетов и подражания; свободу от «я» – причины конфликта и боли.

Пока мы не поймём желание во всех его разнообразных формах, продолжатся конфликт и боль. Конфликт нельзя прекратить, совершив поверхностный пересмотр ценностей или уйдя к другим учителям, лидерам. Окончательное решение заключается в свободе от желания; этот путь – не в ком-то другом, но в нас самих. Непрекращающуюся битву внутри каждого из нас, которую мы называем существованием, невозможно завершить, если только не понять желание и не выйти за его пределы.

Конфликт стяжательства проявляется в знании, в отношениях, в имуществе; стяжательство в любой форме создаёт неравенство и жестокость. Это разделение и конфликт между людьми нельзя уничтожить одной лишь сменой внешних воздействий и ценностей. Имущественное равенство – не выход из страдания и глупости, которые распространяются среди нас, окружают нас со всех сторон; ни одна революция не может освободить человека от этого духа исключительности. Вы можете забрать у него имущество с помощью законодательства, с помощью революции, но он будет цепляться за исключительность неких отношений или вероисповедания. Этот дух исключительности на разных уровнях нельзя уничтожить никаким внешним преобразованием, через принуждение или регламентацию. Однако именно этот дух исключительности порождает неравенство и соперничество. Разве стяжательство не настраивает людей друг против друга? Возможно ли, чтобы равенство и сострадание воцарились благодаря каким-либо средствам, которые может предложить ум? Разве не надо искать их где-то ещё, разве эта разделённость не преодолевается лишь любовью, истиной?

Единство человека можно найти только в любви, в просветлении, которое приносит истина. Это единство нельзя построить на основе одной лишь экономической и социальной реорганизации. Мир постоянно занят поверхностной реорганизацией; он всё время пытается перегруппировать ценности внутри шаблона стяжательства; он пытается построить защищённость на основе незащищённости, присущей желанию, и таким образом ввергает себя в катастрофу. Мы надеемся, что внешняя революция, внешняя смена ценностей преобразуют человека; они действительно оказывают на него влияние, но стяжательство, стремление к удовлетворению продолжаются на других уровнях. Эта бесконечная и бесцельная жажда наживы никогда не сможет дать человеку мир, и только тогда, когда он будет свободен, сможет возникнуть творческое бытие.

Стяжательство создаёт разделение на тех, кто впереди, и тех, кто позади. В поисках истины вы должны быть и учеником, и учителем; ваш подход должен быть непосредственным, без конфликта, возникающего, когда есть пример и следование ему. Необходимо постоянное осознавание, и чем более вы честны и усердны, тем быстрее мышление освободится от оков, которое оно само создало.

В блаженстве реального перестают существовать переживающий и переживаемое. Ум-сердце, который отягощён памятью о вчерашнем дне, не может жить в вечном настоящем. Ум-сердце должен каждый день умирать для вечного бытия.

Вопрос: Я чувствую, что, по крайней мере, для меня то, что вы говорите, является новым и вдохновляющим, но старое не оставляет меня и всё искажает. Похоже, что прошлое берёт верх над новым. Что с этим делать?

Кришнамурти: Мышление – это результат прошлого, которое действует в будущем; прошлое постоянно захлёстывает настоящее. Прошлое, известное поглощает настоящее, новое. Чтобы жить в вечном настоящем, нужно умереть для прошлого, для воспоминаний; в этом умирании – вневременное обновление.

Настоящее распространяется в прошлое и в будущее; без понимания настоящего дверь в прошлое закрыта. Восприятие нового столь мимолётно: как только вы его чувствуете, стремительный поток прошлого захлёстывает его, и новое перестаёт быть. Умереть для множества вчерашних дней, обновляться каждый день – это возможно, только если мы способны быть пассивно осознанными. В этом пассивном осознавании нет накопительства; в нем – глубокая недвижность, в которой непрерывно разворачивается новое, в которой вечно неизмеримо простирается безмолвие.

Мы пытаемся использовать новое как способ разрушить либо укрепить прошлое и таким образом искажаем живое настоящее. Обновляющее настоящее даёт понимание прошлого. Именно новое даёт понимание, и в свете этого прошлое имеет свежее, живительное значение. Когда мы слушаем или переживаем что-то новое, нашей инстинктивной реакцией будет сравнить это со старым, с прошлым опытом, с блеклым содержимым памяти. Это сравнение придаёт сил прошлому, искажая настоящее, и таким образом новое неизбежно становится прошлым, мёртвым. Если бы мысль-чувство могла жить в настоящем моменте, не искажая его, то прошлое было бы преобразовано в вечное настоящее.

Некоторым из вас эти беседы и дискуссии, возможно, дали новое и вдохновляющее понимание; однако важно, чтобы вы не помещали новое в старые шаблоны мыслей или слов. Пусть оно останется новым, незагрязнённым. Если оно подлинно, то изгонит старое, прошлое своим мощным и творческим светом. Желание сделать творческое настоящее долговременным, практичным или полезным сводит его ценность к нулю. Позвольте новому жить без зацепок за прошлое, без искажающего влияния страхов и надежд.

Умрите для своего опыта, для своей памяти. Умрите для своих предубеждений, приятных или неприятных. Когда вы умираете, выявляется вечное; это не состояние небытия, но состояние творческого бытия. Именно это обновление – если мы ему позволим – растворит наши проблемы и горести, сколь бы тяжкими и болезненными они ни были. Жизнь есть лишь в смерти «я».

Вопрос: Вы верите в карму?

Кришнамурти: Желание верить во что-либо нужно понять – и отказаться от него, ибо оно не приносит просветления. Тот, кто ищет истины, не верит; у того, кто приближается к истине, нет религии или вероисповедания; тот, кто ищет вневременное, должен быть свободен от формулировок и от временнóй зависимости, свойственной памяти. Когда мы верим, мы не ищем, и вера приносит сомнение и боль. Ищите, чтобы постигать, а не чтобы знать; ибо, когда есть постижение, прекращается двойственное разделение на того, кто знает, и то, что он знает. Когда идёт обычный поиск знания, знающий постоянно озабочен становлением и потому всегда переживает разлад и страдание. Тот, кто утверждает, что он знает, – не знает.

Корень санскритского слова карма означает «действовать, делать». Действие – результат некоей причины. Война – результат нашей повседневной жизни, наполненной глупостью, враждебностью и жадностью; конфликт и страдание – результат нашего внутреннего беспорядка, связанного с желанием. Разве наше существование – не результат сковывающей обусловленности? Причина постоянно подвержена изменениям, и, чтобы уследить за ней и понять её, необходимо бдительное осознавание. Безмолвное и безвыборное осознавание не только раскрывает причину, но также освобождает мысль-чувство от неё. Можно ли отделить следствие от причины? Следствие всегда присутствует в причине, разве нет? Мы желаем изменить, преобразовать последствия, при этом не совершая радикального изменения причины. Такое отношение к следствию – способ сбежать от основной причины.

Как цель заключена в средствах, так и следствие заключено в причине. Сравнительно легко обнаружить поверхностную причину, но открыть и превзойти желание, являющееся глубинной причиной любой обусловленности, будет нелегко – это требует постоянной осознанности.

Вопрос: Существует не только страх жизни, но и сильный страх смерти. Как мне его побороть?

Кришнамурти: То, что мы хотим преодолеть, приходится одолевать снова и снова. Страх прекращается, только когда есть понимание. Страх смерти заключается в желании реализации «я»; мы пусты и жаждем полноты, поэтому возникает страх; мы желаем чего-то достичь и потому боимся, как бы смерть не призвала нас. Нам нужно время для понимания; осуществление наших стремлений требует времени, и потому мы боимся смерти. Мы находимся в плену времени; смерть – это неизвестное, и мы боимся именно неизвестного. Страх и смерть – спутники жизни. Мы хотим быть уверены в том, что «я» продолжит существовать. Мысль-чувство движется от известного к известному и всегда боится неизвестного. Мысль-чувство идёт от накопления к накоплению, от воспоминания к воспоминанию, и страх смерти – это страх разочарования.

Мы боимся смерти потому, что мы – словно мертвецы; те, кто живёт, – не боятся. Мёртвые отягощены прошлым, памятью, временем, но для живых настоящее – это вечное. Время – не средство достичь окончания, безвременного, ибо это окончание находится в его начале. «Я» плетёт сети времени, и мышление попадается в них. Неполноценность «я», его болезненная пустота, порождает страх смерти и жизни. Этот страх с нами всегда – в нашей деятельности, в наших удовольствиях, в нашей боли. Будучи мёртвыми, мы ищем жизни, но жизнь не заключается в непрерывном существовании «я». «Я» – то, что создаёт время, – должно уступить вневременному.

Если смерть – действительно великий вопрос для вас, а не просто вопрос слов или эмоций, не вопрос любопытства, которое можно удовлетворить объяснениями, – то в вас присутствует глубокое безмолвие. В живом безмолвии прекращается страх; безмолвие обладает своим собственным творческим оживлением. Вы не выйдете за пределы страха путём рационализации, путём изучения объяснений; страх смерти нельзя уничтожить с помощью веры, ибо вера всё ещё находится в сетях «я». Сам шум, производимый «я», мешает его растворить. Мы советуемся, анализируем, молимся, обмениваемся объяснениями; эта непрестанная активность и шум «я» скрывают блаженство реального. Из шума происходит только ещё больше шума, и в нём нет понимания. Понимание приходит, когда вы полностью, всё ваше существо, глубоко и безмолвно осознанны. Безмолвную осознанность нельзя стимулировать, к ней нельзя принудить; в этой безмятежности смерть уступает творчеству.

Вопрос: Мне никогда не приходило в голову подумать о себе как о том, кто способен обрести освобождение. Максимум, что я могу постичь, – это то, что я, возможно, способен удержать и укрепить те совершенно непостижимые отношения с Богом, лишь благодаря которым я и живу; а ведь на самом деле я даже не знаю, что они собой представляют.

Вы говорите о «быть» и «станови_ґться [кем-то]». Я понимаю, что эти слова обозначают принципиально разное отношение, и моё определённо ближе к «станови_ґться». Сейчас я хочу преобразовать все свои «станови_ґться» в «быть». Может, я дурачу сам себя? Я не хочу просто заменять одни слова другими.

Кришнамурти: Сначала мы должны понять процесс становления, «станови_ґться», и все его тонкости, а уже затем постигать то, что такое пребывание, «быть». Разве структура нашего мышления-чувствования не основана на времени? Разве мы не думаем-чувствуем в понятиях приобретения и потери, становления и не-становления? Мы думаем, что реальности или Бога можно достичь посредством времени, посредством становления. Мы думаем, что жизнь – это бесконечная лестница, по которой мы должны карабкаться ко всё большим высотам. Наше мышление-чувствование поймано в ловушку в горизонтальном процессе становления; тот, кто становится, постоянно накапливает, постоянно приобретает, постоянно расширяет свою территорию. «Я» – тот, кто становится, тот, кто создаёт время, – никогда не сможет пережить вневременное. «Я» – тот, кто становится, – и есть причина разлада и страдания.

Ведёт ли «станови_ґться» к «быть»? Можно ли достичь вневременного посредством времени? Можно ли достичь безмятежности посредством конфликта? Можно ли достичь любви посредством войны, ненависти? Только когда прекращается становление, возникает пребывание; вечное не существует в горизонтальном процессе времени; конфликт не ведёт к безмятежности; ненависть нельзя преобразовать в любовь. Тот, кто становится, никогда не может быть безмятежным. Желание никогда не приведёт к тому, что находится за пределами желания. Круг страданий можно разорвать, только если прекратить становиться чем-то, в положительном или отрицательном смысле.

Теперь тот, кто становится, хочет преобразовать своё «станови_ґться» в «быть». Возможно, он видит тщетность становления и желает преобразовать этот процесс в пребывание; вместо «станови_ґться» он должен «быть». Он видит боль жадности и теперь хочет преобразовать жадность в не-жадность, что по-прежнему является становлением; он принял новое отношение, надел новый наряд под названием «не-жадность»; но тот, кто становится, продолжает становиться. Разве это желание превратить становление в пребывание не ведёт к иллюзии? Возможно, теперь тот, кто утверждается, воспринимает непрекращающиеся разлад и страдание, присущие становлению, и потому жаждет другого состояния, которое он называет «быть»; но желание продолжает существовать под новым именем. Становление проявляется очень тонкими способами, и пока тот, кто становится, не осознает их, он продолжит станови_ґться, а значит, переживать разлад и страдание. Изменив понятия, мы думаем, что понимаем, и как легко мы успокаиваем себя!

«Быть» присутствует тогда, когда нет усилий к тому, чтобы становиться, ни в положительном, ни в отрицательном смысле; когда тот, кто становится, осознаёт себя и понимает сковывающее страдание и бесплодные усилия, присущие становлению, и больше не использует волю, – только тогда сможет он стать быть безмолвным. Его желания и его воля затихли; только тогда наступает безмятежность высшей мудрости. Станови_ґться не-жадным – это одно, а быть без жадности – другое; «станови_ґться» подразумевает процесс, а «быть» – нет. Процесс подразумевает время; состояние пребывания – это не результат, не следствие образования, дисциплины, обусловленности. Нельзя преобразовать шум в тишину; тишина может возникнуть только тогда, когда шум прекратится. Результат – это временной процесс, определённая цель, достигаемая определёнными средствами, но вневременное не существует в процессе, во времени. Самоосознавание и правильная медитация раскроют процесс становления. Медитация – это не развитие того, кто становится; медитирующий – тот, кто становится, – прекращает существование благодаря самопознанию.

Вопрос: Если понимать ваши слова буквально, память является одним из механизмов, о вреде которых вы предостерегали неоднократно. Однако и вы сами, к примеру, иногда пользуетесь записями, чтобы помочь своей памяти восстановить некоторые начальные замечания, которые продумали раньше. Получается, существуют два типа памяти – один необходимый и даже неотъемлемый тип, относящийся к внешнему миру фактов и чисел, и совершенно другой тип памяти, который можно назвать психологической памятью, являющийся губительным, потому что он влияет на творческое отношение, на которое вы намекали в выражениях наподобие «как земля под паром», «умирать каждый день» и так далее?

Кришнамурти: Память – это накопленный опыт, а то, что накоплено, является уже известным; а то, что известно, всегда является прошлым. С таким грузом известного возможно ли обнаружить вневременное? Разве не нужна свобода от прошлого, чтобы испытать неизмеримое? То, что является сфабрикованным, – то есть память – не может объять то, что таковым не является. Мудрость – это не накопленные воспоминания, а высшая восприимчивость к реальному.

Разве не следует нам, как это отмечено в прозвучавшем вопросе, осознавать два вида памяти – неотъемлемую, относящуюся к фактам и числам, и психологическую? Без этой неотъемлемой памяти мы не могли бы общаться друг с другом. Мы накапливаем психологические воспоминания и цепляемся за них, таким образом поддерживая существование «я»; таким образом «я», прошлое, постоянно расширяется, разрастается. Именно этой накапливающей памяти, этому «я», надо положить конец. Пока мысль-чувство отождествляет себя со вчерашними воспоминаниями, она всегда будет переживать разлад и страдание; пока мысль-чувство стремится становиться, она не может переживать блаженство реального. То, что реально, – это не продолжение отождествляющейся памяти. Опыт человека соответствует тому, что было накоплено; переживания человека соответствуют его обусловленности, психологическим воспоминаниям и склонностям, но такие переживания отгораживают, ограничивают. Человек должен умереть именно для этого накопления.

Основывается ли опыт переживания реального на памяти, на накоплении? Разве не может мысль-чувство превзойти эти взаимосвязанные уровни памяти? Непрерывность – это память, а может ли память прекратиться, чтобы возникло некое новое состояние? Может ли обученное и обусловленное сознание постичь то, что не является результатом? Нет, не может, и потому оно должно умереть для самого себя. Психологическая память, которая стремится к становлению, создаёт результаты, барьеры и таким образом постоянно порабощает себя. Мысль-чувство должна умереть именно для этого становления; только благодаря постоянному самоосознаванию прекращается память, отождествляющаяся с «я»; её нельзя уничтожить усилием воли; ибо воля – это желание, а желание – это накопление отождествляющейся памяти.

Истину нельзя сформулировать и невозможно обнаружить с помощью какого-либо алгоритма или веры; она выявляется, только когда есть свобода от становления, от памяти, отождествляющейся с «я». Наше мышление – результат прошлого, и без понимания своей обусловленности оно не может выйти за пределы себя. Если мышление-чувствование не осознаёт, как оно работает, оно становится рабом своего собственного творчества, силы собственных иллюзий. Настоящее творчество может быть, только когда мышление перестаёт формулировать.

Вопрос: Чтобы мы медитировали правильно, будут ли полезны образы святых, учителей?

Кришнамурти: Если вам нужно на север, зачем смотреть на юг? Если вы хотите быть свободными, зачем становиться рабами? Должны ли вы познать трезвость через опьянение? Должны ли вы жить под тиранией, чтобы познать свободу?

Поскольку медитация чрезвычайно важна, нам следует подходить к ней правильно с самого начала. Правильные средства создают правильную цель; цель заключается в средствах. Неправильные средства приводят к неправильным целям; неправильные средства никогда не приведут к правильным целям. Убивая других, способствуете ли вы терпимости и состраданию? Только правильная медитация приводит к правильному пониманию. Для медитирующего принципиально важно понять себя, а не объект своей медитации, ибо медитирующий и его медитация едины, нераздельны. Без понимания себя медитация становится процессом самогипноза, который приводит к тому, что опыт человека будет соответствовать его обусловленности, его вере. Тот, кто видит сны, должен понять себя, а не свои сны; он должен проснуться и положить им конец. Если медитирующий стремится к некой цели, результату, он будет гипнотизировать себя своим стремлением. Медитация часто является процессом самогипноза; она может приводить к некоторым желаемым результатам, но такая медитация не ведёт к просветлению.

Тот, кто задал этот вопрос, хочет знать, помогает ли чей-то пример правильно медитировать. Да, он может помочь сосредоточиться, сфокусировать внимание, но такое сосредоточение не является медитацией. Просто сосредоточиться сравнительно легко – но что потом? Человек остаётся тем, чем он является; разве что он приобрёл новую способность, новое средство, с помощью которого он может функционировать, наслаждаться и причинять вред. Какой ценностью обладает сосредоточение, если тот, кто сосредоточивается, полон похоти, мирских забот и глупости? Он по-прежнему будет причинять вред; он по-прежнему будет создавать враждебность и запутанность. Если заниматься одним лишь сосредоточением, оно будет ограничивать ум-сердце, что только усиливает его обусловленность, вызывая таким образом легковерие и неуступчивость. Прежде чем вы научитесь сосредоточиваться, поймите структуру всего своего существа, а не только какой-то его части. Благодаря самоосознаванию приходит знание себя, правильное мышление. Это самоосознавание, или понимание, создаёт собственную дисциплину и сосредоточение; такая гибкая дисциплина долговременна, эффективна, это не дисциплина жадности и зависти, навязанная самому себе. Понимание непрерывно расширяется и углубляется до всеобъемлющего осознавания; это осознавание крайне важно для правильной медитации. Медитация сердца и есть понимание.

Мы используем примеры как средство вдохновения. Почему мы ищем вдохновения? Поскольку наша жизнь пустая, тусклая и механическая, мы ищем вдохновения где-то ещё помимо себя. Учитель, святой, спаситель становятся необходимостью – необходимостью, которая порабощает нас, и нам, порабощённым, приходится освобождать себя из плена, чтобы открыть реальное, ибо реальное можно пережить лишь в свободе.

Из-за того что вы не интересуетесь самопознанием, вы ищете вдохновения в других, что является очередной формой отвлечения. Самопознание – это процесс творческого открытия, который замедляется, когда мышление-чувствование обеспокоено приобретением. Жажда результата мешает расцвету самопознания. Сам по себе поиск – это посвящение, он сам по себе вдохновение. Ум, который отождествляется, сравнивает, оценивает, скоро изнашивается и нуждается в отвлечении – так называемом вдохновении. Любое отвлечение, положительное оно или нет, по сути, является идолопоклонством.

Но если медитирующий начинает понимать себя, его медитация обретает огромную значимость. Благодаря самоосознаванию и самопознанию приходит правильное мышление; только тогда мышление может выйти за пределы обусловленных уровней сознания. Тогда медитация является пребыванием, у которого есть своё собственное вечное движение; это и есть само творчество, ибо того, кто медитирует, уже нет.

29 июля 1945