Текст книги "Черный"

Офицер Майлз смотрел на него со снисходительной улыбкой. Он считал, что каждый, кто переступил порог участка, уже находился в его безраздельной власти. Один неверный жест, одно плохо взвешенное слово, и он – в камере. Это взбесило Кристофера. Глубоко внутри него вновь заклокотал огонь, который испепелит все, на что обрушится его скрытая мощь. Кристофер сталкивался с этим огнём слишком мало и совершенно не контролировал его. Был только один выход – бежать, пока он не сотворил что-нибудь непоправимое.

Он пробубнил фальшивую благодарность офицеру Майлзу и пулей вылетел из участка.

– Эй, Болдз, вылезай оттуда. Ты что под стол забился? – Майлз наклонился туда, где прятался Майкл Болдз. – Что с тобой, Болдз? Фу, от тебя воняет, Болдз!

Майлз выпрямился, поставил чашку на стол и снова нырнул вниз.

– Болдз! – он принялся трясти обмякшее тело коллеги. Потом выглянул из-под стола и закричал:

– Ребята! Парни! Врача! Быстро врача! Болдзу плохо!

Поднялась суматоха. Майлз выволок тело Майкла Болдза из-под стола. Испачканное рвотой лицо его было сизым. Он не дышал. Майлз прижал пальцы к его горлу. Сердце не билось.

***

– Да не надо больше сюда ходить! У нас и без вас тут хлопот полон рот, -сердито прорычал Майлз, когда утренний гость заявился ровно в одиннадцать, потом в два и наотрез отказался уходить без встречи с задержанным. Тогда, в качестве последнего предупреждения, он был деликатно выдворен вон.

«Ну надо же, какой настырный», – подумал Майлз, когда ровно в пять утренний посетитель снова потребовал свидания с Трентом Крейвеном. Выглядел он измученным.

– Если вы не отнесётесь к моей просьбе с должным вниманием на этот раз, – твёрдо произнёс Кристофер, – то я…

– Уважаемый мистер Дойл, – Майлз поглядел на него поверх очков, в которых обычно читал, – мы бы рады удовлетворить вашу просьбу, но дело в том, что за Крейвена уже внесли залог.

– Как? – вскричал Дойл.

– Да, залог уже внесён, и в данный момент его освобождают для передачи лицу, внёсшему залог.

– Где? – заметался Дойл. – Я должен увидеть его. Кто это?

– Увидите. Он минут через десять уже будет выходить. Только подождите, пожалуйста, снаружи. Тут не надо никого ждать. Спасибо. Всего доброго, мистер Дойл.

Не дожидаясь, пока его снова выкинут пинком, Кристофер вышел на улицу, на всякий случай перешёл через дорогу и приготовился терпеливо дожидаться, пока его друг покажется из участка. Через несколько минут прямо к входу в участок подрулил шикарный чёрный Бентли. В этот же миг из дверей вышел бледный, помятый, весь грязный Трент, которого крепко держал под руку…

– Джон?.. – Кристофер замер, не поверив своим глазам. Тем временем, из-за угла здания выбежали двое парней с фотокамерами в руках и принялись щелкать затворами, снимая, как Плейфорд помогал Тренту забраться в машину. Трент разражался чудовищной бранью и втягивал голову в плечи, пытаясь укрыться от назойливых фотографов. Те, в свою очередь, беззастенчиво бросались к нему, слепили вспышками и подзадоривали криками: «Трент! Трент! Посмотри на меня!» – «Ну, давай, Крейвен, улыбнись на память!» – «Мне, Трент, дай мне!» Наконец Джон затолкнул музыканта внутрь и, перед тем как сесть самому, поднял голову и встретился взглядом с Дойлом. Улыбнулся, махнул ему рукой в тонкой кожаной перчатке.

– Ты новости сегодня смотрел? – крикнул он, прежде чем Кристофер успел раскрыть рот. – Посмотри. Я очень тебе рекомендую.

Он цинично отсалютовал ему, запрыгнул на заднее сиденье Бентли и укатил прочь.

Глава 6.

ПОНОШЕННЫЕОДЕЖДЫ.

Мэри открыла дверь сразу, как только увидела на пороге Кристофера.

– О, Господи, Крис! Зачем ты?.. Что с тобой? Ты выглядишь таким измотанным, – Мэри беспокойно оглядела его и прикоснулась к щеке прохладной ладонью.

– День выдался непростой. Надо поговорить, Мэри, – выдохнул Кристофер.

– Конечно. Проходи, присаживайся, – захлопотала молодая женщина. – Ты голоден? Давай я накормлю тебя ужином.

– Нет, Мэри, – отмахнулся он, – спасибо. Расскажи лучше мне, что произошло минувшей ночью.

– Ах, вот что… – в голосе Мэри скользнуло разочарование. – Ты не знаешь. Хорошо. Я тебе расскажу.

Она присела на диван рядом с ним. В этот момент по лестнице кубарем скатился Гарри и кинулся к Кристоферу.

– Дядя Крист, дядя Крист, привет! – мальчик с разбегу забрался к нему на колени и обвил его шею тонкими ручками.

Впервые в жизни к ангелу Иезекилю прикоснулся ребёнок. У Кристофера вдруг защемило сердце, на глаза навернулись слезы. Его захлестнуло невыразимое ощущение нежности. Такое он испытывал впервые. И удивился, как много силы несёт в себе нежность. Он невольно всхлипнул, обнимая малыша в ответ. Мягкие завитки черных волос мальчика касались лица Дойла, и щекой он ощущал нежное прикосновение смуглого личика самого непостижимого и удивительного существа во вселенной. Сердце его затрепетало, словно тонкокрылая хрупкая бабочка, так что он даже затаил дыхание.

«Дядя Крист», – с каким-то неизведанным удовольствием повторил он про себя.

– Дядя Крист, а когда папа вернётся домой? – тоненький голосок Гарри наполнился грустью.

– Дорогой, – вмешалась Мэри, – ну откуда же Кристофер знает, когда папа вернётся домой?

– Дядя Крист все в мире знает… – ответил Гарри. – Так папа говорит. А дядя Крист – папин друг. Значит, он должен знать, когда папа вернётся домой.

– Гарри, – мягко произнёс Кристофер, все ещё прижимая ребёнка к себе, – ты же знаешь, что папа у тебя особенный. Он подолгу не бывает дома.

– Да! – Гарри отстранился и с гордостью взглянул Дойлу в глаза. – Мой папа – рок-звезда! Он даёт много концертов в разных городах и странах. Люди любят его музыку и ходят на концерты.

– Точно, – согласился Дойл. – Он вернётся к тебе, как только отыграет все концерты, которые он пообещал людям, которые любят его музыку в разных городах и странах.

– Когда-нибудь он разрешит мне постоять за сценой.

– Обязательно! – заверил ребёнка Дойл.

– А это скоро будет? – снова погрустнел мальчик.

– Скоро, – успокоил его Кристофер. Он легонько встряхнул Гарри, подбадривая его. – Когда папа вернётся, он непременно привезёт тебе подарок.

– Да? – грусть немедленно сменилась ликованием. – А какой?

– А какой бы ты хотел?

– Я бы хотел настоящий плащ Доктора Стрэнджа! Ну, или фигурку, – не колеблясь, ответил Гарри.

– Почему Доктора Стрэнджа?

– Потому что он – чародей. И может оказываться в любом месте, в каком пожелает, сквозь особый потрал.

– Портал, – поправила мать.

– Да, потрал… И я бы так хотел. И ещё он может вертеть временем. Я бы хотел быть как Стрэндж. Тогда я мог бы повернуть время… тогда я бы всегда мог быть с папой.

– Ладно, хватит, Гарри, – досадливо оборвала мальчика Мэри. – Видишь, дядя Крист устал. Он пришёл поговорить по-взрослому. Ты выучил стихотворение для пастора?

– Мама, – заныл мальчик, молитвенно складывая руки на груди, – я не хочу идти завтра к пастору. Он мне не нравится. Он противный.

– Что ты такое говоришь? – возмутилась Мэри. – Пастор Дункельберг – самый порядочный и чистый человек из всех. Он наш духовный наставник. Ты никогда не должен так говорить. Ты должен любить нашего пастора. Он будет помогать тебе всю жизнь. Иди – немедленно учи стихотворение. Тебе завтра на занятия. Так, где няня? Позови её. Иди к ней.

Гарри соскочил с колен Дойла и вприпрыжку побежал к лестнице с криком: «Я – Доктор Стрэндж! Я лечу сквозь время!»

Со второго этажа донёсся женский голос: «Гарри, ты где? Иди скорее сюда!»

– Пока, дядя Крист! – мальчик махнул ему рукой и сделал вид, что летит по лестнице наверх.

– Пока, Доктор Стрэндж! – отозвался Кристофер. Волшебное ощущение света ещё не угасло в нем.

– Потрясающий у вас парень, – заметил он, взглянув на Мэри. Она рассеянно кивнула, потому что шаги Гарри снова громыхали вниз.

«Доктор Стрэндж летит кушать!» – заливисто смеялся Гарри, с ним смеялась его няня, и Дойл засиял, когда ребёнок вновь показался в комнате, держа на плечах красный плед на манер плаща.

– Так, – нахмурилась мать Гарри. – Так дело не пойдёт. Нам покоя тут не дадут. Пойдём-ка со мной.

Она взяла Кристофера за руку и повела его по коридору в просторную гостевую комнату. Смех и голоса Гарри и няни стихли, когда она плотно закрыла дверь.

Дойл устало опустился в уютное кресло, а Мэри прилегла на большой диван напротив.

– Так, Крис, – она скользнула взглядом по хрустальной люстре под потолком. Собиралась с мыслями, – ты хочешь знать, что было?

– Да.

– А что, собственно, было? Он ушёл в штопор. Приехал ко мне ночью, пьяный вдрызг, начал ломиться в дверь. Когда я сказала, что не пущу, то принялся бить стекла. Я вызвала полицию.

Кристофер медленно кивнул. Это он и так знал.

– Он даже не позвонил… – сокрушённо произнёс он.

– Но что от него можно было ожидать? – в голосе Мэри была горечь. – Правы были мои родители. Они всегда меня предупреждали, пытались оградить от него. Как они меня умоляли не связываться! Но я любила его. И верила, что возврата к прошлому нет. Ведь он был так убедителен, когда закончил лечение. Такой ответственный, активный. Мы даже думали о политической карьере для него… – она едко усмехнулась.

Кристофер с удовольствием откинул тяжёлую голову на пухлый подголовник кресла. Он уставился на подвески хрустальной люстры. Подвески хрупко подрагивали и играли разноцветными гранями в лиловом сумеречном свете. За окном темнело.

– Я так и не узнал, что произошло с Трентом, – вполголоса произнёс Кристофер. – А должен был разобраться. Была ли это случайность? Или ты права, и он ушёл в штопор. Это мучает меня. Когда мы приезжали к тебе в последний раз, когда я услышал твой рассказ о тех деньгах, я чувствовал себя обманутым. Меня потрясла его ложь. А теперь у меня такое чувство, что это я предал его.

– Ты не говорил с ним после того дня?

– Нет. Когда его задержали, я не смог к нему пробиться. Меня не пустили. Я возвращался в участок несколько раз, хотел забрать его под залог и в итоге опоздал, – Кристофер утомлённо прикрыл глаза.

– Да? – удивилась Мэри. – Неужели нашёлся кто-то пожелавший освободить его? Хотя что я говорю, – она тряхнула роскошными локонами. – Он суперзвезда. Курица, несущая золотые яйца. Папарацци были, не видел?

– Были, – не открывая глаз, отозвался Дойл.

– Проклятье!

– Мэри, ты знаешь человека по имени Джон Плейфорд?

– Нет. – Ответила она после секундной паузы. – Никогда не слышала это имя. А кто это?

Дойл пожал плечами и затих. Он почувствовал, что проваливается в сладкую дремоту. Он ужасно устал за эти дни. В комнате царил такой покой. Засыпая, он ощутил, как Мэри приблизилась к нему, погладила рукой по щеке и укрыла пледом.

Сон его был глубоким. Во сне щебетали вечерние птицы, их крылышки нежно касались его бровей, закрытых глаз, груди и живота под рубашкой. Сон начал нехотя улетучиваться, когда его сознание просигналило, что первое прикосновение к губам, а потом долгий влажный поцелуй происходили на самом деле. Ещё полностью не приходя в себя, он ответил на поцелуй. Ощутил грудью сначала холод, а потом бархатистое тепло человеческой кожи. Прикосновения были мягкими и волнующими. Расслабленное, податливое тело Кристофера с готовностью отвечало на ласки, пока разум все ещё пребывал в мечтательной неге.

Кристофер полностью вернулся в реальность, когда, обхватив его крепкими бёдрами, Мэри погрузила его в себя с возгласом сладострастной истомы. Дыхание его перехватило. Ум заметался по комнате, пытаясь остановить происходящее, но тело понимало, что уже поздно что-либо менять.

– Боже, как же давно я этого хотела! – простонала Мэри, прижимаясь к нему всем телом, когда отзвуки удовольствия полностью стихли.

Дойл не находился, что сказать. Этот поступок был чудовищной дикостью, настоящим предательством. Но с каким удовольствием он это предательство совершил! Как теперь смотреть в глаза Тренту? А Гарри?

Дойл болезненно застонал и прижал пальцы к глазам.

– Что случилось? – удивилась Мэри. Она нехотя слезла с колен Дойла и накинула голубой халат.

Кристофер торопливо застегнул на себе одежду. Он не желал оскорблять её, но он просто не мог заставить себя посмотреть ей в лицо.

– Что не так? – холодно повторила вопрос Мэри.

Дойл покачал головой:

– Это было неправильно, – хрипло сказал он. – Это предательство.

– А то, что он сделал – не предательство? – последовал возмущённый возглас. – Ты считаешь, он не предал меня? Он не предал Гарри?

– Так это ты ему таким образом отомстила? Око за око?

– Глупый! – Мэри метнулась к нему, опустилась у кресла, где он сидел, и сжала руками его колени. – Я мечтала о тебе.

Он мотнул головой, словно отмахиваясь от её слов, и рывком поднялся на ноги.

– А как же тогда супружеская верность? Как же обещания? Как же клятвы, которые вы, люди, даёте друг другу?

– Мы, люди! Мы, люди, даём клятвы.

– Мы, вы… Вы с Трентом женаты всего пять лет. Вы же любили друг друга.

– Нет!– с жаром воскликнула Мэри. – Кристофер, Кристофер, я никогда и представить себе не могла, что ты такой узколобый ханжа! Пойми, мы любили не друг друга, Кристофер. Мы любили себя в друг друге. Я была снизошедшим с небес ангелом спасителем, а он – возродившимся гением. Фениксом. Мы любили собственное великолепное отражение в чужих глазах. Нас, как пары, давно уже не существует, Кристофер! Я одинокая, совершенно одинокая женщина. Между нами ничего нет. Нас ничто не удерживает рядом. Я считаю себя свободной. Моя семья считает меня свободной!

– Как ты можешь так говорить! – Дойл застонал, словно её слова причиняли ему боль. – Как ты можешь такое говорить? Твой муж не умер, не смертельно болен, не приговорён к смертной казни! У вас ребёнок! Удивительный, чистый мальчик, которому нужна семья. А ты говоришь, что тебя ничто не держит? Да Трент говорил всегда только о тебе! Только о тебе и Гарри. Его больше ничто на свете не интересовало! А ты и твои родители считаете, что ты свободна? Что это? Как это у людей называется?

– Это называется справедливость! – Мэри тоже перешла на крик. – Он лжец! Наркоман и игрок! Никакая мы не семья! Я знать не знаю, чего от него ждать через пятнадцать минут. Я устала сидеть задницей на этой бомбе! Он, кроме своей музыки, ни о ком больше не заботился никогда, что бы он ни говорил. Знаешь, когда у нас был секс в последний раз? Я даже не помню! Если хочешь знать, оттого что ему надо поддерживать эту гору мышц, он бесконечно жрёт какие-то таблетки. Думаешь, я помню, когда у него член стоял? Сначала были наркотики, потом рехаб, потом эти таблетки. Все на алтарь искусства! Все – фанатам! А где любовь ко мне?

Дойл прижал ладони к ушам и замотал головой.

– Замолчи, Мэри! Я не хочу это знать. Это не моё дело! Хватит!

Мэри снова метнулась к нему:

– Только представь, каково мне было, когда я видела тебя.

– Не надо! Вокруг тебя полно блестящих мужиков.

– Они все не такие, как ты. Ты особенный, Кристофер. Такой лёгкий, лучезарный. Ты чистый. Второго такого я не знаю. Тебя обожает Гарри. Ты… ты… Ну неужели тебе не нравится то, что ты видишь? – она распахнула халат и предстала перед ним во всем совершенстве своей зрелой, холеной красоты.

– Мэри, прошу тебя… Остановись! – Дойл в отчаянии схватился за голову. – Я не хочу разбивать тебе сердце. Но я… чёрт возьми! – он грохнул кулаком об стену. Подвески на люстре тонко запели.

– Ты гей, – упавшим голосом предположила Мэри.

Дойл изумлённо вскинул на неё глаза.

– Нет? Это обнадёживает.

– У меня… у меня другая женщина, Мэри, – пробормотал Дойл. Солгал он или нет? Перед глазами вдруг мелькнуло смеющееся лицо Рэчел.

– Женщина? – Мэри попятилась. – У тебя… отношения?.. – Казалось, она не верила своим ушам.

– Когда ты успел? Ты её любишь? Она – та самая? Единственная? – голос Мэри дрожал.

– Д-да… Да, я… люблю…её, – Кристофер старался не глядеть на жену Трента. Он с удивлением отметил, с какой лёгкостью ложь выскользнула из его губ, но как сильно при этом жгло в груди.

– Ты любишь её… – траурным эхом отозвалась Мэри. – Ну почему же не меня?… Почему не меня…

– Мэри, у меня и в мыслях не было…

– Не было возможным полюбить чернокожую женщину? Ты это хотел сказать, сукин сын?

– Нет! – испугался Дойл. – Конечно, нет, ты что! Ты одна из самых красивых женщин, что я в жизни видел! Может быть, даже самая красивая, – и тут он говорил правду. – У меня в мыслях не было, что ты несчастлива с Трентом.

– Ха. Счастье. Да уж. Ладно, довольно уже этого всего. Мне все понятно. Проваливай, Дойл.

– Что тебе понятно, Мэри?

– Всё мне с вами понятно. Все вы одинаковые, мужчины. Мерзкие себялюбцы. Лжецы, – с горькой обидой бросила ему в лицо женщина.

– Мэри, ну хватит, – Кристофер приблизился к ней и хотел взять за руки, но она сразу прильнула к нему и горячо зашептала:

– Ну почувствуй, как я вся горю по тебе. Неужели ты думаешь, что сможешь найти кого-то лучше меня? Неужели думаешь, что кто-то сможет любить тебя лучше чем я? Будь со мной, я обещаю тебе такое блаженство, какого ты нигде не получишь.

– Мэри, умоляю, остановись, – взмолился Кристофер. – Я… уже занят, я не могу. Не унижайся, прошу, ты слишком хороша для этого. Я друг Трента, в конце концов! – выпалил он.

– Друг? – зло рассмеялась Мэри в ответ. В её глазах зажегся недобрый огонёк. – Хорош друг, который только что оттрахал жену лучшего друга, пока тот сидит в кутузке.

– Все, Мэри. Я пошёл, – он решительно прошёл к двери, распахнул её и зашагал по коридору к выходу. Огромный чёрный пёс затрусил следом за ним. Мэри кинулась вдогонку.

– Я ему расскажу, – бросила она в спину Дойлу. Тот стиснул зубы, но промолчал и не обернулся.

– Я ему все расскажу, где, когда и как ты меня трахал. Я ещё скажу, что сопротивлялась. А ты, ты меня изнасиловал!

Кристофер не издал не звука, лишь покачал головой. У порога он обернулся. Статный, с горящим взглядом, сейчас он показался ей умопомрачительно красивым. Злая обида коварной змеёй ужалила Мэри в самое сердце.

– Твоё право, Мэри. Можешь делать, что хочешь. Рушить свою жизнь, и жизнь Гарри, и Трента. Дело твоё. Я очень сожалею, что все так вышло. Прости, если можешь. И ещё… Гарри не обязательно слышать все эти вещи. Ты бы говорила о таком потише. Прости. Прощай, Мэри.

И прежде чем она успела сказать хоть слово в ответ, Дойл покинул дом. Мэри попятилась и тяжело опустилась на стул в прихожей. Лицо её заливали злые слезы.

***

«Куда угодно, только не домой!» – думал Кристофер, поворачивая на Сансет. Бары, рестораны и клубы вдоль улицы манили компании туристов и вечерних гуляк светящимися вывесками. Здесь было оживлённо в любое время суток.

Кристофер пытался уйти от собственных мыслей, и места лучше, чем Стрип, было не сыскать. Ему приходилось то и дело сигналить пьяным подросткам, которые, перебегая через улицу, вдруг замирали посреди проезжей части, привлечённые красотой золотоволосых юных прелестниц в крошечных нарядах. Кристоферу захотелось ненадолго примкнуть к праздничной пьяной толпе, спрятаться от самого себя, забиться в угол в каком-нибудь баре и погрузиться в созерцание; бездумное, спокойное, затуманенное алкоголем. Он проезжал вывеску за вывеской, но никак не мог решиться. Что-то словно удерживало его. Взгляд его упал на фасад английского паба, у дверей которого толпилась молодёжь. Ребята дружно дымили сигаретами и во весь голос обсуждали то ли последний футбольный матч, то ли модный фильм. В пёстрой толпе, среди десятков красивых лиц, Кристофер вдруг разглядел золотистую головку и знакомые, невероятно знакомые восхитительные черты. Дрожь прокатилась по всему его телу, на мгновение заледенел затылок.

Он высунул голову из окна и громко позвал: «Рэчел!» Девушка не услышала его. «Рэчел!» – во весь голос повторил он свой зов. Девушка вздрогнула, замерла и растерянно огляделась. Она не заметила Кристофера в машине и, недоуменно хмыкнув, исчезла внутри паба.

Дойла охватило невероятное возбуждение. Он сразу свернул на ближайшую платную стоянку, как попало припарковал свой Порше и, едва сдерживая нервную дрожь, бросился в паб.

Перед входом толкались желающие войти и вышедшие покурить или подышать воздухом пьяные гости с выпивкой в руках,. Дойл уверенно проложил себе путь сквозь толпу. Но едва он собрался переступить порог заведения, как его грубо оттеснили от дверей два здоровенных парня в черных костюмах:

– Эй, куда собрался? Мест нет.

– В смысле? – не понял Дойл.

– В здравом смысле. Нет мест, слышал?

Кристофер недоуменно передёрнул плечами.

– В сторону отойди!

И парни бесцеремонно оттолкнули его прочь от двери.

Кристофер поверх голов постарался заглянуть внутрь. Рэчел не было видно. Но она была там, а значит, он должен попасть внутрь.

Он огляделся. В толпе все были заняты своими делами, и никто не обращал на него никакого внимания. Тут он заметил, как две очень молоденькие девушки отделились от толпы и направились к узкому проулку, вероятно, чтобы украдкой покурить или справить нужду. На футболке одной из них была изображена панда и витиевато начертан призыв: «Спасём природу!» Он взглянул на их доверчивые лица, полотняные сумочки, и его осенило. Он незаметно нырнул в проулок, отошёл на несколько шагов, сделал пару глубоких вдохов, взъерошил волосы, будто в крайнем волнении, и опрометью бросился к девушкам, имитируя нервную одышку:

– Девушки! Кто-нибудь, пожалуйста, помогите! Умоляю!

Девушки испуганно переглянулись, невольно попятились назад. Кристофер вцепился в рукав одной из них, не давая уйти, вытаращил глаза и затараторил:

– Там рожает! Собака рожа… Как это? Приносит щенков. Уже два вылезли. Такие прелестные, крошечные. Они погибнут! Все погибнут. Бедная маленькая бездомная собачка. Она такая хорошенькая, просто как игрушечная! Невозможно дать такой чудесной собачке погибнуть. Девушки, помогите! Я бы сам, но я боюсь вида крови. Сразу в обморок падаю. Пожалуйста! Это же живые существа, – он взглянул на них со всей мольбой, на которую только были способны его ангельские глаза.

На лицах девиц отразилось именно то, чего ждал Дойл – тревога, заинтересованность и чувство долга. Дело сделано.

– Я – ветеринар! – уверенно солгала та, что была повыше.

– О боже, какая великая удача! Заклинаю вас, скорее, нельзя терять ни минуты! Это ваш долг перед миром. Помогите ей! – Вопил Дойл и увлекал девушек в проулок. – Бегите скорее!

– Где она? – взволнованно озиралась вторая девица.

– Скорее! Спасите собачку! Она там! – он махнул рукой в темноту переулка, уверенно отбирая у них бокалы. – Дайте, я это подержу. Это будет мешать. Я вас тут подожду. Скорее! Чего же вы ждёте? Такой шанс спасти столько жизней выпадает всего раз! Представляете, какие фото будут в инстаграме?

Девушки возбуждённо переглянулись и со всех ног рванули в проулок.

– Где она? – послышались их голоса из темноты.

– Там! Там, дальше, за мусорными баками! Бегите скорее! – фальцетом выкрикнул Дойл, а затем как ни в чем не бывало направился обратно ко входу в паб.

Парни в черных костюмах заметили бокалы и не удостоили его особым вниманием. Один только спросил, не глядя:

– А чего стакана два?

– Девушка осталась покурить, – на ходу бросил Кристофер. Парень кивнул, а Дойл был уже внутри.

Но, переступив порог, он не на шутку растерялся: бар был забит народом до отказа. В полумраке захламлённого разнообразной сувенирной продукцией помещения, над бескрайним морем людей можно было разглядеть длинную, заставленную бутылками барную стойку, над которой мелькали пёстрыми картинками экраны телевизоров. Вдоль стойки сновал взвод молодых барменов; их руки с поразительной скоростью подхватывали стаканы, наливали пиво, цедили напитки из бутылок, трясли шейкеры, брали и отдавали деньги. Гвалт стоял неимоверный. В шуме людской толпы угадывались разухабистые мелодии Туманного Альбиона в исполнении пронзительной волынки и гитар.

Стараясь вдыхать как можно меньше спёртого воздуха, насыщенного запахами человеческих тел, перегара, моющих средств и пыли, Дойл едва пробился к барной стойке, по пути пристроив чужие бокалы. Он не успел издать ещё ни звука, как красивая барменша с татуированными, по-мужски крепкими руками подтолкнула к нему низкую стопку с коричневым пойлом.

– Глоток бурбона, красавчик. От заведения, – подмигнула она. – Англичанам у нас респект.

Он хотел было спросить, с чего она взяла, что он англичанин, но лишь с благодарностью кивнул и взял стопку в руки. Он намеревался незаметно вылить содержимое себе под ноги, но барменша наблюдала за ним. Тогда он неуверенно улыбнулся, задержал дыхание и опрокинул рюмку себе в рот. Ничего более отвратительного он ещё не пил. Изо всех сил удержал кашель и одновременный рвотный позыв, чтобы заслужить одобрительный кивок барменши и записку с её номером телефона.

«Позвони мне», – одними губами произнесла она. Он с улыбкой кивнул, сунул записку в карман, заметил, что в карман не попал – клочок бумаги упал на пол и был тут же затоптан десятком пар ног – и двинулся сквозь толпу на поиски своей мечты. Он вдруг понял, почему моментально опьянел: во рту с самого утра не было маковой росинки, сейчас же Кристофер почувствовал, что страшно голоден. Зато немного замутнённое сознание придало ему храбрости. Он без стеснения заглядывал в лица девушек вокруг себя и добродушно улыбался, если получал ревнивый окрик недовольных парней.

Он прошёл вдоль всей стойки, показавшейся ему бесконечной, и достиг низенького подиума, на котором расположилась четвёрка музыкантов. Красный от натуги волынщик старался взять верх над гвалтом. Ему это почти удавалось.

Перед подиумом танцевали. Кристофер уже знал, что найдёт Рэчел именно в этой разношёрстной гурьбе.

Она была красивее всех на белом свете. Она изящно изгибалась в танце. Её движения заворожили его. Её золотые волосы, медовая кожа, блестящее белое маленькое платье – все словно окружало её таинственным и невинным свечением. Она была озарена сиянием красоты, словно юная богиня в самом рождении собственной дивности. Зная о том, что до поры незаметен, Кристофер без стеснения любовался ею. Он был зачарован её красотой. Его ум освободился от дурных мыслей, лицо жгло. Он дрожал, но даже не отдавал себе в этом отчёта. Решиться приблизиться к ней было страшно. Но ещё страшнее было упустить этот шанс. Дойл сделал глубокий вдох и шагнул навстречу.

– Рэчел, привет! – крикнул он, чтобы она услышала его голос среди шума. Она скользнула по нему взглядом и в танце развернулась в другую сторону.

– Рэчел! – Дойл метнулся следом за ней. Когда он в третий раз повторил приветствие, она с удивлением распахнула синие глаза и остановилась, будто музыка разом стихла. Кристоферу померещилось, что вокруг воцарилась абсолютная тишина. Танцующие замерли словно манекены. Зеркальный шар сверху отбрасывал на них серебристые блики, голубоватые лучи стробоскопа плыли сквозь густой воздух, окутывая фигурку девушки переливающейся вуалью. Момент казался колдовским.

Однако, вопреки ожидаемой им радости, девушка вдруг затрепетала ресницами и спросила:

– Мы разве знакомы?

Кристофер оторопел:

– Да. Рэчел, мы встречались. На пляже.

– На каком пляже? Когда? – девушка слегка занервничала. – Я вас не знаю.

– Ну как… – вы тогда дали мне свой номер.

– Не припомню такого.

– Вы… поцеловали меня, – Кристофер почувствовал, что лицо запылало. Преодолевать смущение было сложнее, чем он мог себе представить. – Я искал тебя, Рэчел. Весь город перевернул. Вспомни! Тогда ещё была старушка с собаками. Ты подошла ко мне, попросила прикурить и… поцеловала.

Лицо девушки вдруг озарилось:

– О, да! Я вспомнила! У вас ещё было что-то с глазами, – она звонко рассмеялась. – Так это же было пари.

– Какое пари? – из огня Дойла бросило в холод. – В каком смысле – «пари»?

– О, простите, – она сделала виноватую гримаску и дружески потрепала его по руке. – Простите, я не думала, что мы когда-нибудь встретимся. Но раз так вышло, то я должна попросить у вас прощения. Мы с моим парнем поспорили, смогу ли я подойти к незнакомому взрослому мужчине и поцеловать его. Я выиграла!

Внутри Кристофера все оборвалось.

– Как? Но… телефон…

Рэчел засмеялась:

– Неужели вы думаете, что я дала бы свой настоящий номер незнакомому человеку, которого случайно увидела на пляже? Ну вы даёте!

Дойл ощутил, как пол уходит из-под ног.

«Какой же идиот! Какой идиот!»

Манекены вдруг снова забились в энергичном танце, и над его ухом грянул мужской голос, одновременно с волынкой и гвалтом.

– Рэчел , проблемы, детка? Что за чувак?

Кристофер обернулся. Перед ним стоял юный темнокожий удалец спортивного вида, в длинной ярко-жёлтой футболке и широченных джинсах, в которых полностью терялся его силуэт. Красивые глаза, искусно выбритая бородка. Изо рта у него торчала электронная трубка, откуда валил густой белый пар, с ароматом клубники. Он был ниже Кристофера, но задиристо глядел на него снизу вверх. Рэчел обвила его шею руками и с глупым смешком сказала:

– Это тот самый мистер, которого я поцеловала. Помнишь наше пари?

– Конечно, – парень с ухмылкой взглянул на Дойла. Этот взгляд неприятно кольнул его. – Надеюсь, мужик, ты не решил, что это всерьёз? Это была просто шутка. Или все-таки решил? – и он засмеялся одними губами, в которых увесистая трубка заплясала плотными кольцами дыма.

– Детка, – парень прижал её к себе и язвительно спросил: – Или тебе понравился этот дядька, а? Может, мне уйти?

Они дружно прыснули. Рэчел взглянула на Кристофера и снова приняла виноватый вид.

– А может, тебе и уйти! – разозлился Дойл. – Как знать? Может, ты тут и лишний, – он с вызовом заглянул в его глаза, ожидая увидеть всю чёрную изнанку задиры. Но не увидел ничего особенного. Студент медицинского, который хочет казаться круче, чем есть на самом деле. Выгуливает собаку, ездит с мамой за продуктами, играет в баскетбол, выкатывает мусорные баки по четвергам в восемь вечера. Ну, иногда балуется травкой. И главное, Рэчел нравится то, что он выставляет себя плохим парнем перед окружающими.

– Эй, слышишь, ты нарываешься, что ли? – парень выставил грудь колесом. В свете того, что Кристофер узнал о нем, это показалось таким нелепым, что он невольно прыснул ему в лицо. Однако парень среагировал быстро и со всего маху ударил Дойла кулаком в острую скулу. От боли взвыли оба.

– Адам! – в страхе вскрикнула Рэчел.

Это было уже слишком. Дойл выпрямился. В глазах его полыхнула ярость.

В доли секунды оба приготовились атаковать обидчика повторно. Кристофер отчаянно пытался остановить себя, так как понимал, чем для Адама могла закончиться его атака, но обида на Рэчел, Трента, Мэри, Ханта, обида за Гарри и Хелен затуманила его разум и придала настоящей свирепости. Он уже готов был обрушить на Адама всю свою злость…