Текст книги "Блестящая партия"

Глава 26

Когда Джеймс вошел в спальню своей матери, начался сильный дождь. Окно в комнате было открыто, и порыв ветра взметнул вверх белые кружевные шторы. А дождь все усиливался.

Марион, сгорбившись, сидела на стуле у потухшего камина, ноги ее были завернуты в одеяло, у глаз она держала носовой платок. Она все еще не сняла ночной халат и чепчик, а глаза ее были красными и распухшими.

Первым делом Джеймс закрыл окно, избавившись от звуков завывающего ветра, потом обернулся к матери. Еще никогда он не видел ее такой беспомощной.

Что-то сдвинулось у него в сердце – им вдруг овладело незнакомое ему доселе ощущение, касающееся его отношений с матерью, и это удивило его. Впрочем, в последнее время многое в его собственном поведении казалось ему удивительным.

Подойдя к Марион, Джеймс опустился на колени и коснулся ее руки. Теперь он не мог не заметить возрастные пятна и посиневшие вены и несколько секунд молча смотрел на эти старческие руки.

Неужели он никогда не касался их раньше? Он не был уверен. Если и касался, то уже не помнил об этом.

Джеймс ждал, пока мать посмотрит на него, но, так и не дождавшись, наконец, произнес:

– Я уже дома, мама.

Марион кивнула:

– Слишком поздно. Мы все погибнем, и это я во всем виновата.

– Нет, мама, все обойдется.

– Лили уже в беде. Хорошо, если мы когда-нибудь вообще увидим ее.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ничего плохого не случилось. Я постараюсь найти ее и привести домой.

– Как ты сможешь найти ее? Уитби уже пытался, и у него ничего не вышло. Никто не знает, где ее искать.

– Поэтому я здесь, мама. Мне нужны письма от мадам Ларуа, все письма.

– Значит, Софи тебе все рассказала? – тихо спросила Марион.

– Да, только я и раньше знал о первой жене отца и об их отношениях, когда он уже жил в Англии, и это не явилось для меня большим сюрпризом.

Глаза Марион расширились.

– Так ты знал о том, что эта женщина шантажировала меня?

– Нет, об этом я не знал, к сожалению, иначе я сумел бы положить этому конец, и избавил тебя от многолетних волнений. Почему ты мне не рассказала?

Марион вытерла платком глаза и дрожащим голосом стала объяснять:

– Ты был еще подростком, когда все это началось. Я знала, что не могла защитить тебя от отца, и надеялась хотя бы защитить тебя от скандала. Когда ты стал достаточно взрослым, чтобы понять все, я уже слишком втянулась в эту историю. Это стало частью моей жизни: получать от нее письма и отсылать то, что она требовала. Я опасалась нарушать соглашение, так как не знала, что еще могла предпринять Женевьева. Кроме того, я боялась сказать тебе правду, боялась, что ты будешь ненавидеть меня до конца жизни. И еще я опасалась, что ты поведешь себя как твой отец.

Джеймс опустил голову на колени матери и почувствовал, как ее пальцы осторожно и неуверенно пошевелили его волосы.

Много раз, еще будучи ребенком, он мечтал о том, чтобы прибежать к ней и почувствовать то, что чувствовал сейчас.

– Ты больше не должна бояться меня, мама. Главной целью своей жизни я сделал возможность контролировать то, что досталось мне по наследству от отца.

Марион, не переставая всхлипывать, погладила его по голове.

– Я была не права по отношению к тебе, Джеймс. То, что Софи любит тебя, заставило меня поверить, что ты не станешь похож на твоего отца.

Джеймс закрыл глаза и довольно долго молчал; затем он поднял голову, взял руки матери и поцеловал их.

– Благодарю тебя.

Марион постаралась улыбнуться, и тогда Джеймс, встав, произнес:

– А теперь, мама, дай мне письма. Я должен их увидеть ради спасения Л или.

– Да, конечно, я все понимаю. – Марион указала на другой конец комнаты. – Они все там, в коробке. Можешь делать с ними все, что считаешь нужным.

– Похоже, мне необходимо самому встретиться с этой женщиной, – сказал Джеймс, обращаясь к Эдварду и Софи, когда все трое опять оказались в гостиной.

– Но мадам Ларуа живет в Париже. – Эдвард почесал затылок. – Можем ли мы рисковать потерей времени? Что, если Лили с Пьером уже где-то в Англии...

– Постойте, – перебила Софи. – Когда я впервые упомянула имя Пьера, Лили сказала, что она давно мечтает побывать в Париже. Наверное, именно туда они и отправились вдвоем. Вряд ли они остались бы где-нибудь поблизости, понимая, что мы будем их искать.

– Скорее всего, так оно и есть, – задумчиво произнес Джеймс. – Из того, что говорила мне мать, я понял, что она никаких денег Пьеру не давала. Она даже ни разу не разговаривала с ним и всегда отправляла деньги прямо Женевьеве. Поэтому я предполагаю, что Пьер захочет вернуться в Париж, чтобы получить заработанные деньги.

– Но зачем брать с собой Лили? – возмущенно спросил лорд Уитби. – Неужели он собирался ее похитить, чтобы получить выкуп?

Джеймс неуверенно пожал плечами:

– Возможно. Он мог соблазнить ее, чтобы заставить уехать. Но зачем это делать, если мать и без этого платила им?

– А вдруг он действительно влюбился в нее? Но если он родственник... Боже, у меня прямо руки чешутся – так хочется свернуть его тонкую французскую шею. – Эдвард нетерпеливо покрутил головой.

– По-моему, у нас слишком много вопросов и мало ответов, – проговорила Софи, стараясь успокоить мужчин, – и помочь тут могут только Пьер и Женевьева. Я думаю, вы оба правы: мы должны отправиться в Париж и поговорить с Женевьевой. Во всяком случае, у нее мы сможем узнать, где живет Пьер, и тогда, возможно, отыщем Лили.

Джеймс круто обернулся.

– Кажется, я не говорил, что ты должна ехать с нами. Речь идет только об Эдварде. Ты должна оставаться здесь на случай, если Лили вернется.

– Достаточно того, что твоя мать останется здесь, – быстро возразила Софи. – Мартин находится в доме в Лондоне, делая все возможное, а я должна поехать с вами. Уверена, я вам понадоблюсь.

Взгляд Джеймс помрачнел.

– Это абсолютно исключено. Я не уверен, что мать сейчас вообще в состоянии чем-нибудь помочь. Лучше, пока мы с Эдвардом составляем план действий, пойди и посмотри, как она себя чувствует.

– Никуда я не пойду, – решительно заявила Софи. – Теперь я член этой семьи, Джеймс, такой же, как и ты. Лили именно мне доверила свой секрет, только мне, и я должна быть с вами в Париже, хотя бы для того, чтобы оказаться рядом с ней, когда мы найдем ее.

Несколько секунд Джеймс молчал, а затем нехотя кивнул:

– Пожалуй, ты права, у вас с Лили установились достаточно близкие отношения, и если у нее с Пьером все зашло... слишком далеко, она побоится встречаться со мной, тогда как говорить с тобой ей будет много проще. Ладно, решено, едем все трое.

Мужчины не мешкая развернули карту Парижа и начали составлять план, в то время как Софи молча сидела на диване, слушала их разговор и пыталась восстановить весь ход события. Во второй раз за этот день она возражала своему мужу, и второй раз он согласился с ней.

Теперь ей необходимо было всеми силами постараться использовать то время, когда они будут наедине, чтобы окончательно достучаться до его сердца.

Воды Ла-Манша были тихими и спокойными, но когда Софи, держась за перила, стояла у края палубы и холодный туман окутывал ее, ей казалось, что это затишье перед бурей, ожидавшей их в Париже.

Удастся ли им найти Лили? И что будет потом?

Обернувшись, она увидела Джеймса. Даже на корабле он выглядел настоящим аристократом: на нем было дорогое шерстяное пальто и элегантная шляпа, и он держал себя так уверенно, как будто ни минуты не сомневался в том, что ему удастся спасти сестру.

Пристальный взгляд его зеленых глаз встретился со взглядом Софи, а когда он остановился рядом с ней, то перевел взгляд на воду.

– Ветер слишком силен, Софи, не лучше ли нам вернуться в каюту?

– Нет, мне хотелось бы еще немного подышать морским воздухом, – ответила она.

Джеймс молча стоял возле нее, наблюдая за чайками, нырявшими в воду вокруг корабля. Софи глубоко вздохнула.

– Ты любишь море?

– Да, очень. Мне нравится большое открытое пространство и еще аромат соленой воды. – Софи перегнулась через перила и посмотрела в глубину океана. – Кто знает, что там происходит внутри, в темной пучине. Иногда мне хочется, подобно русалке, нырнуть в глубину и все увидеть самой.

Джеймс ласково усмехнулся:

– Ты таким же образом смотришь на людей, всегда пытаясь узнать, что происходит в их сердцах...

Эти слова несказанно обрадовали Софи. Неужели он понял? Взглянув на Джеймса, любуясь его профилем, полными губами и четкой линией подбородка, она подумала, что могла бы целый день и даже часть ночи стоять и как завороженная смотреть на него.

– Мне кажется, я действительно хочу знать, что у людей на сердце, но только в том случае, если они хотят мне это показать.

Посмотрев на нее, Джеймс медленно поднял руку и коснулся ее щеки. Жест был невероятно нежным, и Софи вздрогнула от странного предчувствия. Прошло так много времени с тех пор, как они оставались наедине. В этот момент ей хотелось, чтобы их жизнь пришла наконец, в норму, они смогли выкинуть из головы все печальные мысли и только ощущать радость от общения друг с другом.

– А я показал тебе себя хотя бы немного? – тихо спросил Джеймс.

Он нежности, с какой были произнесены эти слова, у Софи чуть не подкосились колени.

– Я обещала не просить больше того, что ты сам решишь дать мне... – неуверенно ответила она.

Джеймс кивнул, как будто соглашаясь с ней, затем опять посмотрел на море.

– Я, наконец, помирился с матерью, – неожиданно сказал он, – нам пришлось многое обсудить...

Софи удивленно посмотрела на мужа, не совсем понимая, зачем он рассказывавшей об этом, но потом подумала, что таким, окольным, путем он, возможно, пытается сообщить то, что больше всего его беспокоит.

– Это просто замечательно, Джеймс...

– Мы говорили с ней о женщине, которую любил мой отец, если он вообще знал, что такое любовь, и мать объяснила мне, почему всю жизнь скрывала от меня правду. Она сожалела, что не была достаточно сильной, чтобы защитить меня от отца, но, по крайней мере, она уберегла меня от скандала. Это было ее единственным утешением, когда она ощущала себя слабой и стыдилась того, что с ее ведома происходило в нашем доме.

Софи взяла руку мужа, поднесла ее к губам и поцеловала.

– Она любила тебя, Джеймс. Она и сейчас тебя любит.

– Я также разговаривал с Мартином, и кажется, нам удалось наладить дружеские отношения. Он почти такой же, каким был я в его возрасте.

– Я рада, что ты использовал возможность поговорить с ним.

Джеймс отрицательно покачал головой:

– Это не потому, что у меня прежде не было такой возможности, дорогая. Просто мне не хватало понимания, не хватало смелости. Я не хотел слышать то, что могло меня разозлить или доставить мне боль, и я отстранялся от всех. Это ты показала мне, что можно и нужно всегда быть откровенным с членами своей семьи, и я невероятно благодарен тебе за это.

Потрясенная услышанным, Софи не знала, как ей теперь быть. Если бы не бродившая мимо них по палубе публика, она бы обняла мужа и скорее всего оказалась бы в его объятиях. Однако она тут же вспомнила, что учится вести себя, как подобает герцогине и настоящей англичанке, и поэтому ограничилась теплой улыбкой.

– Твои слова так много значат для меня, Джеймс...

– Я был груб с тобой, – продолжал он, – когда ты рассказала мне про Лили, и должен попросить за это прощения. Просто... мне очень больно было услышать все это, ведь это я не сумел как следует позаботиться о благополучии своей семьи.

– Это не твоя вина: ты и так делаешь все, что в твоих силах, чтобы вернуть сестру домой. Ты только человек, Джеймс, и тебе самому пришлось немало пострадать. Однажды ты сказал мне, что я не смогу решить все семейные проблемы; то же самое я хочу повторить тебе. Ты не можешь разом исправить все то, что было нарушено за многие годы.

Джеймс нежно коснулся рукой ее щеки.

– В замке ты сказала мне, что хотела бы быть принятой в нашу семью, и я пришел сюда, чтобы уверить тебя: это уже произошло. Мы бы не хотели потерять тебя, Софи.

Ах, если бы это было на самом деле так!

– Я тоже не хочу расставаться с вами, поверь!

Пароход медленно скользил по спокойной воде, и тут где-то на палубе раздался свисток.

Посмотрев на жену, Джеймс хрипло проговорил:

– Пойдем в каюту. Я долго был вдали от тебя и очень устал. Теперь мне хочется почувствовать твое тепло рядом с собой.

Софи вздрогнула. Хотя сейчас Джеймс искал в ней не любовь, а утешение, на данный момент это было совсем не плохо. Она с радостью доставит ему это утешение и в ответ получит то же самое.

Джеймс протянул ей руку, и она оперлась на нее, а затем они спустились в каюту.

Уитби, Джеймс и Софи зарегистрировались на постоялом дворе на окраине Парижа под чужими именами, чтобы никто не догадался об истинной цели их визита во Францию. Это также должно было предотвратить появление слухов о том, что Лили сбежала из дома с незнакомцем.

Быстро поев, они наняли карету и направились в Париж по адресу, который был указан на письмах Женевьевы к Марион. Джеймс давно знал, что именно в этом месте находилось заведение мадам Ларуа, но ему впервые предстояло увидеть его воочию.

Карета с грохотом продвигалась по булыжным мостовым узких, извилистых улочек, застроенных ветхими старыми домиками и перегороженных кучами мусора. Взяв Софи за руку, Джеймс крепко сжал ее. Как бы он справился со всем этим, если бы не она? Без Софи никто и понятия бы не имел, куда исчезла Лили; мать никогда не открыла бы ему свою тайну, и он ничего не знал о шантаже, а это означало, что тогда он бы просто погиб.

И еще он нигде не нашел бы утешения, – утешения, которое могла дать ему только она. Утешение, успокоение, любовь – эти слова были совершенно новыми для Джеймса. Прежде они ему просто не приходили в голову. И он даже представить не мог, что они ему когда-нибудь понадобятся. Он словно был заморожен внутри себя, а то, что предлагала Софи, содержало тепло – ему становилось страшно, когда это тепло касалось его замороженного сердца. Вот почему Джеймс пытался избежать этого любыми способами – он хотел остаться замороженным.

Зато теперь, после того как он испытал удивительную радость от того, что кто-то в мире сочувствует ему, он больше никогда не вернется в эту твердую оболочку. Джеймс очень многое узнал о Софи за эти последние несколько недель и понял, что у нее честная, преданная и сочувствующая душа. Она пройдет сквозь огонь и воду ради того, кого любит, и ему следует благодарить Господа за то, что она всем своим щедрым сердцем полюбила его.

Джеймс еще раз горячо сжал ее руку, и она с благодарностью посмотрела ему в глаза. Наверняка у нее все еще остается тысяча вопросов, и она, безусловно, заслуживает того, чтобы получить на них ответы. Ему столько еще нужно объяснить ей, за многое попросить прощения, многое пообещать...

До того как карета остановилась у дома, где находилось заведение мадам Ларуа, ни один из них не проронил ни слова о том, что Лили могла находиться именно здесь, а когда стук колес замер, Джеймс быстро открыл дверцу и спустился на землю. Уитби хотел последовать за ним, но Джеймс остановил его, сказав:

– Побудь здесь вместе с Софи и, пожалуйста, не оставляй ее одну. Кто знает, что за обстановка в этом районе...

Граф кивнул и опять уселся на сиденье.

– Удачи тебе! – пожелала Софи, высунувшись из окна кареты, и помахала мужу рукой.

Когда Джеймс поднялся по ступеням, его встретил хорошо одетый швейцар с восточной внешностью и сразу провел в роскошно обставленный холл, в котором красный пушистый ковер удачно подходил к красным с золотом обоям и обитому бархатом красному небольшому диванчику, с потолка свисала большая хрустальная люстра. С правой стороны на стене была изображена обнаженная женщина, лежащая на берегу реки.

Джеймс сказал, что хотел бы поговорить с мадам Ларуа, и его проводили в соседнюю комнату, а затем попросили немного подождать.

Через минуту парчовая занавеска раздвинулась, и в комнату впорхнула изящная, безупречно одетая немолодая женщина, ее блестящие золотистые волосы были собраны в красивый пучок. На лице ее не было никакой косметики, а фигуре могла позавидовать любая красотка старше двадцати лет.

Джеймс вынужден был признать, что для своего возраста мадам Ларуа была поразительно красивой и элегантной особой, совсем не походившей на злобную фурию, какой он ее себе представлял всю дорогу.

Как только Женевьева увидела его, она невероятно побледнела и, прижав руку ко рту, удивленно воскликнула:

– Боже, это вы!

Джеймс слегка поклонился:

– Да, это действительно я.

Мадам Ларуа успокоилась, и голос ее вдруг стал чарующим и немного хриплым:

– Прошу прощения, ваша светлость, но я не думала, что сходство окажется таким... потрясающим. Вы выглядите точно так, как ваш отец, когда я впервые встретила его, а это было больше тридцати лет назад.

– Уверяю вас, мадам, что на этом сходство заканчивается.

Женевьева заставила себя улыбнуться и, подойдя к небольшому столику, достала бутылку.

– Хотите выпить?

– Спасибо, нет.

– Надеюсь, вы не посчитаете невежливостью, если я налью себе? – спросила она, доставая стакан.

Судя по тому, как дрожала ее тонкая рука, когда она наливала вино, Джеймс понял, что сейчас ей это просто необходимо.

– Это ваше дело, – хмуро произнес он. Женевьева выпила несколько глотков, затем грациозно прошла через комнату и остановилась у камина.

– Что привело вас в Париж, ваша светлость?

– Мне казалось, что вы давно ожидаете моего приезда, и я не хотел вас разочаровывать.

Мадам Ларуа искоса взглянула на него.

– Вы желали встретиться со мной?

Джеймс внезапно рассмеялся:

– Следует признаться, что мне было любопытно увидеть женщину, на которой мой отец женился вопреки советам своего отца, но все же причина моего приезда не в этом.

– Его отец – негодяй, и я уверена, что вы хорошо это знаете, ведь он же был вашим дедом.

Джеймса слегка удивило, что мадам Ларуа столь уверенно рассуждает о нравственности. И тут совершенно неожиданно он понял, почему отец с его диким неуравновешенным характером полюбил эту женщину много лет назад: она осуждала не его, а того, кого он ненавидел.

– Вам хотелось бы побольше узнать о другой стороне жизни вашего отца? – кокетливо спросила Женевьева. – Вы приехали за воспоминаниями?

Джеймсу и в самом деле многое хотелось бы узнать об отце, но в настоящее время ему предстояло решить более серьезные проблемы. Вряд ли он мог представить себя сидящим в этом доме и распивающим чай с женщиной, которая шантажировала его семью.

Подойдя ближе к Женевьеве, он холодно произнес:

– У меня нет времени для развлечений, мадам. Как я понял, вы переписывались с моей матерью, вдовствующей герцогиней.

Женевьева с невинным видом подняла бровь.

– О да, она теперь вдова. Зато вы, как я слышала, женились на американке. Ваша жена пользовалась в Париже большим успехом, дорогой Джеймс, когда приезжала за туалетами.

То, что Женевьева знала о Софи, невероятно разозлило его, а то, что она обратилась к нему по имени, только добавило раздражения.

Джеймс решил, что на сей раз любезностей уже достаточно.

– Я хочу, мадам, чтобы вы поняли, – решительно проговорил он. – Больше никаких писем от вас в замок Уэнтуорт приходить не будет, и если вы позволите себе еще хоть раз обратиться за деньгами к кому-либо из моей семьи, я уничтожу вас. Надеюсь, вы хорошо поняли значение моих слов?

Женевьева глубоко вздохнула:

– Что заставляет вас предполагать, будто я обращалась к кому-то за деньгами? Клянусь вам, – голос Женевьевы звучал совершенно спокойно, – я не думала о вашей семье с тех самых пор... Короче, в последний раз это было очень давно.

– Давайте прекратим эту ложь. – Джеймс подошел к ней совсем близко и сорвал с ее шеи опаловый кулон. – Кстати, это украшение мне хорошо знакомо, и я верну его на то место, где оно должно находиться, – в будуар моей матери.

ЛицоЖеневьевы мгновенно сморщилось, она прижала руку к горлу.

– Как вы посмели?

– Это я должен спросить, как вы посмели, мадам. Ваш секрет раскрыт, и отныне не будет никаких секретов. – Он видел, как ее грудь судорожно вздымалась, а в огромных зеленых глазах появилось выражение ужаса. Но Джеймс еще не кончил свою миссию. – Теперь, мадам, будьте любезны сказать мне, где я могу найти Пьера Биле.

– Понятия не имею, о ком вы говорите.

– А я уверен, что вы его хорошо знаете.

Внезапно Женевьева громко позвала:

– Арман, зайди сюда!

И тут же в комнату ворвался мужчина огромного роста. Однако Джеймс не растерялся: он вынул из кармана пальто пистолет и направил его на вошедшего.

– Вы останетесь снаружи, пока я не окончу дела с вашей хозяйкой.

Мужчина даже не шевельнулся. Тогда Джеймс перевел оружие на Женевьеву.

– Иначе, клянусь, я убью вас обоих!

После нескольких напряженных мгновений Женевьева жестом приказала телохранителю уйти.

Джеймс опустил пистолет, однако продолжал держать палец на курке.

– Мне нужен адрес.

– Зачем он вам? Пьер для вас никто.

– Человек, которого вы объявляете своим сыном, – никто? Мужчина, который, возможно, является моим сводным братом, – тоже никто? А я вот думаю, что он весьма много значит для меня, и вы немедленно предоставите мне либо его свидетельство о рождении, либо его адрес. Или одно, или другое, и поторопитесь – я не намерен терять с вами время.

Женевьева тяжело дышала; не сводя глаз с пистолета, она оценивала свои возможности.

– У меня нет свидетельства, и мне нечего показать вам, так что я не могу ничего ни подтвердить, ни опровергнуть.

Джеймс опять поднял пистолет, нацелясь на этот раз ей в лицо.

– Ладно, хорошо. – Женевьева подняла руки, словно защищаясь. – Пьер живет на улице Кувье, дом двенадцать, квартира шесть. Но вам крупно повезет, если вы застанете его там. Я ничего не слышала о нем с тех пор, как он покинул Париж, и, насколько мне известно, он все еще находится в Англии. – Джеймс повернулся, чтобы уйти, но Женевьева неожиданно остановила его. – Вы были не правы насчет сходства. Оно не ограничивается только внешним видом. Вы точно такой же, каким был ваш отец.

Но Джеймс уже не слушал; рывком открыв дверь, он быстро спустился по лестнице.

Через двадцать минут карета остановилась у дверей полуразрушенного старого дома с меблированными комнатами.

– Боже мой! – воскликнула Софи, выглянув из окна кареты.

Уитби не спеша поднялся.

– В этот раз я не останусь в карете, Джеймс. Если Лили окажется тут с этим подонком, тебе понадобится помощь. Мы пойдем с тобой, Софи и я.

– Да, пожалуй, так будет лучше, – согласился Джеймс, – если уж она решилась поселиться с ним здесь, в этом ужасном доме, ее, вероятно, не так легко будет уговорить вернуться домой. Я только хочу напомнить вам обоим об одной очень важной вещи: Лили кажется, будто она влюблена в этого подонка.

На лице Эдварда Уитби появилась презрительная усмешка, но он промолчал, и все трое, выйдя из кареты, направились в дом.

– Мадам Ларуа сказала, что не слышала ничего о Пьере после того, как он отправился в Англию, – рассуждал на ходу Джеймс, – она предполагает, что он все еще там.

На узкой лестнице с шатающимися перилами, по которой им пришлось подниматься на самый верхний этаж, стоял запах застоявшейся мочи. В одной из комнат раздался крик маленького ребенка, а затем котенок пробежал у них между ног.

Джеймс с силой постучал в дверь квартиры номер шесть. Ручка двери повернулась, и, к своему невероятному удивлению, Джеймс увидел перед собой лицо Пьера Биле.