Текст книги "Север и Юг. Великая сага. Книга 1"

Потом он взвалил Орри на плечо и, пошатываясь, пошел обратно. Правой рукой он придерживал свою ношу, а левой продолжал сжимать пистолет. Он даже не мог сказать, дышит ли еще Орри. Возможно, он пытался спасти труп. Но об этом он запрещал себе думать. Найдя в себе силы, о которых и не подозревал, он все прибавлял шагу и вскоре уже почти бежал.

Мимо пронесся майор-кавалерист, за ним бежали пехотинцы. В самом хвосте плелся Бент, запыхавшийся, но надежно защищенный двумя ополченцами и несколькими рядовыми со штыками на изготовку. Джордж бросил на капитана убийственный взгляд, но вид у него был такой, что Бент мог и не узнать его. А если и узнал своего врага в этом призраке с комично белеющими на закопченном лице глазами и безвольным телом на плече, то не подал виду.

Вскоре солдаты скрылись на дороге в Мехико. Джордж продолжал идти в противоположном направлении, от усилий глаза заливало по́том и слезами. Резко закололо в груди. Наконец он добрался до госпитальной повозки, стоявшей у дороги.

– Помогите мне поднять его внутрь, – сказал санитар, бегло осмотрев Орри.

По указаниям санитара возница быстро развернул повозку и погнал лошадей. Джорджа кидало из стороны в сторону. Упершись ладонями в стенки, он держался изо всех сил, чтобы не упасть на друга.

– Бога ради, вы же убьете его! – закричал он. – Не гоните так!

– Вы хотите, чтобы он был в синяках, но живой, или хотите, чтобы он умер? – закричал в ответ санитар. – Он должен как можно скорее попасть к хирургам! Это единственная надежда. Так что замолчите и держите его крепче.

Джордж закрыл глаза ненадолго, чтобы хоть немного прийти в себя. Потом посмотрел на друга. Голова Орри болталась на грязных одеялах, постеленных на дно повозки. Джордж сорвал с себя китель, свернул его и подложил под голову Орри. В тот момент, когда повозку наполнили пыль и шум дальнего сражения, он понял, как сильно любит друга.

– Не дай ему умереть!.. – взмолился он, надеясь, что Бог все-таки услышит, и по щекам его текли слезы.

* * *

Полевой госпиталь был похож на настоящий ад, наполненный криками раненых, болью и страданием. Измученный врач прибавил света в лампах над красным от крови столом, когда санитар помогал ему снимать закрученный жгут. После краткого осмотра он махнул рукой второму санитару:

– Готовьте его.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Джордж.

– Отрезать остаток руки. Только так его можно спасти.

– Нет! – вскрикнул Джордж с такой яростью, что все головы на расстоянии шести футов повернулись в его сторону.

– В таком случае, может быть, вы скажете, что нужно делать? – сказал врач, буравя его суровым взглядом.

Джордж отер губы тыльной стороной ладони.

– Нет, конечно же нет, но… Если вы отрежете ему руку, это убьет его.

– Чушь! Он уже потерял половину и все еще дышит благодаря вашей расторопности. Я делаю в день десятки ампутаций… Сорок, а то и пятьдесят процентов выживают.

– Я не это имел в виду…

– У меня нет времени разгадывать ваши загадки, – перебил его врач. – Будьте любезны, покиньте палатку. Я дам вам знать, когда все закончится.

* * *

Очнувшись, Орри сначала не мог понять, где находится. Над головой висели восемь зажженных фонарей. Несмотря на пронзающую все тело боль, он попытался пошевелить руками и, к своему удивлению, обнаружил, что не может этого сделать. Чутье подсказывало ему – и не только из-за боли, что случилось нечто ужасное, но он никак не мог осознать, что именно. Вдруг рядом появился какой-то полный мужчина в грязном фартуке. В пухлой руке он держал влажную красную пилу. В ту же секунду Орри понял, где он находится и почему. И закричал. Невидимые руки вцепились в его плечи. Орри повернул голову и увидел другого мужчину, который разогревал на угольной жаровне инструмент для прижигания. Орри снова закричал. В его открытый рот влили виски, чтобы он умолк.

* * *

Через шесть дней Джордж вошел в палатку командира роты, в которой служил Орри. Не спрашивая разрешения, он налил себе виски из запасов капитана Плейса. В долине Мехико было тихо, лишь изредка вдали слышались случайные выстрелы. Генералы договорились об очередном кратком перемирии – видимо, для того, чтобы обсудить условия окончательного мира. Джордж не знал подробностей, да и не хотел их знать.

– Как он?

Вопрос капитана, как и визит Джорджа, уже стал ежевечерним ритуалом.

– Пока без изменений. Может стать хуже. А может и лучше.

Он проглотил виски. Иногда, к собственному стыду, Джордж думал, что, возможно, для Орри смерть была бы избавлением.

Плейс перебирал стопку рапортов и приказов. Вытащив один документ, он протянул его Джорджу. Тот уставился на лист бумаги, ничего не видя.

– Ну, – сказал капитан, – надеюсь, он достаточно оправился, чтобы прочитать это.

– Что это?

– Его повышение. Отныне его звание больше не временное, а постоянное. Еще здесь благодарность от генерала Скотта. За помощь в освобождении дороги, что обеспечило возможность прохода войск через мост. Надеюсь, вас капитан Хоктор порадует такой же новостью.

– Постоянное звание, – безразлично произнес Джордж. – Меньше чем через год.

– Я слышал и другие новости – не такие хорошие. Капитану Бенту из Третьего пехотного, похоже, удалось представить вполне подходящие объяснения того, почему он находился так далеко от своей части. А еще он сумел убедить свое начальство в том, что именно он возглавлял атаку на партизанское гнездо. Мне сообщили надежные люди, что его должны повысить до майора.

Джордж выругался и потянулся к виски. Плейсу не раз приходилось слышать солдатскую брань, но выражения Джорджа смутили даже его.

* * *

Только спустя сутки после того, как один из врачей сказал ему, что он будет жить, Орри понял истинную цену этих слов. А когда понял, то почти целый час прорыдал, бормоча как в бреду, после чего отвернулся к стене и закрыл глаза.

С этого момента он хотел только спать и не просыпаться. Но даже такой способ бегства от реальности не помогал ему забыть то, что с ним случилось. Снова и снова он видел во сне стоявший на освещенной солнцем горе барабан Вест-Пойнта. Но этот барабан молчал. Потому что кто-то искромсал его штыком или саблей, превратив натянутую кожу в лохмотья.

* * *

Только шестнадцатого сентября Орри наконец согласился принять первого посетителя. За два дня до этого генерал Скотт въехал в Мехико как завоеватель. Перемирие рухнуло, в нескольких местах произошли жаркие схватки, но потом враг окончательно сдался.

– Привет, Орри!

Джордж передвинул поближе к койке ящик из-под патронов и сел на него. Орри выглядел посвежевшим. У него отросла густая борода. А вот взгляд был тусклым. Он ответил не сразу, сначала натянув несвежую простыню на левое плечо, чтобы друг не видел перебинтованную культю.

– Привет, Джордж, – наконец сказал он. – Я слышал, мы победили.

Джордж кивнул:

– Тебя ждет повышение. Ты теперь полноправный второй лейтенант. И я тоже. Но, к несчастью, наш друг Бент стал майором. И мы все – великие герои дороги на Чурубуско.

Он улыбнулся, но Орри остался серьезен. Его взгляд был устремлен на опору палатки.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джордж, вертя в руках фуражку.

– Даже не знаю…

Голос Орри прозвучал так ровно, что было трудно догадаться о его истинных чувствах. Джордж растерянно сидел рядом, держа фуражку обеими руками. Он не знал, как себя вести. Ему так хотелось рассказать другу о решительном штурме Мехико, который привел к сдаче города, но сейчас для этого было явно неподходящее время. Да и будет ли оно когда-нибудь подходящим?

Снаружи какой-то доморощенный музыкант начал наигрывать популярную мелодию на губной гармошке. Раньше эта песенка называлась «Веселый хитрец», но потом ее стали играть уже с другими словами, и называлась она теперь «Индюк в соломе». Джорджу захотелось выйти и придушить музыканта. Песенка была слишком пикантной и слишком уж напоминала об удовольствиях, которыми может наслаждаться мужчина, если он цел и невредим.

– Наверное, я должен поблагодарить тебя, – наконец снова заговорил Орри, повернувшись к нему, – за то, что ты спас мне жизнь. Но чем дольше я здесь лежу, тем больше думаю о том, что лучше бы ты этого не делал.

– Да ладно тебе, Палка! – чуть грубовато произнес Джордж. – Главное – ты жив. А ценнее жизни ничего нет.

– Только если тебе есть ради чего жить, – согласился Орри. – Я уже давно понял, что у нас с Мадлен не было будущего. Она была потеряна для меня еще до того, как мы встретились. Но я мог бы заниматься тем, о чем всегда мечтал. А теперь меня демобилизуют.

– Зато ты сможешь вернуться домой. – Увидев боль в глазах друга, Джордж почувствовал себя дураком.

– К чему? – спросил Орри.

Джордж ощутил, как в нем закипает гнев. Но он сдержался, зная, что злится на самого себя. Своими разговорами он только все испортил. Как он мог быть таким нечутким и не понимать, что чувствует его самый близкий друг? Вместо того чтобы поднять Орри настроение, он еще больше расстроил его. Кто еще позаботится об Орри, если не он?

Он сделал последнюю попытку:

– Я зайду к тебе завтра. А ты пока отдыхай, набирайся сил. Скоро все наладится…

Запнувшись, он умолк, чувствуя, что краснеет. Потом совершенно неосознанно потянулся к руке Орри, чтобы пожать ее. К левой руке. И опомнился только тогда, когда его пальцы остановились в паре дюймов от простыни.

Темные глаза Орри как будто говорили: «Вот видишь? Я больше не такой, как ты, поэтому нечего и притворяться, что все хорошо».

– Спасибо, что зашел, – прошептал он чуть слышно, отворачиваясь.

Проклиная себя, Джордж выскользнул наружу. Он очень надеялся, что время излечит горечь и уныние друга, но не был в этом уверен. Теперь Орри был лишен того, чего желал больше всего на свете: любимой женщины и дела всей его жизни. Как мужчине жить после такого удара?

Это был очень тяжелый день. И единственным светлым лучиком в нем стало письмо от Констанции.

* * *

Джордж нежился в лучах мягкого октябрьского солнца за столиком уличного кафе в Мехико. Прямо напротив возвышался величественный Национальный дворец, во всех флагштоках которого теперь развевались американские флаги. Вместе с Джорджем за столиком сидели Пикетт, Том Джексон и Сэм Грант. За долгие месяцы они впервые собрались все вместе.

Перед Пикеттом и Грантом – Джордж тоже не отставал – уже стояло по несколько пустых пивных бокалов. А перед Джексоном – полный бокал вина. Джексон очень пекся о своем пищеварении и неизменно заказывал вино, но всегда оставлял его нетронутым.

Мексиканцы с неожиданной радостью встретили исход войны. Владельцы магазинов и таверн не стали горевать из-за потерь и быстро принялись зарабатывать на оккупантах. Подражая европейцам, правительство даже успело выпустить памятные медали в честь самых крупных сражений – независимо от их завершения. Пикетт, громко разглагольствующий о Роберте Ли, уже добыл себе медаль в честь сражения при Чурубуско и прикрепил ее на мундир.

– Я уже не говорю о том, что он виргинец, хотя вы, наверное, ждете, что я именно это и скажу, – заявил он. – Во всей армии нет никого лучше Боба Ли! Он доказал это раз и навсегда на тех камнях.

Пикетт говорил об обширном вулканическом плато, которое пришлось преодолевать американцам на подступах к мексиканской столице. На первый взгляд оно выглядело совершенно непроходимым, но после проведенной разведки генерал Ли и Пьер Борегар доказали обратное. А потом, во время сильной грозы, Ли вызвался лично пересечь эту каменистую пустыню, чтобы доставить важные сведения генералу Скотту. Он бесстрашно провел коня через коварные овраги и острые уступы, и дорогу ему освещали только вспышки молний.

– Согласен, – кивнул Грант и глотнул еще пива. – Я не знаю более умного и смелого полководца, чем он. Слава небесам, что он нам не враг.

В основном выпускники Академии в этой полугодовой военной кампании показали себя хорошо. Даже Елкана Бент был отмечен как герой. Если бы Джордж стал обвинять его в некомпетентности или попытался учинить над ним физическую расправу, мало кто встал бы на его сторону, и он это знал.

А вот все сидящие за этим столом, думал Джордж, и были реальным доказательством того, что Вест-Пойнт воспитывает храбрых и знающих офицеров. Взять, к примеру, Гранта. Вместе с капитаном Робертом Андерсоном из Третьего артиллерийского он был в числе первых, кто вышел к подступам Молино-дель-Рей. Позже, при штурме самого города, Грант затащил горную гаубицу на башню, смотревшую на ворота Сан-Косме. Причем сделал это сам, без чьего-либо приказа. И огонь этой гаубицы буквально смел гарнизон, защищавший ворота.

Джексон тоже не один раз геройски проявил себя, и ярче всего это произошло на северной стене Чапультепека, где он в одиночку управлялся с орудием батареи Джона Магрудера. Что до Пикетта, то и он отличился. Во время того же самого штурма лейтенант Льюис Армистед, также выходец из Академии, был ранен, когда поднимался со знаменем в руке по штурмовой лестнице. Другой выпускник Вест-Пойнта, Джеймс Лонгстрит, подхватил знамя и начал подниматься дальше. Но его тоже ранили. И тогда именно Пикетт стал тем человеком, кто водрузил знамя наверху.

Вскоре Джордж беспокойно заерзал на месте. Его друзья расслабленно наслаждались отдыхом и никуда уходить не торопились, а у него в кармане лежали два непрочитанных письма, и одно из них от Констанции. Когда застольная беседа перешла на другую тему, Джордж все-таки достал письмо и распечатал его. Закончив читать, он радостно засмеялся и аккуратно сложил листок, чтобы потом положить его к остальным письмам, которые бережно хранил.

– И от кого оно? – спросил Грант. – От юной прелестницы?

Джордж кивнул.

– Собираешься на ней жениться?

– Возможно. – Джордж похлопал по карману, где лежало письмо. – Пока я ей нравлюсь.

– Естественно, – усмехнулся Пикетт, – ты же настоящий герой. В этом месяце мы все настоящие герои. И даже конгресс с этим согласился для разнообразия.

– Джордж, а твоя дама сердца – католичка? – мрачно спросил Джексон, откашлявшись.

– Да. А почему ты спросил?

– Только чтобы напомнить тебе, что брак с паписткой может навредить твоей карьере. Я сам об этом узнал не так давно, когда… э-э… в общем, встречался с одной молодой особой из этого города.

Пикетт, сгорая от любопытства, наклонился вперед:

– Ты, Генерал? Ухаживаешь за сеньоритой?

Джексон покраснел и уставился на свой бокал вина:

– Да, я удостоен такой чести. К сожалению, о женитьбе вряд ли можно говорить. Бог сотворил всех своих детей равными, но в глазах генерального штаба и большинства американцев католики менее равны, чем остальные.

Грант и Пикетт рассмеялись, но лицо Джорджа оставалось серьезным. Влюбившись без памяти, он упорно старался не думать о том, что религия может стать помехой его счастью. А это действительно было так. Стараясь не выдать своих чувств, он беспечно произнес:

– Я не слишком беспокоюсь о карьере. Меньше чем через три года моя служба закончится.

– Им этого достаточно, чтобы обеспечить тебе неприятности, – заверил его Грант.

– Особенно нашему обожаемому майору Бенту, – добавил Пикетт.

На ближайшем соборе зазвонили колокола. С крыши Национального дворца взлетела стая голубей. Близился вечер, солнечный свет стал янтарно-желтым. А для Джорджа радостная встреча за столиком кафе была испорчена.

Что ж, может быть, его порадует другое письмо, полученное сегодня. Оно пришло из Лихай-стейшн. Пока Грант и Пикетт заказывали еще по порции выпивки, Джордж сломал сургучную печать и прочел первые строки, написанные прекрасным почерком его матери. И побледнел.

– Что случилось, Пенёк?

Джордж посмотрел на Гранта, не видя его:

– Мой отец… Восемь недель назад его хватил удар на заводе. Сердце. Он умер.

* * *

Вслед за коротким письмом от матери через два дня пришло более длинное – от Стэнли. Он умолял младшего брата уйти в отставку и вернуться домой. Компания «Железо Хазарда» стала слишком большой, чтобы ею мог управлять один человек, особенно теперь, когда вот-вот должен был открыться еще один завод. Уильям Хазард сам задумал это новое производство, руководил его строительством и в тот последний свой день как раз решал вопросы, связанные с установкой оборудования.

Он еще успел застать монтаж трехвалкового прокатного стана, предназначенного для производства рельсов с Т-образным сечением. Такие рельсы сейчас быстро вытесняли на американских железных дорогах все прежние профили, в том числе и вогнутые. В своем письме Стэнли снова повторял, что их отец был просто вынужден создать этот новый завод, после того как в пенсильванском Данвилле заработал точно такой же. Если бы решение принимал он, писал Стэнли, он бы отмел эту идею как слишком новаторскую, а потому чреватую большими рисками.

– Слишком новаторскую! – фыркнул Джордж, обращаясь к Орри, который собирал вещи, готовясь ехать домой. – Это притом что в английском Фонтли, на заводе Генри Корта, уже больше двадцати лет работает трехвалковый стан! А мой трусоватый братец так и будет ныть «чревато большими рисками», пока вся страна от океана до океана не покроется рельсами и железнодорожный бум прекратится сам собой, а с ним исчезнет и рынок.

Орри свернул рубашку и положил в свой солдатский сундучок. Он уже научился ловко обходиться одной рукой. Только однажды он сказал, что культя иногда сильно болит, и больше ни разу не заговаривал о своем увечье. И улыбался он теперь очень редко.

– Ты уже решил, чем хочешь заняться, Джордж? – спросил он, присев на край кровати, чтобы отдохнуть.

После выписки из госпиталя Орри больше не называл друга его старым кадетским прозвищем.

Джордж невесело кивнул:

– Буду верен семье, раз она во мне нуждается. Знаешь, несмотря на свою ненависть к этой проклятой армии и огромное желание снова увидеть Констанцию, я не очень-то рад такому решению. Наверное, потому, что согласился служить четыре года, а обещание есть обещание. Но тут уж ничего не поделаешь. Напишу Стэнли, что поеду домой. Конечно, нет никакой уверенности, что военное министерство меня отпустит. Во всяком случае, сразу.

Ответ друга не слишком удивил Орри. А за день до его отъезда Джорджу пришло еще одно письмо от Стэнли. Он писал, что поговорил о ситуации Джорджа с одним новым знакомым, Саймоном Кэмероном, сенатором-демократом от Пенсильвании.

– Этот сенатор – главная причина того, что в нашем штате демократы теперь не в чести, – сказал Джордж. – Изворачивается, как змея в конвульсиях, и позорит всю партию. Стэнли всегда что-то бубнил о своих политических амбициях, но мне и в голову не приходило, что он может подружиться с таким типом, как Кэмерон.

– У твоего брата есть талант политика?

– Мне кажется, в политику идут те, кто не способен заниматься честным трудом. А что до твоего вопроса, то ответ «нет». Мой брат никогда не страдал избытком ума. Кэмерона в нем могло заинтересовать только одно: размер его банковского счета. А Стэнли решил воспользоваться связями в Вашингтоне, ведь выше только Бог! – Джордж в сердцах стукнул кулаком по ладони. – Как подумаю об этом, становлюсь таким же злобным, как Бент. Сегодня же напишу брату и велю прекратить все эти махинации.

На следующее утро друзья распрощались. Орри отправлялся на побережье в обозе, который вез раненых и разъезжавшихся по домам ополченцев.

Для обоих это был неловкий момент. Орри попросил Джорджа заехать в Монт-Роял по дороге на север. Джордж ответил, что постарается. Ему было больно смотреть на друга. Орри потерял уже двадцать фунтов, во взгляде его сквозила неизбывная печаль, а уныние теперь стало его вечным спутником. Джордж с грустью смотрел, как Орри понуро брел мимо повозок, ища ту, в которой ему предстояло уезжать.

Письмо Джорджа брату с отказом от всяческих протекций в высоких кругах слишком запоздало. Через три недели его вызвал капитан Хоктор.

– Только что от военного министра Марси доставлены прямые указания относительно вас. Я и не знал, что сыновья богатых сталелитейщиков теперь называются «особо затруднительными обстоятельствами». – (Это язвительное замечание было встречено мрачным взглядом.) – Ну, в любом случае, – добавил Хоктор, откашлявшись, – через неделю, начиная с пятницы, вы увольняетесь в запас.

После Хоктор все пытался понять, почему, услышав столь хорошую новость, лейтенант разразился градом ругательств. Что до него самого, то он был только рад избавиться от такой головной боли, как Хазард.

* * *

Следующий обоз должен был выехать наутро после того, как приказ об отставке Джорджа вступал в силу. К этому времени Джордж успел о многом подумать и твердо решил, что будет считать себя жалким трусом, если хоть на мгновение усомнится в своих чувствах к Констанции Флинн из-за ее вероисповедания. Поэтому из Веракруса он намеревался отправиться прямиком в Корпус-Кристи любым возможным транспортом.

В ночь перед отъездом Джордж основательно напился вместе с Пикеттом и Грантом. Проснулся он за час до рассвета. Сильно болел живот, в голове шумело, во рту был гадкий привкус. А еще через час он встретился с майором Елканой Бентом – впервые после Чурубуско.

Джордж прошел мимо, не отдав чести. Просто потому, что боялся не совладать с собой и убить этого мерзавца при малейшей провокации с его стороны.

– Почему вы не в мундире, лейтенант? – окликнул его Бент.

– Потому что я больше не военный, майор.

В висках у Джорджа гудело. Он знал, что теряет власть над собой. Но ему было все равно.

Бест воспринял новость с разочарованным видом.

– Поздравляю с повышением, – продолжал Джордж. – Вы получили его за счет моего друга Орри Мэйна. Если бы не вы, он был бы сейчас здоров. Все считают вас чертовым героем, но мы оба знаем, что именно вы пытались сделать на дороге в Чурубуско, майор.

– Эй, держитесь от меня подальше, вы, наглый, маленький…

И тогда Джордж ударил его. Удар был такой силы, что он даже почувствовал, как отдалось в плече. Нос Бента взорвался соплями и кровью. Джордж пошел дальше – медленным, уверенным шагом, а уроженец Огайо был слишком ошеломлен, а может, слишком напуган, чтобы ответить на удар.

Кулак болел так, словно он сломал пальцы. А Джордж даже не знал, что боль может приносить такое удовольствие.