Текст книги "Октавия"

– Я хочу тебя, – сказал он. – С того момента, как я впервые тебя увидел, я сгораю от желания.

– А как же Гасси? – спросила я тихо. – Мы же собирались подождать до возвращения в Лондон.

– А, перестань! Тебе больше, чем кому бы то ни было наплевать на Гасси, а в этот конкретный момент и мне тоже.

Он наклонил свою голову и, с силой разжав мои губы, поцеловал.

– Нет, – начала отбиваться я, чувствуя к нему полное отвращение. – Нет! Нет! Нет!

– Замолчи, – сказал он. – Нечего лицемерить со мной. Ты сама меня хотела, не притворяйся, что это не так, и сейчас ты меня получишь во всей силе и красе.

В отчаянии, я пыталась вырваться.

– Пусти меня! – закричала я.

Но он только смеялся. Толкнув меня на одну из скамеек, он закрыл мне рот поцелуем и начал рвать пуговицы на блузке.

Дверь неожиданно распахнулась.

– Прекратите, вы оба! – произнес ледяной голос.

Джереми отпрянул от меня.

– Какого дьявола…

– Ради Бога, возьми себя в руки. Гасси идет сюда, – сказал Гарэт.

Но было уже поздно. В салон влетела Гасси.

– Дорогой мой, любовь моя, я соскучилась. Привет, Тави! Ты не потерялась?

Тут с мучительной медлительностью она оценила ситуацию, посмотрев на мои растрепанные волосы и растерзанную блузку, пуговицы которой я в бешенстве пыталась застегнуть, размазанную на щеке Джереми помаду, перевернутый стул, разбросанные по всему полу газеты.

Воцарилась мучительная пауза.

– Октавия! – в ужасе прошептала она. – Как ты могла? Ты клялась, что тебя не интересует Джереми. Я тебя считала своей подругой. А что касается тебя, – повернулась она к Джереми, – неужели ты думаешь, что я собираюсь выйти за тебя замуж после всего этого?

Она попыталась стащить свое обручальное кольцо, но оно не поддавалось. Всхлипнув, она выбежала из салона.

– Беги за ней, – сказал Гарэт. – Проси прощения, скажи, что это ничего не значит – немедленно! – крикнул он Джереми.

С бьющимся сердцем, закрыв лицо руками, я упала на стул.

– О Господи! Какой ужас!

– А ты помолчи! – рыкнул Гарэт. – Ты слишком много натворила для одного дня.

– Я пыталась остановить его, правда пыталась.

– Не надо! Мне не нужны твои объяснения. Ты слишком этого добивалась.

И он вышел из салона, хлопнув дверью.

Самым ужасным было то, что нам предстояло оставить яхту здесь, а Лорна должна была отвезти нас к тому причалу, где Джереми и Гарэт запарковали свои машины. Гасси настояла на том, чтобы сесть сзади, с Гарэтом. Всю дорогу она всхлипывала. Джереми и я, испытывая отвращение друг к другу, вынуждены были сесть на переднее сидение рядом с Лорной.

Когда мы, наконец, доехали туда, где были запаркованы машины, Гасси наотрез отказалась ехать в Лондон с Джереми, а Гарэт даже не попрощался.

«Господи, вот ирония судьбы, – подумала и печально. – Все случилось точно так, как я планировала. Гасси и Джереми порвали свои отношения, и Джереми везет меня в Лондон. Но вместо того, чтобы обнимать друг друга, мы готовы вцепиться друг другу в глотки».

Джереми был бледен, несмотря на загар. От его бравады и рисовки не осталось и следа.

Деревья вдоль дороги то отступали, то подступали группами.

– Ты должна поговорить с Гасси, – произнес Джереми. – Скажи ей, что во всем виновата ты. Конечно, я должен признаться, что был сегодня груб, но, видит Бог, ты меня спровоцировала.

– Да, я знаю, – апатично ответила я, – и очень сожалею. Я тебя добивалась, а оказалось, что мне это совсем не нужно.

– Да, я чувствую то же самое. Я просто бредил тобой, а теперь понимаю, что мне грозит опасность потерять Гас. Все обернулось страшной ошибкой. Закон подлости. Нужна такая вот встряска, чтобы ты понял, как много на самом деле кто-то для тебя значит. Она такая искренняя, Гас.

Не припомню, чтобы когда-нибудь я видела мужчину в таком жалком состоянии.

– Скажи ей, что это из-за тебя, – умолял он. – Скажи, как настойчиво ты меня завлекала. Тебе же наплевать!

– Хорошо, – ответила я. – Я поговорю с ней, но лучше это делать не сегодня.

Глава тринадцатая

На следующий день после возвращения в Лондон я несколько раз пыталась дозвониться Гасси в офис. В конце концов там признались, что она не приходила, и я отправилась к ней домой. Это была типично холостяцкая квартира: повсюду немытые чашки и переполненные пепельницы. В гостиной стояли три наполовину распакованных чемодана. Сняв с одного из кресел белый лифчик не первой свежести и смахнув коричневое яблочное зернышко, я села.

– Зачем ты пришла? – спросила Гасси.

С лицом, припухшим от слез, она все еще была в халате.

– Объясниться по поводу Джереми, – сказала я.

– Не хочу больше слышать твоего вранья, – ответила она.

– Нет, ты должна выслушать. Во всем виновата я, понимаешь? С самого начала, только взглянув на него в тот первый вечер в «Арабелле», такого красивого, я решила отбить его у тебя, чего бы это ни стоило. Никого еще я так сильно не желала в своей жизни. Я пустила в ход все: строила ему глазки, говорила в лицо, как он мне нравится, появлялась перед ним в одном сваливающемся полотенце, уговаривала его встретиться со мной на палубе, когда ты уснешь. Я не оставила ему ни одного шанса.

Она в ужасе посмотрела на меня.

– Ты действительно затратила столько усилий, чтобы добиться его?

Я кивнула.

– Последнюю попытку завоевать его я сделала на вечеринке у Гамильтонов, – продолжала я, теперь уже сочиняя. Я напилась и так ужасно себя вела только потому, что была зла на Джереми за то, что он не обращал на меня внимания.

– А что произошло вчера?

– Я была на яхте в ужасном настроении, когда появился Джереми, обеспокоенный тем, что я ушла так надолго, ну я и пыталась в некотором роде его обольстить.

– Это, когда вошли мы с Гарэтом?

– Ну да.

Я встала и подошла к окну.

– Любой мужчина был бы польщен, если бы за ним так настойчиво бегали. Во всем виновата жара и то, что мы долго находились в замкнутом пространстве. Бог мой, да он, между прочим, всего-навсего меня поцеловал! Он тебя любит, и это действительно так. Он был абсолютно невменяем вчера, когда мы возвращались домой.

Гасси выдернула волосок из прически.

– Да? – вяло спросила она.

– Между прочим, – продолжала я, – ты как-то заявила на яхте, что готова к его изменам и собираешься всегда его прощать.

– Да, я говорила, – всхлипнув, сказала Гасси, – но теоретически-то это легко, а практически совершенно ужасно.

Я подошла к ней и обняла ее.

– Пожалуйста, Гасси, не плачь!

– Не дотрагивайся до меня! – разозлилась она. – Я всю ночь думала о тебе. Ты злая. Ты всегда была такой. Еще в школе ты всегда злилась на моих друзей и старалась оторвать их от меня. А сейчас ты украла у меня самое дорогое в жизни. Зачем ты это сделала? При твоей красоте тебе ничего не стоит завоевать любого мужчину, если захочешь.

– Потому что я всегда завидовала тебе, – медленно сказала я, повторяя слова Гарэта, – потому что, несмотря на мои золотые волосы и длинные ноги, тебя всегда любили больше, чем меня.

Воцарилось молчание.

– Я ценю то, что ты пришла ко мне и все это сказала, – произнесла она тихим голосом. – Это кое-что меняет. Прошлой ночью у меня был долгий разговор с Гарэтом.

– И что он сказал? – спросила я как можно безразличней.

– Что Джереми по своей природе человек легкомысленный, и мне лучше всего выйти из игры и порвать с ним. Он сказал, что может быть ты и провоцировала Джереми изначально, но по размышлении он понял, что Джереми только и ждал такого случая, и что вчера инициатива принадлежала Джереми. Он сказал еще, что женитьба для Джереми была бы одной сплошной цепью супружеских измен, и что он собирался жениться на мне только из соображений надежности и ради моих денег.

– Но это же жестоко, – выдохнула я.

– Разве? Это как раз то, что я ценю в Гарэте: он всегда говорит правду.

– Он ничего больше не сказал? – оцепенев, спросила я. – Я имею в виду обо мне?

– Не слишком много. Он согласился со мной в том, что, если ты положила на кого-нибудь глаз, устоять перед тобой невозможно.

Я закусила губу.

– Я раскаиваюсь.

– Для меня все не так просто, – сказала Гасси, играя кисточкой от халата. – Я не очень легко завожу приятелей. Джереми был первым мужчиной, который сказал, что любит меня. Я не могу, как ты, пойти завтра на вечеринку и немедленно приобрести нового друга. Идя по улице, я не ловлю на себе восхищенных взглядов мужчин. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое быть начисто лишенной сексуальной привлекательности. Для тебя это только вопрос времени, а я могу никогда больше не встретить мужчину, который захочет на мне жениться.

Я почувствовала раздражение. Какого черта она не сядет на диету? Потом я почувствовала себя виноватой.

– Ты сможешь когда-нибудь меня простить?

– Не знаю, не сейчас. Возможно через пару недель я буду чувствовать себя по-другому.

Я направилась к двери.

– Ты захочешь видеть Джереми, если он придет к тебе?

Она разразилась слезами.

– Да, безусловно.

Только уйдя от нее, я осознала всю безысходность своего собственного положения. С того момента, как мы оставили яхту, я пребывала в каком-то оцепенении от всех невзгод, словно положила свое сердце в холодильник до выяснения отношений с Гасси и Джереми. Теперь я вдруг осознала, что меня ждет – агония любви к человеку, который ненавидит и презирает меня и стал бы презирать еще больше, если бы услышал, что я наговорила Гасси.

Следующие несколько дней я испытывала сильные душевные муки. Никогда не думала, что можно так страдать. Меня одолевали поочередно то гордость, то отчаяние, то страстное желание. Я плакала ночи напролет и по малейшему поводу и днем. Снова и снова я спускалась к реке с мыслями прыгнуть в нее. Тысячу раз я пыталась писать Гарэту оправдательные письма и рвала их. От безысходности я не могла даже забыться в мечтах.

По вечерам я чаще всего одалживала у хозяина дома машину, ехала через весь город и сидела в ожидании возле дома Гарэта, но там никогда не зажигался свет, и я, выключив двигатель, безутешно плакала.

Глава четырнадцатая

Изнуряющая жара продолжала терзать Лондон. Грин Парк у моего дома постепенно переставал быть зеленым. Платаны покрылись толстым слоем серой пыли. Выгоревшая трава стала безжизненно-желтой. На автобусных остановках молча страдали пассажиры, едущие в пригород.

Во второй понедельник после нашего возвращения из путешествия меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Завернувшись в полотенце и шагая по ковру, заваленному разной корреспонденцией, в основном желтыми казенными конвертами, я заглянула в глазок, смутно надеясь на то, что это Гарэт. Но это оказался тощий юноша с усами и ушами-пропеллерами, в помятом костюме и с веером авторучек в нагрудном кармане. Кажется, он не собирался отрывать руку от кнопки звонка. Я открыла дверь. Он устало посмотрел па меня.

– Мисс Бреннан?

– Нет, – ответила я. Это был старый трюк.

– Но мисс Бреннан здесь живет?

– Да, конечно, но она сейчас за границей. Я могу быть вам полезна?

– Это по поводу ее налоговой декларации. Мы постоянно ей напоминаем. Это довольно срочно.

– Да что вы! – сочувственно сказала я. – Я уверена, что она не уклоняется от налогов. Скорее не имеет ни малейшего понятия об этой декларации.

– Большинство людей прекрасно ориентируется, когда речь заходит о том, чтобы платить по ним, – ответил он, при этом его утомленные глазки забегали по моему телу.

– Когда вы ждете ее обратно?

– Она улетела на Багамы, оттуда собиралась в Нью-Йорк, где у нее множество друзей. А вот, когда вернется, она ничего не говорила.

– Нас интересует сумма, которую она заработала, когда делала рекламу для Херберта Ривсона.

Слава Богу, что он смотрел на мои ноги, а то бы заметил, как я позеленела.

– Это же было три года назад, – заикаясь, сказала я, – и к тому же в Америке.

– Да, но заплатили ей представители их фирмы в Англии и, естественно, декларировали это.

– Бедная Октавия! – едва слышно произнесла я. – Вы случайно не знаете, сколько она задолжала?

– Ну, – сказал он доверительно, – обычно мы не раскрываем цифры (очевидно, я его так потрясла, что мои он раскрыл), но я думаю, что это пятизначное число. А она случайно не оставила на всякий случай своего адреса, нет?

– Нет, не оставила. Ой, телефон звонит, я должна ответить, – сказала я твердо и захлопнула дверь перед его носом.

Десять тысяч фунтов! Где к дьяволу я достану такую сумму? Охваченная ужасом, я побежала к телефону, надеясь, что каким-то чудом это окажется Гарэт. Но оказалось, что это Ксандр. С момента своего возвращения я поговорила с ним только на лету. Он был занят, поэтому я не стала рассказывать ему о Гарэте. Да и не была уверена, что мне этого хотелось. Я бы не перенесла, если бы он отнесся к этому несерьезно.

– Как хорошо, что ты позвонил, – сказала я.

– Вряд ли ты так будешь думать, когда услышишь новость, – ответил он. – Умер Хью Массингэм.

– Что?! – я села на постель.

– В этот уик-энд. Сердечный приступ во время игры в теннис, – сказал Ксандр.

– О, Господи! Какой ужас!

Милый, красивый, вальяжный, чувствительный, покладистый Массингэм – босс и покровитель Ксандра, мой друг. Он был всегда таким великодушным по отношению к нам обоим. И заботился обо всех моих счетах! Нет, это просто невозможно.

– Я этого не вынесу, – прошептала я, залившись слезами.

– Ужасно, правда? Я по-настоящему любил этого парня. Но, дорогая, боюсь, что это еще не все. Еще одна неприятность. Рики, что-то учуяв, прочесывал книги, и вылезли наружу все семейные тайны. Итоги этого года катастрофичны, курс акций упал очень низко. Оплата по счетам снизилась, а расходы, к несчастью, особенно наши с тобой, повысились.

Его голос звучал панически.

– Рики назначил на завтра, на три часа дня экстренное совещание заведующих отделами. Он хочет, чтобы ты там присутствовала.

– Зачем?

– Да подняли шум насчет твоей квартиры, всех наших с тобой счетов. И по поводу машины тоже. Нам лучше встретиться с тобой сегодня и посмотреть, сколько счетов мы сможем разыскать, – продолжал он, пытаясь говорить ободряюще.

– Хорошо, – сказала я. – Заходи после работы.

Вряд ли было теперь уместно говорить с ним о моей налоговой декларации.

– Откровенно говоря, – продолжал Ксандр, – хорошо, что бедный Хью отдал концы именно сейчас, Рики уже решил его заменить.

– А Хью знал?

– Не думаю. Но Рики это очень облегчило задачу. Он призвал знаменитую восходящую звезду помочь нам выпутаться.

– Ты думаешь, это ему удастся?

– Это ты должна знать, дорогая. Речь идет о твоем друге Гарэте Ллевелине.

Я откинулась на постель, закрыв пылающее лицо руками, забыв о Массингэме, десятитысячной налоговой декларации и мелких счетах. Почему, ну почему Гарэт это сделал? Неужели ему мало того, что есть? Зачем ему еще одно директорство? Ради власти, финансовой прибыли или просто, чтобы запустить свои пальцы в еще один промышленный пирог? А может быть, чтобы увидеть меня снова? Или, что вероятнее всего, разорвать меня в клочья? Каковы бы ни были причины, но всего через двадцать четыре часа я вновь увижу его.

Вечером мы с Ксандром бесплодно потратили два с половиной часа, пытаясь разобраться в наших расходах – потом сдались. Я поставила будильник на одиннадцать утра, чтобы у меня было время на подготовку. И все равно я нервничала, меряя одно платье за другим. Странно, как гардероб каждого человека выдает его прошлое.

Вот это васильковое платье-миди я купила, чтобы обольстить Джереми. А это – черное платье с открытой спиной сразило наповал Рикардо. Это – золотая пижама, из-за которой Чарли, буквально стоя на коленях, сделал мне предложение. Внизу, на дне шкафа валялось отвергнутое с презрением и ни разу больше не надетое серое платье, которое не помогло прошлой зимой на балу в Париже отбить французского гонщика у его жены.

Что бы такое мне надеть, чтобы завоевать Гарэта? Он говорил, что любит женщин нежных, неиспорченных и ранимых. Я выбрала белое платье, купленное в прошлом году для поездки в Аскот[4]4
  Аскот – местечко вблизи Виндзоре, где каждый год в июне проводятся знаменитые скачки.


[Закрыть], но ни разу не надетое. Оно было предназначено для приема в саду. Пышная юбка, длинные рукава, глубокий вырез, отделанный оборкой, открывал мой загар. Как мне кажется, я выглядела в нем незащищенной и хрупкой. Мне пришлось проделать новую дырочку в поясе, чтобы затянуть его потуже. Единственная часть моего тела, которая не потеряла в весе, – это мои веки после двухнедельных рыданий. Я спрятала их за темными очками.

Когда я появилась в правлении «Сифорд-Бреннан», все уже пребывали в нервном ожидании. Вчерашний шок от известия о смерти Массингэма уступил место волнениям по случаю появления Гарэта. Секретарши видели его портреты в рубриках финансовых новостей. Они знали, что он богат, удачлив, привлекателен, а самое главное, холост, и разрядились в пух и прах. В кабинетах, через которые я шла, пахло так, как в парфюмерном отделе «Харродса». Все бумаги лежали в безукоризненном порядке. Я почувствовала несколько враждебных взглядов: зачем я тут появилась, украсть их лавры?

Зал заседания правления «Сифорд-Бреннан» с его сизо-серым ковром, стенами, обшитыми панелями, фамильными портретами, был само благочестие. Единственным человеком, который там уже находился, был Ксандр: он сидел полускрытый громадным полированным столом прямо под портретом моего отца. Они с отцом, со своими скучающими, красивыми, напряженными лицами, были так похожи! Ксандр жевал жвачку и рисовал в своем блокноте игрока в регби.

– Привет, ангел! – не очень внятно сказал он, когда я опустилась в кресло рядом с ним. – Приговоренное правление еще не собралось, они пока беседуют за дружеским ланчем. Здесь сейчас все – в состоянии невообразимого накала, даже курьеры сидят на транквилизаторах. Рики уже с утра взъелся на меня, изрыгая пламя по поводу моих расходов и необходимости следить за счетами. Я сказал, что с меня достаточно того, что я слежу за Памелой.

О, Господи! Я только сейчас поняла, что он под парами. Наверное, он и жвачку-то жует, чтобы заглушить запах виски.

– Что произошло после того, как ты ушел от меня? – спросила я.

– Я поужинал с одним другом чересчур хорошо. С этого все и началось.

– Ты ложился спать?

– Разумеется, не в собственную постель.

Он попытался опереться локтем о стол, но локоть соскользнул.

Дверь открылась, и вошла старшая секретарша мисс Биллингс. Она засуетилась, подвигая блокноты, поправляя карандаши. Сильный запах «Девонских фиалок» чуть не отравил нас.

– Вам бы надо получше отполировать поверхность стола, – укоризненно произнес Ксандр. – К тому же я удивлен, что вы не расстелили красный ковер и не пригласили оркестр исполнить песню «Страна моих отцов». Вы же знаете, что мистер Ллевелин привык к тому, чтобы его встречали по высшему разряду.

Мисс Биллингс неодобрительно щелкнула языком и стремительно удалилась. Через минуту она вернулась в сопровождении коммерческого директора Томми Ллойда.

– Вам не кажется, что надо поставить цветы в центре стола? – спросила она.

– Более уместен был бы пучок лука-порея, [5]5
  Лук-порей – национальная эмблема Уэльса.


[Закрыть] – заметил Ксандр.

Томми Ллойд слегка улыбнулся. Он терпел Ксандра, но не любил его. Старый веллингтонец[6]6
  А.У. Веллингон – английский фельдмаршал, живший и XIX в.


[Закрыть], со щеточкой седых усов, с такой прямой спиной, будто проглотил аршин, и манерой говорить четко, по-военному, он был следующим по иерархии после Массингэма. С приходом Гарэта он со своим носом в красных прожилках явно будет не у дел. За ним вошли отвечающий за производство Питер Хокинг, вселяющий столько же бодрости, как бутылка из-под тоника, и нервно стучащий своей вставной челюстью старый Гарри Сомервил. Хотя он был связал с компанией с шестнадцатилетнего возраста, до сих пор все к нему относились, как к мальчишке-посыльному.

Мало-помалу остальные места занимали руководители отделов с лицами, разгоряченными после обеда; они приветствовали меня далеко не с прежним энтузиазмом и совсем уж не так льстиво, как при моем отце.

Звучал бессвязный разговор о наших шансах выдержать испытание. Питер Хокинг надоедал Гарри Сомервилу с рецептом домашнего вина. Но в целом все были на удивление спокойны, посматривая на свои часы или на дверь.

– Когда все пропадает, Уэльс выручает, – сказал Ксандр. – Я чувствую себя так, как будто собираюсь преодолеть ниагарский водопад, сидя в бочке. У тебя нет сигареты? Мои кончились, кажется.

Я протянула ему сигарету, а открыв свою сумочку, воспользовалась возможностью попудрить нос и слегка подушиться. Моя рука так дрожала, что я плеснула слишком щедро. Запах «Мисс Диор» разлился по комнате, отвратительно смешавшись с запахом «Девонских фиалок».

– Не переживай, – сказал Ксандр. – Во всяком случае это заглушит запах запекшейся крови и разложившихся трупов.

Он был в странно приподнятом настроении. Новизна всегда импонировала ему. На его скулах выступили розовые пятна.

Ожидание становилось невыносимым. Воротнички рубашек вдруг стали всем тесны.

Мисс Биллингс, сидя во главе стола справа, постукивала по резинке, стягивающей листочки с ее свежими стенографическими записями. Когда зазвонил телефон, все подскочили.

Трубку взял Томми Ллойд.

– Они внизу? Хорошо. Несомненно, Рики их проводит. Мисс Биллингс, не будете ли вы так добры встретить их у лифта?

– Враг у ворот, – произнес Ксандр, продолжая рисовать в своем блокноте игроков в регби. – Варварские полчища наступают. Я полагаю, лучше всего нам не сопротивляться, а получить наслаждение.

В комнате раздался нервный смешок, который быстро стих, как только открылась дверь. Они вошли, словно великолепная четверка. Самодовольно улыбающийся с видом победителя Рики, Гарэт, а за ним огромный, широкоплечий, с фигурой борца человек в белом костюме. Шествие замыкала Аннабэл Смит. На ней был очень скромный черный костюм. Свои волосы, цвета конского каштана, она забрала в шиньон. Наступившая тишина была данью ее красоте. Я вдруг почувствовала себя в своем белом платье ужасно глупо, как впервые вышедшая в свет девушка, которую забыли под дождем.

Нетерпение и робость охватили меня, я даже не решалась взглянуть на Гарэта. На нем был светло-серый костюм и голубая рубашка с галстуком. Я никогда раньше не видела его одетым официально. Его крупное лицо, на котором почти не осталось следа от загара, выглядело озабоченным и усталым. Он даже не посмотрел в мою сторону.

Все сели, кроме Рики, который еще с минуту стоял, молча обводя взглядом присутствующих, словно собираясь открыть заседание парламента.

– Мне принести кофе сейчас? – суетливо спросила мисс Биллингс.

– Я не думаю, что это нужно, спасибо, – сказал он. – И не думаю, что ваше присутствие здесь необходимо, мисс Биллингс. Вести протокол будет миссис Смит.

С выражением яростного негодования, как кот, которого выкинули за дверь во время грозы, мисс Биллингс быстро удалилась. Я так и ждала, что она вот-вот появится, отчаянно мяукая, в окне.

Рики откашлялся.

– Господа, я хотел бы представить вам мистера Ллевелина, репутация которого вам безусловно известна. Он привел с собой свою «правую руку» – мистера Моргана, – огромный человек с фигурой борца кивнул нам всем, не улыбнувшись, – и своего очаровательного личного секретаря, миссис Смит, которой он во многом обязан своим успехом.

Миссис Смит одарила всех по очереди своей кошачьей улыбкой. Несколько лиц просветлело. Ножки миссис Смит гораздо больше способствовали бодрствованию во время заседаний, чем ноги мисс Биллингс.

– Хотя мистер Ллевелин только что, – продолжал Рики, – стал нашим новым, – он задумался, подыскивая нужное слово, – генеральным директором, у него, как вам известно, хватает других обязательств, так что мы не должны отнимать у него слишком много времени. Тем не менее, вот уже несколько недель он занимался тем, что проверял структуру «Сифорд-Бреннам», и сейчас он выступит с несколькими очень полезными предложениями, однако ни у кого никаких причин тревожиться, нет.

– А как насчет Хью Массингэма? – раздался невнятный голос Ксандра.

Все начали в ужасе оглядываться, как будто заговорил один из портретов. Наступило замешательство.

Ксандр аккуратно заштриховывал майку регбиста. Я не решалась даже взглянуть на Гарэта.

– Я как раз собирался об этом сказать, – проговорил Рики с легким раздражением в голосе. – Я знаю, как вы все переживаете смерть Хью. Как близкий личный друг и многолетний коллега я понимаю, как сильно мне будет недоставать его и выражаю глубокое сочувствие его жене и семье. Надеюсь, что большинство из вас придет на гражданскую панихиду пятого числа. В настоящее время, – продолжал он, с облегчением переходя к делам компании, – было жизненной необходимостью немедленно восстановить общественное доверие и предотвратить дальнейшее падение на фондовой бирже, поэтому мы пригласили в правление мистера Ллевелина.

Чтобы Ксандр не мог больше его перебить, Рики поспешно начал по кругу представлять всем Гарэта. Томми Ллойд, хотя и пожал руку, явно был настроен враждебно. Ни один из других руководителей отделов тоже не выглядел слишком любезно. Бедный Гарэт, совершенно очевидно его ждало не слишком легкое вхождение. Казалось, прошла целая вечность, пока очередь дошла до меня. Я была уверена, что вся комната слышала биение моего сердца.

– Ты знаком с Октавией, – произнес Рики.

Взгляд Гарэта остановился на мне. Он был жестким и суровым, безо всякого следа прежнего веселого цыганского озорства.

– Да, я знаком с Октавией, – мрачно сказал он. Суровый взгляд переместился на Ксандра.

– А это брат Октавии, мой зять Александр, – произнес Рики, как будто придавая Ксандру смелости высказываться.

Ксандр вскочил на ноги.

– Хайль Гитлер! – произнес он с вежливой улыбкой, икнул и сел.

– Ксандр! – взорвался Рики.

– Приветствуя мистера Ллевелина, – сказал старый Гарри Сомервил, и его кадык заходил в гневе, – я от имени всех присутствующих хочу выразить наше удовлетворение.

– Блин! – сказал Ксандр.

– Ксандр! – резко остановил его Рики. – Если ты не можешь держаться в рамках приличия, лучше убирайся!

Интуиция подсказывала мне тем не менее, что он был доволен тем, что Ксандр так себя вел, чтобы Гарэт увидел, с какой дерзостью Рики обычно имеет дело.

– Ну, я думаю, что это все, Гарэт, – сказал он, садясь.

Гарэт поднялся, все еще не улыбаясь, но с заметным облегчением. На секунду он взял блокнот, покрутил его машинально, а потом посмотрел вокруг, как дирижер, ожидающий всеобщего внимания.

– Я хотел начать с проверки структуры компании, – сказал он. – Как уже упомянул мистер Сифорд, я изучал ее в течение нескольких недель и пришел к выводу – и я буду резок – что вся ваша организация нуждается в перестройке сверху донизу, а некоторые сотрудники, особенно в верхах, должны будут перестать бездельничать.

Тут он подверг разгромной критике административную иерархию «Сифорд-Бреннан», распределение активов и текущее состояние дел, заставив всех ужаснуться. Томми Ллойд стал похож от ярости на свеклу, остальные присутствующие выглядели так, как будто позировали для плохой фотографии. Не было никакого сомнения в том, что Гарэт умел говорить. Он, как все выходцы из Уэльса, обладал даром красноречия, владел ораторским искусством и обладал магнетизмом. Может быть у всех вызывало возмущение то, что он говорил, но не слушать его было невозможно.

– Я созвал это совещание днем, потому что анализ показывает, что вряд ли вас можно собрать утром. Половина из вас считает, что вполне достаточно поработать час до обеда. Вас невозможно собрать до половины одиннадцатого или после пяти, не говоря о том, что все вы прохлаждаетесь по три часа днем в ресторане «Ритц».

Томми Ллойд поджал губы.

– Когда мы прохлаждаемся в «Ритце», как вы вежливо выразились, – сказал он холодно, – большинство дел компании уже сделано.

– Этого не скажешь по книгам заказов, – заметил Гарэт. – Вы должны осознать тот факт, что всем этим панибратским отношениям, приятельским похлопываниям по плечу за тройным мартини, пришел конец. Вы должны вставать на собственные ноги. Слишком уж вы привыкли полагаться на правительственные субсидии или солидные кредиты от материнской компании, а когда эти источники иссякают, вы вымогаете новые подачки.

Он обвел взглядом всех сидящих за столом.

– Когда каждый из вас был последний раз на производстве? – спросил он, неожиданно сменив тему.

Все смущенно заерзали.

– Мы поддерживаем постоянные телефонные контакты, – сказал Питер Хокинг своим басом.

– Этого недостаточно, – заявил Гарэт, стукнув рукой по столу так громко, что все подпрыгнули. – Я в этом убедился, побывав в последние несколько дней в Глазго, в Ковентри и Бредфорде. Положение ужасно. Ничего удивительного, что вам грозят забастовки.

– Ну, вам это лучше знать, – сказал окончательно взбешенный Томми Ллойд. – Я забыл, что вы один из представителей новой правящей элиты, у которых нет ни корней, ни обязательств.

– Вы считаете, что у меня нет никаких обязательств перед пятьюдесятью тысячами моих служащих? – перебил его Гарэт. – Да, я начинал на производстве, снизу, так что я знаю, что эти люди работают не только ради денег, но и потому, что у них есть рабочая гордость и потому, что те, на кого они работают, думают о них. Большинство из вас считает, что подарить служащему часы после пятидесяти лет тяжелой однообразной работы или устроить попойку на рождество, а потом забыть обо всех, достаточно. В моих компаниях, – продолжал он, при этом его валлийский акцент усилился, – мы держим всех в курсе происходящего. Мы придерживаемся политики участия служащих в делах компании. У нас на правлении обязательно присутствует представитель профсоюза. Все регулярно получают проекты планов компании. Люди чувствуют свою причастность. Любой служащий может задать вопрос руководству, ответ на который гарантирован.

Он был великолепен. Нет ничего прекраснее, как видеть человека, которого вы любите, в совершенно неожиданной роли. Мне хотелось бросить цветы и крикнуть «браво!».

Томми Ллойд насмешливо улыбнулся.

– Как мило с вашей стороны, мистер Ллевелин, давать нам советы, – произнес он. – Может быть, такая утопическая концепция годится для строительной промышленности, однако у меня совсем не сложилось впечатления, что вы разбираетесь в инженерном искусстве. Мы с успехом работаем на этом поприще свыше пятидесяти лет.

– В этом-то и проблема. «Сифорд-Бреннан» была первоклассной семейной компанией, но последние двадцать лет вы держитесь только на своей репутации.

– У нас самый лучший передовой научно-исследовательский отдел во всей стране, – все еще улыбаясь, язвительно произнес Томми Ллойд.

– В этом еще одна проблема, – ответил Гарэт. – Исследований множество, но ни одно из них не использовано. Два месяца назад я вернулся из зарубежной поездки, объездив весь мир. Компании «Браш» и «Бритиш электрикл» встречались повсюду, ваша нигде. Очень сожалею, но такова действительность.