Текст книги "Игра"

33

Хантер

Деми тащит меня за ближайшую дверь. К счастью, там находится неосвещенная аудитория со столами и стульями, стоящими полукругом. Жалюзи закрыты, но в комнате не кромешная тьма – через ламели проглядывают тонкие полосы солнечного света.

– Что ты делаешь? – весело спрашиваю я.

Она торопливо закрывает дверь.

– Я с ума там сходила из-за того, что не могла до тебя дотронуться. Ты не представляешь, как близка я была к тому, чтобы снять с тебя штаны и сесть тебе на член прямо перед всеми.

В паху у меня все сжимается. Господи, как же горячо это звучит. Мы вдвоем постоянно не можем друг от друга отлипнуть. Это уже почти как зависимость. И мне неловко признаться, что это совершенно не повлияло на хоккей, а значит, мой целибат не имел никакого на хрен смысла. Даже наоборот, сейчас я играю еще лучше.

Я не хотел говорить об этом с Деми, потому что боюсь, что она начнет меня дразнить и говорить, что я изображал сцену из «Волшебника страны Оз», или еще какую-то хрень. Типа: «Ты все это время мог быть хорошим капитаном и товарищем по команде, Хантер! Увидеть это тебе помешали твое раскаяние и твоя боязнь быть эгоистичным засранцем, как твой отец». Я легко могу представить, как Деми использует такое банальное сравнение.

Но, мне кажется, я должен был усвоить этот урок. Провал в прошлом сезоне меня напугал. И этот сезон я начал с желанием ставить на первое место свою команду, а не свой член. Я хотел быть хорошим капитаном. Я хотел доказать себе, что я не эгоистичный нарциссический ублюдок, для которого важны только его потребности. Когда в прошлом году весь наш сезон пошел к чертям, это стало для меня тревожным сигналом. Первым, что я подумал после нашего проигрыша, было: «Может, мы и правда два сапога пара». Я и отец.

Когда он впервые мне это сказал, меня внутри всего передернуло. Я почувствовал себя мерзким. Напуганным мыслью о том, что я могу быть похожим на него. Мешком дерьма. Эго-маньяком.

Но секс с Деми привел только к тому, что каждую ночь я ложусь спать довольным, а каждое утро рву всех на тренировках. Не говоря уже о плей-офф: мы впереди других команд.

Деми обхватывает меня за шею и притягивает к себе для поцелуя. Господи. Я обожаю ее целовать. Я обожаю ее трахать. Я обожаю делать с ней все.

Мы оба знаем, что между нами нечто большее, чем просто восстановление после закончившихся отношений. Большее, чем секс. Но я не знаю, что это за «большее». И я слишком сильно этим наслаждаюсь, чтобы раскачивать лодку своими вопросами.

Я смеюсь, когда она прижимает меня к двери. Она закрывает замок, и в мгновение ока ее рука оказывается на моем ремне. Расстегнув мне джинсы, она стягивает их вниз вместе с боксерами настолько, чтобы можно было вытащить мой горячий тяжелый член.

– О боже, я целых два часа этого хотела, – страдальчески бормочет Деми. – Я постоянно этого хочу.

– Возьми его, – хрипло говорю я.

Она опускается на колени, и от предвкушения у меня напрягается тело. Когда ее рот заглатывает мой член одним скользящим движением, я шиплю от удовольствия. Она тоже, и ее карие глаза счастливо сверкают, когда она отпускает меня и говорит:

– Обожаю держать эту штуку у себя во рту.

– Ты и твоя оральная фиксация, – дразню ее я, пытаясь опять сунуть головку члена между ее сексуальных губ.

Она смеется, глядя на мои жалкие попытки.

– То есть когда я хочу конфету, это – как ты на днях сказал? – «серьезная проблема». А когда я хочу твой член, моя оральная фиксация – это классно и превосходно?

Я усмехаюсь.

– Наконец-то ты все поняла.

Деми показывает язык, и я пользуюсь этим шансом. Проходят секунды, и я опять в ее горячем рту.

– О да. – Я обеими руками держу ее за затылок, направляя голову вдоль моего ствола.

В коридоре слышатся голоса. Мне все равно. Из-за Деми я забываю, что мир населяют еще другие люди. Мы единственные в этой комнате, в этом здании, на этой планете. Когда я внутри нее, не существует никого, кроме нас. Когда она гладит, трет и сосет мой член, не существует никого, кроме нее.

Она заглатывает меня, и ее жадный язык обвивается вокруг головки моего члена. Мне мокро и приятно. Она проводит кулаком вверх и вниз по всей длине – сжимая кончик при каждом движении вверх, посасывая при каждом движении вниз.

Я двигаю бедрами, беспокойный и возбужденный, а яйца начинает колоть. Когда она затолкнула меня сюда, я думал, что оттрахаю ее у стены. Но минет так преступно хорош, что до проникновения внутрь нее я не выдержу.

– Детка, – стону я, пытаясь ее остановить.

Она смотрит на меня снизу своими большими глазами, пока ее губы крепко обхватывают головку моего члена. Ничего сексуальнее я не видел, и я обвожу большим пальцем эту непристойную «О», погладив уголок ее губ.

– Я близок, – предупреждаю я. – Если ты пришла сюда, чтобы потрахаться, то тебе лучше остановиться.

Ее мокрый рот соскальзывает с меня, и член дергается вверх.

– Нет, я хочу, чтобы ты кончил прямо сейчас. Я хочу услышать, как ты будешь стонать мое имя, когда будешь кончать мне в рот.

Господи. Эта девушка меня уничтожит.

Она возвращается к своей порочной задаче, и меньше чем через тридцать секунд я даю этой женщине то, чего она хочет.

– Деми, – стону я, когда дохожу до кульминации. Она твердо держит губы вокруг меня, глотая все, что у меня есть. Я мертв. Она меня убила. Она идеальна.

Деми оставляет мягкие поцелуи на моем еще твердом стволе, пока я спускаюсь с вершины, и затем с улыбкой натягивает на меня шорты. Аккуратно вытирая рот запястьем, она поднимается на ноги, застегивает у меня молнию и встает на носки, чтобы накрыть мои губы своими.

Я углубляю поцелуй, и, почувствовав себя на ее языке, почти рвусь снова все повторить. Я дрожу.

– Ты в порядке? – дразнит она.

– Превосходно, – выдавливаю я.

Она хихикает и долго на меня смотрит, прежде чем отпереть дверь. Мы выходим в коридор, и на секунду меня ослепляет свет флуоресцентных ламп.

– Придешь сегодня? – спрашивает она, пока мы идем вместе.

– Не могу. Встречаюсь с Холлисом. Но я могу зайти сейчас и побыть с тобой до того, как надо будет к нему ехать.

– Бу-у-у.

– Не надо так меня освистывать.

– Почему? Ты постоянно так меня освистываешь.

– Потому что я ребенок, Семя. А ты слишком взрослая для такой чепухи. Имей к себе немного уважения.

Она взрывается смехом, и я улыбаюсь. Мне нравится ее смешить.

– Я бы все отменил, – говорю я, – но Холлис подчеркнул, что это важно.

Деми останавливается.

– Прости. Майк Холлис подразумевал, что что-то важно?

– Подразумевал? Скорее четко и ясно сказал. Он утром отвел меня в сторону и спросил, можем ли мы вечером поговорить.

– Почему он вообще здесь? Сегодня же понедельник.

Я морщу губы.

– Он сказал на работе, что заболел, но мне он не показался больным.

– Надеюсь, с ним все в порядке.

– Я в этом уверен. Холлис несокрушим. Уверен, он просто хочет обсудить какую-то мелочь, типа что подарить Рупи на день рождения.

– У нее скоро день рождения?

– О, это тебе понравится. Эта девушка родилась… подожди-подожди… четырнадцатого февраля.

Деми ахает.

– День святого Валентина! О боже. Бедный Майк. Ему придется выложиться на полную. Может, даже купить ей пони.

Я фыркаю.

Когда мы выходим в фойе, в нескольких метрах от нас я вижу Ти-Джея, который разговаривает с одним из ассистентов преподавателя. Он хмурится, когда нас замечает. Это похоже на слишком резкую реакцию без каких-то причин, пока я не понимаю, что он смотрит на мой пах.

Я опускаю взгляд вниз и чуть не матерюсь. Видимо, Деми не до конца меня застегнула, потому что застежка молнии опустилась обратно вниз. Я незаметно поднимаю ее обратно, но это не стирает с лица Ти-Джея недоверчивый взгляд.

Позже вечером я сажусь в кабинку напротив Холлиса, подзывая к себе официантку. Холлис еще ничего не заказал, несмотря на то, что находится здесь уже десять минут. Я опоздал из-за того, что, когда я вышел от Деми, на моем ветровом стекле был почти метр льда. Чуть не отморозил себе яйца, пока его соскребал.

– Прости, лед соскребал, – ворчу я.

– Хренов лед, надо его запретить.

– Я обязательно передам климату твое мнение, Майкл.

Я благодарно улыбаюсь, когда официантка возвращается с моим пивом. Холлис заказал банку «Бум Сос», которое он любит, мне кажется, только из-за названия. Мы чокаемся напитками.

– Так что случилось? – спрашиваю я товарища. – Зачем ты вытащил меня в «У Малоуна» в разгар чертовой зимы, когда мы живем в одном доме и могли легко поговорить там?

Холлис играет с кольцом банки пива.

– Захотелось выбраться куда-то. – Он пожимает плечами. – Как у тебя дела? Еще встречаешься с Деми? Тренер разрешил вам завести свинью?

Он тянет время, но я решаю пока что подыграть. Холлис такой истеричный, что если на него надавить, то он может сразу отсюда вылететь, а мне очень хочется допить свое пиво.

– У меня все нормально. Семестр закончил хорошо. Еще встречаюсь с Деми. И нет, тренер еще не дал добро на свинью. – Я на секунду задумываюсь. – Хотя я только что понял: когда он даст добро, Пабло придется уйти. – Блин. Я не уверен, что готов с ним попрощаться.

– Чувак, давно уже пора. Ты знаешь, как этот парниша воняет? Яйца не должны находиться в диких условиях.

Я хмыкаю.

– Я уже даже не замечаю запаха, если честно.

– Надо нам дома завести питомца, – говорит Холлис.

– Ха. Ну конечно. Рупи ни за что не даст тебе это сделать. Ведь тогда ей будут уделять меньше внимания.

– Это правда. Хватает и того, что надо уделять ей внимание по выходным.

Холлис трет глаза, и я замечаю, что он выглядит дико уставшим. Я знал, что двухчасовые поездки до Нью-Гэмпшира не могут на нем не сказаться, но, оказывается, дела намного хуже. У него так опухли глаза, как будто он годами нормально не спал.

– Ты завтра поедешь обратно или опять скажешь, что заболел? – осторожно спрашиваю я.

– Поеду обратно. – Он делает быстрый глоток. – Если честно, я больше не хочу продавать страховые полисы, Дэвенпорт. Я это терпеть не могу. Я терпеть не могу опять жить с родителями и терпеть не могу работать с папой. Этот чувак сумасшедший.

– М-м-м, это он-то сумасшедший?

– Да! И он весь день рассказывает тупейшие шутки.

Я таращусь на Холлиса.

– Представить не могу, какие мучения тебе приходится испытывать.

– Вот именно.

Ух. Не дошло.

– Почему бы тебе не попробовать найти работу в Гастингсе? – предлагаю я.

– Я пробовал, но вакансий нет. Или, по крайней мере, таких вакансий, которые были бы мне интересны. Есть вакансия работника ночной смены на заправке, но какой в этом смысл? Я буду просто весь день спать, всю ночь работать и получать копейки.

– Если я о чем-то услышу, то дам тебе знать.

– Спасибо.

– А пока что, думаю, тебе лучше по будням работать на полную ставку со страховкой, а по выходным работать на полную ставку с Рупи.

– Чувак, с ней правда надо работать на полную ставку. – И все же, произнося это, он широко улыбается.

– Я вообще не понимаю ваши отношения.

– Конечно, не понимаешь. Они трансцендентные.

– Что это вообще означает?

– Об этом я и говорю, – самодовольно отвечает он. Но скоро его голубые глаза снова становятся серьезными. Такое выражение не часто увидишь на лице Майка Холлиса. – Она только на втором курсе, братан.

– Рупи? И что?

– То есть она выпустится только через два с половиной года. А значит, еще два с половиной года мне придется ездить туда-сюда, чтобы продавать полисы с моим сумасшедшим отцом.

Я ставлю пиво на стол.

– Ты хочешь… расстаться с ней?

Он приходит в полный ужас.

– Что?! Ты охренел? Конечно, нет. Ты не слышал, как я сказал, что мы трансцендентные?

– Точно, прости, я забыл. – Я опять его изучаю. – Так о чем мы сейчас говорим? Тебя бесит твоя работа. Тебя бесит жить с родителями. Тебя бесит ездить туда-сюда. Тебя бесит, что Рупи еще учиться два с лишним года. Но ты любишь Рупи.

– Все именно так.

Я сжимаю губы.

– Хорошо, скажи мне вот что. Если бы в уравнении не было ничего из того, что тебя бесит, то что бы ты делал?

– Не понял.

– Представь, что тебе не надо беспокоиться о работе, поездках и всей этой фигне, – что бы ты тогда делал?

– Я бы… – он замолкает. – Ничего. Это тупо.

– Нет, скажи мне, – требую я. – Давай разберемся с этим, чувак.

Холлис делает глоток «Бум Сос».

– Я бы путешествовал, – наконец признается он. – Чувак, ты осознаешь, сколько еще в мире стран? Десятки!

– Сотни, – поправляю я.

– Не сходи с ума. Континентов только семь, с чего вдруг стран было бы сотни? У тебя неправильная математика. Но да, этим я бы и занимался. Я бы ездил по всему чертову миру, знакомился с новыми людьми, узнавал о новых культурах, ел странную еду и… о, и мы с Рупи могли бы трахаться в поездах, в самолетах, на верблюдах, если бы мы ездили на верблюдах…

– Стой, Рупи тоже путешествовала бы с тобой?

Он страстно кивает.

– А где еще ей быть?

Я киваю в ответ, но медленно и задумчиво.

– Хочешь мой совет? Ты должен поговорить об этом с Рупи. Скажи честно, как ты вымотался, и предложи съездить куда-нибудь вместе. Может, получится запланировать что-то на лето? Тогда тебе будет чего ждать, пока ты едешь до Нью-Гэмпшира… – заканчиваю я, пытаясь его соблазнить.

Холлис щурит глаза.

– Что? – говорю я.

– Ты всегда был таким умным, или это просто я был всегда таким тупым?

Я усмехаюсь ему.

– Предпочту не отвечать на этот вопрос.

34

Деми

К концу января мы с Хантером до сих пор не определились со статусом наших отношений. Мы просто как бы плывем по течению, постоянно занимаясь сексом, обнимаясь, переписываясь, давая друг другу советы. Я хожу на его хоккейные матчи, хотя мне плевать на хоккей. Он смотрит документальные фильмы о преступлениях, хотя они действуют ему на нервы.

Как говорит Бренна, у нас «ситуашения». А по словам Пиппы, мы женатая пара, которая даже не называет себя парнем и девушкой.

Пиппа права. Он мой парень, а я его девушка. Это смешно: мы так хорошо общаемся, но при этом ни разу не поднимали эту тему. Я знаю, почему я не поднимала, но не понимаю, что сдерживает Хантера.

Что касается меня, я боюсь сделать такой шаг. Что если все поменяется в ту же секунду, как я назову его своим парнем? Что если он вдруг решит, что я сковываю его цепями или ограничиваю его образ жизни, и он начнет искать себе кого-то нового? Это иррациональный страх, и память об изменах Нико в этом никак не помогает.

Двойственность наших отношений – постоянный источник моей тревожности. У людей всегда есть побуждение как-то все определять. Определения приносят нам комфорт. Но я разрываюсь, не понимая, чего хочу больше: повесить на нас ярлык или избежать возможного разрыва. Поэтому пока я просто не поднимаю эту тему, как и Хантер.

Его команда посреди плей-офф, и он всю неделю усердно работает. Тренировки очень изнурительные, и каждый раз, как я его вижу, он покрыт синяками. Сегодня у него все болит еще больше, поэтому я решила встретиться с друзьями и дать его телу отдохнуть. Потому что когда я вижу Хантера, то сразу хочу наброситься на это твердое тело и вытрахать ему мозги.

Тем не менее Хантер недоволен своим сегодняшним одиночеством. Он не перестает присылать мне фотографии различных частей его тела, каких-то с синяками, а каких-то – без, и умолять прийти и поцеловать их. В конце концов я перебиваю Пиппу посреди предложения и говорю:

– Подожди минутку. Я скажу ему, чтобы он отвалил.

Я: Я со своими друзьями, монах. Мир не крутится вокруг тебя.

ОН: Конечно, крутится.

Я: Ясно. Ты сейчас изображаешь своего отца?

ОН: Боже, ты права. Прости. Мир – не моя ракушка. Я просто жемчужина, плавающая в море жемчужин.

Я: Какое абсурдное сравнение. А теперь исчезни. Я с друзьями.

ОН: Ладно!

Я кладу телефон.

– Простите, с этим надо было разобраться, – говорю я друзьям.

Мы с Пиппой и Ти-Джеем сидим в тесной кабинке в одном из баров кампуса. К нам еще едет Коринн, и это будет мой третий вечер с ней с тех пор, как в ноябре все пошло к чертям.

Первый раз был дико неловким. Мы смотрели кино у Пиппы, и я не могла себя заставить сказать Коринн ни единого слова. Каждый раз, как я на нее смотрела, я представляла ее голой с моим бывшим. Во второй раз все прошло лучше, потому что мы пили. Но тогда я перебрала с текилой и почувствовала себя брошенной женщиной, поэтому один-два едких комментария я сделала. Сегодня я клянусь так не поступать.

Когда мой телефон снова загорается, я переворачиваю его экраном вниз.

– Это невозможно, – ворчу я.

– Хоккеист? – со смешком говорит Пиппа.

– Да. У него все болит и покрыто синяками, поэтому он расслабляется и скучает дома. А когда ему скучно, он начинает меня бесить.

– Разве не все так делают?

– Эй, я никого не бешу, когда мне скучно, – возражает Ти-Джей. Он небрежно вертит трубочку в клубничном дайкири, который мы заставили его заказать. Изначально это должен был быть девичник, но Ти-Джей обиделся, когда узнал, что ему нельзя прийти, поэтому я сказала, что он может к нам присоединиться, если будет соблюдать правила девичника. А именно заказывать много ярких напитков.

– А что вообще между вами происходит? – с любопытством спрашивает он. – Кажется, вы уже не просто тусуетесь вместе…

– Эм, да, – отвечает Пиппа за меня. – Они на хрен женаты.

Ти-Джей выглядит ошарашенным.

– Серьезно?

Я фыркаю.

– Нет, не серьезно. Но мы проводим много времени вместе. – Я поднимаю свой ядовито-розовый напиток с ярко-фиолетовым зонтиком. – Наверное, это значит, что мы встречаемся. Но я не уверена до конца. Мы еще даже это не обсуждали.

– Не обсуждали? – Пиппа поднимает бровь. – Уже месяцы прошли, Ди. А вдруг он занимается сексом с другими девушками?

– Не занимается.

– Конечно, занимается, – говорит Ти-Джей, закатывая глаза.

Я хмуро на них гляжу.

Пиппа спорит:

– Эй, не надо на меня так смотреть. Это он сказал так про Хантера, а не я. – Она тыкает Ти-Джея в руку.

Он поднимает ладони, словно сдаваясь вражеским солдатам.

– Эй, не стреляйте в гонца. Конечно, он спит с другими. Я говорю вам это как студент, живущий в общаге с другими студентами. Если вы не расставите с ним все точки над «i», то я гарантирую, что только тобой он не ограничится.

– Ну… Ти-Джей в чем-то прав, – медленно говорит Пиппа.

– Только неделю назад он тусовался с теми девушками, – продолжает Ти-Джей. – Он точно мутит с другими.

По моей спине пробегают мурашки.

– С какими девушками? И откуда ты знаешь, чем он занимался?

– Я увидел в инстаграме.

– Ты увидел в инстаграме, – неопределенно повторяю я.

Ти-Джей кивает.

– Я подписан на целую кучу людей из Брайара. Кто-то опубликовал фотку хоккейной команды на вечеринке – не знаю, где она была. И на фотке Дэвенпорт целовался с какой-то телкой.

«Чушь собачья», – хочу возразить я.

Но сомнение, как ветви плюща, заползает в меня и сжимает мне горло. Хантер и правда на прошлой неделе ходил на вечеринку без меня, но это ничего не значит. Более того, официально мы даже не пара.

Я кусаю внутреннюю сторону щеки. Сильно. Но боль от зубов не может сравниться со стреляющей болью в сердце. У меня переворачивается желудок. Дрожащими пальцами я беру телефон: последним сообщением от Хантера было эмодзи с поцелуем.

Я его игнорирую и внезапно задумываюсь, сколько еще таких эмодзи он отсылает и кому.

– Я сделал для тебя скриншот, – признается Ти-Джей, – но удалил его.

– Что?! Почему? – гремит Пиппа.

Затуманенными от страдания глазами он смотрит на меня.

– Потому что я не хотел, чтобы ты подумала, что я намеренно создаю проблемы. Я помню, как ты взбесилась, когда мы в прошлый раз обсуждали Хантера за его спиной.

– Томас Джозеф, – говорит Пиппа. – Вытаскивай свой телефон и восстанавливай эту фотографию из корзины. Уверена, она еще там.

У меня беспорядочно бьется сердце, пока Ти-Джей просматривает свои фотографии. Я почти надеюсь, что он не найдет этот скриншот. Я не хочу, чтобы этот скриншот существовал. Я хочу, чтобы та фотография была плодом воображения Ти-Джея.

– Вот оно! – говорит он, и мой желудок падает вниз, как сбитая ракета.

Ти-Джей передает мне телефон. Пиппа перевешивается через липкий стол, чтобы все увидеть.

На фотографии полдюжины парней и несколько девушек. Некоторых я узнаю: Мэтта Андерсона, Джесса, и, кажется, в углу стоит Майк Холлис, но сложно сказать точно. Мэтт обнимает одной рукой улыбающуюся рыженькую, а Джесс, видимо, позирует со своей девушкой Кэти. Но Хантера я не вижу…

А. Вот он.

Ти-Джей прав. На фото Хантер.

И он точно целует кого-то другого.

35

Деми

От ужаса мое сердце подскакивает до горла, сжимая трахею и затрудняя дыхание. На фото рот блондинки приклеен ко рту Хантера в поцелуе, запечатленном на века. Навсегда задокументированном для меня, Деми Дэвис.

Ревность и злость кренделем сцепляются в моем желудке. Но первое мне чувствовать можно, а второе – нельзя.

– Ди? – говорит Пиппа.

Я изображаю на лице равнодушие.

– Мы никогда не обсуждали, свободные у нас отношения или нет.

Она видит меня насквозь.

– Ох, детка. Мы не знаем, когда этот снимок был сделан, – замечает она.

Заговаривает Ти-Джей:

– Он был опубликован дней шесть назад.

– Это не значит, что он был сделан шесть дней назад, – спорит Пиппа.

– Зачем кому-то выставлять старую фотографию?

– Ты серьезно? Люди постоянно так делают! «Четверг воспоминаний»? «Пятница флешбэков»? «Среда давних времен»?

– Таких хештегов тут нет, – возражает Ти-Джей.

– Может, их забыли поставить. Я не знаю.

– Чего не знаешь? – присоединяется третий голос.

Я поднимаю взгляд на прибывшую Коринн. На ней оверсайз-свитер и обтягивающие джинсы, а кудрявые волосы стянуты сзади желтой резинкой. Она усаживается в кабинку рядом со мной, и в ней становится еще теснее.

– Мы спорим по поводу фотографии с парнем Деми, – объясняет Пиппа.

– С хоккеистом? – спрашивает Коринн.

– Да. – Ужасное холодное ощущение все еще трепещет у меня в теле.

Она берет телефон.

– Где он?

Я показываю на Хантера и блондинку. Они до сих пор целуются.

Черт побери. Я почти надеялась, что я посмотрю еще раз и они будут стоять в противоположных концах снимка.

Коринн изучает фотографию.

– Это парень, с которым ты встречаешься?

– Да.

– Ох. Мне жаль. – Она кажется искренне за меня расстроенной. Или, может быть, это просто жалость. Бедная Деми, девушка, которую постоянно разменивают на других телок.

Пиппа снова хватает телефон и непомерно долго рассматривает экран.

– Нет, это точно старая фотография, – наконец заявляет она. – Я узнаю эту девушку. – Она показывает на рыженькую рядом с Мэттом Андерсоном. – Это Дженни.

– Что за Дженни? – спрашивает Коринн.

– Мы с ней вместе ходили на занятия по актерству на первом курсе. – На лице Пиппы и облегчение, и триумф. – Это старая фотография, Ди, обещаю.

– Как ты можешь быть в этом уверена? – Мне почти стыдно за то, что в груди появляется проблеск надежды.

– Потому что она уже тут не учится. Она больше года назад перевелась на актерский факультет в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.

– Серьезно?

– Откуда ты знаешь, что это она? – спрашивает Ти-Джей. – Снимок не особо четкий. Или, может, она приехала навестить друзей, мы же не знаем.

– Подожди. Давайте я найду ее инстаграм, чтобы сравнить фотки. Посидите минутку, девочки и мальчик. – Она склоняется над своим телефоном, как женщина на задании.

Я пытаюсь слушать Коринн, которая рассказывает о новых занятиях в этом семестре, но, когда Пиппа издает возглас удовлетворения, мое внимание тут же переключается обратно на нее.

– Смотрите! – Она кладет свой телефон рядом с телефоном Ти-Джея. – Это Дженни.

Я сравниваю фотографии. Это одна и та же девушка.

– И она не приезжала сюда, – добавляет Пиппа. – Судя по ее инстаграму, последние несколько недель она отдыхает с семьей на Гавайях.

По мне прокатывается облегчение, такое сильное, что я чувствую слабость. И тошноту. И страх.

Ужасно находиться в неопределенных отношениях. Но что еще ужаснее – это мое душевное состояние. За наносекунду я перескочила от нуля до неверности. Тут же поддалась своим подозрениям и предположила, что Хантер целовался на вечеринке с кем-то другим. Я заставляю себя выпить весь свой дайкири. Слушать Пиппу и Коринн, проявлять интерес, когда Ти-Джей рассказывает, как летом ездил в Англию к брату. Но я не могу сконцентрироваться. Ложная тревога слишком сильно меня завела. Я чувствую себя глупо и непонятно.

Мне надо поговорить с Хантером.

– Слушайте, мне надо идти, – говорю я, когда Пиппа предлагает заказать еще напитки. – У меня нет настроения.

Ти-Джей выглядит расстроенным.

– Сейчас только девять тридцать.

– Я знаю. Простите. Но я эмоционально опустошена.

– Все в порядке, – говорит Пиппа, махая рукой. – Все равно мы завтра увидимся. Ужин с Дариусом, помнишь?

– Точно. – Я прощаюсь, застегиваю парку и выхожу из бара. До Грик Роу отсюда три минуты ходьбы, но я не иду домой. Я заказываю такси, и через пятнадцать минут я в Гастингсе звоню Хантеру в дверь.

Меня впускает Саммер.

– Привет. Не знала, что ты сегодня зайдешь.

Она приветствует меня ослепительной улыбкой, потому что для ее лица это режим по умолчанию. Ослепительность.

– Решила в последнюю минуту, – смутно отвечаю я.

За ее спиной я замечаю Фитца, проходящего мимо кухни в серых трениках и без футболки. Он делает шаг назад, когда замечает меня, и коротко машет мне татуированной рукой.

– Привет, Деми. Там пицца осталась, если хочешь.

– Нет, спасибо. Мне только надо увидеться с Хантером. – Мое сердце начинает стучать быстрее, пока я поднимаюсь по лестнице и подхожу к его спальне. Когда я стучу, он отвечает громким рыком.

– Рупи, уйди. Я не хочу смотреть «Ривердэйл». Это охрененно тупой сериал.

– Это я, – отвечаю я сквозь смех.

– Семя? Зачем ты вообще стучишь? Заноси уже сюда свою милую задницу.

Я вхожу в комнату. Он распростерся на кровати, а по телевизору показывают какой-то хоккейный матч, но я не могу понять, кто играет. Голова Хантера лежит на подушке, темные волосы растрепаны, а челюсть покрыта щетиной.

Он улыбается мне, и на его щеках появляются ямочки.

– Я думал, ты не хочешь приходить.

– Я не хотела, но потом…

– …но потом ты поняла, что хочешь сунуть нос в дела моего члена. Мудрое решение.

Я выдавливаю улыбку.

– Нет, я просто… – Я замолкаю.

Внезапно я чувствую себя нелепо из-за того, что так сюда заявилась. Что я должна сказать? «Я была с друзьями и увидела на фотографии, как ты целуешься с какой-то девушкой, и я подумала, что это было недавно, и ужасно себя почувствовала, но оказалось, что это старый снимок, но я все равно не могла никак успокоиться, поэтому непонятно зачем примчала сюда».

– Что случилось? – спрашивает он, морща лоб. – Что не так?

К моему вящему ужасу, на глаза начинают наворачиваться слезы.

– Деми. – Он садится. – Что случилось?

– Ничего. Просто… эх, я идиотка.

– Нет, ты не идиотка. Почему ты считаешь себя идиоткой?

Я быстро выдыхаю и рассказываю все от начала до конца. Хантер слушает, ни разу не перебивая, хотя он явно сбит с толку.

– Прости меня, – лепечу я. – Я не говорю, что ты сделал что-то не так, потому что ты не виноват: это старая фотография. Но когда я подумала, что она не старая, то мой мозг сразу решил, что ты мне изменяешь. Вот поэтому я и идиотка, потому что как ты можешь мне изменять, если мы даже официально не вместе?

– Конечно, мы вместе.

Я замолкаю в нерешительности.

– Да?

– Конечно. То, что мы не сказали это вслух, не означает, что мы не вместе. Когда кто-то спрашивает, я называю тебя своей девушкой.

– Да? – Я яростно тру мокрые глаза. – Почему, мать твою, ты не называешь меня своей девушкой при мне?

Он фыркает.

– Не знаю. А почему ты никогда не называешь меня своим парнем?

– Потому что я не хотела спешить. – Я тяжело вздыхаю, пытаясь упорядочить вихрь эмоций внутри себя. – Мне так стыдно, – наконец признаюсь я. – Мне нравится думать, что я рассудительная и взрослая, но при этом я поспешила с выводами и решила, что ты ходишь налево. И теперь я понимаю, что Нико все перемешал у меня в голове. Я думала, что покончила с этим, но, видимо, нет. Видимо, теперь, как только случится что-то хоть чуточку подозрительное, я тут же буду думать, что мой партнер спит с кем-то другим.

Я отчаянно стону.

– Иди сюда, – хрипло говорит он. Он двигается к ногам кровати, где стою я, и сажает меня к себе на колени.

Я кладу подбородок ему на плечо, слабо вдыхая.

– Ты не поспешила с выводами, Деми. Ты увидела фотографию, на которой я целуюсь с другой девушкой. Да, она была сделана в прошлом году, но сначала ты этого не знала. Поверь мне, если бы я увидел фотографию, на которой ты целуешься с другим парнем, то я бы съехал с катушек.

– Да?

– Да. Слушай, я знаю, что мы сделали все в неправильном порядке. Мы не обсуждали наши отношения, не устанавливали каких-то правил, но… – Хантер берет меня рукой за подбородок и поднимает мою голову, чтобы встретиться со мной взглядом. – Обещаю тебе, что больше ни с кем не встречаюсь. Больше ни с кем не сплю. Я твой целиком и полностью. – У него срывается голос. – Я люблю тебя.