Текст книги "Любящие сестры"

Долли, как сейчас, видела ее четко очерченный силуэт на фоне яркого солнца, льющегося в окно кухни. Мама Джо стоит у стола возле раковины и гладит белье с волосами, накрученными на бигуди, в цветастом платье обшитом тесьмой по горловине и на карманах. Приемник, стоящий на морозилке включен, и она подпевает Мэй-бель Картер: «Это, наверно, замкнутый круг». В тот вечер она собиралась пойти в церковь, чтобы помочь преподобному Дэгету подготовиться к завтрашнему ежегодному благотворительному базару. Внезапно повернувшись к Долли, порхающей по кухне в состоянии эйфории, и уставив на нее глаза-буравчики, мачеха презрительно сказала: «Всем давно известно, что это чушь собачья. Они готовы дать стипендию хоть одноногому цыпленку, лишь бы этот дурачок выложил им крупные денежки за полный курс».

Вот и теперь, как когда-то в детстве Долли почувствовала что самого лучшего ей никогда не достается, потому что она никогда не может получить первого места «Но ведь он пока еще здесь, со мной. Мой самолет еще не улетает».

– Хватит разговоров, – прошептала она. – Я уже устала от слов. Лучше обними меня. – И, улыбаясь сквозь слезы, не обращая внимания на сердечную боль, протянула к нему руки, – До самолета еще целых три часа. В нашем распоряжении такая большая кровать, а мы зря теряем время!

16

Энни оглядывала гостиную Долли, заполненную гостями. За те несколько месяцев, пока ее не было, здесь ничего не изменилось. Возле камина, как и прежде, стоял обитый белой кожей диван, который всегда напоминал ей гигантский измельченный корень алтея. За диваном, под прямым углом ко входу в столовую, расположился довольно нелепый бар с кожаным основанием, усеянным пуговичками гвоздей. Этот анахорет начала шестидесятых годов вызвал у Энни улыбку. Ей представился Рок Хадсон в смокинге, потягивающий сухой мартини с оливкой, опершись локтем на его лакированную поверхность. Ностальгическую нежность вызвала у нее даже так называемая скульптура – самая уродливая груда гипса, какую ей только приходилось видеть как украшение стерео-кабинета.

«Но что-то все-таки изменилось. Я сама».

Она испытывала то же чувство, как когда-то, посетив свою начальную школу через некоторое время после выпуска. Как будто родное, но в то же время чужое место. Неужели прошло всего три с половиной месяца? Энни глядела на Долли в элегантном, рубинового цвета, бархатном платье с низким вырезом, расшитом маленькими искусственными бриллиантами, стремительно снующую между гостей, словно экзотический попугай, и ей казалось, что она смотрит на все это через окно.

Она снова огляделась, всматриваясь в окружающие лица, ища среди них то единственное, которое убедило бы ее, что она по-настоящему дома.

Джо.

Где же он? Вчера, когда наконец добралась до дому, она была не в силах с кем-то разговаривать и сразу легла спать. А сегодня вечером ее вывел из дремоты телефонный звонок Долли, которая сообщила, что ее водитель заедет за Энни через час и к тому времени она должна нарядиться в свое самое соблазнительное платье. Тетка, как оказалось, решила устроить ей маленький праздник возвращения – то, чего ей сейчас хотелось меньше всего. Но отказываться было поздно – все уже, как говорится, «на мази». Осталось только выразить заботливой тетушке свою признательность.

Но как бы ни была заботлива ее тетушка, ей, конечно, невдомек, что единственный, кого Энни хочет сейчас видеть, это Джо, а до гостей, половину из которых она даже не знает, ей просто нет дела. Какое было бы счастье оказаться сейчас с ним вдвоем где-нибудь в тихом месте, чтобы можно было…

Но надо быть осторожной. Что, если он не хочет быть с ней? Вдруг он за это время нашел кого-нибудь?

Она ощутила укол ревности и сразу вспомнила об Эммете. Дремлющее желание встрепенулось глубоко внутри, где-то под кружевным краем ее атласного лифчика цвета слоновой кости, который он подарил ей на прощанье. «Разве я имею право ревновать?»

Но ведь у нее совсем другое… она не любит Эммета… по крайней мере, не так, как Джо, всей душой и телом.

Энни взглянула на часы. Почти половина десятого. Черт, где же он? Если кто-нибудь спросит ее, как выглядит Париж, она просто завизжит. Звонки в дверь, возвещающие приезд новых гостей, давно прекратились. И два официанта в смокингах уже начали обносить присутствующих блюдами восхитительно сервированных бутербродов с креветками, пирожками с крабами и грибами.

Энни взглянула на свое отражение в огромном стекле окна, выходящего на перекресток Мэдисон и Пятой улицы, за которой тянулся Центральный парк. Она, наверно, слишком вызывающе оделась. Что подумает Джо?

Это не ее стиль, это верно, зато шикарно – как парижанка. Черное шелковое платье ниже колен, обтягивающее бедра, украшенное только ниткой искусственного жемчуга на шее, спускающейся за глубокий вырез платья. Она была так одета в последний вечер в Париже с Эмметом. По его настоянию у них был безумно дорогой обед в «Тайеван», оба много выпили и затем провели ночь у Эммета… С ума сойти, неужели она могла проделать такую штуку с этим кусочком льда? Эммет объяснил ей, что надо сделать. Даже теперь она ощущала холод между пальцев и неистовую спазму, которая сотрясала все тело Эммета, стоило ей вложить лед в складку кожи под его мошонкой в тот момент, когда он должен был кончить…

Внезапно заметив, что вся дрожит, с лицом, красным от волнения, она поспешно отогнала запретные мысли.

Эммет. Он дал ей пережить такое… и совершить такое… о чем она прежде даже не догадывалась. Снова и снова он приводил ее в состояние полной потери себя. Это доставляло радость, но и пугало тоже. По утрам, просыпаясь рядом с ним, она чувствовала себя разбитой, стыдясь вспоминать то, чем они занимались ночью, и почти дрожа от ужаса перед тем, что им еще предстоит. Но, не смотря ни на что, ее сжигало неутолимое желание завладеть им, обернуться вокруг него, держать его глубоко внутри, как свою собственную пульсирующую сердцевину.

Увидит ли она его хотя бы еще один раз? Он говорил, что, может быть, приедет в Нью-Йорк, только не сказал, когда. Но, собственно говоря, какая разница, когда он приедет? То, что было в Париже, никогда не произойдет в Нью-Йорке, она просто не допустит этого! Хотя при этой мысли в душе поднимается тяжелое чувство сожаления… вместе с наивным желанием снова пережить все те неистово сладкие ощущения, которыми он наполнил ее до краев.

«Ну хорошо, пускай у меня был необыкновенный секс с Эмметом. Но это не имеет никакого отношения к моим чувствам к Джо».

Выкинув Эммета из головы, Энни решительно пошла через всю комнату к бару, с удовольствием прислушиваясь к легкому шуршанию своих дымчатых шелковых чулок – настоящих чулок из «Труа Картье». Наверное Джо не узнает ее. К тому же она сделала совсем короткую стрижку. И стала похожа, как сказала Долли, на Одри Хепберн в «Сабрине». И в довершение своего нового облика она приобрела у торговца на улице Сен-Пэр пару огромных колец в уши – деликатное сплетение серебряных проволочек и стеклянных бусин. Покачиваясь в ушах, они сверкали, словно канделябры.

«Когда он посмотрит на меня, он усомнится, та ли я, кого он знал. Он…»

Внезапно раздался похожий на ржание смех. Она взглянула налево и увидела женщину, очевидно, уже подвыпившую, рядом с Майком Дрейзером, поставщиком фирмы Пьера. Это был солидного вида господин с седыми усами, не сводивший глаз с Долли, которая, вспорхнув на стеклянный журнальный столик, любезничала с мужчинами, расположившимися на кушетке. У пианино нанятый Долли студент играл под Бобби Шорта, импровизируя некое переложение для джаза известного хита «Роллинг Стоунз» «Рубиновый вторник».

«Пора выйти из спячки», – подумала Энни. Надо хоть с кем-то пообщаться. Вон та женщина, тонкая, как былинка, в кашемировом платье, не Бэтси ли Адлер, которая играла вместе с Долли в фильме «Дамы в цепях»? Мужчина с унылыми глазами и большим животом, стоящий рядом с ней, казался смутно знакомым. А, да, ведь это Билл, пьяный Санта-Клаус, работавший у Мейси. Благодаря Долли он стал теперь консьержем в ее доме. Можно быть уверенным, что никто никогда не обвинит Долли в снобизме. Но Энни все-таки была не расположена сегодня ни к какому общению.

Пробравшись мимо группы гостей, устроившихся возле бара (интересно, кто они все такие?), Энни взяла бокал шампанского, предложенный барменом. У другого конца бара сидела Лорел и тоже с чем-то вроде шампанского. Лицо сестры было печальным, и Энни забеспокоилась. Когда они встретились на аэровокзале, Лорел казалась абсолютно счастливой. Но уже в машине Энни заметила, что с ней что-то не так.

С Лори что-то произошло. Она как-то осунулась. Энни сразу заметила это, но до сих пор не придавала значения. В лице была лихорадочная возбужденность, тревожившая Энни, хотя каким-то непостижимым образом это делало Лорел еще прекраснее. Она была без косметики, а из украшений – только улыбка. В персикового цвета платье, вероятно, сшитом ею самой, и с шелковой орхидеей в волосах, она затмевала всех женщин в гостиной.

Только один раз в жизни Энни видела такой пылающий румянец у сестры – когда ей было шесть лет и она болела пневмонией. Внезапно Энни вспомнила, что сегодня утром Лорел отказалась от завтрака.

«Неужели у нее опять начинается нечто подобное?»

Она подошла к Лорел и села рядом с ней на табурет.

– Что с тобой, зайчик? У тебя невеселый вид. Наверно, вечеринка не в твоем вкусе? Ни «Благодарных мертвецов»,[23]23
  «Грейтфул Дэд» – рок-группа 60-х годов, принадлежавшая к андеграунду.


[Закрыть] ни черных фонарей, ни раскрашенных физиономий, да?

Лорел пожала плечами, но все же слегка улыбнулась на шутку Энни:

– Да, я действительно здесь не на месте.

– Как и я, – призналась Энни. – Мне тоже здесь не по себе.

– Ну что ты, ведь ты здесь почетный гость.

– Я понимаю, Долли хотела как лучше. Она всегда хочет, как лучше. Я ей благодарна за это. Но…

– Но, – повторила Лорел.

– Помнишь, она взяла на прокат белый прогулочный лимузин, когда ты собиралась на бал на первом курсе?

Лорел поморщилась:

– Ой, помню! Красные сиденья. Цвет красной лакрицы. Я чуть не умерла от стыда. И еще бар! Пока мы ехали, Рик просто сидел, уставившись в окно, словно хотел в туалет и не мог дождаться. Нет, это было ужасно! Если бы не Джо…

– А, я помню, – закончила со смехом Энни. – Его видавший виды «форд» оказался тебе весьма кстати.

Она слышала эту историю столько раз, что знала каждую мелочь, словно видела все своими глазами. Вместо бала Лорел отправилась в ресторан к Джо, который с улыбкой конспиратора вручил Рику ключи от своей машины, а сам добрался до дому в лимузине, который они бросили на обочине. Через несколько часов Лорел вернулась с розами на щеках и искрами в глазах, которые, видимо, не имели никакого отношения к Рику Уорнеру.

– Вы с Джо часто виделись летом? – спросила Энни, стараясь не придать вопросу чрезмерной заинтересованности. Но он все равно прозвучал фальшиво, на слишком высокой ноте.

Реакция Лорел была поразительна. Вспыхнув, она отвела глаза. Поставив стакан, принялась указательным пальцем разбивать поднимающиеся со дна пузырьки.

Энни охватила паника. Неужели Джо кого-нибудь нашел? Тогда понятно, почему Лорел так расстроена. «Боже, она же ревнует!»

Как глупо было с ее стороны дурачить самое себя, отгоняя мысль о том, что чувства Лорел к Джо не просто детская влюбленность. Разве Лорел хоть когда-нибудь влюблялась? В школе, когда все ее друзья бредили Полом Маккартни и Миком Джеггером, она была единственной мудрой женщиной с маленьким детским личиком, которая гораздо больше интересовалась малышами Ривки, чем рок-звездами.

«Тихие воды глубоки» – поговорка как раз про Лорел.

– С Джо? – пробормотала наконец она. – Не часто. Я ведь очень занята. – И, слизнув каплю шампанского с мизинца, выдавила слабую улыбку. – Хотя я даже не предполагала, что работа в художественном отделе Бюро рекламы состоит главным образом в том, чтобы чинить карандаши, опорожнять корзины с мусором, приносить сотрудникам кофе.

– Джо, наверно, тоже был сильно занят? Я имею в виду рестораном, да?

– Наверное.

Энни помолчала, ожидая чего-нибудь еще, но Лорел, казалось, была уже далеко, в своем собственном мире.

– Ты, случайно, не знаешь… – начала Энни. «…Не встречается ли он с кем-нибудь?» Нет, она ни за что на свете этого не скажет! Лорел может подумать неизвестно что. Кроме того, если Джо встречается с женщинами, он никогда не делает из этого тайны. Это бывало очень редко, и он сам рассказывал ей.

– …он придет сегодня сюда? – закончила Энни слабым голосом.

Он, конечно, обещал Долли, но в последнюю минуту могло что-нибудь произойти в ресторане.

– Не знаю. – Лорел взглянула на Энни, отбросив со щеки локон. Ее глаза были странно воспалены. – Я давно не видела его.

Энни пожала плечами:

– Может, его что-то задержало?

– Конечно. Может быть.

Среди гостей мелькнуло знакомое лицо. Глория де Вит, давняя помощница Долли. Вот уж кто не пропустит ни одной вечеринки! В ярко-розовом мини-платье, с огромными серебряными кольцами в ушах, с пышной прической «под африканца», которая торчала, как рождественский венок, она с энтузиазмом помахала Энни рукой с другого конца комнаты. Уже сколько?.. Ах да уже четыре года, как Глория ушла из магазина Долли и стала заниматься рекламой для «Войс». Теперь она уже там, наверно, за менеджера.

– Я вижу одну свою знакомую, пойду поздороваюсь с ней, – сказала Энни. – Поговорим потом.

Она встала с табурета и подошла к Глории. Та встретила ее с таким видом, словно они расстались не долее чем несколько часов назад.

– Ну как, приятно возвращаться домой? – положив руку на плечи Энни, спросила Глория. – Как там в песне поется: твое сердце осталось в Париже?

– Это не обо мне. Я была слишком занята, работала, как рабыня, – усмехнувшись, ответила Энни.

А что, это до некоторой степени верно. Она действительно была в рабстве. У Помпо.

– А какая же о тебе? «На жарком юге Франции все без штанов, но с глянцем»? Или опять не угадала?

Энни засмеялась. Воображение снова вернуло ее к Эммету, голому, только в своих ковбойских сапогах, стоящему перед ней на полусогнутых ногах, а она…

«Что же это такое! Неужели я уже ни о чем другом не могу думать?»

И, изо всех сил отгоняя вновь охвативший ее трепет, заставила себя сосредоточиться на Глории.

Но Глория уже смотрела куда-то поверх ее плеча.

– Между прочим, я вижу кошку, которая знает, чье сало съела, – лукаво сказала она.

Сердце Энни екнуло. Она обернулась так резко, что едва не расплескала бокал, крепко зажатый в руке.

– Джо! – воскликнула она но он был далеко и не слышал.

Он вошел в комнату из зеркальной прихожей и, улыбаясь, здоровался с гостями. Высокий, непринужденный мужчина, красивый, как Грегори Пек, одетый в выцветшие чистые брюки цвета хаки и свежую белую рубашку. На плечо накинута летная тужурка времен второй мировой войны. Стекла круглых очков в металлической оправе забрызганы сентябрьским дождем, который к тому же скрутил колечками концы его неровных каштановых волос. Небольшой дождик, как и предсказывали по радио. Никакой бури. Но в душе Энни поднялся настоящий ураган.

Их взгляды встретились, и она вдруг соединилась с ним… хотя на самом деле не тронулась с места. Будто противоположные углы комнаты сдвинулись под непреодолимой силой притяжения двоих.

В следующий миг он был уже в пределах досягаемости – стоял так близко, что она ощутила свежий осенний запах дождя. И снова не сделала по направлению к нему никаких движений. Просто стояла, прикованная к месту невыносимым смущением, которое дребезжало в груди назойливым колокольчиком.

«Он не любит меня. И никогда не любил». Отчаяние охватило ее, жгучее, скручивающее каждый нерв.

Наконец губы произнесли первое пришедшее в голову:

– А я думала, ты уже не придешь.

– Да, я сильно припозднился, – ответил он. – Пробка на шоссе. На Парк-авеню прорвало трубу. Проехать вообще было невозможно. Я просто отпустил такси и последние несколько кварталов шел пешком. – Он провел по своим влажным волосам, пропуская их сквозь растопыренные пальцы, и крутые завитки покрыли всю голову. – Ну что, с возвращением?

Последние слова были сказаны с таким же смущением, какое чувствовала Энни.

Она увидела, что он глядит на Лорел, затем снова перевел глаза на нее. Что все это значит?

– Спасибо, – ответила она.

– Ты сегодня очень красивая, – не сводя с нее взгляда, произнес он.

Она тоже смотрела ему в глаза:

– Ты отрастил волосы.

– А ты подстриглась.

Она бессознательно дотронулась до своей обнаженной шеи:

– Тебе нравится? Я чуть не заплакала, когда в первый раз увидела. Но парикмахерша вообще не понимала по-английски. Наверно, подумала, что я истеричка.

– Ты что! Ты выглядишь потрясно. Я тебе говорю.

– Хочешь шампанского? – решилась она на светский разговор. В голосе появился легкий, мелодичный перезвон.

– А если я скажу «нет»? – стараясь рассеять ее нервозность, поддразнил он. Ему это удалось… совсем немного.

Она улыбнулась:

– Но если Долли заметит, что ты без бокала, она поднимет бучу.

– Ну, если так, – отозвался он и взял ее за руку. Холодные длинные пальцы обернулись вокруг ее ладони, – нам лучше скрыться, пока она не заметила.

И он повел ее к выходу в столовую.

Несколько официантов хлопотали возле стола, представлявшего собой тяжелую плиту матового стекла, установленную на единственном мраморном столбе. Вокруг, словно ледяное арктическое море, распростерся голубой китайский ковер. Ореховые панели, оставленные от прежних времен, были выкрашены серебристо-белой краской. Над столом висела люстра в виде огромного подсвечника. Симметрично закрепленные электрические свечки были украшены хрустальными подвесками, которые переливались, как солнечные блики на воде. Молодые официанты в белоснежных рубашках быстро ставили блюда для ужина. Один из них обернулся к Джо и дотронулся рукой до лба, шутливо отдав ему честь.

– О, я вижу устрицы белон уже здесь, – сказал Джо маленькому рябому парню с темными волосами, завязанными хвостиком на затылке. И указал на поднос со вскрытыми устрицами, уложенными на колотый лед. – Прекрасно! А я боялся, их не успеют доставить вовремя.

– Почему же? – отозвался парень, пожав плечами, и ушел на кухню.

– Это ты поставляешь устриц? – прошептала Энни. – Долли мне не говорила.

– Хотела сделать тебе сюрприз.

– Я в восхищении. Это же чудесно… Я их обожаю. На самом деле сейчас она не смогла бы взять в рот ни кусочка.

– Все мои проблемы с обеспечением поставок практически решены. Осталось только расширить мои помещения, они совсем не рассчитаны на такие объемы. Этим я тоже понемногу занимаюсь.

– По-моему, ты этим уже давно занимаешься, только есть ли в этом какой-нибудь смысл? Ты ведь даже не выкупил здание. – Переключившись на свои привычные разговоры о работе, она почувствовала такое облегчение, как человек, снова надевший удобные домашние тапки. Теперь она полностью была в своей тарелке.

«Хватит дожидаться цветов и поцелуев, – твердо решила она. – Мы просто друзья».

– Как раз это я уже сделал.

– Джо! Не может быть! Ты действительно владеешь домом?

– Ну в основном им владеет банк, но документы на мое имя. Я был страшно рад. Бывший владелец поторопился освободить его – понадобились деньги для другого. Я бы тебе написал, но все формальности закончились только на прошлой неделе. А говорить что-то заранее, пока дело не закончено, мне не хотелось.

Энни быстро прикинула кое-что в уме.

– Но если так, сроки ипотечных платежей сильно увеличатся… к тому же здание на… – Заметив, что на лбу его собрались недовольные морщинки, она спохватилась. Вечно ей хочется зараз обскакать весь мир! И неуверенно закончила: – Ну, в общем, сам догадаешься.

– Да, дела идут. Только знай поворачивайся. – Он снял очки, все еще усыпанные дождевыми каплями, и протер носовым платком. Энни едва подавила нелепое желание провести пальцем по розовым намятинам, оставшимся от оправы по обеим сторонам носа. – А ты как? Когда собираешься приступить к делу?

– Вот съезжу в Лос-Анджелес, вступлю во владение наследством.

Уэлс Фарго из Лос-Анджелеса сообщил ей письмом, что деньги ее в целости и сохранности, все двадцать пять тысяч плюс проценты, накопившиеся за годы. И поскольку ей осталось до двадцати пяти лет всего несколько месяцев, ее поверенный мистер Кроуфорд обещал выдать их пораньше, как только будут оформлены все бумаги.

Джо взглянул на Долли, прошедшую мимо них в кухню, и спросил:

– Место у тебя уже есть, да?

– Да, Долли меня благословила. Говорит, что конкуренция со мной будет помогать ей держаться в форме.

– Я тоже желаю тебе удачи. Хотя уверен, ты в этом не нуждаешься. Тебе можно смело поручать даже дела государственной важности.

Энни вдруг обиделась. Что он имеет в виду? Что она суперменка? Если она кое в чем преуспела, это не значит, что у нее не может быть неудач и страхов. Как будто он не знает, как она волнуется! Ее все время что-то гнетет. А по временам нападает такое отчаяние, что вообще нет сил, и тогда она просто лежит целый день в постели, накрывшись с головой одеялом.

Ей и сейчас страшно. Неужели он не понимает? Не слышит, как стучит ее сердце?

Глаза ее наполнились слезами.

Внезапно Джо потянул ее в сторону, через крутящиеся двери в чулан, который некогда служил буфетной. Там было пусто. Глубокие встроенные шкафы загораживали стены. В прежние времена там хранилась посуда и столовое белье. А теперь Долли убирала туда зимние вещи на лето. Сквозь крошечное окошко с толстой рамой проходил скудный свет, оставляя помещение в полумраке. Пахло средством от моли и полиролью для серебра. Но Энни этого почти не заметила. Она была переполнена присутствием Джо. Он здесь, в темноте, так близко, со свежим осенним запахом и теплотой, исходящими от него.

Он тронул ее щеку, и прикосновение было таким нежным, что она чуть не расплакалась по-настоящему.

– Я представлял себе это совсем по-другому, – тихо сказал он.

– Только не говори, что ты скучал обо мне, а то я заплачу. По-настоящему. И тебе будет казаться, что ты снова попал под дождь. – Она схватила в горсть его белую рубашку на груди и требовательно, с отчаянием прошептала: – Нет, скажи! Если не скажешь, то я буду плакать, когда приду домой. Сама не знаю, что хуже. Хочешь, я первая скажу? Джо, я очень скучала. Меня так глодала тоска, что, наверно, у меня внутри теперь дыра.

Он крепко сжал ее плечи, но не поцеловал. Это немного успокоило ее, даже обрадовало. Если бы он поцеловал, то она уже не смогла бы остановиться. В глазах его тоже были слезы.

– Я ведь нарочно говорил, будто не умею писать письма, ты не догадалась? Если бы я написал, как сильно скучаю, это выглядело бы вроде плагиата из «Нау, Вояджер». – И, слегка улыбнувшись, тихо добавил: – Мне хотелось сначала увидеть тебя, понять, может…

Отклонившись головой к стене, сразу ослабевшая от облегчения, она принялась беззвучно смеяться:

– А я все это время думала…

– Что?

– Что ты просто… Все это выглядит теперь таким глупым… но мне казалось… это из-за того, что ты с кем-то встречаешься, пока меня нет…

Он мгновенно отвел глаза в сторону:

– С чего ты взяла?

– Не знаю… Такая уж я мнительная.

– Никого у меня нет, Энни.

Неужели он говорит правду? Но в его голосе что-то промелькнуло… и в глазах…

Ревность снова ущипнула за сердце. Но тут же перебила мысль: «Ну что ж, если он с кем-то был, пускай даже в постели, разве я имею право судить после Эммета?»

– Я люблю тебя, Джо.

Ну вот. Наконец-то. Она это произнесла. Лицо ее вспыхнуло и сжалось, как бывает, если прикоснешься к огню и отпрянешь, обжегшись. Ладони, обнимающие ее плечи, разжались, соскользнули по ее рукам вниз, до самых запястий и охватили их, нежно, очень нежно. Ей казалось, что сердце ее лопнет, как стекло, не выдержав столь высокой ноты. Подняв ее руки, он прижал их ладонями к своим щекам. Лицо было жестким, словно он сегодня не брился, и очень теплым… нет, горячим… словно он тоже обжегся, прикоснувшись к огню.

Она столько раз воображала себе это, что теперь все казалось ей нереальным. Будто она видит сон наяву. Напряжение в его теле отдавалось в ней острой радостью. Длинные пальцы гладили ее по спине, от волос исходил еле заметный знакомый запах «Домика Джо» – так печь сохраняет тепло, когда огонь уже потушен. Тянущее чувство в животе было почти болезненным. Она прижалась к нему еще крепче, обтекая все его угловатости своим податливым телом. Казалось, она сейчас умрет, если не будет обладать им целиком и полностью.

– Я только и думал о том, как ты вернешься домой, – сказал он тихим ласковым голосом. – И представлял себе это. – Прислонив ее ладонь к своим губам, он стал целовать ее.

Энни поняла, что от чрезмерного счастья вполне можно умереть на месте.

Она старалась не думать о Лорел, о том, как расстроится ее маленькая сестренка. Это потом. У нее еще будет время подумать о ней после. А этот момент она хочет сохранить только для себя. Надо выжечь воспоминание о нем в своей душе, чтобы держаться за него потом, когда счастье снова ускользнет… как всегда ускользает от нее все хорошее, что выпадает ей на долю.

– Энни!

Лорел вошла в маленькую ванную, где старшая сестра заканчивала вечерний туалет, и опустилась на край старомодной ванны со звериными лапами. Наверно, какая-нибудь старушка, жившая здесь, не уставала брюзжать: теперь уж таких не делают. Это точно. Чтобы заполнить такую ванну, требуется добрых пятнадцать минут. Зато растянуться в ее чугунно-эмалированной глубине для Энни одно из величайших удовольствий. Лорел раскрасила звериные лапы красной и золотой краской, обвела легкими мазками перья и когти, так что они стали походить на лапы грифона, как их изображали в средневековье. На стенке Лорел нарисовала дикую утку с утятами, идущими непрерывным строем. Это были не простые утки: все в капюшонах от дождя и в красных сапожках.

Лорел сидела на краю ванны в своей длинной мужской тенниске, доходившей почти до колен, еще более понурая, чем час тому назад, когда вернулась с вечеринки.

– Что? – ответила Энни, стоя возле широкой овальной раковины, и обернулась.

В зеркале на приоткрытой дверце аптечки отражалось бледное лицо и поникшие плечи младшей сестры.

– Я беременна.

Тихий голос Лорел прозвучал в тишине как выстрел. Дрожь прошла по телу Энни, будто она дотронулась до оголенного провода. Она взглянула в лицо сестры, привалившейся к холодному фарфоровому боку раковины, и в ушах зазвенело, сначала тихо, затем громче, пока не загремело, как водопад.

– Лори… – Больше она ничего не смогла сказать, но только глядела на сестру широко раскрытыми глазами, и озноб бил ее, словно в лихорадке.

– Ты выглядишь еще хуже, чем я, – произнесла Лорел, с трудом выдавив подобие улыбки, от которой ее лицо стало еще несчастнее. – Тебе лучше сесть.

– Да, пойдем в комнату.

В маленькой спальне, которая осталась в ее полном распоряжении с тех пор, как Лорел поступила в колледж, Энни, несмотря на потрясение, неторопливо надела свою мужскую пижаму из недорогого темно-синего атласа с бургундским шелковым кантом. Успокоившись немного, села на кровать лицом к Лорел, которая свернулась калачиком в цветастом кресле у окна, обхватив руками коленки, прижатые к груди.

– Сколько недель? – мрачно спросила Энни, решив быть рассудительной.

– Три месяца Аборт делать поздно, если ты это имеешь в виду.

– Боже мой, Лори, да разве я… Почему ты не сказала мне сразу?

– Я сама это выяснила дня два назад. Я понимаю, это звучит по-идиотски, но ты же знаешь, какой у меня всегда был нерегулярный цикл. Вот я и думала, что просто пропустила два раза.

– Может, ты ошибаешься?

– Я была у врача.

– Ясно… – Энни глубоко вздохнула. Чтобы войти в ситуацию, ей надо знать все факты, разложить их и обдумать один за другим, как ученый изучает данные статистики. – Как это произошло?

Лорел невесело усмехнулась:

– Как обычно, можешь мне поверить. Ты же знаешь, как все это происходит.

– Отвечай прямо.

– Хочешь знать с самого начала? Ладно. Значит, начнем, как в сказке: жила-была одна девушка по имени Лорел, которая полюбила одного человека так сильно, что подумала, будто сможет привлечь его к себе, если… – Она замолкла и ее строгое лицо вдруг обмякло. Слезы хлынули из огромных синих глаз и потекли по щекам.

Она увидела озадаченное выражение на побледневшем лице Энни, и ей захотелось крикнуть: «Я только хотела чтобы Джо полюбил меня! Я думала, если стану спать с Джесом, повзрослею и Джо заметит это и поймет, что я подхожу ему».

Но она ничего этого не сказала. Какая-то причина еще не ясная ей самой, удержала ее.

Энни отчаянно хотелось подбежать к своей обиженной сестренке, обнять и утешить, как делала это, когда Лорел была маленькая. Но в поведении Лорел было что-то отстраняющее, и вся ее поза заставляла Энни оставаться на месте.

Она оглядела комнату, небольшие трещины на стенах, бюро из магазина Армии Спасения, ночной столик. Мусин «Оскар» на шкафу, с которого она давно не смахивала пыль. Казалось, он глядел на нее из своего угла, как тусклое подобие того сверкающего миниатюрного человечка, каким она помнила его с детства.

– А он знает? – осторожно спросила она. – Ты говорила ему?

– Это его не касается, – со злостью ответила Лорел.

– Как не касается? Кто бы он ни был и как бы ты к нему ни относилась, вы оба в ответе, пятьдесят на пятьдесят.

Бросив на нее короткий, как удар, взгляд, Лорел ответила:

– Ты ничего не понимаешь.

«Это не Джо», – чуть было не произнесла она но снова удержалась.

– Как же я пойму, ты ведь ничего не говоришь. Во-первых, скажи, кто этот парень? И если ты его так любишь, почему не хочешь рассказать ему?

Лорел только покачала головой, уставившись в ковер. Энни одновременно охватило раздражение и чувство обиды.

– Хватит делать вид, что я не имею к тебе никакого отношения! Ради Бога, Лори! Я же хочу помочь тебе.

– Чем же? – Ее глаза сверкнули. – Пойдешь его уговаривать?

– Кого?

Лорел еще не успела ответить, как Энни почувствовала, что ей лучше этого не знать. Пространство, отделяющее ее от Лорел, вдруг сузилось в бесконечный туннель, из которого, как свист ледяного ветра, вырвался страшный ответ:

– Джо.

Это произнесла ее сестра Лорел.