Текст книги "Девятнадцать минут"

– Мамочка, – сказала Джози, уже много лет не называвшая мать этим словом, – что теперь со мной будет?

Алекс этого не знала. Ни как судья, ни как адвокат, ни как мама. Она могла только дать разумный совет и надеяться, что он поможет:

– Теперь всегда говори только правду.

Патрику пришлось отлучиться из города: его вызвали на переговоры об освобождении женщины и ребенка, взятых в заложники ополоумевшим главой семейства. В Стерлинг удалось вернуться только к полуночи. Вместо того чтобы поехать к себе, Патрик прямиком направился к Алекс: у нее он чувствовал себя как дома в большей степени, чем в собственной квартире. С работы он несколько раз пробовал позвонить ей, хотел узнать, как прошла встреча с Джорданом Макафи, но связи не было.

Когда Патрик вошел, Алекс сидела одна в темной гостиной. Он сел рядом и несколько секунд тоже молча смотрел в стену. Потом прошептал:

– Ну и чем это мы занимаемся?

Алекс повернула голову, и только тогда Патрик заметил, что она плачет. В ту же минуту он принялся себя укорять: «Нужно было все-таки найти способ дозвониться! Нужно было приехать пораньше!»

– Что случилось?

– Патрик, я все испортила, – сказала Алекс. – Я хотела ей помочь. Думала, я знаю, что делаю. А оказалось, я вообще ничего не знаю.

Патрик задумался:

– Ты о Джози? Где она?

– Спит. Я дала ей снотворное.

– Ты расскажешь мне, что произошло?

– Сегодня у Джордана Макафи она призналась… призналась ему, что забыла не все. Точнее, она все помнит.

Патрик тихонько присвистнул:

– Так, значит, она говорила неправду?

– Не знаю. Думаю, она действительно была очень напугана. – Алекс подняла на Патрика глаза. – Но это не все. По словам Джози, Мэтт выстрелил в Питера первым.

– Что?

– У Питера с плеча соскользнул рюкзак, из которого выпал пистолет. Мэтт схватил этот пистолет и нажал на спусковой крючок, но промахнулся.

Патрик провел рукой по лицу, представляя себе, как «обрадуется» Диана.

– Что будет с Джози? – спросила Алекс.

– В лучшем случае она придет в суд, расскажет правду и весь город возненавидит ее как сторонницу Питера, в худшем – соврет и ее обвинят в лжесвидетельстве. – Патрик помолчал, лихорадочно соображая, как быть. – Ты не волнуйся. От тебя здесь ничего не зависит. А с Джози все будет хорошо. Она справится.

Патрик наклонился и нежно поцеловал Алекс. На губах застыли слова, которых он пока не мог ей сказать. Обещания, которыми боялся ее обнадежить. Почувствовав, что напряжение, сковывавшее спину Алекс, ослабло, он отстранился и прошептал:

– Ты тоже прими снотворное.

Она склонила голову набок:

– Ты разве не останешься?

– Не могу, мне еще нужно работать.

– И ты сюда приехал, только чтобы это сказать?

Патрик посмотрел на нее, жалея о том, что не может объяснить ей, какие дела его ждут.

– До скорого, Алекс, – сказал он.

Она доверилась ему, но, как судья, понимала, что он не имеет права хранить ее секрет. В понедельник утром он должен будет передать Диане новые детали произошедшего в школьной раздевалке. Это его обязанность. Правда, в воскресенье он формально имеет право распоряжаться полученной информацией по собственному усмотрению.

Патрик рассуждал так: если он найдет какие-нибудь улики, подтверждающие заявление Джози, в суде ей будет легче и он станет в глазах Алекс героем. Но не только поэтому ему хотелось осмотреть место преступления еще раз. Он лично вдоль и поперек прочесал маленькое помещение раздевалки и не нашел пули из пистолета В. Если Мэтт стрелял и промахнулся, то она все-таки должна была где-то валяться. Патрику не хотелось говорить об этом Алекс, но однажды Джози им уже солгала. Где гарантия того, что ей можно верить сейчас?

В шесть утра здание старшей школы Стерлинга напоминало спящего великана. Отперев центральную дверь, детектив зашагал по темным коридорам. Здесь уже поработала целая бригада уборщиков, но в свете своего фонаря Патрик все равно то и дело видел следы от пуль на окнах и кровь в щелях на полу. Он шел быстро, раздвигая занавеси из голубого брезента и обходя штабеля стройматериалов. Эхо гулко разносило звук его шагов.

Открыв двустворчатую дверь спортзала, Патрик ступил на исчерченное криминалистами скрипучее полиуретановое покрытие. Щелчок выключателя наполнил зал ярким светом. Когда Патрик был здесь в последний раз, на полу еще лежали клочки одеял с цифрами, соответствующими номерам на лбах Ноа Джеймса, Майкла Бича, Джастина Фридмана, Дасти Спирса и Остина Прокиова. Технические специалисты ползали на четвереньках, фотографируя следы от пуль на цементе и вытаскивая сами пули из баскетбольного щита.

Из дома Алекс Патрик не сразу поехал в школу. Сначала он несколько часов просидел в полицейском участке, рассматривая увеличенный отпечаток пальца, обнаруженный на пистолете В. Тот самый неполный отпечаток, который, как Патрик предполагал раньше, принадлежал Питеру. Что, если на самом деле его оставил Мэтт? Это бы подтвердило последнее заявление Джози. Патрик нашел отпечатки, взятые у трупа Мэтта, и стал сравнивать их с тем неинформативным отпечатком, но ничего определить не смог. Нет, доказательства следовало искать не в отделении полиции, а на месте преступления.

Раздевалка выглядела точно так же, как на фотографии, которую несколькими днями раньше Диана показывала в зале суда. Только тел, естественно, не было. Если коридоры и классы уже убрали и начали ремонтировать, то здесь ничего не трогали. Не слишком пострадав материально, это небольшое помещение теперь ассоциировалось с такими человеческими страданиями, что в администрации единогласно решили разрушить его до основания, как и спортзал с кафетерием.

В плане раздевалка представляла собой узкий прямоугольник. Вход располагался в середине длинной стены, смежной со спортзалом. Напротив стоял ряд металлических шкафчиков, по центру тянулась деревянная скамья. Дверь в дальнем левом углу вела в душевую, у порога которой лежали Мэтт и Джози. В тридцати футах от этого места, в дальнем правом углу, сидел, скрючившись, Питер. Синий рюкзак упал слева от входа.

Если верить Джози, Питер вбежал в раздевалку, где они с Мэттом хотели спрятаться. В руке Хоутон, предположим, держал пистолет А. Вот он уронил рюкзак, и Мэтт, стоявший, видимо, в середине помещения – иначе бы он не дотянулся, – выхватил пистолет В. Выстрелил в Питера пулей, которую так и не нашли, и промахнулся. Это был тот единственный выстрел, факт совершения которого установили эксперты. Когда Мэтт нажал на курок еще раз, пистолет заклинило. Тогда выстрелил Питер. Дважды.

Но вот что не клеилось: труп Мэтта был обнаружен как минимум в пятнадцати футах от того места, где упал рюкзак. Зачем парень попятился, прежде чем стрелять в Питера? Может, выстрел Хоутона отбросил тело так далеко? Нет, это противоречило законам физики. К тому же, если бы, падая, тело переместилось, то к месту обнаружения тянулись бы брызги крови – опять же, от того места, где Мэтт якобы подобрал пистолет В. Однако брызг не было. Ройстон упал там же, где и стоял на момент выстрела.

Патрик подошел к стене, возле которой обезвредил Питера, и всю ее методично ощупал от угла до угла, не пропустив ни единой выбоинки. Обследовав шкафчики снаружи и изнутри, он лег под скамейку и осмотрел ее доски снизу. Посветил фонариком в потолок. В таком маленьком помещении выпущенная Мэттом пуля обязательно должна была оставить вполне заметный след. Но как Патрик ни искал, он не мог найти ни малейшего подтверждения тому, что из пистолета В стреляли – в сторону Питера.

Детектив перешел в противоположный угол раздевалки. На полу еще осталось темное пятно, а рядом – засохший отпечаток ботинка. Перешагнув через этот участок, Патрик оказался в душевой и стал все так же тщательно изучать ее кафельную стену, которая, вероятнее всего, была у Мэтта за спиной. Если бы пуля нашлась здесь, это бы означало, что стрелял точно не Мэтт. Что пистолетом В, как и пистолетом А, орудовал Питер. Что Джози сказала Джордану Макафи неправду.

В душевой, отделанной гладким белым кафелем, работалось легко. Здесь не было ни трещин, ни сколов, ни шероховатостей – ничего, что могло бы походить на след от пули, прошедшей навылет через тело Мэтта. Патрик поискал даже там, где искать не имело смысла: в лейках душа, на потолке. Снял обувь и стал шаркать босыми ногами по полу. Задев мизинцем край решетки водостока, он опустился на колени, чтобы на всякий случай осмотреть и ее. Тогда-то он и заметил на примыкающей к ней плитке пола длинную свежую царапину. Техники-криминалисты, наверное, не обратили на нее внимания, подумав, что рабочие, когда монтировали решетку, просто неаккуратно мазнули раствором. Патрик потер повреждение пальцем, посветил в водосток. Если пуля упала туда, то дело гиблое. Но нет, она не могла проскочить: отверстия слишком маленькие.

Открыв один из шкафчиков раздевалки, Патрик оторвал от дверцы зеркальце и положил его на поцарапанную плитку душевой. Выключил свет, достал лазерную указку, встал туда, где в момент задержания находился Питер, и направил луч на зеркальце. Луч, преломившись, упал на дальнюю стену, на которой следа от пули не осталось. Тогда Патрик принялся наугад указывать на зеркало из разных точек и делал это до тех пор, пока отраженный луч не попал в маленькое окошко, служившее в душевой для вентиляции. Пометив карандашом место, где он сам в тот момент стоял, Патрик достал телефон.

– Диана, – сказал он, когда ему ответили, – завтра не начинайте заседание без меня.

Следующим утром прокурор обратилась к судье:

– Ваша честь, я понимаю, что присяжные уже здесь, но при всей неординарности ситуации я вынуждена просить отложить начало слушаний до прибытия Патрика Дюшарма. Он открыл какие-то новые детали… вероятно, отчасти оправдывающие обвиняемого.

– Вы звонили детективу?

– Несколько раз.

Патрик не брал трубку. Если бы взял, Диана сказала бы ему, как сильно хочет его убить.

– Я возражаю, Ваша честь, – заявил Джордан. – Не сомневаюсь: когда эти факты, реабилитирующие моего подзащитного, подтвердятся, миз Ливен сразу же даст мне знать. Ну а пока я предпочел бы сделать то, что в моих силах. Поскольку присяжные в сборе, я хочу пригласить свидетеля, который уже сейчас готов дать показания.

– Какого еще свидетеля? – удивилась Диана. – У вас больше никого нет.

Джордан улыбнулся:

– А как же дочь судьи Кормье?

Алекс сидела в комнате свидетелей, сжимая руку Джози:

– Не успеешь оглянуться – все уже будет позади.

Судья Кормье не забыла о том, как несколько месяцев назад боролась за право вести это дело. Ей казалось, она скорее поможет дочери профессиональным участием, нежели эмоциональным. А вот теперь Джози готовилась выйти на арену, которую Алекс знала лучше, чем кто бы то ни было, но при этом, как ни парадоксально, она не могла дать своему ребенку никакого особо ценного юридического совета. Будет страшно. Будет больно. А ей, Алекс, оставалось только смотреть, как дочь страдает.

Пристав, вышедшей к ним из зала суда, спросил:

– Ваша честь, девочка готова?

– Просто говори то, что знаешь, – сказала Алекс и, напоследок сжав посильнее руку Джози, тоже встала, чтобы идти в зал.

– Мама, а если то, что я знаю, – это не то, что люди хотят слышать?

Алекс попыталась улыбнуться:

– Говори правду. Это беспроигрышный вариант.

В соответствии с правилами, когда Джози вошла, Джордан передал Диане краткую запись ее предварительных показаний.

– Когда вы это получили? – прошептала прокурор.

– Только в выходные. Мне жаль, что так получилось, – сказал Джордан, хотя на самом деле ни о чем не жалел.

Он подошел к Джози, которая сейчас казалась особенно маленькой и хрупкой. Личико бледное, волосы собраны в аккуратный хвост, руки сложены на коленях. Упорно стараясь ни на кого не смотреть, она зафиксировала взгляд на деревянном ограждении свидетельского места.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Джози Кормье.

– Где вы живете, Джози?

– Дом сорок пять, Ист-Прескотт-стрит, Стерлинг.

– Сколько вам лет?

– Семнадцать.

Джордан подошел еще ближе и пробормотал совсем тихо, чтобы никто, кроме Джози, не слышал:

– Вот видишь? Ничего сложного. – Он подмигнул ей, и ему показалось, что в ответ она слегка приподняла уголки губ. – Где вы были утром шестого марта?

– В школе.

– Какой урок у вас был первым?

– Английский, – тихо ответила Джози.

– А второй?

– Математика.

– Третий?

– У меня было время самоподготовки.

– С кем вы его провели?

– С моим парнем. Мэттом Ройстоном. – Джози отвернулась и часто заморгала.

– Где вы находились?

– Сначала в кафетерии, оттуда пошли в раздевалку за вещами Мэтта, чтобы он подготовился к следующему уроку.

– Что случилось потом?

Джози посмотрела на свои колени:

– Поднялся шум, все забегали, стали говорить про какие-то пистолеты. Мол, кто-то принес пистолет в школу. Наш друг Дрю Жирар сказал нам, что это Питер.

Подняв глаза, Джози встретилась с Питером взглядом и несколько секунд неподвижно смотрела на него, а потом закрыла глаза и отвернулась.

– Вы знали доподлинно, что происходит?

– Нет.

– Вы видели, как кто-нибудь стрелял?

– Нет.

– Куда вы пошли?

– В спортзал, а из спортзала – в раздевалку. Я поняла, что он приближается, потому что услышала выстрелы.

– Кто был с вами, когда вы побежали в раздевалку?

– Я думала, со мной Дрю и Мэтт, но, когда обернулась, Дрю рядом уже не было. Его ранили.

– Вы видели, как это произошло?

Джози покачала головой:

– Нет.

– Вы видели Питера до того, как вошли в раздевалку?

– Нет.

Ее лицо сморщилось, и она вытерла глаза.

– Джози, что было потом? – спросил Джордан.

Тот День, 10 часов 16 минут

– Ложись на пол, – прошипел Мэтт и толкнул Джози, так что она упала за деревянную скамейку.

Укрытие получилось так себе, но спрятаться в раздевалке более надежно оказалось нельзя. Изначально Мэтт планировал выбраться через окошко душевой, подтащив туда скамейку, но времени на это не осталось: выстрелы приближались. Мэтт и Джози сами загнали себя в тупик – в буквальном смысле слова. Она свернулась калачиком, он лег перед ней. Ее сердце стучало ему в спину, и то и дело она забывала дышать. Мэтт нащупал ее руку.

– Если что-то случится, Джо, – сказал он, – я тебя любил.

Джози заплакала: она умрет, они все умрут! А она еще столько не успела сделать! Съездить в Австралию, поплавать с дельфинами, разучить песню Фредди Меркьюри «Bohemian Rhapsody». Окончить школу.

Выйти замуж.

Она вытерла лицо о футболку Мэтта, и в этот момент дверь распахнулась. В раздевалку, запнувшись о порог, влетел Питер с пистолетом в руке. Глаза у него были дикие, на левой кроссовке, как заметила Джози, развязались шнурки. Она поверить не могла, что заметила это. Когда Питер направил оружие на Мэтта, Джози не выдержала и закричала.

Испугавшись то ли просто шума, то ли именно ее голоса, Питер выронил рюкзак. Из открытого кармана при падении выпал еще один пистолет.

Он заскользил по полу и остановился у левой ноги Джози.

Бывают моменты, когда мир настолько замедляется, что ты явственно ощущаешь каждое движение своего тела, каждый поворот, происходящий у тебя в сознании. И ты понимаешь: чем бы дело ни закончилось, ты всю оставшуюся жизнь будешь помнить эту минуту в мельчайших подробностях. Джози, словно бы со стороны, наблюдала, как ее рука протянулась назад, пальцы обхватили холодную черную рукоятку пистолета. С трудом встав, она направила оружие на Питера.

Мэтт, пользуясь тем, что Джози его прикрыла, стал, пятясь, двигаться в сторону душевой. Хоутон по-прежнему направлял пистолет именно на него, хотя Джози была ближе.

– Дай мне покончить с этим, – произнес Питер, обращаясь к ней.

– Пристрели его, Джози! – завопил Мэтт. – Стреляй же, черт возьми!

Питер оттянул назад затвор-кожух, чтобы патрон встал на место. Джози, внимательно за ним наблюдавшая, сделала то же самое. Ей вдруг вспомнилась начальная школа. На переменах другие мальчишки бегали с палками или с камнями и кричали: «Руки вверх!» А Питер, с которым она тогда дружила, что делал? Этого она вспомнить не могла.

– Джози! Стреляй наконец! – рявкнул Мэтт, вытаращив глаза и обливаясь потом. – Черт возьми, ты дура, что ли?

– Не разговаривай с ней так! – крикнул Питер.

– Заткнись, засранец! Думаешь, она тебя пожалеет? – Мэтт повернулся к Джози. – Чего ждешь? Стреляй!

И она выстрелила.

Выстрел оставил на ее большом пальце две широкие царапины. Она вскинула онемевшие, ноющие руки. Несколько секунд Мэтт молча стоял, держась за живот. По серой ткани быстро расплывалось черное пятно. Джози увидела, как губы Мэтта произнесли ее имя, но звука не услышала из-за шума в ушах. Потом Мэтт упал.

Руки Джози затряслись, и она выронила пистолет, чему нисколько не удивилась: сейчас этот предмет вызывал у нее отторжение, не уступающее той силе, которая минуту назад вложила его ей в руку. Джози с криком бросилась к Мэтту и прижала ладони к ране, потому что так вроде бы полагалось делать. Он закричал, корчась от боли. Кровь, пузырясь, потекла у него изо рта вниз по шее. Джози, плача, обернулась к Питеру:

– Сделай что-нибудь!

Он подошел, поднял пистолет и выстрелил Мэтту в голову.

Джози в ужасе отползла назад – подальше от них обоих. Она не это имела в виду! Не может быть, чтобы она этого хотела!

Она посмотрела на Питера и, наверное, в этот самый момент, когда все мысли отключились, поняла, как он себя чувствовал, когда шел по коридору с оружием в руках и в рюкзаке. В их школе каждый играл определенную роль: качка, ботаника, красотки или фрика. Питер сейчас осуществил то, о чем втайне мечтали все: он позволил себе, пускай только на девятнадцать минут, стать тем, кого никто не смеет судить.

– Никому не говори, – прошептал Питер, и Джози поняла, что он предлагает ей выход: скрепив свой союз пролитой кровью, они оба будут молчать.

Она медленно кивнула, и свет погас.

По-моему, человеческая жизнь похожа на фильм, записанный на диск. Ты можешь посмотреть ту версию, которую в кинотеатрах крутят для всех, а можешь выбрать режиссерскую. Тогда ты увидишь картину такой, какой ее видел автор, пока ему не наступили на горло.

Если есть меню, ты сразу включаешь любимые сцены, не пересматривая того, что тебе не понравилось. Жизнь, как и фильм, можно мерить пережитыми эпизодами, а можно просто временем, в течение которого ты торчишь на одном месте.

Хотя нет. Жизнь – это, наверное, даже не кино, а нудная запись с камеры видеонаблюдения. Как ни пяль глаза, все равно почти ничего не разобрать. И без конца повторяется одно и то же.

Через пять месяцев

Алекс пыталась прорваться сквозь толпу людей, которые вскочили со своих мест, взбудораженные признанием Джози. Наверное, где-то здесь были и Ройстоны, узнавшие, что их сына убила ее дочь, но Алекс сейчас было не до этого. Она никого не видела, кроме Джози, для которой ограждение свидетельского места стало мышеловкой и к которой Алекс никак не удавалось прорваться. А ведь она, Алекс Кормье, судья! Ее должны были пропустить! Но нет: два пристава встали у нее на пути, как скала. Вагнер стучал молоточком, хотя на него уже никто не обращал внимания.

– Перерыв пятнадцать минут! – объявил он, и третий пристав увел Питера через служебную дверь. – А вы, юная леди, – обратился судья к Джози, – все еще под присягой.

Ее тоже вывели, через другой выход.

– Джози! – крикнула Алекс ей вслед.

– Идемте, Ваша честь, – сказала внезапно появившаяся Элеанор, беря свою начальницу под руку. – Вам сейчас небезопасно здесь находиться.

Впервые за всю свою сознательную жизнь Алекс позволила себя увести.

Патрик вошел в зал суда, когда буря уже разразилась. Он увидел Джози, плачущую на свидетельском месте, увидел судью Вагнера, пытающегося вернуть контроль над ситуацией. Но главное, он увидел, как Алекс отчаянно пытается прорваться к дочери. Ему так захотелось помочь ей, что он едва не выхватил пистолет из кобуры.

Когда Патрик добрался до центрального прохода, Алекс там уже не было. Он успел заметить, как она проскользнула в комнату за судейской скамьей, и хотел перелезть через ограждение, чтобы догнать ее, но кто-то поймал его за рукав. Патрик с досадой обернулся. Перед ним стояла Диана Ливен.

– Какого черта здесь происходит?! – спросил он.

– Сначала выкладывайте вы.

– Всю ночь я был в школе, проверял показания Джози. Они не подтвердились: если бы Мэтт выстрелил в Питера, на стене остался бы видимый след. Я понял, что она опять врет. Наверное, думаю, оба раза стрелял Питер без всяких провокаций со стороны Мэтта. Я нашел то место, где первая пуля ударилась о пол, и с помощью лазерной указки определил, куда она могла отрикошетить. Тогда мне стало ясно, почему ее так долго не могли найти. – Патрик порылся в кармане и достал пакетик с пулей. – Пожарные по моей просьбе вынули это из ствола клена, который растет за окном душевой. Я сразу же отвез пулю к экспертам и стоял над ними с кнутом до тех пор, пока они не согласились сделать все, что нужно, безотлагательно. Оказалось, это не просто пуля из пистолета В. На ней следы крови и частички ткани, принадлежащей Мэтту Ройстону. А теперь самое интересное: если от дерева построить обратную траекторию ее движения – посмотреть, куда упадет луч, преломившийся там, где она коснулась пола, то получится, что стреляли никак не от той стены, возле которой находился Питер. Выстрел был…

Прокурор устало вздохнула:

– Джози призналась, что это она выстрелила в Мэтта Ройстона.

– Ну, – сказал Патрик, передавая Диане пакетик с пулей, – значит, она наконец-то начала говорить правду.

– Полагаю, ты забыл рассказать мне об этом? – спросил Джордан, прислонившись к решетке камеры временного содержания.

– Нет, – ответил Питер.

– Если бы ты с самого начала сказал правду, дело могло бы закончиться для тебя по-другому.

Питер лежал на скамье, положив руки под голову, и, к недоумению Джордана, улыбался.

– Она снова стала моим другом, – сказал он. – А то, что обещаешь друзьям, нужно выполнять.

Алекс сидела в темном помещении для совещаний, где во время перерывов иногда держали ответчиков. Она понимала: ее дочь пока еще только свидетель, но на следующем процессе будет обвиняемой.

– Зачем? – спросила Алекс.

Темный профиль Джози окаймляла тонкая полоска серебристого света.

– Ты сама велела мне говорить правду.

– А в чем заключается правда?

– Правда в том, что я любила Мэтта. И ненавидела его. Я ненавидела себя за то, что люблю его, но если бы я была не с ним, то была бы никем.

– Не понимаю…

– Где тебе понять? Ты же идеальная. – Джози покачала головой. – А обычные люди… Мы все такие же, как Питер. Просто кто-то скрывает это лучше, кто-то хуже. Не имеет значения, пытаешься ты быть невидимым или всю жизнь выдаешь себя за того, кем, как тебе кажется, тебя хотят видеть окружающие. И в том и в другом случае ты фальшивка.

Алекс вспомнила, что на всех вечеринках, где она бывала, ее всегда первым делом спрашивали: «Чем вы занимаетесь?» Как будто профессия и социальный статус исчерпывающе определяют личность. Никто никогда не спрашивал: «Кто вы на самом деле?» – потому что внутренняя сущность человека слишком неоднозначна и переменчива. Можно быть судьей, или матерью, или мечтателем. Можно быть жертвой или обидчиком. Можно быть одновременно и родителем, и ребенком. Можно сегодня кого-то ранить, а завтра излечить. «Я не идеальная», – подумала Алекс, совершив, вероятно, первый шаг к подлинному совершенству.

– Что со мной будет? – Джози повторила вопрос, который задала матери двумя днями раньше, когда та еще чувствовала себя вправе давать ответы.

– Что с нами будет? – поправила Алекс.

На лице Джози мелькнула и тут же погасла улыбка.

– Я первая спросила.

Дверь открылась, и из коридора в комнату ворвался свет, который нес в себе все то, что должно было случиться. Алекс взяла дочь за руку и глубоко вдохнула:

– Увидим.

Питера признали виновным в восьми убийствах первой степени и двух – второй степени. Присяжные решили, что в случае Мэтта Ройстона и Кортни Игнатио он не действовал предумышленно, а был спровоцирован.

После того как вердикт был вынесен, Джордан зашел к Питеру в камеру временного содержания, откуда его должны были отправить в окружную тюрьму, а после вынесения приговора – в тюрьму штата в Конкорде. Там ему предстояло отсидеть восемь сроков за преднамеренное убийство. Это означало, что живым он не выйдет.

– Ну ты как? – спросил Джордан, положив руку Питеру на плечо.

– Нормально. Я, в общем-то, этого и ожидал.

– Но ведь тебя услышали. Потому и заменили два пункта на непредумышленное убийство.

Питер криво улыбнулся:

– Наверное, я должен сказать вам спасибо за усилия. И пусть у вас все будет хорошо.

– Я навещу тебя, если буду в Конкорде, – сказал Джордан.

Он посмотрел на Питера. За эти несколько месяцев его клиент возмужал. Теперь они были одного роста. Да и в весе парень прибавил. Голос стал ниже. Он начал бриться. Джордан удивился тому, что до сих пор не замечал этого.

– Мне жаль, что получилось не так, как я хотел.

– Мне тоже, – ответил Питер и протянул руку.

Джордан привлек его к себе и обнял:

– Береги себя.

Когда адвокат направился к выходу из камеры, Питер его окликнул:

– Это ваше.

В руке у Питера были очки, которые Джордан принес перед началом слушаний.

– Оставь. Тебе нужнее.

Питер подошел и сунул их Джордану в карман:

– Мне будет приятно, если вы их сбережете. А смотреть мне больше не на что.

Джордан кивнул, вышел из камеры, попрощался с помощниками шерифа и направился в вестибюль, где его ждала Селена. Перед тем как подойти к ней, он надел очки Питера.

– Зачем ты их напялил? – спросила Селена.

– Они мне нравятся.

– У тебя же стопроцентное зрение.

Джордан отметил про себя, что, когда смотришь сквозь линзы, мир как бы загибается по краям и нужно передвигаться осторожнее.

– Не всегда, – ответил он.

После суда Льюис вернулся к своим любимым цифрам. Откопал кое-какие предварительные данные и обработал их с помощью специальной статистической программы. На этот раз его изыскания не имели отношения к счастью: он выяснял, где, кроме Стерлинга, происходили массовые убийства в школах, и прослеживал ситуацию в этих регионах вплоть до настоящего момента, пытаясь понять, как однажды совершенный акт насилия влияет на экономическую стабильность в будущем. Иными словами, если земной шар выбили у тебя из-под ног, какова вероятность того, что однажды ты снова ступишь на твердую почву?

Как и раньше, Льюис преподавал в колледже Стерлинга основы микроэкономики. Был конец сентября, занятия только начались, но он уже вошел в колею, и лекции шли как по маслу. О модели Кейнса и о конкуренции говорилось так легко, словно этот вводный курс ничем не отличался от предыдущих – от тех, которые доктор Хоутон читал, когда его сына еще не осудили.

После того как в колледже подключили беспроводной Интернет, Льюис по необходимости начал расхаживать во время занятий по аудитории – иначе студенты только и делали бы, что играли в онлайн-покер и переписывались друг с другом. Во время одной из лекций он обратил внимание на двоих ребят-футболистов, которые по очереди пускали струю воды из бутылки с клапаном в шею парню, сидевшему впереди, а когда тот оглядывался, смотрели на доску невинными глазами мальчиков из хора. Льюис не растерялся.

– А теперь ответьте мне, что будет, если установить цену выше точки, обозначенной на графике буквой А? – спросил он и, забрав у качков бутылку, добавил: – Спасибо, мистер Грейвс, у меня как раз пересохло в горле.

Парнишка, которому брызгали в шею, тут же поднял руку. Льюис ему кивнул.

– Никто не захочет покупать эту безделушку за такие деньги. Спрос упадет, а значит, продавец снизит цену, чтобы товар не занимал места на складе.

– Совершенно верно, – сказал Льюис и посмотрел на часы. – Ладно, ребята. В понедельник разберем следующую главу из Мэнкью. И не удивляйтесь, если я в качестве сюрприза дам вам небольшой тест.

– Ну вот! Испортили сюрприз! – откликнулась какая-та девочка.

– Ой! – улыбнулся Льюис.

Когда все повставали и начали собираться, он подошел к мальчику, ответившему на вопрос. Парнишка запихивал учебник в рюкзак, который и без того был так набит книгами, что молния не застегивалась. Льюис обратил внимание на давно не стриженные волосы студента и на портрет Эйнштейна на футболке.

– Вы сегодня хорошо работали.

– Спасибо. – Мальчик переступил с ноги на ногу, очевидно придумывая, что бы еще сказать. – Хм… рад познакомиться с вами. – Он протянул руку. – То есть мы все, конечно, уже знаем вас, но я имел в виду лично…

– Да-да. Напомните, пожалуйста, как вас зовут?

– Питер. Питер Гранфорд.

Льюис открыл рот, но ничего не сказал, а только покачал головой.

– Что? – встревожился парень. – Мне показалось… хм… вы хотели сказать что-то важное.

Доктор Хоутон посмотрел на тезку своего сына – на мальчика, который сутулил плечи, словно боясь занять в мире слишком много места, – и почувствовал знакомую боль: грудь сдавило, как от удара молотком. Так бывало всегда, когда Льюис думал о Питере и его загубленной жизни. Почему же он, отец, не смотрел на сына почаще, пока тот был рядом?! Теперь вот приходилось довольствоваться несовершенными воспоминаниями и – еще хуже! – искать черты своего Питера в лицах чужих людей.

Покопавшись внутри себя, Льюис отыскал и надел ту улыбку, которая часто спасала его, когда радоваться на самом деле было совершенно нечему.

– Да, – сказал он, – это важно. Вы напомнили мне одного человека, которого я когда-то знал.

Только через три недели после оглашения приговора Лейси смогла, собравшись с духом, войти в спальню младшего сына. Теперь было ясно, что домой он не вернется, а значит, не имело смысла сохранять комнату в прежнем виде, который Лейси поддерживала пять месяцев, пока еще теплилась хоть какая-то надежда.

Сев на кровать, она поднесла к лицу подушку, все еще пахнущую Питером: интересно, как долго этот запах мог сохраняться? Бросила взгляд на книжную полку, наполовину опустошенную полицией. Открыв выдвижной ящик прикроватной тумбочки, она нащупала атласную закладку, металлические зубы степлера, пульт без батареек, лупу, старые карты с «Покемонами», портативный жесткий диск на цепочке для ключей. Все это Лейси сложила в коробку, принесенную из подвала. Она чувствовала себя как на месте преступления: посмотри, что осталось, и собери из кусочков портрет того мальчика, который здесь жил.

Лейси сложила одеяло и простыни, стянула с подушки наволочку. Как-то раз за ужином Льюис сказал ей, что снос здания ядром стоит десять тысяч долларов. Ломать вообще проще, чем строить. Потратишь меньше часа – и комната будет выглядеть так, словно Питер никогда и не жил в ней.

Сложив постель аккуратной стопкой, Лейси снова села на кровать и окинула взглядом голые стены. Там, где раньше висели постеры, краска была чуть ярче. Задев рукой шов матраса, Лейси подумала о том, как долго она будет считать его матрасом Питера.