Текст книги "В дебрях одиночества"

Какой-то половинчатый

 
Недавним летом я погиб,
И нет меня, вам кажется.
Гитары старенькой изгиб
Рука обнять отважится
И наиграть любую песнь.
Послушайте внимательно:
Исчез не полностью. Я есть,
Живой всем телом, мать его.
Но улетучилась душа,
Как будто бы состарилась.
Я жил спокойно, не спеша,
Пока уж не ударилась
О бело-чистую любовь
И отмерла с бесчувствия.
Бежит все также алым кровь —
Я не ищу сочувствия,
Посколько каменная мреть
Легла внутри, и нечему
Принять сочувствие, глазеть
И слушать люд по вечеру.
Сижу я, голову клоня,
Какой-то половинчатый
И понимаю – нет меня,
Душа давно отвинчена.
 

Лапы одиночества

Немногим лучше лапы одиночества

Многострадальной недонежности любви.

Я – человек без имени и отчества,

Точнее стал таким от встречи визави.

Пусть охают и ахают различные любовницы,

С любовниками ходят в сладостные сны.

А обо мне в кошмарах и не вспомнится,

А я твоей повспоминаю грацию спины.

Пусть никакого нету осязания:

Ты улетела. Ты ушла. Мой ангелок.

И что же это: бред иль наркомания,

Когда в агонии на шее узелок

Хочу потуже затянуть, уважиться?

А к черту галстуки и прочее у шей.

Мне надо бы пропойчески расслабиться,

Представить – есть такие, кто тебя милей.

Не представляется, не представляется.

По пустоте в чертогах разума брожу.

И фото на кровати все валяется:

Ты вроде рядом, но нигде не нахожу.

За окнами прохладно, вроде ветреность,

И холод мучает и мучается сам.

Меж нами было что-то как посредственность,

Как скидки на проходе в тот универсам.

Теперь закаты кажутся недостижимыми,

Смотреть на их огонь к несчастью не хочу,

И чувства, как пространство, были мнимыми,

И потому в душе бесшумно я кричу.

Легла уж ты, как вечное проклятие

На сердце и слегка промотанную жизнь.

Я понял, что не ощучу объятие,

Такое теплое, как земли у Отчизн.

Расстались мы предельно незнакомыми,

Как горожане всеобъемлющей Москвы.

Обзаведемся, может, быстро новыми

Амурными дельцами. Будем таковы.

Вокруг темно. Я в лапах одиночества,

А был в многострадальной нежности любви.

Я – человек без имени и отчества,

Я – просто органы, круговорот крови.

Через десяток лет

А.Г.

 
Через десяток лет, а может больше,
А может меньше, сердце погубя,
Я одиночество в тяжелой ноше
Так полюблю, как полюбил тебя.
 
 
Сажусь за руль, и нету пассажира:
Попутчица развеялась как дым.
С тобой еще рассеялось полмира,
И сердце обернулось ледяным.
 
 
Не так становится. Не те закаты:
Ничем не веют, не было надежд.
Но небеса всегда голубоваты
И так мягки, как бархатная нежь.
 
 
Прошло немного, около недели,
Как будто бы десяток хмурых лет.
Подкралось одиночество, пропели
Любви мотивы и сошли на нет.
 

Мир без тебя

 
Мне стал противен календарь
И числа, чертовы недели.
Я все же влюбчивая тварь,
Чью душу мерзостно раздели.
 
 
Мне стал противен циферблат
И ожидание кого-то.
Кому я вру? Я твой фанат.
И жду тебя в лучах восхода.
 
 
Мне стал противен этот мир
И город наш многоэтажек.
Хочу забраться на Памир,
Чтобы забыть аром ромашек.
 
 
Мне стал противен зов дорог,
Гудок и грохот электричек.
Тебя любил, как только мог,
Но прогорел как пачка спичек.
 
 
Мне стал противен новый я,
Что без тебя в судьбе кочую.
Сожгу листы календаря
И на часы взгляну вслепую…
 

В промозглую осень

В промозглую и ранящую осень

Сирень и розы – жалко – не цветут.

И я завял, как зелень, в эту просинь,

Не дарит холод счастье и уют.

Как будто опоздал на электричку,

Оставшись на перроне ожидать

Другую бесконечно. Мне привычно

Влюбляться, от того же умирать.

И чувство опадающих деревьев

Не покидает улицы души.

Я – птица, что без голоса и крыльев,

Что по ночам скитается в тиши.

Рыдаю так бесшумно, безобразно,

Хотя любовь – зараза и чума,

Себя давно обманывать напрасно,

Со школы зная – горе от ума.

А впрочем, как обычные поэты,

Теперь я жизнь обыденно живу,

Висок не охлаждая пистолетом.

Я все равно ж когда-нибудь умру.

Осенняя немилость

 
Сквозь окна пыльного вагона
Ловлю последние лучи.
О солнце, не разгорячи
Свободу теплого перрона.
Мне так легко, и мимолетно
Слегка проскакивает мысль,
Что ты сама взлетела в высь,
Волос касаясь расторопно,
Моих каштановых колосьев,
Лаская тело впопыхах.
Я жить хочу на синевах,
Забросив жизнь и всех забросив.
А все же ты не испарилась,
Как капля утренней росы,
Утикали счастливые часы,
Теперь амурная немилость.
А за окном смешали краски:
Багрянец, желть, голубизна,
Я, сытый осенью сполна,
Дремлю под солнышком при тряске.
И если вдруг мне мимоходом
Беда узнается про мир,
Что луч – не мой ориентир,
Ты мне останешься восходом.
 

По бульвару

 
Иду вразвалку по бульвару,
Проходят мимо господа.
Я путь держу в свою хибару,
Чтоб их не видеть никогда.
 
 
Кругом магазы и витрины —
Поди купи, что захотел,
А я желаю георгины
Для там, одной, но опустел
 
 
Прилавок с этими цветами,
И нет похожих нихрена.
Иду, иду между домами:
Стена, стена, стена, стена.
 
 
Потом наверх глазами зыря,
Невольно думаешь о том
Как у тебя, студента – шныря,
Вся жизнь размешана с дерьмом.
 
 
Потом в подъезд, в родные двери,
И снова, снова горевать.
Я б умер в этом интерьере —
Без таинств, чтобы не соврать…
 

Книга дней прошедших

 
Открою книгу дней прошедших,
С тоской и грустью вспоминая
Ряды цветов уже отцветших
И гром с грозой в начале мая.
 
 
Тебя, мой ангел ненаглядный,
Мой нежный хрупкий херувимчик,
Я поселил на лист тетрадный
(Как небосвод, он бел и дымчат).
 
 
Лежат на памяти раздольно
Года ребячества шальные,
И доживать предельно больно
Во времена уж непростые.
 
 
Прости меня, родное пламя,
Мой огонек, моя стихия.
Душа колышется, как знамя,
Но ты моя анестезия.
 
 
И в дни печальные, глухие,
Когда скорблю о днях прошедших,
Ты сердце лечишь хирургией,
Хоть нет цветов по маю цветших.
 

Таких как ты

 
Все временно, изрядно безобразно,
А я тебе за чувства да в стихах
Плету слова смешно и несуразно,
Зато какой порыв, какой размах!
 
 
А ты всегда подкрашиваешь губки,
С ухмылкой смотришь на парней,
Красуясь в белоснежной мини-юбке.
Меж нами пропасть в несколько морей.
 
 
Меж нами пропасть в Бали и Мальдивы
И всех витрин из местных бутиков.
Я все тебе про жизнь да про мотивы
Любви многострадальный без мозгов.
 
 
Хотя и так понятно без разбора:
Ты – царство, я – обычный городок.
Мне не видать имперского фавора,
А ты другим рисуешь свой видок.
 
 
Как жаль, что жизнь отверженностью губит,
Разрушив недосозданный уют.
Таких как я ни капельки не любят,
Таких как ты бесчувственно еб*т.
 

Лиловый румянец

Лиловый румянец на бархате кожи,

За окнами пасмурно, властвует дождь,

Любое касание к космосу может

Доставить сквозь нежность и легкую дрожь.

Немного раздумий в холодную осень,

А впрочем и думать не надо совсем.

Есть что-то, что в сердце мы носим и носим,

Оно вырывается, правда, не всем.

Сегодня под звуки небесного ливня

Звучит наслаждение томных телес

Слегка грубовато, возможно, наивно,

Но в нас будто Бог возродился, воскрес.

Ветра завывают с неистовой силой.

Даю разрешение: можно гудеть

На этой квартире, уютной и милой.

От холода можем друг друга согреть.

Мы в эту сентябрьскую чахлую осень

На теплой кровати вернули июль

В квартире немалой на Энгельса восемь,

Без всяких, замечу, «чудесных» пилюль.

После выпускного

 
А помнишь после выпускного
Рассвет с чарующей тоской,
Который теплел много, много,
Лучом касаясь, как рукой.
 
 
А мы смотрели, понимая,
Что так не будет никогда,
Что нет мечтам конца и края,
Нет ничего и навсегда.
 
 
Мой ангел, я в тебя поверил,
Коль танцевали нежный вальс,
И до секунд я жизнь измерил,
По счастью думая о нас.
 
 
А небо было чистым, чистым
Без облаков и без седин,
Мы грелись сладким и игристым,
Как в сентябре костром рябин.
 

Я тебя целовал

 
Ах как я судьбу полюбил,
Ах как я тебя целовал,
Но дождик без устали лил,
И он ничего не скрывал.
 
 
Шумел беспокойно, шумел.
По крыше стучал и стучал.
Я ливнем уже отревел,
Теперь возникаю: «Скучал».
 
 
А ты притаилась в тиши,
В глубинах прошедших минут.
Прошу, уходить не спеши,
Ведь ангелы сердцем не лгут.
 

Лирический герой

 
Вот ножки, ручки, голова —
Мой персонаж почти готов.
Я назову его сперва
Ну, скажем, Петя Иванов.
Такой и эдакий прохвост,
Меланхоличный он поэт,
С обычным телом, средний рост,
Чей друг хваленый Интернет.
Положим, я дорисовал
Его детально, не соврав.
Затем пустил на карнавал,
Он честен был и не слащав.
И вот ходил, и все ходил,
В мечтах любовных утопал,
И оттого безбожно пил
И что-то в рифму все шептал.
Вокруг не те, ответы «нет».
Все ближе, ближе черный лист,
Хотя ему ну двадцать лет,
Он в эти годы реалист.
А дорисую-ка я дождь,
Ведь мало ливневых картин.
Меня бросает снова в дрожь,
Что я героя обделил.
Но что поделать, если так.
И как помочь, мой персонаж?
Умрешь – так скажут что дурак.
Еще б назад тебе пейзаж
Какой-нибудь, где сверху синь
А снизу пусто, только смерть
Без всяких там богов, богинь,
Лишь чернозем и дуба твердь.
Прости, лирический герой,
Я виноват, но так хочу
Забыть и разорвать долой
Рисунок. В рифму прошепчу,
Как ты обычно, как поэт,
Как меланхолик, но мертвец,
Стерев печальный силуэт,
Отправив в пустошь наконец.
 

Таинственное имя

А.Г.

 
Таинственное имя с буквы «А»,
Которому я посвящал поэмы,
Рассеялось, как дымка, навсегда,
Не доказав любовной теоремы.
 
 
Трепещущее гнездится в душе,
Нет больше сил тому сопротивляться.
Я чувства заключил в карандаше,
Им на листе придется извиваться.
 
 
Опять незримо в будущее зрел
И обожал лирическую слабость.
Не сочинял, не спал, не пил, не ел,
Затем пришла незваная усталость.
 
 
Какой масштабный был апофеоз
Прекраснейший, излюбленный до боли.
Теперь в душе осенний коматоз,
Где имя с «А» не в главной роли.
 

Без тебя

А.Г.

 
Жизнь, безлюдство, унынье, тоска.
Помнишь улицу N-ую нашу?
Ты осталась вот здесь, у виска.
Эту осень я сам разукрашу.
 
 
Многоцветные древа аллей,
Кареглазые в парке каштаны
Заполняют глаза, но пустей
Остаются на сердце карманы.
 
 
Что положено было на дно,
То предательски нагло изъято.
Много «да», многовато и «но».
Понимаю. Спасибо. Не надо.
 
 
И какими цветами уют
Выражается в этом обличьи?
Листья падают – это салют
В твою честь твоего безразличья.
 
 
Небо синее стало светлей,
А пейзаж невзначай затемнился.
Без тебя я как будто ничей
И на осень опять обозлился.
 

Лейся, песня

 
Лейся, песня, под гитару
Вглубь кирпичной конуры.
От печали «Русской» тару
Выпил всю я до поры.
 
 
Время шло, число сменялось,
Не менялись только дни.
Сердце тухло, зажигалось,
Как по улкам фонари.
 
 
Ничего дурного нету:
Притаилась вдруг любовь,
Закуривши сигарету,
Отдохнуть решила вновь
 
 
И меня, как в санаторий,
Поместила в серь квартир.
Тут жара, как крематорий,
Тут чума, никак не пир.
 
 
Чтобы как-то скрасить вечер,
Под гитару вылью песнь.
Все проходит, время лечит,
И судьбы отходит спесь.
 

Последние минуты

Минуты последние будто в тумане,

Не верю, не верю я в этот обман.

Держусь, как бы что, но на чертовой грани,

Походу, последний я вижу туман.

Здесь белое в черном, и черное в белом,

Ко мне приближается прямо к лицу.

Немею душой, как немею и телом,

Стремясь в невозвратную бездну, к концу.

Тебя я любил, обожая, до боли.

Да что там! До гроба люблю и любил.

Но грустно здесь как-то шататься на воле,

Когда безразличен, когда нету сил.

Прощай, расстаемся по-разному, ангел:

Ты просто ушла, ну а я навсегда

Пытаюсь исчезнуть безмолвно под факел

(Тот сверху который, который звезда).

Лети, звезда

 
Лети, лети, звезда моя родная,
Я прилечу сквозь тернии к тебе,
И мне не надо найденного рая
И Господа в изломанной судьбе.
 
 
Лети уже, комочек мой светящий,
Да не погасни в сумраке небес.
Я – человек простой и настоящий,
А ты одна из тех семи чудес.
 
 
Гуляй, резвись по космосу без грани.
Как астроном, я гляну на верхи,
Проснувшись снова в вечной глухомани,
И напишу хвалебные стихи.
 
 
Нет большего не надо, не подумай:
Ты просто, как светило, озаряй
Все небо темно-синее. Не вздумай
Исчезнуть с глаз тихонько, невзначай.
 

Белеет облако

 
Белеет облако над морем,
Как паруса у кораблей,
А я один, сраженный горем,
Чернею, думая о Ней.
Манящий лучик на рассвете
И каждый следующий закат
Уносят к Ней, сказав о лете.
Судьба мне ставит шах и мат.
Но небо сине-голубое
Дает надежды вновь и вновь
И принимает как родное,
Младенцем требуя любовь.
А я люблю его и вижу
Ее глаза в плеядах звезд.
Хожу, как денди по Парижу,
И мир выстраиваю с грез.
А там вверху плывут фрегаты,
Линкор никак не отстает.
По виду – с белой, белой ваты,
На деле – облачный полет.
 

Согрей ладони

 
Согрей ладони, не жалей
Тепла томительного счастья.
Побочка – слезы, как ручей.
Мы две дополненные части.
Бери за руку, и потом
Ведь мы не горы покоряем,
Ловя снежинки резво ртом.
Мы смерть любовью заменяем.
Свети, не падай уж, свети.
Я – космос, звезды приютивший.
Пошли по Млечному пути,
Там все нужны, никто не лишний.
Погрей поэта. Я люблю
Тебя, как розовое лето,
Плыву, подобно кораблю,
Сыскав от гавани ответа.
 

Давай-ка руку

 
Давай-ка руку. Убежим
В иную степь, в иной пейзаж.
Туман, как божий херувим,
Берет сердца на абордаж.
 
 
И по матрацу из листвы
Пройдем с тобой куда-нибудь.
Где нет насмешливой молвы,
От смерти можно увильнуть.
 
 
Багрянцем устлан чернозем,
А в нас проложена любовь.
Ее подальше унесем,
Чтоб не отчаиваться вновь.
 
 
И малый скверик опустел,
Промозг и больше нелюдим.
Гуляет только пара тел:
Осенний вычурный интим.
 
 
Давай сбежим отсюда прочь
В иную степь, в иной пейзаж.
Я обниму тебя под ночь,
Под неба синий трикотаж.
 

Журавли

 
Летят вольяжно журавли,
Там, наверху, белым бело.
Зачем любовь изобрели?
Она такая, как стекло.
 
 
Любая трещина и скол —
Причина будущей беды.
Потом порез, потом укол,
И нет сияющей звезды.
 
 
Нет ничего и никого.
Нет расстояния, тепла.
Нет ангелочка моего.
Остались нежности крыла.
 
 
Но птиц притягивает юг,
Меня притягиваешь ты.
И давит небо, как утюг,
На все амурные мечты.
 

Память о разлуке

 
Загадки, таинства улыбок
Что ты дарила мне всегда
Не смог раскрыть, и без ошибок
Нет жизни этой никогда.
 
 
Согрей, целуя, обнимая.
Опять провал. Здесь нет тебя.
Есть только осень золотая
И числа, числа октября.
 
 
Хочу я губ, твоих и алых,
Как листья тоненьких осин.
Заместо них – череды впалых
Кирпично-каменных руин.
 
 
И холод вместо одеяла,
Твоих девичьих нежных рук.
А помнишь, ты меня ласкала,
Как раньше знамя политрук?
 
 
Я транспарантом плесневело
Отложен в памяти твоей.
Все кончено, все огрубело
Землей морозных январей.
 

Интерес ускакал

 
Ты – наркотик, который так сложно достать.
Ты – безумие мечт и безумие дня.
Но любовь иногда заставляет сыграть
С языками огня.
 
 
По-над бездной из города каменных плит
В небесах расстелились, грустя, облака,
А во мне безнадежно отравой бурлит
Кровяная река.
 
 
Ты по-прежнему жизнь проживаешь ва-банк,
Постоянно любуясь в заборы зеркал.
Но тебя не устроил безранговый ранг —
Интерес ускакал…
 

Чувствую духи

 
На вдохе чувствую духи,
Такие, вроде, как Chanel.
Пишу на выдохе стихи,
Смотрю на желтую шинель.
 
 
(По-человечески – листва,
Разбросанная по земле).
А ты, походу, нетрезва.
Не качка же на корабле?
 
 
Сегодня пьяный только я,
А ты мерещишься такой.
Обнять бы нежные края
И провести по ним рукой.
 
 
Меня касаются ветра,
А так хотелось, чтобы ты.
И вот осенняя пора
Рождает алые мечты.
 
 
На вдохе чувствую духи,
Такие, вроде, коих нет.
Пишу на выдохе стихи:
Рисую словом силуэт.
 

Радужная мечта

 
Лишенный радужной мечты,
Всего лишенный без разбора,
Я все хочу, чтоб рядом – ты,
И без проклятого забора,
 
 
Ни ненавистных тополей,
Ни жизни, кутанной в тумане.
А – ты, и, может быть, ручей,
Текущий по сердечной ране.
 
 
Живу на тлеющей земле,
Хожу по ней и жду ответа,
Рисую имя на стекле,
Твое подобье силуэта.
 
 
И мне неслыханно везет
Играть в любовь, потом влюбляться.
Никто ее не отберет,
Не стану даже притворяться.
 

Я увидел море

 
Проснувшись, я увидел море,
Возможно, целый океан,
И в этом синем коридоре
Из звезд проблескивал фонтан.
 
 
Наверно, так как в нашем парке,
Там лавочки. Мои кенты
Сидят и курят по сигарке,
В дыму рассеявши мечты.
 
 
А те созвездия – бульвары,
Творенья дивной красоты.
Давно не снятся мне кошмары,
Лишь только ты и только ты.
 
 
И эти крылья херувима,
Что служат ангельским щитом,
От жизни защищают мнимо
В печальном городе ночном.
 

На ухо тебе прошепчу

 
На ухо тебе прошепчу,
Что жизнь я с тобою хочу,
Что судьбы изрядно близки,
А мы навсегда далеки.
 
 
Поэт. Расстояние. Ты.
Верхи неземной красоты.
Я с детства такой, ни о чем.
Казалось, никто не причем.
 
 
И правда, всего лишь слова.
Зачем нам нужна голова,
Когда мы не думаем ей,
Когда мы горим вне огней?
 
 
И что представляет любовь?
Твое возрождение вновь.
Она бесполезно черна,
Ни капли с тобой нечестна.
 
 
И нет здесь размашистых уз:
Поэтов и влюбчивых муз.
Здесь только печали и боль,
И я здесь без четверти ноль.
 

Моя прелесть

 
Лениво очень и угрюмо
Погасли утром фонари.
Легли в цветах рахат-лукума
Наряды дуба у двери.
 
 
А ты мила и шаловлива,
Как солнце в оттепель, весну,
И вынимаешь из архива
Любви смиренную волну.
 
 
Гул истребителей военных,
Летящих адство истребить,
Звучит мелодией вселенных.
Ведь мне позволено любить
 
 
И не ругаться на заводы,
На их чернющий дым и пар.
Ты – сотворение природы
И лета пламенного жар.
 
 
Не потому ли ты исчезла
Из жизни войлочной моей?
Ведь осень в улицы пролезла,
Студя непрошеных гостей.
 
 
А, впрочем, ладно, как угодно.
Наш мир чуть-чуть благодарю,
И я скажу как нынче модно:
I find lovelyness in you.
 

Шелест листвы

 
Ты растворилась в шелесте листвы,
Я больше не могу. И этот шепот,
Как лозунг, выкрик верхней синевы,
На мне безгрешно проставляет опыт.
 
 
И я твои ручонки целовал.
Припомни сквер, березы, свежий ветер.
А после – будто в памяти провал.
Прошли те дни, настали хмуро эти.
 
 
Мелодия невинна, и обман
Звучит в промозглом воздухе и влажном.
И тополь пал. Он – старый истукан.
Я о тебе мечтаю, как о важном.
 
 
Как будто крылья ангелу помял,
И он летать, одаривать не может.
Я у себя агонию отнял,
И оттого душа наружность гложет.
 
 
Кружил вчера последний листопад,
Я после слышал ласковости шепот,
А это ты поешь устало, невпопад,
Легко сменяя пение на ропот.
 

Ты хочешь море

 
Ты хочешь море? Вот оно:
Волнует, выливая воду
На нас. И снова все равно
На чувства, моду и природу.
 
 
Есть только мы, и никого
Нет рядом в мире поднебесном,
Одни стоим. И что с того?
Где смысл в образе телесном?
 
 
Вопросы эти, как туман,
Белы, чисты, слегка невинны.
Люблю тебя? Какой обман.
Слова просты и так глубинны
 
 
И если можно обожать
Втихую, мирно, без огласки,
То я не буду возражать,
Даря с волной морские ласки.
 

Птичка

 
О птичка перелетная моя,
Я летом был, но в осень превратился,
А за душой уж нету ни копья,
И сердцем от печали износился.
 
 
Лети в необозримые края,
Покинув холод, кажущийся теплым.
Лети на юг разжаренный. Но я
Запечатлею твой изящный облик
 
 
И, сбросив неподдельную листву,
По-ангельски приятно поцелую.
Гербарий чувств подарен наяву
И выброшен тобой напропалую.
 

Грань

 
Среди миров многополярных,
Где есть невидимая грань
И нет дорожек тротуарных,
Приму покорно глухомань.
 
 
Оставив улицы, витрины,
Галдящий город и страну,
Я вновь увижу георгины
И душу с сердце распахну.
 
 
А если ходят там трамваи,
Билет – и в прошлое махну:
Аллея, парк, собачьи стаи
И пара лодок на Дону.
 
 
А если мрачно и безлюдно,
То стану частью пустоты
И буду думать беспробудно
О том, где я и где же ты.
 

Привычно и обычно

 
Все так привычно и обычно:
Один сезон, второй сезон,
Но очень как бы неприлично
Играет в небе граммофон.
 
 
Все та же старая пластинка,
На ней – обыденности вальс,
И капля осени – слезинка —
Легко касается до нас.
 
 
Но мы кружим, не замечая,
Что счастье кончилось вчера.
Займи сирень, дружок, до мая
И у подъездов вечера.
 
 
И, если юность завершилась
В цветущем августе лугов,
То эта осень нам приснилась,
Как лира пламенных стихов.
 

Смазливое личико дня

 
Смазливое личико этого дня
Тревожит, тревожит до боли меня.
Казалось, какой необъятный восторг,
А сзади красуется серостью морг.
 
 
Вот-вот упаду, но иду и иду,
И счастье, и счастье однажды найду.
Плевать на погоду и сумерки дня,
Дождем, как пропойцу, споили меня.
 
 
Мой ангел, стремлюсь и иду за тобой,
Как будто последний надвинулся бой.
Горит безысходно на небе звезда,
Тебя обниму, полюбив навсегда.
 
 
И пусть громыхает в трущобах завод,
И люди тупеют от новшеств и мод.
Но я докажу, что в трезвейшем уме
И то, что ты ангел в безжалостной тьме.
 

Молчат

 
Скучают, и
оба молчат,
Они не кричат.
А просто сидят
и молчат,
Открыв снова чат.
 
 
Гуляют, и
Оба молчат.
Они не кричат,
А просто идут
И молчат,
Закрыв снова чат.
 
 
Уходят, и
Оба молчат.
Они не кричат.
А просто ушли
И молчат,
Забыв снова чат.
 
 
Бросают, и
Оба молчат.
Они не кричат.
А просто молчат
И молчат,
Берут и молчат.
 

Улицы разлук

 
По улице, полной разлуки
И строчек печальных моих,
Шагаю. Морозятся руки,
И голос душевный затих.
 
 
Тепло вымещает прохлада,
Обветрены губы, но ты
Исчезла, и больше не надо
Мне чуждой давно красоты.
 
 
Картину осмотрят другие,
Оценят и купят за грош.
Деревья ночуют нагие,
Во мне пробуждается дрожь.
 
 
Тебя не хватает и солнца
По этой типичной поре.
Казалось, что жизнь пронесется,
Подобно чудной детворе,
 
 
Но тянется как-то иначе
По улицам, полным разлук.
Любовь выражается в плаче
И в холоде немощных рук.
 

Духэтажная нежность

 
Двухэтажная нежность, как дом
Возвышается над головами.
Снова в небе печально-седом
Облака поиграются с нами.
(Растворились, восстали потом).
Ну а ты, охмелевшая леди,
Не полюбишь меня, но тайком
О тебе замечают соседи.
Между жизнью и вечным концом
Заметалось прохладное солнце.
Восхищаюсь милейшим лицом,
Восхищаюсь прекрасным в оконце.
Мы поднялись к чужим небесам.
Это снег или нежности рая?
Попрошу, помолчи. Это сам
Городок опустился, не зная.
Незабвенный ты мой ангелок,
В этом парке проникся тобою,
Самоотверженно падая с ног,
Но ползя за великой мечтою…