Текст книги "Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?"

Неравенство принимает глобальный характер

[49]49
  Project Syndicate, 6 февраля, 2013 год.


[Закрыть]

Ежегодный Всемирный экономический форум в Давосе утратил часть своей докризисной щегольской атмосферы. В конце концов, тогда, до того, как грянул кризис 2008 года, лидеры финансовой индустрии еще могли триумфально провозглашать преимущества глобализации, технического прогресса и финансовой либерализации, которые в совокупности должны были дать старт новой эре неудержимого экономического роста. У каждого будет шанс получить свою выгоду, если только он «сделает все правильно».

Те времена прошли. Но Давос по-прежнему остается отличным местом для того, чтобы получить представление о тенденциях в мире.

Излишне говорить о том, что страны с развивающимися и отсталыми рынками больше не оглядываются на страны с развитой экономикой, как это было раньше. Но в комментарии, высказанном одним из управляющих горнодобывающей компании, улавливался дух назревающих перемен. В ответ на эмоциональные причитания одного из застройщиков о том, что несправедливые условия по торговым соглашениям и несоблюдения обещаний о помощи лишили развитые страны морального авторитета, он резко возразил: «У Запада его никогда и не было». Колониализм, рабство, раздел Африки на несколько маленьких стран и продолжительная история эксплуатации ресурсов могут быть делом далекого прошлого для зачинщиков этих деяний, но не для тех, кто и сейчас страдает от их последствий.

Проблема экономического неравенства вызывала особое беспокойство приглашенных на встречу в Давосе лидеров. Всего за год произошла разительная перемена отношения к этому вопросу: теперь никто и не упоминает экономику «просачивания», и лишь немногие готовы утверждать, что размеры социального вклада и личной выгоды находятся в согласии.

Пока осознание того факта, что Америка не является страной возможностей, как она на протяжении долгого времени утверждала, приводит в замешательство остальных так же, как и самих американцев, неравенство возможностей в глобальном масштабе еще больше. Невозможно говорить о равенстве возможностей в мире, где среднестатистический житель Африки получает несколько сотен долларов для инвестиций в свой человеческий капитал, а в этот же момент дети богатых американцев получают в качестве подарка от родителей и общества очередные полмиллиона долларов.

Кульминацией встречи стала речь главы Международного валютного фонда Кристин Лагард, которая подчеркнула серьезные перемены, произошедшие в отношении ее организации к некоторым вопросам, по крайней мере, на уровне топ-менеджмента: глубокая обеспокоенность правами женщин, возобновленное повышенное внимание к проблеме неравенства и нестабильности и признание того факта, что заключение коллективных договоров и установление минимального уровня заработной платы могут сыграть серьезную роль в борьбе с неравенством. Только бы программа действий МВФ в Греции и других нуждающихся в помощи странах учитывала все эти идеи!

Агентство Associated Press выступило с очень отрезвляющим заявлением на тему технологического прогресса и безработицы: могут ли страны (особенно это касается стран с развитой экономикой) создать новые, хорошие рабочие места, учитывая то, что современные технологии вытесняют рабочих и заменяют их роботами почти во всех рутинных видах деятельности?

В действительности частный сектор Европы и Америки уже с начала нашего века не в состоянии создать достаточное количество достойных рабочих мест. Даже в Китае и других странах с развивающимся промышленным сектором улучшения в производительности благодаря автоматизации многих процессов, которая лишает живых людей рабочих мест, приводят к увеличению объемов производства. Больше остальных страдает молодежь, чьи жизненные перспективы находятся под большим сомнением из-за продолжительных периодов безработицы, с которой она столкнулась сегодня.

Однако большинство участников встречи в Давосе решили пока не забивать себе голову этими проблемами, а вместо этого радовались тому, что евро смог выстоять. Форум проходил в атмосфере самонадеянного оптимизма. «Заявление Драги», согласно которому европейский Центральный банк с его глубокими карманами мог и был готов сделать все необходимое для того, чтобы спасти евро и кризисные страны, похоже, возымело эффект, по крайней мере, на какое-то время. Временное спокойствие стало некоторым подспорьем для тех, кто настаивал на том, что в первую очередь необходимо восстановить доверие. Расчет был на то, что с помощью этих обещаний Драги можно как раз-таки восстановить доверие и не потратить на это ни копейки, так как они едва ли будут когда-то претворены в жизнь.

Критики неустанно повторяли, что фундаментальные противоречия по-прежнему не устранены, и если евро выстоит в долгосрочной перспективе, потребуется создать финансовый и банковский союз, для которого необходимо более тесное политическое объединение, что не устраивает большинство европейцев. Что действительно бросалось в глаза на протяжении дискуссий в рамках форума, так это отсутствие солидарности по какому-либо вопросу. Одно очень высокопоставленное должностное лицо одной северной европейской страны даже не отложил вилку в сторону, когда за обедом сосед по столику серьезно заметил, что многие испанцы вынуждены копаться в мусорных баках в поисках еды. Продолжая поглощать свой стейк, он ответил, что надо было раньше проводить реформы.

Прогнозы МВФ относительно экономического роста, прозвучавшие в процессе встречи в Давосе, подчеркнули серьезность раскола, происходящего в мире: ожидается, что в этом году уровень ВВП в развитых странах вырастет на 1,4 процента, в то время как развивающиеся страны продолжат демонстрировать уверенный рост в 5,5 процента ежегодно.

Пространно рассуждая на тему экономического роста и сокращения уровня безработицы, западные лидеры так и не озвучили ни одной конкретной программы действий для достижения этих целей. Европа, придерживаясь своего мнения о необходимости аскетизма в расходах, демонстрировала удовлетворенность собственными успехами на этом поприще и заявляла о своих планах идти избранным курсом, который, собственно, и загнал всю Европу в рецессию, а Англию и вовсе в рецессию с тройным дном.

Пожалуй, наибольший оптимизм исходил со стороны представителей формирующихся рынков: пока в связи с глобализацией и растущей взаимозависимостью экономик увеличивались риски того, что порочная экономическая политика США и стран Европы подкосит экономики развивающихся стран, формирующиеся рынки демонстрируют лучшую устойчивость и иммунитет против негативных последствий глобализации и способны сохранять экономический рост.

В свете того, что Америка была политически парализована лихорадочными действиями республиканцев, а Европа продолжала упрямо держаться за плохо продуманный проект единого европейского пространства, центральным объектом сетований в Давосе стало отсутствие глобального лидерства. За последние двадцать пять лет мы застали мир, где сначала правили две сверхдержавы, потом одна и в результате пришли к многополярному миру без лидера. Мы можем говорить о Большой семерке/восьмерке/двадцатке, но гораздо уместней здесь название «Большой ноль». И нам предстоит научиться жить и процветать в этом новом мире.

Неравенство есть результат определенного выбора

[50]50
  New York Times, 13 октября, 2013 год.


[Закрыть]

Широко известно, что уровень неравенства в распределении доходов и благосостояния в богатых странах, особенно в Америке, серьезно вырос за последние десятилетия и, что еще трагичней, лишь усугубился после Великой рецессии. А что происходит в других странах? Сокращается ли разрыв между ними по мере того, как набирающие силу экономические державы, такие как, например, Китай и Индия, вырвали сотни миллионов людей из нищеты? Увеличилось ли или уменьшилось неравенство в бедных странах и странах со средним доходом? Движемся ли мы по направлению к более справедливому миру или наоборот?

Это сложные вопросы, и новое исследование экономиста Всемирного банка Бранко Милановича и его коллег предлагает некоторые ответы на эти вопросы.

Начавшаяся в XVIII веке промышленная революция породила огромное благосостояние в странах Европы и Северной Америки. Безусловно, неравенство внутри этих стран ошеломляло своими размерами (стоит только вспомнить о текстильных фабриках Ливерпуля и Манчестера в 1820-х годах и трущобах Нижнего Ист-Сайда в Манхэттене и Саут-Сайде в Чикаго в 1890-х), однако глобальной проблемой неравенство в уровне жизни богатых и всех остальных стало в период Второй мировой войны. Сегодня же неравенство между странами еще обостреннее, чем неравенство внутри самих стран.

Экономическая глобализация, начавшаяся приблизительно в конце 1980-х годов прошлого века с краха идеологии коммунизма, набирала обороты, и благодаря этому разрыв между странами начал сокращаться. В промежутке с 1988 по 2008 год «впервые со времен промышленной революции наблюдалось снижение глобального уровня неравенства между гражданами разных стран». Так писал Бранко Миланович, уроженец бывшей Югославии и автор книги «Имущие и неимущие: краткая и уникальная история глобального неравенства» (Have-Nots: A Brief and Idiosyncratic History of Global Inequality), опубликованной в ноябре 2010 года. Несмотря на то что в некоторых регионах неравенство сократилось – например, между странами Азии и развитыми экономиками Запада – огромный разрыв сохраняется. Разница между уровнем средних доходов в разных странах стала не такой радикальной, особенно учитывая масштабы экономического развития Китая и Индии. Но ситуация с неравенством среди людей мира в целом улучшилась в очень незначительной степени (коэффициент Джини – статистический показатель расслоения в обществе, за период с 2002 по 2008 год увеличился всего на 1,4 пункта).

Поэтому получается, что пока страны Азии, Ближнего Востока и Латинской Америки в целом догоняют Запад, проблемы бедных людей остаются нерешенными, в том числе и в Китае, где их уровень жизни хоть немного, но улучшился.

По результатам исследования Милановича, за период с 1988 по 2008 год доходы людей, представляющих верхний Один процент мировой пирамиды, выросли на 60 процентов, при этом доходы нижних 5 процентов населения земного шара остались неизменными. И хотя средние показатели доходов выросли за последние десятилетия, по-прежнему сохраняется чудовищный дисбаланс: на долю 8 процентов населения мира приходится 50 процентов глобальных доходов, а на долю верхнего одного процента населения приходится 15 процентов. Самый большой прирост доходов увидели представители мировой элиты – топ-менеджеры финансовых организаций и крупных компаний, а также многочисленный формирующийся средний класс в таких странах, как Китай, Индия, Индонезия и Бразилия. Кто же остался в числе проигравших? Согласно выводам мистера Милановича, это жители Африки, некоторых стран Латинской Америки и посткоммунистической Восточной Европы, а также бывших советских республик.

Америка продемонстрировала другим странам очень мрачный пример. И поскольку она во многих смыслах является ролевой моделью для остальных, если другие страны пойдут по ее пути, это не предвещает ничего хорошего.

С одной стороны, растущее неравенство в распределении доходов и благосостояния является частью тенденции, которая наблюдается во всем западном мире. Из результатов исследования, проведенного в 2011 году Организацией экономического сотрудничества и развития, следует, что неравенство начало увеличиваться в конце 1970-х – начале 1980-х годов в Америке, Великобритании и Израиле. Тенденция приобрела еще большее распространение к концу 1980-х. За последнее десятилетие уровень неравенства вырос, в том числе и в таких традиционно эгалитарных обществах, как Германия, Швеция и Дания. За небольшим исключением в виде Франции, Японии и Испании в развитых странах верхние 10 процентов, получающие основную часть дохода, стремительно вырвались еще дальше вверх, в то время как нижние 10 процентов продолжили скатываться глубже вниз.

Такая тенденция была всеобщей и неотвратимой. За тот же временной отрезок Чили, Мексика, Греция, Турция и Венгрия смогли сократить (в некоторых случаях очень существенно) уровень неравенства в своих странах, доказав тем самым, что оно является результатом действия политических, а не одних лишь макроэкономических сил. Это неправда, что неравенство является побочным продуктом глобализации, свободного перемещения рабочей силы, капитала, товаров и услуг и технологических перемен, которые требуют от работников более совершенных навыков и более качественного образования.

Среди прочих развитых стран Америка отличается наибольшими масштабами неравенства доходов и возможностей, со всеми вытекающими отсюда макроэкономическими последствиями. За последние 40 лет ВВП США увеличился более чем в четыре раза, а за последние 25 лет – почти вдвое, но широко известно, что плоды этого отправились прямиком наверх, а если точнее, то высоко-высоко наверх.

В прошлом году верхний Один процент населения Америки присвоил себе 22 процента национального дохода, а верхний 0,1 процента – 11 процентов. 95 процентов всего прироста доходов в стране с 2009 года пришлись на долю Одного процента. Недавно обнародованные переписные цифры показывают, что уровень доходов среднестатистической американской семьи за последнюю четверть века не изменились. Доходы обычного американца с учетом инфляции могут быть даже ниже, чем 45 лет назад; люди со средним, но без высшего, образованием зарабатывают на 40 процентов меньше, чем почти сорок лет назад.

Неравенство в Америке начало набирать силу тридцать лет назад. Примерно в то же время началось сокращение налогов для богатых и ослабление регулирования в финансовом секторе. Здесь нет совпадения. Ситуация усугублялась по мере того, как мы сокращали объем инвестиций в образование, развитие инфраструктуры, здравоохранение и систему социальных гарантий. Растущее неравенство подпитывает само себя, подрывая нашу политическую систему и верховенство демократии.

Кажется, что вся Европа так и рвется последовать тлетворному примеру Штатов. Курс на сокращение государственных расходов, начиная с Великобритании и заканчивая Германией, ведет к увеличению уровня безработицы, снижению зарплат и растущему неравенству. Должностные лица вроде недавно переизбранного канцлера Германии Ангелы Меркель и Марио Драги, президента ЕЦБ, утверждают, что проблемы Европы обусловлены раздутыми расходами на социальные программы. Но именно этот образ мыслей и довел Европу до рецессии (и даже глубокого кризиса). Заявления о том, что рецессия достигла своего нижнего предела и, «по официальной версии», закончилась, служит слабым утешением для 27 миллионов граждан Евросоюза, оставшихся без работы. По обе стороны Атлантики ярые приверженцы программы урезания государственных расходов уверяют, что это горькая пилюля, которую необходимо принять, чтобы в итоге прийти к процветанию. Но о чьем процветании идет речь?

Избыточная финансиализация, которая отчасти объясняет спорный статус Великобритании как второй после Америки страны с точки зрения масштабов неравенства, помогает также понять и причины его роста. Во многих странах слабое корпоративное управление и растущая социальная разобщенность привели к увеличению разрыва между уровнем зарплат высших должностных лиц компаний и их рядовых сотрудников. Конечно, не до соотношения 500:1, как в самых крупных корпорациях Америки (по результатам оценки Международной организации труда), но тем не менее, выше докризисных показателей. Исключением является Япония, которая ограничила размер выплат топ-менеджменту компании. Остроумное американское изобретение в области извлечения ренты – обогащаться, не увеличивая размер пирога, а манипулируя системой, чтобы урвать кусок побольше, – расползлось по всему миру.

Асимметричная глобализация также нанесла миру ущерб. Мобильность капитала предполагает, что работники имеют возможность требовать повышения зарплат, а государства могут предоставлять налоговые льготы. В результате возник феномен «гонки ко дну». Зарплаты и условия труда находятся под угрозой. Компании-инноваторы, такие как, например, Apple, чья деятельность тесным образом связана с развитием науки и технологий, на которые государство выделяет немалые средства, проявляют превосходную изобретательность и в том, что касается уклонения от налогов. Они хотят брать, но не хотят ничего давать взамен.

Предметом особого позора является неравенство и бедность среди детей. Некоторые представители правых утверждают, что бедность – продукт лени и неправильного выбора. Но дети не могут выбирать себе родителей. В Америке почти каждый четвертый ребенок растет в бедности, в Испании и Греции – каждый шестой, в Австралии, Великобритании и Канаде – только каждый десятый. Однако всего этого можно избежать. Некоторые страны сделали выбор в пользу экономики большего равенства. Так, например, Южная Корея, где еще полвека назад лишь каждый десятый имел возможность отучиться в университете, сегодня имеет самое большое в мире число людей с высшим образованием.

По этим причинам мне видится адекватным разделение мира не на страны имущие и неимущие, а на тех, кто что-то делает, и тех, кто не делает ничего для борьбы с социальным неравенством. Некоторым странам удастся создать общество всеобщего процветания – единственный вид процветания, который, по моему мнению, может быть продолжительным. Другие же позволят неравенству бесчинствовать еще больше. В таких разделенных обществах богатые будут жить в микромире своих охраняемых резиденций, практически в полном отрыве от бедных, чья жизнь лежит за пределами их понимания, и, соответственно, наоборот. Мне доводилось бывать в странах, избравших для себя именно такой путь. И они совсем не похожи на места, в которых большинство из нас хотело бы жить, не важно, во дворцах или хибарах.

Демократия в XXI веке

[51]51
  Project Syndicate, 1 сентября, 2014 год.


[Закрыть]

Реакция, которую в Америке и других странах с развитой экономикой вызвала недавно вышедшая книга Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке» (Capital in the Twenty-First Century), демонстрирует обеспокоенность общества усиливающимся неравенством. Его книга придает дополнительный вес и без того убедительной доказательной базе сосредоточения подавляющего процента доходов у представителей верхней части общества.

Более того, в своей работе Пикетти предлагает оригинальный взгляд на те 30 лет, которые пришлись на период после Великой депрессии и Второй мировой войны, рассматривая этот временной отрезок как историческую аномалию, вероятно, спровоцированную необычайной общественной сплоченностью, которая могла возникнуть на фоне происходивших катаклизмов. В этот период стремительного экономического роста процветание было действительно всеобщим, и, несмотря на то что все группы населения оказывались в выигрыше, прирост дохода и капитала низших слоев населения был больше, чем у всех остальных.

Пикетти также проливает новый свет на «реформы», которые продвигали Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер в 1980-х годах под тем предлогом, что они ускорят экономический рост, в результате которого выиграет все общество. В действительности вышло так, что из-за этих реформ темпы экономического роста снизились, глобальная нестабильность усилилась, а плоды того экономического роста, который все же имел место, достались тем, кто наверху.

Книга Пикетти поднимает фундаментальные вопросы, касающиеся как экономической теории, так и будущего капитализма. Он отмечает огромное увеличение соотношения размера благосостояния к объемам производства. Согласно стандартной теории подобный рост ассоциируется со снижением отдачи от капитала и ростом зарплат. Но, кажется, доходность капитала не уменьшилась, а зарплаты не увеличились, как этого можно было бы ожидать (в Америке, к слову, средние зарплаты не увеличиваются вот уже на протяжении сорока лет).

Самое логичное объяснение, которое может возникнуть в этой ситуации, заключается в том, что зафиксированное увеличение благосостояния не связано с увеличением производительности капитала, и данные, по всей видимости, подтверждают эту версию. Основная часть прироста богатства произошла благодаря увеличению стоимости недвижимости. До финансового кризиса 2008 года во многих странах имели место пузыри недвижимости, и даже сегодня цены на жилье не до конца скорректированы. Рост стоимости недвижимости может порождать среди богатых людей конкуренцию за «позиционные» товары, такие как, например, особняк где-нибудь на побережье или квартира на Пятой авеню в Нью-Йорке.

В некоторых случаях увеличение измеряемого финансового благосостояния является не более чем сдвигом от неизмеренного благосостояния к измеренному, который в действительности может отражать ухудшение экономических показателей. В условиях, когда усиливается власть монополий или компании (например, банки) изобретают новые методы эксплуатации рядовых потребителей, это проявляется сначала как увеличение прибыли, а затем, после капитализации, как увеличение финансового благосостояния.

Когда подобное происходит, страдает общественное благополучие и снижается экономическая эффективность, даже если по официальным данным будет зафиксирован рост благосостояния. Мы просто не учитываем снижение стоимости человеческого капитала, которое ведет к снижению уровня благосостояния рабочих.

Более того, если банкам, используя свое политическое влияние, удается переложить бремя издержек на плечи общества и присвоить себе прибыль, полученную обманным путем, измеренное благосостояние финансового сектора также увеличится. А сокращение благосостояния налогоплательщиков мы просто не будем учитывать. Подобным же образом, если крупным компаниям удается склонить государство к приобретению их продукта по завышенной цене (в чем отлично преуспели, например, фармацевтические компании) или получить доступ к общественным ресурсам по цене ниже рыночной (как это сделали горнодобывающие компании), измеренное финансовое благосостояние снова увеличится, чего не скажешь о благосостоянии обычных граждан.

Все то, что мы наблюдали и наблюдаем – стагнация зарплат и растущее неравенство даже при увеличении благосостояния, – является демонстрацией не нормальной рыночной экономики, а того, что я называю эрзац-капитализмом. Проблема заключается не в самих рынках, а в политической системе, которая не смогла обеспечить условия для нормальной рыночной конкуренции и вместо этого установила правила, способствующие искажению рыночной системы и позволяющие корпорациям и богатым людям эксплуатировать все остальное общество.

Рынки существуют не в безвоздушном пространстве. Должны быть четкие правила игры, определение которых является важной частью политического процесса. Высокий уровень экономического неравенства в США и странах, которые решили перенять их экономическую модель, привел и к политическому неравенству. В подобных системах возможности для экономического развития также не равны, из-за чего сохраняется низкий уровень социальной мобильности.

Таким образом, предсказанные Пикетти еще более высокие уровни неравенства не являются непреложным законом экономики. Простые изменения в законодательстве – увеличение налогов на прирост капитала и наследство, увеличение государственных расходов для расширения доступа к образованию, ужесточение антимонопольных законов, реформа корпоративного управления, ограничивающая размер зарплат и вознаграждений топ-менеджеров и меры финансового регулирования, которые помешают банкам эксплуатировать общество, – позволят существенно сократить уровень неравенства благосостояния и возможностей.

Если мы установим адекватные правила игры, у нас будут все шансы восстановить быстрый экономический рост, который распространится на общество в целом, как это было в середине XX века, когда преобладал средний класс. Главный вопрос, который стоит перед нами сегодня, касается не капитализма в XXI веке, а демократии в XXI веке.