Текст книги "Песнь преследования"

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Рано утром я нашел на краю лагеря обещанные сани. Я пришел к шалашу Длинного Ножа, где он и Красная Клиу готовили ранний завтрак, и отдал ему оружие, которое дала мне его мать в первый день моего пребывания у них.

Я надеялся, что они великодушно оставят его мне, однако, этого не произошло, но меня все же пригласили на завтрак.

Потом я проведал лежащего в своей хижине Кривую Ногу и пожелал ему скорейшего выздоровления. Во время нашего разговора я не выпускал из рук нож, так как допускал, что все с азанное Длинным Ножом было правдой. Мне бы пригодилось оружие раненого, но он не мог отдать его.

Когда мы попрощались, дел у меня больше не нашлось. Я вернулся к саням, привязал парус и натянул шкот. Ветер немного ослабел, но все так же дул с запада, и это означало, что без хлопот я смогу добраться до следа, оставленного Большими Санями, Хотя после этого мне придется тащить их за собой.

С таким маленьким грузом сани отлично двигались даже по мягкому снегу и только два раза я толкал их, когда дорога становилась уж очень крутой.

Скольжение по следу оказалось очень интересным делом, и когда я освоился с управлением парусом, то смог хорошенько разогнать сани. Меня начала беспокоить мысль об еде, но не было смысла задерживаться. Даже если бы мне и удалось выследить снежных обезьянок, убить их все равно было нечем. Моим шансом было как можно быстрее догнать Большие Сани, поскольку добыть пищу другим путем невозможно.

Из того, что мне удалось узнать, вытекало, что Большие Сани опередили меня на каких-то шестьдесят часов. Однако, двигались они медленно и большую часть дня проводили в каком-то племени. Так было, например, с племенем Длинного Ножа. Поэтому я был уверен, что если мне удастся сохранить скорость, то я смогу догнать их уже сегодня или наверняка завтра.

Достигнув дороги, я вытащил сани на вершину холма, который послужил мне наблюдательным пунктом во время первой встречи с нашвонком. С немалым удовольствием заняв место в санях, я помчался вниз.

Оказалось, что это так же приятно, как и скольжение под парусом. Несмотря на встречный ветер, мне удалось, двигаясь галсами по всей ширине дороги, взобраться на следующий холм без всяких усилий и значительно быстрее, чем если бы я толкал сани впереди себя.

Через час мне пришла в голову мысль, что, сбросив часть бревен, составляющих основание для перевозки массивной туши нашвонка, я смогу значительно уменьшить массу моего транспорта. Я тут же отвязал их, получив таким образом дополнительные ремни для лучшего крепления паруса, и стянул мачту с выгнутыми кверху полозьями.

Скорость, конечно же, сразу возросла.

Когда, спустя какое-то время, к моей великой радости ветер изменил направдение на северный, я летел с такой скоростью, что уже с вершины каждого холма, на который взлетали мои сани, начал внимательно осматриваться в поисках своей цели.

Начало темнеть, однако, я продолжал мчаться вперед. Похолодало и я стал замерзать, однако, это не заставило меня прервать путь даже после захода солнца. В моем распоряжении был свет двух, а после только одной луны.

Однако, когда и эта закатилась за горизонт, я перестал видеть дорогу и мог легко повернуть не в ту сторону, не подозревая об этом, и потерять таким образом все, что наверстал за сегодня. Около полуночи я остановился и оттащил сани на полкилометра в сторону. Оказавшись возле небольшой рощи, я вырыл яму в снегу и заполз в нее.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Когда я проснулся рано утром, оставалось совсем немного, чтобы я навеки не открыл глаза – ноги так замерзли, что я не чувствовал их и вынужден был долго растирать снегом, пока к ним не вернулась жизнь. Лицо я массировал еще дольше. Могу сказать, что жив я остался только благодаря удивительным свойствам моего комбинезона. Кроме того, я лег спать очень поздно и до рассвета прошло не так уж много времени. Теперь я знаю, что нужно иметь огонь, какое-нибудь убежище и нельзя ложиться прямо на снег.

Когда я вернул чувствительность полуотмороженным конечностям, то начал задумываться над тем, где раздобыть немного еды, хотя – странное дело – я совсем не чувствовал голода. Возможно, от Больших Саней меня отделяло лишь несколько километров. Однако, если это было не так, то без пищи я скоро ослабну настолько, что не увижу даже следующего утраПоэтому я разжег костер и, вспомнив, как женщины собирали съедобные растения, взялся за поиски.

Вначале я искал среди деревьев, но ничего не нашел. Потом вспомнил, что женщины выбирали открытый, наклоненный к югу склон.

Я обнаружил похожее место и вскоре нашел несколько кустиков, которые, как мне показалось, ел в лагере Длинного Ножа. С охапкой веток и корней я вернулся к огню.

Красная Клиу и другие женщины готовили еду, опуская раскаленные камни в кожаный мешок с водой. У меня не было такого мешка, но после некоторых попыток я убедился, что могу обойтись и без него, выдолбив в замерзшей земле лунку. Завтрак, который я приготовил себе, был невкусный, но сытный. Конечно, мне хотелось мяса, но выбирать не приходилось.

Я закончил есть и уже приготовился двинуться в путь, когда услышал голоса, доносившиеся с того места, где я собирал растения.

Осторожно выглянув из-за кустов, я увидел на склоне больше дюжины человек – мужчин, женщин и детей. Одни изучали мои следы, другие искали еду. Меня поразил их низкий рост и крепкое телосложение, а также то, что бегавшие между взрослыми дети были разного возраста. Красная Клиу объясняла мне, что дети рождаются только в одно время года, когда есть возможность добывать для них еду, пока они не достигнут поры взросления, и только после этого рождается новое поколение.

Северный ветер подул в полную силу, пора было трогаться в дорогу, но незаметно воспользоваться санями, спрятанными в зарослях поблизисти от этого места, не преставлялось возможным. В какой-то момент равномерно дувший ветер сменился случайными порывами, делавшими из падающего снега подвижные, напоминавшие призраки колонны. Я подумал, как красиво выглядели бы они в солнечных лучах.

Однако, хмурое утро становилось еще темнее, поэтому я страстно надеялся проскользнуть незамеченным под покрывом темноты к саням.

Однако, я слишком долго выжидал. Когда я уже почти решился, вся группа людей внезапно неподвижно застыла, повернувшись в мою сторону, затем четверо мужчин, помахивая тяжелыми палками с короткими острыми зубьями на конце, двинулись к моему укрытию. Я убежден, что вполне мог бы убежать от них, но тогда пришлось бы бросить сани. Низкие, плотные мужчины двигались довольно быстро и не было никаких шансов на то, чтобы успеть поднять парус и отъехать, тем более, что снег был сыпучий, а ветер все время менялся. Самым лучшим выходом из создавшегося положения было показать им свои мирные намерения.

Я вышел из-за кустов и вытянул вперед пустые руки, приготовившись, однако, мгновенно убежать, если они попытаются напасть на меня.

Это подействовало. Все четверо остановились метрах в пяти передо мной и, хотя продолжали держать наготове свои страшные палки, казались скорее удивленными, нежели воинственными.

Вид их был отталкивающий. У них были круглые, словно очерченные циркулем, маленькие глазки, спрятанные под нависшими надбровьями, маленькие, такие курносые носы, что ноздри казались колечками.

– Я ваш друг, – сказал я. – Я не хочу воевать с вами.

– Мы тоже, – ответил самый старший и самый высокий из них, с седыми волосами.

– Позвольте мне уехать.

– Нет. Мы хотим, чтобы ты научил нас воей мудрости.

Он подошел ко мне, подав рукояткой вперед свое оружие. Я взял его, пытаясь понять, что означает этот жест и, видя, что он продолжает стоять с протянутой рукой, отдал его обратно.

– Ты научишь нас воей мудрости?

Внезапно я понял, что ветер стих. Снег падал все гуще.

– Сейчас не время трогаться в путь, – произнес вождь.

Я подумал, уж не читают ли они мои мысли.

– Похоже, что так.

– Тогда пойдем к нашим шалашам. Мы дадим тебе еды, ты сможешь отдохнуть. Когда снег перестанет падать, ты двинешься в путь.

Я немного поколебался, но весьма яркими были впечатления жуткого холода, который я пережил во время ночлега под открытым небом.

Я кивнул, соглашаясь, тут же все четверо заулыбались и явно успокоились. Когда они улыбались, лица у них становились не такими отталкивающими.

Минуту спустя, когда под падавшим снегом мы подошли к ожидавшим на склоне женщинам и детям, все окружили меня, удивляясь моей необычной одежде.

Одеты они были гораздо хуже, чем люди Длинного Ножа. Они ходили босиком по снегу, руки у многих были оголены до локтя.

Все без исключения дети бегали обнаженными, но тела их были покрыты пушистыми волосиками, которые, по мере роста, превращались в густую плотную шерсть.

Самый старший и высокий в племени отзывался на имя Искатель Гнезд. Он был почти на полголовы ниже меня, однако, бугры мышц выдавали недюжинную силу.

Искатель Гнезд и еще один мужчина возглавляли колонну, в середине шли женщины, дети и я, замыкали шествие еще двое мужчин.

Так мы дошли до их стойбища, где я сейчас и нахожусь.

Я немного волнуюсь о санях, тем более, что не снял парус, но мне кажется, вряд ли у кого возникнет желание бродить в метель, которая разыгралась снаружи. Кроме того, снег уже, должно быть, давно засыпал саниШалаш построен из веток, и мне кажется, что лучше уж жить в вигваме, обтянутом шкурой. Ветки опираются на решетки, состоящие из двух деревьев и привязанной к ним семиметровой жерди.

Дыра в стене служит дверью, а дым от горящего в центре небольшого костра выходит наружу через отверстие, пробитое в покрывавшем весь шалаш снегу.

Пахнет дымом и крепким запахом потных человеческих тел.

Эти люди называют себя памигака. Когда мы вошли внутрь, женщины быстро разожгли костер и угостили меня блюдом, приготовленным из корней и листьев. Это был десерт. Потом я получил самого крупного зверька, который, судя по мордочке, был землеройным существом. Второго по величине получил Искатель Гнезд, а три других достались мужчинам. Остаток же разобралди их любимые женщины и дети.

Я заметил, что самая старая, покрытая лохмотьями женщина вообще ничего не получила. Ее звали Утреннее Кровавое Лицо, и она была, судя по всему, представительницей самой нижней ступеньки этого общества, чем-то вроде парии.

Со зверьков сняли шкуры, отдали, женщинам, а затем стали жарить тушки на огне. Никогда я не ел ничего более вкусного, поэтому съел почти все, что до сих пор казалось мне несъедобным, оставив только лапки и внутренности. Темнота, царившая снаружи, и еда, выглядевшая ужином, говорили о том, что уже ночь, хотя в действительности было около полудня. Необычно густой снег закрывал солнечный свет.

– А сейчас ты будешь учить нас мудрости, – сказал Искатель Гнезд.

Я сказал им, что вряд ли у меня есть что-то, что может им пригодиться.

Искатель важно кивнул головой.

– Да, покорность – первый признак мудрости.

– Скорее всего, это я хотел бы узнать кое-что от вас. Вы видели Большие Сани?

Они закивали. Я заметил, что этот вопрос взволновал их.

– Давно они уехали?

– Они были здесь, потом день их не было, а потом появился ты. По одежде и лицу мы догадались, что ты с Больших Саней. Так же, как и они, ты похож на виггиков, только ты не такой жестокий.

– Кто такие виггики?

– Это охотники, которые быстро бегают и поют. Это они поймали зверьков. – Внезапно Искатель широко улыбнулся. – Они охотятся для нас, а когда пробуют охотиться на нас, мы показываем, что с нами лучше не связываться.

– Не понимаю, как это они охотятся для вас?

– У них есть такой обычай: когда они убивают маленького зверька, то зарывают его в снег, чтобы забрать потом, когда будут возвращаться с охоты. Однако, того, самого лучшего, который достался тебе, мы убили сами, вытаскивая маленького Цумманжа из теплого домика под зеслей.

– Я, кажется, знаю этих виггиков. Позавчера они убили нашвонка.

– О, это новость! Мы сами…

Со стороны входного отверстия раздался отчаянный крик. Пария, сидевшая там, наощупь двигалась к середине.

Все вскочили на ноги, хватая друг друга в возбуждении, когда раздался новый голос, глубокий и басовитый, как гудение колокола или мощной виолончели.

– Привет, оборванцы! Это еще кого вы нашли на склоне?

У входа в шалаш стоял человек, размерами схожий с нашвонком, и заглядывал внутрь. У него был узкий подбородок, тонкие губы, острые скулы и большие зеленые глаза, такие красивые, что не шли к мужскому лицу. От этого человека, несмотря на рост и явные признаки пола, веяло чем-то женственным или даже женоподобным. Большой, но довольно нежной рукой он держал вытесанную из ребра какого-то огромного животного палку, заканчивающуюся грозно выглядевшими колючками.

Мужчины и несколько подростков двинулись к нему, в то время как женщины сгрудились возле Утреннего Кровавого Лица, плечи которой были обезображены свежей кровавой раной, нанесенной ударом дубины великана.

Я присоединился к мужчинам, поскольку располагал складным ножом.

Искатель Гнезд поднял свое кривое оружие.

– Возьми меня, – крикнул он. – Вытащи меня отсюда, Миммунка, но помни, что, умирая, я вгоню тебе это в живот по самую рукоятку.

Смешок Миммунка напоминал шум, который издает небольшой водопад.

– Я не хочу тебя, старик. Твое мясо твердое, как корни, которые ты так любишь. Дай мне какого-нибудь маленького мягнконго птенчика, который тебе не нужен, и я пойду себе.

– Чтобы вернуться утром?

– Нет, клянусь! Утром я поменяю охотничий район. Я ухожу на равнину над рекой. Болота замерзли, и я могу теперь хорошо охотиться. Помнишь, как я взял у тебя того маленького крикуна? Это было, когда луны сошлись на небе. Сколько дней прошло, прежде чем ты увидел меня? Не менее двадцати, если не больше.

– Мы все время следили за тобой в лесу.

– Да, где-то там я был, но не заметил вас. Да что об этом! Ты посмотри на тех, кто стоит за тобой! Разве они все нужны тебе?

– Наш закон гласит, что все соплеменники важны.

– Ха-ха! Еще одно из тех новшеств, которые вы переняли у людей Больших Саней?

– Нет, закон всегда был таким.

– Чему же вы еще научились от них? Одна болтовня, и только!

– Ты тоже мог бы переговорить с ними, как это сделали мы.

– О, да! – важно кивнул Миммунка. – Думаю, я мог бы многому их научить.

Казалось, он забыл, что явился сюда за очередной жертвой, но я замейтил, что он медленно пододвигается к Искателю Гнезд.

– Ничему ты не сможешь их научить! Твоя жизнь заключается только в убийстве!

– Что ты об этом знаешь?Ъ Дай мне ту, в которую попала моя дубина.

Женщины зашептались и, когда я повернулся к ним, они уже вытолкнули вперед Утренее Кровавое Лицо.

– А это кто? – внезапно закричал Миммунка.

Он глядел прямо на меня.

Искатель Гнезд промолчал. В тот момент, когда великан отвел от него взгляд, он шагнул вперед и нацелился своим оружием в руку пришельца. Миммунка отшатнулся, но вождь, восстановив равновесие после первого сильного замаха, не сплоховал. Он снова напал, на этот раз целясь в голову гиганта.

То, что произошло потом, было так быстро, что я потерял ориентировку. Через мгновение Искатель Гнезд лежал на снегу у входа в шалаш, а Миммунка исчез.

Мужчины племени бросились за ним в погоню, выкрикивая угрозы и оскорбления.

Когда я подбежал к Искателю Гнезд, две женщины помогли ему встать и подвели к огню.

Я поинтересовался, словно идиот, как он себя чувствует.

– Вполне хорошо, если не считать, что Миммунка все-таки здорово поцарапал меня. Бывало и хуже.

Женщины сняли с него грязную кожаную рубашку, и я увидел, что его грудь покрыта множкством шрамов.

– Молодые побежали за великаном. Он не поубивает их?

– Наверняка нет, – покачал головой Искатель Гнезд. – Он будет бежать, если только им не удастся окружить его. Если бы это был Кетин или виггики, тогда другое дело. Тогда бы я вернул их.

В хижину ворвался ккой-то юноша и с порога закричал:

– Почему вы не сказали мне о погоне? Я обязательно последовал бы…

Искатель Гнезд громко засмеялся.

– И очень хорошо сделали, что не позвали тебя, Белое Яблоко! Даже Миммунка стал бы опасен, если бы ему захотелось отведать твоего мягкого мяса.

– Однако, я должен был идти со всеми!

– Пойдешь через год!

Один за другим возвращались молодые мужчины племени с яростными, разочарованными лицами.

Когда они расселись возле костра и раны вождя были перевязаны, я спросил, чему они научили людей с Больших Саней.

– Всему, что знали, – ответил Искатель Гнезд. Он лежал на спине возле огня, но свое старое, сморщенное годами лицо повернул ко мне. – Мы пели им песни, утверждающие наши законы, которые учили, как воевать и где находить еду, как строить шалаши и что дает дружба с другими племенами. Но ты ведь являешься одним из них, почему же тогжа они тебе ничего не рассказали?

Я подумал, что лучше не признаваться, что потерял память.

– Я хотел бы еще раз услышать это от вас, – сказал я.

– Да, самая спокойная вода в середине! Такова мудрость. Мы учили их, а они учили нас.

– Ты мог бы повторить что-нибудь из того, чему они учили вас?

– Пускай это сделает кто-нибудь другой. Я все помню, но когда теряю много крови, то чувствую себя очень старым. Пусть говорит молодежь.

Некоторое время царила тишина. Наконец, слегка заикаясь от волнения, отозвался Белое Яблоко.

– Мир изменится, – сказал он. – Снег растает и никогда уже не вернется. Дети, которые родятся, не будут даже знать, что это такое, и станут удивляться, когда мы будем рассказывать им об этом.

– Когда это произойдет?

Белое Яблоко беспомощно пожал плечами.

– Наверное, скоро. Но что означает «скоро» для людей с Больших Саней? Кто это может знать?

– Быть может, это произойдет не при твоей жизни, – отозвался вождь, – а может быть, еще перед моей смертью.

– Вот именно, – кивнул юноша. – Люди с Больших Саней приносили большой камень. Когда я касался его, то чувствовал, что он живой, словно в нем горел огонь. Тогда и была раскрыта завеса дней и мы увидели мир таким, каким он станет, когда исчезнет снег. Солнце ярко светило и везде были растения, много растений. Между ними ходили люди нашего племени, а вместе с ними Ленизес, его жена и дети.

– И что мы должны будем делать? – напомнил Искатель Гнезд.

– Нельзя будет есть некоторые виды растений, – произнес Белое Яблоко и улыбнулся. – Именно этого я и не понял. Ведь можно есть все, что отыщешь, нельзя есть только то, чего нет. Как можно есть то, чего нет?

– То, что встречается очень редко, не может быть съедено. Таков будет новый закон. Некоторые птицы, например… – Искатель Гнезд замолчал.

Поглядев в сторону уже заполненного темнотой входа, я заметил, что снег замел следы недавней стычки. Даже кровь, до этого ярко выделявшаяся на белом снегу, исчезла под свежим пушистым слоем. – Некоторые птицы будут устраивать гнезда на свисающих до земли ветках, – объяснил Белое Яблоко. – Когдп станет тепло, они будут нести яйца. Их тоже нельзя будет есть.

Искатель Гнезд лежал с закрытыми глазами.

Белое Яблоко наклонился ко мне и закончил шепотом:

– Он когда-то нашел очень много таких гнезд и сейчас переживает из-за этого. Но когда это можно будет делать? Можно ли повернуть закон вспять?

Я покачал головой.

– Я думал, – неожиданно отозвался Искатель Гнезд, – что умру, защищая женщин и детей, а не возле костра.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

Я прослушал то, что записал вчера, и пришел к выводу, что не должен так резко обрывать свой рассказ. Это не было преднамеренно, просто после бегства Миммунка больше ничего интересного не произошло.

Снег валил беспрестанно. Искатель Гнезд лежал возле костра и похрапывал во сне. Остаток вечера я провел в разговорах с членами племени, прислушивался к их разговорам между собой.

Когда я проснулся рано утром, Искатель Гнезд был уже мертв. Кажется, это событие ошеломило только меня, потому что соплеменники знали о приближавшейся смерти вождя по тем словам, которые тот говорил накануне вечером.

Разговоры шли только о поминках.

Я спросил о специально приготовленной для этого еде, но мне объяснили, что единственным блюдом на поминках будет лишь сам Искатель Гнезд. После этого я уже молчал, но, кажется, Белое Яблоко заметил выражение моего лица, потому что отозвал меня в сторону и заверил, что сам Искатель Гнезд часто принимал участие в таком обряде и что его дух только тогда обретет полный покой, когда тело вернется в племя, которому принадлежит. Жаль, вспомнил он, что нет матери Искателя Гнезд, ведь во время поминок она имела право на сердце и глаза своего умершего сына.

Во время нашего разговора женщины уже начали разделывать тело. Я не хотел более оставаться здесь ни на мгновение.

Как можно быстрее я покинул лагерь и направился в сторону зарослей, где были спрятаны мои сани.

Снег еще немного порошил, я ощущал на лице слабые порывы ветерка.

Вскоре я убедился, как разумно снимать парус на ночь и держать его под одеждой. Оставленный мной на мачте, он замерз так, что расправить его было невозможно. Я разжег костер и только после этого, расправив парус, смог натянуть шкоты. Сани нужно было еще дотащить до дороги. Там на утрамбованном снегу я мог воспользоваться даже таким слабым ветерком, вот только ехал бы медленнее.

Тут я обнаружил, что и медленное скольжение имеет свои приятные стороны. Даже поставив парус прямо по ветру, я мог свободно двигаться в санях, не опасаясь внезапного поворота. Преодоление каждого подъема я воспринимал, как большой усспех, который я мог еще больше развить на спусках.

В такие минуты парус хлопал по рее, мгновенно опять наполнялся ветром и, как мне казалось, с удвоенной силой тащил меня вперед.

Солнце уже прошло полдороги по небу, когда я заметил Лучистую Сим.

Она бежала впереди меня, сначала такая далекая, что казалась маленьким бронзово-красным пятнышком еа белом фоне снега.

При таком ветре прошло много времени, прежде чем мне удалось поравняться с ней. Помню, какие-то полчаса я думал, что это мужчина, не только потому, что это казалось наиболее правдоподобным – одинокий путешественник может быть только мужчиной, – но также судя по высокому росту, скорости, с которой она двигалась и которую могла поддерживать, кажется, до бесконечности.

При виде ее я испытал какой-то непонятный страх. Она держалась южной стороны дороги, и если бы я ехал по северной, то в тот момент, когда обгонял эту женщину, нас разделяло бы не более ста метров. Она могла представлять для меня опасность. Но если бы я проехал мимо нее без задержки, то потерял бы возможность получить информацию. С другой стороны, если бы я остановился, то потерял бы превосходство, которое давала мне скорость саней.

Когда расстояние между нами уменьшилось и я мог наблюдать за ее движениями, то пришел к выводу, что это должна быть женщина, хотя она бежала обычным длинным шагом хорошо тренированного мужчины-легкоатлета. Я также отметил, что у нее не было никакого оружия, кроме обычной палки, ненамного длиннее тех, которые применяли ваггики для своих метателей, с той лишь разницей, что у нее она была совсем простой по форме.

Я направил сани к ней. Она, должно быть, услышала скрип полозьев по замерзшему снегу, так как, не снижая темпа бега, повернула голову в мою сторону. Может, она и удивилась, но ее лицо не относилось к тем, по которым можно было читать чувства. Даже сейчас, после десяти часов, проведенных вместе, я не умею читать его выражение. Тогда же, когда я впервые увидел ее, то разглядел только темные глаза и высокие, выдающиеся скулы.

Нас все еще разделяло большое расстояние, поэтому мы могли общаться друг с другом только при помощи крика. Помогая себе жестами, я спросил ее, не хочет ли она сесть в сани. Она коснулась рукой подбородка, что означало согласие, после чего, не ожидая, пока я приторможу или остановлюсь, несколькими прыжками преодолела разделявшее нас расстояние и без усилий впрыгнула в сани, усевшись на рештовы, служившие платформой для транспортировки тела нашвонка.

– Ты хорошо бегаешь, – вместо приветствия сказал я.

– То, что у тебя, лучше. Если бы не ты, мне бы пришлось вскоре остановиться. Ты не можешь ехать быстрее?

– Нет, ветер слабый. Хотя, постой, сейчас мы начнем двигаться немного быстрее. Видишь, парус уже наполняется ветром.

В действительности я начал опасаться, как бы дополнительная тнжесть ее тела не повлияла на скорость нашего передвижения.

– Куда ты едешь?

Я сказал ей, что пытаюсь догнать Большие Сани.

– Они не подождали тебя? Почему? Ведь ты один из них.

– Если они и ждут, то я ничего об этом не знаю. А куда бежишь ты?

Она неожиданно улыбнулась, обнажив красивые белые зубы.

– Я тоже хочу догнать Большие Сани.

Вначале мне показалось, что это нечто вроде лести, означавшей, что она пойдет со мной повсюду – куда я, туда и она. Видимо, она догадалась об этом по выражению моего лица, поскольку тут же пояснила:

– Ты мне не веришь, но это правда. Ловец Рыб мертв и поэтому Сани

– единственное место, где мне хотелось бы находиться.

Я спросил, кто такой этот Ловец Рыб.

– Один из наших. Кто-то ударил его палкой в лицо. Он очень терпел, когда прибыли Большие Сани. Мы перенесли его тело на них. Его было так жаль…

Она замолчала, и я не очень был уверен в том, правильно ли будет продолжать расспрашивать ее дальше.

Мы доехали до длинного подъема и я воспользовался паузой, чтобы спрыгнуть с саней и немного подтолкнуть их.

– Ты очень сильный для своего возраста, – заметила она.

Мы перевалили вершину и покатили вниз.

Я усмехнулся и ответил, что всю работу за меня делает ветер.

– Нет, ты сильный. Сани поехали быстрее, как только ты начал толкать их. Ведь перед вершиной парус совсем не был наполнен ветром.

– Мне кажется, когда-то я был тяжелее.

В знак непонимания она поднесла два пальца к глазу. Я не знал, как объяснить ей это и, наконец, немного нескладно начал:

– Я думаю, что в другом мире я был больше, а значит, тяжелее, чем здесь.

– Да, я знаю, что существуют другие миры, хотя сама никогда не видела их. Никто мне не верил, пока не появились Большие Сани. Я убеждена, что они из другого мира. Существует множество миров, лучших и худших, чем наш. Из которого пришел ты?

– Не знаю.

– Мне знакомо это чувство, – кивнула она.

– Ты хочешь догнать Большие Сани, потому что сама из другого мира?

– Я уже сказала тебе.

Она сидела, повернувшись ко мне. Ее одежда была с широким вор,отником, который она подняла так, что мех укрывал ее короткие, медные волосы, словно капор.

– Это единственное место, где я хотела бы быть. Думаешь, мне позволят?

– Не знаю.

– Конечно, могут отказать. Но может быть, если я буду идти за ними достаточно долго, они сжалятся надо мной и позволят уехать с ними.

– Ты говорила, что вы отдали им Ловца Рыб. Как он умер?

– Его не убили, если ты это имеешь в виду. Знаешь, мне кажется, ты не из них. Наверное, так оно и есть.

Я почувствовал себя так, словно что-то тяжелое свалилось мне на голову. Это чувство не прошло даже сейчас, хотя прошло уже около десяти часов.

– Ты одеваешься так же, как и они, – продолжала она, – но у тебя другое лицо. С таким же успехом ты можешь быть одним из наших, надевшим их одежду.

– Чем отличается мое лицо?

– Выражением. Губы слишком широкие и зубы, пожалуй, великоваты. Но может, я ошибаюсь? Может, все дело в выражении… Откуда у тебя эта одежда?

– Не знаю.

– Забрал у одного из них?

– Не знаю. Когда меня нашли ваггики, она была на мне. Я понятия не имею, откуда взялась эта одежда и откуда я сам.

– А что ты будешь делать, если мы догоним Большие Сани, а они скажут, что ты убил одного из них?

Я сказал, что никогда не задумывался над этим и, чтобы сменить тему, спросил, как умер Ловец Рыб.

– Люди с Больших Саней его вылечили. Вначале они ничего не хотели делать, потому что не они ударили его, но потом сказали, что помогут ему, так как их присутствие дало мне надежду. Если бы они отказались помочь, то тем самым нанесли бы мне большую обиду. Они занялись им не потому, что он умирал, а потому, что плакал и дергал меня за волосы. Это показалось мне страным, даже сейчас кажется. Вот скажи, разве на странны их поступки? Они забрали его, а когда вернули, он чувствовал себя хорошо и уже через час начал ходить без посторонней помощи. Он быстро набирал силу, а когда я еще раз ударила его, он умер. – Она показала на свою палку. – Теперь я хочу быть с ними. Я знаю, что буду выполнять самую грязную работу, хотя я самая старшая дочь своего отца. Но все же самая плохая работа лучше там, чем где-либо. Если понадобится, я буду потрошить для них дичь и съедать внутренности. Ты тоже чувствуешь что-то подобное?

– Я только чувствую, что должен быть там, что Большие Сани являются моим домом или, может, частью его…

– Ты счастливый. Я тоже хотела бы так говорить о себе.

– Могу я узнать, как тебя зовут?

– Лучистая Сим, – улыбнулась она. – Тебе нравится это имя?

Я дотронулся до подбородка.

– Отец хотел назвать меня Семь Снегов, потому что у нас так обычно называют девочек, но я родилась тогда, когда он был в лодке. Когда он вернулся, мать уже встала с постели и увидела напоминающую ясную звездочку Сим, прыгающую с бревна на бревно. Не дожидаясь отца, она дала мне ее имя.

Мы остановились передохнуть, когда солнце уже почти касалось горизонта. Суда по свежести следов, от Больших Саней нас отделяло несколько километров. На дороге не было почти никаких заносов, а снег был так утрамбован, что даже при слабом ветре, какой дул сегодня, можно было скользить с приличной скоростью. Думаю, если бы ветер был хоть чуть-чуть сильнее или если бы сани не были перегружены Сим, я бы уже сегодня закончил свой путь.

Мне хотелось продолжать путь, но, вспомнив предыдущую ночь, я остановился с тяжелым сердцем, чтобы мы могли до захода солнца сделать какое-нибудь укрытие.

Сим знала это дело несравненно лучше меня. Я хотел было сделать привал на открытом месте поближе к дороге, однако, она посоветовала направиться к маленькому оврагу, находившемуся от дороги в нескольких сотнях метров.

Здесь протекла ручей и был сушняк для костра, а также несколько довольно толстых веток, из которых можно было сделать защиту от ветра.

Я сказал, что у меня нет с собой еды, однако, она лишь рассмеялась и приказала выдолбить прорубь во льду. Сим тут же спустила в воду свою палку и через несколько минут, разломав ниже по течению лед, я вытащил несколько десятков снулых рыбешек. Мы съели сытный ужин, немного поговорили о том, о сем и постепенно задремали.

Сейчас Сим уже спит. Ветер набирает силу и, если Большие Сани задержатся ночью хотя бы на несколько часов, то наверняка у меня будут шансы догнать их перед завтрашним полуднем. Если это не удастся, нас ожидает очередной день погони.