Текст книги "Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир"

Иллюминаты

Вбейте «иллюминаты» (Illuminati) в поисковую строку Google, и получите больше 54 миллионов вхождений, в большинстве из которых речь будет о тайном заговоре мировой элиты, решившем установить новый порядок при помощи манипуляций сознанием, политических убийств и треугольников. Как гласит шапка сайта «Бдительный гражданин» (The Vigilant Citizen): «Миром правят не законы или слова, а символы». За привычным течением жизни скрываются зловещие интриги и умыслы. Поняв это, вы вдруг осознаете, что Леди Гага – очевидно, марионетка в руках иллюминатов. Иначе почему она стоит в такой позе, что ее ноги образуют треугольник, а в одном из клипов прикрывает глаз? Теория заговора иллюминатов была оживлена в 1990-е годы, после того как отсылки к ней несколько раз встретились в текстах некоторых рэп-исполнителей. Однако началось все двумя веками ранее: злодеями, стоящими за масонской организацией Французской революции, провозгласил иллюминатов все тот же аббат Баррюэль.

Все это имеет незначительное отношение к реальной истории иллюминатов, которые появились в Германии, где масонство развивалось так же, как и во Франции. В Берлине, прусской столице, жил один из международных лидеров масонства, король Пруссии Фридрих II Великий, друг Вольтера. В конце 1730-х годов, когда масонство подозревали в подрывной деятельности, тогда еще принц Фридрих взял его под свою опеку, и, уже став королем, превратил ложи в уважаемые организации. Тем не менее интерес Фридриха к масонству начал угасать по мере того, как все больше и больше людей стало вступать в ложи. Как и во Франции, появление Шотландских уставов и культа тамплиеров привело к тому, что немецкое масонство погрузилось в хаос «странностей, противоречий и тайн». Братья предавались зависти, ненависти, интриговали, борясь за воображаемые масонские должности, за ленты и медали, которые ничего не значили во внешнем мире. В ложах перестали допускать до высших степеней всех, кроме представителей высших классов, расцветала финансовая недобросовестность, на застолья тратилось больше денег, чем на благотворительность. По словам одного хорошо информированного наблюдателя, горе-чудотворцы и откровенные мошенники погрузили немецкое масонство «в причуды Азии и Китая с полным набором чудодейственных лекарств, способов изготовления золота или бриллиантов, приготовления напитков бессмертия и так далее».

К 1780-м годам масонство было широко распространено в Германии. Однако, как и во Франции, оно разочаровало тех, кто надеялся, что масонские разговоры о братстве, терпимости и силе разума действительно окажут положительное влияние на судьбы мира. Европу начинало трясти в политической горячке, и некоторые вдруг осознали, что ложи уклоняются от своих обязанностей в борьбе Просвещения с суевериями и деспотизмом. В Германии, как и во Франции, ощущалось, что лучшие дни масонства остались позади. Одним из людей, разделявших эту точку зрения, был Адам Вейсгаупт, молодой университетский профессор из города Ингольштадт в Баварии. В ответ на происходящее он основал тайное общество, влияние которого было едва заметным, а жизнь – короткой, но которому суждено было стать самым одиозным изводом масонства всех времен.

Вейсгаупт только-только обратился к самым радикальным идеям французского Просвещения, как начал мечтать о тайном обществе, призванном покончить с деспотизмом и суеверием. В 1776 году его планы обрели конкретные очертания: он зачислил своих любимых учеников в общество, которое вскоре стало орденом иллюминатов. Да, в ордене было всего пять членов, но цель его была масштабной: приближение царства свободы, справедливости и разума для всего мира. К сожалению, в схеме Вейсгаупта имелись противоречия, которые затрудняли деятельность ордена иллюминатов на протяжении всего его недолгого существования. Общечеловеческие чаяния были на повестке у очень тесного круга лиц. Более того, идеальный иллюминат Вейсгаупта каким-то образом должен был сочетать независимый критический ум со слепым послушанием приказам иерархии ордена.

Адам Вейсгаупт (1748–1830), основатель ордена иллюминатов

© The History Collection / Alamy Stock Photo

Вейсгаупт предполагал организацию с тремя уровнями. На нижнем уровне за первыми шагами новичков-послушников наблюдали старшие. На втором уровне находились «минервалы», которые получали обширный список для чтения. И только лучшие достигали третьего уровня, Ареопага (названного в честь древнего афинского совета старейшин), члены которого изучали истинные цели иллюминатов и формулировали стратегию ордена.

Но эта организационная структура долгое время оставалась не более чем планом. В первые годы своего существования орден развивался очень медленно. Вейсгаупт презирал масонство и то, что он называл его «чистейшей глупостью», а именно ритуалы и символы. Тем не менее он понимал, что иллюминаты нуждаются именно в таких «глупостях», если они хотят привлечь будущих членов социальной элиты. Присоединившись к ложе тамплиеров в Мюнхене, столице Баварии, он обратил внимание на тактику, которая в будущем выведет его тайное общество на новый уровень: иллюминаты проникнут в масонские ложи и изменят их в своих целях.

В январе 1780 года, вскоре после того, как иллюминаты взяли под контроль свою первую масонскую ложу, к делу был привлечен Адольф Книгге, журналист дворянского происхождения из Ганновера. Книгге был демократом, плодовитым писателем и масоном-мистиком. Но он был сильно разочарован отказом ложи принять его амбициозные планы по созданию совершенно нового обряда, цель которого – достижение более высокого состояния бытия. Книгге был уверен в том, что иллюминаты производят тот самый радикальный прорыв, которого ждал и он. Их рационалистическая программа эмансипации предлагала новый способ претворить в жизнь его мечту о восстановлении масонства, которое должно заниматься высокими задачами. Для иллюминатов обширная сеть масонских и общественных контактов Книгге стала путем в Северную Германию. Книгге работал по шестнадцать часов в день в своем кабинете в Боккенхайме, порой даже закладывая свое серебро для оплаты почтовых услуг. Во многом благодаря ему на пике своего развития иллюминаты насчитывали от шестисот до тысячи человек.

Тем не менее важнее было качество, а не количество. Здесь также наблюдался прогресс. К ордену присоединились несколько князей и герцогов, а также множество мелких дворян. Большую часть членов составили правительственные чиновники, журналисты и ученые. Дельцов же оттолкнул чрезвычайно требовательный список литературы, необходимый для изучения. Самый же знаменитый иллюминат отвращения к учебе не испытывал: речь идет о писателе и советнике великого герцога Карла Августа Саксен-Веймар-Эйзенахского Иоганне Вольфганге фон Гёте. Возможно, Гёте присоединился просто для того, чтобы следить за происходящими в обществе процессами.

Число иллюминатов росло, несмотря на сильную текучку. Книгге, который формально принадлежал только ко второму уровню организации, писал Вейсгаупту отчаянные письма с просьбой раскрыть главные тайны ордена. Он не мог ничего обещать членам, которые старательно учились и хотели повышения в статусе. Вейсгаупт смущенно отвечал, что орден иллюминатов все еще продолжает свое становление, и пригласил Книгге в Баварию в 1781 году, чтобы принять участие в разработке программы.

Во время совместных обсуждений Вейсгаупт раскрыл свои главные цели. Через масонские ложи иллюминаты должны были проникать в высшие эшелоны германских государств, окружая правителей советниками, которые направляли бы тех в сторону просвещения. В конце концов, когда массы осознают собственный потенциал к самореализации, предсказывал Вейсгаупт, «правители и народы мирно исчезнут с лица земли, человечество станет одной семьей, а мир станет пристанищем разумных людей». Иллюминаты никогда не пытались достигать своих целей с помощью насилия. Проблема заключалась в том, что ни суть самого общества, которое они собирались создать, ни точные методы, необходимые для его создания, никогда не были ясны никому из участников.

История эта длилась недолго. Книгге ушел из ордена в конце 1783 года, измученный непрерывными спорами с властным Вейсгауптом. Некоторые консервативные члены ушли весной 1784 года, не преминув рассказать об ордене баварским властям. Тайные общества были запрещены в июне, и иллюминаты были открыто осуждены как «предатели и вероотступники» в марте следующего года. Вейсгаупт бежал из Баварии навсегда, а его организация была уничтожена.

Когда разразился скандал, большинство бывших иллюминатов были от всей этой суеты в растерянности. Лишь ничтожное меньшинство из них было допущено в Ареопаг, внутреннее святилище братства. Для большинства же орден был помпезным книжным клубом. Иллюминаты могли занимать влиятельные должности в судах по всей Германии, но они не имели заметного влияния на претворение в жизнь программы Вейсгаупта – в основном потому, что они даже не подозревали о существовании программы.

Ирония в том, что такой злополучный заговорщик, как Адам Вейсгаупт, непреднамеренно стал поводом для появления одной из самых популярных теорий заговоров. История иллюминатов распалила воображение консервативного духовенства и людей науки, которые раздули панику, представив последователей Вейсгаупта атеистическими содомитами и кровожадными врагами общества. Абсолютизму был необходим повод для того, чтобы расколоть масонов и либеральную идеологию. Первоначальное смятение по поводу иллюминатов переросло в стремление расправиться с любыми тайными обществами. Получила распространение идея, таившаяся еще с 1740-х годов: масоны были хранителями опасных тайн. Страх масонской тайны благодаря иллюминатам усугубился. Для масонов, пытающихся противостоять выдвигаемым обвинениям, уже не было смысла перечислять добродетельных представителей «искусства» и упирать на общемасонские принципы верности установленной власти. Ведь только простофиля поверит, что все так и обстоит. За ложами скрываются тайные ложи. За тайными ложами – группы иллюминатов. А за иллюминатами – злой гений, осуществляющий контроль над своими последователями. Паника вокруг иллюминатов сделала критиков масонства невосприимчивыми к каким-либо попыткам оправдания. В то же время чрезмерная разветвленность (вспомним Шотландские уставы) лишила масонство единой позиции и способности эффективно реагировать на обвинения.

Аббат Баррюэль

Французская революция началась в 1789 году: конфликт короля с дворянством по поводу налогов совершенно неожиданно обернулся повсеместной эйфорией от предчувствия новой эры свободы. Править должна нация, а не монарх. Власти должны держать ответ перед общественным мнением, а не только перед кликой аристократов и епископов. Права должны быть превыше привилегий. Никогда еще ни одна европейская нация не пыталась так рьяно пересоздать себя.

Не встретив понимания ни дома, на за рубежом, этот порыв 1789 года привел к общенародным волнениям. На каждом этапе революция была сопряжена с насилием. Да, старый режим не любили и хотели сбросить, но и твердая рука новой власти была народу не по нраву. Радикалы, стремящиеся продолжать дело революции, встретили жесткий отпор со стороны тех, кто боялся, что процесс может выйти из-под контроля. Новая Франция ввязалась в войны с соседями, что лишь сильнее радикализовало революционный процесс внутри страны. В конце концов страна была провозглашена республикой, а король Людовик XVI был казнен. Всех критиков нового режима объявляли предателями, тайные агенты таились, казалось, за каждым углом. Кровопролитие же обычно принимало подчеркнуто театральные формы: по толпам людей палили картечью, отсеченные головы насаживали на пики и воротные столбы, расчленяли трупы.

При якобинцах во Франции начался так называемый террор 1793–1794 годов. Конституционное правительство приостановило свою работу. Массовые наборы в армию спровоцировали мятеж на западе страны: в вооруженных столкновениях погибло более ста тысяч человек. В Париже тех, кому не повезло оказаться «контрреволюционером», обезглавливали десятками. Но даже когда экономическая и военная ситуация стала лучше, количество казней не уменьшалось – представители якобинской верхушки сводили друг с другом счеты.

Чем страшнее становилась ситуация, тем более явной потребность в идеологическом пуризме. Кто-то считал террор воротами в мир добродетели. Революционеры уже объявили свободу вероисповедания, конфисковали церковное имущество, а институт Церкви подчинили государству. Традиционную религию был призван заменить культ высшего бытия, или культ разума.

Противники революции называли это культом безумства. Террор показал истинное лицо многих из тех, кто в 1789 году выкрикивал оптимистические лозунги. И если воплощением революции стал террор, то воплощением террора стала гильотина. Жозеф Гильотен, врач, масон, член ложи «Девять сестер», мечтал об «обезглавливающем механизме», хотя ту модель гильотины, которая стала использоваться, сконструировал не он. Как многие братья, он был вдохновлен идеями Просвещения и идеализмом, царящим в среде первых революционеров. Во времена «старого режима» преступников колесовали, четвертовали, вешали, топили. В нарождающуюся же эпоху разума, считал Гильотен, казнь должна быть быстрой и безболезненной. 25 апреля 1792 года первым на гильотине был обезглавлен человек, совершивший вооруженное ограбление.

Доктор Жозеф Гильотен (1738–1814) демонстрирует макет придуманного им механизма. Рисунок позднего времени

© INTERFOTO / Alamy Stock Photo

Уже на следующий год, в разгар террора, «национальное лезвие» было испытано на тысячах жертв. Об этом ли грезил доктор Гильотен? Все, что творилось на парижской площади Революции, в Европе обсуждали с ужасом (порой излишним) в течение нескольких десятилетий: выкрики толпы вслед проезжающим повозкам с осужденными на казнь, вяжущие внукам носки бабули на фоне падающего лезвия гильотины, лужи крови и плещущиеся в них собаки.

В конце концов, 10 августа 1794 года главный палач террора, якобинский вождь Максимилиан Робеспьер сам оказался на гильотине. Кровавое возмездие ожидало всех якобинцев.

Аббат Баррюэль взялся за масонов в уютном и безопасном кабинете дома на Эджвер-роуд. Итак, истоки заговора, приведшего к революции, уходят корнями в глубокую древность: еще в III веке в Вавилоне Сатана начал борьбу с Церковью Христа. Манихейство, наиболее ранняя из дьявольских ересей, представляло мир ареной великой битвы между добром и злом. Конечная же цель – слитие всех религий в одно кредо. Христос больше не путь, истина и жизнь, а лишь один из целого ряда духовных учителей человечества. Коротко говоря, христианству предстояло раствориться в синкретическом вареве. И, следуя за своими учителями манихейцами, масоны предлагают нам то же самое кушанье под обманчивым названием «религиозная терпимость».

Затем эстафету приняли «чудовищные богохульники» тамплиеры, поклонявшиеся рогатому идолу Бафомету. Будучи упразднены папой и королем Франции, выжившие храмовники поклялись отомстить всем монархам, папам и христианам в целом. Нашли приют они в Шотландии, где и их тайны, и их жажда мщения нашла выражение в масонстве.

Однако, как писал аббат Баррюэль, ужасные тайны, лежащие в основе масонских учений, коварно скрывались. Сложная система клятв и степеней масонства служила двум целям: скрывать самые темные намерения братства и соблазнять новых членов впитывать все большие дозы вызывающей привыкание идеологии «искусства». Наивных масонов заманивали все глубже и глубже в систему до тех пор, пока они не теряли всякую способность сопротивляться. Из обычных лож они переходят в оккультные ложи. От самых первых степеней они проходят путь, шаг за шагом, до степени Рыцаря Кадоша. И тогда-то им и открывалась ужасная тайна: масонские лозунги о братстве и свободе, казавшиеся столь безобидными, на самом деле провозглашали войну культу Христа и власти королей. Именно эта коварная миссия скрывалась за началом Французской революции.

Но не только масонство подпитывало революцию. Баррюэль отмечал, что кровавые якобинцы, самое рьяное крыло революционеров, пришли к власти, когда масонство объединилось с двумя другими группами заговорщиков.

Первыми из них были философы, мыслители и реформаторы Просвещения, замыслившие уничтожить христианство. Их было трое: Жан д’Аламбер, математик, выступавший редактором великого сборника рационалистической ереси, «Энциклопедии»; прусский король Фридрих II, который положил конец цензуре, объявил религиозную свободу и окружил себя безбожниками-интеллектуалами; и, что самое страшное, воинствующий атеист Вольтер. Проповедуя рациональность и терпимость, эти люди прививали безбожие и безнравственность. Затем философы увлеклись масонством, сливая свой заговор против христианства с масонскими планами свержения монархии. Последний из них, присоединившийся к «искусству», был самым влиятельным. Большую часть своей долгой жизни, как писал аббат Баррюэль, Вольтер был монархистом. Но втайне, с возрастом, он превращался в изувера, пока в 1778 году не принял масонскую клятву в ложе «Девять сестер».

Теперь для распространения идей Французской революции по всему миру было необходимо появление третьей, и самой смертоносной, ветви заговора. Это был дьявольский Крестовый поход против религий, правительств, всякой собственности и всякого закона – против какого-либо социального порядка. Ими стали иллюминаты. Это только кажется, что в 1780-е годы в Германии с ними расправились. В действительности они метастазировали, отправив во Францию своих людей, замаскировавшихся под поклонников Месмеровой теории животного магнетизма. Оказавшись в Париже, они приняли в свои ряды всех самых высокопоставленных масонов и философов и задействовали всю масонскую организацию в своей программе утверждения анархии и «всеобщего разложения». Так появились якобинцы, и судьба Франции была решена.

Баррюэль утверждал, что обладал информацией изнутри, потому что он сам в свое время присоединился к масонам. Подозревая «искусство» в чем-то дурном с самого начала, он пошел на попятную, когда пришлось давать слишком компрометирующие клятвы. Он слышал о намерениях главных заговорщиков из источников, которые он не мог раскрыть по соображениям безопасности. Но, к сожалению, он потерял разоблачительные письма заговорщиков, на которые он ссылался.

На наш взгляд, эта доказательная база так же хрупка, как и сама теория. Тем не менее всего через несколько месяцев после выхода книга Баррюэля получила поддержку: ведущий физик и математик Эдинбургского университета Джон Робисон опубликовал работу, осуждающую подрывные маневры масонов и иллюминатов. Баррюэль и Робисон работали совершенно независимо друг от друга. Поразительное сходство между их выводами усилило вес аргументов. В Соединенных Штатах паника вокруг иллюминатов началась в 1798 году. Даже Великобританию охватил страх перед тайными братствами. В 1799 году парламент принял Закон о незаконных обществах, запрещающий объединения, которые заставляли своих членов приносить клятву. Масонам пришлось очень постараться, чтобы остаться на плаву.

Недостатки «Записок по истории якобинцев» вряд ли стоит всерьез критиковать. Многие из людей, которых Баррюэль считал масонами, вовсе ими не были. Связь масонства с манихейцами и тамплиерами была обычным мифотворчеством шотландского устава. Единственное в анализе Баррюэля, с чем любой современный историк Французской революции может согласиться, – это существование формального преемства некоторых процедур, которые из лож перекочевали в политические клубы, в том числе общество якобинцев. Тем не менее нет лучшего способа показать бредовость любого объяснения Французской революции как масонского заговора, чем проследить за тем, что случилось со многими братьями после 1789 года.

Равенство граждан

Под дуновением ветра революции масонство быстро пришло в упадок. Одних братьев затянул политический водоворот, другие отправились в изгнание. К 1793 году якобинский режим относился к «искусству» с глубоким подозрением: его таинственность, как всегда, казалась угрозой для государства, а входящие в ложи дворяне были реальными или потенциальными контрреволюционерами. «Великий восток», кропотливо собиравшийся воедино двумя десятилетиями ранее, доживал последние дни.

Среди якобинцев многие масонами не были – например, Робеспьер. А многие влиятельные масоны не стали якобинцами. Так, дворянин Огюст-Жан-Франсуа Шайон де Жонвиль, бывший важной фигурой в Великой ложе Парижа в 1760-х годах, не только – как и Баррюэль – бежал от революции за границу, но и написал книгу, осуждающую все революционное предприятие.

Самым выдающимся масоном того периода был Филипп, герцог Орлеанский. Будучи Великим мастером «Великого востока» более двадцати лет, Филипп с энтузиазмом отнесся к революции, став якобинцем и назвав себя «Гражданин Филипп-Равенство», Филипп Эгалите. В январе 1793 года он даже проголосовал на Национальном съезде за то, чтобы отправить на гильотину своего кузена, короля Людовика XVI. Все это стало пищей для Баррюэля, который пишет нам, что герцог был создан самим «ангелом-истребителем» для руководства кровавым проектом масонства. Тем не менее, как всегда, Баррюэль опускает факты, которые не согласуются с его теорией заговора. Во-первых, Филипп был скорее номинальным лицом, чем идейным масоном, и впервые пришел на собрание «Великого востока» лишь через четыре года после своего назначения. Во-вторых, его запугали и заставили проголосовать за смертную казнь Людовика XVI. В-третьих, он отказался от своих масонских связей вскоре после казни короля: он сказал, что по сравнению с реальным равенством, которое принесла революция, идеалы масонства были всего лишь «призраком». И, в-четвертых, в ноябре 1793 года якобинцы казнили несчастного Эгалите на гильотине. Так что масонский заговор ему, получается, не помог.

Испытали на себе гнев революции многие заклейменные Баррюэлем масоны. Одно из первых мест в списке заговорщиков аббата занимал политический деятель и мыслитель Николя де Кондорсе. Однако свою самую известную работу он написал в подполье после того, как Робеспьер и его друзья объявили его предателем. Пойманный через девять месяцев Кондорсе умер в тюрьме в ожидании казни.

Маркиз де Лафайет, французский масон, герой американской Войны за независимость, быстро принял идеалы 1789 года. Он был одним из главных авторов Декларации прав человека и гражданина, основополагающего документа Французской революции. Однако в августе 1792 года это не спасло его от ордера на арест, из-за которого он был вынужден бежать из страны.

Доктор Жозеф Гильотен чуть не умер от орудия, которое носило его имя. Якобинцы посадили его в тюрьму, однако после смерти Робеспьера он был освобожден. Разочаровавшись в политике, он всю оставшуюся жизнь посвятил медицине, а также добивался того, чтобы орудие смерти перестало носить его имя.

Британское сатирическое изображение обезглавливания Филиппа Эгалите, ранее известного как Луи-Филипп II, герцог Орлеанский и Великий мастер ложи «Великий восток» (1747–1793)

© Hulton Archive / Getty Images

В Лионе мистик Жан-Батист Виллермоз революцию благополучно пережил, хотя в разгар событий 1793 года был вынужден уйти в подполье, прихватив с собой архив работ по оккультизму.

Масонам из дворян пришлось несладко, поэтому масонки, которые в подавляющем большинстве были голубых кровей, пострадали несоразмерно больше. Жену и сестру Филиппа Эгалите, которые прошли инициацию в ложах принятия, во время террора посадили в тюрьму, и только после смерти Робеспьера им разрешили уехать в Испанию. Одну из выдающихся масонок постигла особенно страшная участь. Мария-Тереза-Луиза Савойская, принцесса де Ламбаль, занимала ключевой пост управляющей дома королевы Марии-Антуанетты. В 1777 году она прошла обряд посвящения в одной из лож принятия, а в 1781 году была избрана Великой госпожой Шотландской материнской ложи. Принцесса была настолько решительно настроена жить по масонскому кодексу дружбы, что оставалась близка с Марией-Антуанеттой даже тогда, когда после революции королева стала персоной нон грата. Эта преданность дорого ей обошлась. Вот как историк, занимавшийся жизнью мадам де Ламбаль, описывает то, что случилось с ней в сентябре 1792 года: «Она была заключена в тюрьму и казнена. Это была расправа без всякого суда. Ее обезглавленное тело, сильно изуродованное, протащили по улицам под окна тюрьмы, где тогда пребывала Мария-Антуанетта. Голову же демонстрировали отдельно в других местах».

Д’Эон провела последние годы в Англии, укрывшись от всех этих волнений. Падение монархии тем не менее означало, что она больше не получала королевскую пенсию, которая была ее единственным доходом. Так началось ее падение: она была вынуждена зарабатывать деньги, демонстрируя свое мастерство фехтовальщицы, а затем продавая имущество. В 1810 году она умерла в долговой тюрьме. Вскрытие показало, что биологически она все-таки была мужчиной. Этого оказалось достаточно, чтобы британские масоны забыли о позоре, вызванном делом д’Эона, и сочинили историю для прикрытия фактов. Ирландский историк масонства У. Дж. Четвуд Кроули в 1903 году писал: «Мы вполне можем позволить себе предположить, что шевалье д’Эон повредился умом из-за напряжения и стресса, пережитого в пору повсеместных споров о его поле, и что он страдал от галлюцинаций, представляя себя женщиной». Так, согласно Четвуду Кроули, д’Эон был безумцем, а значит, заслуживал братского сострадания.

«Записки по истории якобинцев» аббата Баррюэля были чистой выдумкой и собранием беспочвенных домыслов, именно им было суждено лечь в основу мифа о масонском заговоре. Более того, по иронии судьбы по мере того, как вихрь Французской революции распространялся на другие страны Европы, многие заговорщики сами начинали верить в то, что используют «наработки» масонов. В Италии миф о заговоре был претворен в жизнь особенно рьяно и последовательно.