Текст книги "Ньюгейтская невеста"

Даруэнт резко отодвинул от стола свой стул и вскочил на ноги.

– Вы никому не поможете, – предупредил Малберри, – если станете бушевать, как обитатель Бедлама. – Наполнив элем еще два стакана, он быстро выпил их, не позаботившись вытереть рот и стол. – Берту Малберри ясно, как нос на физиономии Старины Хуки...[71]71
  Крючконосый (англ.).


[Закрыть] – столь непочтительное упоминание о герцоге Веллингтоне заставило священника содрогнуться, – что вас перепутали. Что еще вы знаете о Тиллотсоне Луисе, Дик?

Даруэнт стоял, держась за спинку стула.

– То немногое, о чем я написал вам. Миссис Бэнг говорила, что он «прекрасный молодой джентльмен, но в несколько стесненных обстоятельствах».

– Стесненных, вот как? – усмехнулся мистер Малберри. – Каков ваш следующий вопрос об этой тайне, Дик?

– Ну, в чем причина этого маскарада?

– А подробнее?

– Почему Фрэнк был один в большом пустом доме? Почему он сидел в халате за письменным столом в центре комнаты с лежащей перед ним черной шелковой маской, будто ожидал кого-то?

– Ответьте на это сами, Дик.

– Не могу!

– Лжете! – заявил мистер Малберри, успевший выпить за завтраком полгаллона крепкого эля. – Мое внимание, как, надеюсь, и внимание падре, привлекло следующее: кто ставит письменный стол в центре комнаты?

– Не понимаю.

– Но это просто, как дважды два. Ответьте на вопрос, и получите ключ ко всему. Подумайте как следует. – Склонившись вперед, адвокат повторил: – Кто ставит письменный стол в центре комнаты?

Глава 13Открывающая секрет потерянного дома

Даруэнт посмотрел через стол в глаза преподобного Хораса Коттона. Священник кивнул с таким видом, будто уже давно знал эту часть истории.

Покосившись на Кэролайн, о которой забыли двое других мужчин, Даруэнт увидел, что она сидит опустив голову, опершись локтями о стол и прижав пальцы к ушам. Женщине здесь не следовало находиться.

Что касается письменных столов, то они ассоциировались у Даруэнта только с сэром Джоном Бакстоуном, сидящим за упомянутым изделием из красного дерева, инкрустированным позолотой, у стены в комнате клуба «Уайте». Внезапно эта картина навела его на другие мысли.

– Не припоминаю, чтобы когда-нибудь видел письменный стол в центре комнаты, – сказал Даруэнт. – Он всегда стоит у стены. Кроме, конечно...

– Кроме? – поторопил его мистер Малберри.

– Кроме бухгалтерий и контор. Например, конторы торговца в Сити.

Мистер Малберри поднялся из-за стола.

– Ну так лорд Франсис Орфорд, можно сказать, и был торговцем! – заявил он.

Слабый протест Кэролайн, очевидно шокированной таким предположением, остался незамеченным.

– Торговцем? – переспросил Даруэнт, нисколько не шокированный, но крайне удивленный. – Фрэнк? Чем же он торговал?

Мистер Малберри с усмешкой щелкнул пальцами:

– Этот молодой человек, по вашему же описанию, был настолько скуп, что с трудом мог расстаться даже с пенни. Конечно, денег ему хватало, но он любил их так, как Юпитер девушек, а я – выпивку. У него есть родня в Англии, но его высокомерные родители, боящиеся скандала как черт ладана...

– Кэро... моя жена говорила мне, – пробормотал Даруэнт.

– Его родители уже больше двух лет живут за границей и не могли за ним присматривать. Так что же, по-вашему, он делал? Кем он был?

– Ну и кем же?

– Ростовщиком! – Мистер Малберри так глубоко воткнул нож в кусок говядины, что ручка осталась торчать абсолютно вертикально.

Кэролайн выглядела так, словно он проткнул ножом живую плоть.

– Самая грязная профессия, не так ли? – усмехнулся Малберри. – Во всяком случае, так полагают денди и аристократы мужского и женского пола, которые постоянно занимают деньги, но никогда не признаются, что находятся в долгу и кому должны. Верно, Дик?

– Так я слышал вчера в клубе «Уайте». Но Фрэнк...

– Ай-ай-ай! Какой скандал!

– Мистер Малберри! – негромко, но властно вмешалась Кэролайн. Ее белые точеные пальцы лежали на лакированном красном дереве. Черты лица девушки приняли прежнее, холодно-надменное выражение. – Ваше предположение, сэр, настолько нелепо, что вам лучше нигде его не повторять, чтобы не нарваться на неприятности.

Преподобный Хорас впервые посмотрел ей в глаза.

– А я боюсь, миледи, – возразил он, – что мистер Малберри говорит чистую правду.

– Вы так считаете, мистер Коттон?

– Да, миледи. Потому что я это знаю. – Завершив скромный завтрак, состоящий из говядины, окорока и эля, священник поднялся. – Так трудно, – продолжал он удрученным голосом, который отозвался в ушах Даруэнта эхом ньюгейтских коридоров, – понять, в чем же Божья воля и собственный долг. Помните, лорд Даруэнт, что я сказал вам, когда вы впервые поведали мне вашу историю?

– Вспомнил только сейчас, падре. Ваши слова отдавали могильным холодом. «Другие люди тоже видели вашу призрачную карету, – сказали вы. – И даже ездили в ней».

Капля дождя ударила в окно.

– А что еще я говорил, милорд?

– Дайте подумать... Вы сказали, что живете среди греха и преступлений в Ньюгейте, где даже бедняга, попавший в тюрьму за долги, стучит чашкой о дверь, выпрашивая милостыню... – Даруэнт оборвал фразу. – За долги! – пробормотал он.

– Вот именно! Лорд Франсис Орфорд отправлял своих должников, знатных и нет, в Ньюгейт или Флит[72]72
  Флит – лондонская тюрьма на Фаррингтон-стрит, где ранее протекала река Флит. Построена в 1197 г., снесена в 1846 г.


[Закрыть]. Все они были рыбой в его сетях.

– Право, мистер Коттон! – поднявшись, воскликнула Кэролайн. – Неужели вы думаете, что Фрэнк, будь он таким, каким вы его описываете, осмелился бы показываться в обществе? Что он не превратился бы в презираемого изгоя, если бы его друзья об этом знали?

– Они не знали, миледи.

– Не знали, сэр?

– Это было причиной тайны – черной шелковой маски, которую он надевал, встречаясь с клиентами, фальшивого имени и подписи, которые он использовал, и даже фальшивых зубов, снимаемых, чтобы изменить голос.

Хотя сейчас на преподобном Хорасе не было черной мантии и воротника с белыми полосками, их легко можно было себе представить, когда он выпятил грудь.

– Наша англиканская церковь, которую простонародье предпочитает именовать Высокой церковью, не предписывает хранить тайну исповеди. Но мог бы я обмануть доверие заключенного? Никогда, если только речь не идет о жизни и смерти. Но когда лорд Даруэнт рассказывал мне свою историю...

– Вам показалось, что речь идет именно об этом? – живо заинтересовалась Кэролайн.

Священник кивнул.

– Сведения о лорде Франсисе Орфорде, – продолжал он, – я получил от его должника, чье имя мне незачем называть. Но он знал подлинное имя ростовщика и все его уловки. И тогда я начал верить истории лорда Даруэнта...

Даруэнт ударил кулаком по спинке стула:

– Я рассказал вам, падре, о комнате, которая за ночь покрылась пылью и паутиной двухлетней давности! И вы сочли меня безумным.

Пастор склонил голову и развел руками.

– На какое-то время. Да простит меня Бог! Но потом, кто знает почему, я почувствовал, что вы не виновны. Я поспешил к шерифу в надежде – как мне казалось, тщетной – на отсрочку приговора. Приказ об отсрочке уже прибыл, так что мне не пришлось ничего говорить. Но теперь...

– Теперь, мистер Коттон, – прервала его Кэролайн, чье высокомерие сменилось недоумением, – вы говорите загадками!

– Загадками, миледи?

– Вот именно. Рассказываете какую-то чушь о комнате, заросшей за ночь паутиной, нападаете на бедного Фрэнка и Кинсмиров. Как, по-вашему, могла появиться такая комната?

– Этого я не знаю, миледи. Но могу догадаться о причине.

– Попытайтесь!

Преподобный Хорас задумался.

– По-видимому, лорд Франсис принял меры против возможности разоблачения. Допустим, кто-то из его друзей разгадал маскировку и узнал подлинную личность ростовщика...

– Верно, падре! – радостно воскликнул Даруэнт.

Кэролайн резко повернулась к нему, но не забыла о своем формальном стиле обращения на публике.

– Милорд! – запротестовала она.

– Я знал Фрэнка. – Перед мысленным взором Даруэнта предстало мертвое лицо. – Знал его проклятое высокомерие. Предположим, кто-то угрожал разоблачить его перед друзьями. «Вот как? – сказал бы Фрэнк. – Значит, я одолжил вам такую-то сумму в таком-то месте и в такое-то время? Давайте взглянем на это место, и, если оно окажется не таким, молчите или получите вызов».

– И простофиля увидел бы нежилую комнату, заросшую паутиной! – воскликнул преподобный Хорас. – Его история прозвучала бы...

– Так же, как моя история прозвучала для вас, падре, – закончил за него Даруэнт. – Это был трюк! Но каким образом его проделали?

– Какой еще трюк? – возмутилась Кэролайн. – Ни один человек благородного происхождения не унизился бы до такого!

– Понимаете, падре, насколько обезопасил себя Фрэнк? – сухо заметил Даруэнт. – Моя жена не может сомневаться в ваших словах, но она все еще не в состоянии этому поверить. Так как же это удалось осуществить?

Разговор прервал хриплый пьяный смешок.

Так как в чаше еще оставалось больше кварты эля, мистер Малберри просто поднес ее к губам и мигом осушил. Стоя с пустой чашей в руке, он смотрел на остальных мутным взглядом, но сохраняя достоинство, которым был наполнен не меньше, чем элем.

– Ба! – воскликнул адвокат. – Я слышу детский лепет!

Даруэнт повернулся:

– Вы знаете, как был исполнен трюк?

– Конечно! Разве я не говорил, что знаю?

– Меня привели в какую-то другую комнату в том же доме?

Взгляд мистера Малберри стал хитрым.

– Нет, – ответил он.

– Но пыль и паутина были настоящими, скопившимися за долгое время?

– Да.

– Тогда каким же образом...

– А этого я вам не скажу, – заявил мистер Малберри, со стуком ставя чашу на стеклянную подставку.

– Сэр, вы не в себе! – воскликнул преподобный Хорас Коттон.

– Я не скажу вам, – продолжал мистер Малберри, игнорируя замечание, – по двум причинам. Во-первых, Дик, потому, что вы сами должны были увидеть это так же ясно, как доказательства в виде сапог с начищенными подошвами и письменного стола в центре комнаты. А во-вторых, теперь вы знаете, что Берт Малберри держит больше карт в рукаве, чем на игральном столе, и не будете бояться, если ваш тайный враг...

– Если он – что?

– Если он попытается обвинить вас в лжесвидетельстве.

В голове у Даруэнта творилось черт-те что – словно копошилось множество ведьм и голодных домовых, – и поначалу он воспринял услышанное с облегчением.

– В лжесвидетельстве! И это все?

– "И это все?" – передразнил адвокат, с трудом вытаскивая нож из куска говядины. – Очевидно, вы считаете лжесвидетельство незначительным правонарушением, за которое не могут сурово наказать?

– Берт, я абсолютно в этом не разбираюсь.

– Согласно действующему законодательству, утвержденному Георгом II, глава 25, параграф 2, это может означать семь лет на тюремном судне или в ньюгейтской камере без привилегий государственного сектора. Как вам нравится такое?

В окно ударила еще одна капля, и начался ливень. На улице быстро протарахтела карета. Четыре человека в комнате неподвижно стояли вокруг стола.

– Я не стану возвращаться в Ньюгейт, – спокойно заявил Даруэнт. – Скорее перережу себе горло.

– Вам не понадобится туда возвращаться, уверяю вас! De minimis non curat lex[73]73
  Закон не принимает во внимание мелочи (лат.).


[Закрыть], – возвестил Малберри, подняв нож. – Если вы можете доказать, что лжесвидетельство было вам навязано, – а я сумею это сделать, не сомневайтесь, – то вы вне опасности. Я даже готов предложить вам пари...

– Да, – кивнул Даруэнт, бросив на него странный взгляд. – Мой тайный враг, проживающий по «фешенебельному адресу», не станет вновь открывать дело.

– Э-э, да вы, похоже, сами заделались юристом! Почему не станет?

– Потому что не осмелится. Если я прав, он был сообщником Фрэнка Орфорда в ростовщичестве и боится того, что я знаю или могу знать.

– Истинная правда! Но как же он поступит, Дик?

Даруэнт не ответил. Он мерил шагами комнату, пытаясь скрыть свои мысли даже от самого себя.

– Вчера, – настаивал мистер Малберри, – он стрелял в вас через окно. Вот где настоящая опасность для вас, Дик. Этот враг, кем бы он ни был, будет продолжать свои попытки, пока не прикончит вас.

– Или пока я его не прикончу. Это достаточно справедливо.

– Стойте! – вмешалась Кэролайн, подняв руку.

Даруэнт остановился. Глаза девушки, обычно полуприкрытые длинными ресницами, сейчас были широко открыты. Она умоляюще глядела на мужа.

– Недавно вы обещали, что больше никогда...

– Что я могу сделать, дорогая моя? Какой у меня выбор?

Почти рассеянное обращение «дорогая моя» отразилось в глазах Кэролайн, и Даруэнт это видел. На миг они словно заглянули в душу друг другу – по крайней мере, так им казалось. Затем Даруэнт повернулся к мистеру Малберри:

– Я тоже стараюсь не упускать из виду доказательства. Вы утверждаете, что Тиллотсону Луису назначили свидание с голубой каретой, но он почему-то не явился, и меня приняли за него?

– Совершенно верно. «Стесненные обстоятельства»! – фыркнул адвокат. – Это всего лишь означает, что он остался без гроша.

Даруэнт прижал руку ко лбу.

– Теперь мне многое понятно. Тайное свидание, кучер с лицом, закутанным шарфом, повязка на моих глазах и веревки на запястьях и лодыжках. Но к чему затычки в ушах и подвесная койка в карете? А главное, почему меня ударили по голове? Едва ли Фрэнк обращался таким образом со своими клиентами.

Мистер Малберри удовлетворенно вздохнул:

– На каждый из этих вопросов можно найти хороший ответ, Дик. Если как следует подумать. Разве только удар по голове... Тут вы поставили меня в тупик. Так дела не делаются – это факт!

– Могу я задать вопрос? – осведомился преподобный Хорас своим звучным голосом.

Даруэнт кивнул.

– Несомненно, – продолжал священник, – вы уже объяснили это нашему ученому собеседнику. Но мне вы ничего не говорили, хотя я интересовался. Речь идет о еще одном обстоятельстве, заставившем меня...

– Усомниться в моем здравом рассудке?

– Нет-нет! Но ведь вы проснулись, полуоглушенный, в карете, едущей в Кинсмир-Хаус в Букингемшире, с повязкой на глазах и со связанными руками и ногами, хотя и без кляпа во рту. Верно?

– Абсолютно.

– Тем не менее вы заявили, что знали, где находитесь и куда едете. Как вы могли это узнать?

– Простейшим способом, падре, – ослабив повязку на глазах, потеревшись головой о край койки. Разве я не говорил, что хорошо знал эту местность?

– Да, говорили.

– Ну так что я мог подумать, увидев ряд дорожных указателей с надписью «Кинсмир» задом наперед и почувствовав, что меня поднимают по широким ступенькам единственного помещичьего дома на расстоянии пятидесяти миль? Кучер часто поправлял повязку, но я видел достаточно. Это приводит нас к Кинсмир-Хаус и моему последнему вопросу. Кто была та женщина?

– Женщина? – воскликнул мистер Малберри, широко открыв мутные глаза.

– Какая женщина? – быстро спросила Кэролайн.

– Стоя перед дверью комнаты, где был заколот Фрэнк, я слышал, прежде чем меня толкнули внутрь, как закричала женщина. Кто она?

– Там не было никаких женщин, Дик, – с удовлетворением заявил мистер Малберри, – после трех браков он превратился в убежденного женоненавистника.

– Вы можете в этом поклясться?

– Я могу поклясться, что ни одна женщина не замешана в убийстве Орфорда.

Узрев, что эля больше не осталось, адвокат не слишком уверенными движениями отложил нож и взял яблоко из большой вазы с фруктами.

– Но я скажу вам вот что, Дик, – продолжал он, откусив и проглотив здоровенный кусок яблока. – Под этой крышей находятся две женщины, которые причинят вам куда больше неприятностей, чем ваш враг.

Кэролайн с отвращением посмотрела на него.

– Вы забываетесь, мистер Малберри! – негодующе воскликнул преподобный Хорас. – Вы просто пьяны, сэр! Все же я должен согласиться... – Смутившись, он начал искать рукава отсутствующей черной мантии.

– Продолжайте, – ледяным тоном приказала Кэролайн. – С чем вы должны согласиться?

Священник повернулся к ней:

– Миледи, я использую менее вульгарные эпитеты, чем наш друг, но я придерживаюсь того же мнения.

– Как вы смеете! – Кэролайн вскинула голову, опустив веки.

– Смею, леди Даруэнт. Ведь именно я соединил вас в браке с вашим мужем. Когда я впервые вошел в этот дом сегодня утром, мне показалось, что вы в некотором роде... изменились. Это так?

– Для всего мира – нет. Для моего мужа – да.

– Вы любите его?

Кэролайн покраснела, но улыбнулась.

– Право, сэр, – упрекнула она его с лукавым кокетством во взгляде, – такие вопросы не задают леди. Или вы забыли о манерах?

– Я ни о чем не забыл, миледи, – ответил преподобный Хорас. – Напротив, я хорошо помню, что вы вышли за него, хотя мы все знали, что он влюблен в другую леди и женится на вас только для того, чтобы оставить ей в наследство жалкие пятьдесят фунтов.

– Ради бога, падре! – вмешался Даруэнт.

– Вот именно, ради Бога! – Он снова посмотрел на Кэролайн и повторил свой вопрос: – Вы любите его?

Кэролайн отвернулась.

– Да, – ответила она.

– Это было бы счастливым обстоятельством, – продолжал непреклонный священник, – если бы я не узнал от мистера Малберри, что другая леди сейчас находится в этом доме наверху. – Он обратился к Даруэнту: – Вы любите вашу жену, милорд?

– Она была одним из моих врагов, падре. И все же вы сами...

– Прошу вас руководствоваться милосердием, а не вожделением, которое светится в ваших глазах.

– О, это невыносимо! – с полным основанием воскликнула Кэролайн. Однако не сделала попытку удалиться.

– Вы любите ее? – настаивал преподобный Хорас.

– Падре, я...

– Позвольте напомнить, что другая леди лежит больная наверху.

Больше напоминать об этом не понадобилось. Дверь медленно открылась, и мистер Сэмюэл Херфорд, дородный хирург, с небритыми щеками и видом человека, державшего вахту всю ночь напролет, вошел и поклонился, закрыв за собой дверь.

– Лорд Даруэнт, – заговорил он, – я принес вам последние новости о пациентке.

Ливень колотил в окна и по листве деревьев, скрывая из вида статую короля Вильгельма III на Сент-Джеймс-сквер. В столовой заметно потемнело.

Мистер Херфорд тряхнул головой.

– Вчера вечером, – продолжал он, – я говорил вам, что, кажется, нашел целительное средство, хотя руководствовался только интуицией и логикой, имея дело с неведомым заболеванием.

– Да. Но оно не...

– Будьте любезны выслушать меня до конца, – прервал мистер Херфорд. – Как вы слышали, моим диагнозом было несварение, но это служит общим термином для многих заболеваний и воспалений кишечника. Думаю, мисс Спенсер пьет много вина?

– Как и большинство из нас.

Хирург поднял руку:

– Вчера, на Лукнор-Лейн, я собирался применить средство, которое является нашей обычной практикой, – прикладывать горячие компрессы к пораженному месту, дабы облегчить боль. Но я вспомнил, что в двух случаях, когда пациент жаловался на боль в таком же месте с правой стороны живота, мы использовали этот метод, однако больной умер. Конечно, это было всего лишь совпадением, но я решил испробовать противоположное средство – а именно холод. Я послал в отель «Кларендон», где всегда подают холодные пунши и шербеты, за изрядным количеством льда...

– Льда? – переспросил Даруэнт.

Шум дождя усилился.

Мистер Херфорд кивнул:

– Мистер Роли и я раскололи лед на куски, приложили к правой стороне живота пациентки и плотно обмотали живот тканью. Лед быстро таял, но мы подкладывали свежий, пока симптомы не начали...

– В итоге ваше «целительное средство» не подействовало, – прервал мистер Малберри, – и девушка умерла.

Хирург быстро заморгал.

– Умерла? – Он с упреком посмотрел на Даруэнта. – Милорд, я не могу объяснить, почему это произошло, но надеялся на вашу благодарность. – На его небритом лице мелькнула улыбка. – Ибо пациентке значительно лучше.

Недоеденное яблоко выскользнуло из пальцев мистера Малберри, упало на пол и покатилось по ковру.

– Она выздоравливает, и вы можете посетить ее в любое время. Я соблюдал строгую секретность, так как не рассчитывал на хороший результат. Пускай она еще день проведет в постели, прикладывает ледяные компрессы, и думаю, все будет в порядке. Но предупреждаю, не утомляйте ее!

В наступившей тишине слышался только стук дождя. Даруэнт с такой силой стиснул руку хирурга, что тот протестующе вскрикнул.

Мистер Херфорд до конца дней не подозревал, что имел дело с аппендицитом и отправился в могилу, так и не узнав, что нашел единственный способ спасти Долли. Спросив разрешения Кэролайн, он сел, подперев голову рукой и размышляя о проблеме, которая была решена с помощью хирургии только восемьдесят один год спустя.

– Благодарю вас, – наконец вымолвил Даруэнт. Поклонившись остальным, он быстро вышел и закрыл за собой дверь.

Лицо Кэролайн было почти одного цвета с ее белым муслиновым платьем. Не обращая внимания на других, она поспешила за Даруэнтом.

Мистер Малберри вновь издал хриплый пьяный смешок:

– Падре!

– Да?

– Дик влюблен в одну из них, – сухо сообщил адвокат. – Но черт его побери, если он знает, в какую именно.