Текст книги "Тусовка класса «Люкс»"

Ее рука поползла вверх, потрогала его трицепс. Ной не был настолько наивен, чтобы решить, что она от него без ума. Красивой женщине нет нужды быть такой напористой. Ной подумал, что хозяева клуба, возможно, специально ее наняли, в качестве дополнительной приманки. А может, она из эскорт-сервиса. Интересно, сколько она за это получает? Обычно их нанимают попарно: мужчину и женщину, и оплата у них почасовая – им платят тысячи долларов только за то, чтобы они были тем, что они есть, и механически участвовали в процессе. И хотя Ной понимал, что с ним играют и игра эта была вымученной и ненатуральной, красота девушки не оставила его равнодушным. Напрасно он говорил себе, что она его нисколько не привлекает, – самый факт, что с ним разговаривает существо волшебной красоты, лишил его способности к сопротивлению, и он думал только о том, как бы ее удержать подле себя; ведь не станете же вы отказываться от танца с королевой… вы просто не сможете сказать «нет».

– Хотите выпить еще? – спросила она. Ной посмотрел на свой стакан и с удивлением обнаружил, что он пуст. Еще он краем глаза заметил, что Федерико ушел.

– Хотел бы, – Ной двинулся к бару, – а что взять вам?

– О нет, я сама, – настойчиво возразила девушка. Она взяла у Ноя стакан и пошла к бару. Ной огляделся. Не унывая от отсутствия интереса со стороны супермодели, Федерико завязал разговор с одной из вновь прибывших – на этот раз его избранницей оказалась юная дива в мини-юбке и сапогах из змеиной кожи на шпильках. Ной отыскал взглядом свою собеседницу, одетую в белое. Перегнувшись через барную стойку, она разговаривала с барменом. Она была на удивление хороша – вроде Таскани, только постарше. Дело было даже не в том, что в Виргинии с ним не заговаривали подобные девушки – он просто никогда их там не встречал. Все неординарные люди стекаются в Нью-Йорк. Ной был горд тем, что он в Нью-Йорке и что он в этом клубе. Он потряс головой: внезапно он понял, в чем суть, и хотя отнесся к этому не без иронии, прочувствовал глубоко: быть в клубе, таком как «Пангея», означало сделать шаг вперед, выделиться из толпы. Это было нечто иное, чем сдать с отличием выпускной экзамен и поехать в Принстон. Прийти в «Пангею» значило утвердить собственную особость. И почему бы этой женщине и впрямь не заинтересоваться им? Он хорошо одет, с подвешенным языком (хотя у нее, конечно, еще не было случая в этом убедиться!), и главное, он в «Пангее». Он не какой-нибудь там обычный парень с улицы.

Фея в белом платье вернулась и принесла Ною выпить. Себе она ничего не взяла.

– А вы не пьете ? – спросил Ной.

– Нет, – ответила девушка, – одна рюмка – и я под столом.

Говоря «под столом», она подмигнула и захихикала, словно показывая, что была бы не прочь оказаться «под столом» с Ноем. Сердце Ноя бешено заколотилось: он понял, что с ним заигрывают.

– Ну что, – девушка коснулась его ноги своей; колготок на ней не было, – как тебе водка?

Ной посмотрел на стакан в его руке, словно ожидая услышать ответ.

– Водка?

Девушка кивнула. Ной сделал глоток.

– Очень хорошая.

– Она называется «Вольсинка». Это польская водка, дистиллирована и бутилирована в замке.

– Да… Вот здорово.

– У нее трудное название. Как, сумеете его выговорить?

– Наверное, – сказал Ной; губы плохо его слушались.

– Давайте-ка попробуем. «Вольсинка». «Воль-син-ка». – Ее губы исполняли чувственный красный танец, обволакивая сном.

– «Вольсинка», – нехотя повторил Ной.

– Прекрасно! – Она засмеялась и размашистыми, мягкими движениями погладила его по спине. – В течение всей ночи мы предлагаем вам бесплатные алкогольные напитки. Мы хотим, чтобы вы сами оценили их превосходный вкус.

Ной натянуто улыбнулся и поднял стакан.

– «Вольсинка»!

Фея убрала руку с его спины и изобразила сдержанные аплодисменты.

– «Вольсинка»!

И она ушла.

Ее действительно наняли и платили ей энную сумму в час, но не совсем за те услуги, какие предполагал Ной. Днем она, возможно, работала фотомоделью, ночью рекламировала водку. В этом был смысл, Ной должен был это признать, таков был закон «просачивающегося благосостояния» 1313
  Или «просачивающееся богатство» – популистская экономическая теория периода пребывания у власти администрации Р. Рейгана. Утверждает, что доходы состоятельных слоев общества, как бы просачиваясь сверху вниз сквозь всю экономику страны, содействуют ее развитию и в конечном итоге достаются всем американцам. Из этого делался вывод что рядовые граждане должны быть заинтересованы в обогащении богатых.


[Закрыть]: привлеките к вашей водке внимание влиятельной элиты, а они уже довершат работу – понесут продукт в массы. И где же еще это делать, как не в «Пангее»? Существует, конечно, опасность попасть не на того, но бизнес есть бизнес. Он знал это по собственному опыту: находя на мобильнике звонки от учеников, которые просто хотели поболтать, когда экзамен уже прошел, он не торопился перезванивать. Бизнес, конечно, многим напоминает дружбу, но только со штампом «употребить до…», или, иными словами, со сроком годности. Узнать друг друга получше, пофлиртовать – все это необходимые составляющие сделки, и в конечном итоге сделка совершается. Он вспомнил Таскани, ее неожиданное огорчение, когда она узнала, что он собирается в «Пангею». И почему он о ней вспомнил? Связь была какая-то неясная и все время от него ускользала.

Потихоньку потягивая водку, Ной оглядел клуб. Народ прибывал, разговоры стали слышнее; пришло уже несколько десятков человек. Он взглянул на часы: без четверти двенадцать. После общения с рекламирующей водку фотомоделью он почувствовал, что ему на этой вечеринке отведена роль антрополога: он решил, что безопаснее ему остаться наблюдателем. Он взял в рот кубик льда и ощутил, какой он холодный – даже зубы заломило. Федерико по-прежнему болтал с той же самой девушкой; она вяло кивала в ответ на его оживленную жестикуляцию. Ной попытался взглянуть на Федерико глазами этой девушки. В этом своем слишком полиэтиленовом прикиде он, должно быть, выглядел нелепо, да еще с такими очками – это в полумраке-то! Но он держался с таким апломбом, что производил впечатление эксцентричной личности, колесящего по миру оригинала. Эта девушка, наверное, видит его узкие белые туфли, мускулистую фигуру и экстравагантный облик и думает, что он продюсер или, может, высококлассный ди-джей. У самой нее фигура была округлая, жесткостью и одновременно смелостью очертаний напоминающая виолончель. Судя по глазам, она была немножко не в себе. Ной поймал себя на мысли, что Федерико мог бы найти подружку поинтереснее.

Откуда у него только берутся такие мысли? Осматриваясь, он вдруг понял, что подсознательно и безжалостно оценивает всех присутствующих в клубе. Тем же самым, должно быть, занимаются здесь и остальные: оценивают имидж друг друга – такое вот вечернее развлечение. В каком-то смысле эта тусовка ничуть не отличается от любой другой клубной тусовки. Нельзя сказать, что каждый здесь присутствующий – знаменитость, и далеко не все выглядят как фотомодели. Разница только в том, что в других клубах иногда встречаются люди, которые чем-то выделяются – какая-нибудь девушка в топе из шкуры медведя или парень с конским хвостом. Но в «Пангею» подобные нарушители дресс-кода не попадали: их отсекали на входе. Все, кому разрешалось войти, выглядели подобающе.

Ною было странно сознавать, что и он выглядел подобающе и вполне мог сойти за завсегдатая «Пангеи». Однако никто не смотрел на него с удивлением – напротив, он заметил восхищенные взгляды. «Пангея» сделала его кокетливым. Впрочем, то же самое она сделала и с другими парнями. И мужчины, и женщины дефилировали по клубу, явно вычисляя сумму доставшегося им внимания.

Сейчас, когда было уже за полночь, посетители повалили плотным потоком. Мужчинам было в основном под тридцать или под сорок, на всех были дорогие рубашки, две верхние пуговицы расстегнуты. Девушкам было немного за двадцать, а нередко и меньше; эти все сплошь носили топы на бретелях. На каждой девушке был такой топ, разнились лишь ткань и цвет, – этакий символ солидарности плюс подчеркивание индивидуальности. Парни окружили девушек, девушки окружили парней. Похоже было на школьный бал, только здесь каждый знал, что сказать. Здесь не было места неловкости, лишь тонкая игра в обходительность и откровенность.

Ной вернулся к бару и взял себе еще бесплатной водки. Подошел Федерико и, убедившись, что ни одна из его жертв на них не смотрит, продемонстрировал Ною номера телефонов, которые он только что закачал в свой мобильник. Ной одобрительно кивнул и пустился болтать с Федерико, не переставая зорко следить за происходящим. Барабаны стали слышнее, на помост вышла пара танцорок. Их бикини представляли собой странную смесь делового костюма с нижним бельем. Они дали всем насмотреться на их чудесные плоские животики и кольца в пупках, заблестевшие в свете свечей, когда они начали свой танец.

Ной с Федерико больше часа просидели в баре, болтая о «классных цыпочках». Федерико немного ошалел и все снова и снова говорил о том, какой девушке повезет первой и удастся ли ему раздобыть еще номера. Ной беспокоился, что Федерико будет испытывать здесь неловкость, но с ним было легко и приятно, он запросто подхватывал любую тему. Он сходил в туалет и, вернувшись, объявил, что писсуары все сплошь из металла и соединены один с другим; писаешь будто в ручей.

Затем приехал Дилан.

Он прибыл в окружении мужчин одного возраста с Ноем, целой стаи джинсов «Дизель» и мятых европейских рубашек, которые при желании можно было назвать удобными, а можно и неряшливыми. Каждый старался нарочно привлечь к себе внимание – не как человек, который только что выбрался из постели, но, в соответствии с платоновским идеалом беспорядка, стараясь продемонстрировать пренебрежение к своей внешности. Дилан двигался во главе компании, он по-хозяйски вошел в клуб, уверенно лавируя между столиков и диванов, ловко скользя между выставленными в проходы ногами, словно в древесной чаще, как исконный обитатель «Пангеи», каким он, впрочем, и был. Парни и девушки замолкали, оглядывались и снова заговаривали, но уже о Дилане. Молодые люди из его свиты слегка улыбались, как бы говоря: «Да, Дилан наш друг, и это, вне всякого сомнения, делает нас такими же молодцами, как он».

Ной отвернулся и уставился в свой стакан. Он предполагал, что такое может случиться, и собирался сказать Дилану «привет» и уйти. Но он сам себе нравился. Уходить ему не хотелось. Он слегка повернул голову и скосил глаза на Дилана.

Сейчас Дилан находился в центре зала. Он остановился, и свита обступила его защитным кольцом, двигаясь, словно живая аура. Дилан посмотрел на столики, на каждом из которых была табличка «Заказан», потом перевел взгляд на Ноя. Ной отвернулся и принялся пристально разглядывать деревянную стойку, ожидая, когда подойдет его ученик.

Внезапно Дилан оказался на соседнем табурете; он подозвал барменшу и, не поворачиваясь и не показывая, что знает Ноя, произнес:

– Привет.

– Как дела? – спросил Ной.

Дилан медленно повернул голову. Глаза у него были большие и темные.

– Ты пришел.

– Да, а ты думал, что я сдрейфлю?

Дилан улыбнулся, посмотрел на стойку, потом на барменшу.

– Вообще-то да.

– Ну уж нет, – сказал Ной, – такую тусовку грех пропускать.

Дилан посмотрел на него, но промолчал. Ной продолжал нести дружелюбную чепуху:

– Я хочу сказать, это не совсем то, к чему я привык, но, скажем прямо, мне здесь нравится. Да, кстати, я этого не видел – в смысле того, что ты, оказывается, пьешь.

Ной и вправду не особенно удивился, когда увидел, что Дилан пьет водку. Алкоголь, возможно, был наиболее слабым стимулятором из тех, к которым он привык. Дилан настолько отличался от обычных подростков, что Ной сомневался, можно ли применять к нему общепринятую систему оценки поведения.

Дилан закатил глаза:

– Да ладно, не видел, так не видел.

Он поднес стакан к губам.

– Ты всегда приходишь в это время? – спросил Ной.

Дилан подхватил три банки импортного пива и коктейль и бросил на стойку три двадцатки.

– Хочешь познакомиться со всей кодлой? – спросил он и оглянулся.

Ной тоже оглянулся. Рядом стояли трое молодых людей. Двое были длинноволосые красавцы с хитрыми и скучающими физиономиями; Ной опознал в них наихудших представителей двадцати-, тридцатилетней аристократии из Верхнего Ист-Сайда. Третьим был ровесник Дилана, паренек азиатской наружности, с колечками в бровях.

– Парни, это Ной, мой репетитор.

Парни кивнули и взяли по банке пива. Ной вынудил каждого пожать ему руку, каждый раз называя свое имя. В ответ все трое сказали «привет».

– Охренеть, – сказал азиатский паренек Дилану, – мой репетитор в клубняк никогда не ходил.

– Бог ты мой, – сказал один из аристократов, – а когда я сдавал СЭТ, репетиторы у нас были сорокапятилетние дядьки в жилетках, а не парнишки из «Пангеи».

– Точно, – подтвердил другой аристократ.

Они не назвали своих имен и говорили так, будто Ноя здесь не было. Он понял, что он для них – занятный экспонат, но никак не ровня… Возможность перехватить инициативу не заставила себя долго ждать: рядом сидел Федерико. Ной похлопал его по плечу.

– Да, кстати, ребята, – объявил он, – хочу вас познакомить со своим другом, Федерико.

Федерико оглянулся и оглядел четверку хозяев жизни.

– Привет, – сказал он, – эт-та кто такие?

Молодые люди с сомнением уставились на него.

Ной чувствовал, что они оценивают Федерико: его дешевый одеколон, отсутствие дизайнерских фишек на прикиде, растянутое «эт-та». Не для того, может быть даже, чтобы его унизить, а просто потому, что такая оценка и есть главная прелесть тусовки в «Пангее».

Федерико протянул парням руку. Ной понял, что это хитрость, уловка, чтобы заставить себя признать: не каждый, даже самый высокомерный человек решится проигнорировать сунутую ему под нос руку. Федерико был раза в полтора выше их, а рука, которую он им дружелюбно протянул, была очень мускулистая. Выбирать не приходилось, и они один за Другим сунули свои хилые ручонки в лапищу Федерико. Федерико победил. Протянув руку первым, он продемонстрировал уверенность в себе и – одновременно – физическое превосходство. Дилан и его приятели принялись подталкивать друг друга локтями, решая, как им завязать разговор с Федерико.

– Значит, ты знакомый Ноя? – спросил азиатский паренек.

– Да, – подхватил один из аристократов, – так откуда ты знаешь Ноя?

– Ноя? Да мы с ним соседи, в одном доме живем. Мы с ним как братья. – Федерико приобнял Ноя за плечи.

– Да, Ной живет в Гарлеме, – гордо объявил Дилан.

– Надо же, – пробормотали его приятели.

– Но вы же не черные, – вставил один из аристократов.

– И часто вы здесь бываете? – спросил другой.

– Да нет, старик, – ответил Федерико, – мы так заглянули, посмотреть. У нас в Гарлеме хватает всяких суперских заведений, заскучать там не дадут. Но мы тут подумали, черт, подумали мы, пора бы уже что-нибудь новенькое пощупать.

Ной оценил этот пассаж Федерико. Он знал, что в Гарлеме почти не было ночных заведений – по крайней мере таких, которые интересовали бы Федерико, – он не раз слышал его сетования по этому поводу. Но сейчас Федерико уловил скрытый в вопросе намек («А вы вообще, ребята, знаете, куда пришли?») и обернул его в свою пользу, дав понять этой четверке, что это они не имеют понятия о настоящей крутой тусовке.

– Да? – спросил азиатский парнишка. – Это где это?

– Там много всяких, – ответил Федерико, – надо залезть в них с головой, посравнивать, где лучше. Ну что, много тут сегодня всяких знаменитостей?

– Нет пока. Слишком рано. Тут до часу вообще делать нечего.

– Значит, мы тут всю дорогу ничего не делаем, – сказал Ной.

Федерико засмеялся, и за ним все остальные.

Мало-помалу, недоверчиво, восторженно, шестеро непохожих друг на друга молодых людей увлеклись беседой. Они говорили о том, кто как сюда добирался, и все согласились, что лучше, чем Вест-Сайдский хайвей, дороги не найти, и не важно, что Дилан с приятелями примчали в лимузинах с личными водителями, а Федерико с Ноем ехали тем же путем со скоростью 45 миль в час на своем раздолбанном «датсуне». Они в мельчайших деталях обсудили, с какими из присутствующих в клубе девиц стоит завязывать знакомство. Дилан облюбовал стайку негритянок в туфлях на шпильках; в руках у них были бокалы с ярко-зеленой жидкостью.

– Они какие-то особенные, – сказал он, – будто не черные, афроамериканки, но на самом деле черные, будто их папаша – какой-то африканский король.

Ной кашлянул.

Тут Дилан объявил, что на сегодня его задача – найти Ною девчонку.

– Как насчет той рыжеволосой, в ма-аханькой юбочке?

– Не пойдет, старина Дилан.

– Ну да, ну да, ты же у нас типа философ.

Федерико разразился хохотом и шлепнул Дилана ладонью о ладонь.

– Ну как, есть тут какие-нибудь философки с аппетитными задницами? – спросил он.

– Да, Ной, – поддержал азиатский парнишка, – признавайся, положил на кого-то глаз? – Он повернулся к Дилану: – Твой репетитор парень что надо. Мы ему железно найдем цыпочку.

Ной огляделся. Тут было несколько девушек, которые ему приглянулись: одна с длинными руками – она стояла возле туалета, ямка на ее шее влажно поблескивала; другая, стоя под красным полотнищем, выполняла плавные танцевальные движения. Но он не собирался посвящать своего ученика в собственные сексуальные предпочтения. Он подумал о том, что каким-то образом разрешение, которое он себе этой ночью дал, подразумевало, что он может пить с Диланом спиртное, но не обсуждать девушек.

– Ну не знаю, ребята, – сказал он, – да ни одна не нравится.

– Эй, Дилан, – сказал Федерико, – а где сейчас твоя сестра?

– Моя сестра? Вообще-то ей шестнадцать. Она дома.

– Да брось, Дилан, – сказал один аристократ, – ты же знаешь, она все время здесь толчется.

– Ну да, – подхватил второй, обращаясь к первому, – с тобой!

– Лучше бы этого не было, придурки, – помрачнел Дилан, – даже не говори мне, что ты ее трогал.

– Дилан, Дилан, – расшаркался аристократ, обдавая всех пивными парами, – разве ты не помнишь? Ты, наверное, тогда малость перебрал. Это она меня трогала.

Дилан нахмурился, но без особой злобы. Что бы ни произошло между аристократом и Таскани, это, похоже, было несколько месяцев назад, или, может, Дилан просто переусердствовал с транквилизаторами.

– Старик, – смеясь проговорил азиатский парнишка, – ей-богу, обрыдло это. Это ж у нас вроде как табу.

– Здорово, что ты защищаешь сестру, – сказал Федерико Дилану.

Смысл разговора все больше ускользал от Ноя. Он отвернулся и оглядел зал. Его слегка подташнивало; внезапно он возненавидел этот клуб. Повернувшись, он увидел, что диспозиция изменилась. Аристократы перебрались поближе к Федерико, а рядом с ним у барной стойки остался азиатский парнишка.

– Прямо надоело, – сказал паренек, – то, как они о Таскани.

– Да, я этого не перевариваю, – согласился Ной.

– Ты ведь ее учитель, да? Тебе, наверное, вообще дико слушать все это дерьмо.

Ной подумал. Это было бы вообще дико, решил он, если бы он перед этим не выпил полдюжины порции водки с тоником. Так что сейчас это просто раздражало – правда, больше, чем что бы то ни было еще.

– Ей правда нужна помощь, – продолжал азиатский парнишка, – видишь того мужика в деловом костюме? – Он указал на мужчину лет тридцати пяти, одну руку он держал на животе, а в другой сжимал незажженную сигарету. – Она с ним одно время встречалась. И ты, может, заметил, что она вроде как не ест? Проблема-то вся в том, что уж больно она хорошенькая.

– Что-что? – переспросил Ной, исподтишка выплевывая ледяной кубик обратно в водку.

Хорошенькая она очень. Если девчонка страшненькая – такой на Манхэттене легко живется. А классненькие, красоточки, они и до восемнадцати не Доживают – ломаются. Таскани ведь знает, как за ней все ухлестывают из-за того, что она красотка, вот и не ест. А когда приходит в такое вот место, тут все парни ей тащат водку и дурь, а все девки стервенеют и не хотят с ней разговаривать, оттого что она такая красотка, вот и приходится ей болтаться с такими мужиками. Все черт знает как перепуталось.

Ной кивнул. Он чувствовал, что он безответственная свинья, и потому, что сам несколько раз засматривался на Таскани, и потому, что так мало предпринял, чтобы ей помочь.

– А ты ее к чему готовишь? К СЭТу уже?

– Нет-нет, она просто хочет поменять школу.

– А, да, я забыл, из той ее поперли за то, что она послала какому-то парнишке свои фотки в голом виде, а потом у нее в комнате нашли что-то вроде сорока тысяч таблеток санакса. – Паренек уставился в стакан, пытаясь увидеть в стекле собственное отражение. Потом поднял руку и в порядке эксперимента покрутил продетый в бровь серебряный гвоздик.

Ной один здесь взрослый; только он и взрослый. Он посмотрел на приятелей Дилана: они смеялись и хлопали по спине Федерико. Вот такие, как они, и сбивают ее с толку. Манхэттен сбивает ее с толку. Мать не собирается ей помочь – придется это сделать Ною. Ной извинился и зашел в туалет – пописать в стальной ручей. С обеих сторон его толкали локтями хорошо одетые и ужасно спешащие парни. Он уставился в зеркало, проверил, в порядке ли волосы и одежда, но почти не видел себя. Все его мысли были о Таскани. У нее было богатство и роскошь, о которой остальной мир мог только мечтать, ей наверняка бы позавидовала любая американская школьница, и при всем при этом она едва держалась на плаву. У нее не было выхода. И какой выход мог предложить ей он? Он знал, что эгоистичен и что цель его – заработать побольше денег для себя и своей семьи. И что тут такого? Ему двадцать пять, его главная задача – продумать собственную жизнь. Но вот появилась Таскани, умная, сложная, исковерканная, желанная добыча для мужчин с миллионами долларов в кармане. Ему хотелось ей помочь, но он не доверял собственному импульсу. Все же он должен был что-то предпринять.

Ной встал и еще около часа перешучивался с парнями, но ушел рано. Он сказал Федерико, что возьмет такси и чтобы тот не беспокоился (не то чтобы он ожидал, что Федерико и впрямь будет беспокоиться). Он обошел девиц, толпящихся у барной стойки, вышел и, взяв такси, велел водителю ехать в Гарлем. Он сидел на скользком, обтянутом виниловой тканью сиденье, смотрел сквозь грязное стекло на размытые огни большого города, и в его затуманенном алкоголем мозгу постепенно вырисовывался план, как спасти Таскани.