Текст книги "Коло Жизни. Средина. Том второй"

Глава двадцать пятая

Зазимовать Яробор Живко решил на мощном плато, к каковому они вышли, достаточно обширному в размахе. Эта долина плотно населенная племенами, величавшими себя ладакцы, оказалась достаточно теплым местом. Прикрываемое горными грядами, с могучими ледяными шапками в навершие с северной стороны и более низкими отвесно вертикальными склонами на юге, западе и востоке обильно поросшими дубравами, плато берегло внутри себя жаркость согретой за лето земли. Почва здесь была плодородной, хотя сама жизнь заключалась подле нескольких крупных рек, купно изрисовавших саму поверхность долины, своими множественными разветвлениями.

В этом месте у ладакцев на благостно орошаемых землях росла пшеница, горох, ячмень, сливовые и абрикосовые сады и во множестве имелось коз, овец, яков, дотоль никогда не встречаемых быков, которые паслись на альпийских пастбищах. В центре долины лежало не просто поселение, а находился большой укрепленный город Ладак, хотя своими постройками мало чем отличающийся от жилищ ранее видимых лагманцев. Обнесенный стеной сложенной из обожженного кирпича и частично из камня, внутри город таил небольшие, глинобитные дома, крытые тесом. В целом и сама жизнь ладакцев мало чем отличалась от бытия лагманцев, такое же земледелие, скотоводство. Впрочем, внешне ладакцы делились на две группы, одни из которых обликом и физическими признаками напоминали аримийцев, а другие, к удивлению людей рао, имели много общего с влекосилами. Не только характерной чертой этой прослойки людей был светлый, светло-смуглый цвет кожи, но и темно-русые, русые волосы, густые бороды и усы у мужчин, светлые глаза. Иноредь их дети и вообще поражали белокуростью, пшеничностью волос, словно были родственны влекосилам. Эта белая часть населения именовала себя дарады, и жили они весьма отчужденно от ладакцев, несомненно, смешавшихся с иными племенами данных мест, хотя когда-то и являлись ветвью единого народа. Дарады населяли даже отдельный район в городе, занимая привилегированное место, тем не менее, уже давно потеряв управление в нем. Как узнал много позже Яробор Живко, дарады не только правили в этом городе, но и построили его. Они осуществляли владение и соседними долинами, где также были расположены поселения, каковые лежали в основном ниже по течению рек, покидающих ее через узкое, глубокое ущелье, располосовавшее надвое одну из горных гряд. Однако, много столетий назад (когда проходило великое переселение народов) часть из них, снявшись с насиженных мест, ушла многажды севернее и дарады потеряли власть в Ладаке, одначе, сумев сохранить свое особое место в нем и свои особые верования. Спустя еще какое-то время под влиянием нового религиозного течения дарады и вовсе как-то осели книзу, но, несмотря на это, не утеряли своего языка и желания не смешиваться с иными народами.

Дарады в отличие от живущих подле них лагманцев, ладакцев, аримийцев пользовались мебелью, ели за столами, сидели на лавках и сам язык их оказался очень близок к языку влекосил и лесиков. Поелику можно было понять не только отдельные слова из него, но и фразы. Поклонялись дарады деревянным истуканам, на которых вырезали не столько лица, сколько знаки, схожие со слоговой письменностью величаемой «черты и резы» и используемой предками влекосил, лутичами, выходцами из Африкии, когда-то переданной дарицам белоглазыми альвами.

Право молвить, как говорил Волег Колояр, начертания тех знаков у дарадов и влекосил были схожи, впрочем, сами пояснения уже разнились. Мир по поверьям дарад населяли духи: добрые и злые. Множественны были Боги и Богини, хотя старшим из них значился Имра аль Мара. Деревянные кумиры дарады в отличие от влекосил и лесиков всегда устанавливали внутри сооружения, которое величали капище. Это была небольшая постройка с квадратным портиком и крышей поддерживаемой колоннами.

Жившие, подле дарад, ладакцы разнились с первыми не только внешними признаками, но и верованиями. Их новый путь по которому они стремились достичь «пробуждения» совмещал в себе весьма сложные традиции и свод учений, ибо того состояния мог достигнуть любой открывший истину познания. Количество Богов и их наставления в этом религиозном течении было столь запутанно-мудреным, что вельми интересующийся теми верованиями, в целях познания, Яробор Живко не смог толком и разобраться, да мало, что понял из беседы с одним из таких последователей.

Главой града Ладак значился царь Лхачен Хум, поначалу достаточно враждебно встретивший спустившихся с крутого перевала людей рао. И даже выдвинувший им навстречу свою небольшую по численности рать, которая, коль говорить честно, после толкования с ними Ксиу Бянь и Волега Колояра как-то незаметно к утру рассеялась. После этого царь Лхачен Хум сам выступил из города к расположившемуся стану людей Яробора Живко и пригласил рао, и его супругу погостить в царском дворце, таком же маленьком, как и дотоль бывшая рать. Это царь сделал, испугавшись величественности венца юноши, каковой в лучах солнца блистал темно-синими сапфирами глаз змей, что тонкими дугами украшали обод по рубежу. Да точно колыхал ветвями, листками, перемещающихся уже по самому платиновому полотну обода голов зверей, образов птиц и насекомых.

Лхачен Хум даже малеша ссутулил свою допрежь ровную спину и начал как-то очень часто кивать так, что Яробор Живко испугался за него. Предположив, что это быть может, стал, таким побытом, клонить его голову книзу прицепленный прошлой ночью марухами бес… али блазня переполнила галлюцинациями лобную ее часть.

Юноша, одначе, от посещения дворца отказался, успокоив царя, что его люди не станут никак вредить ни самому городу, ни его жителям и с весенним теплом отправятся дальше. Впрочем, повелел… Да, да именно повелел Лхачен Хуму отворить деревянные створки ворот города и помочь его людям с пропитанием. А также указал прислать к нему людей близких к тем или иным течениям местных верований, абы их изучить.

Яроборка намеревался не просто привести своих людей к новым землям, но и задумал создать новое верование, основанное на истинности знаний и с учетом человеческих недостатков и достоинств. Посему теперь вслушиваясь в те или иные сказы, легенды, мифы, предания и верования старался выделить в них лучшее, чтобы потом перенести и вложить в основу вновь созданного религиозного течения. И здесь явно показывая свое уникальное, божественное начало… Отчего, кажется, на время бесед плоти увлеченный, сим движением мозга, замирал в нем Крушец, точно и забывающий о своей смури по Отцу.

Яробор Живко примирившийся с Айсулу за последующий месяц ее беременности не то, чтобы не услышавший грубости, но даже не увидевший насупленного взора в свою сторону, продолжал тосковать за Першим… Тосковал не только сам, но вместе с Крушецем, а порой и просто потому как смурил один Крушец. Мальчик не раз просил Толиттаму, Благу передать Кали его просьбу о встрече с Отцом и также нередко говорил о том приходящим Велету и Мору. Боги неизменно уносили его из юрты на один из хребтов, где в глубокой пещере отвесного склона было разбито место их свиданий.

Это был боляхный четырехугольный грот, в котором гладко отполированные стены переливались, точно сотворенные не природой. Высокий свод, покрытый легкой голубой дымкой, придавал тепло и сияние той пещере, а пол устилал мягко-ворсистый материал, наподобие шерстяного ковра. В гроте находились с мягкими каркасами кресла для мальчика и Бога так, чтобы последний мог оставаться при своем обычном рост, а широкий округлый проем, ведущий наружу, прикрывали белые густые испарения.

Яробор Живко знал, что пещера располагалась на одном из склонов горы покрытой снаружи ледниковым настилом. Это он видел однажды, когда сюда прибыл впервые, а после попросил Мора ему показать, где находится. Димург тогда взмахом руки убрал белые испарения прикрывающие вход в грот и пред мальчиком предстал великолепный вид лежащей внизу долины с крохотным городом Ладак и малыми селениями, витиевато расчерченной нитками рек, да сам неровный склон горы, убранный белым снегом, блистающим в лучах солнца. В тот раз Яробор Живко задохнулся, наблюдая красоту края и единожды влетевшего вглубь пещеры дуновения, словно и вовсе лишенного кислорода.

Несмотря на кружащий окрест того косогора холод, правящий не только на вершинах, но и в самой долине, внутри грота было достаточно жарко, вроде его топили. Посему мальчик всегда раздевался в ней до рубахи и шаровар.

– Он мне сказывал, что до времен Потопа на землю прибыли сыны Богов, которые обладая силой пяти элементов, построили в этих краях огромные города, дворцы, храмы и это прямо в горах. Засим сыны Богов покинули Землю, оставив людям данные постройки, которые со временем стали неотличимы от гор. Уж так давно это было, – молвил Яробор Живко прохаживающийся повдоль глянцево-серой ровной стены, и иногда оглаживающий ее перстами.

Мор в красной длинной рубахе и укороченных серебристых шароварах на бедрах и щиколотке собранных точно на резинку, восседал в кресле, слегка развернув его, и с нежностью наблюдал за мальчиком. Четыре месяца, что отсутствовал Перший, дались им большим трудом, ибо Крушец, а как итог и сам Яроборка, все чаще и чаще просил доставить их обоих к Отцу и Кали на маковку. И Богам все сложнее удавалось отвлечь плоть от той просьбы, стараясь, как сказали бы Зиждители, в том облыжничать Крушеца.

– Мор, – прервал раздумчивое состояние Господа юноша. И резко остановившись в упор посмотрел в очи Бога, где темно-бурая радужка имеющая форму ромба, растянутого повдоль желтоватой склеры, воочью дрогнула. – Так, что?

– Что, мой бесценный? Не понял твоего вопроса, – мягко отозвался Димург и широко просиял улыбкой.

– Тот, последователь дийского учения, как он его называл, правильно рассказывал про сынов Бога. Неужели вы строили на Земле города? – повторил свой спрос мальчик и глубоко вздохнул, понеже всяк раз как был подле Мора неотвратимо жаждал прижаться не только к нему, но в первую очередь к Першему.

Тот вздох прозвучал особым сигналом для Димурга и он, сразу порывчато шевельнувшись в кресле, принялся торопко отвечать, стараясь отвлечь от тяжелых мыслей и неосуществимых желаний, как мальчика, так и лучицу:

– Нет, сыны Богов никогда не строили, что-либо на Земле. Ни Расы, ни Атефы, ни тем паче Димурги. И вообще Зиждители никогда не возводят постройки, або сие нам не надобно. Мы скажем так, проводим большую часть времени на космических объектах, таких как пагода, капище, кумирня, виман.

– А маковка? Разве это не постройка, дом, дворец? – изумленно переспросил Яробор Живко и глаза его дюже широко распахнулись, словно он жаждал прощупать Господа.

– Маковка, это не постройка. Это космический объект, скажем так маневренное, перемещаемое, с тем может подолгу находиться на одном месте на твердой поверхности планеты, – немедля пояснил Мор, и провел перстами по глади плотных, вишнево-красных губ колебля на коже золотое сияние. – Таковой как земная поверхность, али поверхность любой иной планеты. Внешний корпус маковки обладает возможностью подстраиваться под рельефное строение той местности, куда прибыл и становится неотличимым от цвета и состава самой почвы. Однако, по поводу сынов Богов и их городов. Это, скорее всего, предание о прибытии на Землю гипоцентавров, чьим Творцом является Отец. Не могу сказать, как давно они были тут, но однозначно возводили на ней сооружения, так величаемые пирамидальные храмовые комплексы. Впрочем, если я не ошибаюсь, эти события были уже после катаклизма на Земле.

Димург смолк не более чем на полминуты, слегка свел купно свои прямые, черные брови, отчего немедля взделись вверх уголки его глаз, прихваченные рдяными рубинами в тон яркому широкому поясу плетеному из тончайших нитей всех оттенков красного, охватывающего стан. Содеяв тем взлетом уголков выражение лица Бога и вовсе удивленно-ошарашенным.

– Кажется после катаклизма, – добавил он как-то неуверенно, точно не хранил в себе ту информацию, а не имея на голове венца не мог у кого спросить. – После катаклизма прибывали гипоцентавры. Хотя точнее о том, когда они были на Земле можно спросить у Отца.

Сказал и тотчас осекся, ибо единожды упоминание Першего вызвало болезненный перекос на лице Яробора Живко, черты коего судорожно дрогнули.

– Почему ты и Велет не относите меня на маковку к Отцу? – тотчас и вже нескрываемо огорченно переспросил юноша и днесь низко заколыхался его голос, вроде он намеревался зареветь. – Отца нет на маковке, да? – озвучил он не столько свою догадку, сколько слова Крушеца и немедля слепящее смаглое сияние окутало его голову. – Родитель отослал Отца и Кали. Потому ты стараешься о них не сказывать и не относишь меня на маковку, да? Да? – теперь голос прозвучал значимо низко и туго так, что казалось еще миг и мальчик потеряет над собой контроль и всю досаду начнет высказывать лучица, наращивающая сияние головы.

– Нет! Да! – воскликнул Мор, несомненно, не ожидающий того прямого и требовательно вопроса, очевидно, высказанного самим Крушецом. Господь подался тот же миг вперед всем корпусом тела, с тем протянув в направлении мальчика обе руки. – Поди ко мне, Ярушка. Я все тебе поясню, – досказал он не менее встревожено.

Яробор Живко нежданно прикрыл глаза и туго задышал. Яркое, насыщающее даже темно-бурую радужку глаз смаглое сияние сейчас окутало всю плоть рао, спина его резко прогнулась в районе позвонка, а губы мгновенно свела корча, он едва зримо качнулся и чуть слышно, глухо дыхнул:

– Значит я прав, прав!.. Но Родитель обещал!.. Он ведь обещал, что не станет разлучать меня с Отцом.

Мор немедля поднялся с кресла и ступив к юноше, стремительно присев на корточки придержал за плечи принявшееся раскачиваться взад… вперед тельце. Легохонько встряхнув потерявшего над собой власть мальчика, Бог тем точно вогнал в недра плоти сияние и единожды вернул ей состояние бытия. Димург очень трепетно облобызал кожу лба и очи Яроборки, своей нежностью открывая их и возвращая чувство реальности, да участливо молвил:

– Родитель не нарушал обещания и не отсылал Отца. Он улетел сам, но вскоре вернется. Просто ты должен понять… ты уже большой, – вне сомнений эти слова предназначались токмо Крушецу. – У нас произошли осложнения в одной из Галактик. И понадобилась помощь Отца, без нее никак. Материя в Галактике Синее Око изменила свою структуру и стала поедать ее изнутри, уничтожать системы. – Бог заглянул вглубь зелено-карих очей мальчика, обаче, говорил… продолжал говорить лишь для своенравной лучицы. – Сейчас надо убрать в Галактике все системы и тогда Родитель сожмет ее до искры. Ибо любое творение начинается и заканчивается с искры… И это надобно сделать неотлагательно, так как состояние Синего Око такое, что она вмале начнет заражать, губить соседние, здоровые Галактики. Но Кали… Кали никуда не отбывала, она находится на маковке четвертой планеты, просто поколь мы решили не приносить тебя туда, абы не волновать отсутствием Отца. Поелику Отец прибудет в Млечный Путь не раньше чем через три-четыре месяца.

– Синее Око, – весьма осмысленно протянул Яробор Живко, как всегда и не ощутивший потерянных секунд, в которых плотью правил Крушец. – Это та Галактика про которую говорил Асил. Так Отец отбыл давно.

– Фу, – выдохнул Мор, словно сняв с себя дюже мощный груз, особо давивший на его широкую шею. – Да это та Галактика, про которую говорил Асил. Он пытался справиться с завертью внутри нее, но не сумел… Потому нужна помощь Отца. Синее Око довольно старая Галактика и была сотворена Родителем в честь рождения старшего из сынов Расов, Зиждителя Седми. Там много обитаемых систем, и не только людьми, но и созданиями Творцом коих является Седми, таких как белоглазые альвы, вьян друды, нибелунги. Саму Галактику и находящиеся в ней системы уже не раз чинят, но погодя в ней вновь начинается сбой. Отец… Он прибудет вскоре, ты только потерпи, мой бесценный мальчик, малецык… совсем немного.

Юноша вздохнул ноне много ровнее, а дотоль слабое смаглое сияние придающее склере его очей насыщенно коричневый цвет, наконец, осев пропало, вероятно, Крушец успокоился. Рао немного склонил голову, и, притулив щеку к тыльной стороне руки Бога, все еще придерживающего его за плечи, и вовсе спокойным голосом вопросил:

– А Кали? Я могу увидеть хоть Кали?

– Конечно, можешь. Я скажу Кали, и принесу ее в следующий раз сюда, – зримо довольно ответил Мор и широко улыбнулся, радуясь тому, что лучица с пониманием восприняла отлет Першего.

– А на маковку? Может, ты отнесешь меня на маковку? Хочу увидеть Кали, не в следующий раз, а сегодня, – теперь просил уже не Крушец, а только Яробор Живко и Димург тотчас сие, уловив, кивнул, так как не относил туда его всего-навсе по причине отсутствия Першего. – Отнесешь, только сейчас выслушаем Благу, – добавил юноша и также широко просиял обнадеженный скорой встречей с демоницей, в которой нуждался, как сын в матери.

– Хорошо, мой любезный, – согласился Мор, и, склонившись к голове мальчика, вновь нежно поцеловал его в лоб и очи.

Все также медлительно, ибо Господь этой своей степенностью больше походил на Расов, чем на Димургов, выпустил плечи мальчика, и, поднявшись с присядок, испрямив стан и словно подтолкнув кверху свод пещеры, развернулся. Неспешно Мор вернулся к своему креслу, на ходу оправив чуть вздернувшийся подол красной рубахи и воссев в него, оперся спиной об покатый ослон. Димург, однако, не пристроил, как делал почасту, руки на облокотницы, вспять вскинул правую вверх, и, направив в сторону дымчатого испарения прикрывающего вход, легонько дернул выставленными перстами. И немедля белые туманности пошли по кругу, живописав спиралевидную водокруть, каковая своим самым малым кольцом выдвинулась из стен пещеры, словно в безоблачную даль небосвода, образовав лохматую воронку. Центр той воронки, на малость раздвинувшись словил в свои облачные силки черно-белую птицу и махом втянув ее в недра грота, вроде как выплюнул на пол в голубоватую ворсу ковра.

Черно-белая сорока с длинным хвостом, у которой голова, шея, грудь и спина отливали синевато-зеленоватым тоном, гулко застрекотала. Она внезапно крутнула черно-фиолетовым хвостом, и взметнула крылами. Вместе с тем рывком, взвилось вверх и все ее тельце, а вместе с ним в выспрь, кажется, в саму поверхность свода ударило черно-белое сияние света, по окоему подкрашенное синевато-зелеными переливающимися перьями. Густой чад, мгновенно набрякнув в размахе, точно вытянул прячущуюся в ней фигуру птицы, придав ей облик человеческого тела… Еще морг и дымчатость вошла в саму королеву марух, сроднившись с бирюзово-голубым одеянием, плотно охватывающим фигуру, повторяя каждый изгиб тех стройных очертаний, тончайшей талии, округлых бедер и полной груди.

Блага ступила вперед и низко преклонила голову пред своим Творцом и, как всегда при том обретении человеческого облика, восхищенно на нее смотрящим Яробором Живко.

– Здравствуйте, Господь Мор, – немедля и почтительно дополнила она свой поклон. – Здравствуйте, господин.

– Здравствуй, Блага, – мягко отозвался Димург, мальчик знал, что это свое творение Зиждитель очень любит и дорожит его уникальностью. – Что ты хотела поведать нашему бесценному Ярушке, сказывай поскорей, ибо мы торопимся на маковку.

Маруха еще ниже склонила голову и ее лоптасто-удлиненные ушки, пристроенные на самой макушке и прикрытые серебристыми волосами, немедля вскинулись вверх, сделав ее схожей с маленьким и вельми встревоженным зайчишкой.

– Хотела предложить господину место для постоянного поселения, – негромко пояснила Блага. – Оно располагается в двух месяцах пути южнее города Ладак. На довольно-таки благодатном плато, значительно более теплом, без как таковых горных вспученностей. В тех местах находится мощный каменный град, ей-ей, давно брошенный и посему потерянный в могутных зарослях леса. Однако само место удачное для жизни, рядом крупная река, да и в самом граде сохранились постройки, каковые можно в короткий срок восстановить, исправить и достроить, поелику мастера, когда-то возводившие его, знали свое дело. Путь туда закрыт плотными зарослями леса, но несколько южнее тех мест лежат значительные селения, людей которых можно использовать в очистки, как самой дороги, так и города от деревьев и растений, а после в восстановление.

– А как назывался тот град раньше? – дюже интересуясь событиями прошлого в летописи Земли вопросил Яробор Живко и сделал несколько робких шагов в направлении марухи.

– Аскаши, господин, – пояснила Блага, вельми скорая не только на действия, но и на молвь. Маруха всегда отвечала по существу вопроса, чем возможно и нравилась Кали-Даруге. – Или как перевести это название с языка тех, кто ему его даровал, божественный огонь… С языка местных жителей величающих себя по имени реки Синдхи, синдхистанцев, город Богов.

– Город Богов! – шибутно воскликнул Яроборка и резко остановившись, обернувшись, зыркнул на сидящего Димурга. – Слышишь Мор, это город Богов! То сыны Богов, то долина Богов. По-видимому, речь идет об одних и тех же событиях, людях, строителях храмов, то есть гипоцентаврах.

– Гипоцентавры, не люди, господин, – не скрывая уважительного трепета в голосе, произнесла Блага и тотчас еще ниже приклонила голову, словно боялась свой осведомленностью вызвать негодование в Море. – Данные племена не имеют отношения к человеку, хотя обладают отдельными физическими сходствами с ним. Но вы, правы, господин, Аскаши был возведен гипоцентаврами, потому и сохранился как город до сих пор.

– Расскажи обо всем, – взволнованно протянул Яробор Живко и шагнув к марухе схватил ее за четырехпалую, левую руку повисшую вдоль тела легонько тем движением качнув туды… сюды. – Расскажи о гипоцентаврах и самом городе, мне интересно.

Маруха торопливо вздев голову, глянула на своего Творца, и, получив от него в ответ медлительный кивок – разрешение принялась сказывать. Но пред тем как начать, Блага нежно придержала обхватившую ее левую кисть руку юноши, и, поднеся к губам, облобызала каждый перст на ней, вкладывая особую чувственность в те поцелуи… чувственность которую испытывала к божественной лучице, находящей в этой человеческой плоти.

– Гипоцентавры прибыли на Землю после произошедшего катаклизма, порядка одиннадцати с половиной тысяч лет назад, – начала свое повествование королева марух. – Когда погибший второй спутник Луна, частью упав на Землю, уничтожил на ней один из мощных континентов Дари и сместил магнитные полюса. Гипоцентавры во главе с императором Китоврасом в течение порядка пяти-шести десятков лет возводили на Земле пирамидальные храмовые комплексы, на трех континентах. В том числе один из них в горной системе Химал, центральной каковой местным населением считается гора Кайлаш. Днесь этот комплекс выглядит как утесистое взгорье, впрочем, Кайлаш до сих пор почитаема исконными жителями, в их верованиях являясь обителью Богов, сердцем древней страны или осью Земли. Сам город Аскаши был разбит недалече от самого строительства и предназначался для проживания в нем гипоцентавров, потому как этот третий комплекс возводился одним из последних. Когда гипоцентавры отбывали с Земли, они уничтожили лишь особо важные постройки, оные использовали в строительстве, сам же город остался в дар земным людям. В основном тем самым дарицам, некогда населяющим континент Дари, а после его гибели по велению Зиждителя Дажбы переселившихся в южные районы Асии и Дравидии. Дарицы по большей частью были перевезены именно гипоцентаврами к месту строительства. Поелику они нуждались в людских руках, и последние участвовали не только в возведении Аскаши, но и в строительстве пирамидальных храмовых комплексов. Потомки дарицев ноне до сих пор населяют эти земли, это как можно увидеть по физическим данным и языку и лагманцы, и дарады, и даже ладакцы… и многие иные кто содержит слог «да» или «ла» в своем наименовании. Просто после катаклизма лутичей– къметинцев из погибшей Дари вывел Господь Стынь, а местные народы и тивирцев-ирайцев, кто после населил Дравидию и южную Асию, Зиждитель Дажба.

Маруха смолкла и сызнова коснулась устами, перст юноши. Все сказанное ей было выдохнуто вельми скоро, точно она не только знала все исторические факты в летописи Земли (дотоль подолгу их изучая), но еще и готовила речь, оную зараз произнесла пред мальчиком. И в которой должно было все прозвучать предельно ясно так, что становилось понятным, почему встреченные в этой местности народы оказались схожи с людьми рао.

– А эти дарицы, которые потом жили в Аскаши, – немного погодя задумчиво протянул Яробор Живко, не сводя остекленелого взора с пригнувшей пред ним головы королевы марух. – Они, почему покинули город?

– Нельзя, господин, указать точную дату, когда дарицы, а точнее, как назвали их гипоцентавры, ирайцы, покинули Аскаши, – сызнова стала говорить Блага, и, испрямив стан, медлительно расплела перста и отпустила руку юноши. – Так как тот процесс шел долгие лета. И жизнь в Аскаши то затухала, то наново возникала. Но порядка четырех-трех тысячелетий назад отсюда ушла достаточная их часть. Ирайцы жаждали вернуться на свою прародину, так как хранили о ней воспоминания в своих легендах и ведали, что она лежит на севере. По мере похода ирайцы оседали на новых землях. Впрочем, костяк их который шел по пути, что ноне проделали ваши люди, сумел дойти до Старого Мира, где жили ваши предки лесики, и, заняв земли севернее и западнее, основали свои грады, назвавшись тивирцами. Однако и после того значимого переселения ирайцы продолжали проживать в данной местности, которую величали Ираем, а реку Ра. Так, в свое время ее назвали гипоцентавры, много позднее она приобрела нынешнее величание Синдхи. Ирайцы все время перемещались, заселяли даже в южной Асии новые земли, края, уходя в сторону востока, запада, ибо по сути своей была расеянцами, народом каковой любит движение. Однако последние ирайцы покинули Аскаши порядка пяти сотен лет назад, потому как в эти земли пришли завоеватели, кочевые племена. Они прежде всего уничтожили людей и разграбили сам город, но и сами не задержавшись, отправились много южней. И тогда Аскаши окончательно запустел, зарос лесами, но не погиб, ибо был построен по особым технологиям гипоцентавров и почитай не подлежал как таковому уничтожению.

Яробор Живко сызнова начав прохаживаться по гроту, досель внимательно слушал маруху, а когда она закончила говорить, остановившись напротив Мора вопросил, словно обращаясь к нему:

– Значит в Аскаши, мы сможем обосноваться?

Он, так и не дождавшись ответа, резко шагнул в направлении руки Бога покоящейся на облокотнице, и, склонившись, прижался щекой к тыльной стороне его длани. Кажется, лишь сейчас ощутив тоску по Першему, судя по всему, осознание того отлета вот-вот постиг Крушец, и враз выплеснул всю тоску на плоть.

Мор торопливо протянул левую руку и положил ее на голову мальчика, определенно, почувствовав его мощное томление, окутавшее все тело и выплеснувшееся смаглым сиянием из головы.

– Да, господин, это хорошие места, – заявила столь осведомленно маруха, точно сама там бывала не раз. – И коли вы разрешите, мы днесь направим синдхистанцев на расчистку города и дороги к нему, как раз они это успеют сделать к серпеню месяцу, к которому намечается ваше прибытие.

– Мы раньше кресеня отсюда не уйдем, – голос Ярушки прозвучал низко-тоскливо, несомненно, тоска охватившая Крушеца начинала давить на него. Хотя юноша и пытался вспомнить о людском, что помогало отвлечься, и о чем, похоже, и Крушецу было занимательно слушать. – Малыш родится в начале кветеня, так сказали лекари, что осматривали Айсулу и коих приглашали апсарасы. Засим надобно будет выждать еще два-три месяца, чтобы ребенок окреп. Мор, – теперь уже и вовсе прошептал мальчик, натужно вздохнув, – отнеси меня к Кали.

И тотчас улегся и грудью на руку Господа, не в силах сносить ту тоску, и в такт его тугому дыханию легкими волнами колыхалась голубая дымка в своде пещеры, тем сиянием стараясь согреть закручинившегося мальчика и лучицу.