Текст книги "Ретроградное лето"

– А я и не подозревала, что дело зашло так далеко.

– Еще хуже. Все пассажирские линии переходят на полностью автоматизированные корабли. Высокоскоростные рейсы уже укомплектованы ими полностью. Исходят из теории, что поле десятка рейсов при пяти "g" экипаж слишком выматывается.

Я думал о печальном факте нашей современной цивилизации: эпоха романтики кончилась. Солнечная система приручена и покорена. Места для приключений не осталось.

– Ты мог бы отправиться в кометную зону, – предложила она.

– Это единственное, что поддерживает во мне желание учиться на пилота. Там, где охотятся за черными дырами, компьютер не нужен. В прошлом темногоду я уже подумывал о том, чтобы где-то подработать и купить билет на какой-нибудь рейс. Но все же перед этим я попробую пройти курс пилотирования.

– Наверное, так будет умнее.

– Не знаю. Поговаривают, что курсы астрогации собираются закрыть. Возможно, мне придется учиться самому.

– А не пора ли нам обратно? Я скоро проголодаюсь.

– Нет. Давай еще немного посидим. Мне здесь так нравится…

Уверен, что мы просидели там часов пять, почти не разговаривая. Я спросил ее, почему она интересуется системами жизнеобеспечения, и получил на удивление откровенный ответ. Вот что она сказала о профессии, которую выбрала: «После развода с матерью я обнаружила, что мне интересно создавать места, где безопасно жить. В то время я не чувствовала себя в достаточной безопасности». Потом она нашла и другие причины, но призналась, что ею до сих пор движет стремление к безопасности. Я задумался о ее странном детстве. Она была единственным известным мне человеком, выросшим не со своей родной матерью.

– Я и сама подумывала отправиться за границу системы, – сказала она после очередного долгого молчания. – Хотя бы на Плутон. Может, мы когда-нибудь там встретимся.

– Все может быть.

Пол пещеры содрогнулся; не очень сильно, но достаточно, чтобы всколыхнуть ртутные лужи и вызвать у Джубилант желание возвращаться. Мы стали пробираться между лужами к выходу, но тут раздался долгий рокочущий гул и фиолетовое сияние погасло. Нас разбросало в стороны, и мы упали уже в полной темноте.

– Что это было? – В ее голосе пробился зарождающийся страх.

– Похоже, нас завалило. Скорее всего, оползень засыпал вход. Сиди на месте, я тебя отыщу.

– Где ты? Не могу тебя найти. Тимоти!

– Сиди спокойно, и я отыщу тебя за минуту. Успокойся и не психуй, беспокоиться не о чем. Нас откопают через несколько часов.

– Тимоти. Ты где? Я не… – Она задела мое лицо ладонью и попыталась отыскать меня в темноте. Я прижал ее к себе и стал успокаивать. Еще утром я, наверное, поглядывал бы на нее с высокомерием, но теперь я начал понимать ее лучше. Кроме того, никому не хочется оказаться погребенным заживо. Даже мне. Я обнимал ее, пока не почувствовал, что она расслабилась.

– Извини.

– Не извиняйся. Когда меня завалило в первый раз, я испытывал то же самое. Я просто счастлив, что ты со мной. Оказаться заваленным в одиночку гораздо хуже, чем быть просто погребенным заживо. Теперь садись и делай то, что я скажу. Поверни входной клапан влево до упора. Сделала? Теперь мы расходуем наименьшее допустимое количество кислорода. А сейчас нам следует как можно меньше шевелиться, чтобы избежать перегрева.

– Хорошо. Что дальше?

– Ладно, для начала скажи – ты в шахматы играешь?

– Что? И это все? Разве не следует послать сигнал бедствия или еще что-то сделать?

– Уже послал.

– А что бывает, если тебя заваливает грунтом и костюм твердеет, чтобы тебя не раздавило? Как ты тогда пошлешь сигнал?

– Он включается автоматически, если костюм остается твердым больше минуты.

– А, понятно. Тогда «е2 – е4».

Мы забросили игру после пятнадцатого хода. Мне плохо удается удерживать в памяти доску с фигурами, а она, хотя и прекрасно с этим справлялась, слишком нервничала, чтобы обдумывать ходы. Я тоже начал волноваться. Если вход заблокировало так, как мне представлялось, то нас должны были откопать в течение часа. В свое время я тренировался отсчитывать время в темноте и прикинул, что после толчка прошло уже часа два. Должно быть, оползень оказался больше, чем я думал. Спасателям может потребоваться целый день, чтобы добраться до нас.

– Когда ты меня прижал, я очень удивилась, что смогла к тебе прикоснуться. К коже, а не к костюму.

– Кажется, я даже почувствовал, как ты вздрогнула. Дело в том, что костюмы взаимно проницаемы. Когда ты ко мне прикоснулась, у нас был один костюм на двоих. Иногда это очень удобно.

Мы лежали на озерке ртути, обняв друг друга. Так нам было спокойнее.

– Ты хочешь сказать… а, поняла. можно заниматься любовью, не снимая костюма. Ты про это говорил?

– Тебе не помешало бы испробовать это, лежа на ртути. Лучше не придумаешь.

– А мы уже лежим на ртути.

– Сейчас не до любви. Мы перегреемся. А резерв кислорода может пригодиться.

Она лежала спокойно, но ее руки за моей спиной напряглись.

– Мы сильно влипли, Тимоти?

– Нет, но, может быть, придется очень долго ждать. Пить ты наверняка захочешь. Сможешь продержаться?

– Жаль, что мы не можем заняться любовью. Я бы отвлеклась.

– Ты сможешь продержаться?

– Смогу.

– Тимоти, я недозаправила баллон перед уходом. Это ничего?

Кажется, я не напрягся, но она меня здорово напугала. Я задумался, но поначалу не понял, насколько это серьезно. По дороге к дому она использовала максимум часовой запас кислорода, даже если учесть его повышенный расход на охлаждение. Внезапно я вспомнил, какой прохладной была ее кожа, когда я ее обнял.

– Джубилант, кода мы вышли из дома, у тебя было включено максимальное охлаждение?

– Нет, но я включила его по д

...

конец ознакомительного фрагмента