Текст книги "Октавия"

Достав сигару, Томми Ллойд начал отламывать ее кончик.

Гарэт повернулся к Кенни Моргану, который протянул ему пару листочков.

– Кенни просмотрел ваши книги, – сказал Гарэт.

– Он не имел права, – заявил, побагровев, Томми Ллойд.

– По его расчетам, вы не получите прибыли и в следующем году, и уж безусловно не восемь миллионов фунтов, на которые вы рассчитывали. Это слишком много.

– Я расцениваю это, как грубое нарушение нашей конфиденциальности, – заявил Томми Ллойд, адресуясь непосредственно к Рики.

Не обращая на него внимания, Рики смотрел на Гарэта, который мягко продолжал.

– Между прочим, оценка Кенни еще и завышена. Все, что я хочу сказать, так это то, что вам нужна помощь в ведении вашего бизнеса. Я собираюсь сделать его таким, каким он никогда не был – эффективным. Вы должны выдерживать конкуренцию на мировом рынке: американцев, немцев, японцев, русских. В прошлом году я познакомился с некоторыми промышленными комплексами Сибири, на которые затрачены суммы, мизерные по сравнению с теми, которые вкладываем мы. Если кто-то и собирается бить русских их же собственным оружием, то отнюдь не компании, ограничивающиеся внутренним рынком. Кстати, ваши показатели на внутреннем рынке тоже не блещут, – добавил он. – Вы все знаете, что доля вашего участия скатилась с 15, 2% четыре года назад к 4% в настоящий момент.

Положив руки на стол и разглядывая свои пальцы, он помолчал.

– Итак, какой же выход? – спросил он, оглядывая всех.

Ксандр изобразил на своем рисунке решетку.

– Думаю, нам всем пора учиться чеканить шаг, – сказал он.

В зловещем молчании все снова устремили свои взгляды на Ксандра, на этот раз скорее с выражением раздражения, чем замешательства. На щеках Гарэта заходили желваки.

– Когда мне будет нужен комик, я приглашу профессионалов. Вы лично можете предложить какой-нибудь выход?

Ксандр, откинувшись, полюбовался своим произведением искусства.

– Вряд ли в данный момент, – ответил он и тихо икнул.

– Ну, тогда помолчите, – резко сказал Гарэт.

Он достал пачку сигарет. Ему протянули несколько зажигалок, на он воспользовался своей собственной и, глубоко затянувшись, отрывисто сказал:

– Чтобы исправить положение, Рики и я предлагаем вам следующие меры. Для начала «Сифорд Интернешнл» собирается списать в качестве своего убытка 15 миллионов фунтов долга и выдать вам новую ссуду в 10 миллионов на разработку новой программы и модернизацию производства. Второе. Выпускаемая продукция нуждается в более строгом тестировании. К сожалению, практически все, что было выпущено в последнее время, не отличается высокой надежностью. Третье. Я собираюсь отладить технологический процесс. Необходимо его ускорить. Количество желающих приобрести продукцию и ждущих своей очереди так велико, что покупатели вынуждены обращаться куда-то еще. Заменить двигатели основных узлов необходимо не позднее января. Производимое количество явно недостаточно. Поэтому вместо того, чтобы увольнять рабочих в Глазго и Бредфорде, мы собираемся ввести вторую смену. Ищущих работу достаточно. Дальнейшее зависит от вас, Томми. Это ваше детище.

Томми Ллойд побагровел, услышав, что его так фамильярно назвали по имени.

– Нам необходимо также совершенно пересмотреть географию экспорта, – продолжал Гарэт. – Потребность Ближнего Востока и Африки в продукции такого рода, как ваша, особенно в силовых станциях, гарантирует громадные заказы.

– Вы так говорите, как будто мы тут сидим со времен войны и плюем в потолок, – задыхаясь, проговорил Томми Ллойд. – Легко выступать с советами.

– Вот именно, – сказал Гарэт. – Так что давайте начнем действовать прямо завтра с утра. В течение последующих двух недель Кенни и я собираемся поговорить с каждым из вас в отдельности. Я не смогу быть здесь все время, но Кенни отводит себе по четыре дня в неделю. Кенни, – добавил он, повернувшись и глядя своему менеджеру прямо в помятое мрачное лицо. – Должен вас предупредить, намного строже, чем кажется.

В комнате продребезжал льстивый смешок.

Гарэт встал. Он казался спокойным, даже невозмутимым, но его левая рука с такой силой сжимала спинку стула, что я заметила, как побелели костяшки его пальцев.

– Я намерен работать с вами, – мягко сказал он, – но должен добавить, что считаю невозможным существовать или работать в напряженной атмосфере. Так что вы либо принимаете меня, либо нет.

Кажется, все, кроме Ксандра, который тупо смотрел в пространство, и мертвенно-бледного Томми Ллойда, безоговорочно приняли все условия.

С минуту Гарэт мрачно смотрел на всех и вдруг впервые неожиданно улыбнулся. Грубое тяжелое лицо сразу просветлело. Контраст был разительным. Все почувствовали, как напряжение буквально улетучилось из комнаты, словно разжались пальцы, державшие воздушный шарик.

– Я сожалею, что был так резок, но это вынужденная мера. Вы находитесь в катастрофическом положении, но, откровенно говоря, я бы не взялся за это дело, если бы не был уверен в том, что вы сможете справиться с ситуацией.

Когда он сел, послышался даже гул одобрения.

Рики поднялся. Удовлетворение так и брызгало из него, как сок из переспелой сливы.

– Спасибо, Гарэт. Уверен, что ты можешь рассчитывать на стопроцентную поддержку. Господа, я думаю, что на сегодня все.

Послышалось шарканье ног. Все потянулись гуськом.

– Я оставляю тебя, – сказал Рики. – Прими еще раз поздравления. Поговорим сегодня позже.

Мне до смерти хотелось сказать Гарэту, как он великолепен. Но Аннабел Смит меня опередила, заговорив приглушенным голосом и тепло улыбаясь ему. Хищная хладнокровная дрянь.

"О, пожалуйста, пусть он хотя бы скажет мне «до свидания», – молила я, направляясь к двери.

Гарэт обернулся.

– Мне надо поговорить с тобой, Александр и с тобой, Октавия, – коротко сказал он.

– О, Господи! – вздохнул Александр. – Я так и знал. Нам предстоит выслушать нотации или единственный выход – порка?

Глава пятнадцатая

Когда последний закрыл за собой дверь, Ксандр, тыча в нас дрожащим пальцем, очень медленно пересчитал миссис Смит, меня и Гарэта. Потом посмотрел на длинный полированный стол.

– Если бы нам удалось найти сетку, – доверительно сказал он, – мы могли бы сыграть вчетвером в пинг-понг.

Я засмеялась. Гарэт и миссис Смит хранили молчание. Ксандр, стащив у меня еще одну сигарету, отошел к окну. Он нервно барабанил пальцами по батарее. Слышно было, как звякает его кольцо-печатка.

Гарэт выглядел измученным. Я вдруг осознала, как тяжело далось ему это совещание.

– Интересно, как сложится пробный матч? – проговорил Ксандр, обращаясь к миссис Смит. – Вам нравится крикет? Наверное вам, как и мне, приходилось играть в школе. Ужасная вещь: можно все ногти обломать!

– Довольно, – оборвал его Гарэт. – Я хочу поговорить о ваших расходах.

Мы с Ксандром притихли, не решаясь взглянуть друг на друга. Кровь застыла в жилах. У меня заурчало в животе с такой силой, как будто загремел гром и, к тому же, довольно близко. Со вчерашнего дня я сидела на одном кофе.

Гарэт взял из рук миссис Смит листочек бумаги.

– Начнем с тебя. Александр. Только за последний месяц твои расходы здесь превысили две тысячи долларов, – сказал он.

Ксандр машинально вынул жвачку изо рта и прилепил ее снизу к столу.

– Ублажать арабов обходится невероятно дорого, – сказал он.

– Каких арабов? – спросил Гарэт. – С Ближнего Востока не поступало ни одного заказа, оправдывающего такую сумму.

– Ну, это еще в пути. Такие вещи требуют времени, вы же знаете.

– Нет, не знаю, – резко сказал Гарэт. – Предварительные переговоры в большинстве случаев не были доведены до конца, некоторых вообще никогда не существовало. Миссис Смит выполняла в последние два месяца некоторую детективную миссию. Ты утверждаешь, что возил некоего шейха Мухаба три раза в Клермон и дважды в Тремп. А он утверждает, что никогда о тебе и не слышал.

– Врет, – возмущенно сказал Ксандр. – Все они врут.

– И на обеды Жана-Батиста Жиро из «Рено» ты и Октавия потратили за последние четыре недели около четырехсот фунтов.

– Октавия неоценимый помощник в переговорах с заказчиками, – заявил Ксандр.

– Охотно верю, – сказал Гарэт таким тоном, что я почувствовала, как краснею от унижения.

– Но, к вашему несчастью, Жан-Батист оказался моим старым товарищем по Оксфорду. Достаточно было одного телефонного звонка, чтобы убедиться в том, что он встречался с тобой один-единственный раз во время ланча на Нил-Стрит, где расплатился сам, а Октавию вообще ни разу в глаза не видел.

– Он, наверное, забыл, – сказал Ксандр.

– Не говори глупостей, – ответил Гарэт. – Я не собираюсь оправдывать твою сестру, но она не из тех, кого старый козел Жан-Батист мог бы забыть.

Я закусила губу. Аннабел Смит наслаждалась происходящим.

– И так далее, – сказал Гарэт. – Одному Богу известно, на какую сумму ты надул акционеров: старушек, рискующих своими последними сбережениями, супружеских пар с детьми, еле сводящих концы с концами, и все это время вы брани от компании, сколько могли, относясь к ней, как к дойной корове.

Ксандр начал играть на воображаемой скрипке.

Гарэт вышел из себя.

– Можешь ты, черт возьми, отнестись серьезно хоть к чему-нибудь? Ты никогда не задумывался, в какое незавидное положение ты ставишь Рики? Он не может вышвырнуть тебя, потому что ты его зять, а пользы от тебя, как от использованного пакетика чая.

Подойдя к окну, он покосился вниз, на снующие машины. Его широкие плечи ссутулились. На фоне голубого неба вырисовывался сломанный нос. На воротник ниспадали густые кудрявые, черные с сединой, как у барсука, волосы. Я почувствовала непреодолимую страсть.

Мы все замерли в ожидании.

Когда он повернулся, выражение его лица стало еще строже.

– Не помню, чтобы я встречал когда-нибудь более ненасытную пару, – произнес он быстро со странной резкостью. – Я думаю, что Массингэм потакал вам. Из чего делаю вывод, что он был неравнодушен к Октавии.

– Не смей говорить ни единого слова против Хью, – резко сказала я. – Он стоит миллиона таких, как ты.

Ксандр тяжело опустился в кресло. К своему ужасу, я вдруг увидела, что по его лицу потекли слезы. Я обняла его за плечи.

– Все в порядке, дорогой, – сказала я.

В Гарэте снова произошла перемена, при этом его лицо поразительно изменилось. Очень нежно он произнес:

– Вы любили его. Я знаю. Простите меня.

Откинув назад волосы, Ксандр заморгал.

– Он был моим другом, преданным и верным, – медленно сказал он. – Рики считал его некомпетентным. А Рики – человек уважаемый. Вы все люди уважаемые. О, Боже, мне надо было позавтракать, – задыхаясь, добавил он, ища платок.

– Ты можешь оставить его в покое? – закричала я, повернувшись к Гарэту. – Ты что, не видишь, что он не в том состоянии, чтобы его распекать?

– Очень жаль, – сказал Ксандр, – но обычно, когда меня называют Александром, ничего хорошего ждать не приходится.

Гарэт открыл окно и выбросил горящую сигарету, подвергая серьезной опасности прохожих по улице. Захлопнув окно, он заговорил деловым тоном, обратившись к Ксандру.

– Мне видятся две альтернативы. Можно отправить тебя в тюрьму за твои деяния или наоборот, ввести тебя в правление, что улучшит твои финансовые возможности и позволит тебе начать выплачивать долги компании. К тому же мы сможем лучше контролировать твою деятельность. Тебе невероятно повезло, что у тебя богатая и верная жена.

– Зять тоже на подъеме, – вздохнул Ксандр. – Я не думаю, что могу принять это предложение.

– Не болтай вздор! – грубо сказал Гарэт. – Завтра в девять утра я жду тебя в офисе, чтобы мы могли пересмотреть экспортные планы. А сейчас я бы посоветовал тебе взять такси, поехать домой и отоспаться. Отправляйся!

– Ехать прямо до Суссекса?

– У тебя полно приятелей, готовых субсидировать тебя до заката твоих дней.

Ксандр нетвердыми шагами направился к двери, стукнувшись по пути о стол, стену и два кресла. В дверях он остановился, с тревогой посмотрел на меня, явно намереваясь что-то сказать в мою защиту, но Гарэт помешал ему, сказав: «Давай, иди!»

После его ухода воцарилась мучительная пауза.

В моем желудке снова раздалось урчание, способное вызвать землетрясение. Я чувствовала, как внутри крутится мой утренний кофе. Я облизнула губы.

– Теперь, – неумолимо произнес Гарэт, – как быть с тобой?

И он посмотрел на меня так, что я сразу почувствовала себя маленькой, жалкой и сконфуженной.

– Мне тоже можно идти? – спросила я, поднимаясь.

– Сядь!

Я села.

– Аннабел, можешь дать мне те, другие данные? – спросил он.

Аннабел Смит протянула ему розовую папку, одновременно вставляя в магнитофон чистую кассету. Господи, как же она упивалась всем происходящим!

– Вам бы сходить на петушиный бой, – сказала я. – Это еще более захватывающее зрелище!

– В данный момент, – заявил Гарэт, заглядывая в цифры, ты живешь в квартире, за которую платит компания. Кроме того, я понял, что, когда ты въехала в нее три года назад, компания выделила по меньшей мере три тысячи долларов на ее благоустройство. С тех пор «Сифорд-Брепнан» не только оплачивает твои телефонные счета и выплачивает твои налоги, но и платит за газ и электричество. А недавно Массингэм выделил тебе за счет компании тот «порше», который теперь стоит в гараже и ремонт которого будет стоить целое состояние. Кроме того, требует объяснений еще нерасшифрованная ссуда в сумме 3500 фунтов.

Повисла еще одна ужасная пауза. Слышно было только шипение магнитофона.

– Это не просто моя квартира, – запротестовала я. – Ею часто пользуются директора и клиенты.

– Ну а ты, как я понимаю, обеспечиваешь обслуживание.

– Ни черта подобного, – в ярости выпалила я, – за кого ты меня принимаешь, за проститутку?

Я дрожала от злости. Я вся взмокла. Аннабел Смит посмотрела в окно и приняла другую позу, демонстрируя свои красивые ноги.

– Она что, обязательно должна находиться здесь? – продолжала я. – Я полагала, что присутствие женщины-полицейского лишь практикуется при общении с арестованной. И нельзя ли выключить этот проклятый магнитофон?

Я представила, как они проигрывают кассету друг другу, лежа в постели, попивая «Чарльз Хейдсик» и хохоча до упаду. Гарэт потянулся и выключил его. А потом сказал: «Аннабел, детка, пойди принеси нам кофе и проверь, удалось ли Ксандру благополучно сесть в такси».

Она улыбнулась и вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь. Я с отвращением констатировала, что на ее черном костюме не было ни единой морщины.

С минуту побарабанив пальцами по столу, Гарэт произнес:

– Последние три года твое роскошное существование целиком обеспечивала компания. Если даже исключить ваши совместные с Ксандром увеселения, за тобой остается около шести тысяч фунтов. Я хочу, чтобы к концу месяца ты освободила эту квартиру, и завтра же отдала ключи от машины, принадлежащей компании. А вот это – твои неоплаченные счета за последний квартал, в том числе 425 фунтов за телефон – они оказались в столе Массингэма. Я хочу, чтобы ты их оплатила. Срок истекает. А долг компании должен быть возмещен в ближайшее время.

Похолодев, я готова была расплакаться, но сдержалась, впившись ногтями в ладони.

Гарэт обошел вокруг стола и навис надо мной. Я невольно подняла глаза. Его взгляд был таким твердым, а глаза такими черными, как уголь, который его предки добывали из шахт. Я прочла в них лишь ненависть и абсолютное презрение, как будто он, наконец, отомстил за все содеянное мной: за разбитую жизнь Кэти и Тода, за попытку разбить жизнь Гасси и Джереми.

– Сейчас ты обыкновенная тунеядка, – беззлобно сказал он, – а я собираюсь заставить тебя работать, красавица. Никакой больше жизни за счет чужих денег и мужчин тоже. Кончен бал. Ты будешь работать и честно зарабатывать, как все остапьные.

Я не могла даже отвести взгляд. Я сидела, загипнотизированная, как кролик светом фар.

– Как твой кредитор, – продолжал он, – я бы хотел знать, когда ты собираешься погасить долги.

– На следующей неделе, – прошептала я.

– А каким образом?

– Я продам акции.

Он сочувственно посмотрел на меня.

– Неужели твоя глупая голова не понимает, что за «Сифорд-Бреннан» сейчас не дадут ни гроша? Мы навели справки и в «Инлэнд Ревенб». Ты прилично задолжала и этой компании.

Замаячила долговая тюрьма. Я схватилась кончиками пальцев за край стола. И тут меня прорвало.

– Проклятый выскочка, – тихо начала я, – ты, чопорный толстый уэльский блюститель нравов, заявился сюда и изображаешь из себя Бога. Но тебе до Бога далеко. Ты просто задира и головорез. Все здесь просто уйдут в отставку, если ты станешь их унижать. Посмотришь! И тогда ты будешь выглядеть чертовски глупо со своими торжественными заявлениями о том, что по мановению волшебной палочки превратишь нас в чудо века. Я ненавижу тебя, ненавижу! – Я уже почти перешла на крик. – Войти сюда строем, оскорбить Ксандра и Томми Ллойда с одобрения этого жирного растрепы Рики!

Я замолчана. К горлу подступил комок.

Тут неожиданно что-то на мне щелкнуло. Это была бретелька от лифчика. Какой ужас! Я почувствована, как часть меня вырвалась на свободу.

Гарэт посмотрел с недоумением, потом разразился смехом.

– По тебе плачет сцена, Октавия. Почему бы тебе не заглянуть на Биллингсгейт[7]7
  Биллингсгейт – рыбный рынок в Лондоне.


[Закрыть]? Я уверен, что они бы с радостью взяли тебя на роль торговки рыбой.

– Не издевайся надо мной! – закричала я, нащупала позади себя пепельницу из граненого стекла и уже готова была запустить ему в голову, как он схватил меня за руку.

– Не делай глупостей, – резко сказал он. – Не хочешь же ты отвечать еще и за оскорбление действием? Ну-ка брось это, брось!

Я разжала пальцы. Пепельница с глухим стуком упала на ковер.

Дико дрожа, я тяжело опустилась на стул.

Гарэт протянул мне сигарету и дал прикурить.

– Я расплачусь, – бормотала я, скрежеща зубами. – Если я поработаю фотомоделью, я смогу рассчитаться за шесть месяцев.

– Времена изменились, красавица. Не так просто заработать и десять тысяч долларов в год. Работа не валяется. И тебе уже двадцать шесть, а не семнадцать, и это заметно. Кроме того, ты не настолько дисциплинированна, чтобы выдержать целый день, работая фотомоделью. Да и вряд ли тебе будет полезно смотреть час за часом в камеру. Станешь еще более самовлюбленной. Ради Бога, займись таким делом, где сможешь использовать свои мозги.

Мои мысли закрутились, как паук в наполненной водой ванне, в поисках достаточно сокрушительного ответа. Меня спасло появление царицы бала – вошла приторно-сладкая миссис Смит с тремя чашками кофе. Она поставила одну мне.

– Я не хочу, – холодно сказала я.

– Не будь ребенком! – произнес Гарэт. – Если ты позвонишь Аннабел, она поможет тебе найти работу и подыскать жилье.

Я вскочила на ноги.

– Вот уж к кому я обращусь в последнюю очередь! – надменно сказала я, собираясь удалиться.

Но не так-то просто достойно уйти всего лишь с одной бретелькой, да еще, когда надо перешагнуть через портфель, специально поставленный миссис Смит на дороге.

– Я думаю, что у Аннабел найдется в сумочке английская булавка, если ты ее хорошенько попросишь, – заметил Гарэт.

Я всхлипнула и выскочила из комнаты.

Глава шестнадцатая

Начиная с этого момента мною овладела слепая ярость. Для меня существовало только одно – отдать долги «Сифорд-Бреннан» и доказать этой пронырливой лисе – миссис Смит и Гарэту, что я вполне способна найти работу и сама позаботиться о себе.

На следующий день я продала все свои украшения. Почти все они, кроме жемчуга, доставшегося мне от бабушки, были подарены мне моими приятелями, которые оказались очень щедрыми. Я получила за все девять тысяч фунтов. По словам ювелира, времена пошли не те, но я, по крайней мере, могла хоть чуть-чуть успокоить налоговую инспекцию, а также заплатить за телефон и услуги по дому. Приглашенная мной оценщица из дорогого комиссионного магазина купила почти весь мой гардероб за шестьсот фунтов, хотя мне это обошлось раз в десять дороже. Когда она копалась в моих вещах, я почувствовала себя так, как будто с меня сдирали кожу и при этом еще посыпали солью. Я оставила себе несколько самых любимых платьев. Кроме кое-какой мебели, картины Котмана, подаренной мне Ксандром в день, когда мне исполнилось двадцать один год, и картины с изображением райского сада над моей кроватью, все принадлежало компании.

Вечером позвонил Ксандр.

– Дорогая, как ты там? Я собирался позвонить тебе еще вчера, но умирал от простуды, а сегодня не было ни минуты свободного времени. Как прошла твоя беседа с Гарэтом?

– Я бы не сказала, что спокойно, – ответила я. – Радоваться нечему. А как прошло твое сегодняшнее утро?

– Да тоже не сказал бы, что спокойно. Он, безусловно, знает, как бить лежачего. Я уж подумывал об уходе, а потом решил, что, пожалуй, стоит остаться и посмотреть, сможет ли он вернуть нам былую репутацию. Он производит впечатление, правда?

– Гнетущее, безусловно.

– Смотри, не скажи это в Гате или Клермоне, или где-нибудь еще, – сказал Ксандр. – Но должен тебе признаться, он мне даже нравится. Он такой откровенно безжалостный.

– Et tu Brute[8]8
  Et tu Brute – и ты, Брут! (лат.).


[Закрыть], – сказала я. – Послушай, как скоро я могла бы выставить на аукционе «Сотбис» две свои приличные картины?

– Через пару месяцев, но ты не можешь продавать картины – это богохульство.

Потребовалось долго убеждать его в том, что это необходимо.

Следующую неделю я провела в переговорах с управляющими банками, главными бухгалтерами, чиновниками налоговых служб, пока не убедилась в том, что сделала все возможное. Я даже, смирив гордыню, написала своей матери, но в ответ получила закапанное джином письмо, в котором говорилось, что она ничем не может помочь, потому что у нее самой проблемы с деньгами. «Ты не можешь запустить свои вороватые ручонки и в семейные деньги, – заключила она злорадно, – ими смогут распоряжаться только дети Ксандра или твои, если они когда-нибудь у тебя будут».

Единственным выходом было забеременеть.

Заплатив все, что можно, я осталась должна пару тысяч долларов налоговой инспекции и 3 400 фунтов «Сифорд-Бреннан». Те и другие снисходительно согласились на отсрочку.

Жара держалась уже шестую неделю. В каждом выпуске новостей звучало обращение к населению с призывом экономить воду и предупреждение об угрозе засухи. Крупный рогатый скот перевозили через всю страну в наименее засушливые районы. В этой удушливой жаре я тащилась по Лондону, пытаясь найти работу и жилье. Никогда не думала, что это будет так сложно.

Благодаря одному преданному бывшему любовнику, который, несмотря на мой вспыльчивый характер и отсутствие пунктуальности, снимал меня в рекламных роликах для «Ривсона», я была уверена в том, что легко смогу получить работу такого рода. Но оказапось, что «Эквити»[9]9
  «Эквити» – профсоюз актеров в Великобритании.


[Закрыть] в последние два года постепенно прекратил свое существование, так что я не смогла бы получить работу в телевизионной или кинорекламе, даже, если бы десять миллионов умирающих от голода безработных актрис не искали себе работу.

С работой фотомодели дело обстояло еще катастрофичней. Побывав в нескольких студиях, я везде получила отказ. Видимо, я утратила свой блеск. В ушах так и звучали слова Гарэта о том, что мне уже не семнадцать, и это заметно. Первый фотограф, с которым я договорилась о работе, отказал мне, потому что я явилась с часовым опозданием. Другой, заставив меня в течение четырех часов демонстрировать в духоте меховые шубы и требуя от меня выносливости дрессированной лошади, выгнал меня, когда я начала возражать. Третий уволил за то, что я слишком долго наносила макияж. Найдя еще одно агентство, я предприняла и там две неудачные попытки работать. В результате в рубрике светской хроники одной из газет появилась гнусная статейка о моей неспособности сосредоточиться на чем-то одном. После этого никто больше не собирался брать меня на работу. Так или иначе, но Гарэт был прав: целый день смотря в камеру, больное сердце не исцелить.

Я переключилась на агентства, предоставляющие секретарскую работу. Я интересовалась тем, что они могут мне предложить. Они в ответ интересовались тем, что могу предложить им я. Постепенно я поняла, что абсолютно ничего не умею. Я нашла работу в одной из фирм, расположенных в Сити, где в мою обязанность входила регистрация документов. Но и тут – опять катастрофа: за два дня я совершенно разрушила их систему учета. После этого агентство предложило мне работу секретаря в приемной.

– Все, что от вас требуется, мисс Бреннан, это быть приветливой и направлять посетителей на нужный этаж.

Мне казалось, что я справлялась с этим, но на четвертый день моей работы меня вызвала заведующая кадрами.

– Секретари в приемной должны быть дружелюбными, готовыми помочь. К тому же от них зависит первое впечатление от фирмы, которое получает посетитель. Боюсь, что вы слишком высокомерны, мисс Бреннан. В наше время нельзя смотреть на людей свысока. Все сходятся во мнении, что у вас плохие манеры.

«Плохие манеры!» – сразу возникали ассоциации с пришедшим в упадок величественным домом. Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что она выставляет меня. На третьем месте я улыбалась и улыбалась, пока у меня не заболела челюсть. Я продержалась до четверга. Тут мне кто-то сказал, что я должна сесть на коммутатор. Еще никто и никогда не расставался с ним так быстро, как я. После того, как я дважды разъединила управляющего с его возлюбленной и четыре раза прервала закрепляющий сделку разговор коммерческого директора с Нигерией, пришла старшая секретарша с подсиненными волосами и лоснящейся красной физиономией и наорала на меня. Не выдержав, я наорала в ответ. Когда в пятницу утром я получила мой первый конверт с заработанными деньгами, в нем находилось и уведомление о моем увольнении.

Наверное, все это было неплохо для формирования характера, но не ахти как для морального состояния. Кроме того, я усвоила горькую истину, что красота в большой степени производное от времени и денег. В старые добрые времена, когда я могла позволить себе спать до обеда и проводить весь день, загорая, питая свое лицо кремом, приводя в порядок ногти и себя в надлежащий вид перед выходом в город, ничего не стоило хорошо выглядеть. Теперь наступили другие времена. Надо было встать в восемь, чтобы успеть на работу к половине десятого, ехать в метро, стиснутой до полусмерти толпой пассажиров, целый день крутиться, не имея возможности даже взглянуть на себя в зеркало и возвращаться без сил домой не раньше семи. Я похудела еще на семь фунтов. От моей самоуверенности ничего не осталось. Впервые в жизни я шла по улице, и никто не смотрел мне вслед. Каким-то образом это даже приносило облегчение.

После того, как мне отказали и в этом агентстве, я обзвонила нескольких старых друзей, владеющих небольшими модными магазинчиками. Реакция у всех была одинаковой. Либо у них проходило сокращение, либо они говорили, что работа такого рода будет слишком скучна для меня, что на самом деле означало, что мне просто не доверяют.

По вечерам я искала квартиру, что приводило меня в полное уныние. Рассчитывая только на себя, я не могла себе позволить ничего даже более-менее сносного, а в своем нынешнем моральном состоянии одна мысль поселиться с другими девушками приводила меня в ужас. Все эти яичницы, висящие над ванной трусики и взрывы смеха при обсуждении вчерашних подвигов! И не потому, что я не могла видеть новые лица, а потому, что я была настолько подавлена, что вряд ли их устроило бы мое общество. К тому же, у меня быстро кончался валиум, осталось всего шесть штук, не хватит даже, если захочешь отравиться. К своему врачу я не обращалась, так как слишком ему задолжала. По ночам я не могла уснуть, металась и ворочалась, изнывая от тоски по Гарэту, мучаясь от того, что вынуждена была оставить свою любимую квартиру – мое единственное убежище. Где-то в глубине сознания, как дрожащий язычок змеи, мелькала мысль об Андреасе Катце. Если бы я приняла его предложение быть фотомоделью, это бы меня выручило, но я знала, стоит мне попасться Андреасу, и я никогда от него не избавлюсь. Меня засосет, как в зыбучие пески. Даже Ксандр предал меня. Не звонил в течение нескольких дней. Должно быть, Гарэт взял его в оборот.

Я должна была переезжать в субботу. В четверг я сидела среди чемоданов, углубившись в «Ивнинг Стендард», сдерживая слезы, размышляя о том, не стоит ли подумать насчет объявления: «В добропорядочную семью из Масвелл Хилла требуется помощница по уходу за ребенком. 15 фунтов в неделю».

Тут зазвонил телефон. Я кинулась на него, как кошка, все еще тайно надеясь, что это может быть Гарэт. Но это была Лорна, которая спросила, нельзя ли приехать и остаться на ночь. Меньше всего на свете мне сейчас это было нужно. Но у меня возникло мазохистское желание выяснить, что замышляет Гарэт.

– Тебе придется только смириться с неудобствами. Я послезавтра переезжаю.

– Если для тебя это не слишком обременительно. Мне бы так хотелось увидеться с тобой!

Она появилась около шести, внеся суматоху со своими чемоданами и многочисленными свертками.

– Я прямо помешалась на модной одежде! – были ее первые слова. – Гарэт меня пригласил провести сегодняшний вечер вместе.

Я не могла этого вынести, сидя в квартире и наблюдая, как она прихорашивается и душится для него.

Я проводила ее в комнату, а сама пошла в спальню и позвонила моему бывшему возлюбленному Чарли с просьбой вытащить меня куда-нибудь.

Он был в восторге.

– Боже, как здорово, что ты возникла, детка! Наконец-то гора пришла к Магомету. Я вчера выиграл в покер 500 фунтов, так что можем пойти, куда только захочешь. Я заеду за тобой около девяти.

– А пораньше не сможешь?

– Постараюсь, дорогая.

Я вошла в спальню Лорны. Она примеряла новое оранжевое платье, которое только что купила.

– Как ты думаешь, я понравлюсь в нем Гарэту? – спросила она, вытягивая шею, чтобы лучше рассмотреть в зеркале свою спину.

– Да, – сказала я откровенно. – Ты выглядишь прекрасно. Между прочим, я тоже ухожу. Около девяти.

– О, Гарэт заедет без четверти, так что вы увидитесь.

Она была в ванной, когда зазвонил телефон. Дрожащей рукой я схватила трубку, каким-то образом зная, что это Гарэт.

– Лорна в ванной, – торопливо сказала я. – Что-нибудь ей передать?

– Да. Скажи ей, что я немного запоздаю и буду около половины десятого.

– Хорошо, – сказала я.

– Как поживаешь? – отрывисто спросил он.

– Хорошо, – запинаясь произнесла я. – А ты?

– Устал. Слишком много приходится работать. На следующей неделе мы улетаем с твоим братом на Ближний Восток, чтобы, по крайней мере, прояснить картину. Ты нашла себе квартиру?

– Да, спасибо, – ответила я. – Завтра переезжаю.

– А как с работой?

– Тоже все нормально. Мне пора идти, – добавила я, сдерживая слезы. – У меня много дел. До свидания.