Текст книги "По милости короля. Роман о Генрихе VIII"

Она снова сделала реверанс, и король повел ее в живом бранле; оба они скакали и дрыгали ногами, а придворные образовали вокруг них кольцо и громко хлопали.

– Браво! – крикнула стоявшая рядом с Брэндоном регентша.

– Браво, Гарри! – подхватил Чарльз.

Музыка смолкла, король поклонился, поблагодарил Анну Болейн и отвернулся от нее. На другом конце зала среди дам эрцгерцогини он заметил гораздо более привлекательную особу с пухлыми губами; глаза ее призывно загорелись, когда он приблизился к ней и с поклоном протянул руку.

Пока они пересекали зал в обратном направлении, девушка назвала ему свое имя – Этьенетта де Лабом, дочь французского дворянина. Она была очаровательна. Три танца они исполнили вместе, и Гарри не хотелось расставаться с ней.

Почему нет? – спросил он себя. Кому какое дело, и Кейт ничего не узнает. О ее беременности теперь уже известно всем. Учитывая, какого напряжения сил потребовало от нее исполнение обязанностей регента, чудо, что она все еще не лишилась ребенка, за что они должны горячо благодарить Господа. Даже если бы он сейчас был в Англии, то не мог бы притронуться к супруге. Но он ведь мужчина со своими естественными потребностями.

В конце следующего танца – сальтареллы – Гарри поймал взгляд Этьенетты, наклонился и поцеловал ее в губы. С этого все началось…

Этьенетта оказалась не просто чуткой любовницей. Гарри обнаружил, что ему приятно беседовать с ней. Она была остроумной и смотрела на вещи реалистично, ничего от него не требовала, а просто наслаждалась моментом.

Чтобы им легче было видеться тайно, Этьенетта переодевалась в пажа, закручивала высоко на голове волосы и надвигала на глаза шляпу, скрывая лицо. В таком виде она приходила к Гарри, и они забирались в постель, давясь от смеха, чтобы стоявшие за дверями стражники не услышали их.

– Отец ищет мне супруга среди лордов, – сказала Этьенетта, когда они лежали, обнявшись после соития; ее светлые локоны рассыпались по подушке.

– Брак может быть прекрасным, – пробормотал ей в ухо Гарри. – Любовь и дружеские отношения между мужем и женой – это благословение, которое нужно ценить и беречь. Меня пробирает дрожь при мысли о том, как Господь вверил мне мою королеву и как я должен обращаться с ней, чтобы, когда Бог затребует свое назад, я вернул бы ее Ему такой же чистой, какой получил.

– Никогда не слышала, чтобы мужчина так говорил о своей жене, – отозвалась Этьенетта. – Вы явно любите ее, тогда почему вы здесь со мной?

– Потому что вы здесь, а она – за морем, и я, как и вы, не могу жить монахом. – Гарри привлек ее к себе. – Я не использую вас, мой маленький паж. Вы очень дороги мне, и я беспокоюсь о вашем будущем. Когда выйдете замуж, дайте мне знать об этом, и я пришлю вам десять тысяч крон вдобавок к вашему приданому.

– Вы сделаете это для меня? – удивленно спросила Этьенетта и села. – Как я это объясню?

– Вы можете сказать, что, находясь здесь, я проявил к вам и другим юным леди отеческий интерес. А теперь идите и поблагодарите меня как следует! – Гарри снова сгреб ее в объятия и принялся нежно ласкать.

Глава 8

1513 год

В конце октября флот Гарри ошвартовался в порту Дувра. Взяв с собой лишь небольшую свиту, король галопом поскакал в Ричмонд мимо толп ликующего и машущего руками народа.

– Взгляните на этих людей! Любовь к вашей милости возникает у всех, кто бы вас ни увидел, – заметил Уолси, ехавший рядом с Гарри. – Для них вы не обычный человек, а посланец Небес!

Гарри широко улыбнулся. Рука у него устала махать, мышцы лица болели от улыбки, но он должен был отвечать на приветствия своих подданных, так как очень нуждался в их любви.

Последние мили до Ричмонда король мчался во весь опор, ему не терпелось увидеть Кейт. Он жаждал положить к ее ногам ключи от завоеванных городов. Но сперва к нему явился за поздравлениями Суррей. Старик встал на колени перед Гарри в арочном проходе главного гейтхауса, но когда поднял взгляд на своего государя, в выражении его лица не было ничего от героя-победителя; на самом деле Суррей выглядел потрясенным.

– Что случилось, милорд? – резко спросил Гарри.

– Ваша милость, прошу, одно слово наедине. – Суррей отвел его в комнату стражи и закрыл дверь. – Простите, что сообщаю вам дурные вести. Сын королевы родился раньше времени и прожил совсем недолго. Мы подумали, что вам нужно сказать об этом прежде, чем вы увидитесь с ней. Мне очень жаль.

Гарри стоял на месте, и его шатало. Все надежды перечеркнуты в третий раз. Появится ли у него когда-нибудь наследник? Чем он обидел Господа?

Король в изумлении потряс головой:

– Извините, милорд. Я сам не свой. Меня потрясло это известие.

Суррей положил поросшую седыми волосками руку на ладонь короля:

– Мне известно, каково это – терять ребенка, сир. Я сам потерял четверых сыновей.

– Но у вас есть другие – большая семья!

– Да, ваша милость. Я советую вам проявить терпение. Господь дарует вам наследника в свой добрый час.

– Хотелось бы мне верить в это, – с горечью ответил Гарри. – У любого самого жалкого крестьянина в моем королевстве есть сын, который унаследует его кухонный горшок и свинью, а у меня, короля, нет даже одного, а мне наследник нужен больше всех! Но я должен пойти к королеве и утешить ее. Пусть не думает, что я считаю ее виноватой.

– Боюсь, именно так она и думает. И очень беспокоится из-за этого.

– Я попытаюсь развеять ее страхи.

Кейт ждала его в главном зале, окруженная своими дамами. Гарри обнял ее, и это была такая нежная встреча супругов, что все вокруг обрадовались и зааплодировали. Однако Гарри чувствовал, что Кейт напряжена. Как только позволили приличия, он отпустил всех, сел у камина, привлек жену к себе на колени и крепко поцеловал ее.

– Боюсь, Кейт, я перегрузил вас обязанностями, – мягко проговорил он. – Мне рассказали, что случилось. И я очень, очень сожалею. – Он прижал ее к себе крепче.

Кейт пыталась сдержать слезы, Гарри это видел.

– Такова воля Господа, – сказал он, сам едва не плача. – Меня сейчас заботит только ваше состояние.

– Я почти оправилась, – ответила она. – Мне нужно было лишь увидеть вас, мой Генрих, чтобы совершенно выздороветь.

– Хвала Господу! Кейт, мы не должны горевать, потому что настало время радоваться. Пойдемте, я поприветствую ваших дам!

Ту ночь он провел с ней, хотя у нее еще продолжалось легкое кровотечение. Груди и живот были мягче, чем прежде, три неудачные беременности сказались на ее теле. Гарри попытался не выказать разочарования. Он получал удовольствие с той же страстью, что и прежде, но нежно, не желая причинять ей боль. Потом Гарри поцеловал Кейт и лежал рядом с ней, обвив ее руками.

На следующее утро Гарри встретился с Советом и официально поблагодарил Суррея и всех, кто трудился ради устранения созданной шотландцами угрозы.

Следующим вопросом в повестке дня была война с Францией.

– Она уже обошлась нам в миллион фунтов, – сказал архиепископ Уорхэм, – и ваша милость взяли два маленьких города, на чем выгадал в основном император.

– Мерзкие пёсьи норы – так их называют, – заметил лорд Томас Говард.

Гарри вспыхнул. Как они смеют принижать значение его побед! Вернуться домой со славой и получить такое?!

– Это важные стратегические победы, – возразил он и едва не стукнул кулаком по столу.

– Позвольте не согласиться с вами, ваша милость, – вступил в разговор Суррей. – Скажите ему, господин олмонер.

– Дело в том, – начал Уолси, – что вашей милости вообще не стоило вступать в войну. Недавно мы узнали, что король Людовик заключил мир с папой Львом еще до того, как вы покинули Англию.

Гарри втянул в себя воздух и обмер. Из него сделали дурака!

– И ни Максимилиан, ни Фердинанд ничего не знали об этом? Не могу поверить!

– Очевидно, нет, сир, – ответил Уолси. – Они, как и вы, попали впросак. И оба твердо намерены вместе с вами вторгнуться во Францию в следующем году.

– Отлично! Людовик ответит за свои интриги! А что до его святейшества, у меня нет слов. Он коварен, как любой Борджиа![14]14
  Род Борджиа, имя которого стало синонимом распущенности и коварства, действительно подарил миру двух пап, но папа Лев X происходил из флорентийского рода Медичи.


[Закрыть]

– Увы, Святой престол не так свят, как нам хотелось бы, – заметил Уолси. – Папа такой же правитель, как любой другой, и заботится о защите своих территориальных интересов.

– Что ж, ему тоже следует преподать урок верности, – сказал Гарри и чопорно поджал губы.

Его ничто не остановит, даже Ватикан! Во Франции он показал, на что способен, и, призывая в свидетели святого Георгия, мог поклясться, что при помощи союзников овладеет всей страной, не пройдет и двенадцати месяцев!

Гарри обнаружил, что ему очень нравится взятый в заложники герцог де Лонгвиль, который являлся также гранд-камергером Франции. Желая соблюсти правила рыцарской вежливости, Гарри поселил герцога в прекрасных апартаментах во дворце Лондонского Тауэра и обращался с ним как с почетным гостем, часто приглашая ко двору. Когда Кейт по его приказу устроила для де Лонгвиля пир во дворце Хейверинг в Эссексе, ради его развлечения показали представление масок, за ним последовали танцы, и во время них благородный гость успел составить пару с большинством дам, очаровал их всех, особенно бойкую Джейн Попинкур, одну из фрейлин королевы, которую Гарри и сам приметил. После этого король щедро одарил герцога и его слуг.

– Ваше величество очень добры. – Француз улыбнулся. – У меня появляется искушение остаться в Англии навсегда.

– И мы будем этому рады. Но боюсь, Франция нуждается в вас.

– Франции придется подождать, ваше величество! – Тень печали быстро пронеслась по смуглому лицу герцога. – Моим родным нужно собрать большой выкуп.

Король поддался порыву щедрости:

– Я заплачу половину, хотя в моих интересах держать вас здесь.

Герцог разинул рот и изумленно уставился на Гарри:

– Ваше величество, вы очень великодушны!

Гарри собрался было ответить, но тут краем глаза заметил, что его семнадцатилетняя сестра Мария бросила влюбленный взгляд на Брэндона, и уже не в первый раз. Король нахмурился.

– Я чем-то обидел ваше величество? – недоуменно спросил герцог.

– Вовсе нет, – заверил его Гарри, сосредоточиваясь. – Прошу меня извинить.

Он поклонился и быстро подошел к Марии, которая стояла в окружении своих обожателей, соперничавших друг с другом за ее улыбку; она была чудо как хороша собой. Высокая, грациозная, с огненно-рыжими волосами и белейшим цветом лица, эта девушка обладала живыми манерами и изысканной любезностью. Тем вечером она была в своей стихии, наслаждалась тем, что находится в центре мужского внимания, но взгляд ее то и дело уносился туда, где стоял Брэндон, который со смехом беседовал о чем-то с Комптоном.

Мужчины поклонились, когда к ним подошел Гарри.

– На одно слово, – тихо сказал король на ухо Марии.

– Извините меня, господа. – Кокетка улыбнулась, и на ее щеках заиграли ямочки. – Да, дорогой брат?

Гарри отвел ее в сторонку:

– Я заметил, вы поглядываете на Брэндона, и хотел сказать, что он вам не пара.

Мария надула губы:

– Даже посмотреть нельзя? Что тут дурного? Раз уж я обречена на брак с этим жалким инфантом, вы могли бы, по крайней мере, позволить мне восхищаться человеком, который знает, как обращаться с женщиной.

Гарри на мгновение замолчал.

– Откуда вам известно, как Брэндон обращается с женщинами?

– Я сужу по его поведению, разумеется.

– Надеюсь, у него не хватило наглости ухаживать за вами!

– Нет-нет, он всегда уважителен ко мне.

Гарри подозревал, что они завели какие-то шашни. Неужели этот мошенник решил приударить за его сестрой так же, как недавно волочился за эрцгерцогиней?

– Вы уверены, что он не оказывал вам никаких знаков внимания?

– Разумеется, нет! – Однако щеки Марии предательски зарозовели.

– Если он когда-нибудь осмелится на такое, вы должны сразу сказать мне!

– Неужели я не сделала бы этого! – Мария подмигнула брату и вернулась к своим кавалерам.

А Гарри кипел от бессильной злости, понимая, что она легко может обвести его вокруг пальца.

Рождество Гарри провел в Гринвиче, устраивая роскошные пиры, чтобы порадовать своих дворян. Гилдфорд и Брэндон поставили пьесу, в которой принимали участие Николас Кэрью, один из молодых джентльменов, которых растили и воспитывали вместе с Гарри, и его прелестная жена Элизабет. Кэрью был намного моложе Гарри, ему исполнилось всего семнадцать, но он уже слыл грозным соперником на турнирах и являлся превосходным компаньоном для короля. Однако особое внимание Гарри своими блудливыми глазами и низкими вырезами платьев привлекала Элизабет. Он приметил ее во время танцев, но старался вставать в пару и с другими дамами, чтобы Кейт не думала, будто он выделяет одну из них. Элизабет была дочерью вице-камергера королевы, и не стоило провоцировать скандал, тем более после истории с сестрой Бекингема. Кроме того, стояла пора светлых праздников, не время думать о плотских удовольствиях. Гарри неохотно отвесил прощальный поклон Элизабет, решительно игнорируя ее призывный взгляд, и присоединился к Кейт за столом на помосте.

1514 год

Вскоре после Рождества Гарри слег в лихорадке. Голова у него раскалывалась, так что он с трудом соображал.

– У меня болит все, – пожаловался он доктору Чамберу, одному из своих личных врачей.

Тот исследовал его мочу.

– Вас рвало, ваша милость?

– Нет, но я чертовски устал.

– Пожалуйста, снимите рубашку. – Чамбер внимательно осмотрел его тело спереди и сзади; Гарри чувствовал, как врач напрягается. – Хм… Сыпи становится больше. Боюсь, это оспа, ваша милость.

– Оспа? Боже правый!

Ужас охватил короля. Он правит меньше пяти лет! И у него нет сына, который унаследовал бы трон. К тому же Гарри так и не преодолел своего отвращения к болезням и страха перед тем, что они могут сделать с человеком.

Невероятные усилия потребовались ему, чтобы побороть слабость. Негоже королю проявлять малодушие.

– Я умру?

– Нет, я окажу вам всю возможную помощь, сир, – ответил Чамбер. – А теперь вашей милости нужно лечь в постель и отдохнуть.

Гарри лежал и бредил, его тело то горело, то было сковано ледяным холодом. Больного накрывали тонкими батистовыми простынями, шерстяными одеялами, а поверх них клали меховое покрывало, которое он то и дело сбрасывал, ворочаясь в полусне. Его подушка намокла от пота. Король смутно понимал, что вокруг него суетятся доктора, чувствовал прикосновения их пальцев, слышал тревожные голоса. Потом заговорила женщина:

– Он в опасности?

Гарри различил надрывную ноту в ее голосе. Это была Кейт. Или его мать?

Ответа он не расслышал. Он существовал теперь в каком-то сумеречном мире, где дни и ночи перетекали друг в друга. Никогда еще ему не было так плохо.

Но потом он пришел в себя.

– Ваша милость, вы чудесным образом оправились от болезни, слава Богу, – сказал ему доктор Чамбер с весьма самодовольным видом. – Мы опасались за вашу жизнь, но теперь вы будете здоровы.

Гарри перекрестился. Страшно было сознавать, что он стоял на пороге смерти. Но жизненной силы в нем хватило. Он попытался сесть.

– Думаю, я должен благодарить за это и вас тоже, мой добрый доктор. Клянусь святым Георгием, от меня воняет! – Гарри принюхался. – Попросите, чтобы принесли душистой воды и чистую рубашку. Терпеть не могу быть грязным.

Гарри быстро пошел на поправку. В начале февраля он уже встал с постели, пылая гневом против Франции и желая снова начать военную кампанию. На Сретение, после торжественной мессы, он присвоил Брэндону титул герцога Саффолка и вернул доблестному Суррею герцогство Норфолк. Церемония возведения в ранг пэра состоялась в главном зале Ламбетского дворца, лондонской резиденции архиепископа Уорхэма. На ней присутствовали Кейт с ее дамами, герцог де Лонгвиль и приехавшие в Лондон на сессию парламента пэры.

После церемонии Гарри шел по залу и чувствовал глухой ропот неодобрения. Продвижение Брэндона не получило особого одобрения среди придворных. Многие считали его неожиданным и даже удивительным, а Бекингема, который вообще не утруждал себя тем, чтобы скрывать свое негодование, вообще нигде не было видно. Он и большинство аристократов старшего поколения относились к Брэндону свысока, полагая, что ему не хватает благородства происхождения с длинной чередой родовитых предков. А вот Уолси был целиком за возведение Брэндона в герцогское достоинство.

– В глазах вашей милости он тогда, вероятно, будет более подходящим супругом для регентши, – аргументировал свое мнение олмонер.

Гарри понимал, что у того имеется скрытый мотив. Узнав, что Суррею будет возвращено отцовское герцогство, Уолси решил уравновесить влияние в Совете Суррея и Бекингема Брэндоном в качестве защитника своих интересов. Мудрое решение. Новая кровь и новые люди – то, что нужно!

Облаченный в великолепную бархатную мантию и в герцогской короне, Брэндон – теперь милорд Саффолк – вышел из зала для приемов вслед за Гарри. Король даровал ему земли, конфискованные у прежнего герцога Саффолка, и Чарльз стал одним из богатейших пэров в королевстве. Внешнее сходство нового герцога с Гарри оставалось таким разительным, что его легко можно было принять за второго короля. Но Брэндон не считал это чем-то из ряда вон выходящим. Гарри никогда не видел, чтобы кто-нибудь вознесся столь высоко и относился к этому с таким беспечным достоинством.

– Отлично справились, мой главный аристократ Англии! – воскликнул он и хлопнул Саффолка по спине, не обращая внимания на едва скрываемую злость наблюдавших за ними лордов.

– Король превратил мальчишку с конюшни в аристократа, – пробурчал один из них.

Гарри резко обернулся, сверкая глазами, но не смог опознать виновника среди моря фальшивых улыбок. Он с подчеркнутой теплотой поздравил Норфолка:

– Признавая ваши заслуги в победе при Флоддене, я дарую вам право выставлять королевский герб Шотландии рядом с вашим собственным, с шотландским львом, пронзенным стрелой, как сердце короля Якова. И я утверждаю вас в должности графа-маршала Англии[15]15
  Граф-маршал Англии – главный церемониймейстер и председатель геральдической палаты; должность является наследственной в роду герцогов Норфолков.


[Закрыть], которую с почетом исполняли ваши благородные предки.

У старика стояли слезы на глазах.

– Неужели мне довелось дожить до этого дня, сир? Благодарю вашу милость от всего сердца.

– Тост за вас, отец! – Сын Норфолка Томас, теперь граф Суррей, поднял кубок.

Он тоже храбро сражался при Флоддене. Его первой женой была тетка Гарри, Анна Йоркская, умершая молодой. Теперь младший Норфолк был женат на четырнадцатилетней дочери Бекингема Элизабет, а самому-то сорок один год, старый козел! Гарри знал, что Говарды, гордившиеся своей голубой кровью, не любили Саффолка и были настроены свалить его, если представится случай, но не следовало раздражать их, ведь они хорошо служат ему. Гарри поднял бокал и присоединился к тосту.

Он не забыл человека, который так напряженно трудился, чтобы французская кампания увенчалась успехом. Уолси теперь был епископом Линкольнским.

– Мы должны выпить и за вас тоже, друг мой! – сказал король, поворачиваясь к новому прелату, который в ответ на это с поклоном улыбнулся.

Стервятники снова встрепенулись, но Гарри проигнорировал их. Добрая служба достойна награды, и ему нужны были такие люди, как Уолси, Саффолк и Болейн. Они являли собой доказательства того, что древность рода не есть необходимое условие для продвижения при дворе.

– Что?! – проревел Гарри, и его голос разнесся по всему залу Совета; король никак не мог поверить, что в мире существует такое двуличие. – Вы говорите, Фердинанд и Максимилиан, мои союзники, действовали у меня за спиной и подписали тайный договор с Людовиком?

– Боюсь, это правда, ваша милость, – сказал Норфолк, и дрожь возмущения прокатилась по рядам советников. – Мы получили донесения от ваших агентов.

– Значит, меня выставили дураком! – Гарри схватил бумаги и быстро прочел, сжав свободную руку в кулак; в горле у него стоял ком горечи.

Король сидел, безмолвный, потрясенный и убитый отступничеством своих недавних союзников. А ведь он доверял им, считал их людьми чести. Что ж, никогда больше он не будет таким простодушным.

– Последствия расторжения этого альянса многообразны, – заметил Уорхэм. – Брак принцессы Марии с инфантом Карлом не может быть заключен, так как Совет Максимилиана отказался принять ее в качестве невесты.

Еще один удар. Марии было предначертано стать королевой Испании и, даст Бог, императрицей Священной Римской империи, ее ждало славное будущее, которое сулило процветание Англии.

– Но приготовления к свадьбе уже ведутся! – воскликнул Гарри. – Они должны были пожениться в мае, я потратил на приданое для принцессы, украшения, мебель и посуду столько денег, что хватило бы уплатить выкуп за короля. Ее свита уже составлена.

– Сир, свадьбы не будет, – мягко произнес Норфолк.

Гарри готов был снова взорваться, но тут заговорил Уолси:

– Ваша милость, есть удачный способ отразить эти неприятности. Вы сами можете обдумать заключение союза с Францией.

Все молча уставились на него.

– Но мы воюем с Францией! – возразил Гарри.

– Войны никогда не ведут к процветанию, – продолжил Уолси. – Мир с Францией сохранит лицо Англии и принесет много выгод. И я слышал, король Людовик ищет себе жену.

– Нет! – заявил Гарри. – Франция – моя, и я намерен завоевать ее!

– Но без союзников эта борьба дорого нам обойдется. – Уолси подался вперед. – Я не призываю вашу милость отказаться от своих намерений, а лишь советую отложить это предприятие до того времени, когда вы будете в более выгодном положении, чтобы его осуществить. Принцесса так или иначе может стать королевой, и, я думаю, Людовик с удовольствием подпишет договор.

Несколько советников с мудрым видом кивнули. Гарри сердито глянул на них. Отвратительно! Седобородые вечно склоняли его к осторожности. Они никогда не хотели войны, давно забыли, каково это, когда в твоих жилах воинственно вскипает кровь, когда ты стремишься отстаивать правое дело и нацелен на победу. Он не мог отринуть свою мечту о французской короне! И не оставит ее!

– Можете забыть об этом! – резко бросил Гарри. – А что до предательства Фердинанда и Максимилиана, я пересплю с этим делом и дам вам ответ завтра.

Кто-то должен заплатить за это, кипятился Гарри, размашистым шагом идя по галерее в королевские апартаменты. Его жестоко обманули! И кто же? Кейт. Она дочь вероломного Фердинанда, она побуждала его вступить в союз со своим отцом, обещала ему весь мир!

– Ваш отец обманул меня! – проревел король, врываясь в покои супруги.

– Я в это не верю! – вскричала Кейт. – Он любит вас.

– Ха! Вы настолько наивны, Кейт, или притворяетесь? Меня надули и выставили дураком перед всем христианским миром. Вот послушайте: Фердинанд и Максимилиан, которые якобы были моими союзниками, подписали тайные соглашения с королем Людовиком, оставив меня биться с французами в одиночку. Нет, помолчите! Сначала выслушайте меня, а уж потом можете бросаться на защиту своего отца, так как теперь совершенно ясно, что ни один из них не собирался помогать мне в завоевании французской короны. Но хуже всего, что Людовик заранее договорился с ними о том, что мне будет позволено захватить Турне и Теруан, чтобы я отправился домой удовлетворенным и оставил их спокойно довершать свои дьявольские дела.

Кейт стояла молча и сгорала от стыда. Гарри продолжал кричать на нее, и она заплакала, но он не желал сжалиться над ней.

– Это ваша вина! – орал он. – Вы годами побуждали меня слушаться советов вашего отца, а теперь видите, к чему это привело! И вы должны понести ответственность за отступничество вашего отца!

Кейт попыталась возразить, но тщетно.

– Я слушался вас, ну и дурак же я был! – ярился Гарри. – А теперь оказался в супружестве с дочерью человека, который все это время был мне врагом!

– Не имеет значения, кто мой отец, – всхлипнула глубоко опечаленная Кейт. – Важны любовь и доверие между нами.

– Не говорите мне о любви и доверии! – прошипел Гарри. – Они были преданы, и впредь, мадам, я не стану слушать вас!

Разгоряченный гневом, король вылетел из комнаты и хлопнул за собой дверью.

– Я хочу получить развод! – заявил он Уолси, вызвав его в свой кабинет. – Можно этого добиться? Я заплачу папе, сколько он попросит.

Обычно сдержанный, Уолси был потрясен.

– Ваш милость, остерегитесь. Нет оснований.

– Она обманула меня, и она бесплодна! Это не достаточные основания?

– В глазах Церкви – нет, сир.

– Но разве ее бесплодие не знак того, что Господь не улыбается моему браку?

– Ее милость выносила двоих сыновей. То, что они не выжили, не ее вина. И вы оба еще молоды. У вас много времени.

– Кто бы говорил! – прорычал Гарри, расхаживая по комнате взад-вперед, как лев в клетке. – Вы защищали мир с Францией, так почему же теперь встаете на сторону той, что верна Испании?

Уолси выдержал взгляд короля:

– Потому что я очень люблю и уважаю королеву, сир, и еще потому, что, оставив такую родовитую леди, вы навлечете на себя гнев Испании и Империи. Но если вы настроены получить развод, я постараюсь скрытно прощупать почву, как на это посмотрят в Риме.

– Сделайте это! – распорядился Гарри.

После нескольких бессонных ночей, проведенных в изматывающей нерешительности, король постепенно начал склоняться к тому, что союз с Францией не так уж плох. Перемена эта произошла в нем по большей части благодаря силе убеждения, которой обладал Уолси, а он теперь стал главным советником короля. Даже Саффолк не пользовался таким влиянием на государя. Гарри по-прежнему любил его больше всех своих приближенных, но в деловом отношении Саффолка превзошел более способный соперник.

Если Саффолк старался скрывать свое недовольство, то между Говардами и Уолси росла открытая взаимная неприязнь. Норфолк, хотя и был в летах, намеревался сковырнуть с важных постов человека, которого называл низкородным выскочкой, и неутомимо стремился настроить короля против него. Уолси, со своей стороны, делал все возможное, чтобы подсидеть герцога.

Гарри понимал, что для него крайне важно сохранять добрые отношения со всеми, кто хорошо служил ему, и поддерживать мир между советниками. К счастью, большинство из них на самом деле зачастую соглашались с предлагаемыми Уолси мерами и были готовы, отставив в сторону предрассудки, работать с ним заодно. Но имелись и люди вроде Бекингема, которые из принципа противились любым предложениям Уолси.

Бекингем не делал секрета из своей ненависти к нему и был его злейшим врагом. Обиженные лорды, считавшие, что сын мясника лишил их традиционной привилегии быть главными советниками короля, сплотились вокруг герцога. Настал день, когда Гарри сел обедать с Уолси в своих личных покоях и пришла очередь Бекингема воспользоваться честью подносить королю золотую чашу для омовения рук. После того как Гарри завершил эту процедуру, Уолси, с усмешкой глядя на соперника, обмакнул свои пальцы в ту же воду.

Гарри навсегда запомнил выражение ярости на лице Бекингема, который якобы по неосторожности расплескал воду, и часть ее попала на туфли Уолси.

– Вы сделали это намеренно, милорд! – сердито сдвинув брови, рыкнул Уолси.

– Я, милорд епископ? Что вы, это случайность. – Бекингем злорадно улыбнулся.

– И вы полагаете, я в это поверю?

– Джентльмены, прошу вас! – вмешался Гарри. – Я уверен, его милость Бекингем извинится. – И он выжидательно посмотрел на своего кузена.

– Прошу прощения, – неохотно буркнул герцог.

Почему этот человек не понимает, что до положения Уолси ему не позволяет возвыситься его же собственная непомерная гордыня, отчужденная манера держаться и чистое невежество во многих вопросах? Для осознания таких вещей он слишком глуп. Что ж, пусть тогда демонстрирует всем свою горечь по поводу исключения из королевских советов.

В тот момент несносный герцог весь подобрался и стоял, готовый сорваться, как стрела с тетивы лука, от него так и несло осуждением, пока Уолси в очередной раз перечислял Гарри все положительные причины, по которым ему следует заключить мир с Францией. Должно быть, Бекингема раздражало, что король не включает его в беседу и не интересуется его мнением, но Гарри это было не нужно. Он прекрасно понимал, что Бекингем, как и большинство старой аристократии, ненавидит французов, извечных врагов Англии, и из принципа ни за что не станет одобрять международную политику Уолси. Глубоко в душе Гарри и сам испытывал те же чувства, но понимал, что Уолси дает мудрые советы, и получал шальное удовольствие оттого, что сбивал спесь с герцога.

– Очень хорошо, – сказал он Уолси. – Я протяну руку дружбы Людовику. Позаботьтесь об этом, Томас.

У Бекингема был такой вид, будто его сейчас удар хватит.

– Как будет угодно вашей милости, – самодовольно ответил Уолси.

Дабы отметить наступление мая, Гарри устроил турнир на новом ристалище, которое по его желанию построили в Гринвиче. Они с Саффолком появились на арене, переодетые в отшельников: Гарри – в белом бархатном одеянии и плаще из кожи и серебряной парчи, Саффолк – в черном. Перед началом турнира оба сняли маскарадные костюмы и бросили их королеве и ее дамам, сидевшим на великолепной смотровой галерее между высокими восьмиугольными кирпичными башнями с пинаклями. Сидя в седле, Гарри поклонился Кейт, и впервые за несколько недель она улыбнулась ему; после ссоры между ними сохранялась холодность. Но по мере того как гнев короля остывал, он начинал ловить себя на том, что скучает по своей супруге и ее ласкам. Сегодня вечером, пообещал себе Гарри, он вернется к ней в постель. Англии нужен наследник, и оказаться снова в объятиях Кейт будет приятно. Он решил не задавать больше вопросов по поводу аннулирования брака. Пусть Уолси отменит задания, которые дал посланным в Рим агентам.

Три недели спустя Гарри вышел из епископского дворца рядом с собором Святого Павла, в одеянии из пурпурного атласа с золотыми цветами, усыпанном драгоценными камнями шейном украшении, которое стоило, как полный колодец золота, и в пурпурном бархатном берете, богато украшенном самоцветами, и сел на прекрасного черного иноходца для торжественных выездов. Тысячи людей высыпали на улицы посмотреть, как король едет с процессией в собор получать почетные дары, посланные ему папой Львом. Оскорбленный двуличием Фердинанда и Максимилиана, папа хотел заверить Гарри в своей дружбе и сохранить его расположение как союзника.

У огромных дверей собора Гарри спешился и пошел к главному алтарю, где его ждал папский посол с мечом и церемониальной шапкой, освященной самим понтификом. Король преклонил колени, двое аристократов опоясали его мечом и возложили ему на голову шапку из пурпурного атласа высотой фут, с расшитыми полями и подвесками из хвостов горностая. После этого Гарри встал и обошел огромную церковь, чтобы все собравшиеся могли увидеть дары папы. Вышедшего из собора короля вновь встретила толпа народа, желавшего посмотреть, как он возвращается в епископский дворец, неся шапку на кончике золоченого меча.