Текст книги "Подбрасывание лисиц и другие забытые и опасные виды спорта"

Гольф с луком и стрелами

Кричать «поберегись» тут было бы слишком поздно. В этом виде спорта (также известном как «лучный гольф») лучники соревновались с гольфистами на одном поле. Первые упоминания этой невероятно опасной игры встречаются в США в 1920‐х годах. Проходила она чаще всего зимой, когда стрелы меньше повреждали замерзшую почву, а участие в ней принимало до четырех человек (возможно, потому что игра с несколькими группами довольно быстро превратилась бы в сцену из фильма «Храброе сердце»). Лучники обычно получали десятиочковую фору при игре против обычных гольфистов, и, как и в гольфе, побеждал игрок с наименьшим количеством очков. Все начинали с одной точки, при этом второй выстрел делали с места падения первой стрелы. Использовались три вида стрел: дальнобойная стрела (легкая с коротким оперением) для первого выстрела; средняя стрела (с длинным оперением и наконечником); флу-флу (тяжелая, с тупым наконечником) для завершения. Роль «лунки» для лучников чаще всего играл теннисный мяч, закрепленный на средней высоте, или какая-то похожая по размеру мишень, например, диск с блюдце величиной, который вешали на дерево или стойку.

Несмотря на современный антураж, игра больше всего напоминает один из старейших видов спортивной стрельбы из лука – «движущиеся мишени». Средневековые английские лучники (в том числе Генрих VIII) практиковали такую стрельбу в качестве военной подготовки. Стрелки передвигались по сельской местности большими группами, выбирая мишени на ходу.

У лучного гольфа было много поклонников, потом к нему часто прибегали для рекламы новых полей; он даже стал частью конкурса красоты «Мисс Флорида» в Сарасоте в 1958 году. Известный чемпион этого вида спорта – и стрельбы из лука в целом – неповторимый Говард Хилл, достижений которого хватит, чтобы заполнить всю эту книгу. Успешный охотник, которого часто называли «лучшим лучником в истории», Хилл в 1930‐х годах начал покорять Голливуд, где демонстрировал свои навыки в фильмах «Приключения Робин Гуда» (1938), «Они умерли на своих постах» (1941), «Баффало Билл» (1944) и многих других. Он также выиграл семь национальных чемпионатов по лучному гольфу, а в 1928 году написал первый свод его правил.

Матчи по гольфу с луком и стрелами проходили до конца 1970‐х, когда, к облегчению всех специалистов по газонам в гольф-клубах, у властей появились вопросы к виду спорта, где игрок мог получить проникающие раны.

Конный бокс

В начале XX века одним из самых известных и уважаемых боксеров полусреднего веса в Европе был афроамериканец по имени Бобби Доббс. Когда возможности для призовых боев в США исчерпали себя, он, подобно многим другим бойцам, решил поискать работу за океаном. Доббс – мощный, но элегантно сложенный и поразительно грациозный – раздул интригу вокруг своей персоны, завысив в беседе с журналистами свой возраст, и, проведя несколько боев в Англии, отправился попытать счастья в Берлине. Популярность бокса в Германии как раз набирала обороты, и приезд Доббса стал настоящей сенсацией. Второго декабря 1910 года он победил своего соотечественника Дика Грина в первом для Германии призовом бою. Доббс стал настоящей знаменитостью и ловко использовал свою популярность, основав Англо-Американский боксерский клуб в Берлине. Вскоре, однако, ажиотаж вокруг бокса в Германии начал спадать, так что Доббсу пришлось придумывать, как интересно и по-новому подать свой спорт. В клубе он работал с Джо Эдвардсом, англо-немецким тренером, и вместе они создали новый спорт – конный бокс.

Этот спорт во многом напоминал обычный бокс (если не считать тысячефунтовых зверей, выделывавших коленца под бойцами) и придерживался классических правил маркиза Куинсберри66
  Под правилами маркиза Куинсберри подразумевается набор боксерских правил, составленный в 1865 году спортсменом Джоном Грэмом Чемберсом и одобренный два года спустя Джоном Шолто Дугласом, маркизом Куинсберри. Правила послужили основой для современного бокса: так, они впервые закрепляют ведение боя в перчатках. – Прим. ред.


[Закрыть]: очертания ринга были отмечены примерно, бой был разделен на ограниченные по времени раунды, захваты и борьба запрещались, и никому, кроме рефери, нельзя было находиться на ринге. Боец объявлялся проигравшим, если его ударом сбили с лошади и он не смог вернуться в седло до счета «десять». Боксеры дрались с обнаженным торсом и в перчатках, что соответствовало правилам, но мешало держать поводья. В результате раунды состояли из редких обменов ударами, а большую часть усилий бойцы тратили на управление лошадьми. Для соревнований выбирали спокойных животных, от травм их защищала специальная кожаная амуниция.

Доббс и Эдвардс представили новый спорт членам Берлинского клуба, и те, хотя сперва и были несколько ошарашены, оценили его. Среди 369 участников и участниц77
  Семьдесят или около того участниц Англо-американского боксерского клуба были, судя по всему, весьма устрашающими особами. Эти «почтенные дамы», как писала New York Times в 1912 году, «сошлись в бою с полицейскими, пытавшимися прервать их боксерские поединки на лугу в Тиргартене, и вернулись с победой».


[Закрыть] клуба был офицер немецкой кавалерии, которого так захватила эта идея, что он доложил о ней своему командованию как о полезной боевой тренировке. «Этот спорт пригодится кавалеристам в бою, – объяснял он. – Если кто-то из них потеряет оружие, ему придется полагаться только на собственные силы».

Одобренный такой восторженной реакцией, клуб решил устроить публичную демонстрацию. Берлинский парк Тиргартен, когда-то служивший охотничьими угодьями бранденбургских курфюрстов, известен своими спортивными традициями, но, возможно, самым впечатляющим событием в его истории стал большой турнир по конному боксу, состоявшийся 4 июля 1912 года. Среди зрителей были члены императорской семьи, американский посол Джон Г. А. Лейшман и высокопоставленные офицеры немецкой кавалерии. Все они подбадривали бойцов, которые носились по площадке, едва справляясь с лошадьми.

Соревнования по конному боксу на территории арсенала на Калвер-роуд в Рочестере, Нью-Йорк. 1922 год. Негатив Альберта Р. Стоуна

К несчастью для Доббса и его Англо-Американского боксерского клуба, новый вид боевых искусств не сумел вызвать большого энтузиазма ни у публики, ни у военных. Его популярность в качестве циркового и ярмарочного развлечения оказалась недолгой, и вскоре конный бокс оказался забыт. Доббс вернулся в Америку и до конца своих дней работал тренером. Он пытался вернуться на ринг, но промоутеры не горели охотой подписывать контракт со столь возрастным бойцом – ему даже приходилось боксировать инкогнито под псевдонимом «Сенсация в маске».

Забеги с быком

 
Эй, добрые парни, пора гнать быка,
И дружно ему намять бока!
Пора учинить здесь переполох,
И наш с вами ужин будет неплох!
В Стэмфорде-городе в Бычий день
Нам развлекаться будет не лень.
Такого не встретите больше нигде,
Лишь только у нас, у нас в Стэмфорде.
 

Песня Скотника

В наши дни самые известные забеги с быками происходят в испанской Памплоне – это так называемые энсьерро, которые каждый год становятся частью июльского праздника в честь святого Фермина и привлекают более миллиона туристов. Среди них – тысячи британцев, которые наверняка бы удивились, узнав, что экзотическое зрелище, ради которого они отправляются в путешествие, можно было лицезреть в их собственной стране на протяжении семисот лет, вплоть до 1839 года.

Однажды в годы правления короля Иоанна (1199–1216) Уильям де Варенн, пятый граф Суррей, наблюдал со стены замка Стэмфорд, как два быка сошлись в схватке на близлежащем лугу. Подоспевшие мясники в попытке разнять быков отправили в гущу драки собак. Один из быков решил стремительно ретироваться и направился в сторону города. Граф вскочил на лошадь и отправился в погоню, которая доставила ему такое удовольствие, что он подарил луг стэмфордским мясникам при условии, что подобные бега будут устраиваться каждый год в этот день, 13 ноября.

Иллюстрация Теодора Лейна с травлей быка из книги Пирса Игана «Спорт как отражение жизни, включая скачки, преследование, ринг и сцену» (1832)

Традиция сохранялась веками. Каждый год улицы перегораживали повозками, а быка, как сообщает «Календарь» Роберта Чемберса (The Book of Days, 1864), выводили из себя разнообразными способами, в частности, кидая в него шляпы. Острия его рогов были подпилены, уши и хвост – подрезаны; туловище натирали мылом, чтобы его было сложнее схватить, и, наконец, на нос несчастному животному сыпали перец, чтобы окончательно разъярить его. Когда баррикады убирали, бык уже был готов сорваться с места. Он вылетал на улицы, и целая толпа мужчин, женщин, детей и собак устремлялась в погоню (в отличие от забега в Памплоне, где быки исполняют роль преследователей, здесь было все ровно наоборот). Уильям Хоун в «Книге на каждый день» (The Every-Day Book) за 1830 год писал: «И стар, и млад, мужчины, женщины, дети, всякого рода и звания в компании всех городских собак мчались за ним с дубинками, разбрызгивая грязь из-под ног в лицо друг другу, словно во времена, когда Тесей и Пирифой завоевали Аид и покарали Цербера».

Животное преследовали вплоть до моста через реку Уэлленд, после чего наступало время «мостить быка». Толпа надвигалась на него с обеих сторон моста, запирая быка в ловушку. Все вместе они пытались побороть быка и сбросить его в реку. Обычно ему удавалось выплыть и добраться до берега, где как раз начинался луг, когда-то дарованный мясникам. Там его травили собаками и забивали – считалось, что ужас, пережитый быком, улучшает вкус мяса, которое потом по дешевке продавали горожанам на ужин. Если же быку удавалось отбиться и не упасть в реку, ему даровали помилование.

Жители Стэмфорда очень уважали эту традицию: мэр города, умерший в 1756 году, завещал деньги на ее сохранение, и хроники доказывают, что даже церковные старосты каждый год жертвовали средства на организацию праздника. Власти время от времени пытались изжить это развлечение, но эти попытки сталкивались с яростным сопротивлением, а то и с открытым неповиновением. В 1788 году мэр города запретил праздник, а год спустя привлек отряд драгунов, чтобы ввести этот запрет в силу. Когда горожане вновь проигнорировали его указ, он велел солдатам вмешаться. Командир отряда отказался, ведь жители всего-навсего мирно двигались по улицам. Мэр объявил, что драгуны в таком случае совершенно бесполезны, с чем офицер легко согласился и распустил бойцов, которые незамедлительно присоединились к процессии.

В 1833 году только что образованное Общество по предотвращению жестокого обращения с животными организовало протесты против стэмфордского забега, но это, наоборот, лишь добавило участникам энтузиазма. «Что это еще за лондонское общество? – вопрошали они. – И почему оно узурпирует полномочия законных властей, мешая нам предаваться нашему старинному развлечению?» Наконец, в 1839 году в город ввели солдат и полицию, чтобы не допустить проведения забега, и жители смирились, узнав, что в следующий раз подобные меры будут оплачены за их счет и обойдутся им в шестьсот фунтов.

Автомобиль против быка

Эта идея была на поверхности, но, как часто бывает в подобных случаях, существовала причина, по которой никто никогда так не делал.

История боев быков в Байонне была длиннее, чем в любом другом французском городе, и в 1901 году разрекламированное состязание, организованное нефтяным магнатом Анри Дойчем де ла Мертом, собрало аншлаг на местной арене. Дойч де ла Мерт был по натуре своей первопроходцем: за год до того он учредил приз своего имени, предлагая сто тысяч франков тому, кто изобретет летательный аппарат, способный за полчаса долететь от парка Сен-Клу до Эйфелевой башни и обратно88
  Приз выиграл бразильский аэронавт Альберто Сантос-Дюмон, проделавший этот путь за 29 минут 30 секунд, несмотря на то, что в пути у него заглох двигатель и ему пришлось выбираться без страховки из гондолы, чтобы перезапустить его. Это была вторая его попытка: во время первой он врезался в отель «Трокадеро» и повис на фасаде здания, так что снимать его пришлось парижским пожарным. Получив приз, половину суммы он отдал своим помощникам, а остальное – нуждающимся горожанам.


[Закрыть].

Жителям Байонны де ла Мерт пообещал невиданный доселе бой быков. Как всегда главная местная звезда, любимец города по имени Ледесма появился на арене верхом на коне – но только в этот раз его «конем» был двенадцатицилиндровый бронированный автомобиль «Пежо», за рулем которого был личный шофер де ла Мерта – М. Шевран. Пока автомобиль делал круг по арене, тореро Ледесма размахивал шпагой с пассажирского сиденья. Затем они заняли свою позицию, а публика замерла, увидев выпущенного на арену быка. Животное и автомобиль стояли лицом к лицу. Ледесма крикнул, Шевран включил первую передачу, и автомобиль пополз вперед. В ответ на это бык взрыл песок копытом, оглушительно фыркнул и, по словам корреспондента лондонской Times, обозревавшего это событие, «пустился наутек, поджав хвост». Такого де ла Мерт и его кабальеро не ожидали. Ледесма, однако, рвался в бой и велел Шеврану преследовать быка, метавшегося по арене. Несмотря на отсутствие собственно боя, публике нравилось происходящее. После того как бык попытался перескочить через ограждения на трибуны, его заменили: на арену отправили одного за другим шесть быков в надежде, что хотя бы один решится сразиться с «Пежо», но все они впадали в такой же ужас, как и первый, так что состязания пришлось отменить.

Сжигание кошек

Как уже ранее доказала игра «Вышиби-кота-из-бочки», на протяжении веков люди были особенно жестоки к кошкам, и все из‐за суеверий, связывающих этих животных с черной магией и невезением. Бесспорно, самым садистским проявлением этого было средневековое французское развлечение brûler les chats, или сжигание кота.

С давних времен существовал обычай на удачу кидать в костер предметы, имевшие, по общему мнению, магические свойства. К несчастью для кошек, они тоже попадали в эту категорию, и к XVI веку в Париже их сжигание превратилось в традиционное действо на больших праздниках, таких как день летнего солнцестояния. Публика собиралась на площади вокруг специально построенной виселицы, под которой уже высилась гора поленьев. Набитый кошками мешок подвешивали на виселицу и поджигали костер. Огонь разгорался, и визжащие животные сыпались из мешка в пламя на верную гибель, а зрители упивались этими звуками, словно музыкой.

В каждом регионе Франции сжигание кошек имело свои местные особенности. Ловцы кошек (или courimaud, как их называли) из Сен-Шамона предпочитали более активный вариант: они обливали животных горючей жидкостью, поджигали и гнались за разбегающимися по городу кошками. В Метце, расположенном на северо-западе страны, в Лотарингии, десятки кошек сгорали в плетеных клетках; то же самое происходило в городе Гап, в регионе Верхние Альпы; в Бургундии же кошек привязывали к «майскому дереву» (празднично украшенному шесту), которое затем поджигали – это символизировало сожжение у столба, классический вид казни. Обычным делом считалось прихватить с собой на удачу обугленный сувенир, когда пламя утихнет. Этот обряд был популярен у всех сословий, от рабочего класса до монаршей семьи: в 1648 году Король-Солнце, Людовик XIV, увенчанный розами, лично зажег ежегодный кошачий костер, прежде чем дать старт танцам и направиться на бал в городскую ратушу. Вне закона этот обычай окончательно был объявлен в 1765 году.

Похожая традиция существовала и в старинном бельгийском городе Ипр, где по сей день во второе воскресенье мая проходит фестиваль Каттенстут («фестиваль кошек»). Зрители наводняют улицы, чтобы увидеть костюмированную процессию с гигантскими надувными кошками, идущую через город к Палате Суконщиков. До 1817 года с башни этого здания выкидывали выловленных на улицах кошек, которые насмерть разбивались о мостовую. Сейчас вниз в толпу швыряют мягкие игрушки, а затем проводят шуточное сожжение ведьмы. Фестиваль стал популярным местным событием, ежегодно привлекающим тысячи туристов.

Центрифугальный боулинг был простым способом насладиться радостями кегельбана у себя дома, как видно на этой иллюстрации из Scientific American от 12 мая 1894 года

Центрифугальный боулинг

К 1885 году пассажи под берлинскими железнодорожными вокзалами стали пристанищем для множества баров, магазинов и ресторанов, приносивших железнодорожным магнатам неплохой дополнительный доход. Владелец одного из таких баров решил, что мог бы привлечь еще больше посетителей, установив у себя в заведении дорожку для боулинга. Он, однако, столкнулся с одним весьма существенным препятствием: для дорожки требовалось помещение длиной не менее 75 футов (чуть меньше 22 м), а бар был вдвое короче. Многие в подобной ситуации прислушались бы к доводам разума и отказались бы от своей идеи; но содержатель бара не желал так просто расставаться с потенциально прибыльным замыслом и обратился за помощью к инженеру по фамилии Кибиц. Тот явился в заведение, все измерил и заказал себе выпивки, чтобы как следует все обдумать. К тому моменту, как его стакан опустел, он уже нашел простое, но остроумное решение: если дорожка не влезает в бар, он будет ее сгибать, пока она не поместится. Результатом его работы стала U-образная, или центрифугальная, дорожка с приподнятым внешним краем, как у велотрека. Наклонный край также не позволял шарам вылететь с дорожки и побить стаканы не вовлеченных в игру посетителей. Вдобавок U-образная форма решала проблему с возвратом шаров – стартовая позиция находилась рядом с кеглями, так что игроку нужно было сделать всего пару шагов.

В 1894 году в Америке был разработан еще один дизайн дорожки, который должен был бросить вызов дорогим кегельбанам и воплотить мечту о боулинге в каждом доме. В основе этого изобретения, которому, впрочем, не суждено было стать коммерчески успешным, лежала дорожка в форме мертвой петли, которая помещалась в типовом жилье. Такая сложная форма, возможно, шла во вред точности (и сохранности обстановки гостиных по всей Америке), но уж точно не мешала игрокам как следует повеселиться.

Охота с полотнищами

В Средние века самым захватывающим и уважаемым способом охоты на оленей и других крупных животных была так называемая парфорсная охота. Ее суть состояла в том, что за животным гнались собаки, а за ними во весь опор мчались всадники. Это тот самый образ, который, пожалуй, предстает в воображении большинства людей при слове «охота». Охота делилась на восемь основных этапов: поиск, когда егеря находили добычу на большой территории; собрание, когда участники охоты обсуждали тактику и полученную от егерей информацию; расстановка, когда выбирали позиции для собак, чтобы они перехватывали жертву; движение, когда охотники выслеживали зверя; погоня; травля, когда загнанное животное останавливалось на одном месте и затем его убивали охотники; разделка, когда добычу освежевывали и резали на части; и, наконец, часть, называемая французским словом «кюре» (curée), когда собакам в награду кидали куски мяса. Это было неистовое, изнурительное и зачастую опасное развлечение, в чем пришлось убедиться Ричарду Нормандскому, погибшему в схватке с оленем в лесу Нью-Форест. В этом же лесу спустя несколько лет, в 1100 году, погиб и Вильгельм II, получивший стрелу в грудь от собственного товарища по охоте Уолтера Тайрела. Для тщеславных вельмож в парфорсной охоте все было хорошо, кроме одного – их героические подвиги оставались невидимы для публики. Кроме того, для многих из них она была слишком тяжела физически. Примерно в XV веке было найдено решение – «охота с полотнищами», ставшая особенно популярной в Германии и Франции.

В поле рядом с лесом выстраивались большие загоны, ограниченные огромными тканевыми экранами высотой до трех метров, называемыми ancourre или Laufft (в более старинном варианте такой охоты использовались изгороди). Егеря выгоняли на арену различную добычу, включая оленей и кабанов. С трибун, выстроенных вокруг загона, вельможи стреляли, рубили и метали копья в загнанных зверей, защищенные барьерами, а придворные дамы подбадривали их. Всякая мысль о честной игре и спортивном духе отвергалась ради возможности перебить как можно больше животных ради хвастовства. Людовик XIII и Людовик XIV оба были поклонниками такой охоты, как и Людовик XVI, придумавший ее новую разновидность hourailleries, в которой зверей расстреливали из фитильных ружей.

Эта иллюстрация из книги Фридриха фон Флемминга изображает немецкую придворную охоту, на которой оленей убивали в загоне, ограниченном десятифутовыми тканевыми экранами

В Германии, где леса были гуще и меньше подходили для парфорсной охоты, охота с тканевыми барьерами стала так распространена, что получила название «немецкая охота». Барьеры выстраивались в форме восьмерки, и стрелки палили по животным, отчаянно мечущимся в поисках выхода. Добычу затем громоздили на телеги и увозили прочь. Шансы животных пережить такую охоту были настолько малы, что писатель Генрих Дебель в 1783 году упоминал ее как Bestätigtungs-Jagen, то есть «охоту с гарантией».

Экстравагантная охота с полотнищами вышла из моды в конце XVIII века. Во Франции после революции 1789–1799 годов экраны были реквизированы на изготовление армейских палаток.

Гонки гепардов с борзыми

Как так вышло, что в декабре 1937 года стая африканских гепардов прибыла в мрачный Эссекс, чтобы посоревноваться на беговой дорожке с английскими борзыми? Этой историей мы обязаны двум необыкновенным людям – Реймонду Хуку и Кеннету Гандар-Дауэру.

Хук обожал животных и превратил свое поместье у горы Кения в Восточной Африке в бизнес по поставке экзотической фауны в зоопарки по всему миру99
  Эта страсть была для него превыше всего, включая его собственный брак. Как вспоминала его дочь Хейзел, ее мать Джоан пыталась «привить ему чувство ответственности», но по прошествии девяти лет брака больше не смогла выносить «цыплят, сидящих под лестницей, коз, скачущих по ступеням туда-сюда, и змей, отдыхающих под кухонной плитой».


[Закрыть]. Главной его любовью были гепарды. Изучая египетские иероглифические тексты, где упоминались эти создания, он пришел для себя к выводу, что степень уважения к гепардам – это важнейший критерий утонченности той или иной цивилизации. Столь почтительное отношение к зверям вкупе с эффективностью их дрессуры превратило Хука в главного поставщика больших кошек ко дворам индийских монархов, например, махараджи Колхапура, в чьих владениях гепарды уже вымерли.

Способ, которым Хук ловил диких кошек, предварительно загнанных собаками, столь примечателен, что его стоит привести на этих страницах. Его друг Джон Поллард однажды стал свидетелем этого процесса и описал его так:

Хук… вооружившись кожаным поясом и стременным ремнем, сделал выпад, как матадор, целясь в голову животного. Зверь зарычал в мрачной злобе. Но маневр удался. Гепард на мгновение отвлекся от Али [ассистента Хука], и это дало охотникам шанс. Али схватил зверя за хвост, а Хук бросился гепарду на шею. Следующие несколько секунд навсегда останутся в моей памяти. Держа зверя за шею, Хук позволил ему грызть свою руку, а сам в это время перематывал его челюсти ремнем. Затем еще двое парней бросились на помощь Хуку, и вместе они скрутили извивающуюся кошку и привязали ее к дереву.

Когда Хук наконец поднялся на ноги, он был весь в поту и крови.

«Просто царапина, – сказал он, тяжело дыша. – Нельзя же просто взять и связать дикого гепарда без риска для здоровья».

В 1934 году Хук нанялся гидом к Кеннету Гандар-Дауэру, молодому и богатому искателю приключений из Англии. Тот прибыл в Африку с эксцентричной идеей – отправиться в экспедицию на поиски неуловимого (и, по всей вероятности, попросту не существовавшего) марози, мифического пятнистого льва, о котором все слышали, но никто не видел. Гандар-Дауэр, который, несмотря на практически полное отсутствие опыта в летном деле, совершил один из первых в истории перелетов из Англии в Индию, был очарован суровым Хуком, которого он описывал как «невероятно загорелого, огромного и пугающе жесткого». Хук заразил его своей страстью к гепардам, и за время (бесплодных) поисков марози у приятелей родилась идея привезти хищников в Британию, учредить новый вид бегов и поделить прибыль.

К декабрю 1936 года они подготовили к отправке в Англию двенадцать гепардов, а в придачу еще и двух диких свиней и редкую антилопу бонго. По прибытии Понго (нет, это не кличка бонго), Джипси, Хелен, Льюис и другие кошки отправились на карантин, где провели полгода, привыкая к британскому климату. После этого их перевезли на площадку для бегов в Стейнсе, где четыре месяца тренировали и откармливали аргентинской говядиной высшего сорта и живыми кроликами. Пробный забег, организованный для избранного круга гостей, обернулся провалом: гепарды совершенно не желали гнаться за кусками сырого мяса, прикрепленными к бутафорскому зайцу с электромотором. Вместо этого они мягкой поступью отправились в сторону принимавших ставки букмекеров, которые «разлетелись, словно напуганные голуби», как вспоминал бригадный генерал Альфред Кричли, владевший стадионом для бегов. Этого оказалось достаточно, чтобы убедить Хука в бесперспективности всего предприятия. Он решил продать свою долю Гандар-Дауэру, который не падал духом и считал, что дальнейшие тренировки приведут к успеху.

В результате 11 декабря 1937 года на стадионе в Ромфорде состоялись три забега с участием гепардов и борзых. Все билеты были проданы. В первом забеге гепард Хелен, которая, ко всеобщему – включая ее тренеров – удивлению, в тот день была в подходящем расположении духа, преодолела пятьдесят ярдов (около 46 м) раньше, чем ее соперники-борзые успели тронуться с места. Она пересекла финишную линию первой, пробежав 265 ярдов (примерно 242 м) за 15,86 секунды, побив установленный собаками рекорд в 16,01 секунды. Перед вторым забегом, в котором участвовали Джеймс и Гасси, диктор предупредил публику, что если один из гепардов вырвется вперед, то второй легко может сдаться. Вышло в точности так. Стоило Гасси захватить лидерство, как Джеймс сразу потерял интерес к гонке и, к ужасу зрителей, решил вместо этого исследовать центральную трибуну. Впрочем, он послушно откликнулся на зов тренера, прежде чем успел добраться до публики, так что третий забег состоялся по плану. В нем Льюис добрался до финиша, но побить рекорд трассы ему не удалось.

Вопреки распространенной версии, первая в Англии гонка между гепардами и борзыми прошла в целом успешно, так что по ее итогам Гандар-Дауэр даже основал компанию Cheetah Racing Ltd. Однако новый спорт сильно пострадал от запрета ставок на соревнования животных, к тому же в последующих забегах непостоянные гепарды часто проявляли полное равнодушие к происходящему, будучи по природе своей охотниками-одиночками, начисто лишенными соревновательного духа. Энтузиазм к продолжению гонок исчез как у публики, так и у Гандар-Дауэра. Последний задокументированный забег состоялся на шоу в Альдершоте в 1939 году, незадолго до начала войны. Вскоре Гандар-Дауэр снова отправился в Африку, на этот раз в роли военного корреспондента, и эксперимент с гепардами оказался забыт.