Текст книги "Часы-убийцы"

19. Продолжение в трактире

Трактир «Герцогиня Портсмут» находится на углу маленькой извилистой Портсмут-стрит. В его баре до сего днь предметом разговоров служит обед, который в начале сентября какой-то исключительно плотного телосложения джентльмен дал четырем своим гостям в дымном с низким потолком зале этого заведения. Обед длился с половины второго до четверти пятого. Запомнился он всем не только количеством поглощенных блюд, хотя, По слухам, упомянутый джентльмен лично прикончил громадный печеночный паштет. Затем он заглянул в бар и громовым голосом объявил, что ставит выпивку всем присутствующим. Тут же он произнес речь, полную каких-то неясных намеков на то, что теперь-то он крепко зажал в кулак своего противника; как бы то ни было, публика бурно аплодировала оратору, пока один из его спутников – высокий, похожий на военного мужчина – не увел его под неодобрительные возгласы завсегдатаев бара назад, в отдельный зал.

Мелсон всегда с удовольствием вспоминал этот обед. Однако еще больше, чем обед, запомнилась Мелсону предшествовавшая ему небольшая сценка: пока Элеонора и Дональд Гастингс изучали меню, остальные трое мужчин отошли к стойке бара, чтобы слегка освежить пересохшее горло. Доктор Фелл и Хедли обменялись взглядами, но оба молчали, пока Фелл с довольным вздохом не поставил на стойку пустой стакан.

– Самое забавное во всем этом, – проговорил Фелл, – то, что мы оба поверили ложным показаниям Грей и ее сообщников, показаниям, рассчитанным исключительно на то, чтобы отвлечь от нее внимание. Вы обвиняли Элеонору, я защищал ее, но оба мы исходили из одних и тех же лживых показаний. Разумеется, мы верили Грей. Почему бы и нет? Три вроде бы ничем не связанных беспристрастных свидетеля рассказывали одну и ту же историю. Грей даже не пыталась бежать. Она просто бросила нож и громко закричала, тыча рукой куда-то в сторону, а потом держалась за свою выдумку... а двое других не противоречили ей. Вероятно, она совсем потеряла голову, когда решилась на убийство...

Хедли, глядя в стакан, проворчал:

– Ну, ей грозила тюрьма, если бы ее поймали на воровстве, но то, что она сделала, было, конечно, глупостью. Теперь ее наверняка повесят, а возможно, ее сообщников тоже. – Хедли нахмурился. – Мне чертовски не нравится эта современная манера воровать в универмагах. Вы кого-то заподозрили, и тут же к вам обращается модно одетый молодой человек: "По-вашему, виновата эта дама? Что за ерунда! Я все время смотрел на нее и могу присягнуть..." А с другой стороны уже подходит приличного вида мужчина, качает головой и полностью подтверждает слова первого. В результате Грей благодарит их и с обиженным видом удаляется прежде, чем прибудет полиция. Недурно! Модные побрякушки ценой в 20 фунтов... Как раз хватило этим мерзавцам на две недели. Мандерс, вероятно, еще раньше приметил ее и хотел обойтись без шума. Если бы она не потеряла голову... – Хедли поставил на стойку стакан. – Да, попались мы на удочку. Как подумаешь...

– Все мы задним умом крепки, – виновато кивнул доктор. – Я ведь тоже кое-что сообразил только теперь.

– А именно?

– Помните наш вывод о том, что женщина-убийца должна быть левшой? А ведь Грей, по сути дела, ничего подобного и не утверждала. Она сказала лишь, что "агент схватил ту женщину, а она протянула свободную руку" и так далее. Просто первая пришедшая ей в голову выдумка... Грей не сказала, что та женщина была левшой. Тем не менее, никто из нас не подумал об этом, пока... гм-м...

– Ладно, ладно! Не надо только так размахивать руками перед моим носом!

– А вот выдумка с блузкой была первоклассным трюком, – спокойно продолжал Фелл. – К тому же я вовсе не размахиваю перед вашим носом. Если это вам доставит удовольствие, могу признаться: я и сам был полностью введен в заблуждение, хотя меня немного удивило, как это Грей не видела лица женщины, стоявшей настолько близко, что она могла ухватиться за ее блузку. М-да. Они, видите ли, твердо запомнили только то, что женщина была в перчатках. Газеты упомянули об этих перчатках, и это дало дополнительный толчок фантазии нашего убийцы с Линкольнс Инн Филдс... Нет, дорогой мой Хедли, единственное законное "видите, я же говорил", которое приходит мне в голову, относится только к тому, что я отказывался рассматривать эти факты как решающие улики. Как-то дурно попахивало от них.

– Между прочим, Элеонора не левша, – задумчиво заметил Хедли. – Это мы уже окончательно установили. – Беспомощным, полным отчаяния голосом он произнес: – Вопрос только в том, что же, черт возьми, нам теперь делать?

Фелл не стал успокаивать инспектора, сказав только, что у них будет еще достаточно времени, чтобы обсудить этот вопрос. Вообще после своей защитительной речи Фелл стал необычайно молчалив. Он только попросил тогда у Хедли ключ от двери, ведущей на крышу, сказав, что хочет взглянуть на засов люка. Никто не сопровождал доктора, и вскоре он вернулся, вполне довольный собой. Что ему удалось выяснить, он не сказал, но зато внес одно вполне здравое предложение. Хедли неловко было сейчас обратиться к Элеоноре, и Фелл придумал план, принятый инспектором сразу же и без оговорок.

– Давайте просто пригласим ее вместе с Гастингсом пообедать! Я задумал один маленький эксперимент.

– Эксперимент?

– Вот именно. Послушайте-ка, сейчас уже в доме, вероятно, знают о том, что мы собирались арестовать Элеонору. Даже если Хендрет и не проговорилась, остается миссис Горсон. Тетушка Стеффинс наверняка выжала из нее все, что знает Стеффинс, не может быть тайной для остальных. Не беда! Тем лучше! Пусть они верят в это! Мы выйдем и громко пригласим Элеонору, которая не была дома, ни о чем не знает и не сможет сделать никаких ложных выводов из этого приглашения. Остальным же может прийти в голову только одно: мы хотим объясниться с девушкой и послушать, что она скажет. Потом мы снова вернемся, но уже без Элеоноры. Мы объявим, что вынуждены были задержать девушку, а чуть позже сообщим, что она уже на свободе, поскольку невиновность ее надежно установлена. Знаете, мне чрезвычайно любопытно, как кое-кто воспримет такую весть. Уверен, что для одного человека это будет настоящим потрясением – и тогда-то начнется потеха.

– Отлично! – воскликнул Хедли. – Великолепно! Но что если кто-то вмешается, когда мы будем уходить вместе с девушкой?

– Мы будем твердо стоять на том, что просто отправляемся обедать. Если не поверят, тем лучше.

Никто не вмешался – к некоторому удивлению Мелсона, полагавшего, что миссис Стеффинс выберется все-таки из уголка, в который она забилась, и задаст им пару вопросов. Дом, однако, словно вымер. Мелсону чудилось, что все его обитатели замерли, прижав уши к закрытым дверям и напряженно прислушиваясь. Тишину нарушал только треск огня в камине...

Обед удался на славу. Первые два часа разговор вращался вокруг нейтральных тем. Фелл был в великолепном настроении, и даже Хедли был менее сдержан, чем обычно, хотя к Элеоноре он обращался с несколько преувеличенной неуклюжей вежливостью. Мелсон впервые увидел инспектора смеющимся. Более того, Хедли рискнул даже рассказать – правда вполне невинный – анекдот об одной из модных кинозвезд. Элеонора и Гастингс также чувствовали себя прекрасно. Наклонившись к доктору, девушка сообщила, что приняла окончательное решение.

– При первой же возможности я уеду из этого дома, – сказала она. – Довольно мне быть сентиментальной дурой – хватит. Все будет чудесно – если, конечно, полиция не станет возражать против моего переезда. Не станет, правда ведь?

– Ха-ха! – поднял от бокала сияющее лицо Фелл. – Возражать? Чего ради? А какие у вас планы на будущее?

Зал был низким и длинным, с камином, отделанным голубыми изразцами, и выходившими в сад окнами. Шум уличного движения не доносился сюда. Воздух, казалось, пропитался приятным ароматом старинной мебели и ежедневно в течение трех веков подававшихся тут бифштексов. Мелсон был доволен. Как человек разумный он относился к сочному бифштексу и кружке крепкого эля с подобающим этим дарам божьим благоговением; его наполнял радостью вид бревенчатого потолка, скрипучего пола, усыпаного опилками, и скамеек с высокими дубовыми спинками. Темное растрескавшееся дерево скамеек лишь подчеркивало миловидность сидевшей за столом девушки, ибо Элеонора была даже не столько красива, сколько трогательно миловидна. Сейчас, успокоенная принятым решением, она, казалось, избавилась от угнетавших ее мыслей.

Мелсон приглядывался к девушке, к ее широко поставленным голубым глазам, слегка изогнутым бровям, улыбчивому рту, длинным золотистым волосам. Гастингс сидел рядом с ней. Нельзя не признать, костюм его был безупречным, а симпатичное лицо без пятен йода явно выигрывало. Они с Элеонорой часто переглядывались, смеялись и, подбадриваемые Феллом, охотно прикладывались к крепкому элю.

– Наши планы? – ответила девушка. – Наверное, мы поженимся, что тоже, конечно, чистое безумие, но Дон говорит...

– Ну, кого интересует, что я говорю?.. – мягко вмешался Гастингс и поставил бокал на стол. – Как-нибудь пробьемся. Первые шесть лет будет трудновато, но я все-таки пробьюсь, хотя иногда мне кажется, что вместо юриспруденции лучше было бы попытать счастья в страховом деле. Скажите, сэр, вы согласны, что страховой агент – как раз та профессия, где человек моего склада...

– Ты не будешь страховым агентом! – крепко сжав губы, отрезала девушка.

– Ну-ну-ну! – оживился Гастингс. – Это же отличная профессия... – оборвав фразу, он с любопытством поглядел на Фелла, восседавшего перед ними с сияющим, словно у рождественского ангела, лицом. – Странная штука, сэр. Откровенно говоря, я всю жизнь недолюбливал фараонов. Но вы совсем не такой, как... как... словом, вы понимаете. Разумеется, и вы тоже. – Дональд вежливо, хотя несколько неуверенно обернулся к Хедли. – Нешуточное, знаете ли, дело, когда у человека отец... когда отец попал в беду и каждый болван начинает трепать его имя, а тут еще и газеты... Я хочу сказать этим...

Хедли допил свое пиво, отставил кружку, и Мелсон почувствовал, что забава кончена-Скотленд Ярд принимается за работу.

– У вас обоих, молодой человек, есть все основания быть благодарными полиции, – начал осторожно Хедли. – А уж если не полиции, то, во всяком случае, доктору Феллу.

– Ерунда! – прогромыхал явно, тем не менее, польщенный Фелл. – Ха-ха-ха! Выпьем-ка еще, друзья мои! Ха-ха-ха!

– Благодарными?

– Ну, знаете ли, сегодня утром тут такая было началась история... – Секунду инспектор играл вилкой, а затем поднял глаза, словно внезапно о чем-то вспомнив. – Кстати, мисс Карвер, насчет вашей комнаты... Помните, вы разрешили нам осмотреть ее... – Девушка кивнула, чуть нахмурившись, как человек, вспомнивший о чем-то неприятном, но взгляд ее оставался совершенно спокойным. – У вам там нет никакого тайника-или замаскированного сейфа?

– А как же! Откуда вы знаете? В стене между окнами. Надо нажать пружинку...

– Надеюсь, вы ничего там не прячете? – Хедли старался говорить шутливо? небрежным тоном. – Любовные письма, например?

Девушка улыбнулась в ответ. Взгляд ее по-прежнему не выражал никакой тревоги.

– Да нет, я уже много лет и не открывала его. У нас в доме немало подобных тайников. Иоганнес мог бы показать их, если это вас интересует. Похоже, что в семнадцатом, восемнадцатом или каком-нибудь там еще веке хозяину этого дома было что прятать...

Гастингс с живым любопытством вскинул голову и воскликнул:

– Ну и ну! Что же ты мне никогда об этом не рассказывала? Честное слово, – горячо продолжал он, – меня всегда страшно интересовали дома с потайными ходами! Ого-го! Только представьте себе, как хозяин такого дома мог при случае подшутить над гостями...

– Дорогой мой, там нет никаких потайных ходов. Только тайники в стенах. Я не пользовалась своим... – она чуть смущенно посмотрела на инспектора, и взгляд ее стал тверже, – ну, скажем, с детства. Не наливайте мне, спасибо. Пока больше не надо.

Хедли обратил внимание, что губы девушки сжались плотнее.

– И почему же вы им не пользовались? Простите мое любопытство, но такой уж у меня характер...

– Ну, что вы – отлично вас понимаю. В детстве я, бывало, прятала там конфеты. Позже – тогда мне было лет пятнадцать – один мальчишка, рассыльный из Холборна, писал мне письма... сейчас он стал уже владельцем магазина... – добавила она с улыбкой. – А потом... – на щеках Элеоноры выступил румянец гнева, – миссис Стеффинс как-то узнала, где я прячу его письма, и устроила ужасный скандал. После этого я решила, что нет смысла прятать там что-нибудь.

– Другие тоже знали об этом тайнике?

– Думаю, что нет. Ну, может быть, Иоганнес. – Она недоверчиво посмотрела на Хедли. – А в чем дело?

Хедли улыбнулся, но улыбка его была не слишком веселой.

– К вам это не имеет отношения, – миролюбиво проговорил он, – но я хотел бы выяснить все до конца. Это может иметь существенное значение.

– Ну... не знаю... Погодите, впрочем! Люси Хендрет, пожалуй, тоже знала о нем. – Элеонора сделала все, чтобы в голосе ее не было неприязни. – Дон сегодня объяснил, что она – его кузина. Мог бы, правда, и раньше довериться мне...

– Ладно, ладно! – поспешно вмешался Гастингс. – Стоит ли...

– Ты думаешь, – взволнованно заговорила девушка, – для меня имело бы значение, если бы твой отец ограбил хоть пятьдесят банков? Да по мне, пусть бы он даже перестрелял своих служащих, отравил их – что угодно! И, между прочим, кузина – это не такая уж и близкая родня... – Девушка смущенно умолкла и тряхнула головой, как человек, безуспешно пытающийся прогнать какую-то неприятную мысль. – О чем это мы говорили? Ах, да, Люси могла знать об этом, потому что в ее комнате тоже есть подобное устройство, и, когда мы говорили о нем, я могла упомянуть и о своем тайнике. А вообще я терпеть не могу эту самую мисс Люси Хендрет!

– Ну, будет, будет! – проговорил Гастингс и быстро протянул руку к своему стакану.

– Еще одно, мисс Карвер. Есть ли в доме кто-то, ненавидящий вас?

Растерянное гнетущее молчание.

– Ненавидит? Не миссис же... Не понимаю, о чем вы спрашиваете! Что в имеете в виду? Ненавидит меня? Нет. Они любят меня!.. или нет? – растерянно спросила девушка. – Скорее уж мне казалось, что один человек даже слишком любит меня. – Она замялась и опустила глаза. – Но что вы имели в виду? Что-то страшное, вижу по вашему лицу...

– Не надо волноваться. Я хотел бы, чтобы вы немного обдумали мой вопрос. Переберите каждого поодиночке, а потом я отвечу на ваш вопрос.

Хедли умолк, давая возможность девушке вникнуть в смысл его слов. Мелсону и самому нужно было время, чтобы поразмыслить над тем, какой неожиданный оборот могут принять события и какие страшные возможности вытекают из версии доктора Фелла. В его памяти всплывали только какие-то избитые общие места, но именно будничность делала их вдвойне страшными.

Мелсон вздрогнул, когда Хедли заговорил снова.

Позже инспектор утверждал, что если бы он тогда не подчеркивал так одну деталь, которую, впрочем, и нельзя было не подчеркивать в свете имевшихся улик, правда, возможно, выяснилась бы намного раньше. Вряд ли это соответствовало действительности. Хедли все время был исключительно тактичен, на каждом шагу давая понять, что не сомневается в невиновности Элеоноры. Тем не менее, не успел он еще кончить свою речь, как Гастингс с проклятьем вскочил, подошел к камину и нервно забарабанил пальцами по полке. Элеонора слушала молча, только лицо ее все больше бледнело.

Она долго молчала, но потом в ее глазах внезапно появилось выражение облегчения. Когда Гастингс снова сел за стол, опустив голову на руки, она холодно посмотрела на него и ледяным голосом спросила:

– Так что же ты скажешь о ней после этого? Тишина. Потом Гастингс пробормотал:

– О ней? О ком?

– Не строй из себя идиота, – все тем же тоном проговорила девушка и тут же взорвалась: – Ты знаешь это не хуже меня, не хуже любого в этой комнате! Эта Хендрет заслужила, чтобы ее отравили... или, еще лучше, повесили! Я знала, что она не любит меня, но чтобы до такой степени...

– Одно могу сказать, – негромким дрожащим голосом сказал Гастингс, – полиция сполна вернула мне свой долг. Если бы не вы, сэр... – он глянул на доктора – Матерь божья! Только, по-моему, не так все просто. Это не могла быть Люси. Тут какая-то ошибка, Элеонора. Ты не знаешь ее...

– Ладно, ладно! Защищай ее! – выкрикнула девушка. Она дрожала всем телом, по лицу ее катились слезы. – Защищай эту жалкую мерзкую крысу! Только от меня этого не жди. Я ее... я ей глаза выцарапаю! – Элеонору била такая дрожь, что Гастингс неловко попытался обнять ее, но девушка оттолкнула его руку и обернулась к Хедли: – Вам-то ведь все ясно, не правда ли? Кто навел вас на мой след, кто оговорил меня? Она! И об истории с часовыми стрелками – тоже она! Она же за Доном охотится, ясное дело! И уж, конечно, она рассказала о том... – по голосу девушки чувствовалось, что в этом и состояла настоящая причина ее вспышки, – о том... за что меня били, когда я была еще совсем девчонкой... Да, все правда. Теперь ты и смотреть на меня не захочешь, Дон, правда ведь? Только меня это не интересует. Можешь отправляться ко всем чертям! – Она ударила кулаком по столу и отвернулась.

Фелл сделал то единственное, что могло немного успокоить разбушевавшиеся страсти: вызвал официанта и попросил принести коньяк. Выждав, пока Элеонора немного успокоилась и снова разрешила Гастингсу сесть рядом Хедли вернулся к интересовавшей его теме:

– Вы в самом деле считаете, что мисс Хендрет замешана в этом преступлении?

Девушка только горько рассмеялась.

– И вы хотели бы помочь нам? Хотели, чтобы преступник был наказан? – Девушка живо кивнула, и Хедли настойчиво продолжал: – Тогда возьмите себя в руки и давайте хорошенько все обдумаем. Возьмем, например, историю со стрелками. Вы разговаривали о них с мистером Поллом?

– Да, такой разговор был. Но на нем все и кончилось! Я бы, может, и решилась их снять, но ведь комната Иоганнеса была заперта. Как бы я могла туда попасть?

– Следовательно, кто-то должен был вас подслушать.

– Разумеется, Люси.

– Конечно, конечно... Однако чтобы разобраться во всем до конца, надо выяснить, не мог ли подслушать вас еще кто-нибудь. Где происходил разговор?

Элеонора на мгновение задумалась, и только потом ответила:

– Никто другой нас не слышал, не мог слышать... разве что миссис Горсон, но она не в счет. Я могу точно сказать вам, когда это было. В среду, в восемь утра, когда все еще спали. Я как раз, понимаете, шла на работу, а Крис вышел с чемоданом – он хотел успеть на поезд в 8.25 с Паддингтонского вокзала. Мы вышли на крыльцо, и Крис послал какого-то мальчишку вызвать такси. Пока ждали такси, Крис и рассказал мне о своих неприятностях. Он был тогда вполне трезв. Сейчас я припоминаю, что окно этой мерзав... этой мисс Хендрет было открыто – я еще обратила внимание на колышащуюся занавеску. Говорили мы не очень громко, и поблизости не было ни души, разве что миссис Горсон выходила вытряхнуть коврик или что-то в этом роде. О чем мы говорили, вы уже знаете. Потом подъехало такси, я тоже села в него, и Крис подвез меня до угла Шафтсбери-авеню и Оксфорд-стрит.

Хедли молча барабанил пальцами по столу, поглядывая на Фелла, покА официант не убрал тарелки и не подал кофе и коньяк.

– Мне не до конца все ясно, – проговорил он наконец. – Вы говорили мистеру Поллу, как следовало бы повредить часы?

– Она и об этом сказала? – вскинулась Элеонора. – Если так, то...

– Нет, прямо она об этом не говорила, были только какие-то намеки.

– Дело в том, что я точно помню: об этом не было сказано ни слова, пока мы не сели в такси, где никто уже не мог нас услышать. Крис долго молчал и только ерзал на месте. Вы ведь знаете его. А потом вдруг спросил: "Слушай, ты не знаешь, как можно немного подпортить эти часы? Только без-того, чтобы подойти и начать колотить по ним молотом. Как-нибудь так, чтобы не бить механизм". Я ответила: "Будет вполне достаточно, если ты возьмешь отвертку и снимешь одну из стрелок..."

– Только одну?

– Ну, да. Дальше Полл совсем повесил нос и сказал, что зайдет в клуб и еще раз попытается занять у кого-нибудь денег. Короче говоря, если мисс Хендрет сказала вам, будто слышала, как...

– Еще одно. – Хедли вынул из портфеля перчатку и, взяв ее таким образом, чтобы кровавое пятно не было видно, показал девушке, – Можете полюбоваться – еще одна из заготовленных улик против вас. Это ваша перчатка?

– Нет. Черных я никогда не ношу. – Чуть поколебавшись, девушка присмотрелась внимательнее. – Перчатка хорошая, ничего не скажешь. Трогательная щедрость! Потратить восемь шиллингов и шесть пенсов только ради удовольствия повесить меня! Между прочим, для меня эта перчатка, пожалуй, немного великовата.

– Ф-фу... – довольно просопел Фелл, осушая бокал. – Можно и мне задать всего один вопросик? Да? Вот и чудесно. Я вовсе не хочу вмешиваться в дела, не имеющие отношения к убийству, но все-таки: как часто встречались вы на крыше? Были какие-нибудь определенные дни или что-нибудь в этом роде?

Элеонора, уже успевшая немного успокоиться, улыбнулась...

– Знаю, что звучит это довольно глупо, но что ж поделаешь. Да, такие дни были: суббота и воскресенье.

– В будничные дни вы там не встречались?

– Почти никогда. По средам мы иногда встречались вечером в городе. Так было и в последнюю среду. Дон все пытался уговорить меня выйти за него замуж. Мы так ни до чего и недоговорились и решили встретиться в четверг ночью на крыше. Вот так все и получилось... Люси знала о наших встречах, можете в этом не сомневаться! Мне это отлично известно. Она и Крису говорила...

– Хелло! – прозвучало с порога, и Кристофер Полл, держа в руке бокал, подошел к ним. Выражение его лица было несколько неуверенным, но вполне дружелюбным.

– Хелло! – повторил он еще раз, размахивая бокалом. – Тут, кажется, помянули меня? Надеюсь, не помешаю?