Текст книги "Часы-убийцы"

14. Ещё одно алиби

– Эти тоже, несомненно, отличный экземпляр, – указал Карвер на часы, которые держал в руке Фелл. – Но, если можно так выразиться, в них нет души, нет памяти о тех, кому они принадлежали. Просто мертвый металл. А вот о тех часах этого не скажешь. Часы – одна из вещей, наиболее близких к человеку, такая же интимная, как зеркало. Подумайте только, – негромко продолжал он, глядя в огонь, – Марии Стюарт в 1559 году было семнадцать лет. Все еще впереди – отвергнутые возлюбленные, дворцовые интриги, смерть под топором палача! Представьте только себе, господа, сколько повидали эти часы!

Мелсон, профессиональный ученый-историк, не был любителем подобных восторженных речей. Он непроизвольно кашлянул, словно собираясь остановить Карвера, что при других обстоятельствах наверняка бы и сделал. Однако сейчас он не проронил ни слова. Ощущение тайны, витавшей вокруг, мешало ему оторвать глаза от часов в руке Фелла. Да и выражение лица доктора было достаточно необычным. Фелл положил часы на столик.

– Полагаю, – заметил он, – что все в доме видели... те, другие часы, не так ли?

– Разумеется.

– И всем они понравились?

Карвер снова стал прежним воплощением сдержанности.

– Очень... Однако вас, вероятно, интересуют и другие экспонаты. – Взяв часы, Карвер резко поднялся. – Черт возьми! До чего же я неуклюж! Не могли бы вы, доктор, поднять эту чашку – вернее, ее остатки? Постоянно бью фарфор. Гм, да. Спасибо. Слишком уж я разволновался, рассказывая о часах. – Никто не ответил. Наклонив свою крупную голову, Карвер быстро продолжал: – Наверное, вы считаете, что я чересчур увлекаюсь сигнальными устройствами. Сейф, действительно, достаточно надежен, и взломщику пришлось бы немало потрудиться, чтобы открыть его. Но... так все-таки спокойнее. Тем более, что эта дверь, – он указал на дверь в правой стенке алькова, – выходит на лестницу, ведущую на крышу, и, хотя она заперта на крепкий засов...

– На крышу? – спросил Фелл.

Едва он произнес эти слова, как распахнулась дверь в холл и на пороге появился Хедли. Вид у него был встревоженный, в руке – что-то вроде носового платка.

– Слушайте, Фелл... – начал он, но, перехватив взгляд доктора, умолк. – Только не говорите, – хрипло произнес он после небольшой паузы, – будто снова что-то случилось. Ради бога, только не это!

– Гм, гм. Да нет, не то чтобы случилось. Просто мы выяснили, что существует еще один выход на крышу.

– Ну и что? Что тут особенного? – спросил Карвер. – Не знал, что вас это интересует, господин инспектор. Вы меня об этом не спрашивали. – Карвер поставил часы в сейф и захлопнул его дверцу. – Вот эта дверь ведет на лестницу, которая проходит между стенами двух комнат, вернее чуланов, на второй этаж, а оттуда – на крышу. Полагаю, что пользовались ею в начале прошлого века, когда здесь была столовая. Что-то вроде собственной лестницы для хозяина дома, чтобы он, выпив лишнего, мог незаметно подняться к себе в спальню... Ну и что тут такого? Сами можете видеть, что дверь заперта на двойной засов – так же, как и выход на крышу. Ни одна живая душа не смогла бы войти тут в дом.

– Совершенно верно, – заметил Хедли, – но зато могла бы выйти из него. На крышу, говорите вы? А эта... – инспектор кивнул в сторону второй двери в стенке алькова, – ну да, там я был минуту назад. Эта дверь ведет в комнату миссис Стеффинс, не так ли?

– Именно так.

– А как с теми двумя превращенными в чуланы комнатами? Из них тоже можно попасть на лестницу?

– Можно, – уныло ответил Карвер.

– Слушайте, Хедли! – перебил Фелл. – Может, скажете, что у вас на уме?

– Любой из жильцов – хоть с нижнего, хоть с верхнего этажа – мог попасть на крышу. А вернуться он мог через другой люк – как вы помните, раньше, по словам девушки, он был заперт изнутри, но тот молодой человек сорвал засов. Оттуда же можно попасть на главную лестницу и... – Хедли сделал движение человека, наносящего удар. – Вам самому это не приходило в голову? С чего это вы вдруг стали таким недогадливым?

– Может, я и стал недогадливым, – проворчал, дергая усы, Фелл, – но не вижу, к чему такие сложности? Уж если кто-то решил убить беднягу Эймса, то не проще ли было бы проскользнуть вслед за ним на лестницу, сделать свое дело, а затем спокойно вернуться к себе в комнату?

Хедли бросил на доктора взгляд человека, подозревающего, что его заманивают в какую-то ловушку. Слова Фелла явно не пришлись ему по вкусу.

– Вы и сами отлично понимаете, почему это не было бы проще. Дело могло не обойтись без борьбы и шума, так что нужно было иметь обеспеченный путь для незаметного отступления.

– Это уж вы бросьте, – укоризненно проговорил Фелл. – Мне кажется, гораздо опаснее была бы попытка уйти через крышу, на которой наслаждались лунным светом и свежим воздухом мисс Карвер и Гастингс, чем ускользнуть через темный холл. Разве не так?

Хедли недоверчиво поглядел на Фелла.

– Слушайте, вы, похоже, решили немного развлечься? Надо полагать, не забыли, что на крыше видели кого-то, и этот кто-то, судя по всему, и был убийцей! А Элеонора Карвер и Гастингс выбирались на крышу отнюдь не каждый день, и убийца мог не знать, что они там бывают. Идемте! Посмотрим, по крайней мере, на эту крышу.

Фелл открыл было рот, чтобы ответить, но тут Карвер, до сих пор не без злорадства наблюдавший за ними, с шумом отодвинул засов двери.

– Взгляните, взгляните, – оживленно жестикулируя, предложил Карвер. – Гм... Да, да, ни за что на свете не хотел бы разочаровывать вас, мистер... господин инспектор, но, тем не менее, уверен, что ваша версия ошибочна.

– Ошибочна? Почему же это?

– Вы помните, как разволновалась вчера Милисент? Особенно когда Элеонора рассказала, что юный Гастингс, не умея сохранить... гм... хладнокровие, сорвал засов с люка. Милисент поделилась со мной, и, честно говоря, – уголки губ Карвера чуть дрогнули, – мне это не понравилось. Совершенно ненужный и даже безрассудный поступок. Я, разумеется, поднялся наверх и осмотрел...

– Люк по ту сторону крыши? – перебил Хедли. – Любопытно... Этой ночью дверь, ведущая от главной лестницы к люку, была заперта, и ваша приемная дочь сказала, что ключ от двери у нее украли... Быть может, вы нашли его? Как вы открыли дверь?

Карвер вытащил из кармана связку ключей.

– У меня есть запасные ключи от всех дверей. Жаль, что вы раньше не спросили об этом. Отдать вам ключ? Пожалуйста, с удовольствием!

Он снял один из ключей с кольца и неожиданным резким движением бросил его Хедли. Инспектор поймал ключ, а Карвер продолжал:

– Я осмотрел люк. Элеонора что-то напутала. Засов нетронут – все это чепуха. Люк заперт на добрый трехдюймовый стальной засов, и никто не смог бы пройти сквозь него. Соответственно ваша версия об убийце, который, словно балаганный фокусник, поднимается через один люк, чтобы спуститься в другой, яйца выеденного не стоит. Гм-м. Если вы все же сомневаетесь... – Карвер кивнул на ключ.

Тишину нарушало только тяжелое сопение Фелла.

– Оставим пока это, Хедли, – проговорил доктор. – У нас и без того достаточно хлопот. Забудем пока о людях на крыше. Хорошо? – Он на мгновение задумался. – Разумеется, Хедли, крышу надо будет осмотреть, но не сейчас... Я бы хотел взглянуть на часы.

– Часы?!

– Часы Боскомба. Я не собираюсь обследовать их, – с непонятной, казалось бы излишней, настойчивостью продолжал Фелл, – но хотел бы убедиться, что они на месте. Как-никак... Гм-м... О, доброе утро, мисс Хендрет!

Услышав стук в дверь, Фелл оборвал начатую фразу и с глуповатой улыбкой ждал, пока девушка войдет. Люси Хендрет была оживлена и даже весела. Вероятно, она собиралась выйти в город: на ней было пальто с меховым воротником и серая шляпка; сжимая под мышкой папку, она вертела в руках коричневые перчатки. На ее лице не было и следа ночных переживаний. Правда, глаза выдавали, что спать ей почти не пришлось, но все же она излучала здоровье и безмятежность. Исходивший от нее запах фиалок странным образом производил такое же бодрое и в то же время холодно-официальное впечатление, как и ее папка.

– У меня, как это ни удивительно, много дел, – улыбнулась она Хедли. – Я и надеялась застать вас здесь до ухода. Могли бы вы подойти к телефону?

– Конечно. Скажите, когда вы...

– Да нет, я не то имела в виду. Речь идет о моем алиби, – спокойно объяснила девушка. – Помните, вы спросили, где я была в прошлый вторник вечером. Я сказала, что мне придется заглянуть в свой дневник. Все верно: я действительно была на вечеринке. Хозяин дома и его жена хорошо помнят, что я пришла в половине пятого и оставалась у них до семи. Сейчас Кен ждет у телефона и готов полностью подтвердить мои слова. Он художник, рисует обложки для журналов и, полагаю, как свидетель не должен вызывать возражений полиции. Есть, конечно, и другие свидетели... Естественно, я понимаю, что вам нужно будет лично переговорить с ними, но все же мне хочется, чтобы вы сразу выслушали Кена. У меня как-то легче стало бы на душе.

Хедли кивнул, бросив на доктора многозначительный взгляд, и с явным удовольствием последовал за девушкой. Зато выражение лица Фелла отнюдь не говорило о том, что он удовлетворен. Фелл пошел было за Хедли, но в холле остановился. Мелсон, попрощавшись с Карвером, тоже вышел. Фелл стоял в полутемном холле, широко расставив ноги, сдвинув шляпу на затылок, и медленно, со злостью тыкал тростью в ковер. Мелсону еще никогда не доводилось видеть его в подобном состоянии. Когда Мелсон, которому снова начало казаться, что вокруг сгущаются зловещие тучи, заговорил, Фелл, вздрогнув, поднял голову и оглянулся.

– А? Что? Понимаете, я ничего не могу поделать, – проговорил он, с силой ударив тростью о пол. – Чувствую, как час от часу приближается что-то страшное, ощущаю это с той самой минуты, как в первый раз переступил порог проклятого дома, и все же беспомощен, словно в кошмарном сне. Дьявол никогда не спешит. Он только неумолимо приближается, и я не знаю, как его остановить. У меня нет конкретных улик, которые бы я мог представить двенадцати простым здравомыслящим присяжным...

– Ну, ну, что с вами? – спросил Мелсон, дошедший уже до того состояния, когда человека пугает любой стук или скрип двери. – Вас вывело из себя то, что этой Хендрет удалось доказать свою непричастность к убийству в универмаге?

– Именно, – кивнул Фелл. – Я всегда выхожу из себя, когда вижу, что невиновному человеку грозит виселица.

Мелсон уставился на него.

– Вы полагаете, что она действительно...

– Не надо спешить с выводами, – сухо проговорил Фелл.

Хедли с довольным видом вывел Люси из комнаты напротив. Девушка надела перчатки, аккуратно разгладила их и проговорила:

– Вы удовлетворены, мистер Хедли?

– Естественно, все будет еще проверено, но... Девушка кивнула.

– Разумеется. Думаю, что трудностей никаких не будет. Сейчас я могу уйти? Отлично. Если хотите, можете обыскать мою комнату. До свидания!

Она широко улыбнулась, сверкнув своими острыми зубками. Вскоре послышался скрип снимаемой с двери цепочки, а потом все звуки поглотил шум собравшейся перед домом толпы. Подойдя к узкому окошку возле двери, Мелсон увидел над прутьями садовой решетки и между ними множество жадно, с разинутыми ртами вглядывающихся лиц. Кто-то держал над головой фотоаппарат, то и дело ослепительно загоралась лампа-вспышка. Внезапно Мелсон сообразил, что стоящий за его спиной Хедли довольно мурлычет какую-то песенку. Хотя Мелсон слабо разбирался в шлягерах, именно этот был ему знаком.

* * *

– ...Они вошли в последний поворот... – тихонько гудел Хедли, а затем громко проговорил: – Фелл, мы можем вычеркнуть ee. Кроме этого художника, там была еще куча народу. Все они говорят одно и то же. Это означает...

– Пойдемте! – сказал Фелл. – Не будем спорить – идемте. Нам надо выяснить еще один, последний вопрос.

Фелл зашагал вперед, бесшумно ступая по толстому ковру. Остальные последовали за ним. Хедли, вспомнивший о носовом платке, до сих пор зажатом в его руке, начал было что-то говорить, но доктор сердитым жестом заставил его умолкнуть. Дверь в комнату Боскомба была чуть приоткрыта. Небрежно постучав, доктор сразу же распахнул ее. На столе стояли остатки завтрака, шторы были подняты. В дневном свете Боскомб выглядел каким-то полинявшим. Стоя у бара, он наливал себе виски с содовой. Не снимая руки с сифона, Боскомб обернулся к вошедшим.

– Доброе утро! – поздоровался Фелл. – Мы только что разговаривали с Карвером, он прочел нам настоящую лекцию и чрезвычайно заинтриговал рассказом о часах-черепе, которые вам продал. Могли бы вы показать их нам?

Взгляд Боскомба остановился на медной шкатулке. Лицо его стало еще более поблекшим и усталым – словно он внезапно ощутил недостаток воздуха.

– Нет. Уходите!

– Почему?

– Нет настроения, – с некоторым усилием ответил Боскомб. В голосе его появились пронзительные нотки. – Часы мои, и без моего разрешения никто их не увидит. Глубоко заблуждаетесь, если думаете, что если за вашей спиной полиция, то вам все позволено!

Фелл двинулся было вперед. Боскомб резко выдвинул один из ящиков шкафа и сунул в него руку.

– Предупреждаю: то, что вы делаете, с точки зрения закона, – просто грабеж! Если вы хотя бы прикоснетесь к этой шкатулке, я, видит бог...

– Выстрелите?

– Выстрелю – прямо вам в живот!

В голосе Боскомба чувствовался отчаянный гнев человека, которого вынудили пойти на блеф. Хедли, выругавшись, шагнул к нему, и тут Мелсон заметил, что доктор Фелл добродушно смеется.

– Боскомб, – негромко проговорил Фелл, – если бы этой ночью кто-то сказал, что наступит время, когда вы мне чуть не начнете нравиться, я бы не поверил... Сейчас, однако, мне пришлось изменить мнение о вас. Вам хватило духу преодолеть страх и стать на защиту кого-то другого – пусть даже вы и ошибаетесь в отношении того, что...

– Слушайте, может, вы объясните, что, черт возьми, все это значит? – взорвался инспектор.

– Мауреровские часы похищены, – сказал Фелл. – Подозреваю, однако, что украл их вовсе не тот, на кого подумал Боскомб. Вы сейчас будете смеяться, Хедли. Часы эти стоят кругленькую сумму – три тысячи фунтов, а их и след простыл.

– Он лжет!

– Не надо так! – резко перебил Фелл. – Вам придется отвечать на вопросы присяжных и, если вы не сумеете доказать...

Боскомб вернулся к бару и опять взял сифон.

– А надо ли мне будет что-то доказывать? Что если я еще раньше отдал их, предположим, кому-то из своих друзей? В конце концов, я могу делать с ними все что хочу, разве не так? – Сифон громко зашипел, и Боскомб снова повернулся к своим гостям.

– Странно, – равнодушно заметил Фелл, – до чего возмутило вас то, что кто-то заподозрил вас в простых человеческих чувствах. Как сразу встала на дыбы ваша гордость! Да выслушайте же меня! Поверьте, не такой уж собачий этот мир, чтобы надо было непрерывно скалить зубы, опасаясь, что вас укусят! А теперь...

Со стороны двери за их спинами чей-то невнятный дрожащий голос проговорил:

– Жарко, старина...

Вместо продолжения тот, кому принадлежал голос, громко икнул. Мелсон обернулся и увидел, что в комнату заглядывает коренастый молодой человек. Одной рукой он придерживал на груди поношенный серебристый халат, другой – цеплялся за створку двери. Редкие белокурые волосы были растрепаны, лицо, должно быть, румяное от природы, выглядело помятым и бледным, слезящиеся глаза испуганно моргали. Хотя молодой человек и не покачивался, опора отнюдь не казалась излишней для него. Когда он снова заговорил, голос звучал немного увереннее, но все еще был бормочущим и дрожащим.

– Жарко, старина, – начал он снова, откашлявшись, – может, найдется глоточек чего-нибудь? Глупо, но... то ли я разбил последнюю бутылку, то ли куда-то задевал ее, а мне чертовски не хватает...

Боскомб смерил молодого человека взглядом, а затем поднял бутылку, долил стакан доверху и подал его новому гостю. Молодой человек, который, решил Мелсон, мог быть только мистером Кристофером Поллом, оторвал руки и от двери и от отворота своего халата, а затем поспешно подошел поближе, продолжая растерянно моргать, как человек, который сам не верит, что мог дойти до такого состояния. Полл был босой, куртка и брюки пижамы не подходили друг к другу. Взяв стакан, он несколько мгновений тупо смотрел на него, потом проговорил.

– Ну, за ваше, – отпил глоток и весь передернулся.

– Уф-ф! – вырвалось у него, он слабо улыбнулся. – Ну-ну, старина, я вижу – у вас гости? Прошу извинить меня. Э-э-э... – нервным движением он вытер усы тыльной стороной ладони. – Вчера я немного... Не помню даже, как добрался домой. Кто-то пел "Веселые парни шагают, ура!", а потом какой-то провал... – Он отпил еще глоток и с виноватым видом огляделся вокруг. – Ф-фу... Вот теперь немного лучше.

– Стало быть, вы еще не знаете, что здесь произошло этой ночью? – резко спросил Боскомб.

– Господи, неужели я натворил что-нибудь? – оторвал от губ стакан Полл.

– Скажите, пожалуйста, вы, чисто случайно, никого не убили сегодня ночью? – вмешался Хедли.

Полл отшатнулся. Руки его так тряслись, что он вынужден был поставить стакан на край стола. Мгновение он полными испуга глазами недоверчиво смотрел на Хедли, а потом жалобно пробормотал:

– Вы что – разыгрываете меня? – Он посмотрел на Боскомба. – Слушайте, старина, что это за люди? Где это видано – так разыгрывать человека, который и без того в себя прийти не успел? Глупые шутки. Что это за типы? Убийство? Господи, что за ерунда?

Пол снова потянулся к стакану.

– Я – сотрудник уголовной полиции, Скотленд Ярда, – громко, словно обращаясь к глухому, сказал Хедли. – Вы же, если не ошибаюсь, мистер Кристофер Полл. Сегодня ночью в этом доме был убит офицер полиции. На этой самой лестничной площадке...

– Глупости! Вы меня разыгрываете...

– Не имею ни малейшего желания. Он был заколот совсем неподалеку от вашей двери. Насколько нам известно, вчера вы вернулись в половине восьмого и в момент убийства находились, вероятнее всего, у себя в комнате. Хотел бы услышать – известно ли вам что-нибудь обо всем этом?

Полл взглянул на молча кивнувшего Боскомба, однако продолжал молчать Мелсону трудно было сказать – испуг ли тому причиной, но несколько мгновений молодой человек был просто не в состоянии заговорить. Хедли пришлось еще раз обратиться к нему. Полл с трудом подошел к стулу, сел и поставил стакан на стол.

– Итак, мистер Полл?

– Я ничего не знаю! Боже мой! Не думаете же вы, что это сделал я?

– Нет, мы всего лишь хотим знать, что вы видели или слышали и были ли вы вообще способны что-то видеть и слышать?

Полл немного успокоился, дыхание его стало ровнее. Потирая кулаками глаза, он слегка раскачивался взад-вперед на стуле.

– Совершенно, черт возьми, голова не работает! Ни одной мысли! Все в каком-то тумане... Надо же так... Офицера полиции! Что за глупость убивать офицера полиции!.. Хотя, погодите-ка!

Полл поднял на них мутный взгляд.

– Что-то такое было... вот только не могу сообразить, что именно, и когда... Сейчас, сейчас... Нет, определенно приснилось. Бывает, знаете, кажется, что просыпался, а на самом деле... Все это чепуха. По-моему...

По лицу Полла видно было, как он мучительно пытался отделить реальность от сновидений. Затем его рука опустилась в карман халата и, видимо, наткнулась там на что-то, потому что лицо Полла внезапно исказилось. Он вынул руку из кармана и испуганно уставился на зажатую в ней черную дамскую перчатку. Из перчатки выпал маленький ключик. Ключ, поблескивая, лежал на полу, а на внутренней стороне перчатки виднелись бледные, чуть размазанные следы позолоты.

15. Летающая перчатка

Хедли замер, а затем быстро наклонился и вынул перчатку из безвольно повисшей руки Кристофера Полла. Подойдя к окну, он рассматривал свою добычу в бледном, сероватом утреннем свете. Пожелтевшие листья большого клена почти касались окна, через разбитое стекло в комнату врывался ветер. Хедли несколько мгновений разглядывал следы краски, а потом указал пальцем на другое, все еще влажное пятно.

– Кровь! – сказал инспектор.

Негромко произнесенное слово заставило вздрогнуть каждого. Здесь, в высокой комнате с книжными полками и пейзажами Хогарта на стенах, оно прозвучало особенно жутко. Хедли спокойно вернулся к столу и поднял ключик. Он шагнул вперед, повернулся к свету и теперь стоял у самой ширмы, разукрашенной крестами и языками пламени. Лицо инспектора посерело от усталости, но глаза горели, а на губах была довольная улыбка. Он вынул из кармана полученный от Карвера ключ к двери, ведущей на крышу, и сравнил с ключом, только что поднятым с пола. Ключи были одинаковы. Хедли положил их в разные карманы.

– А теперь, мистер Полл, – проговорил он, – будьте добры рассказать, как попала к вам эта перчатка.

– Сам хотел бы знать! – хрипло ответил Полл. – Дайте хоть немного подумать! Если вы не будете сбивать меня с толку, я, может быть, сумею сообразить... Как будто бы... или нет?.. Словно бы я подобрал ее где-то... Только где? Кажется... я вроде бы разговаривал с какой-то женщиной. На лестнице... Нет, то была тетушка Стеффинс. Она сунула мне в карман мой галстук. Да и свет тогда горел. Не знаю, с чего я вспомнил об этом.

– Известно ли вам, чья это перчатка?

– Господи, не моя – это уж точно! Откуда мне знать? – Полл подозрительно, словно к змее, которая может оказаться и ядовитой, приглядывался к перчатке. – Женская перчатка. Она может быть чьей угодно... Налейте мне, пожалуйста, еще, старина! Не бойтесь – я трезв как стеклышко. Мне чуть-чуть не по себе, но я вполне трезв. Еще глоток немного взбодрит меня.

– А вам что-нибудь известно об этой перчатке, мистер Боскомб?

Боскомб стоял неподвижно, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к бару. На перчатку он бросил лишь беглый взгляд.

– Первый раз ее вижу.

– Вы уверены в этом?

– Абсолютно. Так же, как и в том, что вы собираетесь совершить одну из величайших ошибок в своей жизни. Прошу прощения. – Поправив пенсне, Боскомб мягкими шагами подошел к Поллу, чтобы забрать у него стакан.

– Ночью вы сказали, – продолжал Хедли, – что прежде чем это дело закончится, я еще обращусь к вам за помощью. Вы заявили, что у вас есть что сообщить мне. Не хотите ли вы сейчас сказать что-нибудь?

– Отвечу вам вопросом на вопрос. – Боскомб стоял, держа в руке стакан Полла. На какие выводы наталкивает вас эта перчатка?

– Тут не приходится особенно напрягать фантазию, – ответил инспектор, – на внутренней стороне перчатки стоит монограмма Э. К.

Боскомб, охваченный холодной яростью, круто повернулся к Хедли.

– До чего же это характерно для вашего поверхностного интеллекта! А сейчас я скажу вам вот что: фамилия ее не Карвер, а Смит. На всех ее вещах...

– Вспомнил! – воскликнул Полл. – Элеонора! Ну, конечно же! – Он выпрямился, пощипывая свои коротенькие усы. Взгляд, все еще тусклый, стал увереннее, – Элеонора! В верхнем холле!

– Вы видели ее наверху?

– Да не дергайте меня так! – плаксиво попросил Полл, осторожно двигая головой, словно это было ведро, из которого могли выплеснуться его воспоминания. – Что я хотел сказать? Ах, да... Разумеется, все это не имеет никакого отношения к вашему несчастному полицейскому. Элеонора... Конечно же! Только если вас это так интересует, вы могли бы спросить у них самих. Если они расскажут вам, то и я...

Хедли с трудом сдерживал нетерпение.

– Попробуйте самостоятельно рассказать все, что помните. Мы не любим, когда свидетели подгоняют свои слова под показания других. Ясно?

– Ладно, кое-что я все-таки помню. Меня только сбивает с толку то, что, по вашим словам, я так рано вернулся домой, – пробормотал Полл. – Черт возьми, мы же вроде ужинали... Или нет? Не помню. Как бы то ни было, но я проснулся...

– Где?

– У себя в комнате. Вообще-то было темно, и я понятия не имел, где нахожусь и как сюда попал, а в голове стоял такой туман, что трудно было даже решить – проснулся я или все еще сплю. Я сидел на стуле и чертовски замерз. Я потрогал себя и сообразил, что полураздет и, к тому же, босиком. Протянув руку, наткнулся на лампу и включил ее. Значит, это было в моей комнате, верно? Но выглядело все как-то очень странно. Да, вот еще что!.. Помню, меня все время страшно мучила одна мысль: "Черт возьми, который час? Надо же успеть на ужин!" Только я никак не мог удержаться на ногах, а комната выглядела чертовски странно, и часы словно под землю провалились. Тогда я сказал себе: "Дружок, ты все еще в доску пьян. Марш на ужин!" Ну, я поднялся и стал ходить по комнате, пока не услышал, что где-то бьют часы. Я сосчитал, сколько...

Полл внезапно задрожал. Хедли, подняв глаза от блокнота, спросил:

– Помните, который был тогда час?

– Еще бы, старина. Полночь. Я же считал. Помню, я надел халат, потому что основательно замерз, и присел на кровать, чтобы все хорошенько обдумать. Потом... нет, тут у меня опять провал. Не помню, как я поднялся с кровати. Следующее, что мне припоминается, это вроде бы я стою в той каморке, где хранится моя одежда и прочее барахло, стою и не могу выпрямиться, но зато в руках у меня бутылка. В бутылке еще немного оставалось на дне, я отхлебнул глоток и подумал: "Дружок, с этим ты далеко не уедешь". Я всегда увереннее себя чувствую в обществе полной бутылки. Потом я вдруг как-то очутился снаружи, в темном холле.

– Как это произошло?

– Да почем же я... впрочем, нет, черт возьми! – Полл говорил все более возбужденно, как человек, постепенно приходящий в себя. Резким движением он повернулся к Боскомбу, взял у него из рук стакан, но даже не поднес его к губам. – Вспомнил! Я подумал: "У старины Боскомба в баре всегда хороший запас спиртного". Потом мне пришло в голову, что вы можете разозлиться, если я разбужу вас и попрошу налить мне стаканчик. Бывает, что люди готовы поднять невесть какой шум из-за такой ерунды. Но, подумал я, вы ведь обычно не запираете свою дверь. Проберусь тихонько как мышка и позаимствую одну бутылку.

– И что дальше?

– Я и отправился к нему – тихо, на цыпочках. Свет у себя я выключил. Только этот последний глоток... немного ударил мне в голову. Я долго не мог найти дверь и выйти из комнаты. Ужасно. – Полл снова вздрогнул. – Потом я все-таки нашел ее, тихонько открыл и шагнул в темноту. Помню, что бутылку я продолжал держать в руках...

– Вы что-нибудь видели? – хрипло спросил Хедли.

– Даже не знаю. Вроде бы что-то... вернее, кто-то двигался. Может быть, я и слышал что-то, но не уверен... Разумеется, это была Элеонора!

– Вы готовы подтвердить свои слова под присягой?

– Но я же знаю, что это была она, – пробормотал, словно под гипнозом, Полл. – Я сразу подумал: Элеонора отправляется на свидание со своим парнем. Они, знаете ли, часто встречаются на крыше. Я не раз собирался немного подшутить над ними. Так, смеху ради. Скажем, пойти вслед за ними и вдруг неожиданно завыть... А потом самому стыдно стало. "Бедняжка, – подумал я, – много ли у нее радости в жизни?" А оно, знаете ли, и впрямь не очень много. "Подлецом надо быть, – сказал я себе, – чтобы портить ей..."

От собственного великодушия у Полла на глаза навернулись слезы.

– Послушайте, мистер Полл, – терпеливо, но уже чуть ли не скрежеща зубами, проговорил Хедли, – нас не интересует, что вы думали. Существенно, что видели. Когда вы будете давать показания перед присяжными...

– Присяжными? – удивленно поднял голову Полл. – Что за чепуха! О чем вы говорите? При чем тут...

– Был убит человек, и вы, по сути дела, присутствовали при этом. Способны вы это понять? Он был заколот, упал на лестницу и умер возле этой самой двери. – Хедли встал и распахнул дверь. – Смотрите, тут еще видны следы крови. А теперь слушайте меня внимательно! Постарайтесь объяснить нам, как попала к вам эта перчатка, что вы слышали, стоя в темноте, и как могло случиться, что когда через несколько мгновений дверь отворилась, никто не увидел вас. Иначе я не удивлюсь, если присяжные признают виновным в совершении преднамеренного убийства вас самого!

– Значит, – Полл отчаянно сжал руками спинку стула, – когда я услышал...

– Что вы услышали?

– Какой-то странный звук, будто кто-то тяжело, задыхаясь, вздохнул. Я подумал, что это Элеонора увидела меня и испугалась. Тогда я быстро присел на корточки...

– Далеко вы были от лестницы?

– Не знаю. У меня как-то путается. Хотя погодите! Должно быть, довольно далеко – я ведь только вышел из своей комнаты. Или нет? Не помню... Однако, присев, я задел рукой или схватился – точно не помню, но факт тот, что это была перчатка.

– Вы хотите сказать, что нашли перчатку так далеко от лестницы? Бросьте!

– Но ведь так оно и было! Почему вы мне не верите? Я поднял эту перчатку с пола – не могу точно сказать, в каком месте, но с пола – я же помню, что он был холодный и тянуло сквозняком. Я подумал, что надо бы вернуться к себе и подождать, пока Элеонора пройдет. Так я и сделал. Тихонько. На цыпочках, знаете ли. И больше ничего не помню. Когда я снова пришел в себя, было уже светло, я лежал на кровати, все еще полуодетый, и чувствовал себя исключительно паршиво.

– Почему вы забрали с собой эту перчатку?

– Ну... я же хотел как лучше, черт побери! – плаксивым тоном ответил Полл. – Ну да, я думал, что так будет лучше. "Бедняжка потеряла свою перчатку, – подумал я. – Хорошенький скандал устроит тетушка Стеффинс, если утром наткнется на нее. Бедная девочка! Отдам ей завтра перчатку и скажу:-"Ай-ай-ай, где это вы разгуливаете по ночам?"Ха-ха-ха... Слушайте, старина, я сейчас совсем неважно себя чувствую. Если вы дадите мне немного передохнуть, я, может, и еще что-нибудь вспомню. Например... – Полл провел пятерней по волосам, а потом безнадежно покачал головой. – Нет, опять вылетело. Но если я постараюсь хорошенько припомнить...

Фелл, до сих пор не проронивший ни слова, внезапно выступил вперед. В зубах у него все еще торчал окурок сигары. Он вынул его изо рта, положил в пепельницу и только потом перевел взгляд на Полла.

– Погодите немного, Хедли, – пробурчал доктор. – Тут речь может идти о жизни человека... Давайте-ка посмотрим – не сумею ли я слегка освежить вашу память, молодой человек. Порассуждаем вместе. Вы стоите в темном коридоре. Только что вы сказали, что тянуло сквозняком. А теперь припомните ту дверь, через которую Элеонора обычно выходила на крышу... Сквозняк был потому, что эта дверь была открыта?

– Ну, конечно, черт побери! Открыта! – Полл хлопнул себя по лбу. – Разумеется, открыта. Все ясно! А я ломал себе голову...

– Не подсказывайте ему, Фелл! – рявкнул Хедли. – Он же будет уверен, что сам это вспомнил!

– А я ничего и не подсказываю. Вы же сами, – Фелл ткнул тростью в сторону Полла, – пришли к этому, не так ли? Ну, мой друг, почему вы так уверены, что дверь была открыта?