Текст книги "Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир"

6
Неаполь
Неистовый недуг

Франкмасонство в империи Наполеона

Был ли масоном Наполеон Бонапарт, доподлинно неизвестно. Если он и был посвящен, то произойти это могло в 1798 или 1799 году, когда он еще был генералом Бонапартом. В то время масонство постепенно возрождалось после прекращения якобинского террора, но находилось под пристальным вниманием полиции, и будущее его было неопределенным. В ноябре 1799 года Наполеон захватил власть в результате переворота. В 1804 году он провозгласит себя императором. Перед ним стоял выбор, с которым столкнулись многие правители до него: терпеть масонов или запретить их? Он не сделал ни того ни другого, позволив режиму поглотить их. Французские ложи, некогда свободно, пусть и бессистемно занимавшиеся тайнами Шотландских уставов, стали орудиями авторитаризма.

Империей Наполеон, безусловно, управлял авторитарно, но он не был консерватором: на всех завоеванных им территориях Бонапарт стремился построить государственную машину, подобную той, которую он создавал во Франции. Его основной целью было содержание огромной армии, необходимой для постоянных военных кампаний. Новая модель управления включала в себя всевозможные новшества: от кодексов законов и полицейских подразделений до метрических измерений и нумерации домов. Управляли империей централизованно, стандартизировано и профессионально: дворян-временщиков сменили хорошо обученные государственные деятели. Во Франции, как и в покоренных ею землях, сформировался особый класс чиновников и армейских офицеров, которые, по сути, и управляли государством. Эти люди гордились тем, что они, как и император, обязаны своим положением собственному таланту, а не рождению в «правильной» семье.

Бюрократы и солдаты Наполеона нуждались в особой объединяющей структуре, и масонство здесь оказалось очень к месту. В 1803 году, будучи масоном всего два года, зять Наполеона Иоахим Мюрат был избран Старшим стражем «Великого востока Франции». В 1804 году – году коронации Наполеона – звания Великого мастера «Великого востока» был удостоен его старший брат Жозеф Бонапарт, а крупнейшие государственные деятели, такие как грозный министр полиции Жозеф Фуше, были удостоены степеней Великих офицеров. К ним присоединилась даже императрица Жозефина, инициированная в страсбургской ложе принятия в 1792 году. В 1805 году, уже в качестве императрицы, она приехала в Страсбург, чтобы устроить там свой двор. Она посетила свою материнскую ложу, попутно введя в нее одну из своих фрейлин. Мероприятие проходило публично, о чем свидетельствует один из рассказов: «Ни одна ложа принятия не была столь великолепной. Весь город принимал участие в масонских торжествах». В своей новой, одомашненной форме французское масонство процветало и расширялось – особенно военные ложи, в которых, как нигде, укреплялся корпоративный дух. В 1802 году во Франции было всего четырнадцать лож. К 1806 году их было 624. Революция положила конец дворянской системе покровительства, и теперь полезные знакомства заводили в масонских ложах. Ложи также стали своего рода храмами, в которых поклонялись императору. Было в них и немало полицейских информаторов.

Наполеон модернизировал искусство управления государством так, что его влияние на европейские общества будет ощущаться и после его ухода с политической арены. Даже язык врагов из Британии испытал на себе влияние его реформ: французский дал английскому языку новое значение старого слова «карьера» (career), которое раньше означало просто «путь», «курс». Масонство прекрасно подходило военным и гражданским карьеристам XIX века.

Далее мы узнаем о том, что случилось, когда имперская система Наполеона, включая его прирученную версию масонства, была навязана Неаполитанскому королевству. Никакого приручения не получилось. Масонство попало в водоворот полицейских, тайных и двойных агентов, патриотов, заговорщиков, революционеров, фанатиков, бандитов и разбойников. После Французской революции квазимасонские политические братства появились во многих проблемных точках Европы. В качестве примера можно привести Общество объединенных ирландцев, греческую «Филики этерию» и русских декабристов. Однако нигде энтузиазм к тайным обществам не укрепился так сильно, как на юге Италии. Как в отчаянии заметил один чиновник, это был «тяжелейший недуг, охвативший народ без разбору».

Великий мастер Иоахим Мюрат

Южная Италия после Французской революции изменилась кардинально. В конце 1798 года, испугавшись французского наступления, король Фердинанд из династии Бурбонов бежал из Неаполя. В начале следующего года была создана республика: ее поддержала французская армия, но возглавили ее неаполитанские властители дум, очарованные идеями свободы, равенством и братства. В течение нескольких месяцев, когда французские войска уже покинули полуостров, республика была насильственным образом упразднена. На трон вернулся король Фердинанд.

В 1806 году французы вновь напугали Фердинанда, и он бежал, укрывшись на Сицилии – той части своего королевства, которая охранялась британским флотом. Южная Италия вошла в состав империи Наполеона, и царили в ней два французских правителя. Это были те же самые люди, которые возглавили одомашненное императором масонство во Франции. Сначала корона досталась Жозефу Бонапарту. Два года спустя, когда он получил от брата титул короля Испании, настал черед зятя Наполеона и его самого смелого командующего кавалерией Иоахима Мюрата.

С уверенной улыбкой на красивом лице Иоахим прибыл в Неаполь 6 сентября 1808 года. Исполняя волю Наполеона, он оделся не по-королевски, а в более вычурную версию своей кавалерийской формы. Неаполитанцы быстро расшифровали это послание: их новый правитель символизировал военное присутствие Франции на их земле. С острием сабли у горла Южная Италия должна была выполнять свою главную функцию – снабжать имперскую военную машину деньгами, новобранцами и снаряжением.

Наряды Мюрата были его визитной карточкой, при этом он надеялся, что местные жители будут им восхищаться. В 1811 году, находясь на пике своего могущества, он заказал свой портрет. Ни зрелище вулкана Везувий, извергающего дым, ни надрывная поза боевого коня не в состоянии отвлечь нас от самого Мюрата. На месте седла – тигриная шкура. На ногах короля – красные сапоги и обтягивающие абрикосового цвета брюки с двойной алой полосой по бокам. Грудь украшает пуленепробиваемый набор медалей. Его шелковый кивер-шако необъяснимым образом держится на копне черных кудрей, несмотря на тяжелые серебряные кисти и вычурный белый шлейф.

Создание эффектных образов было не единственным инструментом правления Мюрата. Как и во Франции, опорой бонапартистского режима должно было стать масонство. До Французской революции в Италии к масонству относились более или менее терпимо. После того как Французская революция разнесла по всей Европе страх подрывной деятельности, масонство было запрещено и продолжало существовать в подполье. В наполеоновской же Италии, напротив, оно стало квазиофициальным. Вступив на южноитальянский престол в 1806 году, Жозеф Бонапарт был избран Великим мастером «Великого востока Неаполя», нового высшего собрания, связанного с аналогичными органами на севере Италии, который еще раньше оказался под контролем Франции. В 1808 году Мюрат завершил процесс интеграции масонства в монархию Наполеона, приняв высокие масонские должности Жозефа и установив во главе южных итальянских лож высокопоставленных правительственных чиновников. Великими мастерами побывали многие из сподвижников Мюрата.

Но в Неаполе наполеоновский вариант масонства не прижился. Уже в первую зиму своего правления Мюрат написал императору о том, что масонские ложи используются как места встреч заговорщиков. Масонские или квазимасонские тайные общества, противостоящие наполеоновскому правлению, в Италии существовали и раньше.

На оккупированном севере в конце 1790-х годов появились антифранцузские братства, такие как Lega Nera («Черная лига») и Raggi («Лучи»). После 1800 года к ним прибавились Adelfi (от древнегреческого «братья»); Guelfi (от названия средневекового политического союза); Spilla Nera («Черная булавка»); Decisi («Решительней»). Многие масоны возмущались вмешательством французского государства в их заветные ритуалы. Те, кого раздражала иноземная оккупация, в ложах могли бранить императора, не опасаясь за свою жизнь. Или же масонские ложи использовались как образцы для создания братств с политическим уклоном. Но в стране происходило и нечто более примечательное. Французы покорили и унизили народы итальянского полуострова, однако, таким образом, народы смогли объединиться под общим правлением и воспринять идеи Французской революции. В результате впервые в истории появилась возможность создания единой Италии. Агенты Мюрата в масонских кругах заметили признаки зарождения итальянского национального самосознания. Масоны были одними из первых, кто это почувствовал. Мюрат писал Наполеону: «Я повторяю вам, сир: их единственная мечта – объединение всей Италии».

При Мюрате мир масонства с самого начала почувствовал на себе действие разнонаправленных политических сил. Со временем силовое поле еще более усложнилось, поскольку самого Мюрата начало раздражать вмешательство Наполеона в дела его королевства. Он стремился к большей автономии.

24 июня 1811 года, в День святого Иоанна, Мюрат председательствовал на грандиозном масонском обеде для полутора тысяч братьев со всей страны. Примечательно, что праздник проходил рядом с великолепным монастырем Санти Апостоли – шедевром архитектуры барокко. Мюрат, боровшийся с религиозными орденами, недавно выгнал оттуда монахов-театинцев. Увы, его изображений в церемониальных масонских одеждах не сохранилось.

Среди масонов, в тот день увенчавших свой обед чашечкой кофе, мороженым и ликером розолио, были итальянцы, занимавшие важные посты в наполеоновской администрации и вооруженных силах, а значит, бывшие ядром мюратовского политического электората. Естественно, местные жители, работавшие на него, оказались в двусмысленном положении, ведь свою власть они получили из рук иноземных захватчиков. Тем не менее многие из них были сторонниками реформ и им нравилось, как благодаря новому режиму в южноитальянское общество внедрялись идеи Просвещения: уходили в прошлое феодальные привилегии дворянства и духовенства, церковные земли приватизировались, а управление страной доверялось молодым и энергичным людям. Французское правление дало многим братьям-масонам возможность модернизировать свою родину в соответствии с идеалами рационализма, которые они пестовали в ложах. Были даже те, кто надеялся, что именно государство Мюрата ляжет в основу единой демократической Италии. Некоторые итальянские чиновники Мюрата были бывшими членами антифранцузских тайных обществ севера. И они были готовы следовать за Мюратом, если бы он ослабил гнет Парижа и стал номинальным главой независимого королевства.

Осознание масштаба опасностей, таящихся в масонских ложах Южной Италии, придет только в роковом 1812 году. Этим летом великая армия Наполеона в составе 600 тысяч человек продвинулась в глубь России. Как всегда, Мюрат был рядом со своим императором. Однако уже к декабрю подавляющее большинство солдат умерло от холода и голода. Император, авторитет которого был катастрофически подорван, вернулся в Париж, оставив почти полностью уничтоженную армию Мюрату.

В Неаполе люди начали задумываться о том, что будет, если империя падет. Именно тогда появилась новая опасная форма масонства. В декабре 1812 года, когда Мюрат все еще находился в Польше, его министры в Неаполе встретились, чтобы обсудить меры, которые необходимо предпринять в отношении нового тайного общества. Его представители исповедовали идеи, очень близкие масонским: братская любовь, клятвы, ритуалы, символы и, конечно, тайны. Его члены называли себя не масонами, а карбонариями, то есть «угольщиками».

Угольщики действовали гораздо решительнее более ранних тайных обществ. Друг друга они называли добрыми кузенами, а свои ложи называли вентами в честь лесных вырубок, на которых заготавливался древесный уголь. Ритуалы подчеркивали низкое происхождение братьев-угольщиков, их приверженность общему делу и христианскую готовность принять страдание. Иисус был главной фигурой в преданиях карбонариев, а значит, их идеалы были понятны и простым католикам. Движение особенно привлекало монахов, оказавшихся в плачевном состоянии при наполеоновском режиме. Масоны, недовольные необходимостью подчиняться французской государственной машине, также были среди первых угольщиков. Многие венты объединялись с ложами.

Вначале у угольщиков было только две степени. Подобно иллюминатам, добрые кузены раскрывали свои настоящие цели только обладателям второй степени. Истинная цель заключалась в том, чтобы «изгнать волков из леса», победить тиранов и всех, кто стоял на пути прав человека. Иисус представал заклятым врагом всякой тирании. Должна была произойти революция, и тогда Италия станет единой и независимой республикой.

Идеология масонов получила новую жизнь: претензий стало меньше, задачи были поставлены более скромные, а в основу был положен чрезвычайно волнующий секрет: революция. И формула оказалась выигрышной. Теперь, когда власть Наполеона в Италии подвергалась сомнению, число карбонариев росло. Их численность в Италии на пике популярности, по разным данным, составляла от 300 до 642 тысяч человек, причем половина из них – на юге. Угольщикам суждено было стать самым грозным тайным обществом XIX столетия.

Карбонарии стали порождением самого наполеоновского государства. Ключевой фигурой стал Пьер-Жозеф Брио, масон и чиновник, которому были поручены две неаполитанские провинции, позже ставшие очагами активности карбонариев. Брио родился на лесистых склонах гор Юра на востоке Франции. Именно там появилось общество масонов-лесорубов, известных как угольщики. Вероятнее всего, это общество было прототипом итальянских карбонариев. Члены обоих братств называли друг друга добрыми кузенами. Символическое убранство мест их встреч было в духе быта лесорубов. Перед председательствующим на собрании добрым кузеном располагались крест, связка прутьев (метафора силы, получаемый единством) и печь (которая олицетворяла свет и жар убеждений). Для итальянских угольщиков, как и для первых угольщиков гор Юра, превращение бревен в древесный уголь было метафорой очищения людей с помощью преобразующего огня. Пьер-Жозеф Брио был угольщиком, и вполне вероятно, что именно он привез идею в Италию, заложив основу тайного общества карбонариев.

Брио почти наверняка получил одобрение своего начальника Антонио Магеллы, который руководил полицией и шпионской сетью до марта 1812 года. Каролина Бонапарт, супруга Мюрата и сестра императора, была среди тех, кто считал, что именно Магелла стоял за созданием общества карбонариев. Он родился недалеко от Генуи, но стал гражданином Французской империи. Этого щеголеватого лысеющего человека называли одновременно и неугомонным, и загадочным. Он был масоном, верно служившим французам в своем родном городе, но многие подозревали, что, как и Пьер-Жозеф Брио, он был не чужд демократических республиканских чаяний. Магелла и Брио задумали общество карбонариев как политический инструмент, направленный против консерваторов в Неаполитанском королевстве и в администрации Мюрата. Общество должно было стать тем мечом, который можно протянуть самому Мюрату, чтобы склонить его к более радикальной, проитальянской политике. Сейчас вполне ясно, что Магелла и Брио затеяли очень опасную игру, в которой наполеоновской власти победа была отнюдь не гарантирована. Во все более нестабильной геополитической ситуации после катастрофической кампании Наполеона в России новое тайное общество, да и вся масонская среда могли в любой момент выйти из-под контроля. В частности, в провинциях, где растущий авторитет Неаполя вызывал недовольство, собрания карбонариев становились очагами сопротивления.

Пьер-Жозеф Брио (1771–1827, слева) и Антонио Магелла (1766–1850, справа), масоны, которые, вероятнее всего, стали основателями общества карбонариев в Неаполе

Слева: © Château de Versailles, Dist. RMN-Grand Palais / image Château de Versailles

Справа: © Archivah / Alamy Stock Photo

Усиление угольщиков

4 февраля 1813 года король Иоахим вернулся в Неаполь. На этот раз въезд был не таким триумфальным. Он ехал по улицам, а прохожие замечали наворачивающиеся слезы по обе стороны его длинного носа.

Напряжение в Неаполитанском королевстве буквально висело в воздухе. Экономика находилась в упадке. Огромные налоги, на которые велись войны, были уже совершенно невыносимыми. Принудительные призывы в армию все чаще встречали активное сопротивление. На больших дорогах множились разбойники.

В начале марта военный командир из Козенцы, городка в горах Калабрии (на самом носу итальянского «сапога»), поднял тревогу, доложив, что на собраниях угольщиков все чаще говорят о необходимости установления демократии. Он также сообщил, что в случае нападения городского гарнизона будет недостаточно.

Изначально, кажется, Мюрат задумывался о том, чтобы просто ликвидировать лидеров карбонариев. Однако более мудрые люди в его правительстве видели, что было бы глупо давать делу огласку, предпринимая открытые карательные меры. Многие угольщики были из числа масонов, но в общество входили и бывшие солдаты, и люди самого простого происхождения. Появилась мысль использовать масонов для контроля над «добрыми кузенами». В апреле по всем провинциям Южной Италии чиновники тактично призвали лидеров карбонариев расформировать орден. При этом они могли беспрепятственно продолжать деятельность в качестве масонов, защищенных государством: зачем нужно еще одно тайное общество?

Угольщики сделали вид, будто их эти слова убедили. Некоторые даже передали представителям власти подписанные декларации о том, что их собрания официально закрыты. Но не успело правительство расслабиться, как начали поступать новые сообщения о деятельности карбонариев. В таких местах, как Козенца, «добрые кузены» просто поменяли места проведения своих встреч. Таким образом, изящная попытка расформировать общество лишь усугубила его скрытность и решительность в противостоянии властям.

В разгар августа 1813 года Иоахим Мюрат снова призван на помощь Наполеону – на этот раз в Германии, так как против Франции был создан новый европейский альянс. Только король покинул Италию, как в Козенце вспыхнуло восстание карбонариев. Зачинщиком и лидером по всему региону был воинственный светловолосый землевладелец, известный среди местных жителей как «Белая голова». Его последователи нападали на дома богачей, пытались грабить государственные денежные резервы и периодически перестреливались с войсками. Восстание карбонариев в Козенце было плохо организовано, но не могло не встревожить власти. Район и так был известен как крайне проблемная территория. При этом ранее Белая голова был сторонником французского правительства и помогал ловить разбойников. Теперь даже сторонники режима начинали выступать против него.

Усугублял ситуацию и политический контекст. За год до этого под давлением британцев Бурбоны даровали Сицилии конституцию. И действительно, на конституционное правительство в той или иной форме надеялись жители многих материковых территорий, контролируемых французами. Бурбоны теперь казались прогрессивной альтернативой наполеоновской монархии, которая свергла их еще в 1806 году. Британские тайные агенты в Южной Италии нашептывали эти мысли в масонских ложах и вентах карбонариев. Не обошлось, по всей видимости, и без финансовой поддержки с туманного Альбиона. Белая голова провозгласил, что карбонарии поддерживают конституционный вариант Бурбонской монархии.

Больше не могло быть никаких сомнений в революционных чаяниях «добрых кузенов». Как написано в одном правительственном документе того времени, «эти тайные союзы взывали к братской любви, поднимая народ на мятеж». Но у правительства, находящегося под сильным давлением, не было людей, необходимых для осуществления политики ужесточения мер. Восстание в Козенце продолжалось, и высокопоставленные министры разработали новую стратегию в духе девиза «разделяй и властвуй»: главари восстаний будут сурово наказаны, в то время как рядовым угольщикам разрешат перейти в масонство.

Вскоре после этого Белую голову предал один из его сторонников. Без суда и следствия его обезглавили прямо на центральной площади в тот же вечер. Место казни освещалось факелами, чтобы жители Козенцы видели, что ожидает непокорных заговорщиков. Генерал, ответственный за подавление восстания, объявил, что все члены «тайного союза», попытавшиеся собраться без одобрения правительства, будут арестованы.

Новая политика поставила в затруднительное положение даже официально разрешенных масонов. Были ли они в одной лодке с представителями власти? Или они тоже подходили под категорию «тайного союза» и за ними будут строго наблюдать? Через несколько дней после казни Белой головы лидеры «Великого востока в Неаполе» были вызваны в полицейский штаб на разговор.

Тем временем, спустя чуть более двух недель после казни Белой головы, на фоне сражений в Северной Европе на юг Италии пришли новые серьезные перемены. После масштабной битвы под Лейпцигом, длившейся четыре дня, в октябре 1813 года войска Наполеона были вынуждены отступить. Наполеоновская империя в Германии и Нидерландах начала распадаться, а союзники сделали все возможное, чтобы перенести войну на французскую землю.

Безрассудные кавалерийские атаки Мюрата под Лейпцигом не помогли, и он снова вернулся в Неаполь. На этот раз он даже не махал рукой встречавшей его толпе. Опираясь на своих радикально настроенных министров, отныне он предпринимал попытки спасти свой трон, ухватившись за идею итальянской независимости. Очевидно, что в этом было много цинизма, но резонанс на полуострове все равно был, поскольку население было крайне измождено двадцатью годами иноземного правления, войн и изоляции. Мюрат также намекнул, что может дать итальянцам конституцию. Он теперь был потенциальным королем независимой, объединенной Италии: казалось, что угольщики наконец-то увидят того Мюрата, который был им всегда нужен. Он обратился к Антонио Магелле, создателю общества карбонариев, за помощью в образовании итальянского королевства с ним во главе.

В январе 1814 года Мюрат заключил союз с Австрией и направил силы на север, чтобы присоединиться к войне – на этот раз против Франции. Изобретательный Магелла предпринял попытку создать подразделения угольщиков в качестве пятой колонны для содействия продвижению неаполитанской армии через Рим. В Милане, столице наполеоновской державы на севере Италии, местные карбонарии и масоны мобилизовались, желая помочь Мюрату в деле объединения Италии.

Операция Магеллы удалась лишь отчасти, Мюрат же не спешил присоединять к своему королевству территории на севере. Многие масоны и угольщики ему не доверяли. Через несколько недель после начала боевых действий противодействие Мюрату внутри неаполитанского масонства стало открытым. Некто Орацио де Аттеллис основал новую ложу Шотландского устава. Он был как раз из тех итальянцев, которые ранее были лояльны французскому правительству, в свое время сражаясь во многих наполеоновских кампаниях. Тем не менее де Аттеллис теперь был недоволен правлением Мюрата. Власти в ответ распустили ложу и отправили его во внутреннюю ссылку далеко на юг.

В апреле 1814 года, после нескольких месяцев отчаянных боев во Франции, Наполеон Бонапарт попытался покончить жизнь самоубийством, а когда попытка не удалась, он отрекся от престола. Вскоре после этого он отправился в свою унизительную ссылку в качестве «императора и государя» маленького бедного итальянского острова Эльба. Французские войска на севере Италии уступили австрийцам и неаполитанцам.

Мюрат помог победить своего зятя и надеялся получить свою долю. Но угольщики в провинциях Южной Италии не дали ему перевести дыхание. В Абруцци, на северной границе Неаполитанского королевства, в ночь с 26 на 27 марта 1814 года они подняли свой мятежный флаг – триколор с горизонтальными синей, красный и черной полосами. Волнения быстро распространились по большей части региона, и вскоре институты наполеоновского государства окончательно канули в Лету.

У находящегося под давлением Мюрата на этот раз не было иного выхода, кроме как закрутить гайки. Угольщики были запрещены: теперь закон приравнял их к бандитам и дезертирам, которых можно было застрелить на месте. Было отправлено письмо в масонские ложи с требованием разорвать все связи с повстанцами.

В середине апреля 1814 года три тысячи солдат и пятьсот кавалеристов выстроились в два ряда по узким улочкам Читта-Сант-Анджело, главного центра восстания угольщиков в Абруцци. На площади были установлены две пушки. Войска были отправлены Мюратом для выполнения карательной операции. Однако устрашающим въездом в город все и ограничилось. Угольщики ушли в подполье – местные жители их заранее предупредили. Итальянский генерал, командовавший операцией, дал понять официальным лицам города, пришедшим ему навстречу, что он бы сам присоединился к восстанию, будь оно масштабнее. Он очень хорошо знал, что в рядах армии много угольщиков, и чувствовал недовольство в стране. По этой причине он не прошелся по региону с огнем и мечом, как ожидал Мюрат.

Мюрат поторопился заменить этого итальянского генерала на французского, которому было приказано преподать лидерам угольщиков жестокий урок. Началась безжалостная охота на людей. Родственниц карбонариев бросали в самые зловонные тюрьмы в надежде получить от них сведения. В Башано одну молодую женщину, сестру угольщика, просто застрелили во время обыска. Все эти усилия вывели на след только двух подозреваемых, и власти приступили к массовым арестам. В Кьети в тюрьму попали все, кто просто не помогал правительству бороться с угольщиками. Еще больше добрых кузенов было вынуждено прятаться. Некоторые деревни почти полностью опустели. Летом трое мужчин, приговоренных к смерти за участие в восстании, были доставлены в их родной город для казни на площади. Одного из них, священника, пришлось публично лишить сана, и только потом он предстал перед расстрельной командой. Затем всем троим отрубили головы и выставили на всеобщее обозрение. Родственников заставили смотреть на это и аплодировать.

Новости об этих и других угольщиках-мучениках распространились повсюду. Монархию Мюрата в Абруцци больше никто не поддерживал. В общем, восстание и последовавшая за ним глупая жестокость продемонстрировали беспомощность Мюрата как правителя. К декабрю 1814 года, когда последний из повстанцев Абруцци был публично обезглавлен, тщеславный проект Мюрата был обречен. В Вене главы великих держав встретились для создания политической карты посленаполеоновской Европы, и стало ясно, что Иоахиму Мюрату в их планах места нет.

В феврале 1815 года, когда Наполеон Бонапарт бежал с Эльбы, Мюрат снова – и в последний раз – поменял сторону. Он снова двинулся на север, на этот раз для борьбы с австрийцами от имени своего зятя в надежде, что Наполеон предоставит Италии независимость. Частью этой стратегии было создание ответвления угольщиков, которые бы однозначно поддержали Мюрата. Они должны были называться «Земледелие», ложи – «стогами», а их члены – «земледельцами». Так в своей последней партии Мюрат планировал перезапустить проект «Угольщики».

Но надеяться было не на что: недоукомплектованная и плохо управляемая армия Мюрата уже рассыпалась и в мае в битве при Толентино была разбита. Мюрат бежал на Корсику.

Однако десятилетняя наполеоновская эпоха в истории Южной Италии не закончилась. По крайней мере, не совсем. В воскресенье, 8 октября 1815 года, в сотнях километров к югу от Неаполя жители крошечного приморского городка Пиццо в Калабрии увидели нечто показавшееся им галлюцинацией. Небольшая группа французских солдат вышла на площадь и начала кричать: «Да здравствует король Иоахим!» Среди них появился сам Мюрат, безупречно подстриженный, в своих обтягивающих штанах, синем пиджаке с золотыми эполетами и треуголке с огромной инкрустированной драгоценными камнями кокардой. Двенадцатью днями ранее он выплыл с Корсики с целью поднять восстание в самом оплоте угольщиков с надеждой вернуть себе трон.

Закончилось все катастрофой. Крестьяне схватили Мюрата, сорвали с плеч золотые погоны и забрали кокарду. Находясь в заточении в местной крепости, он убеждал своих солдат, что угольщики восстанут и освободят их. После наспех созванного военного трибунала его вывели на узкую эспланаду крепости. Говорят, что, отказавшись от повязки на глаза, он отдал последний приказ расстрельной команде: «Цельтесь в сердце. Не портите лицо».

За время правления Мюрата угольщики пережили целую цепь преобразований. Они начинали как общество республиканцев. Но время шло, политическая ситуация менялась, и общество становилось все более и более смешанным, поскольку новобранцы привносили самые разные взгляды. Были там и итальянские патриоты, многие из которых предпочли сделать ставку на Мюрата как национального лидера; и радикалы – конституционные монархисты; и католики, оскорбленные антицерковной политикой Мюрата; и даже реакционные бурбонские роялисты, которые просто хотели повернуть время вспять, стерев из памяти любые последствия революции. При авторитарной наполеоновской системе братство угольщиков стало чуть ли не единственным местом вне двора, где вообще могла происходить политическая деятельность. Угольщики были теперь частью южноитальянского общества, и клубок тайн, окружавших их, запутывался все сильнее.

Тайное собрание угольщиков на юге Италии. Изображение 1821 г.

© akg-images / Fototeca Gilardi