Текст книги "Под знаком OST. Книга 3"

Они замолчали, ассистентка раскрыла киножурнал, отдала его листать

известной актрисе, а вот Наташа на миг замолчала, а потом робко возразила.

– Вы знаете, я, пожалуй, все же внутрь на пробы актрис. Меня из отдела актеров направили. Я действительно похожа на одну мою знакомую гримершу, ее Тоня зовут.

Полякова встала, однако именно в этот момент вышел режиссер Эферман, увидев знаменитую актрису, он подошел к ней и расцеловался.

– Валечка, дорогая! Рад тебя видеть. Какими судьбами?

– Я к тебе на пробы…

– Понимаешь, чудесная моя. Но тебя пробовать, это себе дороже. Чего тебя пробовать, ты – актриса эсктра-класса, прима.

Съемки, правда, заморожены почти на полгода. И чего тебя мариновать? А то и на другую картину сорвешься…

– А этих (машет на актрис) Зачем позвал?

– А для куражу, а потом мне зарплату платят, и мне неудобно ничего не делать…

Они отошли подальше, зашептали что-то друг другу на ухо. Ассистентка подошла к ним поближе, он ей что-то быстро сказал, посмотрев в список и опять, взяв под локоток Полякову, повел актрису по коридору дальше. Ассистентка тем временем вызвала Нату.

– Рудина, заходите в студию. Вас хотят пробовать.

– Заходить?

Ассистентка кивнула, Наташа зашла внутрь, дверь захлопнулась, через минуту режиссер, оторвавшись от Поляковой, заскочил за дверь.

– Все свободны!

Пока шли пробы к фильму, уже пятый час снималась сцена из фильма «УЧИТЕЛЬ ИЗ СИБИРИ» Режиссер Эферман нервничал, ассистентка принесла ему чай, но он ворчал и неожиданно громко закричал

в мегафон

– Внимание! Приготовились!

– Кадр второй, сцена 1.32. дубль 4

Хлопушка вбежала в кадр, вяло хлопнула двумя черно-белыми деревяшками и повторила:

– Кадр второй, сцена 1.32. дубль 4

Ната с сумочкой вошла в кадр.

Еще через три часа все пришли в кинозал смотреть отснятые пробы

– Ну, что, друзья! Поздравляю Вас с отснятым материалом.

Наташа сидела вместе со всеми в зрительном зале и то же ждала пробы.

– Сергей Иванович, ставьте бабину за сегодняшнее число.

С участием (смотрит в монтажный лист) Наташи Рудиной. (Нате) пошли бы и поинтересовались бы собственными пробами.

– Я готова. Куда идти?

Режиссер замолчал, он был готов ответить, однако в этот момент,

в зал впорхнула Полякова.

– Я готова простить Вас, Петр Викторович! Однако Вы пригласили другую актрису! Скандал закачу я!

– Валечка, здесь комиссия из Главкино. Вы хотите меня за Можай отправить? На студию Киргизфильм (Нате) немедленно в кинорубку, решается Ваша судьба.

Глава комиссии, Ферапонтов Константин Львович встал и пошел на

выход, обращаясь к Поляковой.

– Дорогая моя, мы с тобой в Яр или в Националь?

Шампанское в машине. Пробы я уже не принял… Зря время тратили.

– Вы и не смотрели…

Наташа вышла, подошла к кинорубке, когда в коридоре появился парторг студии с железной банкой в руках.

Рудина заходит в кинобудку, бабину с ее материалом поставил на стол угрюмый киномеханик, однако через минуту в кинобудке появляется парторг. Он холодно смотрит на Нату.

– Вы что тут делаете, дорогая? Идите в просмотровый зал. А я сейчас поставлю Ваш (подчеркнуто) материал. Не надо волноваться было.

У Наташи какое-то недоброе предчувствие было по поводу появления парторга, однако она собрала все силы и пошла в просмотровый зал. Парторг ловко подменил железную банку, киномеханик кивнул и начал заправлять кинопленку.

Наташа Рудина заходит внутрь просмотрового зала. Садится в кресло. Эферман сидит впереди в обнимку с Поляковой. Он тискает актрису, та визжит от удовольствия. Режиссер смотрит на пустой экран.

– Ну что? Долго ждать еще? Обедать хочется!

Ассистентка вскакивает и бежит в кинорубку.

– Начали! Начали…

– Да, сейчас… Подождите и меня в зале. Сенсационные пробы.

Гаснет свет и неожиданно на экране возникает-хроника с Наташей Рудиной 41 года. Ната с ужасом смотрит на экран. Воспоминания накрывают ее с головой:

«1941,ноябрь. Какое-то время будущих остовцев ведут по полю, пока вдалеке не показывается сторожевая вышка. На вышке-охрана лагеря: в касках, с автоматами на перевес. Три барака, выстроенные на территории лагеря заметены снегом, по двору бегают три овчарки, они злобно лают на вновь прибывших пленных. Над самым входом реет красный флаг с черной фашистской свастикой, надпись крупно: «ARBEITSLAGER». Ната, Римма, Соня, казашка с детьми, а так же другие пленные рассматривают вход, идут медленно, справа и слева-немецкий патруль:

– Так вот ты какая! Германия-мама.

– Да какая это Германия. Польша, сортировочный лагерь.

– Куда нас привезли?

– Польский лагерь, Шецен…

– Мама, мы приехали?

Женщина гладит мальчика по голове, прижимая годовалого ребенка к груди. Патруль подгоняет их прикладами:

– Пошевеливайся живеи, русские свиньи!

– Кучнее идите, кучней!

Неожиданно за поворотом на гладком черном мерседесе появляется киногруппа. Оператор наводит камеру на треноге на идущую толпу. Это документальные съемки, которыми руководит немецкая фрау. Она

приехала в сортировочный лагерь, чтобы снять агитку-рекламный

фильм про счастливых работниц, приехавших в Третий Реих. Она руководит съемками, указывая на те лица, которые нравятся еи.

Оператор наводит объектив. Фрау быстро показывает на девушек пальцем:

– Марк, сними мне общие планы и крупно. Обязательно крупно, вот у тои девушки яркое лицо, ее сними.

Она прямо указывает на Нату. Наташе дают агитационный плакат. Оператор наводит на нее камеру: лицо крупным планом:

– Внимание! Мотор!

Камера стрекочет короткое время, в кадре-испуганное лицо Наты

с плакатом в руках:

– Снято!

Ната кидает плакат на землю, перешагивает через него и со всей толпой заходит в барак. Двери лагеря захлопываются, немецкие солдаты закрывают ворота. Огромный прожектор вспыхивает лучом, разрезая ночную тьму»

И еще одно яркое воспоминание о том, как хронику с ее участием показывали в трудовом лагере остовкам:

«На белом полотнище простыни, натянутой на двух столбах

в бараке, показывали хронику Третьего Реиха. Фильм был агитационный, про хорошую жизнь в Германии. Зрители-остовки и работницы химзавода. Они лузгали семечки под присмотром надзирательницы, которая сидела рядом с киноустановкой для кинопленки. Фильм был черно-белым с записанным звуком, что

было большой редкостью для фашистской Германии и делался либо по

личному приказу Гитлера и Гиммлера; именно этот фильм и привезли на химзавод для показа работникам Третьего Реиха. Наташа, которая тогда попала в кадр камеры кинохроникера, вместе с агитационными плакатами в руках, с интересом рассматривала отснятую агитку. Голос за кадром звучал в гробои тишине:

«Доблестные части Вермахта вошли на территорию Советского Союза в июне 41 года. Местные жители встречали немецких захватчиков с хлебом и солью»

На экране в этот момент показывали хронику с немецкими войсками. Въезд солдатов Вермахта на мотоциклетах в деревню, девушек в венках из цветов на голове с пришпиленными разноцветными лентами и

в народных костюмах: сарафанах и белых косоворотках. Они встречали

армию Гитлера с хлебом и солью. Однако вид каравая на расшитом рушнике заставили остовок расхохотаться.

– Ага, прямо так. С хлебом и с солью!

– Ага. Да, враки все это. Наше село бомбили. И все село спалили.

Надзирательница, которая демонстрировала кино, зашикала на зрительниц.

– Молчать! Иначе выгоню под дождь на три часа!

Остовки притихли, вкрадчивый мужской голос продолжал по-немецки:

«Уставшие воины были рады наити в освобожденных селах:

воду, еду, ночлег. Сотни украинских, русских и белорусских девушек

решили завербоваться на работу в Германии в местном арбайтслагере»

В кадре на экране показывали кадры хроники: немецкую комендатуру

в городах, очередь из желающих поехать, приезд остарбайтеров

в «теплушках» в Третий Реих, их разгрузку с чемоданами,

узелками, котомками, у некоторых в руках была даже балалайка и

гармонь: «Вот счастливое лицо первой посетительницы трудового

лагеря. Комфортабельные бараки ждут наемных рабочих со всеи бывшеи

территории Советского Союза. Хорошая еда, достойная оплата за

труд, проживание в трудовом лагере»

Неожиданно на экране – лицо Наташи с агитационным плакатом

в руках, на плакате надпись: «Свободная Германия ждет Вас!»

Соня, которая сидела рядом с Натои, удивленно посмотрела на свою

знакомую. Наташа-звезда кинохроники? Неожиданное открытие.

Однако ошарашенное лицо самои Наты, которая с ужасом смотрела на

самую себя на экране говорило об обратном: Наташу была шокирована

кинохроникой. Но как оказался плакат в ее руках? Да еще и

агитационный? Наташа смутно помнила первый день в лагере, однако

киносъемку запомнила: солдата, который сунул ей древко плаката

прямо в руки, фрау рядом с киноаппаратом с указующим перстом,

кинокамеру и оператора. Однако все-таки с трудом вспомнила,

как бросила плакат прямо там на плацу.

В хронике этот момент был искусно отрезан и монтаж следующих хроникальных кадров: работы в цехах, обед в столовой, крупно-немецкая арбайтскнижка с марками в виде оплаты за работу. Сняли даже

руки, которые считали деньги. Наташе было стыдно, по всему выходило, что именно она в фильме агитировала и работу в Третьем Реихе, и зарплату, и проживание в бараках. Но, возможно, ее никто не узнал? Кино было черно-белым, и она очень надеялась, что лицо ее не запомнится. Однако часть остовок уже развернулись к ней.

На лицах-удивление. Наташа-звезда кинохроники? Ирина, главная заводила, громко сказала вслух так, что услышал весь барак.

– Ой, фифа! Ты что ли?

– Ой, смотри, наша что ли?

– Чего-то лицо слишком счастливое!

– Наташа? Ты?

А агитационные кадры о хорошей жизни в трудовом лагере еще были на экране»

Режиссер СоюзДетФильма вскакивает.

– Это не мой материал! Немедленно остановите.

На экране-крупный план Наташи с плакатом: «Добро пожаловать

в Германию!» Лицо ее узнаваемо. Входит парторг студии, машет на Наташу рукой.

– Вы-Наташа Рудина? Это вы на экране?

Парторг указывает на Нату еще раз. Ассистентка охает от ужаса, подходит Рудиной поближе, шипит.

– Покиньте помещение, вы меня подставили. Материал теперь никто не примет.

– Да, я-Наташа Рудина, я была да… На оккупированной территории.

– Вы не смели появляться в стенах советской студии. Выйдете вон!

Она смотрит на нее брезгливо, Рудина выбегает из зала.

– А Вы куда смотрели, товарищ Эферман! Еще раз ошибетесь с выбором актрис, уволю с «волчьим билетом»

Режиссер замолчал, но быстро нашелся.

– Ставьте съемки с Валентиной Поляковой! Не ошибетесь!

– Вот это дело…

– Я люблю только Валечку! Новые актрисы хуже керосину.

– А как же отснятый материал?

– Ничего страшного. За свой счет и переснимите.

На экране – киноматериал с Валентиной Поляковой. Все с интересом смотрят отснятый материал.

А тем временем Рудина бежит по каменной набережной Яузы-реки. Наташа плачет. Ее выгнали с Союздетфильм.

Она идет по мосту, доходит до места, где когда-то расставалась с Мишей. Думает сначала, потом неожиданно покупает белый шарик у продавщицы и запускает его в небо.

Уже через неделю Анфиса устроила Мишу к знакомым в таксопарк. Работа была денежная, нервная, однако Сергееву нравилось. До отъезда в Рыбинск было всего неделя, увольняться раньше времени не хотелось, Анфиса вообще была уверена в том, что Сергееву не надо было ехать строить ГЭС, однако судьба распорядилась иначе.

В тот первый свой день Миша приехал на такси во двор магазина Анфисы. Анфиса торговала водкой и вином в своем магазине, зарабатывала неплохо и была уверена, что Миша в таксопарке приживется. Когда Сергеев припарковал машину, он увидел, что из магазина «Вино» выбегает грузчик с коробкой,в которой была водка

в бутылках. Настроение у Анфисы в тот день было прескверное, она выставила на прилавок бутылку «Столичной»

– Миша, здравствуй…Валюсь с ног.

– Пол-литровую дай.

Она выставила ее на прилавок, он схватил бутылку водки, засунул ее в карман.

– Сейчас. Я сниму свой халат и домой.У меня смена заканчивается через полчаса.

Миша улыбается, прыгает к ней через стойку магазина.

– Дорогая моя… Анфиса. Скучал всю ночь. Поехали к тебе.

Анфиса хохочет, прижимается всем телом к Мише, целует страстно

в губы.

– Ну, что? Женишься на мне?

– Хочешь-женюсь. Поехали ко мне… У меня смена закончилась, выпьем, посидим за столом, закусим.

Через пять минут Анфиса сняла свой халат и вышла. Они сели в такси к Сергееву и уже через полчаса Анфиса и Миша на цыпочках прошли по коридору квартиры, дошли до его двери.

Сергеев роется в кармане, достает ключ, открывает дверь.

– Это наша комната?

– Наша… заходи.

Они зашли в дверь, дверь хлопнула, из соседней двери показалась

мама Клюева. Она была в платке, подошла поближе к двери Миши,

прислушалась. За дверью слышался смех Анфисы. Мама Саши прошла

дальше на цыпочках и включила свет на кухне, потом выключила.

Во дворе дома стояла Мишина машина «такси»

В то злополучное утро Сергеев, он же Мельниченко приехал на такси в свой таксопарк. Он сдал выручку в кассу, загнал машину на мойку, выходить из нее не хотелось. Он задумчиво смотрел на валики, ожидая когда машина будет вымыта. Думал он над сообщением Саши Клюева о том, что он решительно хочет жениться на его бывшей невесте, Наташе Рудиной. Настроение у него

было прескверное, лицо мятое, под глазами – зеленые круги.

Вдалеке стояла комиссия. Яков, приятель Миши по таксопарку,

был у доски почета. Сергеев подошел к нему поближе, спросил его тихо и настойчиво.

– Что за люди?

– Комиссия из Мостранса. Вот с доской почета знакомятся.

А тем временем к доске почета подошел сам Дубилин.

Именно он был в составе комиссии. Сергеев присвистнул и спрятался в машине. Дубилин же с интересом рассматривал фотографию Сергеева на доске почета.

– А это что за диверсант? (смотрит на фото) Похож на моего однополчанина и фамилия сходится. Мельниченко Павел.

Только у Мельниченко по-моему настоящая фамилия другая.

К Дубилину подошел глава таксопарка.

– Вы это серьезно? Мельниченко у нас был на хорошем счету.

Устраивался под этой фамилией, месяц как работает.

– Да нет, перепутал я. Однофамилец просто. У того, моего

однополчанина ошибка было в документах. Мы с ним расстались, когда ценности трофейные перевозили в Москву. Вот.

Не хотел бы я еще раз с ним встретиться.

Миша слышит Дубилина. Ретируется в такси. Глава таксопарка откашливается.

– Наш водитель. На хорошем счету. Мы идем в другой корпус. Хотим показать Вам новые «победы»

Миша включает музыку на радиоле. В цеху появляется комиссия во главе с Дубилиным, они проходят мимо машины Миши. Он пригибается

к рулю, сигнал звучит громко, на весь цех.

– Эх… (выдергивает ключи)

Машина перестает гудеть, комиссия во главе с главой таксопарка и Дубилиным прошли мимо, к Мише подходит Яков

– Ты готов со мной ехать на площадь Трех вокзалов? (показывает путевку) Вот! Держи

– Я готов!

Миша кивает, заводит машину, смотрит на Якова, который вслед за ним

заводит машину. В его голове опять всплывает последний разговор с Гусевым:

«Неприятную паузу нарушил Гусев.

– А мы знакомы. Ты разве Михаил Сергеев? По моему тебя Павел звали. А?

Миша быстро вытаскивает военный билет, протягивает Николаю.

– Так точно. Павел Мельниченко, старший лейтенант трофейно-монтажной

бригады товарища Дубилина.

– Ну, садись, Павел Мельниченко. Садись, садись.

Гусев отпивает из кружки чай,смотрит на стол. На нем лежит газета со статьей о Павле Мельниченко. Николай Гусев с интересом читает статью о подвиге старшего лейтенанта, который спас целую часть, разминировав разрушенную стену бывшего завода, однако, сравнив фото с оригиналом, майор тут же вспомнил странного солдата с обмороком у себя в блиндаже. Гусев взглянул в газету. Лейтенант Павел Мельниченко. Фото 1944.

– Надо же, про тебя даже статью написали, Павел Мельниченко,

Кулибин. Орел! Вот я бы дал себя застрелить, на куски разрезать, но мое имя и фамилия-это мое. Я-Николай Гусев. Стреляйте! Вот как бы я поступил. А ты парень-слабак, проверки испугался.

Ты хоть сам понимаешь, что Миши Сергеева нет?! А ты теперь навеки: Павлик Мельниченко Миша медленно закипает:

– Я на фронте был, и от фронта не увиливал. У меня времени не было объяснять таким гадам как вы, что я не дезертир»

Миша одновременно с Яковым заводит машину и выезжает из таксопарка

А в это время Гусев стоял в своем коридоре и звонил по телефону.

– Улица Мароссейка,12,подъезд 3 (пауза) через полчаса.

Куда ехать? В госпиталь. Медсанчасть.

Гуля вышла в коридор, она была в растрепанном виде, обняла Гусева.

– И чего я увольнялась из госпиталя? Не понимаю, через две недели опять пришла и устроилась. Я не хочу сегодня опять на работу идти. Хотя, надо наверное. Гусев, скажи, ты меня окончательно простил?

– Я тебя не простил… Ты мне прямо в душу плюнула, когда сказала, что деток у нас с тобой не будет. Вот забеременеешь-прощу все.

– Так не я виновата, что я с Ритой поссорилась и к Голодцу, директору рынка ушла.

– Скажи спасибо Рите. Вытащила тебя от директора рынка.

– Да, только я из-за нее ребенка потеряла. Вот! Из-за ее нравоучений!

Гусев обнимает Лилю, целует, потом машет рукой.

– Все… Чеши в свою больницу.

Гуля улыбается, идет одеваться.

Миша приезжает во двор на такси. Увидев издалека выходящую Лилю и Гусева, неожиданно дает газу, выезжая из двора.

Доезжает до Якова, сидящего в другом такси.

– О, Миха… Ты чего тут оттираешься? Это мой участок.

– Случайно… Короче, подхватишь:

– Мароссейка,12,3 подъезд.

Гусев тем временем смотрит на часы, целует Лилю, она прижимается к нему.

– Гусев, посади меня в такси… А по поводу моего Голодца ты зря расстроился. Я его никогда не любила. Так что я как была Рудина, так и осталась. Гусев видит подъезжающее такси, машет на нее рукой, показывает на часы.

– Ладно… Мне о твоей женитьбе тетя Эмма рассказала. Если ты и сожительствовала с директором рынка, то бог тебе судья.

– Гусев, забудь. Я люблю только тебя.

Лиля поцеловала Гусева и, подхватив вещи, вышла во двор.

Подъехал Яков на такси, открыл дверь, Лиля села в машину, махнула рукой.

– Пока, дорогая… До вечера.

Лиля едет в машине и слушает новости. Яков с интересом рассматривает пролетающие мимо дома, подъезды, магазины.

Лиля подъехала к больнице, вышла из такси, зашла в госпиталь, Якова догнал Миша. Он увидел как Лиля зашла внутрь госпиталя, в котором он когда-то получил имя: Павел Мельниченко. Вздохнул.

Уже через неделю Саша, Наташа и Маша сидели перед фотографом и готовились к съемкам в фотостудии.

Тренога стояла на деревянных ногах, фотограф был под черным платком, наводил объектив. Саша Клюев волновался больше всех:

– Просим Вас сделать десять снимков.

– Мама, скажи мне бант развязать?

Нет, не надо. Тебе и так хорошо, Маша.

Наташа… Я заказал 10 фотографий на фамилию Клюев

Фотограф продолжал командовать.

– Плотнее садитесь, плотнее…

Они сели ближе друг к другу, фотограф сосредоточился на семейной композиции.

– Внимание, снимаю!

Фотограф сделал несколько снимков, потом задумался и побежал

в кладовку. Уже через час они были в тети Эммы. Маше исполнилось четыре года и по этому случаю они купили торт. Метрику с Машей Клюевой она решилась показать Сергей Ивановичу и Эмме Ильиничне.

В гости по случаю этих двух радостных событий были приглашены все, в том числе мама Саши Клюева. Гости: мама Саши, Лиля, Наташа и сама Маша уселись у стола. Когда они расселись на свои стулья у стола Эммы Штольц раздался звонок в дверь. Открывать пошла Наташа, однако Ната, увидев Мишу у входа, охнула, отстранилась от Саши, который так же показался в коридоре Эммы Ильиничны. И он, увидев своего друга с медведем в руках, неожиданно замолчал, а потом тихо сказал.

– Хочешь, я его выгоню? Он не смел приезжать сюда. Я ему все сказал тогда, в пивной. Позвонил по телефону в его таксопарк и сказал.

– Не стоит. Он сам должен понять, что не хочу его видеть. Хотя, я рада, что он наконец-то устроился на работу.

Однако Миша неловко сунул свой подарок Наташе в руки.

– Это Маше. От меня. Я желаю ей счастья, Наташа!

Саша обернулся, увидел как Миша снял кепку, сел в такси. Он был бледен, и настроен решительно.

Лиля выбежала в коридор, охнула, увидев Мишу.

– Немедленно уезжай. Тебя Ната не хочет видеть здесь.

Она подбежала к нем ближе.

– Уезжай!

– Ты зачем мне позвонила? А, Лиль? Объясни.

– Я хотела, чтобы ты поздравил Машу, я хотела, чтобы ты отговорил их уезжать. А ты опаздал… Поздно, Миша! Наташа собирается в Харовск, а Маша теперь Клюева! Вот.

Она неожиданно замолчала, хотела что-то сказать, однако Сергей Иванович подошел к Мише и твердо и настойчиво попросил его уехать.

– Ты зачем приехал, Миша? Наташа не хочет тебя видеть. Кроме того, она тебя не приглашала.

– Я хотел сказать (пауза) Маша, я вот еще петушка на палочке купил.

Он лезет за пазуху, протягивает леденец Лиле.

– Держи (он полез за пазуху) Я теперь работаю в таксопарке. И достаточно зарабатываю.

Сергей Иванович смотрит на него недоверчиво.

– А как же котельная?

– Я ушел. Работаю теперь в такси, на хорошем счету.

Миша махнул рукой,завел свою машину, уже через пять минут серое такси с черными шашечками стартовало с места. Когда он оглянулся, он увидел в дверях дома тети Эммы: Сергея Ивановича, маму Саши, Наташу, самого Сашу и Эмму Ильиничну. Он завел машину, мотор глухо заработал, свистнули громко тормозные колодки и Миша тронулся

с места. Через полчаса его серая «Волга» из таксопарка выехала на улицу Горького. А еще через час Сергей Иванович сидели за столом с Машей, Лилей, Эммой Ильничной, Наташей, мамой Саши и самим Сашей Клюевым. Даже Гусев подъехал поздравить Машу с днем рождения.

Стол был накрыт белой скатертью.

На нем стоял морс в кувшине, бутылки красного вина «Хванчкара», маленькие рюмочки, маринованные огурцы и помидоры, квашенная капуста, картошка, холодец. Сергей Иванович подбирал аккорды на гитаре, с интересом рассматривая счастливого и улыбающегося Клюева Сашу. Наташа играла на пианино.

Сергей Иванович с интересом разговаривал с Сашей

– Как Ваш проектный институт поживает, Саша? Простите, что интересуюсь.

– Хорошо. Конструируем новый двигатель.

Они прервали разговор, потому что в комнату вошли Наташа, Лиля и Эмма Ильинична с тарелками, на которых лежала курица и картошка. Ната была румяной, в коричневом платье, которое ей очень шло. Саша быстро разлил вино по рюмкам, Наташа заняла свое место рядом

с Клюевым, а Сергей Иванович взяв в руки рюмку, приготовился говорить тост. Неожиданно Саша поцеловал Наташу в щеку, глядя на Наташу сказал тихо.

– Ну, что? Будешь ли ты верна?

– Буду… А ты?

– И я… Я тебе никогда не изменял. Хотя меня пыталась увести.

– Серьезно?

Твоя подруга из Ленинграда. Клава зовут.

Эмма Штольц обнялась с Сергей Ивановичем, он поставил пластинку на крутящийся диск патефона.

– Эх, Эмма, давай танцевать.

Из трубы патефона зазвучало «Утомленное солнцем».

– Эммочка, приглашаю.

Тетя Эмма встала, и они пустились в пляс, Лиля танцевала с Машей, пока ее не отвлек Гусев, галантно расшаркавшись, пригласил ее на танец. Мама Саши смотрела на них с интересом.

Наташа тем временем пригубила вино, улыбнулась, положила на тарелку курицу. отрезала кусочку куриной грудки. Саша наклонился к ее уху и тихо сказал:

– Крановщица из Ленинграда тебе не конкурент (постучал по бутылке)

Мы готовы слушать поздравления!

Лиля бросила Гусева, подбежала к столу и подняла рюмку с вином.

– Наташа, я желаю счастья Маше с фамилией Клюева. Будь счастлива наконец-то.

Саша встал, поднял Наташу со стула и поцеловал ее крепко в губы.

Она покраснела:

– Саша, прекрати!

– У тебя губы пахнут земляникой.

Лиля засмеялась, прильнула к Гусеву.

– Ощущение, что у вас не день рождение Маши, а помолвка между тобой

и Сашей.

Она машет на Рудину рукой, а та с интересом рассматривает подарок Миши. Небольшого медведя коричневого цвета. Он был плюшевой, а в спине его торчал ключик. Когда ключик поворачивали несколько раз, медведь оживал и бил в барабан. Маше он чрезвычайно нравился.

Они сели за стол, и все начали есть. Эмма Ильинична улыбается, смотрит с любовью на Наташу и Сашу. Очевидно, что она рада, что Ната вышла замуж за Клюева. Она их поздравляет тихо:

– Поздравляю!

Через неделю Рудина укладывала чемодан, чтобы переехать в новую комнату в квартире, которую ей дал Гусев и Дом культуры.

Сергей Иванович с интересом наблюдал, как баулы паковали Ната и Маша. Он зашел с чайником прямо в гостиную, где за столом сидела тетя Эмма, которая пила кофе со сливками, заедая вареньем.

– Эммочка, чаю хотите?

– Я не хочу… Наташа предложи. Когда новоселье будет?

– Через месяц… Вот тетю Эмму зову, а она не хочет.

Сергей Иванович посмотрел на Эмму строго, сел за стол,

налил чай в стаканы.

– Ну, потом спразднуешь… Главное, чтобы тебя на СоюзДетфильме восстановили. И забудь ты о том, что была на «оккупированных территориях» Я вообще разорвала бы эту справку к чертовой матери, а везде бы врала, что была в эвакуации. Вот!

– Шутите, Эмма Ильинична… Меня эту справку везде спрашивают.

Маша вошла с баулом, поставила на пол, Наташа вышла

с чемоданами, но тетя Эмма, увидев их двоем, неожиданно расплакалась. Она сморкалась в платок и сказала неожиданно.

– Мы только тебе прописку выбили, только везде договорились… А ты? Куда, ты кровинушка наша…

– Тетя Эмма, мы уезжаем к Саше Клюеву,,в его квартиру, чтобы Вас не стеснять, а потом в мою комнату, которую мне вот Гусев выбил…

Мало того, Саша сделал мне предложение, он пропишется у меня и мы подадим на расширение.

– Ладно… Благословляю тебя, Наташа!

Тетя Эмма машет на нее рукой,крестит Нату и Машу. Сергей Иванович

обнимает ее за плечи.

Уже через полчаса водитель грузовика грузил чемоданы и баулы Наты. Тетя Эмма и Сергей Иванович стояли в отдалении и смотрели,

как в кабину грузовика садится сам Саша Клюев.

– Поехали, дядя Коля…

– Тетя Лиля, Сергей Иванович! Прощаемся…

Наташа и Маша машут рукой из кабины грузовика,

садятся в машину и выезжает из двора тети Эммы Штольц.

Тетя Эмма махала им рукой,Сергей Иванович обнимал за плечи.

– Эх, уехали наши девочки…

Они сели в грузовик и поехали с площади.

На другое утро после дня рождения Маши Клюевой по совету Гусева Наташа решила устроиться на работу в школу. Она шла по коридору, а ей на встречу шел директор школы. Она видит Нату, всплескивает руками.

– Наташенька… Какими судьбами? Изменились, похорошела Через пять минут они зашли в кабинет.

– Присаживайтесь.

Ната с интересом смотрела на большой букет георгинов в вазе.

– Вот мое направление… Подписано НКВД сортировочного лагеря

– Понятно. Вы чем там занимались? В Берлине?

– За ребенком ухаживала. У профессора Кернера!

Только не в Берлине, а в Вольфе.

– А как же театр? Вы же поступали. Мы вот радовались за Вас. Как Вас в Вольф занесло?

– Я попала под угон в 41,меня привезли вместе с другими узниками Третьего Рейха на химический завод работать. Вот, а к Кернерам я попала случайно… Вообще я должна была в эвакуацию поехать.

Ефросинья Викторовна, так звали директора школы, аккуратно перевела разговор на другую тему.

– Ух ты… А мы вот в Ташкент уехали в эвакуацию.

Всей школой.Я только в 46-ом вернулась (мягко) Наташенька, мне ничего не надо объяснять. Все написано в этой бумаге. Готова Вас принять.

– Спасибо… (пауза) кстати, я мечтаю восстановиться в ГИТИСЕ. Подала документы… Вот встретила однокурсницу и на меня нахлынуло… Вот.

– Мечтать невредно. Лучше оставайтесь у нас учить. Ставка для Вас есть. Пишите заявление.

Через пять минут Наташа Рудина написала заявление о приеме ее на работу. А тем временем Эмма Штольц сидела в очереди

к секретарю обкома, Хлудову. Секретарь Хлудова, полная, грудастая женщина с большим накрашенным губами вышла в коридор

– Вы к товарищу Хлудову? Он принимает с 11.

– Я,к сожалению, к Вам записалась на 8 утра.

– В 8 он не принимает (машет рукой)

– Ладно, попрошу я его вас принять пораньше

– Вы, кстати, гражданка Штольц, по поводу Натальи Андреевны Рудиной? Не примет.

Секретарь машет рукой на Эмму Штольц. Хлудов сидел за столом, ел суп, когда к нему зашли Эмма Ильинична. Есть было ему неудобно, одна рука безвольно висела плетью.

– Приятного аппетита. А Вы меня не помните?

Хлудов смотрит с минуту на тетю Эмму, потом неожиданно улыбается, машет здоровой рукой.

– Помню, конечно. (кладет руку-протез на стол) Вот. Напоминание вижу каждый день. А Вы, кстати, для чего просите за Наталью Рудину. Ее уже прописали в Москве! Сейчас подскажу у кого (смотрит в бумаги)

Вот, она в другом районе значится. А ее сестру, Риту Андреевну, сослали и надолго в город Харовск. За подделку документов, за укрытие диверсантов, за вредительство.

Хлудов достает направление тети Эммы. Тетя Эмма вздыхает:

– Товарищ Хлудов, Вы неправы. Я вот рада, что Вы в добром здравии.

Она кладет метрику Маша на стол. Вот… У девочки появился отец и будущий муж у Наташи Рудиной. Эх, девушка только в себя начала приходить после плена…

– Вот… Смотрите.

Хлудов, рассматривая свидетельство, задает вопрос.

– А куда Вы Наташу дели? Кроме того, у Вас на площади, как сообщают нам некоторые активные граждане, регулярно бывает некто Сергей Иванович. Так ведь? Вы либо пропишите, либо разведитесь…

Тетя Эмма смотрит испуганно на Хлудова, тот краснеет, надувается, вскакивает.

– Простите, но данный гражданин – мой муж! Зовут Сергей Иванович.

Вам кто сообщил о его местонахождении?

– (заглядывает в бумагу) Некто Белобрысова С. В.

– Ну с ней я сама разберусь (просит) Товарищ Хлудов.

Я готова девочек прописать к себе: Наташу и Машу. И Рита, если вернется. Простите их. Девочки настрадались. А мы все сделаем, как прикажите.

Хлудов однако встал и пошел к выходу, он хватает телефон и начинает набирать номер на круглом диске

– Так… (в телефон) Выведите гражданку из моего кабинета. Иначе я милицию вызову.

Через час Сергей Иванович успокаивал Эмму Ильиничну. Тетя Эмма сморкалась в платок, ее успокаивал муж.

– Да, плюнь ты на этого человека… Как его…

– Хлудов… Он Риту, Наташину сестру ненавидит лютой ненавистью,

я в июне заходила, просила… Орал, как ненормальный. Не прощу говорит и все!

– А он прав. Маргарита Андреевна-подозрительный персонаж. Я бы ее не прописал. Слушай (обнимает Эмму)

– Гусева надо просить, Сережа! Николая Гусева…

Тетя Эмма расплакалась, Сергей Иванович обнял ее за плечи.

– Лиля, добрый тебе даю совет, найди Колю и попроси. Иначе вы в Москву не попадете… Через минуту мимо них прошла с гордо поднятой головой Белобрысова.

– Здравствуйте, Эмма Ильинична. Слышала Рудиных не прописывают… Что так?

– Пропишут, ничего страшного…

Белобрысова хмыкнула, прошла внутрь дома, хлопнув дверью.

А в это время Миша Сергеев решил зайти домой за своими вещами.

Гусев помог ему купить билет до Рыбинска, вручив направление на гидроэлектростанцию. Пока он собирал свой вещмешок, в дверях появилась мама Саши Клюева. Она вздохнула и передала ему записку: «Мишка! Дождись меня обязательно, Саша»