Текст книги "Под знаком OST. Книга 3"

– Что папаша? Тяжел труд рабочего? Это тебя не в лабораториях штаны просиживать!

В это время на завалах появились Сашин и Сергеев, которые присоединялись к работающим.

– Правильно! Работай,интеллигенция!

– А вот и подкрепление (смотрит на часы) Ладно перекур!

Градов смотрит на часы, рабочие работали всего час, однако было

очевидно, что солнце жарило во всю мощь, и пора было устроить

перерыв. Старика: Леонида Рудницкого, седого мужчину в очках, он

окрестил про себя профессором. Он явно устал, пот выступил на его

лбу, сухие, стариковские руки дрожали. Градов сплюнул, для чего стариков арестовывать? Только хлеб едят даром. Но размышлять над приказами НКВД ему в голову не приходило. Арестовали, значит так надо. Впрочем, отдыхала только возрастная часть бригады. Вновь прибывшего Сергеева (он же Мельниченко) и Сашина, Градов заставил работать. Градов давно присматривался к Владимиру Сашину. Анкета у него была из рук вон плохая, дезертир, был на оккупированной территории, да еще три зоны прошел. Градов давно за ним наблюдал, пообещав ему за будущее условно-досрочное освобождение награду. Он должен был «стучать» на всех, кто вновь и вновь поступал в барак. Вот и вновь прибывший Мельниченко, он же Сергеев, очень даже волновал Градова: сегодня именно у Миши был первый день на работе.

Градов прислушивался к их разговору.

Старший лейтенант, дошедший до Берлина, оказался вместо Москвы в бараке Рыблага.

У Градова возникло две версии: либо «засланный казачок» с проверкой из столицы, либо документы Мельниченко-«липа».

Чуяло сердце Градова, что, что-то не так во всей этой истории.

Сашин вяло ударил ломом по каменной гряде, сел на камень.

Воспоминания об их плене нахлынули на него:

«1941.Военнопленные в дранных и грязных шинелях, дранных сапогах и лаптях ропщут. Земля мерзлая, и как тут заснуть? Однако немецкая охрана прикладами заставляет их всех лечь на землю.

– Сволочи!

– Прямо на снег… Земля-то мерзлая…

– Ладно, в тесноте, да не в обиде… (кричит всем) прижимайтесь теснее, братцы

Солдаты группируются по десять человек, прижимаясь друг к другу телами. Ложится на землю и Миша. Рядом с ним оказывается Сашин. Лицо у него простое, крестьянские черты выдают деревенского жителя, однако упрямое выражение лица и наколка на руке, подсказывают Мише, что сосед его вовсе не так прост, как хочет показаться. Он с минуту скептически смотрит на Мишу, на его тонкие руки, интеллигентное лицо, лишь потом протягивает руку. Сверху падает снег, и часть снежинок цепляется за его недельную щетину.

– Я вот – боец народного ополчения.

– Только я-не дезертир. Я просто в плен попал.

– В плен значит. Сам сдался или они тебя поймали? (кивает на немцев)

Солдаты, ведущие колонну военнопленных Красной армии, уже развели костер. Они грели руки над огнем и о чем-то тихо разговаривали.

Сашин зло зыркнул на них из-под нахмуренных бровеи, затем полез

в свои сапог. Достал самокрутку, понюхал табак, рассыпанный на

папиросной бумаге. Курить в колонне было запрещено, и он сунул

самодельную папироску за грязную портянку. Говорил с Мишей он тихо, почти шепотом, чтобы не слышал патруль:

– В окружение часть попала. «Котел» знаешь что такое?

– В котле и я был. Но выбрался.

– А как в окружение твои попали?

– Да как все. Ждали подкрепления, а его все не было.

Ну, и начальник взвода велел винтовку наити.

– Вам чего? Оружие не дали? (хлопает по плечу) Эх, ты! Ополченец!

– Да, нам одну на двоих в ополчении выдавали.

– Ну, я и побежал в другой окоп винтовку искать.

– Нашел?

– Да, а тут бои неожиданно. Ну, и контузило.

– Понятно. А моя часть вообще ни дня ни воевала.

– Деревня моя здесь, под Вязьмой.

– Призвали в самое пекло.

– Командира убили, политрук сбежал.

– А тут немцы на танках.

Сашин неожиданно ежится. Мороз колючий и его пробирает до самых

костей»

«1941

– Смотри, там лодка.

Миша делает движение вперед, ползет по-пластунски. Сашин оглядывается на немцев у костра. Те мирно греют руки у огня.

Владимир делает движение вперед, и очень скоро догоняет Мишу:

– Тише, ползи тише… А то заметят.

– Ага, главное доползти. И спрятаться до утра.

– До утра можно.

– Если не околеем, ног вообще не чувствую.

Они доползают до лодки, заползают под нее. Короткое время сидят

в полнои тишине. Миша видит дырку в борту, приникает к неи своим

глазом. У костра стоят трое солдат в немецкой форме и касках, они

греют руки и тихо смеются, рассказывая немецкие анекдоты. Очевидно,

что им все же удалось сбежать, однако убежать далеко они смогли бы

вряд ли. Ноги все же были отморожены капитально:

– У тебя спички есть?

– Может тебе еще и табачку? Ладно, знаи Сашина!

– Держи заначку, ага…

Сашин хлопает по своим сапогам, находит спички прямо в своих

кирзачах в портянке и протягивает коробок. Миша осторожно чиркает

одну спичку, огонь освещает их чумазые лица, пространство лодки.

Миша достает из-за пазухи книгу «Три мушкетера»:

– Книга. Читать будешь? Миша улыбается, отрывает последнюю страницу

с оглавлением книги, зажигает уголок, бросает в кучку соломы.

Костер медленно разгорается:

– Давай, давай… (раскрывает книгу и читает): «Примерно год тому

назад, занимаясь в Королевской библиотеке Людовика XIV я случайно

напал на «Воспоминания г-на Д'Артаньяна» Как большинство сочинении

того времени, когда авторы, стремившиеся говорить правду и не

собирающиеся отправляться затем на более или менее длительной срок

в Бастилию, они были найдены мнои в Амстердаме, у Пьера Руже.

Заглавие соблазнило меня (ежится). И я унес эти мемуары домои,

разумеется с позволения хранителя библиотеки»

Сашин клевал носом, а голос Миши звучал все тише и тише.

Владимир смотрел на горящий огонек в соломе, и Бастилия, и три

мушкетера, и Д'Артаньян вставали перед его глазами некими

придуманными Мишеи образами. Круги перед глазами плавали,

соединяясь и разъединяясь, образуя причудливый узор. Владимир то же

тер глаза, пытаясь не заснуть, но в итоге задремал под

бормотание Михаила. Вскоре заснул и сам рассказчик. Ноги и руки

согрелись, и два бывших боица отступающей Красной армии тихо

засопели. Проснулись они лишь к утру и Сашин первый посмотрел в

дырку в лодке. Поле было чистое, немцев не было, только кое-

где, правда, валялись закоченевшие трупы русских солдат. Далеко не

все из них проснулись в это зимнее, морозное утро.

Колонна оставшихся в живых советских военнопленных снялась с места к утру, подгоняемая прикладами немецкого патруля и комендантом самопроизвольного лагеря. В поле было пустынно и тихо. Владимир

Сашин легким движением руки перевернул лодку, из-под которого выскочил он сам, а потом и Миша. Сашин быстро пробежался вокруг ближайшего куста, чтобы размять ноги. Рядом с лодкои валялась сожженная книга Дюма. Миша медленно подтянулся, и они сели на перевернутую лодку. Сашин подсел к нему ближе:

– Ладно, надо к своим пробираться.

– Ты, Мишка, как хочешь, а я тут останусь.

– Я по бабе своеи соскучился.

– Да, ладно, что ты?

– Пусть сначала патронов настругают, умники! А то у самих жопа

в тепле, а людеи безоружных на смерть шлют! А потом еще приказы строчат: «Дезертиров и пленных расстреливать» Сам слышал.

Миша вскакивает, хватает в ярости Сашина за лацкан шинели, трясет его:

– Врешь, мы с тобой не дезертиры!

– Хороший ты парень, Сергеев! Только прямой больно, а прямых жизнь гнет. И тебя согнет.

– Эх, а я из-за такого, как ты Дюма сжег»

Сашин встал, подошел к Мише.

– Вспомнил я тебя. И разговор наш о том, что к своим надо пробираться (закуривает) Ты, Мишка, как хочешь, я тут останусь.

Кстати, я тогда по бабе своей соскучился, дошел до нее пешком, там меня и арестовали.

– Вы меня, Володя, путаете. Меня-Паша зовут. Мельниченко!

– Ах да… Прости забыл. Кстати, они все приказы издавали:

«Дезертиров и пленных расстреливать»

А я вот выжил. И ты выжил! Хороший ты парень, Паша! (пауза) Только прямой больно, а прямых жизнь гнет. Я тебе это говорил.

И тебя согнет в будущем.

Владимир Сашин встает, надевает перчатки. Миша Сергеев работал

молча. Камни летели в разные стороны.

Сашин бросил на него короткий взгляд, играя желваками, а затем

отошел метров на пять к той части бригады, которая уже начала обедать, начал громко рассказывать свою историю.

– Была у меня, братцы, такая история, попал я зимой 41-ого, в плен, по дурости. И был у меня там товарищ. Раздражал он меня дико. Мы, как нормальные доходяги, лошадок на мясо раздербанивали. Вообщем конину ели. А этот идейный с нами шел и по дороге, представляете, поднимает книжку с земли. Я обратил внимание на него, что за щегол такой грамотный?

Леонид Рудницкий перестал работать, обратив внимание на новичка Мельниченко, который вчера только прибыл в барак, застыл на минуту. Павел Мельниченко (он же Миша Сергеев) действительно побледнел, на минуту прервал работу, затем отошел подальше от Владимира и продолжил ломом колотить мерзлую землю.

– Забрали нас фрицы, согнали на берег реки, поставили на колени,

и говорит: спите. И тут мне эта книжка, которую интеллигент поднял жизнь и спасла! Ну. Отсидел срок, другой, одно мне покоя

не дает, как вот книга называлась? Не помню и все!

Леонид Рудницкий закашлялся, говорить вслух его отучили в бараке давно, но он все же решился высказаться.

– Преступление и наказание?

– Нет. Не так!

Миша Сергеев подходит к Владимиру Сашину поближе и говорит тихо, сквозь зубы, однако так, что Рудницкий слышит его.

– «Три мушкетера» называется книга (шипит) Заткнись, прошу!

– Спасибо Вам, товарищ Мельниченко! А то я мучился с 41-ого года.

Не мог вспомнить!

Рудницкий слышит их разговор, понимая, что Сашин и Сергеев отлично знакомы. Однако вскоре он очень скоро забывает и о Мише, и о Владимире, отходит подальше от работающих и начинает колотить ломом по глине с камнями. Вся набережная усыпана щебенкой, застрявшей в месиве глины. Через пять минут устает и Миша. Сев на валун, неожиданно видит кусочек зеркала. Сергеев осторожно выковыривает его из земли, и, поймав солнечный луч, пускает «зайчика». «Зайчик» пляшет по ватнику Рудницкого, по штанам зэков из бригады Градова, пока наконец-то не попадает на руку Сашина. Владимир Сашин пытается поймать его рукой. Однако «зайчик» ползет все выше и выше, «слепит» ему прямо в глаз. Сашин хмурится, улыбается, затем машет приветливо Сергееву. Очевидно, что он простил бывшего друга по несчастью. Сашин, пробыв в зоне более четырех лет, совсем по другому оценивал события, явно ненавидел Советскую власть и был очевидно агрессивно настроен ко всему. Впрочем уже к вечеру вся бригада оказалась в бараке. В нем было темно и грустно. Последняя лампочка перегорела и пришедшая после работы бригада даже чаю попить не смогла. Закипевший алюминиевый чайник на спиртовой горелке был разогрет очень быстро, однако лунного света вовсе не хватало, чтобы устроить чаепитие.

– Эй,Паша! Как там тебя, тьфу, Мельниченко! А ты вот мне вечер (делает акцент на слово: вчера) говорил об электростанции, которая работает за счет солнечной энергии? Сможешь нам поправить проводку в бараке?

– Если завтра выходной, то отлично смогу!

Сашин хлопает Сергеева по плечу, вся бригада распределяется по нарам, а вот старик Рудницкий подсаживается поближе к Мише, обнимает его за плечи и начинает тихо увещевать.

– Молодой человек, уж поверьте мне, старику. Ваш приятель (кивает на Сашина) стукач у бригадира Градова. Вы с ним поосторожнее откровенничайте, сдаст и не поморщиться.

– Конечно, спасибо Вам, Леонид Исаакович.

Рудницкий кивает ему и уходит. А уже через час весь барак погружается в полную темноту и засыпает. Один Миша, лежа на нарах, смотрит в пустоту. Он держал в руках маленький осколочек зеркала, которым ловит лунный луч из зарешеченного окна, пуская «зайчики» на деревянный настил. Вскоре и он заснул. На другое утро был выходной,весь барак отдыхал, кто-то стирал в тазике свои вещи, кто-то пошел в баню. А вот Миша вместе с Володей обустраивали под электростанцию брошенную местную вышку для охранников. Деревянная конструкция стояла бесхозная по середине лагерной площади. Миша Сергеев нашел в ближайшей мастерской стекло, где стеклорезом нарезал стекла нужного размера, застеклил часть деревянной конструкции, затем завез уголь в нижнюю часть деревянной башни, подвесил в верхней части большой пропеллер, который свинтил

с ближайшего и заброшенного самолета, брошенного в углу лагеря и растащенного зэками на части по разным углам.

Сашин помогал ему. Сергеев закрепил устройство в виде конденсаторов, прикрепленых к генератору тока проводами.

Провода были намотаны на плечо Владимира Сашина, он залез на верхний этаж деревянной конструкции, и смотрел сверху на Сергеева. К идее солнечной электростанции он относился скептически. Ну неужели эта стеклянная этажерка (так он окрестил про себя бывшую охранную вышку, остекленную Сергеевым) будет вырабатывать ток?

Однако уже через час стало очевидно, что уголь, нагретый солнцем, который проникал сквозь «пыльное» стекло, заставил вертеться вентилятор вверху стеклянной башни.

Моточки в генераторе заработали, конденсатор заискрил, вырабатывая ток, а провод, который предусмотрительный Сашин бросил вниз, так же заискрил. Володя крикнул громко тем, кто стоял внизу.

– Эй,братва! Натягивай провод! И побыстрее!

– Давай натягивай!Товарищи, закрепляй!Тянем, Михалыч! Не волнуйся!

Рабочие закрепили провода на крючках у входа и зашли в барак, делая развеску дальше. Они, как завороженные, смотрели на ряд лампочек, которые Сергеев повесил предварительно над столом.

Еще секунда и они загорелись, осветив ярким светом весь барак. Рабочие заволновались, заулыбались, кто-то стал хлопать в ладоши, пока неожиданно в барак не зашла комиссия из Москвы во главе с Кичигиным и Градовым. Градов представлял комиссии новое изобретение Мельниченко, размахивая руками.

– Заходите, заходите! Пожалуйста, товарищи! Бытовые условия у нас хорошие. Вот Мельниченко! Электричество наладил.

– Ох, ничего себе. Новенький сделал? Мельниченко? А кто ему разрешил? Самовольно сделал?

– Так это он сам! Здесь света не было.

– Здесь же тока нет!

– Так это Мельниченко солнечную электростанцию сделал.

Кичигин замолчал, стал сморкаться в платок. Рабочие стали выходить из барака, оставив московскую комиссию внутри.

– Ай да во двор! Качай его, ребята!

Рабочие выскакивают во двор, стаскивают Мишу с деревянной конструкции, и начинают качать его дружно на руках.

– Тихо, тихо! Ребята, Вы чего? Не уроните!

Однако работяги подкидывают Сергеева вверх дружно и несколько раз. Комиссия из Москвы стоит рядом, Кичигин пытается им что-то объяснить.

– В нашем лагере: солнечная электростанция! (машет на Мишу рукой) Это-автор!

– Да вот, стараемся! Растим кадры. Вот он: Кулибин! Мельниченко Павел! Работает вместе со всеми на котловане ГЭС. Восстанавливает.

– Так, товарищи, расходимся! (Мише, которого

ставят на землю) Так, Паша Мельниченко, а сколько тебе нужно времени, чтобы создать нормальный красивый чертеж твоего изобретения для московской комиссии? Заинтересовались тобой, Кулибин!

– Ну, к понедельнику.

– Отправим в Москву. Хватит на котловане работать!

И давай к нам в бюро! Вот товарищ Градов тебе поможет.

Так, товарищ Градов?

Кичигин подводит Мишу к Градову, хлопает его по плечу. Сашин смотрит на них сверху.

– Я помогу. Но с условием, что Вы, товарищ Мельниченко, к выходным с докладом ко мне. Вот по поводу этой (машет рукой на конструкцию)

Вашей солнечной электростанции.

Миша кивает начальникам, Градов берет Кичигина под локоть, и они вскоре отходят от барака. Миша возвращается к Володе.

Тот уже слез вниз, поэтому отлично слышал реплику Градова про

Сергеева. Сашин зло сплевывает и уходит внутрь барака.

Миша с минуту думает, сначала хочет догнать Володю, и даже делает шаг внутрь барака, однако вскоре передумывает и лезет вверх по лестнице собственной конструкции, чтобы поправить провод на генераторе. С высоты этой вышки ему открывается вид на лагерь, колючую проволоку вокруг него по периметру, сторожевые вышки и бескрайнее и огромное поле. Миша смотрит вдаль задумчиво.

Где-то вдалеке видна Волга, бурлящая волна, ГЭС и работающие кратеры турбин. Миша закуривает и задумывается о том, что бы он еще хотел бы сделать для лагеря. Еще минута и он понимает, что больше всего ему хотелось бы бежать обратно в Москву. Проект солнечной электростанции для него единственный шанс выбраться на волю.

Но как он докажет, что это его изобретение?

Неожиданно в бараке появляется Сашин, протягивает газету Сергееву.

Миша Сергеев берет газету в руку, смотрит в нее внимательно.

Затем протягивает ее Сашину

– Понял. Только меня это не касается! Вот!

– Да ты не понял! В газете вон написано. Все дела на дезертиров прекращаются! Их больше нет! Дел то есть! Понимаешь? Это свобода!

Мы свободны! Вот!

Он тормошит Мишу, пытается его расшевелить, однако Миша смотрит на него каким-то странным и невидящем взглядом, и говорит медленно с нажимом.

– Так я не дезертир. Дезертир-Михаил Сергеев! А я еще Павел Мельниченко!

– Ты чего? Миха! Мишка!!!!Свобода! Ты теперь – Миша Сергеев,

а не Мельниченко!

Однако Миша неожиданно ведет себя очень странно, он, сдерживая подступившие слезы, отпихивает от себя Сашина, быстро хватает тубус с плакатами к будущей лекции, газету со статьей об освобождении и быстро покидает барак.

2018CINEMAMUET©

Глава 7.Ленинград Август.1945.

Клюеву долго не давал покоя разговор Наташи о Мише и было очевидно, что Нату надо спасать. Видя ее потухший взгляд, а Саша навещал ее исправно, он принял твердое решение собрать доказательства ее невиновности. Впрочем мысль о том, что Маша-дочь Франсуа, пленного француза, который был с Рудиной в Третьем Рейхе, мучила и его самого. Саша Клюев стал осторожно выспрашивать у Наташи, где живет Клава Чугунова. Девушка, с которой Наташа вернулась домой из Германии. Впрочем Наташа вовсе не знала адреса своей бывшей подруги по несчастью. Известно было только, что бывшая остовка Клава работала на кране в морском порту города Ленинграда. Саша Клюев взял билет до северной столицы, и уже

к утру гулял в местном порту Финского залива, спрашивая у местных моряков про Чугунову.

– Извините, а Вы не подскажите, как мне найти Чугунову Клаву?

– Кого? Чугунову?

– Она работает на кране. Вроде бы!

– А вон она там!

– Спасибо!

Саша прошел быстро до платформы, на которой стоял кран. Девушка в каске сидела в кабине. Когда Клюев подошел поближе, он увидел как девушка в комбинезоне спускается вниз по лестнице. Чтобы не ошибиться, Клюев на всякий случай спросил.

– Извините, Вы не подскажите, как мне найти Клаву Чугунову?

Клава снимает железную маску.

– Чего надо?

Она смотрит на Сашу. В твидовом коричневом костюме, в кепе,

в длинном сером плаще. Клава рассматривала и его одежду и его самого в очках. Москвич одно слово!

Они решили отойти к причалу, сели прямо на парапете,

Клава закурила папиросу, а Саша начал говорить о Наташе

с воодушевлением и видно было, что он был в нее без памяти влюблен.

Он рассказал ей о подозрениях Миши Сергеева, и о том, что он уехал в Рыбинск, не попрощавшись с самой Рудиной, а потом осторожно стал выспрашивать у Клавы откуда все-таки появилась маленькая Маша?

– Вы бы ее видели. Погибает человек. На Наташу смотреть невозможно. Клава, Миша не верит, что вы Машу нашли в белорусской деревне.

Да и я не верю;

– Ну и козел Ваш Миша! А где сейчас этот недоверчивый товарищ?

– В Рыбинске, на ГЭС.

Клава сплюнула, вот куда занесло Наташиного жениха. Она чертыхнулась.

– Ну и пошел он на ГЭС! -Клава, я Вас прошу! Вам он поверит! Поехали к нему. Туда, в Рыбинск. Так все-таки из белорусской деревни Маша?

– Ну куда я поеду? У меня же работа, план! И потом. Меня же никто не отпустит без уважительной причины.

– А что является уважительной причиной?

Клава хмыкнула, не ответила ни слова Саше, а сама отбросив подальше

папиросу, пошла к своему начальству прямо в кабинет. Начальник Клавы находился в небольшом домике на окраине порта.

Ворвавшись к Семенову Порфирию Николаевичу, начальнику порта, она хлопнула рукой по столу и заявила, что беременна. Срок: три месяца. Порфирий Николевич аж позеленел от злости, так Клава его разозлила.

– Ты чего, Чугунова? С ума сошла? Ну ты хоть понимаешь, что навигация в разгаре, а ты рожать собираешься к осени! Замуж хоть есть за кого идти? Или так? И куда едешь?

– Не скажу (надувает пузо) Еду к жениху! Быстренько распишемся с моим хахалем, три денечка, и я опять у вас на кране, туда-сюда.

– Посмотри-ка, три денечка! Хорошо, Чугунова! Даю тебе три дня,

на все про все. И туда-сюда. Не приедешь сама, найду и на кран заброшу! Скажи только где жених? Куда направление писать?

– В Рыбинск. На ГЭС работает жених. Семенов подписывает бумагу Клаве об отгуле, дает направление в кассу вокзала с пометкой: выдать билеты с литерой до Рыбинска и обратно. Уже через час счастливая, переодетая в белое платье в черный горох, в белом берете, белых носках и черных туфельках с перепонками, Клава Чугунова вместе с Сашей Клюевым бежит на Московский вокзал. Билеты до Рыбинска им выдают неожиданно очень быстро: Клаве по справке, Саше по его инженерному удостоверению. Попив чая в местном буфете, они садятся в плацкартный вагон, и уже через час отбывают с вокзала на скором поезде Ленинград-Рыбинск. В пути им предстоит провести почти сутки, Саша и Клава удобно располагаются на своих полках и болтают всю дорогу обо всем на свете. Клава рассказывает симпатичному инженеру о своих приключениях в Германии, о своей работе на заводе Volkswagen, о возвращении домой. Пометка: остарбайтер, «была на оккупированной территории» чуть не помешала ей вернутся в северную столицу и испортила Клаве жизнь. Однако специальность: крановщица было более чем востребована. После войны требовались рабочие руки, это и спасло Клаву Чугунову. Она вернулась в Ленинград.

Утром Саша, утомленный болтовней Клавы, был просто рад,

что они быстро добрались до Рыбинска. Все что он знал о новой работе Миши-это лишь то, что он был распределен на Рыбинскую ГЭС. Строительство самой электростанции было давно завершено,

работники Рыблага восстанавливали разрушения на гидроэлектростанции после тех бомбежек, который случались в самом Рыбинске. Впрочем была вероятность, что Мишу распределили на завод турбин, который работал при Рыбинской ГЭС. Вариантов было в самом городе совсем немного, поэтому Саша с Клавой поспешили в местное адресное бюро, чтобы получить необходимые адреса.

В то самое утро завод турбин отмечал свой самый большой праздник: День города. Миша Сергеев сделал с утра Кичигину доклад об электростанциях, которые работали на солнечной энергии. Кичигин пришел в восторг и попросил Сергеева сделать доклад для рабочих в местном ДК.

Собралось огромное количество зрителей,на фасаде дома культуры было огромное объявление, написанное гуашью и приглашающее всех на доклад Миши. Объявление гласило: «Павел Мельниченко: солнечная электростанция и энергия будущего. Начало доклада в 15—00» Сам виновник торжества был еще в бараке.

Он надел красную праздничную рубашку, брюки и галстук. Миша Сергеев быстро брился, глядя в зеркало, сделал шаг на выход, когда неожиданно в барак влетел Владимир Сашин. В руках у него была местная газета «Правда» со статьей. Он тряс ее воздухе и кричал на весь барак.

– Миха! Ты газеты читал?

– Нет, не читал! Смотри! Да оторвись ты от бритья! (цитирует) Президиум Верховного совета СССР постановил: амнистия в связи с победой!Все дела на дезертиров прекращаются! Вот!

И дата: 15 августа. Месяц назад вышла статья!

Миша Сергеев берет газету в руку, смотрит в нее внимательно. Затем протягивает ее Сашину

– Понял. Только меня это не касается! Вот

– Ты чего? Миха! Мишка!!!!Свобода! Ты теперь – Миша Сергеев,

а не Мельниченко!

Однако Миша неожиданно отпихивает от себя Сашина, быстро хватает тубус с плакатами к будущей лекции, газету со статьей об освобождении и быстро покидает барак.

А тем временем к клубу в центре города уже подходят двое: Клава и Саша. Увидев большой плакат с изображением солнечной электростанции Миши Сергеева, Саша просто замирает от удивления. Мишина электростанция и где? Здесь в местном ДК, в центре Рыбинска? Впрочем Клава вслух читает объявление: «Солнечная электростанция, докладчик Павел Мельниченко: 15—00» Смотрит на часы:14—30. Клава машет рукой Саше, и они заходят внутрь ДК. В большом фойе, как ни странно ни души, а вот зал полон рабочих. Это – местные рабочие ГЭС, однако одеты они очень нарядно, в белых рубашках, в галстуках и пиджаках.

Клава и Саша встают в дверях. На сцене-стол для президиума, за ними трое заседателей во главе с Кичигиным, тут же сидит и Градов, они пьют воду из графина и ждут докладчика: Мельниченко Павла. В зале шумно, Миша опаздывает, однако дородная дама в красном платье в президиуме неожиданно звонит в колокольчик и на сцене и в зале устанавливается тишина.

– Товарищи, я думаю вы всего его знаете, но я все же представлю, это наша гордость. Человек можно сказать солнечного будущего. И зовут этого человека-Павел Мельниченко!

Все начинают хлопать, на сцене появляется он сам: Миша Сергеев.

В руках тубус и пюпитр, он располагает на нем чертежи,

берет в руки указку и начинает свой рассказ.

– Он очень волнуется, хотя он весьма скромный

парень. Но сегодня мы его заставим выступить, и рассказать нам как построить солнечную электростанцию.

Клава и Саша переглядываются. Дама ставит Мише микрофон на деревянную тумбу, и он начинает свой рассказ.

– Товарищи! Я хотел сказать, вернее рассказать…

Миша закашливается, Градов протягивает ему стакан с водой.

Миша быстро выпивает воды, еще раз откашливается, и продолжает.

– Так вот!

Неожиданно в зале раздается смех. Миша вовсе непохож на строгого лектора. В зале ему скорее сочувствуют.

– Дайте ему воды. Человек будущего!

Клава наклоняется к уху Саши и спрашивает тихо, указывая на Мишу.

– Это он? Никогда не верила таким вот красивым.

Саша жмет плечами и делает запрещающий жест пальцем, прикладывая ко рту: «молчите!» Клава улыбается и готовится слушать.

– Антон Павлович Чехов говорил, что человек каждый день должен выдавливать из себя раба. По каплям.

Зрители начинают шушукаться. Всем хочется узнать, как построить солнечную электростанцию, и как сделать из солнечной энергии сделать электроэнергию.

– Ближе к источникам тока, человек будущего

– Я не человек будущего. Я даже не человек настоящего (микрофон фонит) Я долгое время жил под чужим именем.

И (пауза) я хотел признаться, что мое настоящее имя (пауза) не Павел Мельниченко! Мое имя… (пауза) Мое имя– Михаил Сергеев! Вот!

В зале устанавливается гробовая тишина, до тех пор пока стакан

с водой не падает из рук дамы и не разбивается вдребезги. Кичигин вскакивает, Градов просто хватается за сердце, зрители шумят и вскакивают с мест. Признание работника ГЭС о фальшивом имени приводит в шок местную публику, зал шумит, обсуждая эту новость, а Миша, бросив тубус и ватманы с чертежами, выскакивает из зала. Клава и Саша выбегают за ним на улицу, чтобы перехватить по дороге Мишу. Известие, сделанное им на весь зал их так же шокирует. Зачем Миша это сделал? И как теперь быть с отъездом в Москву? Выпустят ли его из Рыбинска? Однако догнать Сергеева удается лишь на площади рядом с памятником Ленина. Саша хватает друга за рукав. Тот от неожиданности чуть не падает на землю, однако во время удерживается на ногах и поворачиваясь к Саше, говорит быстро и радостно.

– Сашка! Саша! Как я рад тебя видеть!

– И я тоже рад! Но… (пауза) Я считаю наш разговор в Москве незаконченным. По этому приехал.

– Я приехал, чтобы сказать, что не смотря на то, что удочерил Машу, и хочу, чтобы Наташа стала моей женой, она любит только тебя. Она мне сама сказала.

Миша радостно улыбается, известие отличное. Он что-то хочет сказать Саше, однако их быстро прерывает Клава. Клава подходит поближе к друзьям и говорит тихо, внятно.

– Клавдия Николаевна Чугунова. Наташина подруга. Ну, здравствуй, человек будущего!

– Здравствуйте!

– Я с ней из Германии шла. Вот! Из Третьего рейха.

– Расскажи о Маше, Клава.

– Мы ее в сожженной деревне нашли, я ее отговаривала брать, как будто чувствовала, что в будущем могут быть сложности. А она в графе отец, когда документы оформляла, написала: Франсуа Трюффо. Трюффо-это француз, который с ней был в плену. Работал у фрау Мюллер. Его еще гестапо арестовало.

Миша быстро перебивает Клаву:

– Ребята, да вы не поняли ничего. Я никогда не верил, что Маша от француза, я это (Саше) сказал так, чтобы не больно было уезжать, и чтобы Наташа меня забыла. А теперь вот. Я свободен.

Он протягивает Саше старую газету со статьей об амнистии дезертиров от 15 августа 1945.Саша разворачивает газету и читает внимательно.

– Амнистия дезертиров по этой статье. Так что я свое имя восстановлю и вернусь в Москву. К ней,к Наташе моей! Понимаешь (Саше) Вот! Я ее люблю, она любит меня, я просто право на нее раньше не имел! Вот! Вообщем, буду подавать документы на реабилитацию.

– Ух ты! Вот это поворот сюжета!

– А вы когда в Москву уезжаете?

– Сегодня вечером! Вот! То есть я к себе, в город на Неве, он (кивая на Сашу) к себе в столицу.

Саша читает внимательно читает статью в газете, смотрит на Мишу ошарашено, неужели он зря притащил Клаву в Рыбинск? Он чувствовал себя неловко.

– Я поеду с Вами! (Саше) Саша, я побегу оформлять отгул, а (Клаве) с Вами давайте встретимся у шлюзов, и мне еще в барак за вещами.

– Хорошо.

– Только дождитесь меня.

Миша покидает озадаченных Клаву и Сашу, а сам бежит в сторону завода турбин. Сегодня был выходной,однако он был просто уверен, что застанет Кичигина на месте.

Клава же, оставшись одна, вместе с Сашей,с интересом стала рассматривать статью в газете «Правда». Статья была об амнистии дезертирам.

– Товарищ Клюев! Вы зачем меня с крана сорвали в разгар навигации?

Саша жмет плечами, отходит в сторону, чтобы прочитать газету до конца, а Клава тем временем решила съесть мороженное, которое продавалось в ближайшем ларьке близ клуба ДК.

Тем временем Миша ворвался в кабинет Кичигина, когда тот действительно был на месте. Сейф был открыт, начальник завода турбин быстро достал оттуда все документы Миши, а сам стал набирать по коммутатору местную милицию. Кичигин вовсе не знал об амнистии. А по инструкции по безопасности должен был немедленно сообщить куда следует о том, что документы у Павла Мельниченко «липовые».

По этому он быстро набирал номер на вертушке.

– Алле? Коммутатор? Кто разъединил? Соединить немедленно! (докладывает) Товарищ полковник, я говорю, что вины тут нет никакой. Да! Запрос принят и давно лежит на столе у Вас (пауза, слушает).Так кто же знал? (пауза) Да, все сходится, и наряд выслан (в трубку) Хорошо?!