Текст книги "Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир"

«Девять сестер»

Во Франции, как и в Британии, многие вступали в ложи ради развлечения, новых друзей и полезных связей, и времени и желания подробно изучать тонкости Шотландского устава у них не было. Часто посещавший в то время Францию венецианский авантюрист и повеса Джакомо Казанова советовал вступать в ряды братьев-масонов всем, таким же как он, искателям приключений: «В нынешнюю пору юноше, путешествующему по миру и желающему узнать все его прикрасы и премудрости, если он желает везде находить себе должный прием, необходимо посвятить себя в круг так называемых масонов». Казанова своему совету следовал – связи, полученные в масонских ложах, он прекрасно использовал для путешествий по Европе и своих успехов в ложах другого рода.

Но были среди французских масонов и те, чьи устремления были предельно чисты: первых братьев привлекала в первую очередь нравственная философия масонства, соблюдение установленных порядков, религиозная терпимость, а также модное в то время увлечение рациональной наукой и поисками древних истин. Постепенно масонские ложи стали частью интеллектуального ландшафта наравне со всякого рода салонами, кафе, клубами и собраниями. Если изначально Британия казалась в этом отношении более открытой и подвижной, то к середине века Франция начала ее нагонять. Ослабла хватка цензуры. С 1751 года начал выходить – том за томом – всеохватный компендиум человеческого знания, знаменитая «Энциклопедия» Дени Дидро и Жана Лерона Д’Аламбера. Именно она стала платформой для новых философов эпохи Просвещения, выталкивавших идеи рациональности и прогресса на авансцену общественного сознания. Номинальным лидером французского Просвещения стал Вольтер, выступавший в 1760-е годы за отмену религиозных преследований.

И одна из парижских лож без околичностей провозгласила себя сеятелем идей Просвещения. Она называлась «Девять сестер» – в честь древнегреческих муз, покровительниц словесности, науки и искусства. Основателем ложи и ее первым Мастером был астроном Жером Лаланд. Он поставил себе цель привлечь в ряды братьев-масонов как можно больше представителей интеллектуальной элиты, а из ложи сделать центр культурной жизни столицы.

Итак, основанная в 1776 году ложа «Девять сестер» вскоре могла похвастаться знаменитыми людьми среди своих членов. Один из них – Бенджамин Франклин, который пребывал в Париже для того, чтобы заручиться поддержкой французов в борьбе американских колоний против Британии. Он даже стал преемником Лаланда в должности Мастера ложи. В 1778 году, во всех смыслах полагаясь на помощь своего товарища Франклина, членом ложи стал самый знаковый деятель Просвещения – Вольтер, ввиду слабого здоровья которого обряд инициации был сокращен. При этом великий философ масонам никогда не симпатизировал, считая их стремление к церемониальности банальным пристрастием к трюкачеству. Однако в 1778 году он решил сделать приятное своим почитателям. Спустя полтора месяца его не стало, и первому посещению ложи было суждено стать и последним.

Входили в ложу «Девять сестер» и другие известные люди. Одним из сторонников включения в ложу Вольтера был доктор Жозеф Гильотен, общественный деятель и анатом, чье имя впоследствии будет ассоциироваться исключительно с орудием казни. Также в ложу входили братья Монгольфье, Жозеф-Мишель и Жак-Этьенн, те самые, что в 1783 году всполошили всю прогрессивную общественность, продемонстрировав полет своего воздушного шара.

При этом франкмасонство не стояло в авангарде мысли Просвещения. Из 272 авторов «Энциклопедии» масонами были лишь семнадцать. Казалось бы, где еще нести свою миссию? Впрочем, «Девять сестер» не были типичной французской масонской ложей. Создав ее, Лаланд с трудом смог получить лицензию от «Великого востока Франции», консервативные члены которой опасались недовольства властей. Также члены «Девяти сестер» предпочитали не привлекать к себе внимание, не издавали журнал и никаким другим образом не делились результатами своих изысканий. В общем, ложа Лаланда не была типичной ни для обществ эпохи Просвещения, ни для масонства.

Однако обычные французские ложи все-таки были проводниками просвещенческого мироощущения. То есть не надо было быть таким выспренним интеллектуалом, как Монтескье, чтобы воспринять витающие в воздухе идеи космополитизма и формального равенства людей, которые стали нормами масонской жизни.

Избранные когены вселенной

Среди французских масонов мистиков было примерно столько же, сколько ученых. Многие были склонны верить в то, что из века в век в масонских ложах передавались не просто некие нравственные принципы, но и важнейшие эзотерические знания. И живым примером соприкосновения «искусства» с оккультными науками стал Жан-Батист Виллермоз. Родился он в 1730 году в Лионе, стал торговцем шелком, занимался благотворительностью, был безупречным дельцом, а масоном стал из желания вращаться в более высоких кругах. Добрые жители Лиона знать не знали о том, что Виллермоз с жадностью изучал наиболее мистические стороны масонской науки и вел переписку с масонами-эзотериками и философами из самых разных стран, включая Россию, Швецию и Италию. В возрасте примерно тридцати пяти лет Виллермоз уже был посвящен более чем в шестьдесят разных степеней. К тому же он создал собственную организацию «Рыцарей черного орла», целью которой были поиски камня всеобщего счастья, обращающего металлы в золото.

Бывая в Париже регулярно по торговым делам, Виллермоз пытался как можно ближе подобраться к масонским тайнам. Именно в столице в 1767 году он познакомился с визионером и каббалистом Мартинесом де Паскуалли, изучавшим новые миры мудрости. Он верил, что все люди от рождения – полубоги, а масонские ритуалы способны вернуть избранным это состояние. Мартинес де Паскуалли создал орден рыцарей-масонов избранных когенов вселенной для вызова божественных сил с помощью заколдованных кругов, имен ангелов и астрологии. Считалось, что для колдовства особенно подходит полночь в день весеннего равноденствия: после долгих духовных приготовлений избранные масоны ложились, будучи босиком, головой на сжатые кулаки и общались с Высшей сущностью посредством так называемой реинтеграции.

Виллермоз стал последователем Мартинеса де Паскуалли и вскоре возглавил лионское отделение «избранных когенов». После каждого весеннего равноденствия он продолжал надеяться, хотя реинтеграции все не происходило. Многие уже начинали роптать, ведь, находя каждый раз новые отговорки, сам Паскуалли никак не приезжал в Лион для того, чтобы провести ритуал по всем правилам. Виллермоз не утратил веру, даже когда в 1772 году стало известно, что Мартинес де Паскуалли навсегда покинул Францию, отправившись получать наследство на далекие Антильские острова.

Тем временем Виллермоз впитывал последние веяния из Германии – обновления в Шотландском уставе, которым вскоре будет суждено стать чрезвычайно популярными среди всех масонов. Оказалось, что в Святой земле тайны древних каменщиков были обнаружены не просто крестоносцами, а братьями ордена бедных рыцарей Иерусалимского храма, или тамплиерами. Этот орден воинов-монахов был создан в XII веке. В Святой земле им удалось значительно обогатиться, и после окончания Крестовых походов на орден стали все чаще поглядывать с завистью. В 1307 году папа римский издал указ об аресте руководящей верхушки тамплиеров, обвинив их в богомерзких деяниях, включавших детоубийство и поклонение истукану с козлиной головой Бафомету. Глава ордена Жак де Моле был сожжен на костре прямо напротив собора Парижской Богоматери.

Но даже спустя столетия после роспуска ордена тамплиеры не были забыты. Для благоверных католиков они были вероотступниками, понесшими справедливое наказание. Другие же считали их жертвами жадности и коварства Церкви. В ордене существовали ритуалы инициации, а глава тамплиеров именовался Великим магистром, Гроссмейстером, или Великим мастером. Этих совпадений Виллермозу и другим было достаточно для того, чтобы не сомневаться в масонском происхождении ордена тамплиеров. В 1774 году Виллермоз с группой единомышленников основал в Лионе «Капитул тамплиеров». Четыре года спустя, в результате соединения этого общества с «избранными когенами», был создан устав Благодетельных рыцарей Святого града.

В 1780-е годы неутомимый Виллермоз клюнул еще на одно новшество. Незадолго до этого венский врач Франц Месмер совершил эпохальное открытие: та же сила тяготения, что вращает небесные тела, протекает и через живые организмы в форме особого флюида, названного им животным магнетизмом. У людей блокировка этого животного магнетизма вызывала разного рода недуги. К счастью, Месмер обладал даром накапливать и направлять флюид. Во время сеансов он прикасался к особым магнетическим зонам на теле пациента, вводя их в транс и исцеляя. В Париже Месмер оказался в 1778 году и вскоре, повсеместно демонстрируя свой дар, обрел множество последователей.

Увлеченные месмеризмом люди основали «Ложу гармонии», квазимасонскую организацию, задачами которой было всестороннее исследование методов Месмера и хранение этих тайн. Вскоре отделения этой ложи появились по всей Франции. Виллермозу же удалось и их интегрировать в свой устав Благодетельных рыцарей Святого града.

Жан-Батист Виллермоз продолжал духовные поиски до самой смерти в 1824 году. Он был, пожалуй, самым всеядным и настойчивым энтузиастом мистического масонства второй половины XVIII столетия. Развитие оккультных ответвлений масонства не могло не породить множество шарлатанов. Самый известный из них – Джузеппе Бальсамо, вошедший в историю под вымышленным именем графа Калиостро. Он родился в 1743 году в Палермо в бедной семье. За свою жизнь он объездил всю Европу, подделывая документы и торгуя своей женой. В 1777 году, отсидев срок в лондонской тюрьме, он затем был принят в ряды братьев-масонов в пабе «Сохо». Перед авантюристом открылись новые возможности. Он вновь принялся странствовать в качестве «Великого Кофты» (эту степень он ввел сам в придуманном им же «египетском ритуале»). Калиостро-масон обладал множеством высших тайн, в том числе секретом омоложения тела.

Нам, конечно, легко смотреть на оккультное масонство второй половины XVIII века как на забавный исторический курьез, а на персонажей вроде Паскуалли, Виллермоза, Месмера и Калиостро – как на нелепых чудаков. Но к истории не стоит относиться снисходительно. Так, например, месмеризм воспринимали серьезно ведущие умы того времени, потому что явления вроде животного магнетизма только начинали изучать. Благодаря Ньютону и Франклину человечество узнало, как действуют сила тяготения и электричество, но все еще не было понятно, что это, по сути, такое.

Появление «масонства откровения», которым занимался Виллермоз, очень симптоматично в контексте ослабления роли институциональной религии во Франции второй половины XVIII столетия. Паства редела, средств у Церкви становилось меньше. Вместо того чтобы вступать в католические братства, добрые французские буржуа массово вступали в масонские ложи, в которых занимались, по сути, тем же, только вне церковной иерархической структуры, а именно общались, занимались благотворительностью и искали коллективного мистического опыта. Как и в Англии, во Франции происходил переход к секулярному обществу, а масонство помогало смягчить этот переход.

Несмотря на неодобрение папы, к «искусству» приобщались и многие представители духовенства. Согласно одному отчету, около 35 % братьев-масонов в Анже и Ле-Мане были священниками и куратами. Масонами при этом они были очень разными. В 1778 году тринадцать из ста пятидесяти членов престижной научной ложи «Девять сестер» были священнослужителями. В 1752 году в парижской ложе Казанова свел знакомство с одним упитанным бонвиваном из Болоньи, который оказался кардиналом, да к тому же еще и папским легатом. Вместе они наслаждались «изысканными яствами в сопровождении премилых барышень».

Коротко говоря, вывод следующий: французское масонство было отражением французского общества в целом – или, точнее, его привилегированных слоев. Оно было настолько разномастным, что нет ничего удивительного в том, что именно во Франции было суждено появиться одному из самых таинственных и необыкновенных масонов в истории.

Шевалье д’Эон

Шарль де Бомон, известный как Шевалье д’Эон, был французским адвокатом, солдатом, дипломатом и тайным агентом. В 1763 году он приезжает в Англию и сразу производит фурор. Еще во Франции шевалье был известен как растратчик казенных денег и дуэлянт, а в Англии к обязательствам перед серьезными людьми из Версаля прибавились долги лондонским заимодателям. В октябре 1764 года вооруженный до зубов д’Эон отстреливался от кредиторов из превращенного в бастион дома в Сохо. В итоге ему удалось бежать, при этом он был объявлен вне закона. Французские власти он шантажировал тем, что грозился обнародовать секретные документы. Безрассудная «дипломатическая карьера» шевалье д’Эона продолжалась ни много ни мало тринадцать лет.

© The Trustees of the British Museum

Отличало же его от множества других авантюристов то, что он часто одевался в женское платье, и истинный пол шевалье никому известен не был. В личном разговоре с одним французским тайным агентом д’Эон признался, что он – женщина.

В 1768 году на пике споров и пересудов шевалье д’Эон был посвящен в масоны в «Короне и якоре» на улице Стрэнд. Через полтора года он уже выполнял функции офицера ложи. Став масоном, шевалье на время успокоил тех, кто спорил по поводу его половой принадлежности. Обряд инициации включал оголение груди, и, по-видимому, никаких женских половых признаков обнаружено не было.

Новость о том, что д’Эон вступил в ряды братьев-масонов, позабавила весь Лондон. Сатирические гравюры беспощадно высмеивали запятнавшее свою репутацию «искусство». На одной из них изображены две делегации. Первые – смущенные масоны – просят, чтобы шевалье никому не раскрывал тайны своей половой принадлежности. Вторые принимают ставки на деньги, они хотят раз и навсегда развеять все сомнения и просят шевалье пройти стандартную процедуру утверждения пола, которую предположительно проходит избранный папа римский. Два черта несут то самое ватиканское кресло, на котором проходят проверку на принадлежность к мужскому полу (в середине сиденья проделана дыра), а священник уже ждет, когда придется под него подлезать.

Самому шевалье, конечно, больше нравилось другое, более лестное свое изображение, да так, что он купил сразу десять копий. На нем показана фигура неопределенного пола в платье, но с такими мужскими атрибутами, как шпага, трость и масонские отличительные знаки. На заднем плане – изображения известных самозванцев.

В 1777 году обсуждение пола шевалье д’Эона возобновилось. На этот раз дошло до суда, в котором версию о принадлежности женскому полу подтвердили двое свидетелей. Один из них – хирург, выписавшей шевалье лекарство от «женской» болезни. Второй – журналист, который и вовсе заявил, что вступал с шевалье в интимную связь. Споры продолжались, ведь свидетелей можно было купить. Впрочем, вскоре после этого сам шевалье, которому тогда было сорок девять лет, объявил себя женщиной. Новоиспеченная дама д’Эон собиралась вернуться во Францию.

При этом к масонству она продолжала относиться со всей серьезностью. Связи с братьями-масонами сохранялись даже тогда, когда ей пришлось покинуть Париж и уехать на родину в глухую Бургундию. Масонами были ее двоюродный брат, несколько близких друзей, а также мастер, изготавливающий по ее заказу парики.

Наиболее удивительно то, что ложа в Тоннере, родном городе д’Эон, считала ее своим полноправным членом. В августе 1779 года «Великий восток» не согласился ее принять, что вызвало возмущение тоннерских масонов: «Несмотря на произошедшее преобразование [в женщину], мы не могли не принять ее в свои ряды, ибо в противном случае предали бы кровные и братские обеты». Да, д’Эон стала женщиной, но продолжала оставаться «братом».

© Archiv Gerstenberg / ullstein bild via Getty Images

Чем объяснить такую широту взглядов тоннерских масонов? Возможно, они просто почтительно относились к этому человеку, кто-то же попросту продолжал считать его мужчиной, пусть и предпочитающим ходить в женской одежде. Но дело не только в келейном заступничестве. Если в Англии женщины среди масонов появлялись разве что в сатирических зарисовках, то во Франции дамы в запонах уже были – самые настоящие.

Величественные шотландки и английские амазонки

Любая женщина, предстающая для посвящения, должна быть здоровой, не беременной и не иметь регул. Перед входом в ложу она должна ожидать в затемненной комнате, где будет только одна свеча и череп. Там ее встретит Дама, которая спросит, готова ли она пройти через ужасные испытания. Ее попросят убрать правый рукав и перчатку, а затем левую подвязку, которую она заменит голубой лентой длиною в метр. Как только ей наденут повязку на глаза, она сможет постучать в дверь ложи.

Женское франкмасонство, Париж, 1775 г.

Женское масонство было не только во Франции, но только в этой стране «сестер» насчитывалось такое количество. После того, как «искусство» было перевезено через Ла-Манш и обрело независимость от Лондона, в той же суматохе, в которой размножились Шотландские уставы, начали принимать в ложи женщин. Первые известные нам масонки появились в 1740-х годах. Но по стране они распространились неравномерно: так, в крупных центрах масонства – Монпелье, Марселе, Тулузе и Тулоне – организованных женских лож не было. Тем не менее к 1774 году в Париже и Бордо женщин среди масонов было уже столько, что «Великому востоку» пришлось их признать. С тех пор их число только увеличивалось, как и число выпускаемых руководств по особой масонской моде. В период расцвета женского масонства сестер во Франции насчитывалось около тысячи.

Подобно традиционному мужскому, женское масонство поставило церемониальность во главу угла. Для масонок, как и для масонов, обряд символизировал рождение лучшей себя. Он был билетом в страну, где господствовали дружба и взаимопомощь.

Во всех городах Франции, где женщинам разрешалось вступать в масонство, существовали специальные ложи принятия. В них допускались как женщины, так и мужчины, и в своих обрядах они использовали образность Ветхого Завета.

Ранние историки женского масонства, независимо от их отношения к «искусству», предполагали, что обряды принятия были придуманы для того, чтобы отпугивать не в меру любопытных женщин. Профеминистские историки усматривали в этих обрядах женоненавистничество: сказка об искушении Евы Сатаной, используемая во многих ритуалах инициации лож принятия, так же стара, как мужской шовинизм.

Тем не менее недавние исследования показали, что ложи принятия на самом деле имели достойную родословную, идущую еще от английских масонских традиций, которые, возможно, были привезены во Францию сторонниками короля Якова. Таким образом, если посвящение женщин было новинкой, созданной во Франции, то сами ритуалы уходили корнями в более давние времена.

Следует уточнить и кое-что по поводу женоненавистничества, ведь хотя ветхозаветные сюжеты и были положены в основу ритуалов лож принятия, но интерпретировались они весьма нетривиально. Так, Ева действительно вкушала от запретного плода, но до косточек не доходила. В рамках обряда это означало, что, познав добро и зло, Ева тем не менее отказалась от злодеяний, которые бы «взошли» из этого знания. Из не в меру любопытной грешницы в масонских ритуалах Ева превратилась в фигуру, подобную Христу, взвалившую на себя бремя всеобщего греха.

Со временем некоторые масонки достигли более высоких званий, стали руководить церемониями принятия и даже изобрели для себя более высокие ученые степени. Они начали задумываться о том, что Просвещение может дать женщинам. Некоторые высказывали почти современные мысли об эмансипации. Вот, например, речь, произнесенная в Дижоне одной масонкой после посвящения: «О мои сестры! Как приятно мне называть вас именно так! <…> Давайте восхищаться той честью, что мстит за многочисленные оскорбления, которые мы так долго терпели». Историк, который внес наибольший вклад в открытие мира женского масонства, утверждал: «Нет никаких сомнений в том, что современный феминизм начал зарождаться в ложах».

Тем не менее протофеминистки из лож принятия сталкивались с серьезными трудностями. Главной причиной, по которой масоны начали принимать женщин, были обвинения в повальной содомии среди братьев. Громче всего оно звучало во Франции, где было широко распространено мнение о том, что масонские ритуалы представляют собой посвящение в содомию. Тот факт, что в Париже гомосексуалы использовали секретные рукопожатия и кодовые слова, чтобы узнавать друг друга, лишь усиливал подозрения. Гомосексуалы даже начали перенимать терминологию масонства, например называя друг друга братьями.

Ложи принятия формально подчинялись традиционным ложам, будучи, по сути, своеобразным приложением к ним. Субординация эта была установлена «Великим востоком» в 1774 году после утверждения процедур принятия. Регламентирующий документ включал унизительную оговорку о том, что женщины не могут быть инициированы во время менструации. Ложи принятия, как и многие другие женские придатки масонства, созданные в другое время и в других местах, не ставили под сомнение принцип, согласно которому «искусство» есть предприятие сугубо мужское.

82 % женщин, числившихся в ложах принятия, были дворянского происхождения. Остальные были из обеспеченных буржуазных семей. Один этот факт объясняет многое из того, что нам следует знать о масонках. Это были женщины, рожденные считать себя выше законов, применяемых к остальным членам общества. На протяжении нескольких поколений склонные к интеллектуальным занятиям французские аристократы обоих полов существовали в культуре салонов, частных литературных или художественных кружков, в которых тон зачастую задавали хозяйки. В типичном салоне акцент делался на остроумную и вежливую беседу, и участниками были как мужчины, так и женщины. Многим аристократам в середине XVIII века показалось бы странным исключение женщин из масонства, представители которого утверждали, что способствуют приумножению добродетелей и расширению социальных связей.

Тем не менее статус лож принятия оставался противоречивым. Многочисленные аргументы против инициации женщин, высказанные в Британии, по-прежнему звучали и во Франции: женщинам нельзя доверять тайны, а на мужчин нельзя надеяться, когда рядом с ними красивые женщины.

Женское масонство было постоянной головной болью для главных лож. В 1777 году выяснилось, что некоторые братья использовали ритуалы принятия, чтобы приглашать проституток на свои праздники.

Вероятно, примерно в то же время ведущие умы ложи «Девять сестер» позвали д’Эон присутствовать на одном из их торжественных мероприятий. Среди ее бумаг было найдено следующее письмо от представителя ложи: «Я прилагаю приглашение на церемонию, в которой вы займете видное место как масон, как писатель и как та, кто теперь является славой своего пола, ранее принеся такую честь полу нашему». Письмо лестное, но тем не менее двусмысленное. Ее приглашали как женщину? Как бывшего мужчину? Как масона независимо от пола? Или просто сами сомнения относительно ее личности сделали ее уникальным явлением? Далее в письме читаем: «Только мадемуазель д’Эон имеет право преодолеть преграду, исключающую прекрасный пол из наших трудов»[2]2
  Курсив автора – Джона Дикки.


[Закрыть]. Кто-то считает, что д’Эон была вызвана просто из любопытства. Конечно же некоторые масоны считали ее просто забавным персонажем, а не поругателем масонских конституций. В некоторых ложах пели скабрезную песню на мотив популярной тогда мелодии «Клюка святого Варнавы» (The Staff of St Barnabas). Каждый куплет заканчивался одной и той же двусмысленностью:

 
Усердней прочих есть один масон:
О нем давно средь братьев ходит слава.
Но если, говорят, девица он,
То та ли у него клюка, что у Варнавы?
 

Нам до сих пор неведомо, в какой степени выбор одежды в этом случае был выражением идентичности. Вольтер, например, твердо верил, что все эти метаморфозы диктовались ситуативной целесообразностью, что это был эффективный способ избавиться от врагов и обязанностей, накопленных за бурную мужскую жизнь: «Его подбородок порой бывает украшен вполне густой и колючей черной бородой, поэтому я просто не могу поверить, что этот д’Эон – женщина».

Многие другие интеллектуалы, которые сталкивались с этим человеком, были озадачены не меньше Вольтера. Д’Эон вернулась жить в Лондон в середине 1780-х годов, вызывая всеобщее замешательство. Как-то раз на одном вечере с ней побеседовал Джеймс Бозвел, а позже прокомментировал: «Я ожидал увидеть меняющее облик чудо-юдо. Передо мной же предстал мужчина в женской одежде». Другие считали ее чем-то вроде амазонки. Шевалье д’Эон так и остался загадкой. По крайней мере, при жизни.