Текст книги "Конец тьмы (Капкан на 'Волчью стаю')"

Глава 4

Райкер Димс Оуэн посвятил целую главу своих записей довольно путаному анализу личности Стассена-младшего.

Вначале мне показалось, что я смогу наладить с Кирби Стассеном хороший контакт. Меня ввела в заблуждение схожесть нашего прошлого. Мы вышли примерно из одного социального слоя. Он уравновешен, хорошо воспитан, обращается со мной уважительно. Но временами его отношение ко мне окрашивает странная насмешка.

С виду Кирби Стассен типичный американец. Как большинство современных молодых людей, он высок. В нем почти шесть футов и два дюйма, а весит около 195 фунтов. Похоже, войдя в возраст, он сильно располнеет. Несмотря на то, что сильный загар, приобретенный в Акапулько, сходит, он все же красиво оттеняет здоровые белые зубы, голубые с прозеленью глаза, волосы и брови, выгоревшие на солнце.

У Кирби Стассена широко поставленные глаза, нос слегка приплюснут в переносице в результате автомобильной аварии, когда ему было семнадцать лет. Из-за этого он немножко похож на буяна. У Кирби довольно тяжелые черты лица. Можно сказать, что сейчас, в молодости, Стассен-младший значительно привлекательнее, чем будет лет через десять, если ему сохранят жизнь.

В прессе много писали о несоответствии примерного внешнего вила с преступлениями, в которых он принимал участие. Некоторые репортеры употребили выражение «детское лицо». Мне оно кажется неточным. Я бы сказал «лицо с плаката». Его можно использовать для рекламы лыжных курортов, круизов или завлечения новобранцев в армию. В наружности этого молодого человека нет ничего зловещего. Он выглядит здоровым и сильным мужчиной.

Как я уже сказал, Стассен уравновешенный юноша. Он имеет привычку смотреть прямо в лицо, что очень нервирует собеседника. По-кошачьи чистоплотен. Движения легки и точны. Он слушает внимательно и с уважением, которое льстит собеседнику. Все время говорит мне «сэр».

На первых порах, когда я начал регулярно посещать своих подзащитных, со Стассеном я чувствовал себя легче, чем с остальными. Однако за эти недели ситуация изменилась. Я могу общаться с Кирби Стассеном на очень поверхностном уровне. Наши беседы напоминают забивание гвоздя через мягкую сосновую доску в сталь. Первые несколько ударов даются легко, однако дальнейшее проникновение невозможно.

Частично эту неудачу можно списать на обычную трудность контактов между представителями разных поколений. Иногда мне кажется, что великая депрессия явилась поворотной вехой в нашей культуре. Все молодые люди, родившиеся в эти голы или после, относятся к нам, старшим, со значительно меньшим уважением, что можно объяснить разницей в возрасте. Мир наводнен новыми правилами поведения, и между нами все меньше общего.

Я обсуждал эту проблему с самыми близкими друзьями. Судя по всему, их тоже занимает это явление, но их объяснения меня не устраивают. Проктор Джонсон, врач-психиатр, заметил, что новое поколение, по его мнению, подверглось таким поразительным и противоречивым стрессам в социальной и культурной области, что молодые утратили шкалу ценности идей и предметов. Они уверены: что бы они ни делали, общество будет кормить и поить их, и поэтому у них нет потребности считать успешную карьеру более важной, чем умение, скажем, кататься на водных лыжах. Джонсон считает, что именно мы лишили их понимания реальности.

Джордж Тиболт, профессор социологии колледжа в Монро, называет еще одну причину их неладов с нами: у них нет принципов поведения, основывающихся на врожденной этической структуре. Он сказал, что наша молодежь готова без конца менять эти принципы, приспосабливаясь к эталонам поведения той группы, куда они попадают. Это, утверждает он, прекрасный механизм, который дает возможность юному поколению отвечать требованиям выживания в нашем обществе лучше, чем нам, старикам, скисшим под гнетом тысяч можно и нельзя. Я сказал профессору, что нахожу это объяснение довольно циничным. Он улыбнулся и процитировал определение циника из словаря. Я его записал: «Проявляющий бесстыдство, наглость, грубую откровенность, вызывающе-презрительное отношение к общепринятым нормам нравственности и морали. Склонный к моральному скептицизму».

Пожалуй, все это отвечает духу нашего времени, особенно если судить по прессе.

Но только эти рассуждения не раскрывают тайну Кирби Стассена. Вот несколько выдержек из наших бесед, записанных мисс Слэйтер:

– Кирби, я хотел бы задать вам один вопрос. Как вы думаете, если бы вы были одни или в другой компании, стали бы вы убивать Горация Вечера?

– Ваш вопрос не имеет смысла, сэр.

– Почему?

– Я бы никогда не встретился с этим человеком в иных обстоятельствах. Поэтому я не могу ответить, что бы я сделал.

– Разве у вас недостаточно фантазии, чтобы представить свою встречу с Горацием Вечером по-другому?

– Как по-другому, сэр?

– Скажем, вы – один и добираетесь автостопом, а Вечер подбирает вас. Стали бы вы его тогда убивать?

– Ну, тогда какой же смысл его убивать?

– Вы хотите сказать, что в убийстве Горация Вечера был смысл?

– Нет, сэр. Просто так все сложилось. Такое случается раз в тысячу лет. Я считаю теоретические вопросы неуместными, сэр.

– Представим игру. Вы можете придумать ситуацию, в которой вам пришлось бы убить этого человека?

– Думаю, да. Вы хотите сказать, если бы я был один? Пожалуй, да. Например, я совершаю побег, он подбирает меня, включает радио, слышит о побеге и догадывается, кто я. И если мы в безлюдном месте, я, наверное, мог бы совершить убийство. Я не уверен, но думаю, что смог бы.

– Вы сознавали бы, что поступаете плохо?

– О, я знаю, что это плохо, сэр. Ведь все, что совершается против закона, плохо.

– Но почувствовали бы вы вину, угрызения совести, стыд?

– Это зависело бы от того, кем бы я его считал.

– Я вас не понимаю.

– Я хочу сказать, что если бы он был ценным человеком, то – да. Но если он, ну… вы понимаете… пустое место, невежественный, глупый крикун, стоит ли особенно мучиться, убив его?

– Он был человеческим существом, Кирби.

– Знаю, сэр. С желаниями, стремлениями и бессмертной душой. Но при данном раскладе этот шутник был бы таким же бесполезным, как плевок на мокром тротуаре, и не более привлекательным на вид.

– Так вы допускаете существование «расклада»?

– А вы, сэр?

– Конечно, да! Опишите мне, кого вы считаете ценным человеком?

– Ну… того, кто не согласен с грубым режимом, сэр, кто пытается вывести народ из той ловушки, в которой мы оказались. Как говорит Сэнди, тот, кто может дать любовь без меры.

– Считаете ли вы вашу четверку ценными людьми, Кирби?

– Боюсь показаться невежливым, но это глупый вопрос.

– По-моему, вы не считаете себя ценным…

– От нас столько же прока, сколько от этого Вечера.

– Но вы все же чувствуете себя вправе судить его?

– Кто его судит? Он был пустым местом. Таких, как он, двадцать миллионов, так что их даже не отличить друг от друга.

– Кирби, я пытаюсь нащупать контакт, найти точки соприкосновения, чтобы мы могли все прояснить.

– Понимаю, сэр, но у нас это никогда не получится.

– Что вы имеете в виду?

– Трубы забиты, семантика плоха. Возьмем какой-нибудь предмет, карандаш, например, или автомобиль, и мы отлично сможем понять друг друга. Но когда вы обратитесь к любви, вине, ненависти, мы просто не сможем прийти к общему мнению. Одни и те же слова имеют для нас разный смысл. Я дважды прошел через то, что случилось в Мексике. Вы никогда не сможете понять этого.

– Не вижу связи.

– Если бы вы могли понять всю значимость того, что произошло со мной в Мексике, вы бы сумели понять и все остальное.

– Я объяснил, как я собираюсь защищать вас.

– Да, сэр. То, что мы как бы подстегивали друг друга… возбуждали друг друга. Вы хотите представить нашу встречу, все происшедшее чистой случайностью. Думаете, это сработает, сэр?

– Иного способа я не вижу.

– О'кей. Если бы я был один, я, может быть, не смог бы убить этого продавца. Глупый ответ на глупый вопрос, сэр. Надеюсь, он вам поможет в защите.

– Моя цель – помочь вам, Кирби.

– Я тоже стараюсь помочь вам, сэр. Я с вами все время.

Вот как это было. Сначала я думал, что смогу выставить Стассена для дачи показаний, но потом понял, что прокурор разорвет его в клочья. Он сумеет опрокинуть, смять Кирби. Не уверен, что ему удастся поколебать равновесие Стассена, но он бы сделал из Кирби чудовище.

Я использовал это слово, не подумав. Чудовище? Если он действительно чудовище, то ведь мы создали его. Он наш сын. Наши педагоги и психолога твердили, что мы должны многое разрешать ему, чтобы он мог свободно выразить себя. Если он выбрасывает весь песок из песочницы, значит, таким путем он снимает скрытое напряжение. Мы лишили его незыблемости границ – что правильно, а что нет. Мы испортили его полуразжеванными кусочками Фрейда, в чьем учении отсутствуют понятия нравственного и безнравственного, а есть лишь понятия ошибки и понимания. Мы позволили скользким людям в высоких сферах оставаться безнаказанными после аморальных поступков, и мальчик слышал, как мы посмеиваемся над этим. Мы называли поиски удовольствий благородным занятием и настаивали на том, чтобы учителя превращали учебу в развлечение. Мы проповедовали социальное приспособление, безопасность вместо вызова. Мы отбросили вековые сексуальные и социальные табу и подменили свободу вседозволенностью. В конце концов мы отравили его костный мозг стронцием-90, велели ему выжить любой ценой и сложили руки в наивной уверенности, что он станет мужчиной. Почему же мы ужасаемся, видя во взрослом человеке качества избалованного ребенка – эгоизм, жестокость, пустоту?

Вальтер и Эрнестина Стассены никогда не смогут отождествить образ своего любимого сына и эту непроницаемую личность. Противоречие убьет их.

Я думаю, что похожую ошибку совершила и Хелен Вистер, попав в руки опасной четверки. Умная девушка, несомненно, увидела опасность, исходящую от Голдена, Козловой и Эрнандеса. В отчаянии она, естественно, обратилась к Кирби Стассену, почувствовав духовное родство и надеясь на защиту. Он должен был казаться ей единственным спасением в кошмарной ситуации: такой же парень, что и те, с которыми она встречалась.

Интересно, когда она догадалась об этой самой серьезной ошибке в своей жизни?

Как жаль, что Даллес Кемп опоздал на какие-то несколько минут и не застал Хелен Вистер и Арнольда Крауна у бензоколонки.

Глава 5

Расставшись с Хелен на закате той июльской субботы, Даллас Кемп возвратился в свой домик – там были его холостяцкое жилье и контора. Его распирало от праведного гнева. Он знал, что разговаривал с Хелен не лучшим образом, но это не давало ей права вести себя так глупо по отношению к этому болвану Арнольду Крауну.

Кемп был высоким, стройным мужчиной двадцати шести лет, смуглым, с черной шевелюрой и преждевременными мешками под глазами. Хороший архитектор и большой труженик, он получил после учебы маленькое наследство, на свой страд и риск открыл в родном городке контору. Родители-пенсионеры переехали в штат Флорида, а старшая сестра жила в Денвере с мужем и двумя маленькими детьми.

Первые полтора года оказались самыми трудными и беспокойными. Теперь, на третий год самостоятельной работы, Даллас знал, что добился успеха. У него работали чертежник и секретарша – неполный день. Даллас Кемп превратился в модного архитектора. Его проекты выполнялись на самом высоком уровне, а два последних получили призы на конкурсах. Наблюдательный и сообразительный, он знал, как сделать дом удобным для человеческого обитания.

Всего несколько месяцев назад женитьба казалась ему чем-то далеким и туманным. Он с головой ушел в работу, так что мысли о девушках его не одолевали, и ему удавалось ловко отклонять частые и иногда шокирующие предложения жен его клиентов. Когда желания побеждали, он утолял этот голод вдали от Монро, где жила искренне преданная ему женщина, с которой они учились в школе и которая начинала блестящую карьеру промышленного дизайнера.

Дал говорил себе, что, когда ему исполнится тридцать два, он займется поисками жены. Он и сам не знал, почему выбрал именно этот возраст. Не знал он и того, что Хелен Вистер нарушит его расписание.

Они познакомились на вечеринке у одного из клиентов Кемпа. Если бы Даллас знал, что там будет так много гостей, он бы не пошел. На больших вечерах всегда оказывались люди достаточно компетентные, чтобы, выпив, критиковать современную архитектуру. Впрочем, и с другими профессиями так же. На любом большом вечере он был абсолютно уверен, что встретит несколько пьяных критиков, не желающих жить в современных Домах. Эти люди считали, что Даллас Кемп будет очень польщен тем, что они, с их высоким художественным вкусом, обращаются к нему. Считалось также, что он должен спорить и защищаться. Однако всесокрушающая банальность их заявлений о созидательном творчестве, в котором они абсолютно ничего не смыслили, вызывала у Кемпа только скуку.

Даллас Кемп знал, что Хелен Вистер приходится дальней родственницей хозяйке и что сейчас, после окончания колледжа Смита, она работает в городском муниципалитете. Ее отец, талантливый и удачливый хирург-ортопед Пол Вистер, женат на богатой женщине, известной своим активным участием в общественной жизни города.

На вечере Хелен сама подошла к нему с покровительственной улыбкой. Это происходило зимой. На ней был вязаный костюм серо-зеленого цвета. Ее прекрасные светлые волосы были пронизаны светом. Даллас Кемп всегда чувствовал неловкость в присутствии таких привлекательных Женщин. Хелен Вистер была стройной и красивой девушкой. Он сразу же приготовился к отпору – мосты через ров были немедленно подняты, лучники приготовились к бою.

– Мардж сказала, что вы построите им новый дом, мистер Кемп?

– Верно.

– Они так взволнованы.

– Клиенты обычно волнуются.

Хелен пристально посмотрела на него, уверенность начала ей изменять.

– Вы сердитесь?

– Сержусь? Нет, конечно. Надеюсь, вы не собираетесь указывать, какой дом я должен им построить?

Девушка рассмеялась. Потом спросила мелодичным чистым контральто:

– А что, я должна? У вас нет собственных идей?

– Естественно, есть.

– Тогда вы не нуждаетесь в моей помощи.

– У меня сложилось впечатление, что я ее получу независимо от того, нужна она мне или нет.

– Мистер Кемп, возможно, грубость подобает знаменитым архитекторам, но я не могу сказать, что она украшает вас.

Сказав это, она порывисто отступила от раздосадованного, уязвленного Кемпа и примкнула к небольшой группе гостей. Даллас решил дождаться конца вечера. Наконец они с Хелен остались последними гостями. Пока женщины убирали со столов, Кемп и Вилли Лейтон говорили о будущем доме. Потом все отправились ужинать. За столом Даллас и Хелен обменивались колкостями.

Ночью, лежа в постели, Кемп сказал себе, что Хелен – невыносимая женщина, испорченная, высокомерная, привыкшая командовать, тщеславная – словом, благоуханная ловушка для простофиль мужчин.

Однако через несколько дней он позвонил ей и договорился о встрече, успокоив себя тем, что делает это в интересах науки. Скоро он отыщет ее ахиллесову пяту. Между ними постоянно существовало напряжение – эмоциональное и сексуальное. Они часто спорили до изнеможения. А когда началась весна, оба со страхом обнаружили влечение друг к другу. Кемп знал, что Хелен, в сущности, скромная девушка, и боялся, что она окажется фригидной и способной только изображать здоровую страсть. Но их первое сближение уничтожило такого рода сомнения: она была полна вожделения. Их отношения в постели оказались очень похожими на то, что возникло между ними в первую же встречу: схватка, желание защитить свой «суверенитет» и жадное любопытство.

В конце концов увлечение переросло в настоящую любовь. Он должен был признать: то, что казалось лишь рисовкой, на самом деле присуще ей изначально. Хелен замечательная девушка. Он просто не сумел ее оценить. Обаяние, скромность и спокойная радость от сознания, что красота ее несет счастье, – все делало ее неотразимой.

Они окунулись в глубину подлинных чувств. Великий, неожиданный дар? Серьезность их романа делала женитьбу необязательной, и все же надо было отдать дань обычаю. Они очень гордились друг другом. Но Даллас знал и недостатки Хелен – упрямство, несерьезное отношение к труду и своему времени, которое она из жалости тратила на недостойных, по его мнению, людей. История с Арнольдом Крауном была прекрасным тому подтверждением.

Даллас Кемп умел гасить свой гнев и негодование. Он сразу сел за кульман. Белое пятно ватмана казалось островом в голубовато-серых сумерках. Обдумывая, каким сделать камин дома Джудландов, Даллас увлекся работой, и гнев его быстро иссяк.

В восемь часов он встал и потянулся, прогоняя усталость. Кемп вспомнил о Хелен и Арнольде Крауне. Да, он повел себя не лучшим образом! Просто оробел перед вздорным Крауном! Было бы разумнее поехать за Хелен.

Кемп позвонил Вистерам. Номер оказался занят. В десять минут девятого Даллас попробовал еще раз. Ответила мать Хелен.

– Джейн, это Дал. Хелен дома?

– Нет, Дал. Я только что вернулась домой. Ее машины нет. Хелен… рассказала вам, что собирается делать вечером?

– Она сказала, что хочет встретиться с Арнольдом Крауном. Мы крепко поссорились по этому поводу. По-моему, это глупая затея.

– Я тоже так думаю, дорогой. Но вы же знаете нашу Хелен. Когда она была маленькой, она в зоопарке все время хотела забраться в клетку ко львам и погладить их… Думаю, что она сумеет справиться с Арнольдом Крауном.

– Я… я надеюсь. Где они должны были встретиться?

– Понятия не имею.

– На его станции?

– Честное слово, я не знаю, Даллас.

– Мне не следовало горячиться. Нужно было поехать за ней.

– Да, тогда бы и я чувствовала себя спокойнее. Этот Краун не безобидный юнец…

Повесив трубку, он сел в машину и поехал на заправочную станцию Крауна. Поставив машину рядом с колонками, Даллас увидел маленький черный «остин» Хелен, стоящий с выключенными фарами около дома. В дверях показался мужчина.

Увидев, что Даллас выходит из машины, он направился к нему. Это был коротышка лет сорока с несуразным бледным лицом, вымазанным машинным маслом. На нагрудном кармане комбинезона – вышитая белыми нитками надпись: «Смитти».

– Краун на месте?

– Вы опоздали минут на пять – десять. Чем могу служить?

– Нет… думаю, ничем. Это машина мисс Вистер, не так ли?

– Та маленькая машина? Да, ее.

Подъехал автомобиль, и Смитти пошел обслуживать его. Даллас взволнованно мерил шагами контору. Когда вошел Смитти, Кемп пустыми глазами разглядывал образцы «дворников».

– Мисс Вистер уехала вместе с ним? – спросил Даллас.

– Да, мистер.

– Но если машина здесь, значит, они вернутся? Маленький человек странно усмехнулся.

– Я бы не стал рассчитывать на это, мистер. Я хочу сказать, что они, вероятно, вернутся, но не скоро. После закрытия станции я должен буду загнать ее машину на станцию и помыть. Мисс Вистер оставила ключи. А завтра кто-нибудь из парней отгонит ее в гараж Арнольда.

Даллас изумленно уставился на служащего.

– Зачем? Ничего не понимаю.

– Она ей не понадобится – вот зачем.

– Почему?

– Кому нужны в медовый месяц две машины, мистер? Они уехали на «олдсе» Арнольда.

– Медовый месяц, – глупо повторил Дал.

Смитти присел на угол стола и дружелюбно улыбнулся.

– Знаете, мистер, нелегко было работать в последнее время с этим влюбленным. Хелен довела его до ручки. Сначала они встречались регулярно, потом она неожиданно стала гулять с другим парнем. Арн словно с ума сошел в эти два месяца. Придирался к любой ерунде. Я раз сорок собирался увольняться, честное слово. Но внезапно, слава Богу, у них все наладилось. Уверен, вы никогда не встречали человека счастливее его. Держу пари, Краун сегодня раз десять смеялся, непонятно от чего. Когда бежишь с такой девушкой, это неудивительно. В багажнике «олдса» со вчерашнего дня лежат чемоданы. Арнольд показал мне пачку денег толщиной с сандвич, которые приготовил для путешествия. Она приехала, как он и говорил, с полчаса назад, хорошенькая, как картинка, и такая же застенчивая. Ну прямо невеста. Я буду присматривать за станцией до его возвращения. Арнольд объявил, что она выйдет за него замуж. Знаете, пока я не видел, как они уезжают вместе, я не верил. Эта девушка из богатой семьи. Если вы знаете ее машину, думаю, вы знаете и саму Хелен. Когда они уезжали, у нее был такой застенчивый и счастливый вид! Арн будет хорошим мужем. Он – работяга, и нет ничего, чего бы он не сделал для своей девушки.

Смитти перестал улыбаться и уставился на Далласа Кемпа.

– Вам нехорошо?

– Нет, благодарю вас… большое спасибо.

Кемп поехал в полицию, где громким голосом объявил дежурному сержанту, что произошло похищение. Он думал, что тотчас же ударят в колокола, что вокруг соберутся полицейские и начнут задавать десятки вопросов. А сержант всего лишь попросил его присесть. Из соседней комнаты доносился монотонный стук телетайпа. Привели пьяного, записали данные и увели. Сержант несколько раз что-то тихо отвечал по телефону.

Через десять минут в комнату вошел мужчина лет тридцати, с покатыми плечами, продолговатой головой, печально опущенными уголками рта и сонными глазами. Полицейский был в белой рубашке с короткими рукавами. От него сильно пахло потом.

Когда полицейский подошел к нему, Даллас вскочил на ноги.

– Я – лейтенант Рэзонер. Вы хотите заявить о похищении? Как вас зовут и кто вы?

– Даллас Кемп, архитектор.

– Кого похитили?

– Хелен Вистер.

– Кто она?

– Мы должны пожениться… меньше чем через три недели. Лейтенант посмотрел на Кемпа, вздохнул и. отвернувшись, позвал:

– Пойдемте со мной.

Он отвел Далласа в огромную комнату, где за тремя из десяти столов сидели полицейские. Рэзонер уселся за один из пустых столов, Дал сел рядом. Скучным голосом полицейский лейтенант начал задавать вопросы и записывать ответы.

После того как Даллас закончил рассказ, лейтенант бросил карандаш на стол, откинулся на спинку стула и сцепил руки на затылке.

– Так что вы хотите от нас, приятель? Чтобы мы одолжили вам полотенце вытереть слезы?

– Я…я думаю, что вы должны найти их!

– Леди просто передумала. С ними это бывает, знаете ли.

– Нет, лейтенант. Все значительно серьезнее. Этот человек опасен.

– Я знаю Арна Крауна десять лет, приятель. Я бы сказал, это надежный парень.

– Он вел себя как ненормальный по отношению к мисс Вистер. – Вы имеете в виду, что он ездил за вами, звонил и все прочее?

– Да.

– Влюбленные всегда совершают странные поступки. Арн нарушил какой-нибудь закон?

– Нет, но…

– Закона против того, чтобы убежать и жениться, не существует.

– Поверьте мне, она не собирается выходить за Арна Крауна.

– Конечно, вам так кажется, ведь она бросила вас. Поверьте, такое происходит сплошь и рядом. Брошенные ребята, так же, как вы теперь, не могут в это поверить.

– Лейтенант, вы поговорите с матерью Хелен?

– Зачем? Хелен солгала вам, она могла солгать и матери. Если бы она была несовершеннолетней, мы могли бы что-нибудь предпринять.

В комнату вошел грузный мужчина. Он огляделся по сторонам, увидел лейтенанта Рэзонера и, крикнув: «Лью! Быстро!», поспешно вышел.

Рэзонер встал.

– Мы не можем вам ничем помочь, приятель.

– Мне бы хотелось поговорить с вами еще о… Рэзонер пожал плечами.

– Тогда подождите, но вам, дружище, возможно, придется долго ждать.

Он быстро вышел из комнаты.

Даллас Кемп остался сидеть на жестком стуле. Было пять минут десятого. Он пытался не думать о Хелен. Но только он представил себе ее с Арнольдом Крауном, по спине начинали бегать мурашки. Кемп знал, что надо позвонить Джейн Вистер. Интересно, можно ли воспользоваться телефоном лейтенанта Рэзонера? Только он набрался смелости, как в дверях появился сам лейтенант и крикнул:

– Кемп! Идите сюда!

Его ввели в небольшую комнату, в которой находились четыре человека. Двое из них разговаривали по телефонам.

Лейтенант Рэзонер сказал сидящему за столом пожилому мужчине:

– Барни, это тот парень, который заявил о похищении. Человек по имени Барни встал.

– Возьми его с собой, Лью. Мы отправляемся на место. Они вышли во двор. За рулем полицейского автомобиля ждал водитель. Они втроем сели в машину.

– Что случилось? – поинтересовался Кемп. – С Хелен все в порядке? Машина выехала из ворот и вклинилась в поток автомобилей.

– Расскажи о похищении, – приказал старший.

Лейтенант рассказал вкратце без всяких эмоций о происшедшем.

– Может, все-таки скажете, что происходит? – не выдержал Даллас.

– Это капитан Тосс, начальник отдела по расследованию убийств, – тихо ответил Рэзонер. – Шериф нашел тело мужчины. Предполагают; что это Арнольд Краун.

– Авария? Хелен пострадала?

– То, что случилось с Крауном, – ответил капитан Тосс, – вовсе не авария, а о девушке ничего не знаю.

Даллас Кемп заметил, что они свернули с главной дороги и на большой скорости помчались на восток по 813-му шоссе.

– Кажется, за следующей грядой, сэр, – сказал водитель и начал сбавлять скорость.

Они перевалили через гряду, и Кемп увидел неглубокую ложбину, в которой беспорядочно сверкали огни скопившихся машин. На дороге стоял полицейский, не разрешая любопытным останавливаться. Перед фарами роились легкие жучки. Тут же урчала аварийная машина. Когда они вышли из автомобиля, Рэзонер сказал:

– Не отходите от меня, Кемп.

– Я хочу знать, что случилось с…

– Ну, так давайте узнаем. Мы это и собираемся сделать.

Слева находился заброшенный амбар. В ста футах за амбаром, справа, в глубокой канаве, неуклюже стоял «олдсмобил», завалившись на правую сторону. Свет его фар окрасил траву канавы в яркий, какой-то искусственный зеленый цвет. На дороге на коленях стояли люди, внимательно изучая следы. Около красного тягача терпеливо дожидался мужчина в комбинезоне с окурком в углу рта. Он держал руки в карманах. «Скорая помощь» с открытой задней дверцей стояла параллельно «олдсу».

Кемп подошел с Тоссом и Рэзонером к небольшой группе людей, разглядывающих какой-то предмет, лежащий у машины. Холодный свет высветил тело. Вспыхнули камеры.

Кемп подошел достаточно близко, чтобы разглядеть лицо. Он сделал глотательное движение и отступил на полшага назад. Тяжелые черты Арнольда Крауна были едва узнаваемы.

Грузный мужчина со звездой шерифа, в одежде цвета хаки и голубой бейсбольной шапочке сидел на корточках.

– Привет, Барни. Привет, Лью, – поздоровался он с полицейскими и проворно вскочил на ноги.

– Добрый вечер, Туе, – ответил капитан Тосс. – Лью может его опознать.

– Это Арнольд Краун, – уверенно произнес Лью. – Неужели все это из-за того, что он угодил в канаву?

– Канава, похоже, вообще ни при чем. Его сначала избили, а затем пырнули ножом.

Маленький чистенький мужчина поднялся с колен и кисло сказал:

– Больше мне здесь делать нечего. Можете грузить.

– Когда вы сможете дать заключение, док? – поинтересовался шериф.

– Завтра, завтра, – ответил маленький доктор, – вечером люди отдыхают, а не вскрывают трупы.

Он рассмеялся лающим смехом и быстро скрылся в ночи. Люди в белых халатах погрузили тело в машину «скорой помощи». Шериф дал знак человеку, стоявшему около тягача. Тот спустился в канаву, прицепил к «олдсу» крюк, забрался в тягач и вытащил автомобиль на шоссе. В темноте мигали большие красные предупредительные огни его крана.

– Барни, имеются свидетели, прекрасные, хотя и нервные свидетели, – объявил шериф. – Пошли.

Он направился к молчаливой группе на противоположной стороне дороги. Тосс и Рэзонер пошли за шерифом.

Кемп услышал, как Рэзонер негромко спросил у Тосса:

– Перед репортерами? Он обязан допрашивать без газетчиков.

– Обычно да. Но в год выборов честный Гус Карби становится другом прессы.

Вспыхнул яркий свет. Молодая пара предупредительно вошла в освещенный круг. На парне лет восемнадцати были штаны цвета хаки и хлопчатобумажная майка. У него были сильные, загорелые руки, копна каштановых волос, густые бакенбарды и большое, мягкое, еще не сформировавшееся лицо. Парень держал за руку маленькую девушку в джинсовых шортах и полосатой рубашке, ткань которой натягивалась на несдерживаемой лифчиком молодой груди. В ее спутанных темных волосах светлели две белые крашеные пряди. С узкого лица настороженно смотрели близко посаженные глаза. Широкий рот казался вялым и мясистым.

Полицейский вытащил из открытого окна микрофон с длинным шнуром и протянул его шерифу.

– Работает отлично. Дважды проверял. Шериф нажал кнопку, загорелась красная лампочка записи. Он поднес микрофон ко рту и сухим голосом сказал:

– Двадцать пятого июля, десять сорок вечера. Шериф Карби допрашивает свидетелей на месте убийства Арнольда Крауна. Ну, давай, сынок. Как тебя зовут, где живешь?

– Уф… Говард Крафт. Живу в двух милях отсюда, в Стар-Рутс, почтовый ящик восемьсот десять, шериф.

– А ты, девочка?

– Рут Меклер, – тонким детским голоском ответила девушка. – Селэр-стрит, пятьдесят два, Даггсбур.

– А теперь, Говард, расскажи, как ты здесь очутился?

– Ну, у нас с Рут было свидание. Мы покатались сначала, а потом приехали сюда. Мы… раньше мы приезжали сюда много раз. Я, как всегда, поставил машину за амбаром, и мы… забрались по лестнице на чердак.

Один из репортеров захихикал. Девушка крепче прижалась к парню. Карби выключил микрофон и повернулся к журналистам.

– Эти ребята могли смыться и молчать, но они позвонили нам. Если хотите получить информацию, то заткнитесь. В противном случае я проведу допрос в своем офисе.

– Мы собираемся пожениться, – пояснила девушка.

– Продолжай, парень, – сказал шериф.

– Мы как раз сидели около проема. – Говард Крафт показал на амбар. Все повернулись и посмотрели на высокое прямоугольное окно размером пять футов на три. Через его край свешивалось сено.

– Мы с Рути пробыли здесь, наверное, минут пятнадцать, когда подъехал этот «олдсмобил» и остановился прямо перед нами. Они выключили свет и мотор.

– Когда это было?

– По-моему, без десяти девять, шериф. В машине разговаривали мужчина и женщина.

– Ты не слышал, о чем они говорили?

– Они спорили. Кажется, он пытался уговорить ее сделать что-то, а она не хотела. Мы могли уловить только отдельные слова.

– Мы услышали слово «сюрприз», – сказала Рут. – Он говорил о сюрпризе и деньгах. Еще мужчина сказал о тысяче долларов. Мы особенно не прислушивались, что нам до них?

– Он пару раз сказал о женитьбе, – заметил Говард.

– Потом сразу включили фары, стали отъезжать, – продолжила девушка.

– Мы выглянули, – прервал ее парень. – Видим, она выпрыгнула, машина еще ехала небыстро. По-моему, девушка упала, а он заехал на «олдсе» прямо в канаву. И все орал: «Хелен! Хелен! Хелен!» Тяжело было смотреть. И вот тогда с запада подъехала другая машина. Фары их осветили, мы видели, этот большой парень в белом пиджаке стоял на коленях возле своей блондинки.