Текст книги "Так убивать нечестно! Рождественский кинжал (сборник)"

– Все говорят, что ничего не знают. Стивен, если это ваша работа, честнее будет признаться.

– Черт подери, сколько раз мне повторять, что я не трогал вашу книгу? – крикнул он.

– Не надо ругаться, – сдвинула брови Мод. – Когда я была девушкой, джентльмены не употребляли крепких выражений в присутствии дам. Конечно, сейчас все изменилось, и, кажется, далеко не к лучшему. Я уверена, что кто-то нарочно уничтожил мою книгу. А вам, похоже, все равно, – добавила она с негодующим видом. – Я считаю, вы должны выяснить, кто бросил книгу в печь. Для вас это не важно, но я не вижу, чтобы вы хоть как-то продвинулись в расследовании смерти моего деверя. Так почему бы вам не разобраться хотя бы с этим?

– Боже мой, тетя, неужели вы думаете, что Скотленд-Ярд станет заниматься вашей жалкой книжонкой! – воскликнула Пола. – Все уже слышать о ней не могут!

– А я, – резко возразила Мод, – больше не могу слышать об убийстве Натаниэля и его завещании!

– В таком случае, – ввернул Стивен, – вам вряд ли будет интересно мнение Блиса.

– Верно, оно меня не интересует, – кивнула Мод. – Мне не нужно большое состояние, и я больше не хочу жить в этом доме. Я закажу в городе еще один экземпляр «Жизни австрийской императрицы», прочту его до конца и верну в библиотеку вместо этого.

Спускавшийся с лестницы Джозеф услышал ее последние слова и воздел руки к небу.

– Душенька моя, может, хватит говорить об этой книге? Мне казалось, все о ней уже забыли!

– Наверное, ты о ней забыл, но это не твоя книга. Я хочу знать, чем она закончится.

– Ах, сокровище мое, конечно, так и будет, – заверил ее Джозеф. – Как только расследование завершится, я куплю тебе новую книгу, обещаю!

– Спасибо, но лучше я сделаю это сама, чтобы не ждать так долго, – ответила Мод и вышла из комнаты.

Хемингуэй надел свою шляпу. Джозеф воскликнул:

– Инспектор, уже уходите? Видимо, не следует спрашивать, есть ли новости? Уверен, вы не станете томить нас неизвестностью, как только сможете что-нибудь сообщить!

– Разумеется, сэр. Кстати, примите мои поздравления.

Тот поморщился.

– Прошу вас, не надо, инспектор! Я этого не хотел. Но может, все еще уладится.

– Да, сэр. Сожалею о том, что случилось с книгой миссис Джерард. По-моему, она считает, что я должен наказать виновных.

Джозеф устало улыбнулся.

– Думаю, мы уже достаточно наслушались про книгу. К сожалению, у моей жены есть привычка подробно рассказывать о том, что она читает. Чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше. Скоро она о ней забудет.

– Повторяю в последний раз, – с угрозой произнес Стивен. – Я ее не трогал.

– Вот и прекрасно, старина, не волнуйся, – успокоил Джозеф.

Инспектор и сержант Уэр покинули особняк. На обратном пути Хемингуэй всю дорогу молчал, и сержант, поглядывая на него, видел, как он хмурится. Во время обеда в «Синей собаке» он не выдержал и спросил, что инспектор думает о результатах утренней работы.

– У меня появились странные мысли об этом деле, – пробормотал Хемингуэй, ковыряясь в стилтонском сыре. – Очень странные. Я не удивлюсь, если скоро что-то начнет проясняться.

– Я тут как раз размышлял над вашими словами, – задумчиво протянул сержант.

– Молодец. Побольше думай о том, что я тебе говорю, и станешь инспектором, – пообещал Хемингуэй. – Так что я тебе сказал?

– Вы сказали, что когда дело окончательно запуталось и выглядит совершенно безнадежным, это означает, что скоро произойдет прорыв.

– Что ж, мысль верная, поскольку чаще всего так и бывает. Но я не вижу, какой тебе смысл запоминать такие вещи, – строго возразил Хемингуэй.

– По-вашему, дело достаточно запуталось, сэр?

– Да, – кивнул инспектор.

– И вы начали что-то понимать?

– Я почувствовал, что сегодня утром события для кого-то стали развиваться слишком быстро. Не спрашивай, как и почему: это называется интуицией. Собственно, поэтому меня и сделали инспектором.

Сержант вздохнул, терпеливо ожидая продолжения.

– Сегодня утром, когда я, словно бойскаут, исследовал закоулки дома, у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать. – Инспектор поддел на вилку кусочек сыра и поднес ко рту. – Сопоставив одни обстоятельства с другими, смешав их с моими познаниями в психологии и добавив щепотку интуиции, я пришел к выводу, что все это время меня водили за нос. А я очень не люблю, когда меня водят за нос. Больше того, не любит и мое начальство.

Он отправил кусочек сыра в рот и тщательно прожевал.

– Кто водил вас за нос, сэр? – удивился сержант.

Хемингуэй запил сыр глотком пива.

– Добрый дядюшка Джозеф, – ответил он.

Уэр нахмурился.

– Вы хотите сказать, что он морочил вам голову насчет Стивена? Но…

– Нет. Он морочил мне голову насчет самого себя.

– Господи, шеф, вы же не думаете, что преступление совершил он?

Хемингуэй посмотрел на него с жалостью.

– У тебя нет интуиции, – вздохнул он. – Для тебя это слишком сложно, и ты все равно ничего не поймешь. Но ты должен владеть хотя бы элементарной арифметикой.

– Я и владею, – возразил уязвленный Уэр. – Смею заверить, сэр, что я, как и всякий другой, могу сложить два и два и получить четыре. А вот пять я получить не могу. Для меня это действительно слишком сложно.

– Ну еще бы, – благодушно отозвался инспектор. – Тут нужно иметь интуицию. А у тебя ее нет.

– Зато я знаю, что это такое. – Сержант позволил себе каплю иронии. – Это, как вы сказали, когда начинает что-то проясняться.

– Когда-нибудь чаша моего терпения переполнится, – произнес Хемингуэй. – И вероятно, тебя понизят в звании.

– Но Джозеф не мог совершить это убийство! – воскликнул Уэр.

– Никто из них не мог этого сделать, если уж на то пошло.

– Да, но он один из немногих, у кого есть алиби на промежуток времени между той минутой, когда Джерард поднялся наверх, и тем моментом, когда его нашли мертвым!

– Теперь, когда ты это говоришь, я удивляюсь, почему я не заподозрил его с самого начала.

Сержант почти в отчаянии крикнул:

– Он говорил с мисс Клэр через дверь в ванной! Вы же не думаете, что она была с ним в сговоре?

– Нет. Я просто хотел сказать, что когда из множества подозреваемых только у одного хватает ума обеспечить себе алиби, за таким человеком нужно хорошо присматривать. Если я этого не сделал, то лишь потому, что ты меня постоянно отвлекал.

Сержант проглотил комок в горле.

– Ну да, конечно, – с горечью промолвил он.

– Вот и отлично, – кивнул Хемингуэй. – А теперь пораскинь мозгами. В этом деле, куда ни посмотришь, всегда виноват Джозеф. Неужели не ясно? Возьми хоть праздник! Чья это была идея? Расспроси людей в Лексэме, все скажут одно и то же: Джозефа. Я не был знаком с Натаниэлем, но достаточно о нем наслышан и уверен, что он не относился к людям, которые любят праздничные застолья. Нет, это наш добрый дядюшка Джозеф решил, что будет здорово устроить настоящее английское Рождество, такое радостное и веселое, когда все забывают про старые обиды, а потом живут счастливо. Стивен был не в ладах с Натаниэлем из-за своей девчонки. Пола мотала ему нервы, выпрашивая деньги для Ройдона. Моттисфонт раздражал его, проворачивая незаконные сделки и торгуя оружием с Китаем. И вот Джозефу приходит в голову блестящая идея собрать в Лексэме всех троих, да еще с теми самыми персонами, из-за которых и разгорелся весь сыр-бор. Ты скажешь, что он хотел добра, но ему не хватало такта? Ради Бога. Но на твоем месте я бы лучше пошире раскрыл глаза и поразмыслил, не мог ли он пригласить их для того, чтобы перессорить друг с другом и устроить себе хорошее прикрытие.

– Но, сэр, он всего лишь старый глупый пень! – запротестовал сержант. – Я таких часто встречал!

– Или он хотел, чтобы ты так думал, – возразил инспектор. – Не забывай: он актер. Я в этом немного разбираюсь. Вернее, я разбираюсь в этом очень хорошо. Джозеф может сколько угодно твердить, что играл Гамлета, Отелло и Ромео: я ему не верю и никогда не поверю. Ему на роду написаны характерные роли. Он был старым бедняком отцом, которого выгоняют за неуплату из дома, скажем, в «Порочном бароне» и «Что случилось с девушками»; он играл в десятках комедий дворецких и лакеев; он был Первым могильщиком в «Гамлете»; он…

– Да-да, я понял, – поспешно согласился Уэр.

– Но, если я не ошибаюсь, – невозмутимо продолжил Хемингуэй, – его самой успешной ролью стал добрый дядюшка из мелодрамы «Рождество в Лексэме, или Кто убил Натаниэля Джерарда?». Должен признать, тут он сыграл просто блестяще.

– Откуда вы все это взяли, сэр? Если бы он уговорил брата оставить ему свое состояние, у нас имелись бы основания подозревать его. Но все вышло наоборот: Джозеф убедил его передать наследство Стивену.

– Потому что он гораздо умнее тебя, мой бедный друг. Джозеф получил юридическое образование, но упустил одну маленькую деталь: завещание должно быть подписано при свидетелях. Казалось бы, не обязательно хорошо разбираться в законах, чтобы понимать такую простую деталь. Ты слышал, как мисс Джерард говорила, что он забыл включить в документ какой-то пункт? Речь идет о «заверяющем разделе». При его отсутствии свидетели должны под клятвой подтвердить, что Натаниэль подписал бумаги в их присутствии, иначе завещание будет недействительно. Так что, даже если бы Стивена не посадили, у Джозефа оставалась в рукаве козырная карта. В нужное время, когда дело было бы так или иначе улажено, вдруг бы выяснилось, что завещание не имеет силы.

– Да, но дело еще не улажено, – возразил сержант. – А правда уже вышла наружу.

– Верно, – согласился Хемингуэй. – Я уже говорил, что сегодня утром события для кого-то начали развиваться слишком быстро. Наш добрый дядя Джозеф не принял во внимание Его Величество Всезнайку. По каким-то причинам, которых я пока еще не выяснил, в доме зашла речь о подтверждении завещания, и Старри проболтался. Вряд ли это обрадовало Джозефа. Он бы предпочел, чтобы дворецкий дождался своей очереди.

Сержант почесал голову.

– Версия звучит убедительно, но мне кажется, все это слишком хитро для такого простака, как Джозеф Джерард.

– Потому что ты до сих пор считаешь его плохим актером с добрейшим сердцем. А в действительности он хороший актер, и совсем без сердца. Вспомни все, что слышали об этой рождественской вечеринке. Ты же сам опрашивал слуг!

– Боюсь, я мало что извлек из их показаний.

– Я тоже мало что извлек из того, что они пытались мне сказать. Зато очень много – из тех мелочей, которым они сами не придавали значения. Как насчет того, что Джозеф развешивал по дому всякую мишуру, пока не наступил удобный момент для убийства?

– А что тут такого?

– Все сходится, – произнес Хемингуэй. – Добрый дядюшка Джозеф из кожи вон лез, пытаясь развлечь и развеселить гостей, которые нуждались в этом не больше, чем сам Натаниэль. Добрый дядюшка Джозеф, если уж на то пошло, ухитрился довести своего брата до белого каления. Он играл у него на нервах, причем мастерски. Упорно делал все, что не выносил Натаниэль, начиная с украшения дома и кончая хлопаньем по больной спине.

– Да, потому что он растяпа и вечно все делает не так, – вставил сержант.

– Именно такого впечатления он и добивался, – подтвердил Хемингуэй. – Подожди, я тебе покажу, что бестактность нашего добряка играет ключевую роль в данном деле. Если собрать вместе все фрагменты мозаики, то что мы увидим?

– Джозеф хотел всех примирить.

– Нет! Он раздувал пламя. Если человек хочет мира, то не приглашает компанию абсолютно несовместимых людей в гости к старому брюзге, который точит зуб на каждого из них.

– Но они утверждают, что он пытался все уладить!

– Да, и делал это так, что каждому хотелось схватиться за топор, – усмехнулся Хемингуэй. – Да что там – у меня самого чуть не сдали нервы. Создав в доме взвинченную атмосферу, когда могло произойти все, что угодно, Джозеф выкинул еще один трюк мнимого миротворца: шепнул блондинке Стивена, будто тот должен унаследовать состояние дяди. Якобы для того, чтобы она его приструнила. С твоей точки зрения, это еще одно доброе дело; с моей – гвоздь в крышку гроба Стивена. На свете нет таких идиотов, которые верят, что девушка может хранить доверенные ей тайны. В действительности он хотел внушить нам мысль, что у Стивена был мотив для убийства.

– Простите, сэр, но это уж слишком! – не выдержал сержант. – Уж если я в чем уверен, так это в том, что он обожает своего племянника. Помните, как Джозеф уверял нас, будто убийство совершил человек со стороны? Как твердил, что его брат сам взял портсигар Стивена и отнес к себе в спальню?

– Помню, – мрачно подтвердил инспектор. – Два глупейших объяснения, которым не поверил бы даже ребенок.

– Но вы не можете отрицать сам факт, что он выгораживал Стивена!

– Конечно, не могу, – согласился Хемингуэй. – Потому что данный факт настойчиво совали мне под нос. Единственное, чего я не заметил, так это хоть сколько-нибудь разумной причины для столь откровенной симпатии. После приезда в дом я часто видел дядю и племянника вместе, и Стивен каждый раз обращался с ним грубо. Молодого человека тошнило от одного вида Джозефа, и он даже не пытался это скрыть. Мне не раз доводилось сталкиваться с грубостью среди родных, но такого поведения, как у Стивена, я еще не встречал. Однако Джозефу все как с гуся вода: ни малейшего смущения, никаких обид; он продолжает преданно любить дражайшего племянника.

– Вот именно! В конце концов, он его племянник! Вероятно, он знал его еще ребенком, когда…

– Чепуха! – отрезал Хемингуэй. – Когда Стивен был ребенком, Джозеф странствовал по свету, мастерски изображая хозяина «Гартер инн», столяра Снага, возможно, даже Первого гражданина, не говоря уже о Прорицателе и деревенщине Уильяме[13]13
   Персонажи драм У. Шекспира «Виндзорские насмешницы», «Сон в летнюю ночь», «Кориолан», «Антоний и Клеопатра» и «Как вам это понравится».


[Закрыть]. Он блуждал за две тысячи миль от своей страны. О племяннике Джозеф знал в лучшем случае лишь то, что он существует на свете. И так было до тех пор, пока пару лет назад он не поселился в Лексэме. Не надо убеждать меня, будто они сразу почувствовали друг в друге родственные души. Любой слуга подтвердит, что Стивен почти не обращал внимания на доброго дядюшку Джозефа. Не считая тех моментов, когда говорил ему гадости. И после этого я должен верить, что дядя от него без ума? По-моему, здесь Джозеф явно переиграл. Абсолютно неестественно любить молодого грубияна, который постоянно оскорбляет тебя на каждом шагу. На самом деле в этом пункте прекрасно разработанный план Джозефа сильно хромал. Стивен в него плохо вписывался. Однако ему удалось убедить наивных простаков вроде тебя, что он ангел и чистая душа. Проблема в том, что я не простак и не верю в ангелов, которые ведут себя как Джозеф – все время стоя на подмостках и расшаркиваясь перед публикой в ожидании аплодисментов.

– Если все так подать… – начал сержант.

– Помалкивай и слушай дальше. Я уверен. Джозеф с самого начала хотел свалить убийство на Стивена, но на всякий случай позаботился о том, чтобы завещание его брата не было признано судом, а также постарался подкинуть нам еще пару удобных подозреваемых, чтобы мы могли ими заняться, если дело со Стивеном не выгорит. Вот почему мы имеем теперь дело с мисс Джерард и ее несчастным драматургом, не говоря уже про контрабандиста Моттисфонта. Думаю, я не сильно ошибусь, предположив, что Джозеф нарочно спровоцировал Ройдона на чтение пьесы, зная, как это разозлит Натаниэля.

– У вас нет для этого оснований, сэр! – запротестовал сержант.

– Нет, есть: он не остановил Ройдона! Хотя наверняка мог бы это сделать, если бы захотел. Но пьесу прочитали, и разразилась буря. Натаниэлю мало было ссоры с Моттисфонтом: он сцепился с мисс Джерард, а потом накинулся и на Стивена. В результате добрый дядюшка Джозеф отлично подготовил почву; после этого ему оставалось лишь зарезать Натаниэля и спокойно смотреть, как мы делаем из себя посмешище.

– Да, но мы не знаем, как он зарезал Натаниэля! – напомнил сержант.

– Согласен, но об этом мы поговорим позднее. Надо признать, проделал он все это мастерски, потому что я до последнего момента ничего не замечал. Джозеф удачно выбрал время, когда все переодевались к ужину и не могли обеспечить себе алиби; зато он позаботился о своем, постоянно беседуя с единственным человеком, которого у нас не было оснований подозревать.

– Похоже, все дело в той двери, – задумчиво пробормотал сержант.

– В какой двери?

– Между его комнатой и ванной мисс Клэр.

– Считаешь, это была аудиозапись? Возможно, но маловероятно. К тому же в доме нет ни одного проигрывателя.

– Но если Джозеф постоянно находился в своей комнате, как он мог это сделать?

– Не важно как. К твоему вопросу мы еще вернемся. А сейчас я хочу проследить все его действия после убийства. Прежде всего он устроил так, чтобы Стивен оказался среди тех, кто обнаружил труп. Это позволило ему внушить нам мысль, будто Стивен и глазом не моргнул при виде мертвеца.

– Он так вам сказал?

– Разумеется, не прямо. Он заявил, что его дорогой племянник не любит показывать свои чувства, однако намекнул, что Стивен совершенно бессердечен. Но тут вышла неувязка. Я неплохо разбираюсь в людях – лучше, чем думает Джозеф, – и успел заметить, что Стивен действительно любил своего дядю и был расстроен его смертью гораздо больше, чем старался показать. Хотя, конечно, Джозеф привел Стивена в спальню Натаниэля не только для этого. Пока он изображал скорбящего над телом брата, Стивен, как и любой бы на его месте, проверил окна и дверь ванной. Теоретически это давало ему возможность замаскировать следы взлома. Дядюшке Джозефу оставалось лишь выразить уверенность, что окна были закрыты. Когда я спросил, видел ли он сам, он ответил: нет, зато видел его племянник, а это, мол, одно и то же. Джозеф прекрасно знал, что это не одно и то же, но убеждал нас, что добрый и наивный дядюшка не сомневается в своем племяннике. О, поверь, он настоящий мастер!

– Звучит просто чудовищно, – покачал головой сержант.

– Надеюсь, ты не считаешь, что человек, зарезавший собственного брата, ангелочек с крыльями?

– Все равно, сэр, одно не вяжется с другим. Могу поклясться, что Джозеф изо всех сил старался отвести подозрения от Стивена! Он из кожи вон лез, доказывая, что грубость племянника ничего не значит, и пытался оправдать его.

– Ну еще бы! Это была его роль, и роль отлично сыгранная. Скажи, ему удалось убедить тебя, что Стивен невиновен?

– Нет, сэр.

– В том-то и дело, – кивнул Хемингуэй. – Он выбирал самые нелепые и смехотворные аргументы, которые только усиливали наши подозрения. В этом и заключался его план. Все самые опасные для Стивена факты я узнал либо напрямую от его дяди – благодаря его якобы невинной болтовне, – либо с его помощью, например, когда он намекнул мисс Дин, что Стивен стал наследником. Джозеф даже постарался донести то же самое до Моттисфонта, не сомневаясь, что тот сразу об этом проболтается, испугавшись за собственную шкуру.

– Но у нас нет против него ни одной улики.

– Правильно. Я же говорил, мы имеем дело с мастером.

– А как же завещание? Если Джозеф действительно так умен, он наверняка знал, что, как только завещание признают недействительным, наследство поделят между родственниками.

– Ты просто генератор блестящих идей, – усмехнулся инспектор. – По-твоему, восемьдесят тысяч фунтов – не достаточно жирный кусок? Дядя Джозеф наверняка считал иначе. Вспомни, он два года жил за счет своего брата, значит, у него за душой нет ни пенни. Для него восемьдесят тысяч фунтов – такая же веская причина для убийства, как и сто шестьдесят.

– Даже не знаю… Мне казалось, он в любом случае постарается прикарманить все наследство.

– Если бы он позарился на все наследство, а не на половину, то сразу вызвал бы подозрения. Уверен, ему бы такое и в голову не пришло. Он хитрый.

Сержант смотрел на начальника немигающим взглядом, пытаясь осмыслить его слова. После долгого молчания он пробормотал:

– Должен признать, все это звучит правдоподобно, сэр. Удивляюсь, как вам удалось его вычислить.

– Интуиция, – холодно объяснил Хемингуэй.

– Ладно, пусть интуиция. Честно говоря, я и сам не думал, что убийцей может быть мисс Джерард, Ройдон или Моттисфонт. Только я хочу еще раз напомнить, что против Джозефа нет ни одной серьезной улики, потому что мы не знаем, как он совершил преступление и когда.

– Скоро выясним, – заверил инспектор.

– Надеюсь, вы правы, сэр, хотя следствие идет уже два дня, а мы топчемся на одном месте. За какую ниточку ни потянешь, все рвутся. Дверной ключ никто не трогал, лестницу пришлось исключить, и в комнате нет потайных ходов. Не представляю, как нам удастся продвинуться хоть на шаг вперед.

– Ты прав, и все-таки я не удивлюсь, если окажется, что разгадка с самого начала была у нас под носом. Какая-нибудь простая деталь, настолько очевидная, что ее мог бы заметить даже ребенок. В жизни такое случается сплошь и рядом.

– Если она и правда так проста, то чудо, что вы ее не заметили, – скептически произнес Уэр.

– Наверное, для меня она слишком проста, – объяснил Хемингуэй. – Я надеялся, что ты ее заметишь.

Сержант пропустил эту шпильку мимо ушей.

– Если бы у нас были хотя бы отпечатки пальцев! – воскликнул он. – Но он все так хорошо подчистил, что рассчитывать не на что. Я надеялся, нам повезет с кинжалом, но его рукоять чиста как стеклышко. Ясно, что второй кинжал вообще не трогали, как и ножны первого. Вы же видели, как легко выходит из них клинок? Я без труда вытащил его за рукоять, не касаясь ножен. Мне даже не пришлось использовать левую руку, хватило одной правой. Наверняка и он сделал то же самое.

– Минутку! – Хемингуэй нахмурил брови. – Кажется, ты попал в точку.

– Вы о чем, сэр?

– О твоей левой руке. Помнишь, что ты сделал левой рукой, когда встал на стул и потянулся за кинжалом?

– Ничего не сделал, только… – Сержант замер с открытым ртом. – Господи Иисусе!

– Когда ты протянул правую руку, чтобы снять нож, то оперся левой на стену. Десять против одного, что добрый дядюшка Джозеф сделал то же самое, сам того не заметив! Идем, надо срочно вызвать криминалистов!

Сержант вскочил с места, но остановился, осененный новой мыслью.

– Подождите, сэр! Тут что-то не вяжется. Мне пришлось далеко тянуться, чтобы добраться до ножа. Джозеф не смог бы этого сделать, даже встав на стул.

– Значит, он не вставал на стул! – раздраженно бросил Хемингуэй. – Любишь ты ставить палки в колеса!

– Тогда как же он снял кинжал?

По лицу инспектора было видно, что он напряженно ищет ответ. И снова ему на помощь пришла его безупречная память.

– Рождественская мишура! Стремянка! – воскликнул он. – Та самая, на которую Натаниэль наткнулся на лестнице. Идем!