Текст книги "Евразийская модель российского государства. Монография"

Современный исследователь Ю.С. Пивоваров называет предложенный евразийцами партийный проект одновременно продолжением и отрицанием ленинского[100]100
  Пивоваров Ю.С. Русская политика в ее историческом и культурном отношениях. М.: РОССПЭН, 2006. С. 38.


[Закрыть]. Евразийцы считали, что если российское государство продолжит развиваться под предводительством коммунистической партии, то революционные потрясения обессмыслятся, соответственно, была «необходима новая идеология и необходима, как носительница ее, новая партия, не менее одушевленная и сплоченная, чем первые большевики»[101]101
  Евразийство (опыт систематического изложения) // Мир России – Евразия: Антология / Сост.: Л.И. Новикова, И.Н. Си-земская. М.: Высш. Шк., 1995. 399 c. С. 272.


[Закрыть]. Естественно, в качестве носителей новой идеологии евразийцы видели себя. С этой точки зрения представляется интересным вопрос о существовании евразийства как некоторой организованной группы.

П.Н. Савицкий прямо связывал будущее евразийского течения и евразийского государства с образованием партии, решительно отмежевываясь от «внепартийных» эмигрантских течений: «сознанию уже преподносится новая партия евразийского месторазвития; партия, отвечающая традиции и потребности этого месторазвития – в сильной и собранной власти; партия, железная спайка которой проникнута духом братства; партия – со своей символикой и своей мистикой; партия, которая использует и включает в себя потребности и навыки русского сектантства – и обращает их на служение нравственным заповедям Церкви и мирскому государственному делу; партия, строящая культуру как систему»[102]102
  Савицкий П.Н. О внепартийности // Евразийская хроника. Вып. 8. Париж, 1927. С. 10.


[Закрыть], – писал он в заметке 1927 года. Однако партии, о которых говорят евразийцы, отличаются от партий в привычном смысле слова. В статье этого же года «Евразийцы и государство» Н.Н. Алексеев указывал, что правильнее квалифицировать евразийство как идеологическое объединение, которое ближе к ордену, нежели к политической партии.

Вопрос об отношении евразийцев к партийному режиму вызывал оживленную полемику в эмигрантских кругах. В 1927 году в Риге состоялся показательный диспут по итогам прочитанных Н.Н. Алексеевым лекций о евразийстве, где он объяснял позицию евразийцев по поводу защиты ими однопартийности: «…мы не можем допустить даже двух партий. Евразийцы открыто говорят о том, о чем другие предпочитают умалчивать. Если бы власть получил Струве, конечно, он не допустил бы Милюкова к сотрудничеству на условиях “непокорности”»[103]103
  Енисеев С. Диспут о евразийстве (письмо из Риги) // Евразийская хроника. Вып. 10. Париж, 1928. С. 70.


[Закрыть]. Сочетание подобной позиции с общей настроенностью евразийцев на практическую партийную борьбу было постоянным источником критики со стороны современников. Однако такой подход, признающий воплощение политической дискуссии в форме политической борьбы различных партий вредным и неуместным в российском государстве, отвечал евразийской доктрине сильного идеологического режима, при котором существование партий является функционально не оправданным, так как через механизм ведущего отбора партии заменяются реально выражающими интересы государства общественными слоями. В первую очередь, речь здесь идет о ведущем слое, который должен быть социальной опорой государства и выражать интересы всей нации. Советский режим с этой точки зрения принимался евразийцами в качестве исходного материала для дальнейшей эволюции. При этом отмечался ряд преимуществ этого режима: во-первых, имел значение сам факт установления сильной власти, контрастирующей с последним периодом императорского правления, поскольку именно такая власть отвечала условиям положения России-Евразии и привычке народа к сильной власти, во-вторых, имела шансы к воплощению идея органичного народного представительства, в-третьих, федеративный строй (с учетом определенных преобразований, о которых мы будем говорить ниже) также признавался подходящим для осуществления евразийских целей. Наряду с этими преимуществами имелись и недостатки, основным из которых являлась несовместимость идеологических моделей. Евразийцы признавали за революцией положительную роль, признавали достоинства Советской власти, однако отрицали чуждую, как они считали, для России коммунистическую идеологию.

«Задача России в будущем состоит в том, чтобы осознать наконец свою подлинную природу и вернуться к выполнению своих собственных исторических задач»[104]104
  Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока // Н.С. Трубецкой. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 260.


[Закрыть], – писал организатор и главный идеолог движения Н.С. Трубецкой.

Поэтому первым шагом при построении евразийского идеократического государства должна была стать замена коммунистического начала евразийским.

Подытоживая все вышеизложенное, сформулируем основные положения евразийского учения о Русской революции:

• феномен русской революции является основным концептом, сформировавшим весь каркас евразийских идей и послужившим толчком к появлению самого движения.

• Русская революция является следствием кризиса в обществе и государстве, подготовлена всем ходом исторического развития, антинациональной прозападной политикой правящих кругов, породивших раскол в обществе;

• стремление к социальной справедливости, заложенное в ментальности, русского народа привело к революционным событиям и строительству новых форм государственности;

• анализ «феноменологии» революции приводит к выводу о необходимости создания нового государства, в основе которого лежала бы евразийская идеологическая парадигма.

• анализ первых шагов молодой Советской власти дан с евразийских позиций.

Глава 3. Положительная миссия государства

Для человечества в его историческом развитии всегда характерно было стремление понять, что представляет собой государство и какова природа его ценностного наполнения. Палитра человеческих воззрений на государство очень широка и простирается от понимания государства как высшей и совершенной формы человеческого общества, отражающей Божественный миропорядок, до государства как явления неправедного, продукта космического несовершенства, нужного лишь постольку, поскольку оно мешает людям уничтожить друг друга и самих себя.

Евразийская государствоведческая концепция соотносит идею общественного прогресса с усовершенствованием государства, поэтому принципиальным моментом в ней является признание за государством положительной миссии и, соответственно, направленность всего устройства государственного механизма на осуществление этой миссии.

Как уже было указано, одним из евразийских мыслителей, в трудах которого наиболее полно обосновывается данная идея, был правовед и государствовед Н.Н. Алексеев. Он отмечал, что «идея государства так или иначе связывается с идеей совершенной человеческой жизни. Совокупность представлений о совершенной жизни человека мы называем общественным идеалом. Поскольку такой идеал связан с представлением о совершенном государстве и общении, постольку мы можем говорить об идеале государственном или политическом»[105]105
  Алексеев Н.Н. Общая теория государства. Вып. 3. Прага: Типография Комитета по обеспечению образования русских студентов в Ч.С. Р., 1926. С. 476.


[Закрыть]. Исследовав в своих трудах исторические взгляды на природу и сущность государства, Н.Н. Алексеев выделил две основные тенденции – абсолютизацию идеи государства и обесценивание этой идеи. С одной стороны, писал ученый, государство есть «организация мощи, – и история политической идеологии дает нам яркий пример идеализации этой мощи, возведения ее до пределов истинного совершенствования. Никакое иное из человеческих учреждений не было поднято на такую высоту, как государство и никакому другому учреждению не было приписано такого количества положительных качеств»[106]106
  Алексеев Н.Н. Общая теория государства. Вып. 3. Прага: Типография Комитета по обеспечению образования русских студентов в Ч.С. Р., 1926. С. 470.


[Закрыть]. С другой стороны, отмечал он, «никакая другая эпоха в истории человечества так не изобиловала теориями уничтожения или отмирания государства, как изобилует наше время»[107]107
  Алексеев Н.Н. О гарантийном государстве // Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 372.


[Закрыть], и заключал, что в настоящее время идея государства померкла[108]108
  Алексеев Н.Н. Идея государства. 2-е изд. СПб.: Лань, 2001. С. 344.


[Закрыть].

Как этатистские, так и противоположные им настроения существовали на протяжении всей истории человечества. Культ государства характерен практически для всех древних народов, примерами могут служить Китай, ассиро-вавилоняне, Египет и т. д. Для эллинов и римлян государство выступало как высшее богоподное существо, в позднюю эллинистическую эпоху развивается культ цезарей, который, будучи перенесенным на западно-европейскую почву, воплотился в идее царебожества[109]109
  Алексеев Н.Н. Общая теория государства. Вып. 3. Прага: Типография Комитета по обеспечению образования русских студентов в Ч.С. Р., 1926. С. 474–475.


[Закрыть]. Развитие идеи государства как абсолютной ценности продолжалось и дальше: «она была возведена на степень абсолютной идеи добра Патоном, обоготворена древними, провозглашена “действительностью и нравственной идеей” Гегелем»[110]110
  Алексеев Н.Н. Идея государства. 2-е изд. СПб.: Лань, 2001. С. 344.


[Закрыть]. Однако наряду с культом государства и монархов, Н.Н. Алексеев в своих работах указывал и на противоцарские настроения, связываемые им с христианским вероучением. Ученый отталкивался от положения, что существуют две позиции отношения христианства к государству – лояльная и враждебная, причем, согласно его исследованиям, политическая лояльность является элементом новозаветным, а враждебные настроения связаны с Ветхим заветом. Ветхозаветные предания описывают происхождение государства как процесс отпадения от Бога, следовательно, процесс греховный – история еврейских царств трагична. «Царство есть рабство …искание царства, – писал ученый, – можно сравнить с попыткой обрести тень под жалким кустом терновника. Безумен тот народ, который возжаждал царства. Самое желание его есть уже великий грех, за которым последует расплата»[111]111
  Алексеев. Н.Н. Идея земного града в христианском вероучении // Русский народ и государство М.: Аграф, 1998. С. 26.


[Закрыть]. Согласно ученому, дальнейшее свое развенчание идея государства находит в пророческих книгах и апокалипсической литературе. Пророки обличают культ царебожия, отвергают политику как нечестивое и греховное дело. В апокалипсической литературе «путь истории государства есть путь метафизической борьбы зла с добром, путь отпадения от Бога»[112]112
  Алексеев. Н.Н. Идея земного града в христианском вероучении // Русский народ и государство М.: Аграф, 1998. С. 33.


[Закрыть]. Таким образом, христианство понижает ценность идеи государства. Однако Н.Н. Алексеев считал, что толковать его в анархическом духе неверно, т. к. христианство не призывает к безвластию.

Самым ярким примером безгосударственного идеала общественной жизни является, конечно, учение анархизма. Характерна идея обесценивания государства и для воззрений марксистов, несмотря на что, что марксизм всегда старался отмежеваться от анархизма. Согласно классовой теории, в обществе, где исчезнет классовое принуждение, исчезнет и необходимость в государстве как аппарате этого принуждения. Государство, будучи основано на классовой борьбе и классовом угнетении, в своих старых формах должно было окончательно отмереть вместе с классовой организацией общества, дав дорогу некоей централизованной организации, занятой задачами технического регулирования. Однако, по мнению евразийцев, «марксизм представляет себе выход из государства как состояние не меньшей, но большей организованности. Можно, разумеется, это состояние не называть “государством”, но “организованным обществом”, но это ведь чисто терминологический спор»[113]113
  Алексеев. Н.Н. Идея земного града в христианском вероучении // Русский народ и государство М.: Аграф, 1998. С. 49.


[Закрыть].

Не отрицая реально наличествующей в любом государстве борьбы социальных групп, евразийцы, тем не менее, отказывались признавать подобные явления единственно важными. Любое государство преследует определенные цели, которые не могут быть сведены только к целям классовой борьбы: «…государство берет на себя задачи охраны жизни, имущества, здоровья, внешней и внутренней безопасности и т. д. не только имущих и сильных, но, хотя бы в неравной степени, и всех других»[114]114
  Алексеев Н.Н. На путях к будущей России (советский строй и его политические возможности) // Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 304.


[Закрыть]. Евразийцы отмечали, что с течением времени марксизм видоизменился, проникнувшись этатическими настроениями. На Востоке марксизм переродился в русский коммунизм, ставший предметом пристального изучения евразийцев. Однако, несмотря на близкую им идею сильной власти, большинство евразийцев считали марксистскую идеологию чуждой и опасной для российского государства, о чем мы уже говорили в первой главе и к чему мы еще вернемся ниже.

Иными словами, проблема совместного существования ставит перед людьми проблему организации общественного порядка, которая решается двумя способами: безгосударственным и государственным, иначе, путем анархизма и путем этатизма[115]115
  Алексеев Н.Н. Общая теория государства. Вып. 3. Прага: Типография Комитета по обеспечению образования русских студентов в Ч.С. Р., 1926. С. 485, 487.


[Закрыть]. Сторонники первого считают, что возможно достижение общественного идеала без государства и властного аппарата: каждый человек осознает свой долг перед другими, и на этой сознательной нравственной деятельности покоится порядок в обществе. Характерной чертой анархизма евразийцы считали признание безусловной ценности начала внутренней автономии как единственного принципа поведения. Человек, придерживающийся этого принципа, даже не опознавая себя как анархиста, все равно будет видеть в государстве неправедное образование. Согласно Н.Н. Алексееву, оправдание государства в данном случае сводится к признанию его как обусловленного внешней объективной необходимостью: «…истинная праведность ни в каких государствах не нуждается»[116]116
  Алексеев Н.Н. Общая теория государства. Вып. 3. Прага: Типография Комитета по обеспечению образования русских студентов в Ч.С. Р., 1926. С. 488.


[Закрыть]. Подобная моральная двойственность, по мнению ученого, тяжела для гражданина и вредна для государства. Для сторонников второго подхода личная способность к самоопределению не является достаточной: общественная жизнь требует от человека решения не только личных, но и общих вопросов, человек нуждается в советах и руководстве. Евразийское учение, очевидно, тяготеет ко второму.

Соответственно, для совершенной модели государства в равной степени не подходят ни те течения, которые связывают идею улучшения человека исключительно с идеей улучшения общества посредством усовершенствования социальных институтов, ни те идеи, которые призывают к свержению государства как такого: на место свергнутого государства на данном этапе исторического развития несомненно придет очередная организация, несущая в себе все те же начала, а попытка идеализации государственного строя бессмысленна в силу несовершенства самой человеческой природы и мироустройства. Однако речь здесь не идет о том, что нужно отказаться от государственного идеала как такового: необходимо учитывать его недостижимость, но в то же время всеми силами стремиться улучшить те стороны государственной жизни, которые поддаются этому улучшению. «Учение о государственном идеале, как оно нами построено, вытекает из самой природы государства и не является какой-либо утопической фантазией. Можно сказать, что каждое нормальное государство уже имеет некоторые задатки, свойственные государству совершенному. Дальнейшее развитие этих задатков не есть какая-либо неосуществимая мечта, но программа чисто реальной политики. И достижение любым государством сравнительного максимума совершенства есть задача вполне выполнимая, если только над ней серьезно работать. При этом нужно только раз и навсегда отрешиться от нелепой мысли, что, достигнув совершенного государства, мы тем самым очутимся в земном раю или в царстве Божием. Нужно раз навсегда уяснить, что приближение к политическому идеалу не только не разрешает всех основных вопросов человеческого бытия, но, наоборот, впервые ставит человека в такое положение, когда он без каждодневной суеты, спокойно становится лицом к лицу с необходимостью заняться решением этих вопросов. Совершенное государство не ведет в царство Божие, но дает человеку покойную возможность искать это вечное царство»[117]117
  Алексеев Н.Н. Общая теория государства. Вып. 3. Прага: Типография Комитета по обеспечению образования русских студентов в Ч.С. Р., 1926. С. 495.


[Закрыть], – заключал Н.Н. Алексеев.

Соответственно, перед тем как говорить о форме, которую должно принять «совершенное» государство, нужно понять, во-первых, всю утопичность идеи «земного рая», во-вторых, осознать относительность политических форм, в-третьих, принять существование положительной миссии государства. Признание принципов единства и взаимности как организующих основ государства должно быть отправной точкой для построения любого нормально функционирующего государственного организма.

Здесь необходимо отметить, что, говоря о данном механизме, в настоящей работе мы специально стремимся отойти от термина «государственное управление» и заменить его термином «управление государством». Это связано с тем, что в современной отечественной литературе существует несколько подходов к определению понятия государственного управления, и оно по-разному трактуется в юридической науке, социологии и политологии, общей теории управления, менеджменте и т. д. В узком смысле государственное управление обычно понимается как одна из форм государственной деятельности, носящая исполнительно-распорядительный или административный характер[118]118
  Лапина М.А. Административное право. Учебный курс (учебно-методический комплекс) [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://e-college.ru/xbooks/xbook065/book/index/index.html?go=part-003^*page.htm, свободный. Загл. с экрана.


[Закрыть], как деятельность исполнительного аппарата органов государственной власти. В широком смысле – это особый вид социального управления, совокупная деятельность всех ветвей власти, других государственных структур[119]119
  Государственное управление // Б.В. Россинский. Административное право: Словарь-справочник. М.: ЮНИТИ-ДАНА, Закон и право, 2000.


[Закрыть]. Российская и западная юридическая наука в XIX – начале ХХ в. также отличала государственное управление как вид государственной деятельности от деятельности законодательной и судебной и осуществляемый исполнительными (правительственными) органами и учреждениями[120]120
  Попов Л.Л., Мигачев Ю.И., Тихомиров С. В. Административное право России / Отв. ред. Л.Л. Попов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Проспект, 2010. С. 31.


[Закрыть]. Нас же интересует более широкая трактовка, поэтому, чтобы отойти от распространенного понимания «государственного управления» как реализации исполнительной властью своих функций, мы используем понятие «управление государством» и определяем его как деятельность по организации всех сторон государственной жизни, выявлению, установлению и реализации единых целей государства.

Евразийская доктрина ставила своей целью выявление подобных целей и формирование такого государства, которое признает данные цели и гарантирует претворение их в жизнь. Те задачи, которые обыкновенно решают государства, – обеспечение охраны жизни, здоровья и имущества граждан, распределение благ и т. д. не опираются на высшие ценности. Безусловно, они являются жизненно необходимыми, но в рамках евразийской доктрины этого недостаточно. Евразийство всегда подчеркивало роль христианского вероучения в жизни народов, населяющих евразийской пространство. С точки зрения евразийцев, идеал государственной жизни должен был быть реализован именно в христианском государстве, которое призвано не просто охранять и обеспечивать права свободы, но и выполнять основную христианскую задачу – задачу общественного служения и воплощения начал любви через воспитание творческой активности человека, через помощь людям в удовлетворении из культурных и духовных интересов[121]121
  Алексеев Н.Н. Общая теория государства. Вып. 3. Прага: Типография Комитета по обеспечению образования русских студентов в Ч.С. Р., 1926. С. 100–101.


[Закрыть]. Высшей задачей каждого человека является нравственное самосовершенствование: это внутренняя задача, которая не решается внешне-принудительными средствами, однако государство может и должно создавать все возможности для ее решения. Соответственно, главное право каждого человека – право на достойную жизнь и духовное развитие, и вся государственная политика должна быть подчинена в первую очередь обеспечению этого права. Таким образом, ценность государств базируется на ценностях высшего порядка.

Многие критики евразийства видели в подобных воззрениях опасный этатический пафос, например, Н.А. Бердяев писал, что «стремление к совершенному государству, организующему всю жизнь, есть нечестивое и безбожное стремление»[122]122
  Бердяев Н.А. Утопический этатизм евразийцев // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993. С. 303.


[Закрыть], однако в евразийской доктрине считается, что признание за каждым человеком задачи внутреннего самосовершенствования не противоречит стремлению усовершенствовать государственные институты, а, напротив, является отправной точкой для создания действительно эффективного механизма государственного управления.

Более того, согласно евразийской концепции, любое государство уже имеет в себе начала нравственности: законодательство практически любого государства содержит установленные нормы, несущие в себе определенные религиозно-нравственные начала, а то государство, в котором эти нравственные начала полностью вытеснены правовыми, неминуемо снисходит в «состояние принудительной тюрьмы или в состояние неорганизованной монархии»[123]123
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб.: Лань, 1999. С. 219.


[Закрыть]. Идея подчинения права началу нравственности, вообще характерная для евразийства, связывается, в частности, с христианским учением. Мы говорили выше, что наряду с враждебным отношением ветхозаветного христианства к государству евразийцы выделяли новозаветный принцип политической лояльности. Его содержание Н.Н. Алексеев, в частности, понимал следующим образом: существуют требования государства, исполнение которых есть праведное дело, и требования, исполнение которых есть грех. Первые, как бы ни были они тяжелы, необходимо исполнять, вторые – нет. «Только служение и жертва, – писал ученый, – делает правомерной власть»[124]124
  Алексеев Н.Н. Христианство и идея монархии // Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 57.


[Закрыть]. Эту же идею служения и жертвы мы видим положенной в основу отбора правящего слоя в евразийском государстве, о чем подробнее будет говориться ниже.

Таким образом, государство обретает смысл, признавая и воплощая в жизнь некую положительную миссию. Выявление этой миссии для российского государства в евразийской модели тесно связано, во-первых, с природно-географическим положением России и ее историко-культурным развитием, и, во-вторых, со сформировавшимися в ходе этого развития народными представлениями о справедливом государственном устройстве и управлении.

Разработкой теоретических оснований модели совершенного государства занимались многие евразийцы, и основные черты государственного идеала излагаются ими как в программных документах движения, так и в отдельных работах. Одной из подобных работ является «Теория государства: Теоретическое государствоведение, государственное устройство, государственный идеал» (1931) Н.Н. Алексеева. Это один из нескольких трудов ученого, в которых он описывал идеал государства, названного им в середине 30-х годов «гарантийным государством». В упомянутой работе ученый ставил вопрос о возможности создания такой общей теории государства, которая отразила бы произошедшие в начале XX века перемены в общественном сознании и политической жизни. Исследуя понятие государства, он выделил четыре элемента, из которых состоит государство: 1) территорию, 2) население или народ, 3) власть (как система властных отношений), 4) организованный порядок (механизм отбора и организации ведущего слоя)[125]125
  Алексеев Н.Н. Современное положение науки о государстве и ее ближайшие задачи // Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 403.


[Закрыть]. Представляется целесообразным рассмотреть их по порядку, описывая суть евразийского подхода к устройству государства.

Евразийская доктрина в своих теоретических основаниях исходила из положения об уникальности геополитического положения России и влиянии климатических и географических факторов на формирование государственной власти и протекание государственной жизни. Выдвинутая П.Н. Савицким концепция «месторазвития» прямо говорила об идее «предсозданности» Евразии к образованию на ее территории единого государства[126]126
  Савицкий П.Н. Геополитические заметки по русской истории // Савицкий П.Н. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997. С. 322.


[Закрыть]. Н.Н. Алексеев также отмечал, что понятие «месторазвития» особо подчеркивает «органический характер процессов исторической жизни человеческих обществ на определенной земле»[127]127
  Алексеев Н.Н. Современное положение науки о государстве и ее ближайшие задачи // Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 407.


[Закрыть]. Помимо этого, нельзя было обойтись без рассмотрения территориальных особенностей пространства России-Евразии в силу того, что евразийское движение преследовало сугубо практические цели построения в данном пространстве совершенного государства.

С понятием «месторазвития» и территориальными особенностями России-Евразии тесно связан подход ко второму элементу государства – народу, населяющему данную территорию. Интересно, что именно в этот исторический период органическая теория пришла к идее о существовании особых социально-культурных личностей, которую одновременно развивали, в частности, в России – Н.С. Трубецкой, в Германии – О. Шпенглер. Морфология месторазвития, выявленная и описанная Н.С. Трубецким в природно-географическом, историко-культурном, антропологическом и ментальном ракурсах, привела его к обоснованию культурологического значения пространства.

Народ рассматривался евразийцами как органическое единство, для вхождения в которое определяющим является вопрос о причастности к тому или иному культурному миру. Подобное определение опирается на уже упомянутую нами в предыдущих главах трактовку культуры как «симфонической личности», разработанную Л.П. Карсавиным и введенную в евразийский понятийный аппарат Н.С. Трубецким. В противоположность концепциям, где единицей общественного бытия считался отдельный субъект, индивид, Л.П. Карсавин использовал понятие «симфонической личности», элементы которой органично связаны и раскрывают себя только во взаимодействии, образуя некое единство. В такой трактовке народ выступает как организованное и согласованное иерархическое единство социальных групп, а культура народа – симфоническое единство более частных культур[128]128
  Карсавин Л.П. Основы политики // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993. С. 176–177.


[Закрыть]. «Культурная личность, – писал Н.Н. Алексеев, – есть соборное единство всех входящих в культуру наций»[129]129
  Алексеев Н.Н. Современное положение науки о государстве и ее ближайшие задачи // Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 442.


[Закрыть], – а нация, в свою очередь, «есть соборное единство всех индивидуумов, своеобразно отображающих в своих состояниях особенности национальной жизни»[130]130
  Алексеев Н.Н. Современное положение науки о государстве и ее ближайшие задачи // Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 442.


[Закрыть]. Народ России, таким образом, – это особая культурная личность, представляющая собой соборное единство всех евразийских народов. Национальный идеал евразийства исходит из концепции симфонического «единства во множестве». Его определяющим понятием, по мнению Н.С. Трубецкого, является «общеевразийский национализм», то есть каждый народ имеет право на национальное самоопределение, более того, должен ощущать национальную самобытность. Однако народы, населяющие Россию-Евразию, связанные общими задачами, представляют собой единую евразийскую нацию, и осознание этого представления является одним из важнейших факторов, объединяющих евразийское государство[131]131
  Трубецкой Н.С. Общеевразийский национализм // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993. С. 98.


[Закрыть]. Н.Н. Алексеев, в частности, отмечал, что «нельзя объединить государство иначе, как обращаясь к сознательности, ища в душах народных того стремления, которое способно создать солидарность, послужить основой для объединения»[132]132
  Алексеев Н.Н. На путях к будущей России (советский строй и его политические возможности) //Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 367.


[Закрыть]. Русская культура – сверхнациональна и «соборна», несет в себе «вселенское» начало, а потому Россия должна взять на себя особую освободительную миссию: «Всякая будущая русская международная политика, если она хочет быть истинно великодержавной и мировой, должна исходить из тех же общих принципов, должна строиться на сознании великой русской миссии, великого русского служения несчастным и угнетенным»[133]133
  Алексеев Н.Н. На путях к будущей России (советский строй и его политические возможности) //Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 367.


[Закрыть].

Евразийское государство, таким образом, это наднациональное образование, построенное на принципе автономии входящих в его состав земель. Областное деление в нем происходит в соответствии с принципом национального самоопределения, а Россия играет роль центра, задающего политический идеал.

Следующие два элемента – власть и организованный порядок – также органически связаны с первыми двумя. Официальное закрепление отношений властвования находит свое отражение в государственном устройстве, учение о котором, согласно Н.Н. Алексееву, в свою очередь складывается из учения об организующих началах государственной жизни и учения об организованном порядке. Организующие начала государственной жизни во многом детерминированы природно-географическими и социокультурными факторами, а потому требуют при рассмотрении учета следующих аспектов.

Во-первых, как уже говорилось, культурная компонента в государственном устройстве превалирует над национальной и расовой, более того, в евразийской доктрине само государство является вторичной формой бытия культуры: «государство есть сама культура в ее единстве и в качестве единства многообразия, т. е. принципиально государство объемлет все сферы жизни»[134]134
  Евразийство. Опыт систематического изложения // Мир России – Евразия: антология / Сост.: Л.И. Новикова, И.Н. Си-земская. М.: Высш. шк., 1995. С. 263.


[Закрыть]. Более того, в силу необходимости осуществлять признанную за государством положительную миссию, во всех сферах общественной жизни оно должно играть активную роль. Однако последнее несет в себе определенную идеологическую опасность – подобное государство рискует превратиться в государство доктринальное, считающее необходимой полную идеологическую организацию общественной жизни и всеми средствами принуждающее граждан к исповеданию определенного мировоззрения. Впрочем, противоположность доктринального государства – либеральное государство – тоже не соответствует евразийским целям. В либеральных государствах произошла секуляризация личной нравственности от принудительно установленного государством общественного быта[135]135
  Алексеев Н.Н. Религия, право и нравственность. Париж: YMCA PRESS, 1930. С. 30–31.


[Закрыть]. Такое государство стремится к автономной морали и, по сути, превращается в «ночного сторожа» – оно берет на себя только функцию защиты граждан в случае нарушения их прав. Необходимо, считали евразийцы, избежать обеих крайностей и создать такую модель государственного устройства, где органично бы сочетались охрана прав и свобод отдельного гражданина и социальная помощь со стороны государства, право личности на духовную свободу и единая государственная политика, типичная для Запада нацеленность на посюсторонний мир и свойственное Востоку внимание к миру потустороннему. Государство не должно считать себя совершенным образованием, не должно смотреть на себя как на тоталитарную принуждающую организацию и не должно отождествляться с Церковью.

Во-вторых, в евразийской концепции сущность государства зависит от этоса проживающего на территории данного государства народа, т. к. народ не является простой физической совокупностью индивидов, населяющих определенную территорию, а представляет собой особую культурную личность. Следовательно, устойчивым будет только такой государственный строй, который найдет народную поддержку. Представляется логичным, что такой строй должен являться воплощением государственного идеала русского народа, под которым мы далее будем понимать совокупность народных представлений о наилучшем государственном устройстве.

Данный идеал наиболее подробно исследован в евразийских трудах Н.Н. Алексеева. В частности, в работе «Русский народ и государство» (1927), посвященной поискам русского государственного идеала, ученый описывал ряд важнейших особенностей народного менталитета и русской истории, определивших вид народного идеала.

Одной из таких черт, которая нашла свое отражение в народных воззрениях на государственный идеал и оказала влияние на всю историю развития России, Н.Н. Алексеев считал правдоискательство. Ученый писал: «Как бы мы ни оценивали российскую революцию, одно несомненно: в ней проявилось громадное напряжение русского народа в искании политической и социальной правды»[136]136
  Алексеев Н.Н. На путях к будущей России (советский строй и его политические возможности) // Там же. С. 289.


[Закрыть]. Осмысление роли революции играло важную роль во всей евразийской парадигме: евразийское движение было пореволюционным в своих истоках и ставило своей целью найти такой выход из революции, который отвечал бы задаче построения особого евразийского мира и при этом органически продолжал историю становления новой России.

Как уже указывалось, согласно евразийской доктрине, революция явилась закономерным итогом раскола между народом и властью и отчуждением правящего слоя и интеллигенции от исконно русской культуры. Н.Н. Алексеев, в частности, считал, что резкий разрыв в духовной жизни высших классов и широких народных масс[137]137
  Алексеев Н.Н. Русский народ и государство // Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. С. 68.


[Закрыть] является одним из важнейших факторов, который необходимо принимать во внимание при исследовании истории русского государства. Он подчеркивал, что воззрения высших классов представляли собой в основном отражение западноевропейских взглядов, в то время как духовная жизнь народа была самобытной. Современные исследователи также обращают самое пристальное внимание на разобщенные взгляды власти и народа. Так, например, В.Н. Жуков отмечает, что одним из первых источников начала формирования отчужденно-социальных отношений и внесения внутренней двойственности в общественные отношения стала деятельность Ивана Грозного в отношении создания централизованного государства, когда произошло резкое противопоставление начал «земства» началу «царства»[138]138
  Жуков В.Н. Общественный идеал России в социальной философии славянофильства: Автореф. дис. …докт. фил. наук. М.: 2000. С. 30.


[Закрыть]. В будущем эта двойственность только усилилась, затронув все стороны государственной и общественной жизни. Современный исследователь Г.И. Курган, анализируя явление общественного раскола России, отмечает, что в Петербургской России к социальным противоречиям между «господами» и «народом» добавились культурно-исторические, и население оказалось разделенным на две «обособленные культурно-социальные общности […] отдельные народы со своими культурами и обычаями, со своими нравами, привычками и даже языками»[139]139
  Курган Г.И. Русский раскол (историософия общественного раскола России от его возникновения до наших дней). 2-е изд., перераб. М.: Изд-во Нац. Института бизнеса, 2004. С. 101–102.


[Закрыть].