Текст книги "Прекрасная колдунья"

Глава ВТОРАЯ

Туман поднимался над лесным прудом, колеблясь мягкими серыми клоками в безветренном утреннем холодке. Поеживаясь от холода, Рон уперся одним коленом в усыпанный опавшими листьями влажный берег и захватил пригоршню воды, чтобы напиться. Вода смягчила пересохшее горло и потекла вниз по голой груди. Он пригладил мокрой рукой волосы и встал.

Здесь, около этого маленького пруда, было тихо. Рон был один: никто из его людей не отважился углубиться в лес, хотя все они тщательно скрывали свой страх. Рон еще раз подивился, что это были те же самые люди, которые не боялись боевого клича неверных, не страшились врагов, вооруженных до зубов и метавших в них «греческий огонь». Но – хорошие воины и стойкие солдаты – они делались безмозглыми ослами перед лицом необъяснимого. И его любимый соратник, Брайен, весь опутанный суевериями, был самым худшим из них.

Сам Рональд давно перерос эти страхи, давно понял, что в мире, полном жестоких реальностей, нет места для воображаемых тревог. В двадцать лет он был посвящен в рыцари, а в двадцать девять уже стал закаленным в сражениях воином. Рон участвовал в нескольких войнах и походах, в том числе и в самом последнем, именуемом Крестовым, который был предпринят с целью обратить неверных в христианство и отвоевать у них гроб Господень.

Однако короля Ричарда мало интересовало обращение неверных: он предпочитал действовать не проповедями, а мечом. Но таков уж был Ричард. Самый отважный и одновременно самый безжалостный человек, которого Рон когда-либо встречал!

Впрочем, нельзя сказать, что Ричарду вовсе не было свойственно сострадание. Когда в Иерусалим дошло известие о безвременной кончине отца, Ричард настоял, чтобы он прервал свой поход и вернулся домой в Уэльс. Правда, это проявление доброты было не совсем бескорыстно: король надеялся, что Рон удержит для Англии земли Марчера, которые отец оставил ему. А также – что было еще важнее для вечно нуждающегося в деньгах Ричарда – предоставит в его распоряжение доставшиеся ему в наследство денежные сундуки. Крестовые походы были очень дороги, и денег всегда не хватало. Вот поэтому Рональд был спешно отослан домой с наилучшими пожеланиями Ричарда, до сих пор звучащими у него в ушах.

Но, увы, Рон находился в Англии уже месяц, а только сейчас смог наконец направиться в Уэльс. Сразу же по высадке в Дувре он получил письмо от принца Джона, брата короля, с приказом срочно явиться, не исполнить который он не мог.

После томительного двухнедельного ожидания приема у принца Джона ему наконец была дана аудиенция. Игнорируя просьбу нового владельца замка Гленлайон о разрешении немедленно отправиться к себе в Уэльс, Джон успокоил его тем, что, мол, управляющий прекрасно присмотрит за замком, – после чего послал с незначительным поручением совсем в другом направлении.

А на обратном пути, уже выполнив задание, Рон встретил гонца. Знакомая печать Гленлайона скрепляла письмо от отцовского управляющего. Написанное неровным почерком Оуэна, письмо сообщало, что в церкви в Ковентри утром после майского праздника его будет ждать посланный Оуэном человек. Смысл послания был ясен: у Рональда есть враги, которые угрожают Гленлайону.

Гленлайон… Оставленный им так давно, казалось бы, потерянный уже навсегда, замок вновь возвращался теперь в его руки – и это произошло словно бы по волшебству.

Неожиданно Рон снова подумал о той девушке, которая предупредила его об опасности, а потом, словно тень, растворилась в ночи. Она была не англичанка. Но и не француженка, хотя хорошо говорила на этом языке. Даже слишком хорошо: насмешливо и дерзко. Ему вдруг безумно захотелось увидеть ее снова…

Подул легкий ветерок, и Рон надел на тонкую льняную сорочку кожаную куртку. На теле видны были красные следы от доспехов – там, где металл терся о кожу даже сквозь куртку и лен. Он так долго не снимал своих доспехов, что они, казалось, уже приросли к коже. Было даже странно не ощущать их на себе теперь, когда он снял их, чтобы помыться. Эта короткая передышка была так приятна и успокаивала боль, ноющие старые раны и потертости беспокоили сильнее, чем холод.

Порывом ветра разорванные клочья тумана подняло вверх и закрутило над поверхностью воды. До слуха Рональда донесся какой-то отдаленный приглушенный звук, словно церковные колокола звонили в долине. Он поднял голову, чтобы прислушаться, и вдруг отчетливо ощутил, буквально кожей почувствовал, что он не один на берегу этого маленького пруда.

– Кто здесь? – резко спросил он, а потом повторил вопрос по-французски; очевидно, мысли о странной девушке все еще владели им.

Ответа не последовало; был слышен только слабый шелест ветра в ветвях деревьев над головой. Подняв с травы свой меч, Рон настороженно огляделся вокруг.

Какое-то древнее, грубо высеченное из камня изваяние возвышалось на другой стороне пруда, полускрытое кустами боярышника и столетними, дубами. Когда-то люди поклонялись дубам, утверждая, что эти деревья имеют глаза и уши. Было время, когда и он думал, что это правда. Иногда ему даже казалось, что он видит первобытные лица, разглядывающие его из-за спутанных ветвей с корявых стволов…

Торопливо застегнув куртку, Рон небрежным движением взвесил тяжелый меч в руке и сделал несколько резких взмахов, чтобы размять кисть. Тусклый, мертвенный свет блеснул по всей длине лезвия.

– Ты сражаешься с ветром, доблестный рыцарь? – донесся тихий насмешливый голос из-за кустов.

Рон тут же узнал его. Это был голос той девушки, что предупредила его о разрушенном мосте. Он быстро выпрямился, ища ее глазами за ближайшим кустарником.

– Покажись, красавица, – проговорил он. – Я хочу поблагодарить тебя за вчерашнее предупреждение.

Послышался легкий шелест листьев и веток с той стороны, но никто не вышел из-за кустов. Рон по-прежнему слышал только голос – тихий и насмешливый.

– Ты поверил моему предупреждению или сам сходил взглянуть на этот мост? – спросила она все так же по-французски.

– Ни то ни другое. Я послал туда своего человека. В сумерках мы могли бы попасть в беду, если бы не твое предостережение.

И снова молчание; слышался только шелест листьев на ветру. Рон, прищурившись, смотрел в лиственный мрак и ждал. Когда она опять заговорила, то оказалась в стороне от того места, где он предполагал, но зато гораздо ближе к нему. Рон слегка повернулся на звук ее голоса.

– Выйди, чтобы я мог видеть тебя. Покажись, не бойся!

– С чего ты решил, что я боюсь? Разве это я вчера лепетала молитвы и дрожала от страха?

– Если не боишься, то покажешься, а не будешь прятаться за деревьями, как ребенок или лесной дух.

Девушка негромко засмеялась, и Рон снова уловил тот же слабый дразнящий аромат жасмина. Этот аромат обволакивал его, кружил голову, и ему очень хотелось, чтобы она наконец появилась.

– Я не боюсь никого из людей, – ответила девушка, и Рон припомнил, что те же самые слова она произнесла накануне вечером.

– Нет? А сама прячешься в кустах, как заяц. Неужто я так страшен, что ты боишься подойти ко мне близко?

Чтобы убедить ее больше не прятаться, он вонзил конец своего меча в сырую землю между расставленных ног. Рукоять его слабо качнулась из стороны в сторону.

Снова наступила тишина, но потом зашевелились ветви и зашуршали листья. Какое-то мгновение Рон не мог различить девушку, настолько сливалась она с зеленой листвой. Он смотрел во все глаза, и все-таки она появилась внезапно и, грациозно скользя по лесной траве, с улыбкой приблизилась к нему.

Он не забыл, как красива она была, но сейчас она показалась ему еще красивей. Высокие скулы прекрасно гармонировали с большими черными глазами, осененными длинными ресницами, а на смуглой коже играл яркий румянец. Веселость и насмешливость читались в смелом изгибе губ, а вздернутый маленький подбородок говорил о решительном характере. Ее длинное платье и зеленая накидка из тонкой шерсти не были отделаны вышивкой и мехом, но, хотя одежда ее казалась очень простой и поношенной, приблизилась она к нему с величественностью королевы.

Рон понял, что если она и не благородная леди, то, во всяком случае, и не крестьянка. Он подался вперед и с галантностью придворного рыцаря склонился над ее рукой, которую она подала ему. Длинные гибкие пальцы слегка дрожали – очень мягкие, тонкие и нежные. Да, скорее всего она дочь горожанина. Но что эта девушка делает здесь, в лесу, со своими обольстительными глазами?.. Рон взглянул на нее и улыбнулся.

Ее губы дрогнули в ответной улыбке, в темных как ночь глазах появился загадочный блеск – подобный лунному свету за облаками, мягкий и обещающий. Легкий ветерок играл темной массой ее волос; аромат жасмина сделался отчетливей, и Рон втянул его в себя полной грудью.

Голова девушки слегка откинулась назад, а глаза окинули его долгим оценивающим взглядом.

– Не хотите ли потанцевать? – неожиданно спросила она.

Удивленный, он оглянулся кругом, потом взглянул на нее.

– Потанцевать? Здесь? Сейчас?..

– Ну да. Сегодня же майский праздник, время танцев и веселья! Досадно, конечно, что в этот день мы оказались в лесу. Но разве цветущий боярышник не похож на праздничное убранство, а ветер, свистящий среди деревьев, – на звуки флейты? Плеск воды сойдет за арфу… Может быть, ты просто не умеешь танцевать?

– Я учился этому еще оруженосцем! – заявил он. – Но в больших залах, а не в лесной чаще.

– Значит, ты будешь хорошим партнером. – И девушка протянула ему другую руку. Во взгляде ее читался вызов, в улыбке – соблазн.

Брайен, несомненно, счел бы его помешанным, если бы увидел в тот момент. Да он и сам не был слишком уверен в своем здравом уме. Но солнце сияло, ветер мягко шелестел ветвями деревьев, и им Вдруг овладела беспечная опьяняющая легкость, которая исходила от этой таинственной девушки. Почувствовав себя таким же юным и беспечным, он улыбнулся. Потом взял ее за руку и закружил в танце. Изящные бубенчики на ее накидке легко позванивали в такт на ветру.

Роса блестела на сапогах Рона серебряными блестками, а полы ее накидки промокли, волочась по траве и оставляя за собой влажный след. Он потерял счет времени, не думая о том, куда их могут увлечь эти странные игры, забыв обо всем, кроме нее.

Солнце уже припекало, а лесные ароматы сделались гуще. Тихие, теплые дни наступили в Англии – время, когда мысли людей обращаются к мирным занятиям, а не к войне. Господи Боже, сколько же месяцев он не видел женщин, тем более таких красивых, как эта! Она была опьяняюще, дразняще красива, то приближаясь в танце вплотную к нему, то слегка отступая, когда он пытался ее удержать. Робкая и соблазнительная в одно и то же время, она сводила его с ума!

Рон привлек ее ближе и, скользнув рукой вокруг талии, тесно прижал всем телом к себе. Ее стан был тонким, но крепким. Рон подумал, что она совсем не бесплотная фея, как мрачно предрекал ему Брайен. Нет, в его объятьях была вполне реальная, земная женщина, полная жизни и тепла.

Смеясь, задыхаясь и ловя ртом воздух, они остановились наконец под могучим раскидистым деревом. Голова девушки откинулась к стволу, губы ее трепетали от смеха, а дыхание было частым, заставляя подниматься и опадать ее груди. Рон наклонился и нежным движением взял ее голову, скользнув пальцами по черным шелковистым прядям.

Его губы приникли к ее губам. Она не отпрянула, и его рука медленно опустилась ниже к ее стройным бедрам, прикрытым просторной накидкой. В нетерпении, торопясь устранить побыстрее эту преграду, он отодвинул накидку в сторону и скользнул рукой в складки платья. Его ладонь мягко обхватила стан девушки. Не отнимая рта от ее раскрытых губ, Рон медленно потянул ее к себе и крепко прижал к своим бедрам. Сейчас, когда на нем не было доспехов, а на ней – мешающей накидки, он так явственно ощущал жар ее тела, что воспламенился мгновенно.

– Цветик мой! – едва слышно прошептал он и припал лицом к изгибу ее шеи, вдыхая аромат благоуханных волос.

Кровь шумела у него в ушах, кружа голову, сметая прочь последние колебания, которые могли еще быть. Медленно он опустился на колени, увлекая ее за собой, вниз, на траву. Она не отпрянула, не испугалась. Тогда он снова приник к ее губам и потянул еще ниже, пока она не легла рядом с ним. Прервав поцелуй, Рон поднял голову и посмотрел на нее долгим взглядом. Девушка глядела на него с прежней улыбкой и обещанием в глазах. Он намотал длинную прядь ее волос на палец и осторожно погладил изящный плавный овал ее щеки.

Никто из них не произнес ни слова. Слова бы все испортили, разрушили те узы очарования, которые связали их. Рон поцеловал ее снова, чувственно проводя губами по ее губам и языком раздвигая их в стороны, чтобы проникнуть внутрь.

И ее губы раскрылись навстречу ему. Она издала тихий горловой звук, очень женственный и обольстительный. Его желание сделалось нестерпимым. Он слегка отстранился, чтобы распустить завязки своей куртки, а потом погладил ладонью мягкие изгибы ее груди. Она резко, судорожно вздохнула, но не попыталась убрать его руку. Уже смелее Рон провел пальцем по маленькому соску, который нащупал сквозь ткань платья, и почувствовал, как тот отвердел под этим прикосновением.

Но девушка вдруг поймала его руку и подняла к нему пылающее лицо. Губы ее слегка раздвинулись, дыхание стало неровным и частым; пульс стремительно бился во впадинке ее горла.

– Нет! – прошептала она. – Только не это.

– Но почему? – У него перехватило горло, и, с трудом сглотнув, он хрипло проговорил: – Ты обольстительна! Ты самый прекрасный цветок, который я когда-либо встречал!

Улыбка задрожала на ее губах, но она не отпускала свою руку.

– А ты – доблестный рыцарь… – тихо сказала она. – И ты всегда верен своему слову? Ты не нарушишь рыцарскую клятву?

Не понимая, о какой клятве она говорит, Рон не стал сейчас ничего выяснять, а просто пропустил ее слова мимо ушей. В конце концов, это была игра – такая же, как у жеманных леди при дворе. Они дразнили, искушали, притворялись неуступчивыми, пока он не придумывал что-то, чтобы их воспламенить и заставить сдаться. Рон не был новичком в любовной игре, и потому прошептал, улыбаясь:

– Я не сделаю ничего, чего бы ты не хотела сама.

– Ты – галантный рыцарь, – прошептала она в ответ, но Рон едва расслышал это за яростным биением своего сердца. Он делал неимоверные усилия, чтобы выровнять дыхание: любовное нетерпение терзало его. Она была прекрасна, соблазнительна, нежна, но, что бы ни случилось, он должен быть в Ковентри завтра к утру, и значит, другого такого случая у него уже не будет.

Еле сдерживаясь, он мягко провел рукой по изгибу ее щеки; его пальцы слегка скользнули по ее губам. Кровь тяжело билась в жилах, но он боялся спугнуть ее своим нетерпением. Лаская, он нежно поцеловал ее гладкую бровь, коснулся губами уха и почувствовал, что тело девушки затрепетало. Ее дыхание стало неровным и прерывистым, и Рон снова наклонился к ее губам, сознавая, что победа близка.

Однако не успел он поцеловать ее, как услышал голос, зовущий его по имени, – отдаленный, но настойчивый. Рон попытался проигнорировать его, но призывный клич все приближался. Замерев, он недовольно поднял голову и огляделся. Ольха скрывала их своими ветвями, маленький ручеек весело журчал неподалеку, сверкая между камнями. А дальше за деревьями виднелся заливной луг.

Девушка села и коснулась пальцами его щеки – глаза ее блестели нежно и насмешливо.

– Я должна идти, – прошептала она. – Уже поздно.

Он поймал ее руку и удержал в своей.

– Нет, погоди! Это Брайен. Я сейчас отошлю его.

Но она медленно высвободила руку и поднялась на ноги; Рон неохотно сделал то же самое.

– Я не могу… – Она бросила взгляд через плечо, туда, где слышался голос Брайена, завернулась в накидку, отступила еще на шаг.

– Мне в самом деле нужно идти.

Рон опять схватил ее за руку, вцепившись в нежное запястье с горячечной настойчивостью.

– Подожди! Скажи мне свое имя и где ты живешь. Мы встретимся снова, как только я отошлю Брайена!

Девушка улыбнулась, но высвободила руку и сделала еще один шаг назад.

– Да, мы встретимся снова…

Рон приготовился было опять схватить ее, но голос Брайена прозвучал совсем рядом, а потом раздались проклятья по адресу кустов боярышника.

Будь он сам проклят, этот Брайен! Рон отвел взгляд от девушки и сердито откликнулся:

– Я здесь!

А когда он снова повернулся, девушки перед ним уже не было. Господи помилуй, она же только что стояла тут, рядом с цветущим боярышником – и вот ее уже и след простыл! Он оглянулся кругом, ошеломленный.

– Рон! – послышался снова голос Брайена, запыхавшийся, звучащий с явным облегчением. – Где ты был весь день?

– Как это «весь день»? – Рон отвел взгляд от того места, где только что стояла девушка, и уставился на своего рыцаря. – Утро еще не кончилось. Что за муха тебя укусила?

Его злой, раздраженный взгляд заставил Брайена остановиться.

– Утро? Дело к вечеру, милорд! – сказал он, растерянно глядя на Рона.

– Даже если и так, что ты лезешь напролом и орешь, как медведь?! – Рон недовольно дернул головой. – А из-за тебя она ускользнула, и Бог знает, увижу ли я ее снова теперь!

– Она?! – Брайен, заморгав, уставился на него. – Ты был с женщиной, милорд?

– А ты разве не заметил? Честное слово, Брайен, ты явно сегодня перепил!

– Да я капли в рот не взял! Мы все время искали тебя, уж подумали, не стряслась ли беда…

Рональд раздраженно дернул за распущенные завязки своей куртки. Черт бы их побрал!

– Я просто пошел искупаться в пруду… – Он вдруг прервался и поднял взгляд. – Мой шлем и латы! Я, должно быть, оставил их там, на берегу…

Брайен как-то странно посмотрел на него, и Рон недовольно прищурился.

– Что ты на меня так смотришь?

– Мы нашли латы и шлем у пруда уже давно. И это, надо сказать, довольно далеко отсюда! – Брайен с трудом перевел дух. – Признайся, ты был с ней, с королевой эльфов!

– Я обязательно проверю мехи для вина, когда вернусь в лагерь. Наверняка они будут гораздо легче, чем когда я уходил.

Схватив его за руку, Брайен хрипло произнес:

– Говорят, что когда человек танцует с лесными феями, он забывает о времени. Случается, что некоторые не возвращаются вообще!

Раздосадованный, Рон выдернул руку.

– С лесными феями? Да ты совсем помешался! Просто хорошенькая дочь горожанина, только и всего. – Рон сделал глубокий вдох и сказал спокойно: – Время, может, прошло и быстрее, чем я думал, но выбрось из головы эти сказки про фей. Мы с ней славно проводили время, пока ты своими истошными криками не напугал ее. Вот только понять не могу, как она сумела исчезнуть так быстро…

Но Брайен не слушал его. Трясущейся рукой он указал на пышный куст боярышника и на соседнюю группу деревьев.

– Взгляни! Это же дуб, ясень и боярышник – волшебная триада. Твоя девушка – ведьма, которая исчезла, превратившись в боярышник!

– Черт возьми! – рассердился Рон. – Приди в себя, Брайен. – Он сделал нетерпеливое движение рукой. – Ты надоел мне со своими суевериями. Но так или иначе, а она убежала, и, может, оно и к лучшему. Мы должны сейчас же скакать во весь опор в Ковентри, чтобы наверстать время, которое я потерял здесь. Хорошая скачка избавит тебя от этих бредней. Тебе больше не будут мерещиться тролли за каждым кустом и драконы под всеми мостами.

Брайен ничего не ответил, но Рон прекрасно чувствовал его настороженность и неодобрение. А когда они вместе вернулись в лагерь, все его люди, хотя и радовались, что он цел и невредим, смотрели на Рона странно, словно боялись, что он несет на себе какую-то ведьминскую заразу.

Даже его верный оруженосец, храбрец Морган, который находился при нем с тех самых пор, как он впервые покинул Уэльс, подозрительно косился, подавая забытые у лесного пруда латы. Впрочем, все это он заслужил. Танцевать с лесной феей, даже если на самом деле это обыкновенная девушка, позволительно деревенскому пастушку. А для закаленного в боях рыцаря, возглавлявшего целый отряд, это граничило просто с идиотизмом.

– Приведи моего коня, – бросил он Моргану, беря у него доспехи и меч. – Мы отправляемся в Ковентри.

Морган выразительно взглянул на солнце, стоявшее уже очень высоко, но благоразумно воздержался от комментариев.

– Да, милорд, – буркнул он, и Рон скривил губы в мрачной ухмылке.

Брайен помог ему надеть доспехи, но тоже молча – словно для того, чтобы дать ему почувствовать себя виноватым. Рональд сунул меч в ножны, когда Морган подвел ему коня, одним махом вскочил в седло. Он должен показать им, что для него важно только одно – как можно быстрее доскакать до Ковентри! Ему необходимо встретиться с гонцом от Оуэна, а он и так уже задержался здесь слишком долго.

Рон пришпорил горячего жеребца, и комья грязи полетели из-под копыт Турка, когда он пустил коня бешеным галопом. Его люди старались не отставать, но это им едва-едва удавалось. Сам того не сознавая, бешеной скачкой Рональд стремился успокоить ту бурю чувств, которую эта лесная девушка подняла в нем.

– Итак, – сказала Элспет, укладывая накидку в кожаный мешок, – ты танцевала с ним. И это все?

Щеки Джины вспыхнули от пристального, испытующего взгляда старухи. Казалось, у Элспет тоже есть этот особый дар: угадывать ее мысли и поступки, что было весьма неудобно.

– Нет, – сказала Джина. – Не все. Мы… целовались.

Она заметила, как Бьяджо бросил на нее быстрый взгляд и удивленно поднял брови.

– Ну вот. Не хватало еще странствующего рыцаря на нашу голову! – простонал он с досадой. – Если он начнет теперь преследовать тебя томными вздохами и стонами о вечной любви, мне придется перерезать ему горло…

Тонкие завитки дыма поднимались от затухающего костра. Вещи были увязаны, осел нетерпеливо переступал с ноги на ногу у входа в пещеру. Элспет встряхнула туго набитый мешок. Губы ее были недовольно поджаты.

– Значит, целовались. И ты, целомудренная девушка…

– Целомудренная – пока я сама этого хочу, не забывай! Если бы я решила потерять свое целомудрие, то давно бы это сделала. Нельзя сказать, чтобы у меня не было для этого случаев. – Бьяджо фыркнул, и она бросила на него недовольный взгляд. – Но я не вижу никакой радости в том, чтобы валяться в постели – неважно с кем, с принцем или с мужиком. И никогда не видела!

Элспет недовольно скривила рот.

– Ты прекрасно знаешь, что дело не в этом. Просто твой великолепный рыцарь – не что иное, как грубый солдафон. И ты напрасно надеешься, что он способен ради тебя совершить чудо.

– Парочка поцелуев, конечно, не превратит его в Тристана, – усмехнулась Джина в ответ. – Хотя, если ты предложишь мне любовный напиток, способный заставить рыцаря упасть к моим ногам, я испытаю его на нем. Разумеется, не по той причине, о которой, вероятно, подумал Бьяджо…

Но, выговорив это, она вдруг с досадой почувствовала, что краснеет. Джина сознательно решила завладеть сердцем этого рыцаря с единственной целью: чтобы он помог вернуть то, что принадлежало ей по праву. Она вовсе не собиралась заниматься с ним любовью. И вот теперь приходилось сознаться себе, что его объятия подействовали на нее совершенно сокрушительно…

Элспет снова бросила на Джину неодобрительный взгляд.

– Ты что же, думаешь, что парочки поцелуев достаточно, чтобы побудить его к подвигам?

– А ты полагаешь, что я зашла дальше? – Джина усмехнулась, покачав головой. – Не бойся, Элспет, я буду осторожной. Я хочу только одного: воспользоваться его войском и его мечом.

– О да, – проворчал Бьяджо, – войско у него что надо! Если ты думаешь, что горстка людей, которые затряслись при одном только упоминании о лесных феях, отвоюет тебе твою землю и отомстит за твои обиды, ты заблуждаешься.

– Я не знаю, как он это сделает, но только он сделает это! – воскликнула Джина. – Он – тот самый рыцарь, тот грозный воин из…

– Из пророчества, – раздраженно закончил за нее Бьяджо. – Надоело слушать про это твое знаменитое пророчество!

– О Господи, – вмешалась Элспет. – Легче повернуть реку вспять, чем заставить ее отказаться от задуманного. Остается надеяться только, что это не приведет к беде.

Вытянувшись на узком каменном уступе возле огня, Бьяджо кивнул.

– Да уж, упрямства Джине не занимать. Помнишь, к чему привела ее идея, когда мы выдали себя за канатоходцев у того австрийского герцога? До сих пор мурашки по коже…

– Это была хорошая идея, – холодно сказала Джина. – Блестящая идея! И все бы прошло как по маслу, если бы вы слушались моих простых указаний.

– Простых?.. – Бьяджо возмущенно привстал. – Пролететь из галереи для музыкантов по всей огромной зале над головами обедающих – это, по-твоему, просто?

– Все получилось бы. Я видела, как это делается. Там были механизмы и все нужные приспособления: целая связка канатов. Просто надо было иметь здравый смысл, чтобы понять, как ими пользоваться. Ты же не слушал меня толком и все испортил!

– Скажи это тому, кто не падал в центр огромного пирога с пышущей жаром начинкой, – возразил он обиженно. – Переполох был как при разграблении Рима. Я уж думал, что костей не соберу после такого трюка!

Глядя на его мрачное, надутое лицо, Джина невольно улыбнулась.

– А что, вечер удался! Герцог был очень доволен. Он сказал, что давно так много не смеялся. И награда была соответственная – учитывая ущерб, который ты ему причинил…

Но Бьяджо не был склонен обращать все в шутку. Ворча, он поднялся и вышел из пещеры, направляясь к маленькой деревянной повозке с их пожитками. Элспет тоже не смотрела на Джину, продолжая укладывать вещи в кожаный мешок. Напряжение сгустилось, словно клубы дыма в сыром воздухе пещеры.

Наконец Элспет не выдержала:

– Откуда ты знаешь, что он за человек? Почему ты решила, что ему можно доверять? Я боюсь его! Боюсь за тебя!

Джина и сама задавала себе эти вопросы, а с Элспет бесполезно было кривить душой.

– Я не знаю ничего наверняка, Элспет. Но я уверена, что должна последовать за ним в Ковентри. Ты случайно не знаешь, где это?

Элспет недовольно пожала плечами.

– Ковентри? Это двадцать лье отсюда… – Внезапно глаза ее сузились, точно при каком-то далеком воспоминании. И гораздо ближе к… – подумала она, и Джина сразу уловила ее мысль.

Но Элспет, словно спохватившись, нарочно начала думать о всяких пустяках: о весенних цветах, о бабочках, о том, что надо накормить перед дорогой осла… Однако Джина уже знала эти уловки и недовольно нахмурилась.

– Что ты затеваешь, Элспет? Лучше сразу скажи: я ведь все равно очень скоро узнаю, как только ты начнешь об этом размышлять.

– Воистину ты просто невыносима! Разве я не говорила тебе, что это невежливо – проникать в чувства и мысли других людей?

Элспет замолчала и слегка улыбнулась.

Но раз уж ты, такая-сякая, все равно читаешь мои мысли, – подумала она, – тогда слушай вот что: если этот рыцарь тебе откажет, ты поедешь со мной в деревню, и мы забудем об этом пророчестве. Поклянись в этом, девочка! Ведь я старею и хочу видеть тебя в безопасности… Поклянись в этом ради меня…

Вот этого Джина всегда боялась: больше всего этой мольбы. Бросить все, забыть о пророчестве! Но Элспет и в самом деле старела, седина сверкала в ее волосах под платком, морщины от бесконечных тревог и забот избороздили ее лицо, а походка стала тяжелой. Было бы жестоко и дальше таскать ее за собой с места на место. Но покинуть ее после всех этих прожитых вместе лет – пусть даже в родной деревне – Джина тоже не могла.

– Если я не сумею добиться помощи от этого рыцаря, – медленно проговорила она, чувствуя, что каждое слово мучительно срывается с губ, – я больше не заговорю о пророчестве.

– И ты останешься со мной в деревне? Поклянись в этом, поклянись…

Закрыв глаза, Джина кивнула.

– Да, я клянусь.

Стоя возле загона с кобылой, выставленной на продажу, Элспет и Джина переговаривались по-французски.

– Может, согласимся? Дешевле он не отдаст, – сказала Элспет, но Джина сделала ей незаметный знак рукой.

Она посмотрела на Бикинза, барышника, который только что заломил высокую цену, и сосредоточилась на его мыслях. Хитро ухмыляясь, тот спокойно выжидал.

Простаки! – думал он. – Будет чем повеселить Уолтера Пинчбека, когда я расскажу ему, как я продал за две кроны эту сумасшедшую скотину… Он и получше лошадей всего за крону продает, а я утру ему нос…

Улыбаясь, Джина погладила шею гнедой кобылы, подошедшей к самой загородке.

– Нет, этот тип возьмет то, что мы предлагаем, – бросила она по-французски, – и еще будет рад, что так выгодно продал. Ведь у некоего Уолтера Пинчбека есть лошадь гораздо лучше, за которую он просит только крону.

Элспет принялась торговаться с Бикинзом, бегло заговорив на родном английском, а Джина, заслышав знакомые шаги, поняла, что приближается Бьяджо.

– Мне сказали, что Бикинз из тех людей, что вполне могут всучить тебе тухлый сыр вместо свежего, – сказал он по-французски. – Говорят, к тому же, что эта лошадь опасная.

– Она не опасная. Она просто необъезженная.

Бьяджо недовольно нахмурился.

– Зачем тебе вообще понадобилась лошадь, когда у нас уже есть скотина, смирная, как Сократ. Она прекрасно может тащить нашу повозку!

– Просто мне очень понравилась эта лошадь.

Бьяджо пробормотал что-то по-итальянски, качая головой. А Джина рассмеялась над тем мысленным образом, который вспыхнул при этом в его мозгу. Временами она соглашалась с ним, но сейчас, как только увидела эту кобылу, то ни секунды не колебалась. Она должна купить именно эту лошадь! До Ковентри оставалось еще несколько лье, а у повозки сломалась ось. Теперь же она может поехать верхом одна, чтобы найти Рона, хотя, несомненно, трудно будет избежать укоризненных взглядов Элспет.

Тихо шепча кобыле ласковые слова, Джина почесала ее за ушами, и ноздри у той раздулись, как розовые бутоны. Лошади вообще легко привыкали к ней. Она чувствовала их настроение и всегда могла успокоить, когда они волновались. Или, наоборот, взбодрить, когда было необходимо.

Воспользовавшись ее советом, Элспет сумела сбить цену, и Джина с улыбкой взглянула на ее довольное лицо. Высокое сухопарое тело старухи было закутано в грубый шерстяной плащ с капюшоном, а под плащом был мужской кожаный камзол и мешковатые штаны горожанина. Элспет нередко переодевалась в мужской костюм и делала это сознательно: так было проще во время путешествия. Не каждый торговец станет иметь дело с женщиной, но с горожанином – совсем другой разговор. И Элспет бывала очень довольна, перехитрив какого-нибудь местного простолюдина.

– Ты молодец, – тихо проговорила она по-французски, подойдя к ограде. – Я очень кстати упомянула Уолтера Пинчбека. Это сразу заставило его сбавить цену. Но теперь вдобавок к нашему ослу у нас есть еще и лошадь, которую надо кормить!

Джина рассмеялась.

– Не беспокойся, как-нибудь прокормим. А у Бикинза старая вражда с Пинчбеком, и он стремится во всем превзойти его. Я была уверена, что это сработает. – Она погладила красивую голову лошади. – К тому же Бикинз думает, что эта кобыла убьет нас прежде, чем мы усядемся на нее. Но я-то сумею справиться с ней!