Текст книги "Преступление Летучего Отряда"

Брадлей также покинул приемную. Никто и не подозревал, насколько происшедшее было ему тяжело. Он направился в зал суда, но по дороге его перехватил Симмондс.

– Доктор говорит, что Смиз должен принять какое-нибудь успокоительное средство, прежде чем предстанет перед судом.

– Смиз? – воскликнул Брадлей. Он совершенно упустил из виду, что у него имелось в производстве еще одно дело, гораздо более серьезное, чем дело Анн Перрмен.

Неделю назад при ограблении ювелира был убит один из сторожей. Убийце удалось ускользнуть, но затем его все же настигли. Брадлей знал, что убийца закоренелый морфинист с совершенно ослабшей волей и что до этого состояния его довел Мак-Гилл.

– Неужели вы забыли о Смизе? – улыбнулся Симмондс.

– Нет, конечно, – поспешно заверил Брадлей. – Он на самом деле нуждается в успокоительном? Сколько времени он может обойтись без приема дозы?

– Не дольше часа.

Брадлей кивнул головой.

– Я позабочусь о том, чтобы с его делом успели покончить прежде, чем пройдет час.

– Затем с вами желает поговорить Стэн.

Брадлей удивленно взглянул на своего помощника.

– Стэн! – спросил он, не веря своим ушам, – что случилось?

– Кажется, у него имеется к вам письмо из Министерства Внутренних Дел.

Брадлей поспешил вернуться в маленькую комнату, в которой он только что беседовал с Анн. Стэн действительно ожидал его. Он сидел на стуле, положив свои бесформенные руки на колени. Он был худ, угловат и носил черный, не по размеру широкий костюм. На шее вместо галстука – пестрый платок.

– Что у вас стряслось, Стэн? – спросил его Брадлей.

– Я нуждаюсь в полицейской охране. Вы ведь знаете, что я прибыл к вам из Министерства Внутренних Дел. Речь идет об этом Либите. Его друзья не прочь расправиться со мной, но я думаю, что мне удастся одолеть их раньше, чем они сцапают меня. – Он говорил с сильно выраженным северным акцентом.

– Пройдите пока в комнату тюремных надзирателей. Я приду к вам после того, как покончу с другими делами.

– Только два дела сегодня утром? – удивился Стэн.

– Два, но оба весьма важные…

Брадлей несколько запоздал в суд и вошел в зал после того, как туда ввели Зедемана, не утратившего даже здесь своей величественности.

Зедеман поздоровался с судьей, словно со старым знакомым, и не счел нужным оспаривать все прегрешения, которые успел натворить в течение минувшей ночи. Более того, он неоднократно напоминал свидетельствовавшему против него полисмену о том, чтобы тот не давал ложных показаний, а затем стал спокойно ожидать приговора.

Три недели тюремного заключения, выпавшие на его долю, нисколько не отразились на его настроении.

Секретарь суда о чем-то вполголоса беседовал с одним из адвокатов, в котором Брадлей опознал приятеля Мак-Гилла. Услышав, как в их беседе прозвучало имя «Смиз», он насторожился. Впрочем, ему не долго пришлось ожидать разъяснения этого обстоятельства. После того как Зедемана увели из зала заседаний, мистер Дурзер занял место за адвокатским столом. Очутившись в сфере своей профессиональной деятельности, он преобразился и не был уже тем пугливым, мелко дрожащим человеком, который беседовал с Анн.

– Прежде чем достопочтенные судьи перейдут к разбору следующего дела, – с апломбом заявил он, – я надеюсь, что мне будет разрешено заявить ходатайство. Оно имеет касательство к делу, которым вам придется заняться несколько позднее. Позволю напомнить, что я в свое время заявил ходатайство о выдаче некоторых документов, являющихся собственностью моего клиента мистера Мак-Гилла. Документы эти находились во владении покойного Элиаса Джозефа, проживавшего в «Леди Стерс».

Брадлея удивило это заявление. Какую цель преследовал Марк? Чего ради счел он необходимым именно сейчас напомнить о смерти Ли Джозефа?

Судья кивнул головой.

– Да, я помню об этом случае.

– Полиция опечатала дом, – продолжал мистер Дурзер, – и, насколько мне известно, она предполагает продержать печати до официального признания Ли Джозефа мертвым. Мы представили в свое время свидетеля, некоего мистера Зедемана, который по необъяснимой случайности как раз сегодня также предстал перед лицом суда…

– Да, я помню об этом. Свидетель показал под присягой, что эти документы по ошибке были оставлены в доме Ли Джозефа.

– Они не имеют особого значения, – снова заговорил адвокат, но судья прервал его:

– В этом вы правы. Документы эти – не что иное, как счета и переписка с рядом торговцев на континенте, снабжавших, как предполагают, Ли Джозефа и тех, кто скрывался за ним, наркотическими веществами. Не так ли, мистер Брадлей?

– Совершенно верно, господин судья.

– Мы можем представить ряд доказательств, которые установят, что эти документы относятся к торговле, дозволенной законом, совершенно безвредным химическим препаратом, – заявил адвокат.

Брадлей понял в чем дело. Марк проведал о том, что полиция обнаружила потайные отделения в автомобиле и заблаговременно готовил себе материал для защиты. Документы, о которых шла речь и которые были опечатаны в ночь убийства, могли бы подкрепить его позицию.

– Эти документы – дело полиции, – возразил судья. – Если она заявит, что документы имеют какое-нибудь значение для нее, то я ничего не предприму для выдачи их.

Он взглянул на Брадлея, и инспектор поднялся со своего места.

– Мы не в состоянии еще представить вам все доказательства, – заявил он, – но документы, о которых идет речь, весьма важны, и поэтому я возражаю против ходатайства адвоката.

Судья одобрительно кивнул.

– Ваше ходатайство отклоняется, – заявил он Дурзеру.

Брадлей вторично встал с места.

– Осмелюсь просить вас уделить теперь внимание делу Вилльяма Чарльза Смиза. Я ранее просил вас заслушать его дело после обеда, но в силу некоторых причин я вынужден просить вас, чтобы оно было заслушано немедленно. Это не займет много времени.

Судья согласился с ним, и двое полицейских привели из камеры бледного, тщедушного человека. На руках у него были наручники.

Судья взглянул на его руки и осведомился:

– Разве необходимо было доставлять его в суд в таком виде?

– Да, – ответил Брадлей, – он принес нам немало хлопот.

Арестованный взглянул на Брадлея и злобно нахмурился.

Был оглашен обвинительный акт. Смиз обвинялся в предумышленном убийстве: в ночь на четырнадцатое число Смиз застрелил из револьвера Гарри Бендона. Убийство произошло на Федлоу-стрит.

– У обвиняемого имеется адвокат? – спросил судья.

– Нет, – ответил Брадлей. – Я ходатайствую сегодня лишь о том, чтобы вы постановили оставить до следующей пятницы Смиза под следствием.

Обвиняемый развалился поудобнее на скамье.

– Попались вы мне в руки, Брадлей, я вам сверну шею, – прорычал он. Затем его слова перешли в нечленораздельное бормотанье.

Судебное разбирательство длилось недолго, и Смиза снова отвели в камеру.

– Разве этот заключенный не был подвергнут медицинскому осмотру? – удивился судья. – Его поведение показалось мне странным.

– Насколько мне известно, врачи осматривали его, – ответил Брадлей. – Он очень страдает от отсутствия наркотиков. И это является причиной всех наших неприятностей с ним.

Судья озабоченно покачал головой.

– За последнее время неимоверно возросло число преступников, подверженных действию наркотиков. Передо мной прошло огромное количество кокаинистов и морфинистов. Откуда они ухитряются добывать эти вещества? Раньше наркотики имели распространение среди ограниченного круга. Мне никогда не приходилось слышать о том, чтобы наркотики употреблялись в слоях общества, к которым следует причислить и Смиза.

– Это добро теперь систематически распространяется по стране, – ответил Брадлей. И тут же вскочил Дурзер.

– Я надеюсь, что это отвратительное дело нисколько не повлияет на ваше отношение к делу Анн Перрмен. которое нам предстоит сейчас заслушать.

– Я вовсе не намеревался связывать эта дела, – возразил Брадлей.

Адвокат однако не удовлетворился ответом Брадлея.

– То, что дело Смиза было заслушано до дела Перрмен и что речь шла о распространении наркотических веществ, не могло не создать неблагоприятной обстановки для моей доверительницы. Я ведь не знаю, в чем заблагорассудится полиции обвинить мисс Перрмен…

Кто-то дотронулся до его руки. Это был Мак-Гилл, незаметно вошедший в зал суда и занявший место рядом с адвокатом. Брадлей заметил его появление.

– Оставьте. Пусть пока дело идет своим чередом, – шепнул Дурзеру Мак-Гилл. Затем, заметив, что судья о чем-то совещается с секретарем и Брадлеем, он поинтересовался: – Каковы намерения Брадлея?

– Если ему на самом деле удалось обнаружить тайник в автомобиле, то он возбудит против нее обвинение в незаконном хранении ядов.

– А они действительно обнаружили кокаин?

– Мне известно, что именно Брадлей осматривал машину и только.

Лицо Марка вытянулось.

– И какое наказание грозит ей?

– Три месяца заключения, а, может быть, и шесть месяцев. Ведь она везла кокаин?

Мак-Гилл утвердительно кивнул головой.

– Но она не знала об этом…

Дурзер недоверчиво улыбнулся.

– Вы хотите меня уверить, что она не знала, какой груз везет?

– Она ничего не знала о тайнике в автомобиле.

Судья прервал их беседу.

– Анн Мэри Перрмен!

Анн вошла в зал, кивком головы приветствовала Мак-Гилла и, улыбаясь, опустилась на скамью. Брадлей ранее видел эту улыбку на лице Ронни. С таким высокомерным выражением, с той же улыбкой опустился на скамью подсудимых ее брат…

– Итак, мистер Брадлей? – И по-прежнему улыбаясь девушка обратилась к сыщику. – Наконец-то вам удалось осуществить свои намерения и посадить меня на эту скамью. Я полагаю, что для вас это был самый счастливый день в вашей жизни!

Брадлей не хотел верить своим ушам.

– Вы имеете право разговаривать только со мной, – прервал ее судья.

Девушка презрительно рассмеялась.

– Здравствуйте, господин судья! А я-то полагала, что мне здесь будет предоставлена возможность кое-что сказать…

Секретарь взглянул на лежащий перед ним листок бумаги и заговорил:

– Вы обвиняетесь в том, что ехали минувшей ночью на автомобиле, превысив предельную, разрешенную законом скорость. Признаете ли вы себя виновной?

Судья перебил его:

– Сегодня утром говорилось о том, что поступит и второе, более значительное обвинение. Почему вы не оглашаете его?

К удивлению Мак-Гилла Брадлей покачал головой:

– Обвинение пока ограничится этим. Нам не удалось обнаружить ничего, что могло бы послужить уликой.

Анн первая пришла в себя от охватившего всех изумления.

– Неужели вы хотите быть милостивым ко мне? Я ненавижу вас! – воскликнула она.

Судья попытался призвать ее к молчанию, но это ему не удалось. Анн почувствовала себя хозяином положения: она знала, что Брадлей утаивает правду! Он лгал ради нее, и эта ложь предавала его в ее руки – эта мысль наполнила ее удовлетворением. В ней жило сейчас единственное желание – уничтожить его, обратить в прах, сделать с ним то же, что он сделал с Ронни…

Анн перестала отдавать себе отчет в опасности, которой она подвергалась, она забыла о Марке. Все ее мысли были заняты Брадлеем.

– Мой милый друг инспектор Брадлей неожиданно воспылал желанием помочь мне! А ведь это он меня посадил за решетку…

Дурзер испуганно пытался успокоить ее:

– Мисс Перрмен было бы лучше, быть может, если…

Но она движением руки заставила его замолчать.

– Инспектор Брадлей всегда был очень мил и любезен по отношению ко мне. – Ее голос звучал все громче и громче. – Он неоднократно пытался воздействовать на меня, воспитывать… Мы встречались с ним в ресторанах, Я даже танцевала с ним, не так ли, инспектор? Он влюблен в меня. Он сказал мне, что ради меня готов на все!

Брадлей окаменел; его лицо превратилось в маску.

– Замолчите, – раздраженно потребовал судья, но она не слушала его.

– Я не замолчу! – продолжала бушевать девушка. – Если он мог ходить за мной по пятам, бросать на меня влюбленные взгляды, а затем использовал первый удобный случай для того, чтобы запрятать в тюрьму, то я вправе сказать все, что думаю об этом. Брадлей осматривал мой автомобиль! Он говорит, что ничего не обнаружил в нем. Он лжет! Он обнаружил в нем дюжину пакетов сахарина.

– Да успокойтесь же наконец! – молил Дурзер.

Но Анн уже не владела собой:

– Я везла сахарин. Я везла контрабанду. Он знает об этом, и все же он выступает перед судом и лжет, лжет! Он воображает, что я из благодарности брошусь ему на шею, но нет, он ошибается. Я покажу всем, что он на самом деле представляет собой. Он сыщик, уничтожающий улики, потому что влюблен в женщину, которую должен преследовать!

Негодование захлестнуло ее, она больше не могла произнести ни слова.

– Когда, вы, наконец, успокоитесь? – сказал разгневанный и выведенный из терпения судья.

– Я сказала все, что хотела сказать…

Дурзер приподнялся со своего места и взглянул на девушку.

– Вы сошли с ума? Или вы не понимаете, что натворили?

– Я не стану обращать внимания на вашу болтовню, – заявил судья. – Против вас поступило лишь обвинение в нарушении правил езды. Вы признаете себя виновной?

– Мы признаем себя виновными, – поспешил ответить за нее Дурзер.

– Вот и отлично. Приговариваю вас к уплате штрафа в двадцать фунтов. Судебные издержки накладываются на вас. И, помимо того, вы лишаетесь шоферских прав сроком на один год.

Анн едва держалась на ногах. Ухватившись за перила, она спросила вполголоса:

– Я могу теперь уйти? Я свободна?

Стражница кивнула ей головой. Прежде чем пройти в камеру за вещами, Анн поздоровалась за руку с Марком.

– Зачем натворила она все это? – спросил шепотом Марк у адвоката. Но Дурзер не был расположен продолжать беседу на эту тему.

– Пойдемте со мной, вы заплатите штраф, – сказал он, уклонившись от ответа.

Дело Анн было последним в списке дел, назначенных к слушанию в это утро, и зал опустел. Лишь судья задержался, собирая в портфель свои бумаги. Он подозвал Брадлея.

– Это был совершенно невероятный взрыв ярости, – сказал он ему.

– Да, – безразлично ответил Брадлей. Он чувствовал себя совершенно уничтоженным.

– Это первый случай за всю мою долголетнюю практику. Я никогда не слышал, чтобы обвиняемая уличала арестовавшего ее сыщика в том, что он влюблен в нее.

Разыгравшаяся история угнетала детектива.

– Я предпочел бы, чтобы слова ее оказались ложью, – проворчал он.

– А она очень хороша! – улыбнулся судья. – И с ее стороны было очень неразумно выступать таким образом.

Брадлей остался один в зале. Он попытался собраться с мыслями.

Вскоре Анн вернулась в зал. Она увидела его, на минуту застыла в нерешительности, размышляя, не следует ли ей попытаться избежать встречи, а затем решительно направилась к дверям.

– Скажите, выход здесь? – спросила она, не подымая глаз.

– Да, – коротко ответил он. Тон его граничил почти с грубостью. Он прислонился к двери.

– Вы не хотите пропустить меня?

Его взгляд, полный упрека, застыл на ней.

– Я никогда не предполагал, что вы проявите столько коварства, – просто заметил он.

– Вы позволите мне пройти?

– Прошу! – и он отворил дверь. – Я надеюсь, вы знаете, куда ведет этот путь?

Снова проснулся в ней дух противоречия:

– Вниз, по наклонной плоскости. Это путь, по которому вы хотели пустить Ронни и меня, – с горечью заметила она.

– Последними словами Ронни было: «Слава Богу, что моя сестра не знает этого Мак-Гилла…»

Она бросила на него злой взгляд.

– Это что, новый вымысел? Вроде истории с потайными ящиками в моей машине? Вам следовало бы писать романы.

– Хотите сказать – обман? Обман заключается лишь в том, что я скрыл ваши пакетики!

– Это было очень благородно с вашей стороны, – насмешливо заметила она. – Надеюсь, вы теперь лишитесь своего места?

– Вряд ли, – ответил он, заставив себя улыбнуться. – Даже если бы мое начальство узнало о том, что я обнаружил в вашей машине кокаин…

– Это гнусная ложь. Там не было кокаина!

– Вы пустились на отвратительное дело, – теперь голос Брадлея звучал строго и серьезно, – сегодня утром перед лицом суда предстал человек, обвинявшийся в убийстве. Он морфинист – жертва Мак-Гилла. И вы одно из лиц, при помощи которых Мак-Гилл снабжает их этой отравой!

Она побледнела, как полотно.

– Вы презренный лгун! – воскликнула она. – Я никогда не распространяла подобных вещей. Я делаю все, что делал Ронни…

– В этом вы правы: и он распространял наркотики, контрабандно ввозившиеся в страну Мак-Гиллом и Ли Джозефом!

– Вы оскверняете память мертвого человека, которого вы же и убили! – в гневе воскликнула девушка.

– Как вы неразумны! – печально заметил Брадлей. – Сегодня вы попытались обесчестить меня, газеты подхватят ваши измышления. «Сыщик, влюбленный в преступницу» – ведь для них это сенсация!

Она рассмеялась, но в смехе ее звучала горечь.

– Я хочу верить, что вы действительно денно и нощно думаете обо мне. Что вы мучаетесь при мысли обо мне, ваше сердце разрывается от любовной тоски!

Итак, ее желание исполнилось, и сознание этого наполняло ее удовлетворением.

– Еще раз повторю: я ненавижу вас и ваше ремесло! Вы живете за счет несчастья обездоленных. Вы строите свою карьеру на горе окружающих!

Она уловила на лице Брадлея улыбку, и это еще больше распалило ее гнев.

– И вы осмеливаетесь смеяться над этим?

– Покиньте зал суда, – сказал он. – На улице вы увидите полицейского, который регулирует движение. Он заботится о том, чтобы вас не сбила машина. А сыщики заботятся, чтобы вас не ограбили и не убили. Если бы нас не было, то среди подонков нашлись бы типы, которые отправили бы вас на тот свет из-за десятифунтовой бумажки. Они не остановятся перед тем, чтобы отрубить вам пальцы, лишь бы овладеть вашими кольцами. Вы можете спокойно спать ночью потому, что полиция охраняет ваш покой и потому что существует Летучий Отряд, который преследует тех, кто осмелился бы ограбить вас. Мое ремесло не менее почетно, чем всякое другое. Я служу закону и справедливости.

– Как великолепно это звучит!

Он не обратил внимания на иронию, прозвучавшую в ее словах, и продолжал:

– Ступайте и продолжайте творить ваше дело, продолжайте толкать несчастных вниз по наклонной плоскости, чтобы затем им пришлось предстать перед судом и отправиться на виселицу. Делайте свое дело, хоть вы и не понимаете, что творите. Я люблю вас как только может любить мужчина женщину, но то, что я сделал ради вас, было последним вашим шансом.

В это мгновение в зал вошел Мак-Гилл, ставший свидетелем последовавших затем событий.

– Ронни пошел по своему пути и обрел смерть, – продолжал Брадлей. – Вас на этом пути ожидает еще более ужасная участь. Вы станете на очень скверный путь, если до сих пор еще на него не стали…

Впрочем, он не хотел этого говорить, слова непроизвольно вырвались у него.

В следующее мгновение Анн ударила его по лицу и застыла, испугавшись того, что сделала.

Брадлей побледнел.

– Мне очень жаль, я не должен был говорить этого, – сказал он.

Мак-Гилл допустил грубую ошибку:

– Черт побери, что все это значит, Брадлей?

Брадлей прищурился и взглянул на него.

– Вы видели, как она ударила меня. И я передаю удар дальше – по назначению!

С молниеносной быстротой он нанес Марку удар в подбородок. Тот рухнул на пол.

С трудом поднялся он с пола. Лицо его было перекошено от боли.

– Честное слово, это будет стоить вам вашего мундира, – прошипел он и на мгновение ему показалось, что сыщик собирается вторично нанести удар.

– Это еще пустяк по сравнению с тем, что вам предстоит впереди. Я накрою вас прежде, чем вам удастся вовлечь мисс Перрмен в ваше грязное дело!

– Меня накроете? Вы, видно, воображаете, что можете запугать меня? Я не боюсь ни вас, ни всего Скотленд-Ярда!

В это мгновение в зал суда вошел Стэн. Брадлей указал на него.

– Вот тот, кого вам придется бояться. Сегодня он обратился к нам с просьбой об охране. Он исполняет обязанности, которые не создали ему доброй славы. Это – Стэн.

На лице Мак-Гилла выразился ужас, граничивший с отчаянием.

– Это Стэн?

– Да, Стэн, палач Стэн! – повторил Брадлей. – Поздоровайтесь-ка с ним: вам предстоит познакомиться поближе.

Глава 12
Реакция не в пользу Мак-Гилла

Мак-Гилл и Анн молча поехали домой. Несмотря на все попытки Марка завязать разговор. Анн упорно отмалчивалась, а он был достаточно умен, чтобы оставить ее в покое. Он понял, что она не хотела беседовать с ним о событиях этого бурного утра.

– Прошу вас, пройдите ко мне, мы позавтракаем вместе, – предложил он ей. – Вы ведь голодны, должно быть?

Он полагал, что она откажется, так как еще до этого изъявила желание отправиться домой, но неожиданно ответила согласием. Анн, казалось, была безучастна ко всему, на нее нахлынула апатия, от прежнего волнения не осталось и следа. Одновременно ею овладела усталость и какая-то необъяснимая слабость. Марк заметил, что под глазами у нее легла синева. Он хотел позвонить, но она остановила его движением руки.

– Для меня не трудитесь заказывать завтрак, Марк. Я выпью лишь чашку чая. Этого достаточно, а затем я попытаюсь выспаться.

– Бедная, мужественная Анн! Этот Брадлей изрядный негодяй.

Она безразлично пожала плечами:

– Изрядный негодяй, – машинально повторила она.

– Но вы его задели, как никто никогда не задевал, – злорадно заявил Марк. – Теперь над ним будет потешаться весь Лондон. Жаль, что не было газетных репортеров в то мгновение, когда вы его…

– Не говорите об этом, – сказала Анн, и голос ее зазвучал смущенно и хрипло. – Признаюсь, я недовольна своим поведением.

– Но почему? Вы воздали ему по заслугам. Он заслужил это.

– Нет, он этого не заслужил. Он выполнял свой долг, и мне очень не по себе, когда я думаю об этом.

– Все это только естественная реакция. Вы устали, – участливо заметил Марк.

Девушка забилась в угол дивана и о чем-то напряженно думала.

– А этот человек в черном – это был палач? – спросила она.

Упоминание о палаче заставило Марка содрогнуться.

– Да, это был Стэн. Он выглядит именно таким, каким его можно представить. Я, разумеется, никогда не видел его. С ним не особенно приятно встречаться…

– Он произвел на меня очень сильное впечатление. В его лице было что-то очень печальное и в то же время порядочное…

– Порядочное? В лице палача? – Марк изумленно широко открыл глаза. – Что вы говорите?!

Она тяжело вздохнула и опустила глаза.

– Я больше ничего не скажу, но, право, было бы лучше, если бы того, что произошло утром, не случилось…

Он поощрительно похлопал ее по плечу.

– Милая Анн, вы – молодец! Вечерние газеты напишут об этом: «Необычайная сцена в зале суда». Я горю от нетерпения – хочу прочесть все, что они напишут о вас. Как только принесут газеты, я пришлю их вам.

Неожиданно она поднялась с дивана.

– Нет! Я не хочу никаких газет. Я не хочу даже вспоминать обо всем этом. Ведь, в сущности, он пытался помочь мне. – Она взглянула на Марка испытующе. – Скажите, почему он утверждал, что я везла не сахарин, а кокаин?

– Потому что он наглый лгун! – поспешил ответить Марк. – Он хочет уверить вас в том, что оказал гораздо большую услугу, чем это было на самом деле. Разве это не понятно?

Анн ничего не ответила.

– Вы великолепно вскрыли перед судом его слабость! Вы ведь никогда ранее не рассказывали мне о том, что он у вас в руках. Я знал лишь, что вы время от времени встречались с ним, что он приглашал вас ужинать и вы несколько раз проводили вечера в его обществе. Но я не имел понятия, что он влюблен в вас. Если бы я знал об этом…

– Если бы вы знали?..

Марк улыбнулся.

– То я поспешил бы выразить ему свое мнение. Отрицательное.

– Почему?

Вопрос этот явился для Марка полной неожиданностью.

– Почему? – повторил он, смутившись. – Я, разумеется, не позволил бы ему…

– Или вы неожиданно почувствовали, что обладаете какими-то родительскими правами на меня? Вы полагаете, что на вас лежит ответственность за мое поведение, за нравственность?

Мак-Гилл понял, что продолжение разговора на эту тему может быть чревато последствиями.

– Право, не стоит говорить об этом. Во всяком случае, с Брадлеем все покончено.

Она покачала головой.

– Я недостаточно осведомлена о полицейских порядках, но уверена, что в полиции большого внимания на мою болтовню не обратят. Вряд ли бывают судебные заседания, на которых бы обвиняемые обходились без попыток каким-нибудь способом очернить своих обвинителей. На эти заявления, как правило, не обращают внимания, и я надеюсь, что в данном случае тоже будет так.

– Вы всерьез надеетесь на это? – переспросил пораженный Марк.

– Да. Я надеюсь на это. Я была очень неблагодарна к нему, и жалею, что все это случилось…

Марк расхохотался.

– Уж не влюблены ли вы в него?

В эту минуту внесли чай, и Анн избавилась от необходимости отвечать на вопрос.

Выпив чашку чая, она взяла сумочку и пальто.

– Я пойду теперь к себе. – На пороге она остановилась и задумчиво спросила: – И все-таки почему он утверждал, что я везла кокаин? Он сказал, что и Ронни перевозил кокаин. Какой ужас, если это действительно окажется правдой…

Марк притворился огорченным.

– Неужели вы можете поверить, что я стал бы заниматься этим? Нет, то был не кокаин. Вы же видели, что именно перевозили. Вы даже пробовали его на вкус. Право, я не понимаю, что вам взбрело в голову! Чего доброго, вы перестанете мне верить.

Этого не следовало говорить, потому что когда их взгляды встретились, он понял, что вера действительно поколеблена.