Текст книги "Девятнадцать минут"

Рядом с судьей стояла, продев руку ей под локоть, ее юная копия. «Так вот, значит, ты какая, Джози Кормье», – подумал Джордан, изучая девочку, дрожавшую как осиновый лист. Каштановые волосы разметались по плечам, голубые глаза избегают встретиться с ним взглядом.

– Джози очень напугана, – сказала судья. – Я подумала, мы, может быть, зайдем на минутку и вы ее успокоите, после того как выслушаете и решите, поможет ли вам то, что она знает, или нет.

– Джордан? Кто там пришел?

Он обернулся: Селена с Сэмом на руках стояла в коридоре. На ней была фланелевая пижама, то есть формально она встречала гостей одетая.

– Судья Кормье хочет, чтобы мы поговорили с Джози о ее показаниях, – произнес Джордан с нажимом, давая жене понять, что у него большие проблемы, ведь все, кроме, может быть, самой девочки, прекрасно понимали: он заявил о своем намерении ее вызвать только для того, чтобы добиться отстранения судьи Кормье.

– Видите ли, – начал Джордан, снова поворачиваясь к Алекс, – в данный момент я не совсем готов решать рабочие вопросы.

– И все-таки вы, наверное, представляете себе, зачем вам нужны показания Джози. В противном случае вы не включили бы ее в список свидетелей.

– Почему бы вам не позвонить моему секретарю и не назначить встречу…

– Нам очень хотелось поговорить с вами сейчас. Прошу вас. Я пришла не как судья, а просто как мать.

Селена вышла вперед.

– Проходите, пожалуйста, – сказала она, свободной рукой обнимая Джози за плечи. – Вы, наверное, Джози, да? А это Сэм.

Джози застенчиво улыбнулась малышу:

– Привет, Сэм.

– Дорогой, почему бы тебе не принести нашим гостям кофе или сока?

Джордан уставился на жену, не понимая, что она задумала.

– Конечно. Пожалуйста, проходите.

Дом, к счастью, выглядел совсем не так, как во время прошлого нежданного визита судьи Кормье. В раковине не было грязной посуды, стол не был завален бумагами, куда-то таинственно исчезли разбросанные игрушки. Что тут Джордан мог сказать? Его жена – фанатик чистоты.

На кухне он выдвинул два стула для Джози и для судьи.

– Какой кофе вы любите? – спросил он.

– Спасибо, ничего не нужно, – ответила Алекс, сжимая под столом руку дочери.

– Мы с Сэмом пойдем в гостиную поиграем, – сказала Селена.

– Зачем? Оставайся! – Джордан устремил на жену умоляющий взгляд, означавший: «Не уходи, а то она меня распотрошит!»

– Нет, мы лучше не будем вас отвлекать.

Джордан тяжело опустился на стул напротив своих посетительниц, хотя стоя ему думалось лучше.

– Что я могу вам сказать? – начал он, собравшись с силами. – Бояться совершенно нечего. Я только хотел задать несколько простых вопросов о вашей дружбе с Питером.

– Мы не дружим, – возразила Джози.

– Я знаю, но раньше-то дружили? Как давно вы знакомы?

– С детского сада или даже раньше, – ответила Джози, бросив взгляд на мать.

– Хорошо. Вы играли у вас дома? Или у него?

– И там и там.

– У вас были общие друзья, с которыми вы проводили время?

– Нет.

Слушая этот разговор, Алекс благодаря своему адвокатскому опыту поняла: «У него ничего нет. Все это ерунда».

– А когда вы перестали общаться?

– В шестом классе, – сказала Джози. – У нас как бы вкусы разошлись.

– А после этого вы продолжали как-то контактировать?

Джози заерзала:

– Только виделись в коридоре, и все такое…

– Но еще вы ведь работали вместе?

Джози опять посмотрела на Алекс:

– Недолго.

Мать и дочь выжидающие уставились на Джордана. Его это позабавило, поскольку свои вопросы он сочинял на ходу.

– Какие отношения были у Питера с Мэттом?

– Никаких, – сказала Джози, однако ее щеки порозовели.

– Может быть, Мэтт говорил или делал что-то, что обижало Питера?

– Может быть.

– Хотелось бы поконкретнее. – (Джози покачала головой, плотно сжав губы.) – Когда ты в последний раз видела Мэтта и Питера вместе?

– Не помню, – прошептала она.

– Они дрались?

Ее глаза наполнились слезами.

– Не знаю.

Она посмотрела на мать, а потом медленно опустила голову на руки, сложенные на столе.

– Милая, ты бы подождала нас в комнате, – произнесла судья ровным голосом.

Алекс и Джордан проводили Джози взглядами: она села на стул в гостиной, вытерла глаза и, опершись локтями о колени, стала наблюдать за игравшим на полу малышом.

– Послушайте, – вздохнула судья Кормье, – я больше не имею отношения к этому делу. Я знаю, что именно для того, чтобы меня отстранить, вы и включили Джози в список свидетелей. Но сейчас речь не об этом. Я пришла к вам как к человеку, у которого тоже есть ребенок. Если Джози под присягой письменно покажет, что ничего не помнит, вы подумаете еще раз о том, стоит ли вызывать ее в суд?

Джордан бросил взгляд в сторону гостиной: Селена уговорила Джози тоже сесть на пол и присоединиться к игре. Сейчас девочка толкала к ногам малыша самолетик. Когда Сэм расхохотался так, как хохочут только младенцы, Джози тоже чуть-чуть улыбнулась. Селена, поймав взгляд мужа, вопросительно подняла брови. Джордан получил то, чего хотел: Кормье взяла самоотвод. Теперь можно было проявить великодушие и уступить ей.

– Хорошо, – сказал он судье. – Вы можете принести мне ее письменные показания под присягой.

– Молоко надо было довести до кипения, а не дать ему подгореть, – сказала Джози, оттирая губкой черноту со дна кастрюльки.

– Ну где же мне было это знать! – ответила Алекс, беря полотенце.

– Видимо, пудинг нам пока не осилить. Может, стоило начать с чего-нибудь попроще? – предположила Джози.

– С чего, например?

– С тостов, – улыбнулась Джози.

Теперь мама много времени проводила дома, и ее обуревала жажда деятельности. В частности, она решила научиться готовить, а это если и было хорошей идеей, то только для пожарных, которые боятся остаться без работы. Даже когда Алекс все делала вроде бы по рецепту, результат совершенно не соответствовал ожиданиям. Джози начинала ее расспрашивать, и тогда выяснялось, что мама использовала разрыхлитель вместо пищевой соды или обычную муку вместо кукурузной («Кукурузной у нас не было», – жаловалась Алекс).

Джози, не зная, как реагировать, когда мама вываливает на блюдо кирпич подгоревшего пирога с таким видом, будто это Святой Грааль, решила предложить ежевечерние кулинарные тренинги – сначала просто из чувства самосохранения, но потом оказалось, что это довольно весело. Когда мама не вела себя как всезнайка, поскольку о приготовлении пищи не знала ничего, с ней можно было очень даже неплохо пообщаться. К тому же Джози нравилось контролировать ситуацию – любую, будь то процесс приготовления шоколадного пудинга или процесс соскребания его остатков со дна кастрюли.

Сегодня они приготовили пиццу. Все почти получилось, но, когда Алекс вынимала ее из духовки, пицца попала прямо на нагревательный элемент. Пришлось воспользоваться запасным вариантом – пожарить сыр на гриле. Салат из пакетика Алекс испортить не могла, как бы ни старалась. Ну а про десерт после катастрофы с пудингом оставалось только забыть.

– Откуда у тебя такие кулинарные умения? Ты что, Джулия Чайлд? – спросила Алекс.

– Джулия Чайлд умерла.

– Тогда Найджела Лоусон.

Джози, пожав плечами, выключила воду и сняла желтые резиновые перчатки.

– Просто мне суп поднадоел, – сказала она.

– Разве я не говорила тебе, чтобы ты не включала духовку, когда меня нет дома?

– Говорила, но я не слушала.

Однажды, когда Джози училась в пятом классе, всем дали задание построить мост из палочек от мороженого. Это был конкурс, в котором побеждал тот, чье сооружение выдержит наибольшую нагрузку. Джози ездила на другой берег реки Коннектикут, старательно зарисовывала арки и опоры настоящих мостов. В день сдачи работ в класс пришли два военных инженера. Они испытывали каждое строение на прочность с помощью специальной машины. Всех родителей пригласили смотреть, но мама Джози была, конечно же, в суде и оказалась единственной матерью, не пришедшей на это мероприятие. Так, по крайней мере, Джози думала до нынешнего момента. А теперь она вдруг вспомнила: мама пришла. На последние десять минут, но пришла. Наверное, пропустила испытание моста Джози (это был полный провал: конструкция застонала и с треском рухнула), но помогала собирать обломки.

Серебристая кастрюлька блестела, как новенькая. Молоко в пакете еще осталось.

– Можем начать сначала, – предложила Джози и, не услышав ответа, обернулась.

– Я бы с радостью, – тихо сказала ее мама, и теперь они обе имели в виду не пудинг.

В этот момент в дверь постучали, и связь между ними – хрупкая, как севшая на руку бабочка, – оборвалась.

– Ты кого-то ждешь? – спросила Алекс.

Джози никого не ждала. Открыв дверь, она увидела детектива, который ее допрашивал. Полицейские, насколько она знала, приходят домой только к тем, у кого серьезные проблемы. «Дыши», – сказала Джози себе. Только потом она заметила в руках у детектива бутылку вина.

– О, – произнесла Алекс, выйдя из кухни посмотреть, кто пришел, – Патрик…

Патрик? Обернувшись, Джози заметила, что мама покраснела.

Детектив протянул ей бутылку:

– Кажется, это стало для нас яблоком раздора…

– Пойду-ка я заниматься, – сказала Джози, охваченная острым чувством неловкости.

Пускай себе мама гадает, какие еще занятия дочь имеет в виду, если уроки давно сделаны.

Поднимаясь по лестнице, Джози нарочно громко топала, чтобы не слышать ничьих слов. В своей комнате она включила музыку на максимум, бросилась на кровать и стала смотреть в потолок.

Джози полагалось возвращаться домой до двенадцати часов ночи. Сейчас она после школы вообще никуда не ходила, а раньше было так: Мэтт привозил ее к полуночи, к этому времени Алекс должна была неслышно и невидимо, как пар, удалиться на второй этаж, оставив их одних в гостиной. Джози не знала, зачем мама ввела такие правила: разве что затем, чтобы дочка делала «это» в собственном доме, а не где-нибудь в машине или на улице. Джози вспомнила, как они с Мэттом входили в темную комнату и сплетались телами, дыша в унисон. Мысль о том, что в любой момент мама может спуститься за водой или аспирином, только заводила их.

В три-четыре часа утра, когда в глазах стоял туман, а щеки Мэтта кололись, Джози целовала его на прощание у входной двери, а потом смотрела ему вслед. Свет фар медленно исчезал, как огонек дотлевающей сигареты. На цыпочках поднимаясь по лестнице и проходя мимо маминой комнаты, Джози думала: «Ты совсем меня не знаешь».

– Если я не разрешила вам угостить меня бокалом вина в ресторане, то почему вы решили, что я приму у вас целую бутылку?

– Я и не собираюсь отдавать ее вам, – улыбнулся Патрик. – Я просто открою ее, а вы, может быть, позаимствуете часть содержимого.

Сказав это, он прошел в дом, словно уже неплохо в нем ориентировался. Войдя на кухню, он втянул носом запах подгоревшей пиццы и убежавшего молока и стал шарить по ящикам в поисках штопора.

Алекс обхватила себя за плечи не потому, что ей было холодно, а потому, что внутренности непривычно свело, как будто в ее тело поместили вторую солнечную систему. Патрик взял в шкафчике два бокала и, наполнив их, произнес тост:

– За вольную гражданскую жизнь!

У вина был насыщенный бархатистый вкус. Вкус осени. Алекс закрыла глаза. Ей хотелось ухватиться за этот момент, продлить его, чтобы он закрыл собой то, что было раньше.

– Ну и как вам, – спросил Патрик, – сидеть без работы?

Алекс задумалась:

– Сегодня я смогла приготовить сэндвич с жареным сыром, не спалив сковородку.

– А шитьем вы на досуге не занялись?

– Нет, этим пускай занимается прокуратура. – Алекс слегка улыбнулась собственному каламбуру, но шутливое настроение рассеялось, когда она представила себе физиономию Дианы Ливен. – Вы испытываете чувство вины?

– Из-за чего?

– Из-за того, что вы, допустим, на полсекунды забыли о произошедшем.

Патрик поставил бокал на стол:

– Иногда, когда я перебираю вещдоки и натыкаюсь на отпечаток пальца, или ботинок, или фотографию кого-нибудь из погибших детей, то смотрю на эту вещь чуть дольше, чем необходимо. Это, наверное, нелогично, но мне почему-то кажется, что так надо. Что кто-то должен подумать о них лишнюю минуту. – Он посмотрел на Алекс. – Ведь когда человек умирает, останавливается не только его жизнь, верно?

Алекс осушила свой бокал до дна:

– Расскажите, как вы нашли ее.

– Кого?

– Джози. В тот день.

Патрик встретил взгляд Алекс, и она поняла: с одной стороны, он признает за ней право знать, что пережила ее дочь, а с другой – ему не хочется, чтобы она испытала боль.

– Джози была в раздевалке, – начал Патрик. – И я сначала подумал… Я принял ее за мертвую, потому что она лежала лицом вниз, вся в крови, рядом с Мэттом Ройстоном. Но потом она пошевелилась, и… – Его голос дрогнул. – Я в жизни своей не видел ничего прекраснее.

– Вы ведь знаете, что вы герой, да?

– Я трус, – помотал головой Патрик. – Я вошел в здание школы только потому, что, если бы этого не сделал, меня бы всю жизнь мучили кошмары.

Алекс содрогнулась:

– Мне тоже снятся кошмары, хотя меня там и близко не было.

Патрик забрал у нее бокал и посмотрел ей на руку, словно хотел предсказать будущее по линиям ладони.

– Может, вам стоит попробовать не спать? – спросил он.

Вблизи его кожа пахла хвоей и мятой. Алекс ощутила, как ее сердцебиение отдается в кончиках пальцев, и подумала, что Патрик, наверное, тоже это почувствовал. Она не знала, чего ожидать от следующего момента. Очевидно, чего-то случайного, непредсказуемого и неловкого. Алекс собиралась высвободиться, но Патрик задержал ее пальцы.

– Алекс, хотя бы ненадолго перестань быть судьей, – прошептал он и поцеловал ее.

Когда возвратившиеся чувства кружат вас в цветном водовороте, вам остается только одно – держаться за человека, который рядом. Алекс закрыла глаза, ожидая худшего, но ничего плохого не произошло. Все просто стало по-другому. Сложнее, запутаннее. Поколебавшись, она ответила на поцелуй Патрика, потому что, если хочешь найти то, чего тебе не хватает, иногда нужно сначала выпустить ситуацию из-под контроля.

Месяц назад

Когда кого-то любишь, ваша близость начинает приобретать форму устоявшейся модели. Ты можешь этого даже не понимать, но ваши тела исполняют заученный танец: прикосновение к бедру, поглаживание по голове, отрывистый, как стаккато, поцелуй, потом еще один, более долгий, потом скользящее движение его руки под твоей блузкой. Это рутина, но не в плохом смысле слова. Просто вы приспосабливаетесь друг к другу и поэтому, когда целуетесь, уже не задеваете друг друга зубами, носами или локтями.

У Мэтта и Джози была своя устоявшаяся модель. Сначала он наклонялся к ней и смотрел так, словно больше ничего в целом мире не видел. Это действовало на нее гипнотически, и она тоже видела только его. Потом он целовал ее – очень медленно и едва касаясь ее рта. Раззадоренная этим, она отвечала ему более энергичным движением губ. Дорожка его поцелуев спускалась по шее на грудь, пальцы ныряли за пояс джинсов. Прелюдия длилась минут десять, а потом Мэтт скатывался с Джози и доставал из бумажника презерватив, чтобы они могли заняться сексом.

Она в принципе ничего не имела против. Ей, честно говоря, даже нравилась такая модель. Это напоминало катание на «американских горках»: точно знаешь, что за крутым подъемом будет крутой спуск и что остановить аттракцион невозможно.

Мэтт и Джози лежали в ее гостиной, в темноте. Телевизор работал, чтобы заглушать звуки. Джози уже успела раздеться, Мэтт накрыл ее, как волна прилива, и, спустив трусы, устроился между ее ног.

– Эй, – сказала она, когда он попытался войти в нее, – ты ничего не забыл?

– Нет, Джо. Сегодня я не хочу, чтобы между нами было еще что-то.

Джози уже прекрасно знала, что от его слов, как и от его прикосновений или поцелуев, она тает. Она и сама терпеть не могла тот резиновый запах, который наполнял воздух, когда Мэтт разрывал пакетик и зависал на руках… А могло ли что-то быть приятнее, чем ощущение Мэтта внутри себя? Джози чуть пошевелилась, подстраиваясь под его тело, и ее ноги задрожали.

Когда ей исполнилось тринадцать и у нее началась менструация, у них с мамой не было никакого задушевного разговора. Та просто дала ей книжку со статистическими данными и сказала: «Каждый раз, занимаясь сексом, ты можешь забеременеть или не забеременеть. Пятьдесят на пятьдесят. Не думай, что, если ты сделаешь это без защиты всего один раз, риск будет невысоким. Не обманывай себя».

Джози остановила Мэтта.

– Думаю, мы не должны этого делать, – прошептала она.

– Заниматься сексом?

– Заниматься сексом без… ну, ты понимаешь. Без всего.

Мэтт был разочарован. Она это сразу поняла по тому, как застыло на секунду его лицо. Тем не менее он отстранился и достал презерватив. Джози открыла и помогла надеть.

– Когда-нибудь… – начала она, но он поцеловал ее, и она забыла, что хотела сказать.

Лейси начала рассыпать по газону кукурузу еще в ноябре, чтобы помочь оленям пережить голодную зиму. Многие соседи не одобряли такой благотворительности, особенно хмурились те, чьим садам выжившие олени летом наносили ущерб. Но для Лейси это был вопрос очищения кармы. Льюис упорно продолжал охотиться, а она делала что могла, чтобы нейтрализовать последствия его разрушительной деятельности.

На ней были массивные ботинки, потому что снег еще не растаял, но холод уже отступил, и по жилам деревьев, наверное, снова потек сок. А значит, весна была не за горами. Выйдя во двор, Лейси сразу почувствовала запах свежесваренного кленового сиропа, доносящийся с соседского участка. Вдыхая воздух, наполненный кристаллами карамели, она поднесла ведро кормовой кукурузы к качелям: Льюис поставил их для мальчиков, когда они были маленькими, и до сих пор не убрал.

– Привет, мам.

Лейси обернулась: рядом с ней стоял Питер, глубоко засунув руки в карманы джинсов. На нем была только футболка и стеганая жилетка, так что, наверное, он совсем окоченел.

– Привет, дорогой. Что-нибудь случилось?

В последнее время Лейси могла пересчитать по пальцам те случаи, когда Питер выходил из своей комнаты, а тем более из дома. Она знала: все подростки прячутся в свои норы и там, за закрытыми дверями, предаются каким-то загадочным увлечениям. Питер, например, не вылезает из компьютера. Он постоянно в Сети, но не просто лазает по всяким сайтам, а занимается программированием. Разве это плохо?

– Ничего. Что ты делаешь?

– То же, что делала всю зиму.

Лейси посмотрела на сына: всем своим видом он резко контрастировал с суровой красотой пейзажа. На фоне горного хребта его черты казались слишком тонкими, а кожа была белой, почти как снег. «Он не вписывается», – подумала Лейси и поймала себя на том, что очень уж часто делает такой вывод, когда видит Питера вне стен его комнаты.

– На вот, – она протянула ему ведро, – помоги мне.

Питер стал пригоршнями бросать зерна на землю:

– Можно тебя кое о чем спросить?

– Конечно.

– Это правда, что ты первая пригласила папу на свидание?

Лейси улыбнулась:

– Если бы я этого не сделала, мне бы, наверное, пришлось ждать целую вечность. У твоего отца множество достоинств, но умение понимать намеки в их число не входит.

Лейси встретила Льюиса на митинге в поддержку легализации аборта. Прекрасно зная, какое счастье женщина может найти в материнстве, она была реалисткой. Ей много раз приходилось видеть мам, слишком молодых, слишком малообеспеченных или слишком обремененных другими заботами, чтобы с достаточно высокой степенью вероятности обеспечить новорожденному счастливую жизнь. Поэтому в тот день она пришла вместе с подругой к зданию законодательного собрания в Конкорде, на ступенях которого уже стояла группа женщин с плакатами: «Мы не за аборт, мы за право выбора!»

Оглядев митингующих, Лейси, к своему удивлению, обнаружила среди них, в самой гуще толпы, одного мужчину. В хорошем костюме, при галстуке, он выглядел совершенно не так, как обычно выглядят оппозиционно настроенные молодые люди. «Ух ты!» – подумала Лейси, пробираясь к нему. «Вы здесь в первый раз?» – спросила она. «Да, в первый», – ответил он. «И я тоже», – сказала она.

Вскоре их разделил поток прибывших на митинг. Одну страницу из той стопки, которую держал Льюис, сдуло ветром. Лейси поймала лист и хотела отдать, но толпа помешала. По отверстиям, оставленным дыроколом, можно было заключить, что это титульная страница какой-то работы. Название навевало сон: «Распределение ресурсов, выделяемых штатом Нью-Гэмпшир на образование. Критической анализ». Зато ниже был указан автор: «Льюис Хоутон, колледж Стерлинга, факультет экономики».

Лейси позвонила Льюису и сказала, что готова вернуть ему лист. Он сказал, что это не обязательно (можно напечатать заново).

– И все-таки я должна вернуть вам эту страницу, – настаивала она.

– Зачем?

– Чтобы вы за обедом объяснили мне, в чем суть вашей работы.

Когда они встретились в суши-баре, Лейси узнала, что ни в каком митинге Льюис участвовать не собирался: он просто пришел на прием к губернатору.

– Как же ты сказала ему, – спросил Питер, – что он тебе нравится?

– Насколько я помню, на третьем свидании я просто схватила его за грудки и поцеловала. Может быть, я сделала это только для того, чтобы он заткнулся. А то он все болтал и болтал про беспошлинную торговлю. – Лейси оглянулась через плечо и вдруг поняла, почему сын стал расспрашивать ее обо всем этом. – Питер, – сказала она, невольно расплываясь в улыбке, – тебе кто-то нравится?

Питер так покраснел, что и без ответа все стало ясно.

– Ты не скажешь, как ее зовут?

– Нет, – произнес он с нажимом.

– Ну и не надо. – Лейси взяла его под руку. – Ах, как я тебе завидую! Первые месяцы, когда вы только друг о друге и думаете, – это ни с чем не сравнится… То есть любовь, конечно, во всех своих проявлениях прекрасна… но влюбленность…

– У меня все не так, – сказал Питер. – У меня это односторонне.

– Наверняка она просто нервничает, как и ты.

Питер скорчил гримасу:

– Мама, она даже не замечает, что я существую. Я не… не принадлежу к ее компании.

Лейси посмотрела на сына:

– Тогда твоя первая задача – изменить эту ситуацию.

– Как?

– Найди повод заговорить с ней. Может быть, там, где ее друзей обычно не бывает. И попытайся сделать так, чтобы она увидела тебя с какой-нибудь новой стороны.

– С какой, например?

– С внутренней. – Лейси похлопала Питера по груди. – Если расскажешь ей о своих чувствах, ее реакция может тебя удивить.

Питер опустил голову и пнул снежный ком у себя под ногами. Потом застенчиво поднял глаза:

– Правда?

Лейси кивнула:

– У меня получилось именно так.

– Ладно, – сказал Питер. – Спасибо.

Он вернулся в дом. Проводив его взглядом, Лейси снова переключила внимание на оленей. Кормить их нужно было, пока снег не растает. Если уж начал о ком-то заботиться, нужно продолжать, а то сделаешь только хуже.

Джози и Мэтт лежали на полу в гостиной, почти голые. От него пахло пивом, от нее, наверное, тоже. В гостях у Дрю они оба выпили – не очень много, но достаточно, чтобы сознание слегка затуманилось и чтобы прикосновение знакомых рук вызывало ощущение пожара во всем теле.

Джози, как в тумане, медленно кружилась в приятном знакомом танце. Вот первый поцелуй – короткий. Вот второй – более долгий и жадный. Вот рука Мэтта расстегнула на ней лифчик. Лениво распластавшись под ним, как безвольная добыча, она позволила стащить с себя джинсы. Но потом Мэтт вдруг сделал не то, что обычно делал: поцеловал ее еще раз – аж до боли. Она попыталась его отстранить, издав приглушенный стон.

– Расслабься, – пробормотал Мэтт и укусил Джози за плечо.

Затем Мэт завел ее руки за голову и сильно сжал скрещенные запястья, а потом навалился на нее, и она почувствовала его эрекцию. Все шло не так, как всегда, но, честно говоря, ей это даже нравилось. Казалось, будто горячее сердце переместилось в низ живота и бьется между ног. Такого чувства Джози еще никогда не испытывала. Она царапнула Мэтта ногтями по спине, прижимая его к себе.

– Да, – простонал он и, раздвинув ей бедра, резко в нее вошел.

Толчки были такими сильными, что, пытаясь выползти из-под него, Джози натерла себе ляжки о ковер.

– Погоди, – говорила она, но Мэтт, зажав ей рот, налегал все сильнее и сильнее, пока она не почувствовала, как он кончил.

Горячая липкая сперма пролилась на ковер. Мэтт взял лицо Джози обеими руками, и она увидела, что он плачет:

– Черт подери, как же сильно я тебя люблю!

– Я тоже тебя люблю, – отвернувшись, произнесла Джози.

Еще минут десять она полежала в его объятиях, а потом сказала, что устала и пойдет спать. Поцеловав на прощание Мэтта у входной двери, она прошла на кухню, взяла средство для чистки ковров и принялась тереть мокрое пятно, молясь о том, чтобы следа не осталось.

# include ‹stdio.h›

main  ( )

{

int time;

for (time=0; time‹infinity (1) ; time ++)

{ printf (“I love you|n”); }

}

Питер выделил текст и удалил его. Ему казалось, что это круто – открыть электронное письмо и увидеть надпись: «Я тебя люблю» во весь экран, но он не знал, не покажется ли это кому-нибудь (кому-то, кто ни фига не смыслит в программировании на языке С++) просто странным.

Электронную почту он выбрал потому, что при таком способе общения ему не пришлось бы переживать отказ публично. Только вот мама советовала выразить свои чувства, а он не очень-то ладил со словами. Иногда он просто думал о том, как легко и естественно Джози двигается, вспоминал, как развевались ее волосы, когда она облокачивалась на открытое окно машины, воображал, будто за рулем этой машины он сам.

«Мой путь был бесцельным, пока я не доехал до Т-образного перекрестка», – написал Питер и снова, застонав, удалил. Получилось тупо, как на открытке. Даже хуже: на открытке такого бы никто не напечатал. «Что бы я хотел сказать ей, если бы кишка не была тонка?» – спросил он себя и занес руки над клавиатурой.

Я знаю, ты не думаешь обо мне.

И ты никогда не представляла нас вместе.

Но может быть, арахисовое масло было просто арахисовым маслом до того, как кто-то додумался совместить его с желе. А еще была просто соль, но перец усилил ее вкус. А какой смысл в хлебе без масла?

«Черт, что это еще за кулинарная книга?!»

Сам по себе я совершенно обыкновенный. Но может, вместе с тобой я стал бы особенным?

Над завершающей фразой тоже пришлось помучиться. Написать «твой друг Питер Хоутон»? Строго говоря, это было бы неправдой. «Искренне твой Питер Хоутон»? Это правдиво, но как-то избито. Оставалось только написать очевидное:

С любовью, Питер Хоутон.

Он перечитал написанное и, не успев себя остановить, нажатием клавиши «Enter» отправил свое сердце Джози Кормье.

Кортни Игнатио маялась от скуки.

Они с Джози, конечно, дружили и все такое, но делать было совершенно не фиг. Они уже посмотрели на DVD три фильма с Полом Уокером, залезли на сайт сериала «Остаться в живых», где нашли биографию горячего парня, игравшего Сойера, прочитали все номера «Космополитена», еще не сданные в макулатуру. Однако по «Хоум бокс офис» ничего интересного не показывали, шоколад в холодильнике закончился, а в колледже Стерлинга не намечалось вечеринки, на которую можно было бы тайком проникнуть. Уже вторую ночь подряд Кортни ночевала в доме Кормье, поскольку ее заумный старший брат увез родителей в захватывающий тур по престижным университетам Лиги плюща на Восточном побережье. Кортни положила себе на живот плюшевого бегемотика и хмуро посмотрела в его глаза-пуговки. Она пыталась вытянуть из Джози подробности последней ночи с Мэттом, но та не ответила даже на самые главные вопросы: большой ли у Мэтта член и умело ли он им пользуется? И вообще, набросилась на нее, словно Хилари Дафф, и сделала вид, будто никогда не слышала слова «секс».

Сейчас Джози принимала душ. Слыша, как в ванной бежит вода, Кортни повернулась на бок и принялась разглядывать фотографию Джози с Мэттом. Немудрено возненавидеть Джози, когда Мэтт, этот супербойфренд, не спускает с Джози глаз на вечеринках, боясь далеко отойти, а перед сном звонит ей и желает спокойной ночи, даже если они расстались полчаса назад. Накануне Кортни лично это слышала. Она, Кортни, ходила на свидания с несколькими парнями из хоккейной команды, но Мэтт отличался от них тем, что он действительно предпочитал проводить время с Джози, а не с кем-нибудь еще. И все-таки Кортни почему-то не завидовала своей подруге. Может, дело было в выражении лица Джози, которое иногда сползало, словно маска или цветные контактные линзы, и в такие минуты проглядывало то, что скрывалось под этой маской. Даже если их с Мэттом пара и правда была самой крепкой во всей старшей школе Стерлинга, то не потому ли Джози держалась за Мэтта, что без него не знала, кто она такая?

Компьютер Джози сообщил о получении нового письма. Только сейчас Кортни поняла, что он не выключен и даже не отключен от Сети. Кортни села за стол и подвигала мышкой, чтобы экран загорелся. Может, Мэтт прислал что-нибудь шаловливое? Было бы забавно попереписываться с ним от лица Джози.

Но адрес показался Кортни незнакомым, хотя у них с Джози были почти одинаковые списки контактов. Тему отправитель не указал. Кортни щелкнула на ссылку, думая, что там какой-нибудь спам типа предложения увеличить пенис за тридцать дней, рефинансировать ипотеку или купить ленточный картридж для принтера.

Имейл открылся, и Кортни начала читать.

«Ого! – пробормотала она. – Ни фига себе!»

Перенаправив письмо по адресу [email protected], Кортни написала:

Дрю, разошли это всем!

Дверь ванной открылась. Джози вышла в халате и с полотенцем, обернутым вокруг головы. Кортни выключила компьютер. «До свидания», – сказал автоматический голос.

– Что такое? – спросила Джози.

– Ничего, – улыбнулась Кортни, развернувшись в кресле, – просто проверила свою почту.

Джози не спалось. Мысли бурлили в голове, как вода в горном ручье. Хотелось с кем-нибудь поговорить о своей проблеме, но с кем? С мамой? Щас! Мэтт тоже отпадал. Может, с Кортни или с кем-нибудь из девочек? А вдруг, если Джози озвучит свои опасения, они тут же оправдаются?

Дождавшись, когда дыхание Кортни стало ровным, Джози вылезла из постели, зашла в ванную и, закрыв дверь, заглянула в свои пижамные штаны.

Ничего.

Месячные задерживались уже на три дня.

Во вторник после школы Джози сидела на диване у Мэтта в подвале и писала за него эссе по социологии на тему «Злоупотребление властью в американской истории», пока они с Дрю занимались поднятием штанги.

– Есть масса всего, о чем можно написать: Уотергейтский скандал, нарушение прав человека в тюрьме Абу-Грейб, расстрел студенческой демонстрации в Кентском университете.

– Бери что попроще, Джо, – проговорил Мэтт, напрягаясь под тяжестью штанги.

– Давай, девочка, поднажми, – сказал Дрю, стоявший за его головой для страховки. – А то попрут тебя из университетской команды в двухгодичный колледж.