Текст книги "Предложение джентльмена"

Глава 7

Всем гостям, присутствовавшим в прошлый четверг на балу у Моттрамов, было ясно: мисс Розамунд Рейлинг не прочь женить на себе мистера Филиппа Кавендера.

По мнению автора этих строк, эти двое великолепно подходят друг другу.

«Светская хроника леди Уистлдаун»,

30 апреля 1817 года

Десять минут спустя Софи уже сидела рядом с Бенедиктом Бриджертоном в его фаэтоне.

– Вам что-то попало в глаз? – учтиво осведомился он.

– П… простите? – не поняла Софи.

– Вы все время моргаете, – пояснил он. – Вот я и подумал, что, быть может, вам что-то попало в глаз.

Софи судорожно сглотнула, стараясь сдержать нервный смешок. Что ему на это сказать? Правду? Что она моргает, потому что хочет пробудиться от дивного сна? Или, может быть, кошмара?

– Вы уверены, что с вами все в порядке? – уже в который раз спросил Бенедикт.

Софи кивнула.

– Должно быть, это от перенесенного потрясения, – решил он.

Софи снова кивнула. Пускай думает, что лишь это ее беспокоит.

Но как он мог ее не узнать? Она мечтала об этой минуте в течение двух лет. И наконец-то Прекрасный принц явился ее спасти и при этом даже не узнал.

– Скажите мне еще раз, как вас зовут, – попросил Бенедикт. – Прошу меня простить, я очень плохо запоминаю имена.

– Мисс Софи Бекетт, – ответила Софи.

Причин скрывать свое имя у нее не было, поскольку на балу-маскараде она его не назвала.

– Рад с вами познакомиться, мисс Бекетт, – проговорил Бенедикт, не сводя глаз с дороги. – А меня зовут Бенедикт Бриджертон.

Софи кивнула, хотя он и не смотрел на нее. Несколько минут прошло в молчании. Софи просто не знала, что сказать. Ситуация казалась поистине неправдоподобной: они с Бенедиктом представились друг другу, чего не сделали два года назад.

– Вы совершили очень смелый поступок, – наконец заметила она.

Бенедикт пожал плечами.

– Но их было трое против вас одного. Большинство мужчин в подобной ситуации прошли бы мимо.

На сей раз он взглянул на нее и заметил:

– Ненавижу разнузданных типов.

Софи снова кивнула:

– Они бы надо мной надругались.

– Я знаю, – сказал Бенедикт и прибавил: – У меня четыре сестры.

«Я знаю», – чуть не сказала Софи, да вовремя спохватилась. Откуда горничной из Уилшира это знать?

– Полагаю, именно поэтому вы бросились на мою защиту? – вместо этого спросила она.

– Хотелось бы думать, что другой мужчина поспешил бы моим сестрам на помощь, окажись они, не дай бог, в подобной ситуации.

– Молю Бога, чтобы этого не произошло.

Бенедикт мрачно кивнул:

– Я тоже.

Дальше поехали молча. Софи припомнился бал-маскарад. Тогда, в отличие от сегодняшней ночи, разговор не прерывался ни на минуту. Но тогда она разыгрывала из себя ослепительную великосветскую даму, а сейчас была простой горничной. Что у нее с Бенедиктом может быть общего?

И все-таки она не переставая ждала, что он узнает ее, остановит фаэтон, прижмет ее к своей груди и скажет, что искал ее целых два года. Наивные мечты… Он не узнаёт ее, и потом, почему он должен ее узнать?

Люди видят то, что ожидают увидеть. А Бенедикт Бриджертон никак не ожидает увидеть в жалкой горничной изящную светскую даму.

Не проходило и дня, чтобы Софи не думала о нем, не чувствовала на своих губах его губы, не вспоминала о той полной очарования ночи. Он стал средоточием всех ее фантазий, в которых она видела себя совсем другой – изящной, утонченной, богатой. В своих мечтах она видела его на балу, который, быть может, давала она сама или ее любящие родители. Они знакомятся, потом он начинает очень мило ухаживать за ней, дарит благоухающие цветы, иногда осмеливается украдкой поцеловать. И в один прекрасный весенний день, когда поют птицы и ласковый ветерок колышет листву деревьев, он опускается на колено, клянется ей в вечной любви и просит выйти за него замуж.

Это была дивная мечта, и краше ее была лишь та, в которой они потом женятся, живут долго и счастливо и у них рождается трое или четверо детей.

Но даже в своих самых безудержных мечтах Софи и представить себе не могла, что действительно увидит его и, более того, что он спасет ее от троих пьяных развратников.

Интересно, вспоминает ли он когда-нибудь о таинственной незнакомке в серебристом платье, с которой обменялся одним-единственным страстным поцелуем? Хотелось думать, что да, однако Софи сильно сомневалась, что этот поцелуй значит для него столько, сколько для нее. В конце концов, он мужчина и наверняка перецеловался со множеством женщин.

И для него та ночь вряд ли чем-то отличалась от многих других. Софи по-прежнему читала «Светская хроника леди Уистлдаун», если она попадалась ей в руки, и знала, что он посетил десятки балов. Так почему именно этот бал-маскарад должен был запечатлеться в его памяти?

Вздохнув, Софи взглянула на свои руки, по-прежнему судорожно сжимавшие сумочку, покрасневшие от холода и шершавые. Такие руки хорошо бы держать в перчатках, но единственная пара, которая у нее была, давным-давно сносилась, а новую купить было не на что.

– И это все ваши вещи? – спросил Бенедикт, кивнув на сумку.

Софи кивнула.

– Боюсь, у меня их немного. Лишь смена белья да несколько личных вещей.

Помолчав немного, он сказал:

– У вас слишком правильная речь для горничной.

Он не первый, кто это заметил, и у Софи уже давно был заготовлен ответ, который она и дала.

– Моя мать была экономкой у одних очень добрых и щедрых людей. Они позволяли мне заниматься вместе с их дочерью.

– А почему вы сейчас там не служите? – В этот момент фаэтон подкатил к развилке, и Бенедикт заученным движением рук заставил лошадей свернуть налево. – Полагаю, речь идет не о семье Кавендер?

– Нет, – ответила Софи, лихорадочно придумывая, что бы ответить. Ее еще никогда никто об этом не спрашивал. Всех устраивал стандартный ответ. – Моя мама умерла, а я не поладила с новой экономкой.

Похоже, этот ответ его удовлетворил, и несколько минут они ехали в молчании. Стояла глубокая тишина, нарушаемая лишь свистом ветра да монотонным стуком лошадиных копыт. Наконец Софи, не в силах больше сдерживать любопытство, спросила:

– А куда мы едем?

– У меня неподалеку есть коттедж, – ответил Бенедикт. – Остановимся там на ночь или на пару дней, а потом я отвезу вас к матушке. Я не сомневаюсь, что она найдет для вас работу.

Софи почувствовала, как у нее исступленно заколотилось сердце.

– А этот ваш коттедж…

– Не волнуйтесь, вас там никто не обидит, – перебил ее Бенедикт с легкой улыбкой. – Мистер и миссис Крэбтри не допустят, чтобы в их доме происходило нечто, не совместимое с их представлениями о приличном поведении.

– А я думала, это ваш дом.

Улыбка на лице Бенедикта стала шире.

– Я уже много лет пытаюсь вбить им это в голову, но безуспешно.

Софи не смогла сдержать улыбки.

– Думаю, что они мне очень понравятся.

– Я тоже так думаю.

И вновь воцарилась тишина. Софи не сводила глаз с дороги. У нее было неприятное чувство, что, если глаза их встретятся, Бенедикт ее узнает. И в то же время она понимала, что этого не может быть. Он уже неоднократно смотрел ей прямо в глаза и не увидел в ней никого, кроме обычной горничной.

Однако спустя несколько минут она вдруг почувствовала, что щеки ее отчего-то раскраснелись, и, повернувшись к Бенедикту, заметила, что он смотрит на нее с каким-то странным выражением.

– Мы с вами нигде раньше не встречались? – неожиданно спросил он.

– Нет, – сдавленным голосом проговорила Софи. – Не думаю.

– Полагаю, вы правы, – пробормотал он. – И тем не менее ваше лицо кажется мне знакомым.

– Все горничные выглядят одинаково, – сказала она, криво усмехнувшись.

– Я тоже всегда так считал, – буркнул он.

Софи вновь перевела взгляд на дорогу. Почему она так сказала? Разве она не хотела, чтобы он ее узнал? Хотела, да еще как! Последние полчаса она только об этом и мечтала и…

Так вот в чем дело! Она мечтала. И в ее мечтах он просил ее выйти за него замуж. В действительности же он может попросить стать его любовницей, а она поклялась себе никогда ею не становиться. В действительности он может посчитать себя обязанным вернуть ее Араминте, которая наверняка тотчас же отправит ее в полицию за то, что она украла застежки с ее туфель (Софи ни на секунду не сомневалась, что от Араминты не укрылось их исчезновение).

Нет, пусть уж лучше все останется как есть, иначе ее и без того сложная жизнь станет еще труднее.

И в то же время Софи испытывала странное разочарование оттого, что он ее не узнал.

– Пошел дождь или это мне кажется? – спросила Софи, решив вести разговор на самые невинные темы.

Бенедикт задрал голову вверх. Луна теперь была затянута облаками.

– Когда мы уезжали, на дождь было не похоже, – пробормотал он, и в ту же секунду на ногу ему упала крупная капля. – Но думаю, вы правы.

Софи тоже взглянула на небо.

– Поднялся ветер. Хоть бы не разыгралась буря.

– Наверняка разыграется, – возразил Бенедикт. – Ведь мы едем в открытом экипаже. Вот если бы ехали в закрытом, на небе не было бы ни облачка.

– Далеко еще до вашего дома?

– Думаю, с полчаса езды. – Он нахмурился. – Если, конечно, дождь нас не задержит.

– А я дождя не боюсь, – весело проговорила Софи. – На свете есть куда более неприятные вещи.

Они оба поняли, на что она намекает.

– Я забыла вас поблагодарить, – тихо сказала Софи.

Бенедикт резко повернулся к ней. Голос ее показался ему чертовски знакомым. Где-то он его уже слышал. Но, пристально взглянув на Софи, усомнился в этом. Рядом с ним сидела горничная. Очень хорошенькая, но все же горничная, с которой он никогда раньше не встречался.

– Не за что, – наконец проговорил он.

– А я считаю, есть за что. Вы меня спасли.

Почувствовав себя неловко, Бенедикт лишь хмыкнул, не зная, что сказать.

– Вы совершили очень смелый поступок, – продолжала Софи.

Он снова хмыкнул.

И в этот момент хлынул ливень. Было такое ощущение, что небеса над ними разверзлись.

Через секунду Бенедикт стал мокрым насквозь.

– Я постараюсь довезти вас как можно быстрее! – пообещал он, пытаясь перекричать ветер.

– Не волнуйтесь за меня! – крикнула Софи в ответ, но когда он взглянул на нее, то увидел, что она обхватила себя обеими руками, пытаясь согреться.

– Возьмите мой сюртук!

Софи покачала головой и рассмеялась.

– Он у вас такой мокрый, что не спасет меня!

Бенедикт стегал лошадей, но дорогу размыло, а порывы ветра бросали дождевые потоки то в одну сторону, то в другую, и за ними практически ничего не было видно.

«Вот черт! Только этого не хватало», – раздраженно подумал Бенедикт. Всю прошлую неделю его мучила простуда, и, похоже, он до сих пор до конца не выздоровел. Поездка под проливным дождем наверняка не пойдет ему на пользу. Он снова сляжет, и весь следующий месяц у него будет насморк, будут слезиться глаза… в общем, ничего хорошего его не ждет. Разве что… Бенедикт не смог сдержать довольной улыбки. Если он снова заболеет, матушка не сможет заставить его бывать в свете, чтобы найти подходящую спутницу жизни.

Бенедикт, нужно отдать ему должное, именно этим и занимался: он искал. Он вовсе не возражал против женитьбы. Его брат Энтони и сестра Дафна были безмятежно счастливы в браке. Однако Бенедикт подозревал, что их семейная жизнь сложилась удачно только потому, что им крупно повезло: они нашли каждый свою половину. А вот он не повстречал еще ту, на которой мог бы жениться.

«Нет, это не совсем так», – подумал Бенедикт, вспомнив событие двухлетней давности – бал-маскарад, на котором он познакомился с таинственной незнакомкой в серебристом платье. Когда он держал ее в объятиях и впервые закружил по террасе в вальсе, он почувствовал, как в груди сладко заныло сердце. Подобного чувства он еще никогда не испытывал. Оно должно было бы испугать его, но этого не произошло. Наоборот, у него возникло желание, чтобы чувство это стало еще более острым. И он твердо решил во что бы то ни стало сделать незнакомку, заставившую его пережить неповторимые ощущения, своей.

Но вдруг она исчезла. Такое впечатление, будто земля стала плоской, как блин, и она свалилась с ее края. От леди Пенвуд, неприятной и желчной особы, он ничего не узнал, и никто из его знакомых, которых он расспрашивал, ничего не знал о молодой женщине в серебристом платье. Она приехала одна и уехала одна. Исчезла, испарилась… Он искал ее на всех балах и музыкальных вечерах, которые посещал. А посещал он их в два раза больше, чем прежде, в надежде увидеть ее. И каждый раз возвращался домой разочарованный.

Наконец он решил прекратить поиски. В конце концов, он всегда считал себя разумным человеком и понимал, что пора сдаться. И он сдался. И по прошествии нескольких месяцев снова, как и прежде, стал отказываться от большинства полученных приглашений. А еще через несколько месяцев понял, что способен снова встречаться с женщинами и не сравнивать их с ней, но не мог заставить себя не искать ее взглядом. Всякий раз, когда он входил в бальный зал или занимал свое место на музыкальном вечере, он машинально оглядывал толпу и напрягал слух, надеясь услышать ее звонкий смех.

Он давно привык к мысли, что не сможет ее отыскать, и не предпринимал активных поисков вот уже больше года, но… Бенедикт грустно улыбнулся. Но он не мог заставить себя остановиться. Это стало неотъемлемой частью его самого, такой же, как имя, умение одинаково хорошо владеть шпагой и рисовать. Он не переставал надеяться, ждать и… смотреть. И хотя он говорил себе, что давно пора жениться, он никак не мог заставить себя это сделать. Вдруг он наденет какой-нибудь женщине на палец обручальное кольцо, а на следующий день увидит ее, свою таинственную незнакомку? Тогда сердце его будет разбито, и жизнь кончена…

Когда вдали показалась деревенька Роузмид, Бенедикт с облегчением вздохнул – до коттеджа осталось минут пять пути. Как же ему хотелось побыстрее оказаться в нем и погрузиться в ванну с горячей водой! Он взглянул на мисс Бекетт. Она тоже дрожала от холода, однако, с восхищением подумал он, ни разу даже не пожаловалась. Бенедикт стал перебирать в уме других знакомых женщин. Как бы они себя повели, попади в ситуацию, подобную той, в которую попала мисс Бекетт? Даже его сестра Дафна, которая никогда не вешает носа, наверняка уже пожаловалась бы на холод.

– Почти приехали, – проговорил Бенедикт, желая ее подбодрить.

– Со мной все… Ой! Что с вами?

Бенедикт зашелся кашлем, сильным, непрекращающимся. Было такое ощущение, что грудь сейчас разорвется. Горло болело так, словно его резали острой бритвой.

– Все в порядке, – едва выдохнул он и стегнул лошадей, которые, пока он боролся с кашлем, перешли на шаг.

– По вам этого не скажешь.

– На прошлой неделе я простудился, – пояснил Бенедикт и поморщился: черт, как болит грудь!

– Я не хочу, чтобы вы из-за меня снова заболели, – заметила Софи, озабоченно глядя на него.

Он попытался улыбнуться, но не смог.

– С вами или без вас, дождь все равно застиг бы меня по дороге.

– И все-таки…

Бенедикт хотел ответить, но вновь разразился исступленным кашлем, казалось, разрывавшим ему грудь.

– Простите, – пробормотал он, когда приступ прошел.

– Давайте я буду править, – предложила Софи, протягивая руку за вожжами.

Бенедикт недоверчиво взглянул на нее.

– Это ведь фаэтон, а не повозка, запряженная одной лошадью.

Софи с трудом сдержалась, чтобы его не придушить: из носа течет, глаза красные, кашель не прекращается, а ведет себя как самодовольный осел!

– Уверяю вас, я умею обращаться с лошадьми, – взяв себя в руки, спокойно проговорила она.

– И где вы этому научились?

– В той же семье, где мне разрешали учиться вместе с их дочерью, – солгала Софи.

– Должно быть, хозяйка дома вас очень любила, – заметил Бенедикт.

– Совершенно верно, – ответила Софи, стараясь не расхохотаться.

Хозяйка дома, Араминта, закатывала графу истерики всякий раз, когда он посылал Софи на конюшню учиться править лошадьми вместе с Розамунд и Пози, однако тот был непреклонен. И Софи освоила эту науку. Произошло это за год до смерти графа.

– Спасибо, я сам, – бросил Бенедикт и снова согнулся в три погибели от кашля.

– Ради бога! – нетерпеливо проговорила Софи, протягивая руку за вожжами.

– Вот, возьмите, – буркнул Бенедикт, вытирая глаза. – Но я буду за вами смотреть, так и знайте.

– Ничего другого я и не ожидала, – обиженно сказала Софи.

Дождь лил вовсю, и править лошадьми было нелегко, да и не один год прошел с тех пор, как она этому обучалась, но Софи не сомневалась, что отлично справится. Есть вещи, которые не забываются.

И потом, так было приятно заняться чем-то, чем она не занималась со времени своей предыдущей жизни, когда являлась подопечной графа. Тогда у нее была красивая одежда, вкусная еда, интересные уроки…

Софи вздохнула. Нельзя, конечно, было назвать ту жизнь безмятежно счастливой, но по крайней мере она была намного лучше, чем та, которая наступила потом, после смерти графа.

– Что случилось? – внезапно спросил Бенедикт.

– Ничего. А с чего вы взяли, что что-то случилось?

– Вы вздохнули.

– И вы услышали? – недоверчиво спросила Софи. – Когда дует такой ветер?

– Я за вами внимательно слежу. Я и так болен… – Бенедикт снова закашлялся, – и не хочу, чтобы мы в довершение ко всему оказались в канаве.

Софи решила даже не удостаивать его ответом.

– Поверните направо, – скомандовал Бенедикт. – Эта дорога ведет прямо к моему коттеджу.

Софи сделала, как ей было сказано.

– А как называется ваш коттедж?

– «Мой коттедж».

– Так я и думала, – пробормотала Софи.

Бенедикт самодовольно ухмыльнулся.

– Я не шучу, – сказал он.

И в самом деле, через минуту они остановились перед элегантным загородным домом, у двери которого висела маленькая скромная вывеска: «Мой коттедж».

– Предыдущий хозяин выбил на вывеске свое имя, но мне показалось, что без него гораздо лучше, – заметил Бенедикт, направляя Софи в ту сторону, где находилась конюшня.

Софи бросила взгляд на дом: небольшой, однако далеко не лачуга.

– И это вы называете коттеджем?

– Не я, а прежний хозяин, – ответил Бенедикт. – Видели бы вы его другой дом.

Несколько секунд спустя они оказались на конюшне, где, слава богу, дождь им был уже не страшен. Бенедикт выбрался из фаэтона и принялся распрягать лошадей. Он был в перчатках, которые промокли насквозь, и теперь руки никак не хотели слушаться. С трудом освободившись от них, Бенедикт сердито отшвырнул перчатки в сторону и взялся за уздечку. Софи взглянула на его пальцы, покрасневшие, сморщенные, дрожащие от холода.

– Давайте я вам помогу, – предложила она, подходя к нему.

– Я сам справлюсь!

– Конечно, справитесь, – успокаивающе проговорила Софи, – но с моей помощью будет быстрее.

Он повернулся к ней лицом – видимо, затем, чтобы возразить, и снова закашлялся. Подскочив к нему, Софи подвела его к ближайшей скамье.

– Сядьте, пожалуйста, – попросила она. – Я сама распрягу лошадей.

Она думала, что он не согласится, но на этот раз он сдался.

– Простите, – едва выдохнул он. – Я…

– Вам не за что извиняться, – возразила Софи, быстро снимая с лошадей уздечку – вернее, так быстро, как смогли занемевшие и даже в некоторых местах побелевшие пальцы.

– Не слишком… – он снова закашлялся, на этот раз сильнее прежнего, – вежливо с моей стороны.

– На сей раз я вас прощаю в благодарность за то, что вы спасли меня сегодня вечером. – Софи попыталась весело улыбнуться, однако, к своему удивлению, чуть не расплакалась и поспешно отвернулась, чтобы Бенедикт не увидел ее лица.

Но он, похоже, либо что-то увидел, либо почувствовал, потому что вдруг встревоженно спросил:

– С вами все в порядке?

– Все нормально, – сдавленным голосом ответила Софи и, не успела оглянуться, как он бросился к ней и заключил в объятия.

– Все хорошо, – успокаивающе произнес он. – Вы сейчас в безопасности.

И в этот момент из глаз Софи хлынули слезы. Она плакала от жалости к себе, оттого, что судьба распорядилась с ней так жестоко и несправедливо. Плакала от того, что на том давнем балу-маскараде, два года назад, Бенедикт держал ее в своих объятиях, и оттого, что сейчас делает то же самое.

Она плакала, потому что он так добр к ней и, хотя явно чувствует себя прескверно и принимает ее за самую обыкновенную горничную, все равно заботится о ней и пытается защитить ее.

Она плакала, потому что не плакала очень давно, с самого детства, и плакала, потому что чувствовала себя такой одинокой.

А еще, потому, что думала о нем все эти годы, а он ее не узнал. Наверное, это хорошо, что он ее не узнал, но сердце все равно болело.

Наконец слезы иссякли, и Бенедикт, отступив на шаг, коснулся ее щеки и спросил:

– Теперь вам легче?

Софи кивнула, с удивлением отметив про себя, что это и в самом деле так.

– Хорошо. Вы просто перенервничали и… – И он отвернулся от нее, снова согнувшись в три погибели от кашля.

– Вам нужно поскорее идти в дом, – заволновалась Софи, поспешно вытирая слезы.

Он кивнул.

– Давайте наперегонки, – улыбнулся он.

Софи изумленно взглянула на него. Она и представить себе не могла, что можно шутить, когда так плохо себя чувствуешь. И тем не менее она, обмотав ремешок сумки вокруг запястья, подхватила юбки и припустилась к двери коттеджа. К тому времени, когда Софи добежала до нее, она хохотала во все горло: как это нелепо – стремглав мчаться под дождем, когда уже все равно вся вымокла насквозь.

Бенедикт прибежал первым, что было вовсе не удивительно. Хоть он и болен, но ноги у него определенно длиннее. Когда она подбежала к нему, он уже барабанил в дверь.

– У вас что, нет ключа? – крикнула Софи, стараясь перекричать ветер.

Бенедикт покачал головой:

– Я не собирался здесь останавливаться.

– Вы думаете, те, кто присматривает за домом, вас услышат?

– Очень на это надеюсь, – пробормотал Бенедикт.

Вытерев залитое дождем лицо, Софи заглянула в ближайшее окно.

– Там темно, – сообщила она Бенедикту. – Может, их нет дома?

– Не знаю. Где им еще быть?

– А там нет горничной или лакея?

– Я редко сюда заезжаю и решил, что глупо нанимать для этого коттеджа полный штат прислуги. Горничная приходит периодически, но не живет здесь.

Софи поморщилась.

– Может, посмотрим, не открыто ли какое-нибудь окно? Впрочем, в такой ливень все они наверняка закрыты.

– Это вовсе не обязательно, – мрачно изрек Бенедикт. – Я знаю, где лежит запасной ключ.

Софи изумленно взглянула на него.

– А почему вы говорите об этом таким мрачным тоном?

Кашлянув несколько раз, Бенедикт ответил:

– Потому что это означает, что мне придется снова лезть под этот чертов ливень.

Софи поняла: терпение его иссякло. Он уже дважды ругался в ее присутствии, а она видела, что он не из тех, кто ругается в присутствии женщины, даже если эта женщина – простая горничная.

– Подождите здесь, – приказал он и, прежде чем она успела ответить, сбежал с крыльца и скрылся из вида.

Несколько минут спустя Софи услышала, как в замке повернулся ключ, потом входная дверь распахнулась, и на пороге возник Бенедикт со свечой в руке. Вода потоками стекала с его одежды.

– Не знаю, куда подевались мистер и миссис Крэбтри, – осипшим голосом провозгласил он. – Но их определенно здесь нет.

– Мы одни? – ахнула Софи.

– Абсолютно, – кивнул Бенедикт.

Софи устремилась к лестнице.

– Пойду поищу комнату для прислуги.

– Нет, не пойдете! – рявкнул Бенедикт, хватая ее за руку.

– Не пойду?

Он покачал головой:

– Вы, моя дорогая девочка, не пойдете никуда.