Текст книги "Мальта"

Путешествие русских на Мальту

Впервые судьбы двух великих государств соприкоснулись в середине XVII века, однако установить прямые дипломатические связи тогдашние политики не смогли. Время настоящей дипломатии пришло полвека спустя, когда Россия заявила о себе как о морской державе, а «птенцы гнезда Петрова порхали» по Европе, вызывая интерес и заслуженное уважение. Одним из первых таких посланцев оказался Пётр Андреевич Толстой, бывший царский стольник, храбрый гренадер, едва не утративший свою умную голову после участия в Стрелецком бунте. В петровскую пору, проникнувшись идеей государственных реформ, он смог проявить свои способности дипломата. Разъезжая по миру с поручениями императора, боярин в теории и на практике постигал ратное дело, успев освоить как европейский, так и восточный «политес», а также изучить итальянский язык, на котором тогда общались многие братья ордена Святого Иоанна Иерусалимского.

Летом 1698 года, сойдя с трапа наемного судна, стольник Толстой высадился в гавани близ Валлетты. Мальта интересовала русских не больше других «европейских христианских государств, княжеств и вольных городов». В проезжей грамоте целью поездки называлось воинское мастерство, которым рыцари владели в совершенстве. Тем не менее боярин пребывал на архипелаге неофициально, поселился как простой путешественник в «Остерии Долорезо» и поначалу не пользовался рекомендательными письмами от знакомых кавалеров в Риме. Великий магистр из вежливости дал ему аудиенцию, и в конце учтивой, но короткой беседы разрешил осматривать все, что нужно, в том числе оборонительные сооружения и оснастку военных кораблей. Для удобства гроссмейстер предоставил гостю личную карету, дал человека из свиты в качестве экскурсовода. Кроме того, Толстой получил документ, где зафиксирован факт его пребывания на Мальте, отмечена учтивость, перечислены благородные поступки, в том числе участие в морском сражении с турками. Не слишком заостряя внимание на красотах острова – архитектуре, предметах искусства, сосредоточенных в кафедральном соборе, дипломат с большим интересом разглядывал оружейный двор. Среди трофеев, добытых в битвах с турками, особое впечатление произвела большая медная пушка с обшивкой из телячьей кожи. Сопровождающий кавалер познакомил Толстого с другими братьями.

И. Г. Таннауэр. Портрет П. А. Толстого, 1719

Радушно приняв русского, они водили его по живописным местам, показывали пещеру апостола Павла, рассказывали предания и реальные истории, предоставив богатый материал для будущей книги. Немало восторгов вызвал госпиталь, куда принимали не только христиан, но и «басурман». Задумав провести на Мальте не более двух недель, один день Толстой потратил на отдых в загородном дворце великого магистра близ Мдины, где играл в карты с рыцарями, «забавлялся лимонатами», обедал и ужинал, вкушал великолепные десерты, гулял в парке с тропическими растениями и «пречудными фонтанами».

«Солдат иногда собиралось на острове более 60 тысяч, – записано в дневнике Толстого, – а в одно время на всех укреплениях считалось до 700. Ежегодною обязанностью рыцарей было высылать 5 галер на восток, в Левант на помощь Венецианской армаде, и биться с турком; 2 галеры повинны остаться в Мальте и ходить непрестанно до Сицилии и обратно, очищая дорогу от турков, чтоб всяким приезжающим людям был путь свободен… Весь город сделан предивною фортификациею с такими крепостями от моря и от земли, что уму человеческому непостижимо; около себя столица имеет 8 фортец, предивными крепостями устроенных, которых подробно описать невозможно». Поскромничав на страницах дневника, Толстой смог обстоятельно описать путешествие в книге, чем выгодно отличился от соотечественников, с того времени регулярно посещавших Мальту. Однако при жизни автора рукопись никого не заинтересовала. Забытая, она долго пылилась на чердаке в доме наследников и была опубликована благодаря редактору журнала «Русский архив» лишь 200 лет спустя.

Повествуя о своей жизни на Мальте, боярин дополнил рассказ сведениями из истории острова, его жителях и местных традициях: «Кавалеры отличаются по заслугам разными крестами, но все носят платье не богатое. Деньги употребляются только медные. Подлые люди и купцы живут с женами и детьми, и ни тем ни другим жениться не запрещается. Женщины носят платья, подобные турецким, а по верху покрываются черными покрывалами долгими, от головы до ног. Мастеровых людей на Мальте довольно… Много кругом города ветряных каменных мельниц с шерстяными парусами. Леса на острове нет, лошадей, рогатого скота очень мало, товары все привозные. Во всякой работе зело много турков мужского и женского полу, коих берут в неволю; также есть и арапы, а больше всего барбарешков из Барбарии. Жара летом бывает жестокая, а холодного времени и снегу на том острове никогда не бывает».

Статуя Пресвятой Девы – украшение церковного храма

Русскому дипломату посчастливилось увидеть Валлетту в пору могущества ордена. Итальянский зодчий Лапарелли получил редкую возможность спланировать город целиком, в полном соответствии с архитектурными нормами. Нигде ранее работы не начинались с создания системы отвода сточных вод и удаления мусора. Отходы скапливались в каменных рвах, имевшихся при каждом дворе, откуда их каждое утро убирали мусорщики. Дважды в день рвы омывали свежей морской водой, которая по трубам стекала в открытое море. В итоге город оставался чистым, а прибрежные воды не засорялись отходами.

Во времена правления великого магистра Алофа де Виньякура от Рабата до Валлетты был проложен водопровод. Обеспеченная питьевой водой столица уже не переживала таких опустошительных эпидемий, какие нередко случались в Средневековье. Особое расположение ее улиц позволяло морскому бризу проникать в самые глухие переулки. Заботу о порядке взял на себя специальный департамент, который, кроме того, контролировал развитие города. Власти следили, чтобы вновь возводимые здания не искривляли улиц и не уменьшали их в ширину. Перед фасадами запрещалось устраивать цветники, зато рекомендовалось украшать скульптурой заметные снаружи углы домов. Каждому хозяину предписывалось содержать за свой счет колодец для сбора дождевой воды.

Стольник Толстой не успел доехать до Москвы, когда в Большую гавань зашел еще один русский корабль. На сей раз посольство возглавлял ближний боярин Петра Великого, доблестный полководец Борис Петрович Шереметев, прибывший к рыцарям в качестве друга и представителя потенциальных союзников. Фельдмаршал посетил острова после долгого путешествия по Европе, где изучал военное и мореходное искусство. Кроме прочих дел, дипломату было поручено склонить «славных в воинстве кавалеров» к объединению сил в борьбе с Турцией.

Второй российский посланник прибыл на Мальту 1 мая 1698 года. Его корабль окружали 7 орденских галер, сопровождавших дипломатическое судно от самой Сицилии. Великий магистр Раймонд де Переллос, несмотря на поздний час, ожидал гостя во дворце, но тот решил перенести визит на завтра. Уставший, с зеленоватым от морской болезни лицом, полководец едва мог передвигаться и даже с трапа сошел не пешком, а был вынесен в портшезе. Второе посольство рыцари встречали с большой помпой. На берегу Шереметева ожидала карета гроссмейстера; путь до резиденции освещали бегущие факельщики, заодно разгонявшие толпу любопытных; позади маршировал отряд охраны.

Встреча Б. П. Шереметева с великим магистром Мальтийского ордена. Гравюра, XVIII век

На следующий день состоялась парадная аудиенция. Обе стороны усердно расхваливали друг друга, уверяли в готовности к союзу, но от подписания договора воздержались. Борис Петрович поселился в доме покойного гроссмейстера Никола Котонера, о чем имеется свидетельство в «Записках» дьякона Петра Артемьева. «К пристани грандмагистр выслал с конюшен 3 своих кареты, – писал священник, – одна с 4 возницами. Боярин с братьями в карете въехал в город и для въезду боярского с верхнего раскату выстрелили 9 пушек, а как улицами ехали, то смотрело людей премножество. Боярин и братья его на аудиенцию к грандмагистру шли со двора пеши, потому что на Мальте улицы весьма чисты, поэтому лучшее обыкновение у кавалеров не ездить, а ходить всем, даже высокородным. А как шли улицами, то людей опять смотрело великое множество».

Если верить автору сочинения, то во время встреч великий магистр усаживал Шереметева рядом с собой под балдахин и разговаривал, сняв шляпу, чем выказывал уважение к русскому государю. Принимая царскую грамоту, глава ордена поднялся с трона, склонил голову, поцеловал бумагу, ненадолго задержал в руках и только после этого передал ее секретарю. Подписанный императором документ, где тот выразил желание объединить силы для борьбы с турками, произвел на Переллоса большое впечатление. В отношении союзника намеченная программа чествований показалась недостаточной и вскоре дополнилась новыми церемониями. К дому Шереметева был послан трубач, который с того момента услаждал слух гостя во время трапез. Осмотр фортов начинался с пушечного залпа, четырехкратными выстрелами сопровождалась каждая посадка и высадка с галер.

«Ходил боярин с кавалерами, – отмечал автор „Записок“, – смотреть крепости и всякие воинские припасы. Та крепость, в которой дом грандмагистра находился, зело искусно сделана, и крепка, и раскатами великими окружена, а паче же премногими и великими орудиями снабжена. Ездил боярин с кавалерами в генеральской барке чрез канал смотреть трех крепостей, которые сделаны для защиты той большой крепости: сии крепости весьма крепки, и орудиев на них поставлено довольное число, а живут тут поочередно из кавалеров особливые воеводы с солдатами. Мая 8-го числа был боярин в церкви Святого Иоанна Предтечи, в которой того дня был грандмагистр, и все кавалеры слушали литургию и все причащались. По окончании литургии выносили с процессиею и пением руки святого Великого Пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, и сподобились все ее целовать. Та святого Предтечи рука до запястья, и видом мощи весьма преудивительны, как бы недавно умершего человека. Показуют же оную длань всенародно…»

Упомянутые в документе останки принадлежали госпитальерам еще в пору пребывания их на Родосе. В 1484 году, желая мира с могущественным противником, султан Баязет II преподнес великому магистру Пьеру д’Обюссону правую руку Иоанна Крестителя, правда без двух пальцев – малого и среднего. Невозможно представить подарка ценнее, чем десница покровителя ордена, которой он крестил Иисуса Христа. Первым ее владельцем являлся евангелист Лука, перенесший реликвию из Севастии в Антиохию, оттуда в Халкидон, а затем в Константинополь, позже объявленный столицей Османской империи. К священной длани прикасался император Константин, к ней бережно относился завоеватель христианской столицы Мехмет II, хранивший руку иноверца в собственном дворце. Посол Баязета послал ее госпитальерам в кипарисовом ларце, приказав уложить на розовый шелк.

Покинув Родос, иоанниты не забыли захватить с собой святыню, впоследствии перенесенную в собор Святого Иоанна. Более 200 лет она покоилась в осыпанном драгоценными камнями и золотом реликварии работы Джованни Бернини. С приходом на Мальту французов великий магистр Гомпеш переправился в Триест, захватив руку Иоанна Крестителя вместе с другими ценностями ордена. Отделенный от нее мизинец с 1200 года принадлежал монахам Студийского монастыря, а сегодня выставлен на обозрение публики в Оттоманском музее Стамбула. Средний перст находился в Сербском царстве до того, как Елена Палеолог перенесла ковчег со святыней в Морею, к своему отцу, а тот, спасаясь от турок, передал ее папе Пию XI. Понтифик подарил перст храму Святой Марии Сиенской своего родного города, где он остался навсегда и по сей день является предметом поклонения.

От Шереметева госпитальеры получили ценные, хотя далеко не святые дары: шкурки соболей, чернобурых лисиц, горностаев и куски русских тканей. В последние дни пребывания на острове фельдмаршал осмотрел знаменитый госпиталь, «где содержат во всяком довольстве больных кавалеров и иных всяких чинов немощных людей. Сей гошпиталь снабжен весьма изобильно всяким довольством, строением, живописью, постельми и всякими для больных нуждами, тут же имеются и аптеки преизрядные, а служат больным многие знатные кавалеры».

Пребывание русского посольства на Мальте продолжалось всего неделю и было если не плодотворным, то приятным и гостю, и хозяевам. Госпитальеры ежедневно устраивали в честь посланника приемы с пышными церемониями, парадными обедами, веселыми ужинами. Все дни пребывания высокого гостя были заполнены визитами. Дань уважения ему отдавали члены Капитула и простые рыцари. Сам он навестил лишь адмирала Спинолу, знакомого по морскому путешествию до Мальты. Ставший другом кавалер получил от Шереметева соболей и золотой перстень с большим рубином, обрамленным мелкими алмазами. Утро воскресенья, пришедшегося на православный праздник, боярин провел в кафедральном соборе, где восседал в кресле епископа на двух подушках.

Получив рыцарское звание, Шереметев стал первым русским кавалером Мальтийского ордена и единственным в России обладателем Большого командорского креста. Женатый и преданный своему царю, он присоединился к орденской братии в нарушение устава, спешно, без положенных церемоний. Обряд состоялся накануне отъезда, а на следующий день фельдмаршал прибыл во дворец к прощальному обеду, где принял священный символ из рук де Переллоса: «Пред обедом магистр взял золотой, усыпанный алмазами крест в руку и сказал речь, превознося цену и действие знака, который все христовы кавалеры носят на одежде». Точно так поступил и русский посланник, позволив собравшимся называть себя братом. Ответным подарком гроссмейстеру, вероятнее всего, была старинная икона Богородицы. При вручении креста великий магистр отметил, что он должен принадлежать только одному человеку, поскольку вручается в качестве вознаграждения за личные заслуги. Никто из родственников не имеет права носить награду предка, хотя включить ее изображение в родовой герб может каждый. Право на священный знак ордена закреплялось документом с подписью папы, какой перед отплытием на родину получил новоиспеченный мальтийский кавалер Борис Петрович Шереметев.

Как и при встрече, при отплытии рыцари охраняли посольство в открытом море. Русские расположились на орденских галерах и, может быть, потому сумели уцелеть, когда ночью за ними погнались пираты. В екатерининские времена ненадолго прерванные связи двух держав восстановились, хотя и стали более меркантильными. Императрица открыто выражала желание приобрести один из островов архипелага, о чем заявлял постоянный представитель России на Мальте. Сделка могла бы состояться, поскольку неоднократно обсуждалась капитулом. Однако стороны не пришли к согласию; невзирая на выгодные условия, кавалеры решили не расставаться со своей собственностью и дипломатические отношения от этого нисколько не пострадали.

В те годы русские корабли часто появлялись в Большой гавани, страны совершали обмен пленниками, офицеры «Ея Величества» обучались морскому делу во флоте ордена. Мальтийские верфи принимали на ремонт поврежденные российские суда, что стало причиной посещения архипелага Алексеем Орловым. Граф совершал поездку инкогнито, интересовался судьбой земляков и долго осматривал разбитый во время шторма фрегат «Саратов». Незадолго до смерти императрицы на Мальту прибыл первый консул, а в Санкт-Петербурге обосновался орденский представитель – граф Джулио Литта, которому выпала главная роль в русско-мальтийской драме времен царствования Павла I.

Путешествие мальтийцев в Россию

Слишком короткий срок – всего около столетия – потребовался членам ордена Святого Иоанна Иерусалимского, чтобы кардинально изменить образ жизни, а следовательно и мировоззрение. В тяжелые времена Средневековья они заботились о защите христианства, помогали больным и бездомным, отстаивая свои немалые права в кровавых схватках. После блистательной победы над турками воинственность начала медленно угасать. Некогда внушавшие почтение и страх воины Христа занялись бытовыми вопросами, облачились в шелка и кружево, переселились во дворцы, не уставая состязаться друг с другом в богатстве.

Оставаясь военным союзом, орден постепенно превращался в «учреждение для поддержания праздности младших отпрысков нескольких аристократических семейств». Рыцари больше не спали в одной большой комнате и не ели вчетвером из одной тарелки. К началу XVIII века братья обосновались в обержах, где жизнь была намного более комфортабельной. Рыцарские общежития на Мальте представляли собой двухэтажные здания со строгими фасадами и уютными внутренними дворами. Жилые покои, как правило, находились на втором этаже, куда вела широкая каменная лестница. Двери комнат выходили в длинный коридор, причем каждый рядовой член ордена занимал два помещения. По ночам из окон доносилась музыка, звучал женский смех, а дневную тишину нарушал храп отдыхавших после вечеринки братьев. Пиры в обержах и дворцах орденских правителей сопровождались азартными играми, по обыкновению завершаясь пьяными вакханалиями.

Путешественники, посещавшие Большой госпиталь, с удивлением отмечали отсутствие былого порядка. Удручающее впечатление производил закопченный потолок в главной палате, грязное постельное белье, ужасающая вонь, стоны больных, подолгу ожидающих врача, который совершал обход, зажимая нос платком. Серебряная посуда осталась в прошлом; большую часть служителей составляли изгнанные из ордена и преступники. В то же время гроссмейстеру Рогану прислуживали 40 человек, а в дворцовой конюшне было чище, чем в госпитальных палатах.

Монашеские обеты в ту пору стали формальностью. Английский священник, посетивший Мальту в 1770 году, наблюдал за отплытием орденского флота на корсо: «Каждый из команды галеры знаками объяснялся со своей возлюбленной, рыдавшей на стенах бастиона; для этих джентльменов обет целомудрия значил так же мало, как заветы Христа для священников».

Рыцари старались не общаться с местным населением, и те отвечали им таким же пренебрежением. Знатные мальтийки выходили из дома, прикрыв лицо вуалью, не появлялись на городских праздниках, делая исключение лишь для мессы в кафедральном соборе. Знакомство с кавалером для местного аристократа считалось позорным, и неудивительно, ведь на Мальте все еще процветала работорговля. Захваченные на корсо турки, египтяне, алжирцы, тунисцы и жители Триполи считались собственностью ордена. Пленников оставляли на острове, продавали на аукционах, дарили европейским монархам или обменивали на христиан. Закованные в кандалы невольники ночевали в бараках на окраине Витториозо, где их обнаружили солдаты Наполеона. Захватив архипелаг, французский император приказал освободить всех рабов, которых насчитали более 2 тысяч, что составляло пятую часть населения Мальты.

Если средневековые главы ордена отличались от простых рыцарей только наличием Большого креста, то гроссмейстеры Нового времени носили огромные береты с бриллиантовой диадемой. Эммануил Пинто первым водрузил на себя королевскую корону, набросив на плечи горностаевую мантию. Его последователи не удостаивали вниманием простых рыцарей и даже людей из собственной свиты приветствовали едва заметным кивком. Советы и аудиенции того времени завершались ритуалом целования руки великого магистра, которого теперь именовали «его преосвященным высочеством». В окружении королевской пышности главы ордена относили себя к особам голубой крови, не случайно европейские монархи начинали письма с обращения «дорогой друг и кузен», «наш самый первый единокровный, любимейший друг и брат».

Свита великого магистра Рогана состояла из сенешаля, 2 стременных, хранителя гардероба и личной казны, сокольничего, секретаря, повара и кондитера, а также специалистов по приготовлению еды для собак. Капитул выделял на «содержание Его Высочества, для кормления и поддержания достоинства» уже не одно, а несколько командорств. Кроме того, в целях увеличения дохода владыки из братства уходила значительная доля налогов и таможенных сборов.

К концу XVIII века в ордене ослабла дисциплина, исчез боевой дух и кавалеры уже не могли сопротивляться врагу так же яростно, как в былые времена. Когда в феврале 1798 года к берегам Мальты причалили корабли Наполеона, некоторые из них отказались стрелять в соотечественников и, более того, посчитали за честь принять их у себя. Впрочем, может быть именно им Валлетта обязана сохранностью: избежав осады, прекрасная столица Мальты на протяжении 400 лет радует мир своей уникальной красотой.

Высадка армии Наполеона

Увидев в Большой гавани французские корабли, глава ордена, немецкий барон Фердинанд Гомпеш, фактически сдал острова, правда под нажимом со стороны капитула. По свидетельству очевидцев, он потерял волю к сопротивлению, хотя решительный полководец и организатор мог бы доставить врагу немало неприятностей. «Имея сильные укрепления, Мальта не имеет моральной стойкости», – сказал Наполеон, входя в широко распахнутые ворота столицы. Впрочем, по его мнению, рыцари «не сделали ничего постыдного; ведь никто не обязан добиваться невозможного». Всего 16 рыцарей оказались верными клятве и взяли в руки оружие, несмотря на явную безнадежность обороны. Пока большинство братьев отсиживалось в обержах, они сражались на стенах Валлетты, отбивая атаки из пушек и даже пытаясь остановить наступление французов в открытом бою. Отряд под командованием шевалье Томмази удерживал позицию в течение нескольких часов. Парализованный бальи де Тинье, лежа на носилках, наблюдал за происходящим с крепостной стены, считая, что офицер во время войны должен находиться на поле боя.

В ходе слабого сопротивления мальтийцы потеряли нескольких человек в сражениях с врагом и разъяренной толпой горожан, которые, не желая воевать, растерзали 4 рыцарей. Французам удалось без крови захватить орденские корабли и большое количество боеприпасов. Уже на следующий день архипелаг был причислен к владениям Французской республики, а гроссмейстер получил командорство в Германии и ежегодную ренту в 300 тысяч франков. Наполеон разрешил рыцарям вернуться на родину, причем каждому их них была обещана пенсия в 700 франков.

Спешно покидая остров, Гомпеш успел прихватить из собора самые ценные христианские святыни: кусок дерева от креста, на котором был распят Иисус Христос, руку Иоанна Крестителя и чудотворную икону Богоматери Палермо. Прибыв в Триест, он разослал депеши, оповестив великих приоров о случившемся, и, конечно, умолчал о подробностях. Тем не менее реакция зарубежных рыцарей последовала немедленно и была бескомпромиссной: изменника лишили звания великого магистра, а столп немецкого языка потребовал подвергнуть его рыцарскому суду. Светские монархи, словно сговорившись, изгнали мальтийских дипломатов из своих столиц.

Император Павел I

Во многих странах имущество Мальтийского ордена было конфисковано, а с фасадов исчезла орденская символика.

Осенью того же года иоанниты лишились всех владений во Франции и других европейских государствах. Однако это событие не обернулось трагедией, поскольку на помощь ордену пришел император Павел. К тому времени уже давно существовало и активно действовало полуофициальное русское приорство, возглавляемое графом Джулио Литта и папским нунцием Лоренцо Литта. Братья жили в роскошных апартаментах предоставленного им Воронцовского дворца, слушали мессу в стоящей рядом капелле Иоанна Крестителя и были готовы принять у себя оставшихся воинов Христа. Рыцари не замедлили воспользоваться приглашением Павла, тем более что их права в России подтверждал разработанный лично императором манифест «Об установлении в пользу российского дворянства ордена Святого Иоанна Иерусалимского». Согласно этому документу, в ряды российских рыцарей церкви, наряду с католиками, принимались православные. Соискателю, или «новициату», по-прежнему полагалось быть потомственным дворянином, а также нести повинность в виде единовременной платы от 2400 до 1200 польских злотых в зависимости от возраста: наибольшая сумма предусматривалась для лиц, не достигших 15 лет. Использование иностранной валюты определялось тем, что российское приорство возникло вместо аннулированного польского. Высшие должности в новом отделении могли занимать только русские подданные. Правда, пыл честолюбивых особ, то есть тех, кто мечтал о титуле гроссмейстера, устав охлаждал требованием участвовать в 4 полугодовых походах в составе российской армии или орденского флота.

Накануне опубликования манифеста члены русского приорства по требованию графа Литта избрали императора главой ордена. Папа Пий VI ограничился лишь устным согласием, что впоследствии отразилось на юридическом положении Павла. На церемонии избрания рыцари выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, символически угрожая врагам, а затем граф Литта провозгласил своего протеже великим магистром ордена Святого Иоанна Иерусалимского. После этой, как оказалось позже, неофициальной процедуры назначения Павел посчитал себя не только гроссмейстером, но и обладателем Мальты. Видимо, забыв о захвате ее французами, он назначил коменданта и даже предоставил трехтысячное войско в качестве гарнизона.

К счастью, русские не сумели реализовать мнимые права, поскольку Павел прожил недолго, а на островах обосновались англичане. Зато в России желания нового руководителя ордена воплощались быстро. Мальтийская символика – крест и флаг – появилась на штандартах гвардейских и кавалергардских полков. Вновь избранному гроссмейстеру полагалась новая гвардия, и Павел приказал «образовать оную» из личной охраны. Вскоре две сотни рослых, наряженных в красные мундиры солдат поселились в казармах Зимнего дворца, вступив на службу наравне с русскими гвардейцами. Один из «мальтийских» телохранителей неотступно ходил за императором, оберегая его от невидимых, но реальных врагов.

Кавалергардские штандарты с мальтийской символикой: а – эскадронный, б – полковой, в – корпусный

Со смертью Павла существование в России ордена иоаннитов лишилось смысла. Александр I поспешил освободиться от титула и обязанностей, хотя внешне неприязни к братьям не выказал. Однако это сделал его вельможа, граф Н. П. Румянцев, заявивший прямо, что «Мальта не нужна России, ибо может вовлечь нашу державу в европейскую войну».

Госпитальеры вновь оказались бездомными зимой 1810 года, когда все имущество ордена по распоряжению императора перешло в государственную казну. Немного позже члены русского приорства последовали декрету, согласно которому запрещалось получать и носить мальтийские кресты, а также иные относящиеся к ордену знаки отличия. Изгнанные из петербургской резиденции рыцари в очередной раз отправились странствовать по миру, с трудом находя пристанища при европейских дворах.

«Замок мальтийских рыцарей», как жители столицы называли Воронцовский дворец, утратив значение, был переименован в Пажеский корпус. В католической церкви до конца XIX века хранилось царское кресло великого магистра, покрытое балдахином из бархата с изящным золотым шитьем. Регалии гроссмейстера – золотая корона и «кинжал веры» – после смерти Павла исчезли из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, но спустя несколько лет появились в Оружейной палате Московского Кремля. Сегодня наглядным свидетельством мальтийского прошлого России служат портреты русских вельмож с Большими крестами, в кирасах и рыцарских плащах. Павел I также велел запечатлеть себя в одеянии иерарха ордена; лучшее изображение императора в этом наряде исполнил знаменитый художник В. Л. Боровиковский.

Принимая почетный титул, Павел мечтал о светлом будущем братства и, безусловно, не имел никаких меркантильных интересов. Может быть, несправедливо причислять его орденскую деятельность к авантюрам, но в настоящее время именно так ее рассматривают современные рыцари. В официальном «Ежегоднике» Мальтийского ордена, который сегодня имеет собственную резиденцию в Риме, сказано, что «провозглашение женатого некатолика главой католического религиозного ордена было полностью незаконным, неправомерным и никогда не признавалось Святым престолом…»