Текст книги "Октавия"

Отведя глаза, я сделала еще один глоток.

– Ты очень похудела, – сказал он.

– Да?

– Слишком.

– Это от жары.

Он бросил взгляд на сосиски и бутерброды на застекленной полке.

– Хочешь что-нибудь?

Я покачала головой. Мимо, ревя, пронеслась пожарная машина, за ней другая.

– Как ты думаешь, когда-нибудь пойдет дождь? – спросила я.

Только сейчас я заметила, какой у него усталый вид. Темные круги под глазами были почти такими же черными, как его брови.

– «Сифорд-Бреннан» доставляет много хлопот? – спросила я.

– Да уж это тебе не в Лландудно на денек съездить, – ответил он. – Между прочим, Джеки очень тобой доволен.

Я почувствовала, что краснею.

– Правда?

– Ага. И я тоже. Это не просто новые листочки, Бреннан, а целое новое дерево.

Он задумчиво посмотрел на меня.

– Почему ты весь день плакала?

Я сделала слишком большой глоток, так опрокинув стакан, что джин выплеснулся мне на лицо.

– Пытаюсь привести в порядок свою голову, – сказала я, – смахивая джин рукавом, – поэтому начала ходить к психоаналитику.

– Господи, да он тебе не нужен.

– А он д-думает, что нужен. Он сегодня на меня набросился.

Я опять начала дрожать. Рука Гарэта сжала на мгновенье мою руку.

– Мерзавец. Заяви на него в Медицинский Совет, – сказал он.

– Не думаю, что на психоаналитиков можно жаловаться, но для меня это был шок. Я ему достаточно доверяла.

– Дай мне его фамилию и адрес, и я сделаю так, что его вышвырнут, – сказал Гарэт.

Он по-настоящему разозлился. Боже мой, он был так добр, что я могла в любую минуту разреветься. Я откусила кусочек лимонной кожицы.

– Лорна звонила мне сегодня днем, – сказала я. – Она была за городом.

Взгляд его вдруг стал уклончивым и хитрым. Достав пачку сигарет, он, после того, как я отказалась, закурил один.

– Она сказала, что должна что-то мне сообщить, – продолжала я. – Но не хочет делать это по телефону, чтобы меня не расстраивать.

Гарэт встряхнул лед в своем стакане.

– Выпьешь еще?

Я покачала головой. Ком подступал к горлу все ближе и ближе.

– Она на седьмом небе от счастья, как Ксандр, – продолжала я. – Думаю, что она собиралась мне сказать, что выходит замуж.

– Да, – сказал Гарэт. – Именно это.

– Скоро? – спросила я.

– Очень скоро. Лорна – одна из тех девушек, которые не позволяют себе ничего до свадьбы. Она боится, что долго не продержится.

– Браво, – прошептала я.

– Она чувствует себя страшно виноватой, – продолжал он. – Боится расстроить тебя, и знает, что Хескет и Бриджит скажут ей, что она еще слишком молода.

– Ты не можешь всех убедить, – сказала я, задыхаясь.

– Послушай, Октавия, ты красивая, очень красивая девушка, и на свете много других мужчин.

– Конечно, – сказала я, оцепенев.

По моим щекам побежали слезы.

Он взял меня за руку. Я еле сдержалась, чтобы не броситься к нему на грудь.

– Мне очень жаль, – продолжал он. – Послушай, у меня сегодня свободный вечер. Я угощу тебя ужином, и мы сможем поговорить обо всем.

– Нет. Это очень любезно, но нет, спасибо, – сказала я, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – У меня назначено свидание.

Соскочив со стула, я выбежала из бара.

– Октавия, подожди, – услышала я за собой его голос, сбегая вниз, в метро.

Глава восемнадцатая

Когда я вернулась в Пути, ко мне бросился, визжа от восторга, Манки. Он хватал зубами мою руку и несся впереди меня по дорожке. Я нашла миссис Лонсдейл, ворчащую по поводу жары и вредителей зеленых насаждений. Она пыталась с помощью кипятка предотвратить нашествие в дом муравьев. Из-за забастовки мусорщиков мусор две недели не вывозился. Вонь после дезинфекции мусорных баков была чуть ли не хуже, чем вчерашний запах гниющих пищевых отходов.

Раскрасневшаяся миссис Лонсдейл-Тейлор выпрямилась.

– Тебя там, наверху, дожидается молодой человек, – сказала она, презрительно фыркнув. – Он говорит, что он твой брат.

Я помчалась наверх. Мне не терпелось рассказать кому-нибудь, какой я была несчастной. Ксандр тоже любит Гарэта. Он поймет, что я сейчас переживаю.

Я нашла его в своей спальне. Его лицо было совершенно болезненного цвета, как будто он стоял под зеленым зонтиком. На его щеке дрожал мускул. Пепельница на столе была доверху набита недокуренными сигаретами.

– Слава Богу, что ты пришла, – сказал он. – У меня убийственные неприятности.

Светло-каштановые волосы, ставшие почти черными от пота, падали челкой ему на лоб, оттеняя лучистые серые глаза. Он выглядел до нелепости молодо. Я бросилась к нему и обняла.

– Что произошло? Расскажи мне. Не с ребенком?

Он покачал головой.

– Извини, но у меня нет ничего выпить. Что случилось?

– Мне надо достать к завтрашнему дню две тысячи фунтов.

– Господи, зачем?

– Меня шантажируют.

– Тогда тебе надо немедленно сообщить в полицию.

– Я не могу, – сказал он, тяжело вздохнув.

Он чуть не плакал. Я поняла, что именно мне придется оставаться спокойной и невозмутимой, как статуя.

– Ты должен пойти в полицию. Они не предадут огласке твою фамилию. Что такого ты мог сделать? Это не может быть настолько ужасным.

Дверь неожиданно распахнулась. Мы оба подскочили, но это был всего лишь Манки. Он подлетел и свернулся у ног Ксандра. Толкнув ногой, я захлопнула дверь.

– Кто мог это сделать? – спросила я.

– Гвидо, – сказал Ксандр упавшим голосом.

– Гвидо?

– Юноша-итальянец, тот красавец, которого ты видела в тот день, когда мы обедали у «Фредди» перед твоим путешествием на яхте с Гарэтом и Джереми.

– А да, помню, – сказала я.

– В тот уик-энд, когда тебя не было, я отказался приехать к Рики и Джоан.

– Да.

– Я поехал в Девон с Гвидо, в отель для голубых.

– О, Господи!

– Там объявился один из его приятелей, тоже красавец и тоже итальянец. Мы все, конечно, напились и начали делать полароидом снимки в спальне. Некоторые из них были слишком смелыми. Ну, а теперь Гвидо со своим дружком требуют пару тысяч для начала, а если я не выложу их им завтра, собираются послать фото Памми и Рики.

Я на минуту задумалась. Запах душистого табака из сада был невыносим. Из водопроводного крана лилась вода, наполняя подставленные миссис Л-Т ведра.

– Ты не думаешь, что Памми давно уже догадалась? – спросила я. – Она не дурочка.

– Она не сможет в этом сознаться даже себе самой.

– Может быть, будет лучше все ей рассказать?

Голос Ксандра дрогнул.

– Не теперь, когда она беременна. Она так счастлива благодаря ребенку! И на работе так вдруг стало все хорошо, и наши с ней отношения очень улучшились в последнее время.

Не было смысла напоминать ему, что он всего двадцать четыре часа назад вернулся с Ближнего Востока.

– Рики просто вышвырнет меня, и Памела сделает то же самое. Я понимаю, что тебе это покажется вздором, но я действительно хочу ребенка. У тебя много богатых друзей.

– А что же Гарэт? – спросила я. – Он тебе поможет.

– Я только-только наладил с ним отношения, – сказал он капризно.

– Если ты уступишь Гвидо на этот раз, он еще больше потребует от тебя через неделю или две.

– Если я только получу передышку, – сказал Ксандр, – я придумаю, как разделаться с ним. Мне просто нужно время. Ради Бога, Октавия, – сказал он, ставшим высоким, почти женским голосом. – Я столько раз выручал тебя раньше.

Это была правда.

– Хорошо. Я достану тебе денег, – сказала я.

– Как?

– У меня есть знакомый, который предлагал мне полторы тысячи фунтов за работу фотомоделью, – сказала я. – Я думаю, что смогу заставить его поднять сумму до двух тысяч.

Как только Ксандр ушел, я спустилась в телефон-автомат и набрала номер Андреаса.

– Алло, – произнес сиплый масленый голос с иностранным акцентом.

– Андреас, – сказала я. – Это Октавия.

Воцарилась пауза.

– Октавия Бреннан.

– Я понял, – сказал он. – Сейчас только сделаю потише. Я ждал твоего звонка.

– Ждал? – резко спросила я. – Что ты имеешь в виду?

– До меня дошли слухи о том, что для тебя наступили не лучшие времена, и ты оставила свою квартиру. Отличное было место, твоя квартира. Итак, чем могу быть тебе полезен?

Я судорожно сглотнула.

– Ты помнишь, что ты мне говорил по поводу снимков с моим участием для «Гедониста»?

– Конечно, помню.

Он не мог скрыть торжества в своем голосе.

– Ты говорил о сумме в полторы тысячи фунтов, – сказала я.

– Наверное, я был не в своем уме.

– А как насчет двух тысяч?

– Инфляция ударила по всем, детка.

– Не совсем так. Ваш тираж растет, я прочла об этом в «Кампейн» на этой неделе.

– Ну, если ты согласишься на… ужин и так далее, я могу подумать об этом.

Он ждал. Я почти ощущала, что он, как огромная змея, извивается в предвкушении. Какое все это имело теперь значение? Насколько я понимала, с Гарэтом было кончено. Остальное неважно.

– Хорошо, – сказала я. – Не возражаю. Но могу я получить завтра же наличными?

– Мы жадные, правда? Надеюсь, с тобой ничего не случилось, Октавия. На тебя не похоже, чтобы ты торговалась. «Не хочешь – как хочешь». Вот какой девиз был у тебя всегда. И другой ты бы мне не понравилась. Это заставляет меня думать, что на свете нет ничего постоянного.

– Мне нужно заработать, – сказала я.

– Хорошо. – Он перешел на деловой тон. – Сейчас в Лондоне находится Кай Марковитц. Я приглашу его завтра на целый день. Приходи к двум.

Я с ужасом поняла, что не попадаю на презентацию, но достать для Ксандра деньги сейчас важнее всего.

– Хорошо, – сказала я.

Он назвал мне адрес и мягко добавил:

– И не надевай ничего тугого, чтобы на тебе не было никаких отметин. До завтра, дорогая. Ты не пожалеешь, я обещаю.

После этого я отправилась на свою работу в ресторан.

Вернувшись домой, я вымыла голову и предприняла жалкую попытку привести свое тело в порядок. Потом в течение нескольких часов писала и рвала письма к Джеки, в которых пыталась все объяснить. Но и окончательный результат меня не удовлетворял. Я была в таком жутком состоянии, что с трудом связывала слова, не говоря уже о предложениях, и как бы я не оправдывалась, ничто не могло изменить того факта, что я его подвела.

На постели лежал и дремал Манки. Его распорядок был нарушен. Он без конца зевал, пискливо повизгивая. Я не стала ложиться. Было слишком жарко, чтобы уснуть, а, если бы я и уснула, то, проснувшись, с новой силой должна была бы осознать правду о Гарэте и Лорне.

Ничто, даже сама действительность, не могла подготовить меня к ужасу фотосеанса с Андреасом. Я чувствовала себя так, будто со свистом неслась на скором поезде к девятому кругу Данте, к тому, где зубы сатаны вечно рвут впечатанных в лед предателей.

Я предала Джеки и заслуживала того, чтобы меня рвали на куски.

Я сидела в небольшой боковой комнатушке перед освещенным лампами зеркалом в одном старом халате со следами грима на нем. По радио утверждали, что это самый жаркий день в году. В громадной уимблдонской студии, снятой на один день Каем Марковитцем, было невероятно душно, а я не могла унять дрожь. Я знала, что выглядела ужасно. Я замаскировала свой желтеющий загар темно-коричневым гримом, что все равно не могло скрыть моих торчащих ребер. Несмотря на то, что я закапала в глаза полфлакона голубых капель, они оставались красными и совсем не блестели.

В одном углу студии потрясающий гомик по имени Габриэл, с ярко-синими глазами и светлыми рыжеватыми волосами, на котором были только коротенькие выцветшие джинсовые брюки и браслет из змеиной кожи, руководил двумя угрюмыми потными послушными его воле рабочими, которые сооружали для меня декорацию. Она включала огромную кровать с плетеной спинкой, с серебристыми атласными простынями и белую клетку для птиц в старинном стиле. Один рабочий, пошатываясь, втаскивал громадные растения в горшках, другой прикалывал булавками к экрану изысканные узорчатые темно-коричневые обои. Габриэл устанавливал на ночном столике роскошную лампу, серебряный чайник, пресс-папье из стекла.

– Андреас просил сделать по-настоящему шикарный фон для тебя, дорогая. Я не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь проявлял такой интерес.

В другом углу студии Кай Марковитц фотографировал под аккомпанемент вспышек и Эллы Фитцджеральд эффектную чернокожую девушку с умопомрачительными формами. Она была в красных кружевных трусиках, почти ничего не прикрывающих, в туфлях на высоченных шпильках. Девушка извивалась на фоне мехового покрывала, прикрепленного к стене.

– Ее формы так еще больше впечатляют, – содрогнувшись, объяснил Габриэл. – На снимке это будет выглядеть так, как будто она лежит на кровати.

Я снова повернулась к зеркалу. Сквозь только что нанесенный грим снова проступил пот. Тут я услышала мужской смех. У меня пересохло во рту, а дрожь еще усилилась. В этот момент отодвинулась занавеска, и вошел Андреас, распространяя запах бренди и лосьона после бритья. Изо рта у него торчала сигара. Несмотря на жару и алкоголь его желтое лицо ничуть не порозовело. В руках он держал бутылку «Чарльз Хейсик» и два бокала. Он поставил их на туалетный столик. Я плотно запахнула белый халатик. Он долго стоял за моей спиной, глядя в зеркало одновременно торжествующим и хищным взглядом. Потом произнес своим масленым шипящим голосом:

– Ты не слишком приветливо выглядишь, детка. Внутренне сопротивляешься?

– У меня было много работы.

Андреас засмеялся.

– Ты не создана для карьеры. Я всегда тебя предупреждал об этом. И Гарэт Ллевелин бросил тебя в беде. Я и это предвидел. Имей в виду на будущее: ты всегда должна слушаться дядю Андреаса.

По нему было видно, как он упивается моим полным отчаянием.

– Ничего, – примирительно продолжал он, – ты будешь в порядке. Несколько недель хорошей жизни и ты опять станешь выглядеть, как персик. Как в Грейстоне.

Его руки медленно и тщательно ощупали меня, как руки ребенка, пытающегося угадать содержимое упакованного рождественского подарка. Сжав зубы, я старалась не содрогнуться от отвращения. Отпустив меня, он начал снимать золотце с пробки шампанского. Я с ужасом следила за его мягкими белыми руками. Бог знает что придется мне вытерпеть от них в этот вечер.

Я сделала глубокий вдох.

– Ты можешь дать мне деньги прямо сейчас?

Андреас покачал головой.

– Не-а. Деньги выдают, получив товар, и при том качественный.

Пробка ударила в потолок. Андреас наполнил бокал и протянул его мне.

– Это должно помочь тебе расслабиться, – сказал он, – почувствовать себя комфортно и раскованно.

Я сделала глоток, боясь, что меня может вырвать.

– Идите сюда, ребята, – крикнул Андреас за занавеску, и к нам присоединились пара его отпетых дружков, сверкавших украшениями, взмокших в своих жилетных костюмах. Это были парни, перед которыми бледнела мафия.

– Познакомься. Это Менни и Внк, – сказал Андреас.

Наверное, он притащил их, чтобы продемонстрировать меня. Они были явно разочарованы тем, что я оказалась не настолько фантастичной, как обещал Андреас, но боялись показать это, – Дайте ей немножко прийти в себя с моей помощью, – промурлыкал Андреас, ущипнув меня за щеку, – и вы ее не узнаете.

– Откормишь ее к Рождеству? – спросил Менни.

Они захохотали.

Подошел закончивший снимать негритянку Кай Марковитц и сказал, что скоро будет готов.

Это был высокий, усталый и меланхоличный мужчина лет под пятьдесят, в армейских брюках, туфлях на резиновой подошве и промокшей рубашке цвета хаки.

– Иди познакомиться с Октавией, – сказал Андреас, снова наполняя мой бокал. – Она немножко нервничает, потому что делает это впервые, так что отнесись к ней бережно. Красивая, правда? – добавил он, откидывая мои волосы со лба.

Кай Марковитц приветственно кивнул – как-никак Андреас щедро ему платил – и сказал, что камера воспламенится от такой красоты.

– Ты не должна беспокоиться о снимках, – добавил он. – Это будет неконтрастное изображение с акцентом на лицо, приглушенное и элегантное.

Боже, что скажет Гарэт, если когда-нибудь увидит эти снимки. Я представила себе, как он, наткнувшись на них, просматривая в каком-нибудь киоске иностранные журналы, замрет, не веря глазам, а потом пожмет плечами, потому что всегда знал, что я плохо кончу. Стоило ли на самом деле пройти через все это во имя помощи Ксандру? Или и правда кровь гуще, чем водица?

– Как только вы будете готовы, можно начинать, – произнес Габриэл, высовывая из-за занавески свою золотистую голову.

Андреас широко мне улыбнулся.

– Давай, детка. Тебе понравится, как только мы начнем.

Я села на серебристые атласные простыни, с ужасом разглядывая лес растений в горшках. Студия казалась полной людей, разглядывающих меня скучающими оценивающими взглядами. Я еще плотней завернулась в халат.

Кай Марковитц подошел ко мне.

– Он тебе не понадобится совсем, – мягко сказал он.

Когда я его сбросила, даже Марковитц затаил дыхание. Дружки-головорезы Андреаса пытались сохранить невозмутимый вид, но и у них глаза повылезали из орбит.

– Я же говорил вам, что она почти идеально похожа на девушку из «Варгаса», которую вы, по всей вероятности, видели, – самодовольно проговорил Андреас.

Кай смотрел в видеоискатель. Его ассистент щелкал полароидом, отбрасывая фотографии в сторону. Андреас и Кай быстро их просматривали.

– Нам нужен вентилятор, обдувать ее холодным воздухом, чтобы она выглядела сексуальней, – сказал Кай.

Андреас хотел, чтобы я отработала все сполна. Через два мучительных часа я была заснята во всех мыслимых положениях и нарядах. С серебристой лисой и ниткой жемчуга на груди, в мокрой марлевой блузе, в черных чулках с подвязками и в одних страусовых перьях.

Теряющего терпение Габриэла отправили за персидским котом, которого я должна была прижимать к себе. Но через тридцать секунд мигания вспышек бедное создание, царапая своими когтистыми лапами мой живот, вырвалось из моих объятий и спряталось среди балок перекрытия.

Теперь я возлежала на атласных простынях в чем-то вроде камзола. Кай Марковитц щелкал вокруг, не переставая комментировать.

– Чудесно, дорогая, только чуть спусти его с правого плеча, смотри прямо в камеру. Пожалуйста, чуть больше ветра, Габриэл. Давай, Октавия, расслабься, помогай мне, закрой глаза, оближи губы, поглаживай себя.

– Нет, – прошептала я, – не буду.

Марковитц вздохнул, вытащил пленку и, взяв у ассистента новую, перезарядил аппарат.

– Повернись, – сказал он. – Уткнись лицом в простыни и застынь в таком положении.

– Я не могу застыть, когда я совершенно испеклась, – огрызнулась я.

– Подожди, – сказал Марковитц, – подожди, это же просто фантастично. Пойди посмотри, Андреас.

Подошел Андреас. Они тихо посовещались, потом Андреас подошел и присел рядом со мной на кровать, наполнив мой бокал.

– Ты слишком напряжена, детка, – сказал он. – Ты просто не признаешься.

– Как же иначе, когда вы все глазеете на меня?

Это мне напоминало детство, когда мама настаивала на своем присутствии во время осмотра меня врачом.

– Ты должна постараться.

Я снова ощутила, как он наслаждается моим полным унижением, отплачивая мне за все те случаи в прошлом, когда я отвергала его. Я снова легла на кровать.

– Раздвинь ноги побольше, широко, вот так хорошо, – сказал Кай, щелкая вокруг.

Когда все закончится, мне останется уйти и броситься с Вестминстерского моста.

Габриэл продолжал суетиться, все добавляя цветы. Его бронзовая безволосая грудь блестела при свете.

– А что, если нам одеть ее монахиней, а Анжелика пусть ее совращает, – сказал он. – Тогда то, что она выглядит такой напряженной, не будет иметь значения.

– Интересная мысль, – сказал Андреас.

В дверь постучали. Один из ассистентов открыл ее и впустил девушку в красном платье, с длинными черными волосами и бледным колдовским, сильно накрашенным лицом. Она казалась взбешенной и была чем-то неуловимо знакома. Может быть, произойдет чудо и она заменит меня?

– Привет, Анжелика, – сказал Марковитц. – Иди, раздевайся. Мы сделаем десятиминутный перерыв.

– Она была на развороте «Пенетрейшн» в этом месяце, – сказал один из помощников Габриэла. – А под картинкой было написано: «Ее отец – профессиональный военный. Анжелика изучает философию в университете. Во время каникул проводит время, любуясь развалинами».

– Ну, вряд ли можно назвать Андреаса развалиной, – сказал Габриэл.

Андреас открыл еще одну бутылку шампанского.

– Я заказал столик на сегодня в «Скиндлис», – сказал он, – лаская мое плечо своей влажной рукой. – Мне кажется, в такую жару будет приятно уехать из Лондона.

Он взял пуховку из рук одного из ассистентов Кая и тщательно запудрил мой блестевший нос. Слезы горького отчаяния жгли мои глаза.

– Если вы сможете достать лошадь, – заметил другой безропотный помощник Габриэла, – из нее получилась бы потрясающая Годива из легенды.

– Замолчи, – зашипел Габриэл. – Здесь за углом школа верховой езды. С меня хватило проблем с этим проклятым котом.

Через несколько минут из-за занавески появилась Анжелика, на которой было лишь боа из красных перьев и мозольный пластырь. С мрачным видом она направилась к кровати, смотря на Андреаса со смешанным чувством ужаса и отвращения, наверное, так смотрит лев в цирке на жестокого дрессировщика.

– Ты уже знакома с Анжеликой Бартон-Браун, не правда ли, Октавия? – спросил Андреас, таинственно улыбаясь.

– Кажется пет, – начала я, но тут вспомнила, что это одна из тех девок, которых Андреас притаскивал в Грейстон. Она теперь свирепо смотрела в мою сторону. Даже Клитемнестра, вероятно, не так зло смотрела на Агамемнона.

– Иди сюда и ложись, Анжелика, – сказал Андреас, похлопывая по кровати.

Она вытянулась рядом со мной. Ее подведенные черным карандашом глаза были слегка приоткрыты. Из-под наклеенных ресниц в мою сторону был направлен темный ядовитый свет. Андреас постарался сделать так, чтобы его бывшая и будущая возлюбленные почувствовали себя отвратительно.

– Как тебе? – спросил он Кая. – Какой контраст между ними, не правда ли? Искушенная и невинная любовь.

Я вскочила и потянулась за своим халатом, лежавшим под кроватью.

– Вы уже закончили со мной?

Положив свою тяжелую руку мне на плечо, Андреас заставил меня снова сесть.

– Наоборот, – сказал он. – Мы только начинаем. Оденьте на Анжелику монашеский головной убор, – сказал он, обращаясь к Габриэлу.

Она выглядела так нелепо, эта озлобленная Анжелика, что я еле сдержалась, чтобы не разразиться истерическим смехом. Но это было недолго. В следующий момент Андреас повесил мне на шею громадный крест.

– Встань на колени рядом с ней, Анжелика, – сказал он. – Хорошо, как можно ближе.

У меня было такое чувство, что по мне ползут огромные жабы. Я посмотрела на крест, висящий на моей груди. Может быть, если протянуть его к Андреасу, он превратится в дряхлого старца и рассыплется в прах, как граф Дракула?

– А теперь положи свою руку на плечо Октавии, – сказал он.

Почувствовав ее пальцы, я отпрыгнула в сторону.

– Нет! – закричала я. – Нет! Я не буду это делать, не буду!

– Прекрати, – сказал Андреас. – Ты хочешь получить две тысячи или нет?

Я посмотрела на него вызывающе, но тут вспомнила Ксандра и кивнула.

Вид у Анжелы был такой же бодрый, как у кота, у которого болят зубы. Было совершенно очевидно, что она еще никогда не зарабатывала у него свой хлеб таким образом. Андреас взбил простыни вокруг нас и посмотрел в видоискатель.

– Очень мило, – сказал он. – Немножко полюбезней, вы обе.

Кай сделал снимок.

– Положи свою руку на шею Октавии, Анжелика, – сказал он.

Я сжалась, почувствовав напряженную ненависть в ее пальцах.

Пот выступил у нее над верхней губой:

– Отлично, – сказал Кай. – А теперь опусти свою руку немного ниже, Анжелика, еще ниже.

Стерпеть такое, даже для Ксандра, я не могла. Я бросила на Андреаса взгляд, полный отчаяния и мольбы и была потрясена выражением подавляемого возбуждения на его лице. Я почувствовала, как по моим щекам потекли слезы.

Вдруг снаружи раздался невероятный грохот. Все вскочили, когда забарабанили в дверь.

– Это полиция, – выдавил Габриэл, приглаживая свои кудри.

– Вы не можете войти сюда, – закричал женский голос. – Студия снята.

– О нет, черт побери, могу, – откликнулся голос.

Раздался еще один сокрушительный удар, дверь задрожала и поддалась. Я в изумлении открыла рот, наполовину с облегчением, наполовину с ужасом, потому что в дверях, разъяренный, как десять фурий, и грозный, как дьявол, стоял Гарэт. Он медленно обвел глазами комнату, увидев сначала Кая, потом Андреаса и нанятых им закадычных дружков и, наконец, меня, на кровати с Анжеликой. Всхлипнув, я закуталась в одну из атласных простынь.

– Что здесь, к дьяволу, происходит? – взревел он, шагая через студию ко мне. – Ты проститутка! Проклятая дешевка! Я должен был догадаться, что ты этим кончишь. Одевайся!

К нему спешил Андреас.

– Спокойно, старина, – сказал он примирительно. – Не волнуйся ты так.

Гарэт повернулся к нему.

– Ты, паршивая рептилия, – зашипел он. – Я знаю, как давно ты подбирался к ней со своими грязными руками. Ты мне заплатишь за это.

– Давай, – скривив рот, обратился он ко мне, – ради Бога, одевайся!

Я встала, слишком напуганная, чтобы шевельнуться.

– Как ты узнал, что она здесь? – спросил Габриэл, с восхищением глядя на него.

– Андреасу не следовало бы бахвалиться по ресторанам, – сказал Гарэт, – кто-нибудь да услышит.

– Послушай, мудрый парень, – заговорил Андреас, на сей раз медленно и терпеливо, как будто диктовал неопытной машинистке. – Ты незванно вторгся в очень важное дело. Я нанял на один день Кая и Октавию. И того, и другого не за орешки. Ей нужны деньги. Так ведь, Октавия?

Гарэт посмотрел в мою сторону. Я грустно кивнула.

– Поэтому ты не можешь вот так ворваться сюда и устроить шум, – сказал Андреас.

– Ах, не могу? – спросил Гарэт со зловещим спокойствием.

Последовала долгая пауза. И тут он обезумел. Повернувшись, он зашвырнул камеру Кая в дальний угол комнаты, потом, ударив его кулаком в лицо, отправил вслед за камерой. В следующую минуту он уложил апперкотом помощника Кая. Тут Вик, схватив искусственный цветок, запустил им в Гарэта, который, увернувшись, схватил другой цветок и запустил им в ответ.

Завизжав, как резаный поросенок, все еще в монашеском головном уборе, Анжелика нырнула под кровать. За ней тут же последовали двое бессловесных помощников Габриэла и сам он.

– О, Господи! – вздохнул Габриэл, когда в воздухе пронеслись еще два цветка. – Новое нашествие Бархэма Вуда в Дансинан.

Пригнувшись, чтобы не попасть под летящие горшки, я стряхнула шелковые простыни, пересекла комнату, нырнула за занавеску и начала натягивать свою одежду.

Гарэт продолжал наносить удары направо и налево, как разъяренный бык. Когда я выглянула, он боролся с Менни, который подсек его и с грохотом повалил на пол. Гарэт тут же вскочил на ноги и зашвырнул Менни в кучу оставшихся растений.

– О, моя бедная жардиньерка, – донесся жалобный голос Габриэла из-под кровати. – Что скажут в цветочном магазине?

Когда я осторожно высунулась из-за занавески, через комнату летели серебряный чайник и два стеклянных пресс-папье. К счастью, они не достигли своей цели.

Гарэт перевел дух. Он тяжело дышал.

Кай, стоя в углу, все еще потирал свой подбородок. Менни, как шпион, выглядывал из-за цветов. Вик, тряся головой, пытался прийти в себя. Ассистент Кая поднялся на ноги. Когда он начал неуверенно пробираться к двери, Гарэт схватил его за воротник.

– Нет, не выйдет, – сказал он. – Где отснятые пленки? Давай сюда или я сделаю из тебя месиво.

Он схватил парня за горло.

– Там, на тележке, – задыхаясь от ужаса, произнес парень.

Гарэт убрал пленки в карман. Я начала пробираться бочком вдоль стены к нему. Он посмотрел в мою сторону и кивнул в направлении двери. Сам он начал пятиться туда же, когда подскочивший Вик ударил его в правый глаз. Гарэт так дал ему сдачу, что тот пролетел через всю комнату, но сам он, пытаясь удержаться на ногах, зацепился за один из осветительных проводов и тяжело рухнул на кучу треножников. С каждой минутой картина все больше смахивала на сцену из «Тома и Джерри».

В следующее мгновение Андреас, который до этого наблюдал за всем происходящим, не пошевелив и пальцем, схватил бутылку из-под шампанского и, разбив ее о раму кровати, понесся с невероятной скоростью через всю комнату к Гарэту. Прижатый в угол Гарэт, мотая головой, выкарабкался из треножников. Его правый глаз начал заплывать. На лбу, прямо над бровью, в том месте, куда пришелся удар золотого кольца Вика, кровоточило. Он попятился на Андреаса, упершись в стену.

– А вот теперь, голубчик, – прошептал Андреас почти ласково, – я преподам тебе урок.

Он взмахнул зазубренным краем бутылки прямо перед лицом Гарэта.

– Верни мне пленку.

Гарэт пристально смотрел на него. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Ты паршивая дрянь, – сказал он.

И тут я застыла от ужаса, увидев, как Менни, выбравшись из цветов и держа в руке сверкающий нож, неумолимо надвигался справа. Не задумываясь, я схватила роскошную лампу с ночного столика и запустила в него, попав в цель. Это на секунду отвлекло внимание Андреаса, дав Гарэту шанс броситься на него и свалить на пол. Они долго катались по полу, выкрикивая взаимные оскорбления. В конце концов Гарэт оказался наверху, молотя Андреаса кулаками по голове. На мгновение мне показалось, что он собирается его убить. Но он поднялся, схватил Андреаса и швырнул сквозь экран с изысканными обоями, как клоуна сквозь обруч.

На мгновение все затихло. Гарэт медленно оглядел комнату. Все прижались, кто к стене, кто к полу. Вдруг раздались аплодисменты. Из-под кровати вылезла Анжелика в сдвинутом набекрень монашеском уборе.

– Три года я ждала этого момента, – сказала она.

Рука Гарэта была в крови. Наверное, он поранил ее о бутылку Андреаса.

– Ты же истечешь кровью, – застонала я, хватая валявшуюся на полу шелковую нижнюю юбку.

– Сейчас я его расцелую, – раздался из-под кровати слабый голос.

Гарэт схватил меня за руку.

– Идем отсюда!

Я надеялась, что Гарэт полностью разрядил свой гнев, разгромив студию Кая. Но, когда мы мчались по Парксайду в сторону Лондона, оставив справа Уимблдон, весь шторм обрушился на меня.

– Я пытался помочь тебе, – кричал он, – мы все пытались. Джеки нянчился с тобой, как с ребенком, все последние восемь недель и после этого, надо же было тебе устроить такое именно сегодня! Все разрушить как раз тогда, когда Джеки так нуждался в тебя. Я не понимаю тебя, Октавия. Что за разрушительный дух сидит в тебе! Неужели тебе на всех наплевать?

Мы обогнали еще одну машину, двигаясь так близко, что между нами с трудом можно было бы просунуть лист бумаги. Слава Богу, мы двигались навстречу густому потоку. Возвращающиеся домой жители пригорода, ползущие нам навстречу, смотрели на нас с изумлением. Некоторые из них останавливались, чтобы поднять верх машин. Удушливая жара еще не наступила, но на смену безмятежной голубизне утра пришла угрожающая чернота неба.

– Зачем ты это сделала? – спросил Гарэт, обогнав еще одну машину, – говори, я хочу знать.