Текст книги "Мой любимый ангел"

Глава одиннадцатая

Вид Эйнджел потряс Макса. Лицо осунулось и словно потемнело, даже прекрасные волосы как будто потускнели. Должно быть, в самом деле она была тяжело больна.

Они медленно, не говоря ни слова, шли по дорожке. Кузина тяжело опиралась на его руку, из чего Макс заключил, что она действительно очень слаба.

Ему пришлось сделать усилие, чтобы отвлечься от ощущений, которые вызывала в нем ее близость. Нельзя было забывать о ее болезни, тем более что часть вины лежала на нем. Ему вспомнилось, как там, на маскараде, она несколько раз жаловалась, что ей жарко. Наверняка ее начинало лихорадить. Да еще это шампанское… Она явно непривычна к алкоголю. А потом эта сцена в оранжерее…

Макса удивило, что все произошедшее там вспоминалось как-то неясно, отрывками. Обычно он никогда не терял самообладания с женщинами, а тут… Запомнилось более или менее четко лишь начало… и конец. Он был в бешенстве и хотел преподать ей урок. Хотел показать ей, какой опасности она себя подвергает, уединяясь с мужчиной. Хотел просто попугать ее, а вместо этого… Стало непонятно, кто кого соблазняет, он ее или она его. Лишь ее неожиданное сопротивление в самый последний момент заставило его опомниться.

Макса просто корежило от стыда, когда он вспоминал тот вечер. Он позволил страсти возобладать над рассудком. Он вел себя недостойно джентльмена. Если б не обморок, еще неизвестно, как бы он себя повел. Да уж, злость плюс похоть – опасная штука. Гнев затмил ему разум.

Надо бы извиниться перед ней, но Макс понимал, что этого никогда не случится, она не знает, кто был ее соблазнитель, и было бы глупо говорить ей правду. Лучше помочь ей справиться с проблемами, стоящими перед ней сейчас. Главная проблема – мошенник-француз. Судя по тому, что Макс видел, он явно претендует на ее руку. Ну конечно, он – нищий эмигрант, она – богатая аристократка. Этот юнец наверняка постарается уговорить кузину выйти за него.

– Кузен Фредерик…

Макс сжал зубы. Снова это имя, которое он терпеть не может!

– Кузен Фредерик, я хотела спросить, что вы собираетесь предпринять в связи с графством? Наверное, именно это «семейное дело» вы решили обсудить со мной? – Ее взгляд все еще был прикован к дорожке, но голос прозвучал твердо.

Макс призвал себя к терпению.

– А что вы можете сказать мне по этому вопросу, кузина? – Максу показалось, что он застал ее врасплох.

– Ну… – заговорила она, – я бы на вашем месте отказалась от титула, если б были представлены, проверены и подтверждены доказательства в пользу истинного графа Пенроуза.

– Мне нет нужды представлять доказательства, мэм. Мое рождение не вызывает сомнений. Даже у вас. – Он посмотрел на кузину, ожидая возражений.

Ее взгляд дрогнул лишь на миг.

– Вы правы, сэр, но только в одном. Что же касается права наследования, то здесь есть сомнения, и мы оба это знаем.

– Понятно. Вы полагаете, что этот сладкоречивый француз – законный наследник вашего дяди, да?

– Я… дело в том, что я…

– Я думал, вы умнее, мэм, – с горечью сказал он.

Это стало искрой, от которой Эйнджел вспыхнула как порох.

– Ваше поведение, кузен, вряд ли поможет вам заручиться моей поддержкой в этом деле.

Макс удивился: слаба-то слаба, но какая твердость! Неординарная женщина, только не надо показывать, что он о ней думает.

– Скажу откровенно, сэр, я не поддерживаю ни одну из сторон. Как глава семейства Роузвейлов, – она произнесла последние слова с гордостью, – я обязана позаботиться о том, чтобы по отношению к обоим претендентам была соблюдена справедливость.

Макс про себя согласился с кузиной. Это было честно.

– Даже по отношению к вам, – добавила она сквозь зубы.

А вот это лишнее! Макс еле удержался, чтобы не выругаться. Да как она смеет!

– Если хотите знать, – снова заговорила кузина, – моя тетя леди Шарлот Клэр абсолютно уверена, что наследником моего дяди является Пьер. Леди Шарлот поддерживала связь с моим дядей, когда тот уехал во Францию. У неё сохранились его письма и портрет Амалии д'Эре, жены дяди Джулиана. Сходство между Амалией и Пьером бросается в глаза.

– Но это все, чем вы располагаете, не так ли? Хотите, догадаюсь? В письмах вашего дядюшки нет ни слова о рождении законного сына, так?

Эйнджел покраснела – то ли рассердилась, то ли растерялась.

– Переписка прервалась вскоре после начала Французской революции, а как раз накануне ее родились Пьер и его сестра. Да… то есть нет, в письмах о них не упоминается. – Эйнджел подняла глаза. – Теперь вы довольны, кузен?

– Пока да. Благодарю за прямоту.

– Все, не вижу смысла в нашем разговоре. Буду благодарна вам, сэр, если вы отведете меня домой. Больше я вас не задерживаю.

Макс и в самом деле был доволен своей столь легкой победой. Легкой ли? Об этом еще надо было как следует подумать.

* * *

Сославшись на головную боль, Эйнджел направилась в свою спальню. Разговаривать сейчас с тетей Шарлот и ее приятельницами она была просто не в состоянии.

С Пьером она потерпела поражение. И с кузеном Фредериком тоже. Эйнджел опустилась в шезлонг и закрыла голову руками. Надо искать какое-то место, где можно будет спрятаться… пока не родится ребенок, а потом…

– Принести отвара?

– Что? Ах, это ты. Нет, не надо.

Бентон сочувственно кивнула.

– По-моему, вы слишком рано начали принимать визитеров, миледи. Посмотрите, какая вы худая. Да и с месячными непорядок… – Бентон мгновение помедлила. – Хотя это не такая уж большая потеря, если вспомнить, какие у вас боли.

Боли. Да Эйнджел готова вытерпеть любую боль, только бы быть уверенной, что она не забеременела от Макса.

– Ну ладно, миледи… – Бентон сняла с госпожи туфли, положила ее ноги на шезлонг и, укрыв ее шалью, поворошила огонь в камине. – Ну вот, так-то лучше.

Эйнджел, лежа с закрытыми глазами, не вслушивалась особо в болтовню горничной. Наконец дверь негромко щелкнула, и в комнате наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине. Эйнджел вздохнула и с облегчением вытянулась. Ей нужно принять важное и опасное решение, но для этого требуется ясный ум. Прежде надо отдохнуть и успокоиться после разговора с несносным кузеном. Ну не странно ли – всякий раз, как они встречаются, непременно ссорятся. Ему просто нравится выводить ее из себя.

Впрочем, сегодня он был прав. С чего вдруг она решила, что он добровольно откажется от титула? Он имеет полное право требовать, чтобы Пьер представил доказательства правомочности своих притязаний… если они у него есть.

Макс грубо, по-солдатски выругался. Ну что за шпиков он нанял – полные идиоты, умудрились потерять Пьера Роузвейла. Тот, конечно же, заметил слежку, не такой он дурак.

Даже совсем не дурак. Прошла уже почти неделя с того момента, как после встречи у Беркли-сквер он спокойно вышел из дома баронессы – и исчез из-под носа Максовых агентов. Те разыскивали его битых четыре дня, а потом заявились к Максу сообщить, что объект потерян.

Макс снова чертыхнулся, налил в стакан бренди и залпом выпил. Это не помогло.

Надо придумать какой-то иной способ оградить баронессу от посягательств француза. Макс думал – и, как оказалось, ошибся, – что будет нетрудно заставить его отстать от леди Роузвейл. Пригрозить, пообещать денег…

Черт возьми, что теперь делать? Должен же быть какой-то выход!

Выход оказался таким простым, что Макс даже рассмеялся. Пока леди Роузвейл одинока, ей грозит опасность со стороны француза, который мечтает заполучить ее руку и, наверное, ради этого пойдет на все. Возможно, даже применит силу. Макс от этой мысли поморщился, но надо было принять во внимание и такой вариант. Если баронесса и дальше станет посещать такие собрания, как тот маскарад, она будет легкой добычей. Ее можно похитить и держать где-то, пока в обществе не поднимется шум и ее репутации не придет конец. В этом случае она будет благодарна любому, кто предложит ей брак, даже французу.

В общем, она в опасности, пока одинока. Значит, ей надо снова выйти замуж.

Налив еще один стакан, Макс принялся перебирать кандидатуры. Росс вполне подошел бы, но его в Англии нет, и неизвестно, когда он вернется. Другие… Проклятье, все или игроки, или бабники, или моты, которые пустят по ветру состояние Роузвейлов, как только наложат на него лапу, а на жену им будет наплевать. Макс не хотел такой участи для кузины.

Можно, конечно, жениться на ней самому. Боже правый! Что за идиотская мысль! Да они, не пройдет и недели, поубивают друг друга, если она первая не отправит его в сумасшедший дом. Это все Росс, это он сказал, что Максу следует жениться на баронессе. Росс далеко, а его слова застряли у Макса в голове. А еще, между прочим, тот сказал, что если леди станет противиться, то можно ее похитить.

С коротким смешком Макс плюхнулся в кресло. Это же сумасшествие! Он не может принудить женщину выйти за него, что же до похищения… Нет, это отпадает.

Логика требовала попросить встречи с баронессой и спокойно объяснить, какая опасность ей грозит. Она неглупая женщина и не станет отмахиваться от того, что он скажет. Все взвесит и признает его правоту. А это даст ему уверенность, что она больше не подпустит к себе француза.

Макс взял лист бумаги и быстро набросал письмо баронессе с просьбой принять его при первом же удобном случае для приватной беседы, намекнув, что располагает информацией, напрямую ее касающейся. Уже одно только любопытство должно заставить ее согласиться.

Допив бренди, Макс отправился к Луизе. Уж она-то не станет с ним цапаться.

Эйнджел никак не могла успокоиться. Ах этот нахал! Да как он смеет! Схватив письмо кузена Фредерика, она еще раз пробежала его глазами. Да он не просто нахал, он заслуживает кнута. Эйнджел в раздражении разорвала письмо в клочья.

Завтра она приступит к осуществлению своего плана. Суть его в том, чтобы самой уехать в Роузвейлское аббатство, а тетю Шарлот уговорить остаться в Лондоне. В свете решат, что леди Роузвейл уехала в свое поместье для поправки здоровья после тяжелой болезни, поговорят с неделю, а потом забудут.

А Эйнджел тем временем поищет место, где можно будет укрыться, пока все не кончится. Напрасно она пыталась убедить себя, что никакой беременности нет, что она ошибается. Какая может быть ошибка, когда прошло уже столько дней! А еще – в глубине души она хотела этого ребенка, хотела стать матерью. И пусть она родит его вне брака, все равно это лучше бесплодия.

– Карета подана, миледи, – сообщила Бентон, открыв дверь.

Эйнджел стала спускаться по ступеням.

– Может, будет лучше, если я поеду с вами, миледи? – озабоченно спросила Бентон.

– Спасибо, не надо, – твердо отказалась Эйнджел. – Я недалеко, да и в последние дни мне стало намного лучше. К обеду вернусь. – Она с улыбкой посмотрела на обеспокоенную горничную. – Сегодня вечером я разрешу тебе выбрать для меня платье, пора надеть какое-нибудь из самых модных произведений Селестины. А моя верная горничная сделает мне подходящую к новому платью прическу. Ну как, ты довольна?

Бентон засияла.

– О, миледи, наконец-то! Я так рада, что вы стали почти такой, как прежде. Обещаю, вы у меня будете точно принцесса!

– Ну ладно, я приеду где-то через час и перед обедом хочу принять ванну. Вот тогда ты и сотворишь свое чудо, – весело сказала Эйнджел.

Макс еле удержался, чтобы не порвать на куски отвратительное письмо, которое он получил в ответ на просьбу о встрече. Два дня молчала – и вот пожалуйста! Одно высокомерие.

Налив в стакан мадеры, он опрокинул его в рот и уселся в свое любимое кожаное кресло. Тоска… До чего же скучно ждать, сидя в четырех стенах! Был бы Росс, он бы его развеселил, но его нет, так что ничего не остается, как попытаться развеселиться самому.

Например, попробовать поразмышлять о кузине без раздражения. Странно, но при воспоминании о ней Максу приходило на ум слово «невинность». С чего вдруг? Что за глупая идея! Она же вдова, несколько лет была замужем. Она не может быть невинной.

И все-таки в том, как она ему отвечала, было что-то странное, как будто она впервые испытывала страсть, как будто была не уверена в том, что должно последовать дальше и что она должна при этом чувствовать. А потом, без всякого предупреждения, стала отталкивать его и потеряла сознание. И это было самое странное.

За какие-то считанные мгновения она перешла от страстного желания к…

Может, испугалась? Макс похолодел от этой неожиданной мысли. Но ведь он не…

Дверь открылась.

– Милорд, леди выехала из дома.

Наконец! Макс вскочил и пошел к двери.

Эйнджел стояла, склонив голову, у могилы. Она задержалась дольше, чем намеревалась, Бентон наверняка будет беспокоиться. Ладно, ничего.

Эйнджел наклонилась и прочла надпись на памятнике, водя по нему пальцем: «София Элизабет, любимая жена Джеймса Мильтона, родилась -1790, умерла – 1812». Эйнджел попыталась помолиться за свою самую близкую подругу. Бедная София, она умерла такой молодой, пытаясь родить мужу долгожданного наследника.

Присев на корточки, Эйнджел стала поправлять принесенные ею цветы. Она не слышала шагов по мягкой траве и не чувствовала, что кто-то стоит за спиной, пока на нее не упала тень, загородив теплое весеннее солнце.

Эйнджел испуганно выпрямилась, сильные руки схватили ее за плечи и стали трясти. Это снова был несносный кузен Фредерик. Наконец он разжал руки, но вид у него был такой сердитый, что в любой момент можно было ожидать нового нападения. А вокруг ни души, звать на помощь бесполезно – и часовня, и дорога далеко.

– Объясните-ка мне, что означает ваше идиотское письмо, которое я получил вчера! – Голос кузена дрожал от гнева, он почти кричал.

– Оно означает именно то, что в нем написано, сэр, – ответила Эйнджел, вскипая. – Что я не вижу смысла в том, чтобы уделять вам время для беседы и слушать ваши грязные намеки насчет моего кузена Пьера Роузвейла.

Он как-то по-мальчишески запустил пальцы в свою густую шевелюру.

– Вы глупая женщина, – сказал он. – Ваш так называемый кузен – мошенник, охотник за деньгами. Наложить руку на вас и ваше состояние – вот чего он добивается. Неужели вы этого не видите? Ему нужно просто потянуть время, пока вы окончательно не потеряете репутацию, а тогда сами будете рады надеть себе на палец его кольцо.

Эйнджел была слишком потрясена, чтобы что-то ответить, да и кузен Фредерик так спешил выговориться, что она не могла вставить и слово. Он почти не умолкал даже для того, чтобы перевести дыхание.

– И посмотрите на себя. Стоите тут одна-одинешенька, даже служанки нет рядом. Любой может покуситься на вас. Вы дорого стоите, кузина. И не должны допустить, чтобы такая добыча попала в недостойные руки.

К концу этой филиппики Эйнджел была так же зла, как и ее кузен.

– А вы, сэр, конечно же, самый достойный человек в Лондоне, да? Я должна остерегаться, как бы меня не обманул мой кузен Пьер или любой другой, ну а вы, естественно, выше всего этого.

– Вы что себе вообразили, мадам, – что я явился сюда, чтобы обманом заставить вас выйти за меня замуж, и все это ради ваших денег?

– А если не это, так что вас сюда привело?

– Великий боже, женщина, да я пришел, чтобы предупредить вас. Неужели вы так предубеждены против меня и моих родных, что не способны понять, когда вам хотят добра?

Эйнджел делано засмеялась.

– Это вы-то хотите, кузен? Вот уж не думаю.

Он побелел от гнева.

– Мужчина, который будет так глуп, что женится на вас, мадам, быстро раскается в этом. Да он, если у него будет хоть капля ума, упечет вас в сумасшедший дом.

– Ну, хватит, сэр! Вы зашли слишком далеко! Нам не о чем говорить. – Эйнджел быстро пошла к выходу с кладбища, но он в два шага нагнал ее и схватил за руку, заставив остановиться.

Глубоко вдохнув, словно стараясь взять себя в руки, он снова заговорил:

– У вас два пути, мадам. Или вы даете мне слово, что не выйдете за Пьера Роузвейла независимо от того, что у вас с ним было, или я приму меры, чтобы вы вообще не могли выйти за кого бы то ни было. Вы можете дать слово? Или твердо намерены продолжать свое сумасбродство?

– Буду благодарна, если вы отпустите мою руку, сэр, – процедила Эйнджел, но кузен и не подумал ее отпускать. Это стало последней каплей. – А, – заговорила она, – понимаю, вы же мой наследник. Естественно, вы все сделаете, чтобы не дать мне выйти замуж. Ведь, если я выйду за Пьера и рожу ребенка, вы останетесь при своем пустом титуле.

– Наследник меня волнует меньше всего, кузина. Вы же бесплодны, а бесплодная женщина не может родить наследника.

– А вот тут вы ошибаетесь, сэр. Я вовсе не бесплодна. Мало того, сейчас я… – Эйнджел испуганно умолкла, глядя на удивленное лицо кузена. О господи, да она же в порыве гнева проговорилась, и кому – человеку, который является ее врагом. Эйнджел попробовала проскочить мимо него, добежать до ворот, прежде чем расплачется.

Он снова удержал ее за руку.

– А-а, вот, значит, как обстоят дела. Вы беременны и выходите за Пьера Роузвейла. Да, конечно, надо выходить. Но поверьте мне, мэм, вы будете жалеть об этом всю жизнь.

– Не буду, сэр. – Эйнджел упорно не оборачивалась к кузену, чтобы он не увидел, какое у нее убитое выражение лица. – Может, я и стану жалеть о своих поступках, но среди них не будет брака с Пьером Роузвейлом. Он не намерен жениться, пока не решится положительно его дело. А пока вы остаетесь графом Пенроузом, мне придется искать себе в мужья кого-то другого, иначе я… – Эйнджел беспомощно умолкла и, вырвав свою руку, побежала к карете.

Он не стал ее преследовать. Подбежав к часовне, Эйнджел остановилась, чтобы отдышаться, достала платок и вытерла глаза. Если кучер заметит, что она плакала, она скажет, что была на могиле своей подруги Софии и расстроилась.

Что же до остального, то об этом страшно было и подумать. Ей казалось, что хуже положения, чем у нее сейчас; просто не может быть. Как бы не так. Теперь она целиком зависит от Фредерика, графа Пенроуза, а у него единственная цель – погубить ее.

Глава двенадцатая

Макс не мог разобраться, что его бесит больше – женщина, которая ведет себя как последняя шлюха, или мужчина, который переспал с ней и бросил беременную. Судя по всему, она не потеряла сознание, когда лежала со своим драгоценным Пьером. Или этот подлец довел дело до конца, ни на что не обращая внимания. В обоих случаях все это выглядело мерзко.

Макс чуть не расхохотался. Это ж надо! Он хотел сосватать эту женщину за Росса, даже мелькнула мысль, не жениться ли на ней самому. Конечно, она хороша, ничего не скажешь, но не для порядочного мужчины. Еще повезло, что он узнал обо всем вовремя.

Итак, что мы имеем? Француз. Он, без сомнения, хорош собой, обаятелен, наверняка нравится женщинам, и баронесса клюнула. Что там говорил про нее Росс? Что она вела затворническую жизнь и никогда не появлялась в свете. Потому и стала легкой добычей Пьера Роузвейла.

Но тут что-то не сходится. Почему он отказывается на ней жениться? Почему настаивает на том, чтобы подождать, пока решится его вопрос? Графский титул не такая уж большая ценность, ведь к нему не прилагается состояние. Богатство Роузвейлов в руках кузины, которая к тому же носит под сердцем наследника, так что француз вроде бы должен постараться закрепить баронессу за собой. Как отец наследника баронства, он получит контроль над поместьями до совершеннолетия своего ребенка.

Так чем же отсутствие графского титула мешает ему жениться? Похоже, это просто отговорка, чтобы не жениться.

Впрочем, размышлял Макс, не имеет особого значения, чем руководствуется Пьер Роузвейл. Если этот прохиндей ответствен за то, в каком состоянии оказалась баронесса, он должен жениться на ней и дать ребенку свое имя. У баронессы нет ни отца, ни братьев, которые могли бы защитить ее честь. Получается, задача заставить француза поступить достойным образом опять же падает на него, Макса.

Жаль, что француза нельзя вызвать на дуэль, Макс с удовольствием попортил бы ему его смазливую физиономию, но не сильно, к сожалению. Жених в день бракосочетания должен выглядеть пристойно.

Бедная женщина. Неудивительно, что она окрысилась на Макса. Беременная – и не замужем. Каково! Если на то пошло, Макс готов пожертвовать своим графским титулом. Пусть француз забирает его себе. В конце концов, от этого титула ничего, кроме забот. Он с радостью станет снова просто капитаном Роузвейлом.

В общем, надо действовать. Решение проблем кузины – она должна выйти за отца своего ребенка, даже если придется привести его к алтарю силком. А для этого Пьера Роузвейла надо найти. Пусть агенты постараются, он пообещает им двойное вознаграждение, если отыщут быстро.

Сам он тоже не станет бездействовать, присоединится к охоте и, если повезет, разыщет француза где-нибудь в лондонских закоулках. Да уж, приятная будет встреча.

Понадобилось четыре дня и затраты, непомерные для Максова кошелька, чтобы добиться-таки результата. Француза нашли в Дувре. По сообщениям агентов, он пытался узнать что-нибудь о положении в Тулоне. Пьер Роузвейл, хотя и был мошенником, беспокоился о сестре. В настоящий же момент он находился в кабинете Макса под присмотром двух агентов.

Макс открыл дверь и вошел с видом офицера, проверяющего свое подразделение. Француз, со связанными за спиной руками, стоял у очага. Макс смерил его взглядом. Выглядел пленник плохо – небритый, в измятой одежде.

– Развяжите его.

Француз поморщился, когда агенты стали торопливо разрезать веревку, потом прислонился к стене, потирая запястья. На Макса он не смотрел.

– Можете пойти поесть на кухне. – Макс показал на дверь, но агенты не шелохнулись. – Плату получите позже. Посидите внизу, я вас позову. – Макс подождал, пока агенты исчезнут за дверью, затем сделал шаг вперед. – Ну что ж, добро пожаловать в мой дом, монсеньор. Я счастлив, что имею честь оказаться наконец в вашей компании. Вы в последнее время были… как бы это сказать? – неуловимы.

– Я не стану говорить с вами, вы ведете себя не по-джентльменски. Как я понимаю, вы хотите меня убить, чтобы сохранить свой титул?

– По-моему, вы насмотрелись мелодрам. Свой титул я буду отстаивать в открытом суде, если понадобится. Но за вами числится преступление из тех, которые я ненавижу. За него надо платить, сэр.

– Но я не совершал никакого преступления. Вы не имеете права удерживать меня здесь. Сейчас же выпустите меня, я требую.

Макс подошел к двери, запер ее на замок и сунул ключ в карман, после чего спокойно прошествовал к письменному столу и сел.

– Вы только что подтвердили то, что я давно подозревал, – невозмутимым тоном сказал он. – Вы бесчестный человек. Сделать женщине ребенка, а потом бросить… Порядочные люди так не поступают.

– Но я ничего такого не делал!

– Леди Роузвейл носит ребенка. Вы же не станете отрицать, что являетесь его отцом.

– Mon Dieu! Quel mensonge![8]8
  Боже мой! Какая ложь! (франц.)


[Закрыть] Это ложь!

– Вы осмеливаетесь отрицать, что были с ней?

– Конечно! Кроме того… – Пьер осекся и застыл, тиская пальцы.

– Что кроме того? – вкрадчиво спросил Макс. Француз, покраснев, отвернулся.

Макс стукнул кулаком по столу и, вскочив со стула, в два шага оказался рядом с пленником, схватил его за шиворот и приподнял.

– Ну что же, давайте на минуту предположим, что я вам верю. Если вы хотите остаться в живых, постарайтесь сообразить, кто ответствен за ее положение.

Молчание.

– Ну? – Макс усилил хватку. Француз еле дышал.

– Отпустите меня, и я все скажу, – прохрипел он.

Макс разжал руку, пленник рухнул на пол.

– У меня с кузиной ничего не было, никогда, – заговорил он, глядя на угрожающе нависшего над ним Макса. – Я неспособен на такое. Я… я не знал, что у нее кто-то был, и о ребенке тем более. – Он встал, потирая шею.

– Продолжайте, – приказал Макс.

– Я просто не понимаю… Мы и знакомы-то с ней были совсем недолго, потом она заболела, а до этого ее постоянно сопровождала тетка. Кроме… кроме одного случая. Это было как раз накануне того дня, когда она заболела. Я повез ее на маскарад. Это было неподходящее место для леди, но она потребовала, сказала, это будет ее единственная ночь свободы. Потом она выпила слишком много шампанского, и мы… поссорились. И она сказала, что не хочет меня видеть. Наверное, она вернулась в бальный зал.

Макс поднял бровь.

– Выходит, она там встретила кого-то. Вот он и есть ваш преступник.

Макс с иронией засмеялся.

– Ну и как же его зовут?

– Я не знаю. Просто предполагаю. Я ничего не видел, понимаете? Потом, там же все были в масках.

– То есть вы хотите, меня убедить, что моя кузина баронесса Роузвейл способна отдаться какому-то незнакомцу на маскараде? – спросил Макс, изображая недоверие.

– Если она в самом деле enceinte,[9]9
  Беременная (франц.).


[Закрыть] другого объяснения я не вижу.

Макс решил, что Пьер не лжет. Он явно был потрясен, узнав о баронессе. Выходит, она встретилась еще с кем-то. Кто бы это ни был, остается одно – ей нужно выйти замуж. Почему не за Пьера? Он благородного происхождения, но беден, а потому не станет крутить носом из-за ребенка.

– Ваша кузина очень богатая женщина. Женившись на ней, вы обеспечите себя на всю жизнь. Я не понимаю, почему надо отказываться от нее… особенно в вашем положении.

– Я в таком положении, что не могу жениться ни на ком, – твердо произнес Пьер.

– Вы хотите сказать, пока вас не признают графом Пенроузом? – язвительно спросил Макс.

– Я ничего не могу решать, пока не увижусь с Жюли.

– С вашей сестрой?

– Я ничего не могу решать, пока не увижусь с Жюли, – повторил Пьер упрямо, отводя взгляд. Чувствовалось, что он больше ничего не скажет.

Макс недоуменно покачал головой. Пьер отказывается жениться не из-за ребенка, а из-за своей сестры? Странный тип. Ну ладно, сестрой занимается Росс, раньше или позже он привезет ее в Англию.

А пока Максу следовало заняться насущной проблемой баронессы. Если ее секретным любовником был не Пьер, то кто же? Это могла сказать только сама баронесса.

– Я бы с удовольствием поехала с тобой, Эйнджел.

– Не стоит, тетя Шарлот, в этом просто нет необходимости: Я еду домой поправляться, буду побольше гулять, наберусь сил. А развлекаться не собираюсь, так что и никаких сопровождающих мне не нужно.

– Но как же ты будешь одна?

– Милая тетя, я уже не юная девушка, которую нужно опекать на каждом шагу. Мне двадцать пять лет, я вдова и владелица поместий. – Заметив тревогу на лице тетки, Эйнджел с улыбкой добавила: – В своем собственном поместье я буду в полной безопасности, если это вас беспокоит, и обещаю никуда не ходить одна. Буду брать с собой Бентон или лакея.

– А за обедом и по вечерам тебе даже поговорить будет не с кем.

При мысли о благословенной тишине, которая будет окружать ее в поместье, улыбка на лице Эйнджел стала еще шире.

– Не бойтесь, тетя, моя компания меня вполне устраивает, со мной будут мои книги и музыка. Конечно, я буду скучать по вас, – поспешила она добавить, – но вам не стоит из-за этого лишаться лондонских удовольствий.

– Все равно женщине путешествовать одной небезопасно…

– Я ни на шаг не стану отпускать от себя Бентон, так что нет никакого повода для беспокойства. А сейчас, – Эйнджел поцеловала тетку в морщинистую щеку, – пора ехать. – Она натянула перчатки. – До свидания, тетя Шарлот. Наслаждайтесь лондонской свободой. Завтра к вечеру я буду уже на месте и сразу напишу вам. И буду писать каждый день, вы довольны?

– Хорошо, только предупреждаю – если хоть один день пропустишь, я тут же отправляюсь в аббатство узнать, в чем дело.

Эйнджел это вполне устраивало, и она поспешила к карете, прежде чем тетя Шарлот вспомнит еще какую-то причину, по которой ей нельзя находиться одной в Роузвейлском аббатстве.

* * *

Путешествие, такое легкое летом, стало настоящим кошмаром. В первый день было плохо, а на второй еще хуже. К тому моменту, когда остановились, чтобы сменить лошадей, Эйнджел определенно чувствовала себя нездоровой. Ее подташнивало и раньше, но сейчас стало совсем плохо, и Эйнджел испугалась, что ее вот-вот начнет рвать.

Суетливая забота Бентон ничего не давала.

– Хватит, Бентон, – проворчала Эйнджел. – Я постараюсь уснуть.

В последнее время при ней всегда была нюхательная соль. Она поднесла флакон к носу. О господи, стало еще хуже!

Реакция Бентон была стремительной. Она выхватила откуда-то носовой платок и поднесла ко рту Эйнджел, другой рукой дергая шнур звонка, чтобы кучер остановил лошадей. Эйнджел застонала, когда карета резко остановилась, толкнула дверцу кареты, и ее вырвало на дорогу. Потом она со стоном упала на свое место, прижав руки к животу. Зачем только она поехала?!

Бентон стоя поддерживала ее рукой, чтобы она не выпала в открытую дверь.

– Поезжай к почтовой станции в Спин-Хиле, Джон, только медленно, а то леди совсем укачало на этой ужасной дороге. – Бентон закрыла дверь, села на место и стала копаться в своей объемистой дорожной сумке. – Ну вот, нашла!

Эйнджел посмотрела на горничную с подозрением, но это была всего лишь лавандовая вода.

– Спасибо, Бентон… Сама не знаю, что со мной такое…

– Тише, не разговаривайте. Это все Джон виноват, разве можно гнать по такой дороге? Меня тоже начало мутить. Ничего, скоро станет получше, через две мили есть гостиница, полежите, можно даже на ночь остаться, если ваша милость пожелает. Какая разница, когда мы прибудем в аббатство? Днем раньше, днем позже…

Эйнджел осторожно кивнула. Лишь бы избавиться от этой тряски! Теплая постель и чистые простыни показались ей настоящим раем.

Когда Эйнджел проснулась, только-только начало светать. Она посмотрела вокруг, пощупала незнакомую постель… и вдруг все вспомнила. Вспомнила, как ей было плохо, и ее отвели в гостиницу, и хозяйка поила ее напитком собственного приготовления.

Эйнджел села, ожидая уже привычной утренней тошноты. К ее удивлению, ничего такого не было. Эйнджел с облегчением вздохнула, дотянулась до лежавшего в ногах халата и, накинув его на плечи, подошла к окну и открыла его. Она облокотилась на подоконник и замерла, с наслаждением вдыхая воздух, напоенный ароматом весеннего цветения. Как это прекрасно – жить… несмотря ни на что.

Быстро умывшись холодной водой из таза и надев плотное платье прямо на рубашку, она завязала волосы в хвост, сунула ноги в туфли и набросила на плечи дорожный плащ. Если накинуть капюшон на голову, он укроет ее всю и защитит от утренней прохлады.

Уже от двери Эйнджел вернулась и взяла ридикюль с нюхательной солью. Внизу она немного постояла, прислушиваясь, но ниоткуда не доносилось ни звука.

На крыльце Эйнджел остановилась, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух. Капюшон она скинула, подставив лицо легкому ветерку. Шагах в двадцати от гостиницы за невысокой оградой белел цветущий сад. С далекого луга доносилось овечье блеянье. Эйнджел радостно улыбнулась миру, который простирался вокруг, и, подняв вверх руки и напевая сама не зная что, пошла в сад. Теперь она знала твердо – что бы ни случилась, она будет жить и жизнь ее будет полной и прекрасной. Она всегда хотела ребенка, и Макс подарил ей его.