Текст книги "1000 миль на байдарке «Роб Рой». По рекам и озерам Европы"

Наша процессия вошла в городок, где было нелегко вести себя с достоинством. Телега с визжащим колесом медленно тарахтела по большим круглым камням улицы, которая в полдень была пуста, но в окнах появились головы, и, глянув на корову, тянущую лодку к дверям гостиницы, жители бросились вниз посмотреть на веселье. Отдавая должное достойному четвероногому, отмечу, что теперь корова вела себя прилично и даже женственно.

Горожане всеми способами пытались правильно произнести название лодки, написанное синими буквами на ее носу, но название не давалось. Иногда звучало «Роаб Ро», иногда «Рубри». Наконец человек в очках воскликнул: «Ах! Вальтер Скоте, Роб Рой!». Да, романы сэра Уолтера были написаны не напрасно.

Водопад Лауффенбурга3131
  Название означает «город у водопада», от немецкого laufen (бежать); возможно, отсюда происходит и словечко янки loafer (бродяга, бездельник).


[Закрыть] хорошо виден с моста над сильно сужающейся в этом месте рекой. По Рейну спускали плот (разумеется, без людей), а мы смотрели на грохочущую пену. Огромная жесткая рама плота словно возмущалась ускорением своего движения и чувствовала близящееся с каждым мгновением падение.

С грохотом разлетелись все крепления, и огромные крепкие бревна закувыркались в ущелье, подпрыгивая, как щепки в пене и грохоте. Нелегко было спокойно смотреть на это, не думая о том, возможно ли выжить с утлой лодкой в таком котле с кипящей водой.

Привлеченного в это место лосося ловят в большие железные клетки, спущенные для этой цели со скал. Рыболовные станции встречаются еще в нескольких местах на реке. На сваях построен настил, а внизу груз держит крепкую сеть. Рыбак сидит в маленьком домике, похожем на сторожевую будку, и держит в руке веревки, привязанные к краям сети. Когда рыба попадает в сеть, ее колебания передаются по веревкам, и рыбак поднимает добычу.

Я пригласил на завтрак моего молодого друга, который так вовремя предупредил меня, нанял корову и показал ловлю лосося. Он стал героем дня, другие неоднократно обращались к нему с непроизносимым немецким титулом, означавшим, кратко говоря, «хранитель человека».

Здесь я снова услышал о некой четырехвесельной лодке с пятью англичанами, которая была отправлена из Лондона по суше в Шаффхаузен, а затем спустилась по Рейну на веслах. Как говорили здесь, в Лауффенбурге они были около шести недель назад. Я был рад за эту команду и их путешествие, особенно если с погодой им повезло так же, как и мне – ни один ливень не накрыл на воде от истока Дуная до самого Вестминстерского дворца.

Глава X

Поле бурунов. Трудная задача. Пороги. Ослепление. Верхом. По следу шлюпки. Соленые ванны. Цивилизация. Крещение и свадьба. Забавный английский.

Теперь лодку уложили на ручную тележку и снова протащили по улицам к месту ниже водопада. После нескольких часов отдыха «Роб Рой» снова был на воде. Все блестело кругом, и река внизу, и небесная лазурь наверху. Плавание было приятным, но вот послышался и стал громче глухой далекий шум бурунов – мы подошли к порогам Рейнфельден.

Очень часто рассудительные люди преувеличенно описывают опасности, с которыми можно столкнуться, и к таким разговорам привыкаешь относиться спокойно. Но здесь вся сцена будущего спектакля была, несомненно, величественной… и непонятной. Представьте себе несколько сотен акров воды, сплошь покрытых белыми гребнями волн, между которыми тут и там торчат скалы, сопротивляющиеся бьющемуся потоку. Громоподобный рев смешан со странным шипением от брызг, подобно ливню летящих с тысяч гребней.

А ты один, и берега высокие, и нужно присматривать за драгоценной лодкой.

Пока было время, я встал в лодке, но увидел лишь полный волн горизонт, на котором ничего нельзя было разобрать. Затем подошел к берегу, где кусты и деревья касались весла. Я решил, что смогу пройти пороги вдоль берега, пусть и с большой задержкой и многочисленными вылазками. Увы! Вскоре впереди оказалась выступающая в поток скала, и громкий рев за ней, заставил причалить, привязать лодку и взобраться через заросли на вершину утеса. Пытаться пройти мимо этой скалы на любой лодке было бы безумием. Стремнина всего потока мчалась под утес, поворачивала и падала с высоты нескольких футов в пенный котел, разбиваясь на мощные валы вокруг. Может быть, удастся провести лодку мимо скалы, удерживая ее веревкой сверху? Оценив высоту скалы, я понял, что ничего не выйдет.

Чтобы рассмотреть возможный проход, я лег ничком на край, и приятное любопытство перешло в грустное убеждение – тут не пройти. Настало время обратить взгляд на всю ширину потока: не найдется ли где-нибудь проход, хотя бы посередине? Действительно, там был проход, но лишь один и далеко. Нелегко будет найти его, сидя в лодке близко к воде, но не оставаться же здесь?

Вдалеке под деревьями сидели люди, которых можно было позвать на помощь; они занимались каким-то делом, не обращая на меня внимания. Соблазн был, но я ему не поддался.

В голову пришла мысль, что, в конце концов, мы ведь встретимся не со всем видимым множеством бурунов и камней, а лишь с некоторыми из них по сторонам моего пути. С берега пороги выглядят страшнее, чем на самом деле, потому что сразу видишь все трудности и слышишь общий шум. С другой стороны, с берега волны кажутся намного меньше, чем когда лодка оказывается в ложбине между ними. Проход между камнями может неплохо выглядеть с суши, но оказаться совсем не проходом, когда вы попытаетесь пройти его.

Попасть в проход посредине реки с того места, где я оставил лодку, не представлялось возможным. Пришлось тащить ее вверх по течению по мелководью около полумили, пробираясь вброд, пока, наконец, не решил, что мы зашли достаточно вверх по течению.

Я отдохнул полчаса в небольшой тихой бухте, чтобы восстановить силы после этого напряжения и подготовиться к рывку, который, начавшись, должен быть энергичным до финиша. Мысли смешались в уме: умно ли и правильно ли будет покинуть берег и броситься в поле белых бурунов, запятнав путешествие безрассудством, рискнуть «Роб Роем», ведь один удар о камень грозит полным разрушением.

Ответ заключался в том, что я вытер губкой каждую каплю воды с лодки, закрепил багаж, чтобы он не выпал при опрокидывании, плотно стянул водонепроницаемый фартук и зажал его край в зубах. Толчок веслом выбросил нос лодки из спокойной воды в быстрое течение, и – ура! Мы уходим.

Солнце, светившее вверх по течению, оказалось чрезвычайно неудобным дополнением к трудностям; его лучи смешали весь обзор в сплошное сверкание. Мне надо было точно попасть в проход, а я его вообще не видел, даже в синих очках – были бессильными против такого пламени; того хуже, глаза были так ослеплены, что я едва мог видеть даже близкие предметы. Это было так серьезно, что на мгновение я подумал, не лучше ли так и идти поперек реки и подождать на другом берегу, пока солнце сядет?

Но течение уже быстро несло вниз, менять план было поздно. Судя по моей гребле, мы должны были быть уже напротив прохода, и я развернул лодку. Момент был удачным: течение подбросило нас к буруну, нос лодки повернул точно вниз, и мы влетели в проход. На секунду-другую я ощутил полное одиночество, как маленький мальчик в темноте.

Но – All right, все в порядке, англичанин! Через десять минут пороги были позади, и мы поплыли по маленьким волнам, которые, казалось, толкаются друг с другом локтями, чтобы найти свое место в успокаивающемся потоке.

Заметив двоих рыбаков с лососевой ловушкой, я подъехал к ним, чтобы выйти на маленькую белую песчаную отмель, передохнуть и послушать новости. Рыбаки спросили, не спускался ли я по порогам

– Да.

– По среднему проходу?

– Да.

Они улыбнулись друг другу, а затем начали многословную и громкую речь на каком-то жаргоне, понять который было невозможно. Люди всегда говорят громче, если видят, что ты не понимаешь ни слова. Их рвение так возросло, что я стал уже думать, не рассердились ли они, но итогом были важные сведения: впереди, через полчаса по реке, будут другие пороги. Там лодку надо обнести по суше.

Чтобы убедиться, что таким способом они не побуждают меня нанять их в качестве носильщиков, я спросил, не могут ли они поплыть в своей лодке за мной, чтобы быть готовыми оказать помощь. Рыбаки посоветовались и решительно отказались. Тогда я попросил объяснить, как лучше пройти следующие пороги, и они начали чертить на песке запутанные схемы и давать такие запутанные рекомендации, что разобраться было невозможно. Я поклонился, стер ногой песчаные карты и снова отправился в путь счастливый и свободный, ибо блажен, кто не ведает, и это так и есть.

Поиск собственного пути и удовлетворение, когда вы нашли его, стоят всех усилий. Так же и в горном путешествии. Если идти в горы для того лишь, чтобы потренировать мускулы и посмотреть на виды, достаточно привязаться веревкой к проводникам и следовать за ними; но тогда ваша заслуга только в том, что вы не отстаете от ведущих, следуя по их стопам. Как я заметил, при восхождении на Монблан, где по правилам надо идти в связке с проводником, это особое удовольствие первооткрывателя куда меньше, чем при самостоятельном походе через горный перевал, пусть и куда менее высокий.

Когда лодка приблизилась к нижним порогам, я пристал к берегу, прошел с полмили вперед и как следует все осмотрел. Буруны посередине реки казались слишком грозными, но вдоль берега можно было пройти по отмелям, и я решил так и сделать.

Придуманный для такого случая способ движения оказался весьма успешным и забавным. Я садился верхом на палубу лодки позади люка, опустив ноги в воду. Так мы и сплавлялись; а когда торчащий вверх нос «Роб Роя» оказывался над мелким местом, лодка садилась на мель.

При этом еще раньше я задевал дно и упирался ногами, что ослабляло толчок. Оставалось встать на ноги, лодка между коленями освобождалась, и ее можно было отпустить вниз или подтолкнуть. Когда дальше становилось слишком глубоко, чтобы идти вброд, я подтягивал лодку и снова садился на нее сверху. Главная трудность заключалась в том, чтобы одновременно удерживать лодку, вести ее между камнями, держать весло и умудриться не споткнуться и не промокнуть выше пояса. Таким образом, переправляясь через глубокие заводи, а затем идя вброд по мелководью, я прошел нижние пороги у Рейнфельдена без каких-либо повреждений.

Из описания порогов Рейна видно, что трудности будут только у того, ринется туда неосведомленным, и что их можно избежать ценой небольшой задержки, осмотрев все на месте.

Огромное удовольствие состоит в новизне, и, если только кому-то не хочется просто пройти мимо, лучше самому выбирать путь, даже если кто-то нашел более легкий.

Теперь был виден город Рейнфельден, и я начал задаваться вопросом, как английская четырехвесельная лодка, о которой говорили раньше, смогла спуститься по порогам. Потом я узнал, что они прошли при высокой воде – наверное, скалы были под водой, а препятствиями оставались только валы и водовороты, как выше по реке, где она была глубже. Они храбро помчались в Базель. Там в отеле говорили, что, когда прибыли пятеро британцев, вся их одежда и багаж промокли насквозь. Официант с ухмылкой сказал, что его подруга, прачка, заработала тогда двадцать семь франков за ночь работы.

Слева за ровным гравийным берегом стояло большое здание, к которому я и направился. Это были знаменитые соленые ванны Райнфельдена – излюбленное место отдыха и лечения инвалидов. Соляная порода в земле внизу пропитывает источники до такой крепости рассола, что к нему необходимо добавлять 80% пресной воды, прежде чем использовать в лечебных целях в качестве ванны. Если взять стакан воды, которая течет из источника, и положить в нее немного соли, то соль не растворится, вода уже насыщена. Капля рассола, попав на одежду, быстро высыхает и оставляет белое пятно из мельчайших кристаллов. В самом деле, эта вода показалась мне гораздо более соленой, чем даже вода Мертвого моря, которая тоже достаточно соленая, как знает каждый, кто натирал ею лицо, побывав в знойной, безжизненной и вонючей долине Иерихона.

На этот раз нас никто не встречал, а это был единственный случай, когда у меня была причина ожидать встречи. Утром один почтенный немец сказал мне, что едет поездом в Райнфельден и обязательно встретит меня на берегу, если, конечно, я «когда-нибудь преодолею пороги». Оказалось, он приехал с друзьями, но слишком рано – они нас не дождались и, наверное, решили, что «Роб Рой» потерпел крушение.

Только бедная женщина стирала неподалеку свое белье, охаживая его деревянной дубинкой так, словно её целью было оторвать все пуговицы. С ней был славный восьмилетний мальчик, чей быстрый глаз уловил «Роб Рой», мчавшийся вокруг мыса в гладкую воду залива. Я сошел на берег уставший, обгоревший на солнце, промокший, разгоряченный.

Маленький мальчик помог мне больше, чем кто-либо из мужчин, и к тому же с таким рвением, умом и хорошим настроением, что я был ему искренне благодарен. Мы расстелили паруса, чтобы они высохли на солнце вместе с моими носками и туфлями, протерли лодку губкой, а затем вытащили ее на высокий берег. Здесь, по счастливой случайности, мы нашли два брошенных колеса на оси, для чего – не могу себе представить. Мы взяли палку и привязали ее к ним как оглоблю, а затем поставили лодку на эту импровизированную повозку и отправились с мальчиком (получив разрешение мамы) к воротам старого города, а потом и до дверей гостиницы. Блестящий франк в руке заставил паренька вздрогнуть от изумления, но он сохранял достоинство, а другие мальчишки образовали внимательную аудиторию, пока он снова и снова рассказывал о событиях последнего получаса, заканчивал тем, что показывал сокровище: «И герр дал мне вот это!»

Отель Krone расположен очень красиво. Это большой дом с балконами, видом на реку и журчащим ручьем в саду. Течение Рейна тут еще быстрое и издает немалый шум, когда мчится под арки крытого деревянного моста. Там есть камни и несколько водоворотов, но проход будет достаточно легким, если вы посмотрите на него в течение пяти минут, чтобы составить мысленную карту своего курса. Напрасно ожидавший нас немецкий друг тоже был здесь и очень обрадовался, узнав, что «Роб Рой» все же прибыл благополучно.

Это был невысокий, очень полный и очень веселый человек, немного, но зато громко говоривший по-английски; его друзья завидовали таким достижениям. Он очень смешно объяснял страницу за страницей рисунки из моего альбома. Я был очень благодарен ему за заказ комнаты для меня – никогда спальня и ее удобства не были более приятны, чем теперь, после тяжелого дня. Музыка закончила вечер, и гул далеких порогов пропел мне колыбельную, дышащую мягкой дремотой.

До Базеля оставалось совсем немного, и на следующее утро я хорошенько отдохнул в постели, а затем перенес каноэ по мосту на живописный остров, где разбит террасированный сад. Хотя толчков и ударов за последние несколько дней было очень много, и многие из них, судя по звукам, были весьма сильны, корабельный плотник сообщил капитану, что никаких повреждений не обнаружено. (Потом, в оставшейся части путешествия, все-таки случилось, что доски пострадали от грубого обращения.)

Старту «Роб Роя» покровительствовали несколько дам, размахивая по такому случаю зонтиками, мужчины кричали «Хох!» и «Браво!». А мы скользили вниз по течению, и я вертел желтым веслом над головой в своеобразной приветственной манере, изобретенной для ответа на дружеские поздравления.

Путеводитель Бедекера утверждает: «Ниже Рейнфельдена порог Рейна образует водоворот, называемый Хёлленхакен». Грозное объявление и ужасное название, но этот «водоворот» не заслуживает внимания.

Когда плывешь по красивой реке, легко забыть обо всем, что находится на берегах. Только доносящийся шум поезда напоминает, что здесь уже не дикая лесная страна. Даже если вы хорошо знаете местность, при взгляде с реки пейзаж становится новым. С дороги сцена ограничена полукругом до горизонта и сводом небес. Когда вы сидите в байдарке, сектор обзора увеличивается, и каждый радиус взгляда идет вверх через скалы, деревья и замшелые берега с той и с другой стороны.

У нас на Темзе хороши и всем известны ландшафты между Оксфордом и Лондоном, но и там виды покажутся свежими и прекрасными, если плыть вниз по реке. Мало того, найдется немного рек с такими пейзажами, какие может показать Темза на этом пути.

И все же «Роб Рой» возвращается к привычной цивилизации, где иностранец не удивляется больше приятной сельской простоте и обычаи не кажутся странными. Официант сам настаивает на том, чтобы говорить по-английски, и сообщает мне, что у них нет bean green, зеленого горошка, но что мне, возможно, понравится flower caul —? О, это, видимо, cauliflower. Ладно, соглашаемся на цветную капусту.

Забавно, но еще веселее, когда официантка из какой-нибудь немецкой деревушки кричит по-немецки, так как вы не понимаете ее тарахтения. Она, раскрыв глаза, смотрит на странного гостя, который и в самом деле не может ничего понять, и тут вы смеетесь вместе с ней.

Здесь я также видел лодку, которую тащили по Рейну – свидетельство того, что здесь река служит и торговле. Специальной тропы там не было, рабочие ходили среди кустов, дергая лодку за веревку и частенько идя вброд. Да, я покинул вольные леса, где можно было причалить где угодно, зная, что в любом месте наверняка будет одиноко и очаровательно.

Еще несколько поворотов, и на западе показались башни Базеля, но из-за заходящего солнца почти невозможно было что-либо разглядеть, так что оставалось только плыть дальше. И вот вечером 14 сентября под взглядами собравшихся на мосту любопытных «Роб Рой» причалил около гостиницы, стоявшей в нескольких ярдах от воды.

Именно сюда несколько недель назад прибыла четырехвесельная лодка с мокрой командой. Хозяин был рад видеть еще одну английскую лодку, на этот раз маленькую, но удобную и сухую. Гуляя по городу, я зашел в протестантскую церковь, где на крещение собралось много народа. Неприятно поразило, что младенец был буквально закреплен на некоей рамке, чтобы родителям и священнику было легче передавать его друг другу. По-моему, такое механическое приспособление – вопиющее унижение для малыша. Я отношусь к маленьким детям с большим уважением, а иногда и с некоторым трепетом.

В ту же минуту, как совершилось крещение, явилась венчаться счастливая и забавная пара: неуклюжий олух – жених и белокурая невеста, немолодая, то есть лет пятидесяти пяти. Не было ни подружек, ни каких-то пышностей; после простой церемонии пара удалилась под хихиканье толпы женщин. Новоиспеченный муж, похоже, не знал, что делать дальше: он шел впереди жены, потом сзади, потом сбоку, но как-то не совсем удобно, поэтому он принял несколько перекошенную позу и все подталкивал супругу, пока они не скрылись в каком-то доме.

В общем, я еще не видел менее романтичного начала супружеской жизни. Но зато у них было и большое преимущество: не надо устраивать за пышным столом ужасную свадебную трапезу, за которой происходит встреча двух ревнивых групп новых родственников, которые, как предполагается, сразу и тут же должны подружиться. Все сидят и едят, хотя давно сыты, и слушают, когда нечего сказать. Но ладно, не подобает критиковать обычаи, так что вернемся в гостиницу.

В кофейной француз, побывавший в Лондоне, живо инструктировал относительно отелей двух мексиканцев, направляющихся туда. Было весело слушать его описание лондонских гостиниц и пояснение, что, например, «сквер» в Англии произносят так же, как «квадрат».

Глава XI

Частный концерт. Заросли. Канал Мюлуз. Река Эль. У мадам Нико. Утренние звуки. Домашние питомцы. Вогезы. Метафизика. На колесах. Молодое вино.

Базель – поворотный пункт на Рейне. Во всех смыслах: направление течения реки меняется здесь с запада на север, а характер пейзажа – от высоких берегов к сети проток и бесчисленным островам обширной долины, ограниченной вдалеке горными цепями. Отсюда река постоянно стремится на север, к морю.

Мы могли продолжить путь почти в любом направлении, а я еще не решил, какой дорогой идти. По Ду, Соне и Роне можно было спуститься к Марселю, потом, возможно, добраться до Генуи и там продать лодку. Но я не мог расстаться с «Роб Роем» и решил, что лучшей альтернативой будет вернуться через Францию домой.

Решение было принято, когда мы еще плыли по реке, и я решил не переходить с ее приятного легкого течения в канал с почти стоячей водой до последней возможности. Изучение добытых в Базеле новых карт показывало, что канал шел на север почти параллельно Рейну и в одном месте подходил очень близко к реке. Это место трудно найти даже на карте, но куда сложнее было обнаружить его в лабиринте ручейков и речек, петляющих среди высоких ив, таких густых, что нельзя было разглядеть путь и на несколько ярдов.

К счастью, вдоль канала росли высокие тополя, которые время от времени были видны. Я повернул наугад, и, попетляв немного в довольно чистом потоке, я наконец вывел «Роб Рой» на расстояние, доступное для переноски.

Одна-две песни без слов или насвистывание мелодии наверняка заставят выглянуть из ивняка любого, кто окажется в пределах досягаемости диковинного концерта. Так оно и случилось: вскоре из кустов появилась женская головка в платке. Дама хотела даже помочь нести лодку, но галантность шкипера не позволяла принять такое предложение, поэтому она исчезла и вскоре привела помощника. С некоторыми трудностями мы понесли байдарку через живые изгороди и кусты, дамбы и рвы, травяные луга, пока она не оказалась на воде канала. «Роб Рой» ждал моего следующего шага, а я вздохнул, чтобы в последний раз оглянуться назад и сказать вместе с Байроном:

 
Прощай, о Рейн! В далекий путь без цели
От милых стран пришельца гонит рок.
И те, кто вместе, жить бы здесь хотели,
И тот, кто в целом мире одинок.
И если бы оставить жертву мог
Ужасный коршун самоугрызений —
Так только здесь, где каждый уголок
И дик и чуден, мил труду и лени,
Обилен и богат, и щедр, как день осенний.
И все ж прости! О, тщетное «прости»!
Кто приникал к твоей струе кристальной,
Не может образ твой не унести.
И если он уйти решил, печальный,
Тебе опять он кинет взор прощальный,
Стремясь запечатлеть твои черты.
Пусть Юг роскошней в мощи изначальной,
Где в мире край, который слил, как ты,
И славу прошлых дней, и мягкость красоты?
Уютное величье, – отраженья
Домов, церквей и башен городских.
Средь рощ и пашен – белые селенья.
Там пропасти, там зубья скал нагих —
Предвосхищенье крепостей людских.
Монастыри с готическим фасадом,
А люди – как природа: здесь для них
Веселье стало жизненным укладом,
Хотя империи катятся в пропасть рядом.
Но мимо, мимо! Вот громады Альп,
Природы грандиозные соборы;
Гигантский пик – как в небе снежный скальп;
И, как на трон, воссев на эти горы,
Блистает Вечность, устрашая взоры.
Там край лавин, их громовой исход,
Там для души бескрайние просторы,
И там земля штурмует небосвод.
А что же человек? Чего он, жалкий, ждет?
 

Дж. Г. Байрон. Чайльд-Гарольд, песнь III.3232
  Перевод В. В. Левика.


[Закрыть]

К моему удивлению и удовлетворению, в канале было течение, причем в правильном направлении. Правда, всего около двух миль в час, но и это лучше стоячей воды. Канал едва достигал двенадцати футов в ширину, но был чист и глубок, и плыть по нему было отнюдь не глупо.

Через несколько миль я подошел к подъемному мосту, который находился в футе от воды. Подошедший поднять мост лебедкой работник был весьма удивлен: я провел под мостом лодку, а сам спокойно перешел на другую сторону, сел в нее и отправился дальше.

Без сомнения, «Роб Рой» был первой лодкой, которая прошла по каналу без поднятия моста. На Дунае мне случалось проходить и более низких мосты, иногда над поверхностью воды оставалась лишь пара дюймов. Там не пройдут никакие лодки, а моя прошла: я перетащил ее через мост сверху. Можно спросить, как поживает такой низкий мост во время половодья? Вода просто течет по нему. Иногда образующие мостовую доски убираются при подъеме воды, и тогда путнику, подошедшему к реке, приходится переправляться каким-то другим способом, хотя именно при паводке мост нужнее всего.

Дежурный по мосту был человеком неглупым и приятным, так что я решил оставить лодку на его попечение и пойти позавтракать в маленький трактир в деревушке Грос-Кембс. Заправляла там сморщенная старушка, которая справлялась с кухней хорошо, как умеют все француженки, в отличие от англичанок. Я заказал омлет; тут появились и деревенские сплетники: каждый, кто видел лодку, хотел посмотреть и на иностранца, путешествующего на такой лодке.

Поведение жителей континента неизменно вежливо и уважительно; я думаю, гость обязан в ответ чем-то развлечь или заинтересовать этих людей. Легче всего это было сделать, показав предметы моего багажа и, конечно, рисунки. Главным предметом любопытства стал Завет с позолоченными листами: все здешние мудрецы по очереди пытались его прочесть.

Один из них сказал, что читал в местной газете о «Роб Рое», но не надеялся познакомиться с его владельцем. Без сомнения, статья о появлении странной лодки на Титизе в Шварцвальде сделала этих людей такими любопытными.

Дальше путь лежал через лес Ла-Ард с густыми зарослями по обеим сторонам канала. Нигде не было слышно ни звука, кроме жужжания стрекоз время от времени. Встретились один или два лесоруба, когда они молча брели домой с работы. Здесь было ощущение одиночества, но не было романтики дикой страны. В самый хороший день пейзаж канала в лучшем случае лишен живости, все тут прозаично и даже скучно, если вообще можно так сказать о каком-либо месте, где есть свежий воздух, прозрачная вода, зелень леса и голубое небо.

Мне приходилось торопиться идля разнообразия иногда, буксировать лодку. Разница между рекой, окружавшей вас высокими скалами, и этим каналом с его земляными стенами была чем-то вроде разницы между прогулкой в горах и тем, что вас по ошибке заперли на Блумсбери-сквер.

Тут не было птиц – никто не чирикал, не пел и даже не пролетал мимо, только жужжание мух смешивалось с далеким шумом поезда на железной дороге. Именно эта дорога убила канал: я не видел, чтобы по нему двигались лодки. Длительное отсутствие дождя также уменьшило его транспортную роль; движение настолько мало, что канал, видимо, не окупается. Во время засухи вода для канала стоит дорого. Говорили, что прошлым летом из-за засухи Риджентс-канал в Лондоне должен был заплатить 5000 фунтов стерлингов за воду, чтобы не останавливать перевозки.

Наконец мы подошли к развилке канала в широком бассейне, и я пошел по ответвлению в богатый город хлопковых фабрик Мюлуз – Манчестер Франции. Тут было много хлопот с уличными мальчишками, которые были очень шустрыми и любознательными. В фабричных городах они растут не по годам развитыми и не обученными хорошим манерам.

Я нанял тележку и рабочего и отвез лодку к лучшей гостинице, где они сразу узнали байдарку. Казалось, все уже о нас знали. Но на следующее утро портье отеля затянул с отправкой лодки на вокзал, и когда я, как обычно, хотел отправить ее в багаже вместе с чемоданами и картонными коробками, получил отказ. Как я ни уговаривал железнодорожных чиновников, все было тщетно. Это был первый такой случай на французской земле, и я почувствовал что впереди нас ждут трудности.

Дальнейший опыт показал, что французские железные дороги не возьмут лодку в багаж (железнодорожники семи или восьми стран, где мы уже побывали, сразу или после уговоров соглашались). По железной дороге надо было проехать всего несколько миль, но это позволило бы мне избежать примерно пятидесяти шлюзов на канале и тем самым сэкономить два утомительных дня. Ничего не поделаешь! Мы отвезли «Роб Рой» обратно к каналу, и я решил смело двинуться через шлюзы, рассматривая их как упражнение для терпения и мускулов.

Управляющий каналом Рейн-Рона был любезен и постарался дать мне желательную информацию, но он не имел сведений по не относящимся к каналу другим рекам, которые также хотелось исследовать, чтобы не идти все время по каналам.

Ну что же, начнем, как обычно – не зная пути.

Попрощавшись с Мюлузом, «Роб Рой» снова отправился в путь. Шлюзы, конечно, были неудобством. В каждом из них необходимо выполнить определенные действия, несложные и однообразные, но требующих внимания и тщательности – иначе можно повредить лодку или нырнуть самому.

Перед шлюзом я подходил к берегу, открывал непромокаемый фартук, вытаскивал и клал на берег упакованный багаж и весло, а затем вытаскивал лодку из воды. К этому времени обычно рядом появлялись два-три человека. Выбрав наиболее вероятного помощника, я просил его помочь, и мы переносили лодку на воду по другую сторону шлюза. Если человек выглядел бедным, я давал ему несколько су. На некоторых шлюзах смотрители спрашивали у меня пропуск для прохода по каналу, но я отмахивался от этого вопроса, а если они настаивали, что месье нужен пропуск, показывал, что это хорошая шутка, что сбивало их с толку. Дело в том, что мы вошли в канал, как перелезают через изгородь на дорогу общего пользования, к тому же я не использовал воду в шлюзах и не занимал время смотрителей. Цена «пропуску» была всего 5 пенсов, но его можно было получить только в начале канала.

Поздно отправившись в путь, мы шли почти до захода солнца, когда канал вошел в мутную реку Эль, впадающий через Вогезы в Рейн.

Вода здесь была почти стоячей, река представляла собой фактически цепочку покрытых пеной луж. Было большим утешением пройти лишь короткий участок и снова войти в канал. Здесь завязалось знакомство с симпатичным молодым человеком, который не спеша прогуливался и читал… о приключениях на каноэ в Америке! По моей просьбе он прошел со мной несколько миль и помог на шлюзах, таким образом увидев, насколько реальное водное путешествие отличается от романтичных книжных историй. Парень мечтал о заграничных путешествиях и прежде всего собирался повидать Англию.

Мы пошли в оберж, постоялый двор, где я заказал бутылку вина за два с половиной пенса. Уже стемнело, и, когда мой новый друг ушел, я оставил лодку в доме смотрителя шлюза и попросил его сына отвести меня в маленькую деревушку Илльфурт с несколькими виноградниками на холме и железнодорожной станцией неподалеку. Найдя в темноте лучший дом – трактир «Белая лошадь», я спросил у хозяйки, может ли она дать мне ночлег.

Она отвечала, что только в общей комнате, где будут спать еще трое. Видимо, причиной тому было мое поношенное в дороге платье и жалкий сверток в качестве багажа. Я улыбнулся и показал свои зарисовки; тогда ее впечатление о госте поменялось и для меня нашлась миленькая комнатка с двумя большими кроватями, кувшином для воды и грубыми, но чистыми простынями. Был съеден омлет, а обычные посетители окружили позднего гостя. Простые люди, в основном извозчики и другие работники, тем не менее беседовали и со мной, и друг с другом учтиво и здраво, с хорошими манерами, чем весьма выгодно отличались от шумной публики в придорожных английских пивных.