Текст книги "Любящие сестры"

И Джо, черт его подери, согласился с ней. Энни молчала. Какое она теперь имела право говорить, что это непристойно? Тем более сейчас. Какие у нее были права на Джо?

Энни взглянула на часы.

– Мне пора идти, а то я опоздаю. – Она испытывала неприятное чувство от того, что обманывала Эммета и в то же время не понимала, почему это ее так беспокоило.

Пока Эммет запирал замки, она ждала у входной двери. Он закрыл и складную решетку фасада. Возможно, в скором времени этот район и будет процветающим, но сейчас представить это было нелегко.

Потом Энни стояла на тротуаре и наблюдала как Эммет неторопливо подошел к обочине чтобы остановить такси. Когда оно остановилось, он открыл дверцу.

– Удачи тебе – сказал он.

На мгновение ей показалось, что он пожелал ей удачи во время встречи с Джо, и она почувствовала угрызения совести. Затем она поняла, что он имеет в виду оборудование у кондитера в Йорквилле.

– Спасибо, – сказала она думая о Джо, и ее сердце начало учащенно биться. – Мне нужна удача.

Новые перегородки уже были сделаны. Некоторые были даже оштукатурены. Электрическая проводка и трубы еще не были закрыты. Энни подумала о том, как он собирается использовать самую большую из трех комнат, выходящих прямо на кухню. Рабочие что-то измеряли, выравнивали, пилили, вбивали гвозди. Она почувствовала резкий запах древесины, и этот запах вызвал у нее чувство радости и надежды.

– В это невозможно поверить, – сказала она, поворачиваясь к Джо. – В последний раз, когда я была здесь, кругом валялись груды хлама.

– Один из братьев Рафи – подрядчик, – сказал он с усмешкой. – Невозможно себе представить, как быстро все делается, когда ты работаешь с пуэрториканской мафией. – Он взял ее за локоть, причем так осторожно, что она почти не чувствовала его прикосновения, и повел ее вокруг большой катушки проводов и груды еще не установленных выключателей и розеток. – Через неделю вся проводка должна быть готова а потом помещение будут штукатурить и красить. – Он замолчал. Казалось, ждал, что она скажет.

Энни кивнула. Она не могла отвести глаза от лица Джо. Это был он… и в то же время это был не он. В последнее время она видела его только мельком, и поэтому ей казалось, что она не видела его много лет. Он явно старался не заходить к ним. Лорел встречалась с ним в последние дни довольно часто, либо на занятиях, либо просто так. Но когда встречалась с ним, она всегда сама заходила к нему.

Сейчас он вроде бы вел себя как обычно… но что же тогда было по-другому? Она наблюдала за ним, пока он рассказывал ей, как все будет. И вдруг поняла Он в буквальном смысле старается держаться на расстоянии. Если раньше они обычно шли совсем рядом, то сейчас он старается сохранить положенное правилами приличия расстояние в метр-полтора. Если еще мгновение назад, когда он взял ее за руку, она подумала… ну, она не знала что именно она подумала. А затем он опять отошел от нее, причем настолько просто и естественна что даже она сама вначале не заметила насколько умышленно это было сделано.

Он стоял у стены на некотором расстоянии от нее, опираясь одной рукой на перегородку и перенеся всю тяжесть тела на одну из своих длинных ног. На нем были старые, выцветшие джинсы, не менее потрепанная синяя вельветовая рубашка и пара огромных ботинок. Его волосы и стекла очков были все в опилках. Встретившись с ней взглядом, он тут же отвел глаза снял очки, вынул из заднего кармана чистый носовой платок и начал вытирать стекла уставившись в точку на стене прямо у нее за плечом.

И Энни вновь поразила удивительная красота его асимметричного лица, его ввалившаяся переносица и резкие очертания скул каждой щеки, отчего создавалось впечатление, что один глаз находится выше другого. Глаза из-под густой бахромы ресниц, казалось, смотрели на все удивленно и подозрительно.

Она почувствовала как в груди у нее все опустилось. Ты можешь сделать два больших шага и три маленьких. Она почувствовала себя так, как будто опять была в третьем классе и на школьном дворе играла в детскую игру «Мама можно мне?».

Чье же разрешение ей нужно было сейчас чтобы преодолеть расстояние, отделяющее ее от Джо? Оно было совсем небольшим… два или три шага. Но Энни не могла решиться на то, чтобы сделать эти шаги первой. Джо опять надел очки и весело сказал:

– Послушай, здесь очень шумно. Давай пойдем куда-нибудь, где поспокойнее. Как насчет чашки кофе?

Энни кивнула боясь произнести лишнее слово.

Джо налил две керамические кружки кофе в кухне и отнес их наверх в столовую, где никого не была кроме темнокожих официантов, застилающих столы скатертями и раскладывающих салфетки. Джо выбрал кабину под репродукцией картины, на которой была изображена уборка урожая.

– С Лорел все в порядке? – осторожно спросил он и, взяв чашку кофе, сделал глоток так, как будто не хотел этого делать, но делал для того, чтобы чем-то занять руки.

«Я сюда пришла не за тем, чтобы говорить о Лорел», – хотелось закричать ей.

– С Лорел все в порядка – сказала Энни и мгновенно пожалела о том, что сказала это слишком резко. – А ты? – быстро добавила она. – Что у тебя произошло за последнее время?

– Все отлично. Просто отлично. – Его коричнево-зеленые глаза смотрели на нее вопросительна как бы говоря: «Зачем ты пришла?»

– А твой отец? Я слышала что он в больнице?

Он сухо рассмеялся и все же не мог скрыть своего беспокойства:

– Маркус? Такого человека, как он, никакой инфаркт не сломает. С ним все будет в порядке.

– Джо, я… – Энни хотелось сказать, как она соскучилась по нему, но она не могла найти нужных слов. Боже, когда их разделяли три тысячи миль, все было гораздо проще.

– Как идут поиски помещения для магазина? Ты уже что-нибудь нашла? – спросил он быстро… пожалуй, слишком быстро.

– Возможна да – ответила она – но я еще не решила. Это просто лачуга.

– Надо было видеть это место, когда я его снял. Здесь был такой бардак, словно рокеры Новый год справляли, – сказал он.

Энни вдруг вспомнила пробитую им в стене дыру. Дыру величиной с кулак Джо, с кусочками штукатурки, свисающими с неровных краев, и тонкими, как волоски, трещинами, расходящимися в разные стороны по стене, как маленькие молнии. А рядом лицо Джо, как будто освещенное вспышкой света от взрыва. Оно было похоже на лицо пророка с картины художников эпохи Возрождения. Вспомнив выражение его лица в тот момент, она опять начала сомневаться. Боже, неужели он сказал правду о Лорел?

Сейчас, спустя три месяца и двадцать один день с того дня, сидя напротив Джо в лучах яркого дневного света, проникающего сквозь изогнутые окна и образующие яркий, светящийся треугольник на столе между ними, Энни думала: «Неужели уже поздно? Неужели мы уже все разрушили?»

– Я могу себе представить. Судя по тем местам, которые я уже посмотрела, – сказала она, стараясь отбросить неприятные воспоминания. Она сжала лежащие на коленях руки и ощутила боль в пальцах. Ладош рук были все мокрые и зудели.

Затем она увидела, что Джо наклонился вперед и, нахмурившись, посмотрел на нее:

– Энни, с тобой все в порядке?

– Да, конечно… – Она замолчала. – Нет… со мной не все в порядке, Джо. Я думаю, со мной не все в порядке с сентября. Ты не знаешь, сколько раз мне хотелось… Сколько раз я пыталась поговорить с тобой обо всем, все объяснить, но, возможно, прошло слишком мало времени. Возможно…

Лицо Джо приобрело странное выражение, она не могла понять, что означает его взгляд. Но этот взгляд испугал ее, и она замолчала.

– Послушай, – сказал он, – я тоже не должен был вести себя так.

– Как ты мог вести себя по-другому? – вскрикнула она. – Как ты мог… после того, что я сказала?

Сейчас, в спокойном состоянии, ее обвинения казались еще более несправедливыми. Ведь она тоже ничего не сказала ему об Эммете. Даже если Джо и спал с Лорел, разве это было хуже, чем то, что она спала с Эмметом?

– Ты только сказала то, что, по твоему мнению, было правдой. – Он вздрогнул. – Не надо, Энни, ты всегда была к себе более требовательна, чем к другим.

Энни была поражена. Как он может быть таким всепрощающим? Или, может быть, он не сердится, потому что это его больше не волнует… и потому, что он оставил все связанное с ней в прошлом, а сам пошел вперед, и ей уже никогда не удастся догнать его?

– Джо… – Она ощутила, как к горлу у нее подступил ком, и замолчала, чтобы сделать вдох. – Я не хотела обидеть тебя, я не верила тем ужасным словам, которые произносила, и я не виню тебя, если ты не можешь простить меня.

– Я простил. – Он смотрел на нее спокойно, даже слишком спокойно. – Я уже давно простил тебя, Энни. Надеюсь, и ты не из-за этого сюда пришла? Я думаю, ты знаешь, что я простил тебя. Ведь дело не в прощении, ведь правда?

Она теперь видела, что ошибалась, считая, что Джо ничего не чувствует. В его спокойном и добром взгляде ощущалось сильное напряжение.

– Я хочу сказать, что это ничего не меняет, – продолжал он. – Простить – это не значит забыть, Энни. Я знаю это лучше, чем кто-нибудь другой, поверь мне. – Какое-то мгновение он смотрел куда-то в пространство, как будто погрузился в себя и пытался разглядеть что-то у себя внутри. Затем он вспомнил о ее присутствии, и на его лице медленно появилась грустная улыбка. – Пожалуйста, пойми меня правильно. Я думаю, что, возможно, все произошло даже к лучшему.

– К лучшему? – проговорила она. – Как ты можешь так говорить? Джо, ты мне нужен.

– Энни, я тебе не нужен… тебе никто на самом деле не нужен. Это, возможно, и есть одна из причин, почему я влюбился в тебя, и, может, именно поэтому я не мог себе в этом признаться так долго. Твой сильный характер, твоя решительность… это горит в тебе, как огонь, и притягивает всех вокруг тебя. Но дело в том, что нельзя войти в огонь и не обжечься. – Он бросил на нее взгляд, полный бесконечной грусти. – Энни, у нас с тобой ничего не получилось бы.

В глазах у нее появились слезы, но усилием воли она остановила их. Она хотела сказать ему, убедить его, что он не прав… страшно не прав… что он по-настоящему ей нужен. Что она была сильной только потому, что обстоятельства вынуждали ее. Кто еще мог бы позаботиться о ней и о Лорел? Но по выражению его глаз она поняла, что уже слишком поздно.

Вместо этого она сказала:

– Джо, я люблю тебя. Больше, чем ты думаешь. Его лицо, казалось, исказилось, как от боли… но затем он взял себя в руки и покачал головой:

– Нет, тебе только кажется, что ты меня любишь. Но разве ты не понимаешь, что… любовь не может быть без веры, они всегда продаются вместе за одну цену, и ты не можешь разъединить их. Если ты попытаешься… все развалится.

Она ощутила острую боль в груди и ужасный спазм в животе И в то же время она подумала, что он прав. Хотя это ужасно, но он был прав, абсолютно прав… и все же ей хотелось возразить ему. Почему, если она никогда не любила его, как он говорит, она сейчас себя чувствовала так, как будто ее ударили ножом в сердце?

– Я думаю… мы сегодня успели достаточно всего сказать друг другу, – проговорила она. – Я думаю, мне лучше уйти. – Энни соскользнула со стула и медленно встала.

Джо не пытался остановить ее.

– Скажи Лорел, чтобы она ждала меня завтра в семь, – крикнул он ей вслед.

Да, завтра вечером у них должны были быть занятия для беременных. Вдруг она почувствовала неожиданный приступ негодования. Все так мило, почти как настоящая семейная пара. Любой человек мог бы подумать, что это ребенок Джо. И вдруг она подумала: а может быть, Джо влюбился в Лорел?

А почему нет? Лорел красивая, талантливая, обаятельная. Почему он не может в нее влюбиться?

При этой мысли она почувствовала новый приступ боли в груди.

Она понимала, что, если потеряет Джо и он будет принадлежать Лорел, это будет означать, что она потеряет Лорел тоже… она потеряет тех двух людей, вокруг которых была сконцентрирована вся ее жизнь, которых она по-настоящему любила. Как она смогла бы продолжать жить после этого?

Энни наблюдала, как раввин, приятный сорокалетний мужчина в белом одеянии с короткой темной бородой, занес какое-то приспособление, похожее на хирургический зажим, над маленьким пенисом ребенка и отрезал одним точным ударом крайнюю плоть. Она услышала, как рядом с ней Сара, мать ребенка, всхлипнула, и краем глаза увидела, как она спрятала свое бледное, искаженное от страха лицо за плечо своего мужа. Энни внутренне содрогнулась. Она понимала, что сейчас ощущала Сара… Ей очень хотелось, чтобы сейчас не ее ребенок, а она сама ощущала эту боль.

Энни понимала, что то же самое она чувствовала по отношению к Лорел – во всяком случае, раньше. Сейчас же каждый раз, когда она смотрела на большой живот Лорел, любовь и нежность, которую она ощущала, заглушались приступами гнева. Она все еще не могла заставить себя простить сестру. Если бы не Лорел, то они с Джо были бы вместе. А Лорел, черт бы ее побрал, не испытывала даже угрызений совести. Посмотрите на нее, – думала Энни, – она рада, что мы с Джо разошлись. И ее не волнует, что мне очень больно. И по тому, как она себя ведет, можно подумать, что это ребенок Джо».

– Посмотри, какой он храбрый. Почти не плакал, – шепнула Ривка Энни.

Энни видела, как священник спокойно забинтовал пенис ребенка кусочком марли и ловко обернул его чистой пеленкой. Он передал ребенка дедушке Эзре и начал напевать молитву, переступая с одной ноги на другую.

Взгляды присутствующих двадцати человек были устремлены на маленького главного героя этого представления, и только Энни смотрела на сестру, стоящую сбоку, чуть поодаль от основной группы людей, столпившихся вокруг покрытого скатертью стола в середине комнаты Ривки. Лорел выглядела изможденной и угрюмой. Думала ли она сейчас о том, что, возможно, никогда не будет держать своего ребенка так, как Сара, прижимающая к себе маленького Юсселеха.

Несмотря на все то, что творилось у нее внутри, Энни хотела подойти к сестре. Как ужасно она, наверное, себя чувствует! Энни очень хотелось бы вернуть все обратно, чтобы сейчас все было по-старому и она могла бы подойти к Лорел, как делала это, когда сестра была еще ребенком.

Затем на нее опять нахлынула волна горечи. И она в тысячный раз спросила себя, почему Лорел хотела сделать ей больно и сказала, что это ребенок Джо.

Почему?

К Лорел подошла Долли, встала рядом и обняла ее за худые плечи. Энни почувствовала приступ ревности. А может, это была обида? Это она, а не Долли, должна жалеть Лорел, успокаивать ее. Но почему она не может сделать этого? Почему не может простить Лорел? Почему не может поверить тому, что все время утверждает Лорел, что она бы сказала ей правду о Джо, если бы Энни не бросилась бежать, даже не выслушав ее?

Она наблюдала, как Лорел уткнулась головой в плечо Долли и ее длинные волосы упали на лицо и закрыли его. Может, она плачет? Энни чувствовала себя так, как будто это над ней, а не маленькому Юсселеху совершили обрезание, но только ей сделали надрез на сердце, и от этого остался маленький шрам. Медленными и нетвердыми шагами она начала пробираться по маленькой комнате, заполненной главным образом бородатыми мужчинами в темных мягких шляпах и женщинами, одетыми в платья с длинными рукавами. В комнате было огромное количество детей разных возрастов, от младенцев, ползающих под ногами, или передвигающихся нетвердой походкой и постоянно ударяющихся о ее колени малышей до маленьких мальчиков и девочек, играющих в машинки и волчки на полу.

Это было огромной глупостью приводить сюда Лорел. Энни должна была предвидеть, что Лорел будет очень тяжело видеть всех этих счастливых детей. Это лишний раз напомнит ей о том, что она потеряет.

Лорел выглядела ужасно, но Энни не могла заставить себя подойти и успокоить ее. Почему Долли так бесцеремонно вмешивается? И что она здесь делает? Ривка и Долли не были близкими друзьями. Они просто знакомы. Возможно, Долли пригласила себя сама.

Энни остановилась, едва не наступив на толстого светловолосого ребенка в голубом вельветовом комбинезоне, который старался влезть на ножку журнального столика.

Она сказала себе, что Долли просто пыталась быть доброй. Она не произнесла ни единого слова упрека, когда узнала, что Лорел беременна, и всегда с готовностью возила ее к врачу, или в магазин за тканями для шитья, или же за карандашами, пастелью и бумагой для рисования.

Было бы лучше, если бы Долли появлялась не так часто. Да и щедрость ее была чрезмерной. Даже доброта может быть чрезмерной, подобно тому, как от слишком большого количества сладостей вас может начать тошнить.

И все же где-то в глубине души ей очень хотелось, чтобы Долли приласкала и ее тоже. Она думала о том, как было бы сейчас хорошо прижаться щекой к большой мягкой груди Долли и ощутить на волосах теплое поглаживание ее пухлой руки.

Когда она пробралась в ту часть комнаты, где стояли Лорел и Долли, они уже двинулись вперед по темному коридору, ведущему в спальни. Энни на минуту остановилась, а потом последовала за ними.

Она нашла их в комнате Шейни. Они сидели на краю кровати, на розовом покрывале с оборкой, на котором расположился целый зоопарк плюшевых зверей. В углу комнаты стояла кроватка Шейни, которую Ривка хранила для тех случаев, когда ее внуки приходили к ней в гости. Энни остановилась в двери, чувствуя неловкость от того, что, возможно, пришла не вовремя. Но как это может быть? Разве она не была Лорел ближе других? Разве не была она в большей степени, чем кто-либо другой, матерью для Лорел?

Долли посмотрела на нее и приветливо улыбнулась, и от этого Энни почувствовала угрызения совести за то, что была к ней так несправедлива. Лорел даже не подняла головы, она была в хорошеньком красном платье для беременных, которое сшила себе сама. Энни очень хотелось сесть рядом с ней, но что-то сдерживало ее.

– Да, от этого кто угодно может расстроиться, – сказала Долли и замолчала. – Видеть, как маленькое существо лежит на столе и у него, как у ягненка, отрезают часть тела! Нужно быть сделанным из камня, чтобы не чувствовать к нему жалости. Я не знаю, как его мать…

– Я не из-за этого, – вскинула голову Лорел, щеки ее горели, как красные флаги. Она тихо сказала: – Это вовсе не из-за этого.

– Почему ты не скажешь, из-за чего? – ласково, но твердо спросила Долли. – Возможно, я смогла бы тебе помочь.

– Дело в моем ребенке – Лорел положила руки на живот, как будто это был воздушный шар, который надо было держать, чтобы он не улетел. – Я не хочу его отдавать… но я боюсь оставить его. Я еще не готова стать матерью. – Она замолчала. – Я не знаю, что делать.

Энни открыла рот, чтобы начать говорить. Ей хотелось сказать своей сестре чтобы она не беспокоилась. Но язык не слушался ее. Душа ее разрывалась. Она злилась на Лорел и одновременно жалела ее. Все эти месяцы она хотела поговорить с Лорел о ребенке, но она всегда думала, что если Лорел захочет поговорить с ней, то постарается сделать это, когда они будут вдвоем. Почему же Лорел не подождала еще несколько часов, до тех пор когда они будут одни?

– О, бедная, бедная моя малышка, – закудахтала Долли, как курица над своим цыпленком. Энни смотрела на них и ощущала себя беспомощной и разбитой. Но вдруг ее раздражение против тетки исчезло… она увидела слезы в глазах Долли. – Знаешь, хотя я и не показывала виду, но я очень беспокоилась за тебя. Это ужасно, ведь тебе надо сделать выбор. И я боялась… дать тебе плохой совет или… повлиять как-то на твое решение.

– Как ты думаешь, что мне делать? – спросила Лорел очень тихо, так что Энни пришлось напрячься, чтобы услышать ее.

Долли прикусила губу, как будто она какое-то время боролась сама с собой и наконец приняла решение:

– Я в своей жизни совершила столько ошибок, что никому никогда не отважусь советовать. Я только знаю, что бы сделала я, если бы была на твоем месте… как бы я себя чувствовала, если бы мне Господь Бог послал такое чудо, как ребенок. Поэтому, возможно, я не тот человек, который может дать тебе совет.

– Ты считаешь, что мне надо оставить его? Долли отвернулась, в глазах ее засверкали слезы.

– Лапочка, я бы хотела, чтобы ты его оставила… но я не хочу сказать, что ты должна это делать… но если бы ты оставила его, то это был бы самый желанный ребенок в целом мире. Для тебя, для меня, для Энни… и я не могу представить себе ничего такого, что бы мы ему не дали.

Энни казалось, что она вот-вот зарыдает. Хотя Долли говорила сбивчиво, но так чистосердечно, что сказала именно то, что надо. Она выразила словами то, что чувствовала Энни… что, несмотря на то, что у Лорел не будет ни мужа ни приятеля, которого бы они знали, и это помешает ее учебе и свяжет ее… было бы большой ошибкой, ужасной ошибкой отдать ребенка.

– Долли права, – сказала она сестре стараясь говорить четко и уверенно. Она подошла поближе и опустилась на колени рядом с Лорел. Она взяла ее за руку, рука была холодной и неподвижной. – Разве мы не справимся? Разве мы раньше не справлялись?

Лорел бросила на нее странный, равнодушный взгляд.

– Ты – да. Ты всегда со всем справлялась. – Она сказала это очень грустно, а в ее голубых глазах был упрек, хотя и едва заметный.

– Послушай, – вмешалась Долли. – Я знаю, это будет трудно… Но появление ребенка не значит, что ты должна бросить учебу. Ты можешь перейти в Нью-Йоркский университет, или в Коппер-Юнион, или еще лучше в Парсонс. Я могу помочь, я могу заплатить за няню. – Она бросила быстрый настороженный взгляд на Энни: – И на этот раз я не собираюсь слушать твои возражения. Ты все сделала сама, хотя тебе и было тяжело… именно так ты всегда говорила… и я восхищаюсь тобой. Я наверняка не смогла бы сделать то, что сделала ты, во всяком случае, без посторонней помощи. Но сейчас все обстоит по-другому. И если ты скажешь нет, ты многого лишишь и Лорел, и ребенка.

– Энни тут ни при чем. – Лорел выпрямилась и, повернувшись к Энни, посмотрела на нее так, будто полоснула острой бритвой. – Все дело во мне. – Она встала. – Извините меня, но мне надо пойти в ванную. – Она чуть заметно улыбнулась.

Когда она ушла, Энни посмотрела на стоящую в углу комнаты кроватку. Она вспомнила, как Ривка с гордостью сказала ей, что в этой кроватке выросло девять малышей, и это было заметно. Украшения из эмали в изголовье кроватки потрескались и в некоторых местах отвалились, изображение медвежонка на другой спинке поблекло и было почти невидно, а перекладины были поцарапаны в тех местах, где малыши вгрызались в них своими режущимися зубами. Она чувствовала себя… почему-то побежденной. Хотя она никогда не рассматривала эту ситуацию как соревнование или борьбу. Разве они с Лорел не должны быть по одну сторону баррикад?

Она вспомнила то время, когда сама была еще ребенком, а Лорел только что родилась, и как она старалась справиться с булавками, меняя ей пеленки. Однажды она на минуту отвернулась… и Лорел как-то сползла со стула. В ужасе Энни бросилась вперед, и по какой-то счастливой случайности ей удалось схватить Лорел за щиколотку уже внизу. Ее движение было похоже на движение, которое делает привязанный к веревочке мячик перед тем, как начать подниматься вверх. Затем, увидев, что ее маленькая хорошенькая головка с мягкой кожей на макушке находится в сантиметре от остроугольной деревянной игрушки, и услышав громкий плач, она подумала, что это плачет Лорел… и только потом поняла, что это плачет она сама…

Сейчас Энни тоже готова была расплакаться. Но вдруг она почувствовала, что Долли коснулась ее руки.

Энни повернулась к ней.

– Почему у тебя никогда не было детей? – вдруг спросила она из любопытства. – Я имею в виду тебя и твоего мужа?

– Мы очень старались. Но Дейл… ну с ним все было в порядке… он был настоящим мужчиной… но, видимо, у нас с ним была какая-то несовместимость. А потом с Анри. Я думаю, возможно… – Она вздрогнула и замолчала, затем поднесла ярко накрашенный палец к виску, как будто у нее начала болеть голова от разговора об Анри.

– Ты все еще любишь его? – тихо спросила Энни. Это даже не был вопрос. Она знала, что ощущает Долли.

Долли опять вздрогнула, и Энни увидела, что губы у нее дрожат.

– Ну, мы, сестры Бердок, так просто не сдаемся.

– Мне кажется, я тоже очень упрямая, – сказала Энни с легкой усмешкой.

Долли повернулась и стояла прямо перед Энни, она взяла ее за плечи и сжала так крепко, что Энни почувствовала, как острые кончики ее ногтей впились в тело. Пучок на голове Долли растрепался, и из него выбились пряди платиновых крашеных волос, и от этого в желтовато-коричневом свете ночника в виде утенка Дональда, висящего на стене рядом с кроваткой, она была похожа на сумасшедшую. Энни подумала, что Долли никогда не была красивой. Хорошенькой, да. Но никогда не была такой неотразимой, как Муся. Но доброта, которую она излучала, была привлекательнее красоты… и это, как магнитом, притягивало к ней людей. Даже Энни, противившуюся этому обаянию, сейчас не мог не тронуть ее душевный порыв.

Если бы только она могла время от времени опереться на Долли и позволить ей приласкать себя. Она вспомнила слова Джо «тебе никто не нужен» и почувствовала, как что-то внутри у нее опустилось. Если бы она смогла немного расслабиться, если бы ее непоколебимая воля позволила ей это, то, возможно, тогда она нашла бы способ поправить то, что произошло между ней и Джо.

Энни чувствовала себя так, как будто толкала перед собой огромный невидимый камень… и толкала его вперед изо всех сил. Она ощущала, как ее руки, ноги, все тело и мозг напряглись, пытаясь сдвинуть его с места. Боже, но почему? Неужели она просто боялась… что если сдвинет этот камень, то потеряет контроль над собой?

Этт неуклюжим движением крепко обняла свою тетку. Только на мгновение она позволила себе расслабиться и поддаться обаянию доброты Долли.

Вдруг сердце у нее защемило, и она с разочарованием поняла, что упустила еще одну возможность.

– Ты думаешь о Лорел? – спросила Долли. – Тебе, должно быть, тяжело, что в этой ситуации ты как бы сидишь на заднем сиденье автомобиля, когда ты привыкла сама править машиной.

– Что-то в этом роде.

Ее удивило, что Долли схватила ее и сжала так крепко, что она почти не могла дышать.

– Я однажды совершила ошибку, – прошептала Долли хриплым голосом. – И я никогда в жизни не забуду этот урок. Это был для меня самый хороший урок. Вы сестры. И не позволяй никому… и ничему вставать между вами, или ты будешь жалеть об этом всю свою оставшуюся жизнь.