Текст книги "Донни Браско: моя тайная жизнь в мафии. Правдивая история агента ФБР Джозефа Пистоне"

Чисто физически я порой ощущал себя вымотанным. Но происходящее держало меня в тонусе. Я был доволен своими результатами.

На протяжении всей операции мне приходилось держать в голове уйму информации. Хранить записи в квартире было небезопасно, поэтому все данные я запоминал, а не записывал. Любой разговор о темных делишках, удачные и неудачные вылазки, партии краденого товара, новые соучастники, точные суммы – я пытался впитать буквально все, ведь на точность и достоверность моих воспоминаний впоследствии будут полагаться федеральные прокуроры.

Залогом моего успеха была сосредоточенность. А еще – пара мнемонических трюков: например, когда запоминаешь номера машин или серийники на оружии через комбинации из трех чисел. Сложнее было вот с чем: будучи подготовленным федеральным агентом, я привык задавать много вопросов, а во внедрении подобная тактика была крайне нежелательна. Большинство деталей, которые приходилось запоминать, были подслушаны мной случайно, поэтому я не имел возможности переспросить или уточнить. Когда мимо меня таскали очередной товар, никто не понял бы, если бы я попытался разглядеть его получше, расспросить о его происхождении или предназначении. Оставалось надеяться, что такая информация всплывет сама в разговорах. Я просто наблюдал и не проявлял излишнее любопытство.

Постоянно подслушивать тоже было непросто. Парни в основном несли всякую чушь про обычную бытовуху: кто где постригся, кто почем взял ботинки «Бэлли», как сыграли «Метс» или «Джайентс»[15]15
  Giants – профессиональный бейсбольный клуб из Сан-Франциско, Mets – из Нью-Йорка. – Примеч. ред.


[Закрыть], что творится в китайских или пуэрториканских кварталах, почему «кадиллак» лучше «линкольна», когда мы уже разбомбим Иран или сожжем всех насильников (каждый из шайки был готов лично посадить ублюдков на электрический стул и дернуть рубильник). Большинство из них выросли в одном квартале с им подобными и едва ли знали таблицу умножения до конца.

Но в своих уличных делах они разбирались прекрасно, поэтому любой разговор так или иначе сводился к их «бизнесу». Бизнесом они считали кражи, заказные убийства и всякие внутренние разборки в мафии – кто кого подсидел, кто за кем стоит. Они могли обсуждать самые дешевые стейки в Нью-Йорке – и буквально через запятую упомянуть заказное убийство, чье-то посвящение в мафию или очередного продажного политика. Интересующие меня подробности вплетались в диалоги часто и непредсказуемо, одна за другой. Пропускать их я не хотел, поэтому приходилось всегда оставаться начеку. Я же не мог влезть в разговор и спросить: «Так от какого, говоришь, шефа полиции можно откупиться?»

Более того, мне пришлось перенять стиль общения уголовников, чтобы не сильно выделяться. Я научился перепрыгивать с темы на тему и с напускным безразличием отходить куда-нибудь подальше от собеседников как раз в тот самый момент, когда разговор заходил о каких-нибудь нелегальных делах, которыми могли бы заинтересоваться копы. Расчет был на то, что парни снова коснутся нужной темы, а если не сработает, то я сам выведу их на разговор позже. У меня было время для розыгрыша таких гамбитов[16]16
  Гамбит (от итал. dare il gambetto – поставить подножку) – в шахматах и шашках: общее название дебютов, в которых одна из сторон (в большинстве случаев белые) в интересах быстрейшего развития или просто для обострения игры жертвует фигуры. – Примеч. ред.


[Закрыть] на долгосрочную перспективу.

Все факты, имена, лица и цифры я держал в голове до очередной встречи со связным агентом.

Вот поэтому я не мог перестроиться и уделить должное внимание своей семье на наших редких совместных посиделках раз в две-три недели. Мои близкие не понимали, чем я занимаюсь, а я не имел права им рассказывать.

Однажды, жарким августовским днем, я столкнулся в лавке с парнями, которые возвращались с какого-то дела, – Джилли, Гвидо, Пэтси, Фрэнки и двумя незнакомыми ребятами. Одного звали Сонни. Джилли был зол как черт, я никогда не видел его таким.

– Взяли особняк в Бейонне утром, – начал он. – Хозяин – солидный дядя [я так и не понял, что он имеет в виду: статус или комплекцию], я уж думал, что придется пристрелить этого уебана. Никак не хотел сейф открывать! Я наставил на него пушку и сказал, чтобы открывал без фокусов. Чуть не замочил его, но он послушался. Мы запаковали его вместе с бабой в браслеты и заклеили им рты.

Джилли всего трясло, и я не понимал, в чем дело, ведь ему такие ситуации были не впервой.

В подсобке на столе лежал черный раскрытый дипломат. Краем глаза я разглядел всякую ювелирку – кольца, серьги, цепочки – вперемешку с облигациями, прозрачными пакетиками коллекционных монет, кучей фотографий какого-то голого мужика. Рядом валялся мужской парик.

Помимо этого, в дипломате виднелись несколько пар наручников, которые продаются в магазинах полицейских товаров, несколько жетонов Полицейского управления Нью-Йорка (очевидно, украденных) и четыре пистолета.

– Мы прикинулись копами, чтобы зайти, – пояснил Пэтси. – Расскажи ему про священника!

Сонни подхватил:

– Сижу я, значит, напротив дома в тачке, мотор не глушу. Рядом какая-то церковь. Жду парней, и тут ко мне подваливает святоша. Поговорить ему захотелось! Начинает что-то втирать про погоду и прочую хрень. Как мне от него отделаться? Парни могут в любой момент выйти, а этот мне про птичек и голубое небо втирает. Ну не валить же его. И отъехать не могу! Короче, когда он в итоге отстал, парни уже из дома выходили.

Джилли протянул мне небольшую охапку вещей:

– Избавься от этого барахла, окей? Выкинь на свалку в Манхэттене, когда поедешь туда.

Они не хотели, чтобы в Бруклине всплыла ненужная добыча: розовый кошелек, комплект из брошки и сережек, фотки с голым мужиком и паспорт гражданина США.

Что меня интересовало, так это украденные стволы. Через них мы могли бы отследить владельцев и притянуть банду Джилли к ответу. К тому же очень не хотелось, чтобы стволы пошли гулять дальше по рукам.

– Если хочешь сплавить и пушки, могу свести с корешем, которому я обычно их толкаю. Может, он и эти возьмет, – предложил я.

– Ну, если он заплатит по триста за каждый…

– Попробую договориться.

Он отдал мне стволы: «Смит и Вессон» 45-го калибра, «Смит и Вессон» 357-го калибра («Магнум»), револьвер «Ром» 38-го, «Ругер» 22-го. У предыдущего владельца явно имелись проблемы с законом. На двух стволах были спилены серийники. Джилли – не первый, кто их украл. Но отсутствие серийников нас не напрягало. В большинстве случаев воры недостаточно глубоко стирали штамповку, и наши умельцы в лаборатории спокойно могли восстановить номера при помощи кислоты.

На следующий день я положил стволы в картонный пакет и отправился в Центральный парк на 19-й стрит. Там меня уже ждал связной агент Стив Берси, которому я и передал пакет. Мы решили дать Джилли 800 баксов за все стволы. Полная сумма ему в любом случае не светила: мы не могли швыряться государственными средствами, да и не сильно-то хотели. Кроме того, парням типа Джилли важно время от времени показывать, что ты не лох, который потакает каждому указанию.

На следующий день я вернулся в клуб и сообщил, что выручил 800 баксов за стволы.

– Маловато будет. Ты обещал тонну двести, – встрял Пэтси.

– Я обещал постараться. Но парень дал только восемь сотен.

– Хреново.

В иной ситуации я бы просто согласился и отдал товар обратно. Но тут на кону были стволы, которые я не собирался возвращать.

– Короче, либо забирайте стволы, либо берите уже бабки. Вот ваши восемь сотен. – Я швырнул деньги на стол, чтобы зеленый цвет разбудил в парнях жадность. Они начали пререкаться между собой.

– Мои кореша дали бы больше, – начал Пэтси.

– Ну так забирай нахуй эти стволы и тащи к своим корешам. Уж конечно, они-то дадут тебе больше, чем по две сотни за краденый зарегистрированный ствол со спиленным серийником. Думаешь, я не выжал из своего торговца максимум? Вот мои восемь сотен, а я заберу бабки у него, если хотите.

– Ладно, идет, – согласился Джилли. Он сгреб купюры, протянул по сотне Гвидо, Фрэнки и Пэтси, а затем выдал мне сотку за посредничество.

Я отдал свою сотку агенту Берси. Так что ФБР купило стволы еще на сто баксов дешевле.

Гвидо постоянно ворчал про новых посвященных в семью Коломбо, в особенности про Элли Сынка Персико и Джерри Лэнга. Элли Сынок, или Младший, – это Альфонс Персико, сын Кармина «Змея» Персико, босса семьи Коломбо. Джерри Лэнг – Дженнаро Лангелла, который через несколько лет станет подручным семьи Коломбо, а потом и боссом, когда Кармин «Змей» уедет в тюрягу.

– Я вкалываю в два раза больше этих ребят, но посвящают все равно их, – жаловался Гвидо, намекая на свою причастность к разным заказным убийствам, за которые обычно посвящали в семью. – Элли Сынок – молокосос и салага, а не правильный пацан. Какое ему посвящение? Взяли только из-за папаши.

– Ты бы захлопнулся, – встрял Джилли. – В лавке толпа народу, вдруг кто услышит. Нас потом закопают за наезды на сынка главного.

Как-то раз, пока я стоял возле клуба Левши Руджеро на Мэдисон-стрит в Маленькой Италии, ко мне внезапно подошел Тони Мирра и приказал ехать с ним в Бруклин.

У меня аж кишки под горло поджало. Все знали, что я работаю на две семьи, и когда-нибудь моя лафа должна была закончиться. Надо хранить верность кому-то одному, иначе поползут слухи. А тут Мирра, человек Бонанно и законченный отморозок, так удачно приглашает меня в Бруклин, где я обычно зависаю с ребятами Коломбо. Все, приплыли.

В тачке Мирра пояснил, что мы едем на встречу со Змеем.

Я начал судорожно вспоминать свои возможные проколы. Что, если меня опознал тот парень на переговорах, которого я когда-то арестовал? Или выпады Гвидо против Элли Сынка Персико дошли до Змея? От таких мыслей легче не стало. Меня что, будут допрашивать про шайку Джилли? Заставят стучать?

Если Змей узнал про бунтарские настроения, меня заставят сдать того, кто мутит воду. Как быть, если меня начнут прессовать? Что, если это проверка?

Когда мы добрались до Бруклинского моста, я уже пребывал в полной панике, пытаясь определить свои шансы на спасение. Сдавать я никого не собирался, решено. В противном случае придется сворачивать операцию, ведь я потеряю всякое уважение. Значит, придется терпеть, если начнут прессовать. Если пройду и эту проверку, окончательно укреплю свою репутацию.

Конечно, если у них нет цели меня расколоть. Тогда меня просто завалят. Завалят прямо здесь, в тачке, и сбросят в канал Гованус, чтобы я распух в воде до неузнаваемости. И все останется шито-крыто.

Мирра молчал. Мы доехали до пересечения Третьей авеню и Кэрролл-стрит в районе Парк-Слоуп в Бруклине, недалеко от Проспект-парка. Припарковались. Вскоре подъехал Кармин Персико на белом роллс-ройсе с откидным верхом и номерами Нью-Джерси – 444 FLA. Я видел его раньше только на фотках. Лысеющий крепыш средних лет, с длинной шеей, мешками под глазами, мясистым носом и такими же губами. Вместе с парнем, которому было чуть больше двадцати, они вылезли из тачки и завели разговор с Миррой.

Вскоре Мирра вернулся в тачку и объяснил:

– Это Элли, его сын. Он недавно прошел обряд.

Это означало, что Элли Сынок стал посвященным. Я промолчал.

– Официально семьей Бонанно рулит Томми Лабелла. Но все знают, что он старый и больной. Настоящий босс – Змей. Я с ним перетер за бизнес, будем давать денежки в долг под проценты.

Оказалось, Бонанно и Коломбо занимаются обычным ростовщичеством и не более. Я так накрутил себя, что даже ощутил легкое расстройство от полученной информации. Учитывая возможные варианты развития событий – этот был не самым худшим.

С этими парнями расслабляться нельзя: никогда не знаешь, где пронесет, а где придется напрячься по полной.

Меня начинала беспокоить сложившаяся ситуация. Шайка Джилли оказалась тупиком. Начальство рассчитывало, что помимо прямых улик я буду собирать разную полезную информацию, которую удастся использовать в смежных расследованиях. Но улика улике рознь, и с ходу сложно разобраться, какая информация имеет отношение к делу, а какая нет. Хочется запомнить все и сразу, но это невозможно. Приходится делать сложный выбор, полагаясь исключительно на опыт, интуицию и удачу.

К июлю 1977 года мы уже собрали достаточно данных по угонам, грабежам и налетам, которыми промышляла банда Джилли. Улик хватало, чтобы закрыть всех и сразу. Но я не торопился. Барыги из Бруклина отошли на второй план, пока я налаживал контакты с Миррой, Руджеро и остальными мафиози из Маленькой Италии.

Примерно тогда я и подумал: а что, если мы забудем о барыгах и влезем прямиком в мафию?

Я обсудил эту мысль по телефону со своим начальником Гаем Беррадой. Мысль понравилась нам обоим. Мы даже рискнули и встретились лично за ужином в ресторане «Кокейд Клэмс» на Третьей авеню, возле моего дома.

Мы пересмотрели цели операции. И чем больше мы думали об этом, тем больше нам становилось ясно, что через сбытчиков мафию не достать. А вот если сойтись с нужными правильными парнями, используя их четкую иерархию, то, может быть, я смогу проникнуть в самое логово врага через них.

Такой шаг подразумевал, что Бюро придется бросить на операцию новые ресурсы и пойти на новые риски. На тот момент еще ни один федеральный агент не внедрялся в мафиозные структуры.

В итоге было решено, что риск стоит того. По новому плану я должен был отойти от дел в Бруклине и «пойти на повышение», затесавшись в ряды мафиози в Маленькой Италии.

Мне предстояло действовать, как и прежде: в одиночку, без предварительной разведки. Маленькая Италия неспроста называлась маленькой, это был отдельный мир. Туда не заедешь просто так на тонированном микроавтобусе. Скрытые микрофоны или диктофоны тоже отпадали – чужаков запросто могли обыскать. У федералов имелись и осведомители в Маленькой Италии, но мы решили, что я останусь для них инкогнито, как и они для меня. В противном случае пришлось бы играть опасный спектакль «ты меня не знаешь – я тебя не знаю».

План вступил в силу, но я не мог просто так взять и бросить бруклинских ребят. Они были нужны мне в качестве убедительного прошлого, для легенды. Рано или поздно центровые мафиози решат меня «пробить», и будет странно, если бруклинские расскажут, что в один прекрасный день я испарился. Надо было выходить плавно.

Я проводил все больше времени с Миррой и Руджеро и все меньше – с бандой Джилли. Постепенно мы пришли к тому, что я просто изредка звонил Джилли и справлялся, как у них дела. К августу я уже перебрался в Маленькую Италию.

Джилли оказался надежным типом. Федералы часто посещали бандитов наподобие его, показать фотки всех, кто у них на карандаше, задать неудобные вопросы и всячески намекнуть, что они следят за всеми без исключения. Как-то раз с таким визитом пришли и к нему. Агенты показали Джилли несколько фоток, включая мою. Они действительно не знали, кто я такой. По их информации, я был вором-домушником, которого заметили в бруклинской шайке, поэтому Джилли пришлось отвечать.

Но он не выдал меня. Несмотря на то что я уже покинул шайку, Джилли ни слова не сказал про наше знакомство.

Через два года Джилли застрелили. Он подъезжал к своему дому, остановился на светофоре на красный свет, и в этот момент какой-то мотоциклист на ходу всадил в него несколько пуль 38-го калибра. Классическое заказное убийство. По нашим данным, мафиозные деятели думали, что Джилли стукач. Но он им не был.

7
Тони Миарр

В былые времена Джон Эдгар Гувер[17]17
  Джон Эдгар Гувер (англ. John Edgar Hoover; 1895–1972) – американский государственный деятель, занимавший пост директора Федерального бюро расследований на протяжении почти полувека, с 1924 г. до своей смерти в 1972 г. – Примеч. ред.


[Закрыть] не одобрял операции по внедрению, считая, что эта грязная работа может вынудить агентов перейти на другую сторону закона. Но времена изменились. Операции по внедрению стали ключевым инструментом федералов.

Да, осведомители неплохо выручали. Но можно ли полностью полагаться на обычных жуликов, которые обменивают свободу на информацию? Ради сделки со следствием они могут наплести что угодно. А вот федеральный агент во внедрении, который принес присягу и служит закону, вызывает у присяжных гораздо больше доверия. Но это дело рискованное. Можно запачкаться, да и в конце концов – тебя могут убить.

Далеко не каждый агент сможет работать во внедрении. Здесь нужен железный характер: дисциплина, самоконтроль, уверенность. Плюс спокойствие, рассудительность, выдержка. Только такие качества помогут выдержать невероятную психологическую нагрузку и устоять перед всеми ежедневными соблазнами. У агента должен быть прочный внутренний стержень, который не даст сойти с ума, когда приходится скрывать свои истинные мысли от окружающих.

А истинные мысли таковы, что ты агент ФБР при исполнении. Об этом нельзя забывать ни на секунду.

Для внедрения нужны самодостаточные люди, умеющие работать в одиночку. В одиночку – не значит без напарника. Это значит наедине с уголовниками, притворяясь одним из них, не уставая располагать их к себе. Надо смеяться над их шутками. Скрывать свои мысли, эмоции и страхи, ровно так же, как скрываешь свою истинную личность. Изо дня в день. Делиться своими переживаниями нельзя даже с друзьями и членами семьи. Только со связным агентом. Я беседовал со своим связным по телефону пару раз в неделю, по несколько минут. Встречался с ним на несколько минут раз в месяц, и то – чтобы получить очередные деньги на карманные расходы.

Несмотря на то что живешь ты теперь в чужой шкуре, окружающие люди, однако, вызывают у тебя точно такие же чувства, как и в любой другой ситуации. Кто-то оказывается тебе по душе, кто-то тебя бесит. Кого-то бесишь ты, и эти персонажи постоянно выкручивают тебе яйца. Приходится пересиливать свои внутренние ощущения ради дела и дружить даже с теми, кто тебе противен. Только сильный духом сможет проглотить свои обиды и удержать эмоции в узде.

Самые тяжелые решения надо принимать самостоятельно и с ходу: куда копать, как сильно давить, чем рисковать. Надо смириться с тем, что любая ошибка может стать последней, ведь тебя никто не прикроет, даже начальство. Мне, например, не приходилось рассчитывать на руководителей ФБР из Вашингтона.

Надо играть по законам улиц и не давать себя в обиду. Все успешные агенты во внедрении, которых я знаю, выросли на улице и умели за себя постоять задолго до службы в ФБР. Я тоже был из такого теста. На улице сразу видно, чего ты стˆоишь. Мыслить на перспективу и просчитывать шаги. И не стоит полагать, что ты умнее других: всегда найдутся те, кто еще умнее.

Надо усердно работать, проявлять инициативу. В правоохранительных органах сидят люди старой закалки, приученные жить по правилам или уставу. В ФБР нет должности «агент по внедрению». Все начинают обычными агентами, ходят на работу в галстуке. Пришел – отметился – отработал – отметился – ушел.

Через несколько лет обычного агента могут привлечь к операции по внедрению. И тогда никто уже не будет диктовать ему, во сколько начинать рабочий день или какой дресс-код соблюдать. Теперь ему можно одеваться как бандит. Можно ездить на «кадиллаке» или «мерседесе». Вполне возможно, он – даже будучи холостяком – обзаводится отдельной квартирой, в которой может появляться, когда ему вздумается. Ему даже покрывают некоторые расходы.

Эту его жизнь оплачивает ФБР. Она ненастоящая, как в голливудском фильме. А вокруг такие же парни рассекают на «кадиллаках», носят золотые печатки, гуляют с девочками, сорят деньгами – и порой так легко забыть, что ты не один из них! Без характера, силы воли и твердых жизненных принципов можно ненароком заиграться. Самую крупную ошибку агент во внедрении совершает, когда влюбляется в собственный придуманный образ, принимая его за чистую монету и таким образом предавая самого себя.

Я итальянец, вырос в крупном городе, прекрасно знал про мафию. Подростком я играл в карты, в кости, в бильярд, ходил на скачки, тусовался в клубах. Я знал, что мафия контролирует все эти игры и держит все эти клубы. Я знал настоящих мафиози. Я знал, что букмекер на скачках не является посвященным, в отличие от его босса. Я знал, что они – убийцы. Когда люди внезапно исчезали навсегда, я все понимал. Даже будучи подростком.

Я знал повадки мафиози, знал, что у них в голове. Я знал, что можно делать, а чего нельзя. Молчи, когда так надо. Не лезь не в свое дело. Отходи, если разговор тебя не касается, пока тебя не послали прямым текстом. Веди себя правильно в нужных ситуациях – и тебя зауважают. Про тебя скажут «свой парень».

Все эти приемы сильно помогли мне во внедрении.

Учитывая окружение, в котором я вырос, я вполне мог стать «правильным парнем». Кое-кто из моих знакомых пошел по этому пути. Но мои родители придерживались традиционных ценностей: работай честно, соблюдай законы, береги семью. И я перенял эти ценности, в отличие от тех парней.

Я не пытаюсь читать здесь мораль. Просто с самого детства я прекрасно понимал, что такое мафия, и пошел в агенты не для того, чтобы развязать священную войну против преступного мира. Да, это мудачье убивают людей. Обманывают и воруют. Они негодяи, и я не переношу их на дух. Но я никогда не превращал эти мысли в навязчивую проповедь или идею. Я ведь не соцработник – я агент ФБР. Я с одинаковым рвением буду отстаивать права граждан и бороться с террористами, это моя работа.

Если ты нарушаешь закон, я упрячу тебя за решетку. Все просто.

Мафия не состоит целиком и полностью из убийц. Ее основа – это воры. Жадность толкает их вперед, а страх держит в узде. Работая во внедрении, я неоднократно наблюдал, как далеко они позволяли себе зайти в действительности. Но даже самые отчаянные из них все равно боялись своих боссов.

Это был страх перед системой, а не перед конкретными людьми. Четкая иерархичность, строгие правила и наказания за несоблюдение этих правил наводили ужас на любого отморозка. Именно те, кто устанавливал правила, и обладали безграничной силой.

Мафия существует ради делания бабок. Если приносишь в общак, тебе многое простят. Убийство – это всего лишь инструмент, рычаг воздействия, средство устрашения. Старик Карло Гамбино, последний настоящий крестный отец и босс боссов, умер в 1976 году и в последние годы выглядел крайне дряхлым, но ему достаточно было сказать «да» или «нет», кивнуть головой или просто шевельнуть пальцем, чтобы приговорить любого человека во всей организации к смерти. Даже самые непробиваемые мордовороты запросто могли наделать в свои дорогие штаны при виде Гамбино.

В Нью-Йорке обосновались пять самых крупных семей мафии: Гамбино, Луккезе, Дженовезе, Коломбо и Бонанно. Джо Бонанно возглавил свою семью в 1931 году. Его заставили отойти от дел в середине 60-х и отправили лечить старческие болячки в Тусон, Аризона. Когда я попал во внедрение, семьей рулил Кармин Галанте.

Семью Гамбино возглавлял Большой Пол Кастеллано, семью Луккезе – Энтони «Скользкий Тони» Коралло, семью Дженовезе – Энтони «Жирный Тони» Салерно, семью Коломбо – Томми Лабелла. Каждый из них обладал неограниченной властью внутри семьи.

Все боссы входили в так называемую Комиссию, которая разрешала межсемейные споры, принимала чрезвычайные решения и одобряла совместные предприятия. К последним относились разные способы заработка, от производства бетона в Нью-Йорке до отмывания доходов казино в Лас-Вегасе. Чрезвычайным решением обычно приговаривали к смерти босса той или иной семьи. Для этого было необходимо получить одобрение либо от самой его семьи, либо от других боссов.

В семьях было несколько уровней подчинения, и каждый вышестоящий член семьи требовал к себе беспрекословного уважения от нижестоящих. У каждого босса был заместитель; был также советник (консильери), который занимался урегулированием споров и помогал боссу принимать решения; и было множество капитанов. Капитаны управляли солдатами, низшей категорией правильных парней.

А еще была целая тьма соучастников. Они вели дела с посвященными, но не входили в семью. На двести посвященных приходится раз в десять больше соучастников.

Работая в связке с солдатами или капитанами, они подчиняются многим правилам семьи: уважают посвященных, пополняют общак. При этом сама мафия не всегда отвечает им тем же. К соучастникам меньше уважения, за них так не подписываются, как за посвященных.

Я думал, что достаточно знаю про мафию из жизненного опыта и оперативных материалов, но в ходе операции мне пришлось узнать еще больше. На многие вещи я смотрел глазами непосредственного участника, видел всю изнанку. Правоохранительные органы обычно могут доказать в суде гораздо меньше того, что им известно. Я же добывал железные доказательства.

Я уже раскусил кучу парней в семьях Коломбо и Бонанно – кто они, на каком уровне стоят. Я узнал, что многие налеты на грузовики были липовыми, по договоренности с водителями. Узнал, что часть добычи надо отдавать своему непосредственному командиру или вышестоящему. Что нужно отчитываться перед своим капитаном или боссом за каждое дело. А еще для нас стало открытием, что мафиози постоянно кидают друг друга и плевать они хотели на правила.

Помимо жесткой цепочки подчинения, в рамках которой вышестоящие бандиты практически вытирали ноги о нижестоящих, в мафии была и своя система наказаний. За сокрытие добычи или отсутствие уважения к командиру не выгоняли и не штрафовали, а просто убивали.

Я узнавал на собственной шкуре, каково это – жить внутри системы. И усердно подражал остальным, ведь меня уже знали, мне доверяли, на меня рассчитывали. Пришло время играть по правилам мафии.

Удивительно, как меня вообще приняли за своего. Окружавшие меня мафиози выросли в одном районе, знали друг друга с детства. Я же был чужаком. То есть они купились-таки на мою легенду и образ. А еще мне сильно везло: агент ФБР не выживет среди воров и убийц на голом профессионализме. Очень многое зависит от обстоятельств.

Я находился на самом начальном уровне. По понятиям мафии, ниже меня были только законопослушные цивильные – работяги, пашущие с девяти до пяти.

Энтони Мирра был самым безбашенным и страшным человеком, который мне только попадался в мафии. Ростом под 190, он профессионально делал бабки и хладнокровно валил людей. Имел тяжелый характер и непредсказуемое настроение, мог взорваться от любой мелочи – и в таком состоянии был способен на все.

Любым видам оружия Мирра предпочитал нож. Бандиты часто носили с собой перья вместо стволов, чтобы не загреметь в тюрьму при случайном обыске: в Нью-Йорке за незарегистрированную пушку можно было сесть. Поэтому они таскали с собой складные ножи с длинным лезвием. Даже у меня был такой. Но только Мирра так мастерски владел им. Меня частенько предупреждали: «Если зацепишься с ним, держись на расстоянии вытянутой руки, а то получишь под ребро». Даже свои считали, что у него чердак не в порядке.

Мирра вечно имел проблемы либо с законом, либо с другими мафиози. Он беспрерывно дерзил и посылал всех подряд. Даже свои его как не любили, так и опасались. Многие старались держаться от него подальше.

«Проблема Мирры в том, что он вечно всем недоволен», – говаривал о нем Левша Руджеро.

Знакомство с Миррой вывело меня на новый уровень по сравнению с шайкой Джилли. Тони разглядел во мне напарника и подтянул к своим делам, поэтому я стал поровну уделять время ему и бруклинским парням. Обычно я заглядывал в Маленькую Италию на пару часов по утрам, потом ехал в Бруклин, а к вечеру снова возвращался к Мирре. Мы ходили по разным дискотекам: «Сесиль», «Гиппопотам», «Ибис».

Мирра никогда не тратил свои деньги. Он жил в кредит, который с него никто и не думал спрашивать. Как-то раз, когда мы только начали с ним общаться, он повел меня в «Гиппопотам». Внутри к нему тут же подсела толпа правильных пацанов. Мы проторчали за барной стойкой допоздна, не заплатив ни цента.

Когда мы собрались уходить, я положил 25 баксов на стойку.

– Бабки нахуй убрал, – прорычал Мирра своим хриплым голосом. – Когда ты со мной, ты не платишь.

– Боже, Тони, это просто чаевые бармену, – объяснил я. – Привычка.

Он ткнул пальцем мне в грудь:

– Тут я решаю. Убери деньги.

– Как скажешь, Тони, – я спрятал банкноты в карман. Спорить с ним не хотелось, ни к чему хорошему это не привело бы. Но, признаюсь, стерпеть такое обращение к себе стоило больших усилий.

Мирра рассказал мне, что «Гиппопотамом» владеет Аньелло Деллакроче, заместитель босса семьи Гамбино, а управляет клубом его сын Армонд. Мирра представил нас с Армондом друг другу.

Этот молодой человек держал нелегальное ночное заведение на 56-й Вест-стрит, где играли в рулетку, блэкджек или кости. Мы с Миррой заглядывали туда пару раз. Это было уютное местечко с мягкими коврами, бесплатной жратвой и выпивкой. Вокруг посетителей вертелись девочки на любой вкус. Заведение открывалось в два-три ночи и работало до восьми-девяти утра.

Аньелло Деллакроче умрет от рака в 1985 году, в статусе обвиняемого по закону «РИКО». Вскоре после его смерти Армонд признает вину по обвинению в рэкете, но не дождется меры пресечения и испарится. На момент написания этой книги он продолжал находиться в розыске[18]18
  Книга «Donnie Brasco: My Undercover Life in the Mafia» увидела свет в 1988 г. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Как-то раз мы торчали в одном баре в Форт-Ли, Нью-Джерси. Тони беседовал с каким-то парнем, я сидел рядом и слушал. Тут я неловко двинул локтем, задел свой бокал и пролил выпивку прямо на собеседника Тони. Я тут же извинился.

– Я твоими извинениями пальто не вытру, – ответил парень. – Сидели бы в своем Нью-Йорке, рукожопы.

– Слушай, я ведь извинился, – я взял у бармена полотенце и промокнул остатки пролитого.

Этот тип встает, заказывает еще один бокал, ставит его на стойку и специально опрокидывает на меня.

– Вали нахрен отсюда, тупорылая задница, – заявляет он.

Парень не на шутку завелся. Боковым зрением я вижу Тони, он сидит молча, но глаза у него наливаются кровью, а рука уже полезла в карман куртки.

Я обычно стараюсь не разжигать конфликты: никогда не знаешь, чем все обернется. Твой оппонент может достать ствол, а может привести толпу корешей. А тут еще и Мирра в любой момент может его заколоть. Надо действовать быстро.

– Пойдем выйдем? – предлагаю я.

– Пойдем.

Парень поднимается со стула, и я тут же укладываю его одним ударом. Выходить я не собираюсь. На нас прыгает другой тип, но его вырубает Мирра. Зачинщик конфликта встает и снова бросается на меня, но я разбиваю бутылку ему об голову.

– Съебываем отсюда, – бросаю я Мирре.

– Погнали.

Мы уходим, пока не приехали копы.

– Тебе надо было прикончить этого хуесоса, – заявляет мне Тони. – Я уже сам хотел его пощекотать пером.

Я чувствовал себя паршиво. Хорошенькое дело – взрослый мужик тридцати восьми лет от роду, агент ФБР, дерется в баре. Была б моя воля, я бы никогда не зашел в один бар с Энтони Миррой. Но раз уж я оказался в такой ситуации, надо было выпутываться. Подобные конфликты лучше гасить грубой силой в самом зародыше: словесные перепалки тут не помогут.

По пятницам и субботам мы частенько зависали в «Сесиль». Я знал, что Мирра крышует это заведение. Владельцы платили ему раз в неделю, а Мирра в ответ делал вид, что присматривает за клубом. Иногда он приставлял меня следить за барменами и управляющими, чтобы те не грели руки на выручке.