Текст книги "Цена сокровищ: Опасные тайны Китеж-града"

Сегодня это была единственная запись, и от прежней уверенности в себе не осталось и следа.

Желая побороть всколыхнувшее меня раздражение, перебивавшееся чувством вины, я принялся ходить взад и вперед по гостиной и сопоставлял, перемешивал, заново переосмысливая факты, в которых по-прежнему не все сходилось. Что и говорить – звонок выбил меня из колеи. Я узнал звонившего – этот голос принадлежал человеку, с которым я разговаривал в машине, но чьего лица не видел. И он снова меня торопил, а этот форум – «Артефакт», на котором, как еще при первой нашей встрече рассказал мне Максим, собирались фанаты исчезнувших цивилизаций! Лучше места для того, чтобы обмениваться информацией о Китеже, не привлекая к себе лишнего внимания, просто не придумать – никто не примет тебя всерьез, точнее, все будет по-настоящему, но никому и в голову не придет, что мы обсуждаем не гипотезу, а вполне реальную ситуацию. Возникало ощущение, что мой невидимый собеседник волнуется не из-за мнимых бухгалтерских записей Чернова – он прекрасно осведомлен о проекте Звонарева и поисках Китежа и торопится только потому, что, как и мне, ему известна примерная дата очередного появления затерянного города. А значит, он тоже видел кем-то перлюстрированную рукопись Махонько, и, так же как и я, не знает точного местонахождения, правильнее сказать – местообнаружения Китежа. И все это время он просто играл со мною, как кошка с мышкой… Ну конечно, если бы он сам открыто пришел ко мне с той же самой «записной книжкой» и рассказал версию о Китеже, я, пожалуй, посмеялся бы над ним – в глубине души, а внешне – коротко пообщался бы со всей возможной миролюбивостью и потом перестал бы отвечать на его звонки. Иное дело – заставить меня поверить в серьезность идеи поиска затерянного города и увидеть в ней не просто миф, а разглядеть тайну, вполне поддающуюся разгадке, и пройти путь от научного скептицизма до веры в саму возможность существования Китежа. Не могу сказать, что я стал одержимым этой идеей, но азарт открытия ощутил в полной мере и вполне искренне хотел довести свое расследование до конца. Честно говоря, неизвестному удалось не просто подвергнуть меня искушению, но заставить поддаться ему и позволить испытать его на себе – только сейчас я понял, что поиск решения задачи для меня важнее, чем реальность и живые люди в ней, и что мне хотелось узнать, прав ли автор книги о Китеже, больше, чем… Я испугался продолжения, и от собственных мыслей мне на мгновение сделалось страшно. Я не хотел идти в милицию не столько потому, что боялся навредить своим друзьям, сколько из опасения быть отлученным от тайны, которая уже завладела мной.

Неужели каждый из нас в душе Звонарев? Сделанное открытие смутило меня – чувство, которое я испытывал все эти дни, было сродни золотой лихорадке. Я утратил связь с реальностью, которая проплывала мимо меня неспешной рекой, не задевая и не в силах привлечь мое внимание настолько, чтобы забыть о стремлении докопаться до сути решения волновавшей меня проблемы. Добиваться, как руки самой желанной и единственной в мире женщины, – не случайной связи, а права на нее всю. Я не помню, чтобы хотя бы когда-нибудь испытывал подобные ощущения. Люди и идеи приходили ко мне с легкостью, будто залетали по случаю; если я успевал их заметить и удержать, то они оставались со мной на какое-то время, и никогда не сожалел, если этого не происходило. И вот я как в зеркале увидел нового себя – целеустремленного, собранного, фонтанирующего идеями. Мне нравился мой азарт, я видел цель и понимал, что хотя бы на этом отрезке жизни для меня появился в ней смысл – не рутинные ступени: школа, институт, диссертация, хорошая работа и снова диссертация, а нечто особенное, переживаемое как событие, созидающее и меня самого, и мир вокруг меня.

Мое поколение иногда за глаза называют брошенным. У нас уже не было столь сильной внешней идеи, которая занимала умы наших родителей. Ее не было и нет даже у тех, кто считает себя строителями нового образа жизни. Они утверждают, что они – ее хозяева, но, по сути дела, участвуют в примитивной гонке за самыми банальными бытовыми бонусами, только с другой скоростью и с большим призовым фондом. И еще не успели осознать, что все накопленное ими богатство на самом деле нужно лишь для того, чтобы заплатить за полет на околоземную орбиту, а лучше – к Юпитеру: без гарантии возвращения в обыденность, которая будто бы вела их вперед, а в действительности загоняла в конвейер – мощный и изматывающий. Я же всегда «работал» на маленькой старенькой фабрике, отчаянно избегавшей модернизации и иных благ развитой цивилизации. Там, как и много лет назад, существует своя табель о рангах и с неизбежностью разыгрываются драмы амбиций, но все мы подобны малой авиации – кто-то вполне сошел бы за подлатанный кукурузник, кто-то подобен комфортабельной «сесне», однако все мы летаем на своей высоте, а в таблоидах светились и сгорали другие. Наверное, это потому, что настоящая наука не терпит показной публичности, у нас иные задачи и другой образ мысли, который определяет и стиль поведения.

Плохо другое – я не хотел революций там, где они обязаны быть. Я избегал дороги в неизведанное и не стремился ничего открывать. Я утратил чувство новизны идеи, мне хватало перемен во внешнем мире, от которых лихорадило всех вокруг. Но сейчас что-то изменилось во мне – мне стало интересно, я больше не анализировал – я проснулся, а вместе со мной проснулось и желание действовать.

Назавтра, пользуясь подсказкой из книги о Китеже, я занял лабораторию и перенастроил «Акцент» на распознавание кроме русского также греческого, латинского, китайского, английского, испанского, французского, норвежского и японского языков, и через несколько часов машина начала выдавать мне обработанные данные. Я оказался прав – текст «записной книжки» состоял из фрагментов, но, как я теперь уже понимал, исторических хроник, летописей и отчетов географических экспедиций, и руны оказались не единственным знаковым маркером. «Записная книжка» фактически была тезисным изложением интродукции книги Виктора Махонько, в которую были вплетены географические координаты и даты «видений» исчезающих территорий – приблизительные и более точные. Но, как и в самой рукописи, схема оказалась неполной: цитаты обрывались на самом интересном – в настоящем, не позволяя сделать последний шаг в решении задачи. Книжка была важна, но совершенно бесполезна – быть может, автор сам изъял из текста все точные сведения, опасаясь, что его идею украдут. И мои старания были напрасны – я не приблизился к ответу ни на шаг с того момента, когда отрывок из нее впервые попал ко мне.

– Да, слушаю тебя, Максим. – Я ответил, увидев на мобильном его номер телефона.

– Вы спрашивали про Виктора Махонько, Асин отец сказал, что он действительно принимал участие даже не в одной, а в трех экспедициях института. Махонько долгое время числился соискателем на фольклорной кафедре и работал в местном краеведческом музее, он успел сдать кандидатский минимум и должен был представлять свою диссертацию, но получил предварительный разгромный отзыв и с тех пор больше в институте не появлялся. Я попросил помочь мне разыскать этого человека, они мне потом перезвонили и дали его адрес, это в Воркуте. Запишите! (Я записал.) Да, а знаете, кто был оппонентом на его диссертации? С трех раз угадаете? Правильно, наш с вами любимый Звонарев. Я, кстати, поближе познакомился с Асиным отцом, и он рассказал мне забавную историю. Оказывается, докторская диссертация профессора – это идея Асиной мамы. Она была где-то в Сибири на педагогической конференции и встретилась с человеком, который нашел в местном архиве один важный исторический документ. Она предложила ему помощь с публикацией, подготовила текст и обратилась с этим к Звонареву. Он обещал ей содействие, а через какое-то время тот человек из провинции разыскал ее и обвинил в краже – оказывается, Звонарев за это время успел опубликовать это сообщение под своим именем и заявить его темой собственной докторской диссертации. Асина мама тогда сильно поссорилась со Звонаревым и слегла, но возвращаться к мужу не захотела – ей было стыдно и за себя, и за Звонарева, которого она безумно любила. Да, я взял на себя смелость позвонить по справке в Воркуту, и мне по адресу нашли телефон Махонько, точнее – его сестры. Она сначала накричала на меня, но потом немного успокоилась и рассказала, что ее брат лет десять работал над этой темой, он хотел написать диссертацию, но ему посоветовали сначала издать монографию, чтобы сразу выходить на докторскую, поскольку тема исключительная (да-да, сказал я, такое случается). А посоветовал собрать все документы в одну рукопись профессор Звонарев, он обещал дать для книги свое имя – как научного консультанта. Махонько больше года сидел над рукописью, а потом отослал ее Звонареву. Точнее – на почте бандероль отправляла Вера – это его сестру так зовут, так вот она утверждает, что, ничего не сообщив брату, вырвала из текста несколько самых важных страниц – там, где Махонько делал выводы о том, где искать Китеж. Она ничего в теории брата не поняла, сказала, что для нее это слишком сложно, но нашла главу «Выводы» и карту, где было отмечено предполагаемое местонахождение Китежа. Вера, конечно, не ученый, но понимала ценность этого открытия и решила подстраховать брата – мало ли кому текст в руки попадет? От Звонарева долго не было сообщений, но потом он вдруг объявился сам, сказал, что пытается пробить защиту, просил еще какие-то дополнительные материалы, и Махонько ему их отдал, а когда Звонарев уехал, Махонько не нашел своей записной книжки, где он на всякий случай закодировал карту поиска Китежа через текстовые фрагменты, а книжку от руки переписывала Вера. Это Махонько немного насторожило, хотя поначалу он думал, что просто куда-то ее положил по рассеянности и не может вспомнить. Они долго искали эту книжку, но так и не нашли. А вскоре Махонько сам позвонил в отдел аспирантуры, где ему сообщили, что его диссертация отклонена как ненаучная, и посоветовали обратиться в какой-нибудь институт оккультизма, лучше всего за границей, потому что здесь никто не может всерьез рассуждать о таких вещах, как «воскрешение Китежа». Махонько спросил, а кто дал столь категоричное заключение, и ему назвали фамилию оппонента, а ночью у Махонько случился инсульт. Вера год выхаживала его после больницы, и сейчас он забросил науку и живет один в лесничестве, где-то на туристской базе на Северном Урале, куда народ из Сыктывкара и Воркуты любит ездить на выходные покататься на лыжах.

Глава 9. Северный коэффициент

Я зашел на форум, зарегистрировался, украсив свой ник вместо фото квадратиком с сигмой, и, дождавшись удобного поворота в дискуссии о лунном десанте сорокалетней давности, отправил сообщение:

Профессор: Это полный тупик: (

Мой адресат не заставил себя ждать. Звонок раздался через пятнадцать минут.

– Хотите уверить меня в том, что так и не смогли раскодировать текст? – даже не затруднив себя элементарным приветствием и не без злого сарказма, осведомился мой неизвестный оппонент.

– Почему же не смог? – в тон ему ответил я, поддерживая игру. – Я прочитал вашу «записную книжку» и знаю, о чем она, вот только результат – нулевой, потому что в книжке нет главного для вас – решения. Нет сведений, указывающих на то, что вы ищете. Я прошел весь путь от начала, от первого до последнего слова в тексте, но не до конца, потому что его попросту нет, и, судя по всему, кто-то заранее позаботился об этом.

– Вы ошиблись, – после тягостной паузы, в которой словно издалека прослушивалось напряженное дыхание моего собеседника, сказал «заказчик».

– Я могу ошибаться, машина – нет. – Мне пришлось еще раз разочаровать его. – Компьютер распознал все части текста, который вы передали мне. Я сопоставил их содержание между собой и утверждаю: есть еще что-то, какая-то часть, следующая за финальным фрагментом. Найдете ее – определите искомое. А пока я сделал все, что было в моих силах и в мозгах моего компьютера.

– Я хочу получить то, что вам удалось расшифровать, – примирительно сказал мой таинственный собеседник, – соберите все полученные от меня бумаги, скопируйте расшифровку на диск или на флэшку, через час к вам приедет курьер и заберет все. Да, человек, который к вам приедет, немного разбирается в компьютерах. Советую вам не препятствовать его доступу к вашей машине. В его задачу, кроме курьерской работы, входит зачистка рабочего места. Постарайтесь принять его вежливо и содействовать во всем.

– А вы не думаете, что я мог сделать резервные копии, к примеру – на работе, или просто переслать полученные данные другу? – усмехнулся я.

– Вашу лабораторию мы проверили, вы и сами уже удалили любые указания на текст, с которым работали, – поддел меня мой странный «заказчик», и от его циничной уверенности в голосе мне сделалось не по себе. Как и когда они успели это сделать? Или он блефует? Но мой собеседник, словно разгадав мои мысли, продолжал: – Поверьте, нет ничего невозможного, а что касается идеи информировать о вашем открытии друга, то я почему-то уверен, что вы не станете умножать число тех, кто уже пострадал оттого, что приобщился к этому делу.

Конечно, он был прав, трижды прав, чертовски прав – даже Максиму я не рассказывал в полной мере о своих находках и поиске кода, и обо всем, что я делал, он знал только с моих слов.

– Значит, мы договорились? – возвращаясь к своему прежнему настроению, иронично спросил неизвестный, и мне показалось, что он торжествует, и он уверен, что победил.

– А что дальше? – вопросом на вопрос ответил я.

– Дальше… – Человек на другом телефоне как будто на минуту задумался, но потом все же решился: – Вы получите недостающую часть текста.

– Так все это время она была у вас? – воскликнул я. – Чего ради вы морочили мне голову?

– Я должен был убедиться, что вы справитесь с текстом, – холодно сказал мой «заказчик», – вы передадите его курьеру, я ознакомлюсь с тем, чего вы добились, и тогда вы получите возможность завершить свою работу.

– Как и когда? – спросил я, но неизвестный уже положил трубку.

Что делать, что делать? Я должен выиграть время! Что-то мне подсказывало, что заключительного текста у моего собеседника нет. Скорее всего он находится у Звонарева, но тот вполне мог его уничтожить – хотя бы ради того, чтобы больше никто не смог узнать о времени и месте «возвращения Китежа». Ведь именно туда он и отправился, и мой невидимый «заказчик» хочет его догнать, пройти по его следам. И по-видимому, он не знает, что автор идеи не Звонарев.

Ах, Звонарев, Звонарев… «Такие вот дела, Игорь Сергеевич, – с какой-то особой грустью, опустошенным тоном сказал мне вчера на прощание Максим, – наш король оказался голый». Это был настоящий удар по моему научному самолюбию. Вся моя стройная и прекрасная теория о выдающемся ученом-альтруисте в одно мгновение обратилась в прах. Гений и злодейство несовместны – жизнь снова подтвердила мудрость поэтического откровения. Можно быть выдающимся, незабываемым, неотразимым – одним словом, великим, но гений – это не просто понятие качества души, это знак ее чистоты. Максиму пришла в голову бредовая идея, Виктор Махонько познал озарение – профессор Звонарев просто украл. Разумеется, ничего нового – такое в истории случалось не раз, но каждый раз от констатации этой константы меня коробило. Я никогда не считал себя великим – мой дар заключался в умении объяснять. Я не создавал теории, но разрабатывал для них математическую модель, находил мотивации и как никто умел придать данным системный характер. Я словно учил говорить бессловесных тех, кого осеняли гениальные мысли.

Почему-то я с детства усвоил – брать чужое нехорошо. Помню, еще в старших классах мы серьезно поспорили с Олегом: в школе обсуждали пропажи вещей из классов, из шкафчиков в спортивной раздевалке. Пропадали в основном мелкие предметы – ручки, брелки, правда, все они были не из дешевых – уже класса с седьмого мы усвоили негласный «закон Паркера»: в классе писать чем-либо иным, кроме паркеровской ручки, пусть даже шариковой, считалось неприличным. А что говорить о сувенирах: брелках, «накнижных» лампочках для чтения и миниатюрных шахматах – их привозили родители из-за границы, и для каждого из нас они служили своего рода знаком отличия. Наши учителя считали, что крадет кто-то из соседней простой школы – в отместку за благополучие элитных учеников. Поэтому привычных бабушек при входе заменил охранник из отставных военных, а в гардероб теперь нельзя было пройти, чтобы взять вещи самому, – отныне все делалось с выдачи и под номерок. Какое-то время педагоги следили за теми из нас, кто общался с «чужими», – помню, даже Стелле досталось за то, что она пригласила на какое-то мероприятие девочек из соседней школы – своих подружек по курилке. По-видимому, эта идея понравилась «вору» – кражи на какое-то время прекратились, и учителя решили, что сделали правильные выводы, но на ближайший последний звонок, проходивший в закрытом режиме для посторонних, все повторилось, и дальше после перерыва на лето история продолжилась. Тогда уже и педагогам стало понятно, что ворует кто-то из своих, но найти его так и не смогли. По крайней мере я не слышал продолжения этой истории, но, честно говоря, мне это и так было безразлично – я выпустился из школы, и теперь у меня началась другая, более волнительная жизнь. Но тогда я был единственным, кто сразу сказал: это один из нас. Почему ты так решил, спросил Олег. Потому что у этих краж совершенно иная мотивация – я видел, как он слегка поморщился и переглянулся с остальными ребятами, с которыми мы остались после уроков поговорить о происходящем. Я знал: и его, и других немного раздражало мое увлечение аналитикой, но в этом случае объяснить свою позицию было необходимо. «Понимаете, – сказал я, – тот, кто это делает, крадет не для того, чтобы иметь, а скорее всего – для самоутверждения. Обратите внимание – ни одной кражи в учительской, короче – у старших. И это не из страха быть пойманным. Если бы он боялся, то уже давно бы прекратил этим заниматься. Нет, ему интересно посмотреть, как поведут себя одноклассники, другие ребята, им руководит не клептомания или желание иметь все эти красивые вещи, скорее всего они у него и так есть, а азарт игры – поймают или не поймают, а поймать не могут, и теперь он вырос в своем мнении до небес, может быть, он даже сейчас здесь (ребята взволнованно и негодующе зашумели)… Да не обижайтесь, это я фигурально выражаясь. Я это к тому, что он постоянно находится среди нас и видит нашу реакцию, и это его возбуждает. Он чувствует себя хозяином положения, он почти бог». И дальше я выдвинул тезис о том, что вор – тот же захватчик, завоеватель. «Ты так договоришься до того, – кипятился Олег в ответ на мои слова, – что дискредитируешь всю мировую историю, да что там – всю эволюцию! Человек живет, потому что развивается, а развитие достигается сменой видов и общественных формаций. Где сейчас была бы Америка, если бы ее не завоевали испанцы и англичане?» «Ты хотел сказать – если бы ее не украли у индейцев? – не сдавался я. – Почему ты решил, что это хорошо? Почему конквистадоры решили, будто то, что им не принадлежит, просто плохо лежит и это можно взять, да что там – обязательно нужно взять? Теперь никто не может сказать, какого уровня достигла бы исчезнувшая цивилизация индейских племен, если бы ее не стерли с лица земли». «Ну, не мытьем, так катаньем, – упрямился Олег, – раньше или позже на них свалился бы какой-нибудь метеорит или налетел тайфун». «Это судьба, – рассердился я оттого, что даже друг меня совершенно не понимает, – это свыше. Это силы, которые нам неподвластны, по крайней мере – простым смертным, но тот, кто стремится быть равным с богами, и в жизни пытается вести себя соответственно. Вот только одного он не понимает – у каждой силы воздействия есть сила противодействия, и лично я не хотел бы оказаться на пути богов, разгневанных тем, что кто-то покушается на их власть над людьми». «Что-то ты, Гарик, загнул», – рассмеялся Олег и обернулся, ища в других ребятах поддержки, и они дружно закивали головами, кроме разве что Илюши Мальцева. Он вообще был «ботаник», как сейчас говорят, ему прочили карьеру в МИДе, и все мы знали, что после школы он обязательно поступит в МГИМО. Илюша смотрел на меня с искренним изумлением, а через три дня, по обыкновению вернувшись из школы и вытряхивая дома из портфеля его содержимое на стол, я буквально на лету поймал своего скарабея – отец привез его мне в подарок из Египта. Я растерялся – рассказать об этом Олегу, другим ребятам или нет, но назавтра в классе только и было разговоров о том, что каждый, у кого что-то пропало, получил обратно одну из украденных вещиц. И я промолчал о своем скарабее. И еще раз утвердился в своем мнении – наш школьный «божок» снизошел до нас и сделал дар, а потом с любопытством наблюдал, с каким волнением все стали ждать свои вещи обратно, как будто они могли упасть с неба, точно манна небесная. Они решили, будто это была шутка – кто-то специально взял вещи, чтобы потом так же незаметно их вернуть. Но больше «вор» подобной щедрости не проявлял, по-видимому, наслаждаясь произведенным эффектом и делая всех еще больше зависимым от себя и своей воли. А пропавшие вещи, говорили, потом нашли на грядке за теплицей, но кому они уже были нужны? Илюша Мальцев подошел ко мне на двадцатилетии окончания школы – набравшийся под завязку, но отлично державший форму, извинялся, говорил, что страшно устал, что только что с самолета после балканских переговоров, и сказал мне – спасибо, Гарик. За что? – спросил я, но он не ответил. Да и зачем? Олег как-то сказал мне по секрету, что прошел слух – Илюшка станет «самим», ну, не меньше того, а он по-прежнему разводил международные конфликты на разных континентах. Наверное, ему не понравилось быть богом…

– Не люблю, когда у меня за спиной стоят, – сухо, но очень настойчивым тоном сказал «курьер», одетый в куртку и бейсболку известной службы доставки, просматривая файлы в моем ноутбуке. – Не надо нагнетать обстановку, я не собираюсь копировать ваши документы, и меня не интересует ваша личная и прочая жизнь. У меня есть четкое задание – проверить ваш компьютер на предмет копирования и создания резервных копий материала, с которым вы работали по просьбе моего заказчика. Я должен удалить все, что с этим связано, в том числе и любые упоминания. Полагаю, на проверку уйдет часа два. Буду вам признателен, если вы не будете гипнотизировать меня своим взглядом. Вам ничего не угрожает, а мне вы мешаете работать.

В сущности, он был совершенно прав – тем, кто похитил Олега и Стеллу, не нужна моя переписка и научные статьи. Но происходящее все равно угнетало меня – кто-то, почувствовавший себя богом, наслал на меня своего «архангела», и сейчас он незваным гостем сидел в моей квартире, за моим рабочим столом и бесцеремонно и холодно копался в том, что было составной частью моего мозга. Я понимал, что противиться бессмысленно, я даже хотел, чтобы все файлы «записной книжки» были удалены из памяти моего ноутбука, но я надеялся сделать это сам, а сейчас я почувствовал себя мизерным и беспомощным – кто-то другой распоряжался моей жизнью, мыслями в моей голове, и я ничего не мог сделать, потому что на кон были поставлены жизни близких мне людей.

Однако так ли уж ничего? Я взял себя в руки и вышел на кухню. Набрал с мобильного прямой номер Хорста и позвонил. «Герман Альбертович? Это Игорь Карцев. Мне крайне важно обсудить с вами судьбу наших общих знакомых… Когда я освобожусь? Через два часа… Отлично. Только у меня есть просьба: пусть ваша машина остановится в соседнем дворе у школы. Это будет тот же «мерседес»?.. Да-да, я запомнил номер… Спасибо. До встречи».

А потом я вернулся в кабинет и сел на диван, взяв с полки какую-то из случайно попавшихся мне под руку книг. Я видел, что мое возвращение на мгновение отвлекло моего гостя. Я услышал, как прервался ритм стучащих клавиш, который вскоре возобновился, но я мог торжествовать: внешне «чистильщик» сохранял спокойствие и оставался невзрачным и неузнаваемым (не люблю такие лица – их невозможно опознать и описать, приметы их не особые и размыты, их черты ускользают и не поддаются иному способу фиксации, кроме фотографии), но легкость скольжения пальцев по клавиатуре исчезла – до самого завершения своей работы «курьер» больше не играл как по нотам, а стучал и барабанил, выдавая напряжение и раздражение моим присутствием. Наверное, он очень хотел поругаться со мной, но скорее всего получил четкие установки провести акцию «очистки» в спокойной, дружественной обстановке, и я с нескрываемым злорадством и удовольствием «создавал» в кабинете атмосферу домашнего тепла и уюта. Я вел себя так, как обычно вел себя дома – перелистывал одну книгу, брал с полки другую, потом принес себе чаю и вежливо спросил «чистильщика» – не налить ли ему и сколько ложек сахара он любит, но ответа не получил и, возвращаясь из кухни, включил в гостиной телевизор на непривычно большую для себя громкость. Говорят, если не можешь дотянуться до самого сатаны, то хотя бы отруби хвост черту. И мне не было жаль «чистильщика» – он выполнял работу, которую был готов выполнять. Он сделал свой выбор – а я больше не желал бояться. У летчиков есть понятие «точка возврата», пройдя которую самолет уже не может в случае неисправности совершить безопасное возвращение в аэропорт. В физике и химии существует понятие «точка распада», после которой связи между частицами или элементами вещества под воздействием определенных внешних условий преодолевают силу взаимного тяготения друг к другу, соединяющую их, и вещество превращается в пыль, в газ, в воду, во что угодно, но уже раз и навсегда перестает существовать в своем первоначальном виде. Я дошел до крайней фазы своего терпения, я больше не хотел быть вторым, наступила пора самому диктовать условия и побеждать…

– Знакомьтесь. – Хорст, поздоровавшись со мной за руку, указал на мужчину, поднявшегося со своего кресла следом за ним. – Это мой сын Вальтер.

Вальтер не подал мне руки (он вообще вел себя очень сдержанно, еще более закрыто, нежели отец), но высокомерно кивнул и жестом указал на третье свободное кресло в переговорном каре, словно говоря – садитесь и рассказывайте. Я не без любопытства взглянул на Вальтера – подтянутый, спортивный, мы даже чем-то неуловимо были с ним похожи, с той только разницей, что Хорст-младший, вторя отцу, не одобрял той свободы стиля в одежде, которая была свойственна мне. Он выглядел так, словно был упакован в идеальную оболочку – стерильную и гармоничную во всех аксессуарах. Идеальный сын, идеальный исполнитель? Какая-то неожиданная мысль мелькнула в дальнем уголке сознания, словно я вспомнил что-то важное, то, что знал все это время и на что до сих пор не обращал внимания и поэтому пропустил, но Хорст-старший, видя мое замешательство и по-своему истолковав его, прервал мои отчаянные попытки угнаться за тенью собственной мысли и сказал:

– Вы можете не опасаться разглашения секретов и полностью доверять нам. Я уже говорил вам, что Вальтер и Саша Чернов были друзьями и мы принимали самое горячее участие в жизни его семьи и в истории со Стеллой. А Вальтер даже взял на работу нескольких телохранителей Саши, которые остались без дела.

– Я думал не об этом, – пожал я плечами, понимая, что надежда удержать пришедшую мне в голову идею утрачена безвозвратно.

– А о чем вы вообще думали, если действительно думали? – Теперь наступил черед Вальтера удивляться мне, но сделал он это весьма неуклюже и, я бы сказал, не без хамского подтекста в интонациях и усмешке, исказившей его лицо.

– О том, что я впервые вижу вас, но вы кажетесь мне словно созданным для того, чтобы осуществить мой план. – Я заговорил с ним столь же безжалостно и на равных. – В вас есть точность, пунктуальность, конкретность и сила, которая делает вас способным на многое, но которая находится под очень жестким внешним контролем. И если вы (я кивнул Хорсту-старшему) дадите сегодня, нет – лучше прямо сейчас, добро начать действовать, то, быть может, нам удастся помочь и моему другу, и Стелле.

– С вами что-то случилось? – Сигнал о том, что ситуация изменилась, наконец дошел и до Хорста-старшего, но в отличие от побледневшего и стиснувшего зубы Вальтера он ни на йоту не утратил самообладания и даже пытался пошутить. – Точнее, у вас с головой?

– Можно и так сказать, – кивнул я, подразумевая свой ноутбук, только что подвергнутый «чистке», – но если позволите, то я все-таки изложу свою просьбу… Мне удалось приблизиться к разгадке тайны исчезновения моего друга адвоката и Стеллы Черновой, но для того, чтобы поставить в решении этой задачи последнюю точку, мне необходимо найти одного человека. Суть моей идеи состоит в том, чтобы я оказался рядом с ним раньше, чем те, кто устроил весь этот кавардак.

– Насколько я могу понять, имени этого человека вы нам не назовете, но мы должны вам помочь встретиться с ним? – после паузы спросил Хорст-старший. – А что взамен?

– Вы, помнится, говорили, что хотели бы наказать того, кто покушался на жизнь близких вам людей, – сказал я.

– И что вам для этого нужно? – В разговор вернулся Вальтер.

– Полагаю, у семьи Хорст есть возможности сегодня же, в крайнем случае завтра утром доставить меня в Воркуту, а дальше нам понадобится вездеход, – смело объявил я, с тайной радостью наблюдая, как отец и сын переглянулись.

– Вы читаете слишком много макулатуры, – вздохнул Хорст-старший, – я летаю обычными рейсовыми самолетами и не всегда бизнес-классом, но в одном вы правы, Вальтер может многое, и у меня есть друзья, у которых есть частный авиапарк… Вальтер, сколько тебе понадобится времени, чтобы организовать все, о чем просит господин Карцев?

– Сегодня вечером, точнее – через пять часов, – спокойно ответил тот.

Красота, подумал я, есть, однако, своя прелесть в том, чтобы быть в первой группе.

– Вас это устроит? – Хорст-старший испытующе взглянул на меня, и я кивнул. – Отлично. Когда все будет организовано, Вальтер вам позвонит, будьте готовы на выход… Кстати, вы не были со мной полностью откровенны в нашу первую встречу, и вы по-прежнему не говорите всего, что знаете. Это мне нравится.

Я понял, что аудиенция закончена.

По дороге обратно я попросил подвезти меня не к дому, а в академию. Секретарь деканата еще не ушла, и я написал заявление на три дня по семейным обстоятельствам. Ольга Петровна охнула, но я поднажал на нее, пустив в ход все свое обаяние, и наконец она сдалась, кивнув мне – ладно уж, езжай, занимайся своими делами – и принялась обзванивать коллег, кто мог бы меня заменить завтра на консультации и на экзамене через день. Я обнял ее за плечи и поцеловал в щечку – Ольга Петровна была милой дамой, как говорится, приятной во всех отношениях.