Текст книги "По милости короля. Роман о Генрихе VIII"

В Лондоне устроили пышные торжества. В сентябре Англию посетило французское посольство во главе с адмиралом Франции, которого сопровождали модно одетые аристократы со своими свитами. Король давал им аудиенцию, и принцессу Марию принесли в зал, чтобы послы могли посмотреть на нее. Увидев брата Меммо, сидевшего в углу и тихонько игравшего на лютне, малышка закричала:

– Священник! Священник! Сыграй для меня «Jolly Foster»!

Гарри поднял дочку на руки, а монах послушно выполнил ее просьбу, чем вызвал бурную радость малышки. Адмирал поклонился своей будущей королеве и заявил, что очарован ею.

В начале октября в соборе Святого Павла Гарри подписал договор, за церемонией наблюдало обширное собрание дворян и знати. Уолси с исключительной торжественностью отслужил мессу, королевский секретарь Ричард Пейс произнес длинную речь, восхваляя своего государя, который, сияя улыбкой, сидел перед ним на троне, обтянутом золотой парчой. Если Уолси и считал, что Гарри нечестно присвоил себе всю славу и один получает все почести, то виду не подал.

После этого Гарри принимал послов за обедом в епископском дворце по соседству. В тот же вечер в Йорк-Плейсе, который к тому времени уже превратился в великолепный дворец, Уолси давал роскошный ужин, равного которому не устраивали ни Клеопатра, ни Калигула. По окончании пира Гарри и его сестра Мария, приехавшая по такому случаю ко двору, что было редкостью, и явно наслаждавшаяся своим браком с Саффолком, привели в зал танцоров в масках; их было двадцать четыре, в числе прочих Бесси Блаунт, Саффолк, Невилл, Брайан, Кэрью, Гилдфорд и Генри Норрис, молодой джентльмен, недавно назначенный в личные покои короля. Гарри был очень высокого мнения о нем. Норрис обладал всеми качествами, которые король искал в тех, кто ежедневно служил ему: усердие, остроумие, обаяние и способность предвидеть, что понадобится государю. Норриса быстро приняли в ближний круг короля.

После маскарада к столам вынесли большие чаши, до краев наполненные золотыми монетами и костями, чтобы все общество могло всерьез приняться за азартные игры. Танцы продолжались до полуночи, а потом Гарри покинул гостей, чтобы урвать несколько бесценных часов наедине с Бесси.

Через два дня в Гринвиче, в большом зале королевы состоялась официальная помолвка принцессы Марии с дофином, на которой присутствовали родители девочки, ее крестный отец кардинал Уолси, папский посол кардинал Кампеджо, иностранные посланники, придворные лорды и леди, все в лучших нарядах. Мария выглядела прелестно в платье из золотой парчи и черном капоре, расшитом драгоценными камнями; она уже умела носить шлейф и не путаться в нем. Адмирал исполнял роль ее будущего жениха, а Уолси, державший принцессу на руках, надел на ее крошечный пальчик большое кольцо с бриллиантом, которое было ей слишком велико.

– Вы дофин Франции? – спросила Мария адмирала. – Если да, я хочу поцеловать вас!

Августейшая компания снисходительно заулыбалась.

– С этим придется немного повременить! – усмехнулся Гарри. – Нет, милая, дофин в Париже, лежит в своей колыбели.

После того как двое кардиналов благословили будущую невесту, ее унесли в кровать, а Гарри отвел гостей в зал для приемов на банкет в честь помолвки, где ему прислуживали герцоги Норфолк, Саффолк и Бекингем. Последний, к вящей досаде своего государя, не утруждал себя тем, чтобы скрывать недовольство союзом с Францией. Кейт тоже раздражала Гарри. За весь день она почти ни разу не улыбнулась и, сославшись на усталость, ушла из-за стола после первой перемены блюд. Гарри смотрел ей вслед и чувствовал возмущение, а потом забыл о супруге – вино лилось рекой, завтра состоится праздничный турнир и покажут живую картину. Хорошее настроение вернулось к нему, и он бражничал до двух часов ночи. А когда адмирал восхитился его гауном из золотой парчи, отороченным горностаем, величественно сбросил его с плеч и отдал гостю.

Глава 12

1518 год

Ребенок родился в ноябре. Гарри испытал горькое разочарование, когда ему сказали, что это девочка, и не мог скрыть уныния, получив на руки крошечное мяукающее создание. Он понял, что малышка не выживет; ее плач был совсем слабым. Она не дотянула даже до крещения.

Восемь детей, и все мертвы, кроме одного. Почему? – задавался вопросом Гарри, лежа в постели в ночь после похорон, и вновь размышлял о том, чем он обидел Господа, раз Тот отказывает своему верному слуге в благословении наследником? Кейт считала, что Бог наказывает ее, а может быть, виноваты они оба. От этой мысли у Гарри холодела душа.

Нужно пойти к Кейт и попытаться снова. Ей уже тридцать три, она давно вошла в средний возраст и выглядит соответственно. Гарри опасался, что она никогда не родит ему сына. Что ему делать без наследника мужского пола? Что будет с Англией? Если завтра он умрет, его королевство окажется отданным на милость отпрысков дома Йорков, которые имеют несчастье думать, будто обладают бóльшими правами на трон, чем он. И снова начнется война двух Роз.

Конечно, есть Мария, его предполагаемая наследница. Король Франциск, без сомнения, ухватится за возможность сделать своего сына королем Англии и поддержит ее притязания на престол, но Гарри была невыносима мысль, что его королевство превратится в провинцию Франции, да и англичане никогда не потерпят власти над собой своих давних врагов.

Гарри перевернулся с боку на бок, пытаясь устроиться удобно и желая поскорее заснуть. Мучительные мысли о будущем, в котором нет его, уже утомили его. Он сохранял мир в своем королевстве, одерживал победы за границей, достиг больших успехов в дипломатии, но все это могло пойти прахом без его твердой руки.

Что думает на этот счет Кейт, можно не спрашивать, и без того ясно. Ее мать Изабелла правила Испанией совместно с Фердинандом. Она водила в бой армии и вошла в легенды. Кейт явно считала, что Мария станет второй Изабеллой. И тем не менее Господь предназначил мужчин править народами. У женщин нет для этого ни силы, ни умственных способностей, именно поэтому закон приравнивает их к детям. Посмотреть хотя бы на помешанную сестру Кейт Хуану, законную королеву Кастилии, которую, к счастью, затворили в каком-то испанском замке. Англичане же вообще не принимают королев. Еще в XII веке они отправили последнюю паковать вещи до того, как она получила корону.

Что же делать? Что он может сделать? Обратиться к папе за аннулированием брака и взять жену помоложе? Но это разобьет сердце Кейт. Он не испытывал такого же страстного влечения к ней, как прежде, но все еще любил ее.

Он слишком устал, чтобы думать об этом и дальше. Была бы сейчас с ним в постели Бесси… Гарри истосковался по ее утешительным объятиям, по ее нетребовательному обществу, мягким прикосновениям. Позвать ее? Она наверняка уже крепко спит в комнате фрейлин. Нет, лучше подождать до завтра.

Следующим вечером Бесси пришла к нему, белолицая, с нежным румянцем, в платье цвета розы с опушкой из кроличьего меха. Она еще больше расцвела и приятно округлилась. Гарри приписал это тому, что его возлюбленная излишне баловала себя вкусной пищей. Но ему нравилось это в женщинах.

Едва Бесси успела задвинуть засов, как Гарри заключил ее в объятия и пробормотал:

– Милая моя, как я истосковался по вас! – Его руки нащупывали шнуровку на ее платье.

– О Гарри, мы не должны, – хихикнула Бесси.

– Почему нет? У вас месячные?

Лицо Бесси расплылось в улыбке.

– Их уже давно нет. Гарри, я жду ребенка.

О радость! Он уставился на нее, будто перед ним вдруг появилась сама Дева Мария во плоти.

– Моя дорогая! – выдохнул Гарри. – Это лучшая новость, какую вы только могли мне сообщить.

Его глаза наполнились слезами, горло перехватило. Это было прекрасно, но и отдавало горечью: его ребенка будет вынашивать любовница, а не жена, которая раз за разом теряла детей.

И тем не менее дух Гарри воспарил на крыльях, когда он подумал о малыше, который рос под корсажем Бесси. Она сказала, что чувствует себя прекрасно; казалось, все идет как положено. Разумеется, она не сможет оставаться при дворе, когда ее беременность станет заметна всем, поэтому Гарри доверился Уолси, который тайно приготовит все необходимое к нужному моменту. Бесси поселится в Иерихоне, уединенном тихом особняке в Эссексе, который Гарри купил у соседнего монастыря Святого Лаврентия. Кейт можно сказать, что девушка понадобилась дома, в Шропшире, чтобы быть компаньонкой своей болящей матери. Он достаточно далеко, так что никто ничего не проведает.

Бесси отправилась туда довольно охотно. Получив возможность избежать позора и публичного осуждения, она вздохнула с облегчением. Гарри смотрел из окна, как уезжает его возлюбленная, отчаянно желая, чтобы все было по-другому. Он будет сильно скучать по ней.

1519 год

В новом году до Англии дошла весть о смерти старого лиса Максимилиана. Предстояли выборы нового императора Священной Римской империи. Гарри сразу выдвинул себя и послал усердного и неутомимого Ричарда Пейса в Германию вести кампанию в свою поддержку, а сам поехал в Беддингтон-Парк в Суррее провести неделю в гостях у сэра Николаса Кэрью. Главный зал в доме его друга имел прекрасную кровлю на открытых деревянных балках, и Гарри решил построить такой же в одном из своих дворцов.

Каждый день, славно поохотившись, он допоздна засиживался у камина за беседой с Кэрью, а музыканты тихо играли в углу.

– Комптон попросил у меня разрешения сделать предложение графине Солсбери, – говорил Гарри.

Вдовая Маргарет Поул, отпрыск древа Плантагенетов, приходилась ему троюродной сестрой. Это была почтенная и очень богатая леди, которой король восхищался.

– У него нюх на деньги, – заметил Кэрью. – Это не может быть любовь. Он уже много лет имеет связь с леди Гастингс, с тех пор как муж забрал ее из монастыря.

Гарри почувствовал жар на щеках. Комптон вступил в отношения с упомянутой дамой, проявив почти неприличную поспешность, после того как самому Гарри пришлось прекратить эту связь из-за вспышки гнева, которую вызвали у Кейт его шашни с леди Гастингс.

– Думаю, леди Солсбери понимает это. Она его отвергла. Если он не поостережется, то окажется перед церковным трибуналом за открытое сожительство с замужней женщиной.

– Он и половина вашего двора! – хохотнул Кэрью.

Гарри нахмурился. Уолси уже не раз жаловался ему, что поведение некоторых молодых джентльменов короля подрывает репутацию двора. Слыша это, Гарри морщился, ему хотелось слыть добродетельным правителем, но он понимал, что Уолси и его коллеги из Тайного совета завидуют влиянию джентльменов личных покоев, которые успешно соперничали с ними в этом, имея в своем распоряжении ухо короля. Лорды не без оснований желали ограничения власти над государем его молодых компаньонов.

После Дня святого Георгия Гарри переехал в Гринвич, и именно там на заседании Совета кардинал выступил открыто:

– Ваша милость, мы все согласны в том, что личные покои следует очистить от молодых фаворитов, которые ведут себя не согласующимся с вашей честью и достоинством образом.

Сразу закивали головы в единодушной поддержке Уолси. Гарри промолчал, разрываясь между верностью друзьям и желанием защитить репутацию своего двора. Он не должен превратиться в такую же выгребную яму, над которой восседал король Франциск!

Уолси продолжил:

– Я говорю о сэре Николасе Кэрью, Фрэнсисе Брайане, сэре Эдварде Невилле и сэре Генри Гилдфорде, это лишь некоторые. – (Слава Богу, он не назвал Комптона!) – Они дают вашей милости дурные советы. Побуждают вас проигрывать большие суммы. Они слишком фамильярны с вами и часто забываются. Вы терпеливо сносите все это и, будучи по натуре мягким, не порицаете и не наказываете их.

– Эти люди – мои друзья, – заявил Гарри.

Втайне он и сам уже начинал тревожиться из-за их чрезмерной фамильярности, хотя дозволял и даже поощрял ее. Тем не менее ему не хотелось прогонять своих ближайших компаньонов.

– Увы, сир, они плохие друзья. Вы, может быть, не знаете, что недавно, во время дипломатической миссии в Париж, Невилл и Брайан публично опозорили себя, когда сопровождали короля Франциска, который переодетым ехал по улицам. Они кидали в прохожих яйца, камни и другие мелкие вещи.

Гарри вспыхнул, припомнив те времена, когда с друзьями инкогнито посещал лондонские таверны, напивался там и творил разные глупости. Он молился про себя, чтобы Уолси никогда не прознал об этом.

– Сдается мне, что домой они вернулись целиком французами в еде, питье, манере одеваться и французами же в пороках. – Суррей фыркнул.

– Это верно, сир, – вставил слово Норфолк. – Они усмехаются, сравнивая ваш двор с французским, язвительно шутят над пожилыми придворными и служителями двора и в целом ведут себя предосудительно.

– Да, сир, – хором подхватили другие советники, даже сэр Томас Болейн.

– Мы просим вашу милость положить конец их недостойному поведению, так как оно плохо сказывается на вас, – требовательным тоном произнес Уолси.

Гарри заерзал на месте. Он как будто снова стал юнцом, которого отчитывает отец. Но как бы то ни было, возмущен он таким обращением с собой или нет, а нужно что-то предпринять, и Гарри понимал, чего от него ждут.

– Хорошо, – сказал он. – Милорд камергер, вызовите их всех и увольте с постов, а затем прикажите им покинуть двор. Но они могут по-прежнему быть полезны мне. Кэрью и Невилл пусть отправляются в Кале и помогают укреплять оборону, остальные могут заняться делами в своих графствах.

Гарри встал и удалился, не желая раздумывать о том, как сильно опечалит его друзей удаление от двора. Вскоре он уже скучал по ним, жизнь была теперь не такая веселая, но дни шли за днями, король видел, что мало кто при дворе расстроен отъездом его опальных приятелей, и начал чувствовать, что поступил правильно. Королю не пристало быть дураком, ему нужно хранить свое достоинство, вести себя солидно.

Вместо уволенных со службы Уолси ввел в личные покои нескольких рыцарей постарше и более серьезных, которые полюбились Гарри, хотя он и понимал, что это люди кардинала. К счастью, Генри Норрису позволили остаться, так как все считали его человеком достойным доверия, вдумчивым и умеющим хранить тайны. Несомненно, Уолси, Норфолк и остальные советники надеялись, что, освободившись от влияния своих приятелей, Гарри перейдет к новому образу жизни, более подобающему взрослому мужчине, будет уделять меньше времени пирам и развлечениям и займется государственными делами.

Советники объединились с Уолси в борьбе против личных покоев, но тем и ограничились, в целом их недовольство кардиналом выражалось явственнее, чем обычно. Особую зависть у Норфолка вызывал его прекрасный дворец Хэмптон-Корт. Герцог теперь взял под крыло старика Скелетона, бывшего наставника Гарри, и, вероятно, именно он подбил его сочинить несколько язвительных виршей с нападками на Уолси, которые изрядно веселили придворных. Скелетон явно получал удовольствие, высмеивая бесстыдные амбиции кардинала и его низкое происхождение.

 
Почему ты не едешь никак ко двору?
Туда, где король, или в Хэмптон?
Двор королевский главнее всех,
Но хэмптонский больший имеет успех.
 

Уолси так разгневался, прочтя эти строки, что приказал арестовать Скелетона, однако старик нашел убежище в святилище Вестминстерского аббатства. Гарри тоже готов был послать за ним стражу, так как Скелетон осмелился атаковать и его в пьесе-моралите под названием «Великолепие». Ожидалось, что произведение будет хвалебным, но вместо этого король обнаружил в нем суровые порицания за неумеренное пристрастие к удовольствиям и советы искать компромисс между показной роскошью и умеренностью. В пьесе король увольнял со службы мудрого министра и давал слишком много власти глупому. Намек читался довольно легко, и Гарри нашел это неприятным для себя. Если бы старый учитель не скрылся в святилище, бывший ученик запер бы его ненадолго в Тауэре.

Приятели Гарри разъехались, и сам он обратился к делам серьезным. К примеру, озаботился созданием собственной гробницы. Торриджано великолепно оформил место упокоения его родителей в Вестминстерском аббатстве. Когда Гарри смотрел на позолоченные фигуры покойных, то будто снова видел их живыми: отец, как обычно, угрюмый и строгий, а мать представала перед ним во всей прелести своей красоты и нежности. Он думал, что Кейт окажется во всем похожей на нее, и до некоторой степени его надежды оправдались, однако там, где мать имела успех, его жена сплоховала, ведь она не родила ему сына.

Для себя Гарри хотел создать еще более впечатляющую гробницу, которая отражала бы величие его персоны и его свершений, – громадный склеп из белого мрамора и черной яшмы с возвышающейся над ним триумфальной аркой, увенчанной статуей его самого верхом на коне в окружении десятков фигур в полный рост, как при жизни.

Когда он не чертил планы своего мемориала, то проводил время на ристалище или в обществе своего нового астронома Николаса Кратцера, которого убедил покинуть родную Германию ради того, чтобы поступить на службу к английскому королю. Кратцер был бесконечно остроумен и поддерживал добрые отношения с Эразмом и Томасом Мором.

Как-то раз в конце весны Кратцер принес в кабинет Гарри солнечные часы собственного изобретения. В обычной ситуации король сразу заинтересовался бы новинкой, но в тот момент его мысли были заняты другими вещами: результаты выборов императора могли стать известны в любой момент, и Гарри с нетерпением ожидал их.

В конце концов он не выдержал:

– Увы, господин Кратцер, государственные дела зовут меня. Мы обсудим ваше изобретение в другой раз.

– Есть новости? – в который уже раз спросил он, врываясь в кабинет Уолси.

– Нет, ваша милость, пока нет.

– Как по-вашему, у меня хорошие шансы на избрание? – Гарри повторял этот вопрос постоянно, он не мог вынести мысли, что его обойдут.

– Я настроен вполне оптимистично, – ответил Уолси. – Но не думаю, что мы получим результаты на этой неделе. Не поехать ли вам на охоту, сир?

Гарри так и сделал. Его голова полнилась планами, что` он сделает, если станет императором. Он видел себя в Риме, стоящим на коленях перед папой, который возлагает на его голову корону Карла Великого; представлял, как объезжает весь христианский мир и перед ним склоняются все народы; грезил о том, как удобно устраивается в прекрасных дворцах Бургундии, Германии, Австрии, Венгрии, Италии. Henricus Imperator! Как это звучало!

Герцог Бекингем роскошно принимал у себя короля в Пенсхерст-Плейсе, они с удовольствием играли в теннис, и тут наконец объявили о прибытии Ричарда Пейса. Гарри поспешил принять его в саду, подальше от чужих ушей.

– Ну?.. – Короля распирало от нетерпения.

– Ваша милость, боюсь, это не та новость, которую вы хотели бы услышать. Императором выбрали инфанта Карла.

– Этого юнца?! – ужаснувшись, воскликнул Гарри. – Клянусь Богом, он к этому не готов!

Однако демонстрировать свое жестокое разочарование было ни к чему. Он не должен терять лицо, чего бы это ни стоило.

– Ну что ж, я уверен, выборщики понимали, что делают.

– Ваша милость, вы не представляете, сколько денег Карл потратил на подкуп, – сказал Пейс с видимым отвращением.

– Если Империя настолько коррумпирована, я очень доволен, что не выиграл выборы, – ответил Гарри, благодарный своему секретарю за то, что тот помог ему справиться со смятением. – А теперь, друг мой, я настаиваю, чтобы вы поужинали со мной.

Пока они шли в зал, Гарри обратился мыслями к будущему:

– Лучше бы я не увлекался так выборами императора, Ричард. Мне следовало встретиться с королем Франциском, но теперь это придется отложить до следующего года. Я знаю, он так же, как и я, ждет этой встречи. Мы договорились не бриться, пока не увидимся, вот откуда у меня эта борода. Королеве она не нравится. – Он усмехнулся.

– По-моему, вашей милости она очень идет, – сделал ему комплимент Пейс.

Гарри был с ним согласен. Красивая золотистая борода выделяла его на фоне других мужчин. Но Кейт ополчилась на нее.

– Терпеть не могу бороды! – горячилась она. – Мне нравится, когда вы чисто выбриты и выглядите нормально. Очень вас прошу, избавьтесь от нее ради меня!

Она так расшумелась, что Гарри, предпочитавший тихую жизнь, капитулировал. После чего был вынужден написать королю Франциску – объяснил, что произошло, чувствуя себя дураком. Однако Луиза Савойская, мать Франциска, аккуратно замяла этот дипломатический инцидент, заявив, что любовь, которую питают друг к другу два короля, заключена не в бородах, а в их сердцах. Услышав это, Гарри улыбнулся. Как легко ложь становится валютой в политике.

В душе он знал, что не стоило уступать Кейт. Они все больше и больше отдалялись друг от друга, – по крайней мере, с его стороны отчуждение усиливалось. Разница в возрасте пять с половиной лет становилась все более очевидной. Одного взгляда в зеркало Гарри хватало, чтобы понять: иностранные послы не преувеличивали, называя его самым красивым правителем во всем христианском мире. Он по-прежнему был красив, по-прежнему превосходно сложен. Природа, говорили люди, не могла сделать для него больше. Рядом с ним Кейт выглядела блеклой, следы горестей и разочарований избороздили ее лицо, которое освещалось, только когда она видела его; в такие моменты женщина средних лет казалась свежей девушкой. Рыцарские чувства Гарри были сильно задеты, когда ему передали, что король Франциск назвал Кейт старой и безобразной, а ведь он даже не видел ее, тем не менее французский монарх был недалек от истины. Твердый, выступающий вперед подбородок Кейт действительно выглядел безобразно, тут ничего не скажешь.

Гарри скучал по Бесси. Ее беременность протекала благополучно, судя по сообщениям, которые повитуха присылала Уолси. Весна превратилась в лето, король с нарастающим волнением ожидал скорого рождения ребенка и тревожился, все ли пройдет гладко. И вот однажды прекрасным июньским днем к нему в кабинет пришел широко улыбающийся Уолси:

– У вашей милости родился здоровый сын. Я только что получил новости из Иерихона.

Сын! Здоровый сын! Но внебрачный, который не сможет наследовать корону. Радость Гарри умерялась досадой. Как может Господь быть таким жестоким, когда знает, что больше всего Его верный сын желает иметь наследника и нуждается в нем, чтобы передать ему свой трон?

– Надеюсь, мистресс Блаунт чувствует себя хорошо? – Сердце Гарри полнилось благодарностью к Бесси и горьким сожалением, что она не его жена.

– Она чувствует себя отлично, и ей ничто не угрожает. Мне сказали, что ребенок унаследовал красоту и отца, и матери.

– Скоро я навещу их.

– Я бы советовал вашей милости быть осмотрительным.

– Нет! – отрезал Гарри.

– Нет, сир?

– Не вижу причин соблюдать осмотрительность.

Ему вдруг захотелось наказать Кейт за то, что она так и не родила ему сына. Он хотел заявить ей и всему миру: «Смотрите, на что я способен! Виноват не я! Изъян не во мне!» Теперь он отринет страх, что отсутствие сыновей бросает пятно на его мужское достоинство.

– Мальчика будут звать Генри Фицрой – сын короля! Я намерен публично признать его, чтобы все поняли: я могу зачать сына, если кто-то в этом сомневался! Вы станете крестным отцом, Томас, и будете отвечать за заботу о ребенке. Пока он мал, можете оставить его с мистресс Блаунт. И я настаиваю, чтобы ее называли матерью сына короля и почитали соответственно.

Уолси нахмурил брови:

– Увы, сир, боюсь, к ней не будут относиться с почтением, если она не вступит в достойный брак.

Гарри уставился на него:

– Но я хочу, чтобы она вернулась ко двору. У короля Франции есть maîtresses-en-titer[17]17
  Официальная фаворитка короля Франции (фр.).


[Закрыть], которая открыто сожительствует с ним. Почему я не могу позволить себе того же?

– Потому что это Англия, сир, и ваши подданные не потерпят этого. Королеву очень любят. Как бы то ни было, продолжайте оказывать почести мистресс Блаунт вашим вниманием, но, прошу вас, соблюдайте осторожность. Пусть почетный брак будет прикрытием для вашей привязанности.

Немного успокоившись, Гарри понял, что Уолси дает ему мудрый совет. Кардинал никогда не подводил его.

– Хорошо, – согласился король.

Уолси управился быстро. Бесси срочно выдали замуж за одного из его подопечных, богатого молодого джентльмена по имени Гилберт Тейлбойс, владевшего поместьями в Линкольншире и Сомерсете. Парламент убедили выделить ей большое приданое. К великому разочарованию Гарри, Бесси покинула двор, чтобы жить со своим новым мужем, но Уолси организовал ее тайные приезды к королю; таким образом связь Генриха с Бесси возобновилась.

Любовь к сыну сблизила их сильнее, чем прежде. Гарри не мог нарадоваться на малыша, который был очень на него похож. Если бы, если бы только этот мальчик мог наследовать ему! Стоило Гарри взглянуть на сына, как мысль эта сразу возникала у него в голове. Все было бы иначе!

Кейт ничего не сказала, ни разу не упомянула о Генри Фицрое, хотя двор бурлил слухами. Она не могла не знать о случившемся и тем не менее продолжала всем своим видом демонстрировать любовь к мужу. Вообще никто открыто не критиковал его. Острые пики упреков были направлены на Уолси, и враги кардинала с ликованием обвиняли его в поощрении безнравственности в молодых людях, так как он благополучно сбыл с рук Бесси Блаунт. Это дало Гарри повод вернуть ко двору своих друзей, которых разогнал Уолси.

– Вот что, милорд кардинал: нельзя иметь и то и другое, – насмешливо сказал ему король однажды во время прогулки по саду.

Уолси посмотрел на него с непониманием.

– Ха! – хохотнул Гарри. – Вы отправили в отставку моих фаворитов, как вам было угодно называть их, за дурное поведение, а сами посмеялись над браком, – по крайней мере, так говорят ваши противники.

– Но это помогло вам, сир. – Кардинал не мог скрыть смятения.

– Да, и я вам благодарен. Но я позову назад своих друзей. Я не хочу, чтобы вас называли лицемером. И, поступая так, помогаю вам. – Он улыбнулся.

– Увы, сир, вы обхитрили меня, – грустно отозвался Уолси.

1520 год

Холодным февральским утром Гарри присутствовал на свадьбе своего дальнего родственника Уильяма Кэри, подающего надежды джентльмена личных покоев, и дочери сэра Томаса Болейна Мэри. Эта девушка несколько лет провела во Франции, отправившись туда в свите сестры Гарри, и служила ей как королеве Франции. Учитывая ходившие о ней сплетни, Гарри считал, что этой ветреной особе повезло заполучить такого прекрасного супруга. На ум приходили слова «подпорченный товар», распространились даже слухи, будто король Франциск хвастался, что объезжал свою английскую кобылу, намекая на Мэри. Однако Болейн был оборотистый делец, и ему каким-то образом удалось подсунуть свою дочь Кэри. Глядя на нее, такую мягкотелую, с дерзкой улыбкой и ямочками на щеках, Гарри понимал, на что польстился молодой человек. Наклонившись поцеловать невесту, он ощутил приступ зависти и вожделения.

Покинув свадебный пир, король вызвал Уолси в свой кабинет. Момент назначенной встречи с королем Франциском быстро приближался, а кардинал отвечал за все детали, связанные с перевозкой пяти тысяч человек через Английский канал в Кале, последнее владение англичан во Франции.

Уолси явился с целой стопкой планов и списков.

– Сир, достигнута договоренность, что встреча состоится в шести милях от Кале, в месте под названием Валь-д’Ор, или Золотая долина, которое находится между принадлежащим вашей милости городом Гином, где вы обоснуетесь, и Ардром, где будет базироваться король Франциск. Однако я опасаюсь, что замок Гина слишком мал для достойной демонстрации величия. Возьму на себя смелость предложить, чтобы мы построили на месте встречи временный дворец.

Он выложил на стол перед Гарри набор тщательно выполненных чертежей. Король изумленно уставился на них.

– Это будет дворец иллюзий, – продолжил объяснения Уолси. – Сам Леонардо да Винчи не мог бы придумать лучше. Его возведут из дерева на основании из кирпича и камня, покроют холстиной, раскрашенной под кирпичную или каменную кладку. В обеденном зале потолок сделают из зеленого шелка, усеянного золотыми розами, а пол выстелют узорчатой тафтой. Во дворце будут половины короля и королевы, покои для моей скромной персоны, а также для сестры вашей милости, «королевы Франции». Главные придворные разместятся в замке Гина, остальные – в шатрах… – Кардинал развернул свиток, покрытый цветными рисунками бело-зеленых, сине-золотых и красно-золотых шатров; все они были украшены королевскими эмблемами, геральдическими животными и девизами. – Эти строения предназначены для развлечений и банкетов. У вашей милости будет собственный обеденный шатер из золотой парчи.

– Вы замечательно все продумали, Томас! – просиял Гарри.

Уолси улыбнулся:

– Я приказал доставить много скота и съестных припасов. Мы не должны жалеть ни усилий, ни денег на то, чтобы поразить французов.

Гарри кивнул. Он намеревался затмить Франциска. До сих пор он прохладно относился к предстоящей встрече, но теперь стал ждать ее с нетерпением.

– Это великое событие, – заметил король.

– Все под контролем, сир. Многие необходимые вещи будут отправлены на кораблях, в том числе гобелены, мебель и турнирные принадлежности. Из арсенала Тауэра мы возьмем полторы тысячи копий и тысячу миланских мечей, а с конюшен – множество лошадей. Я велел перевезти из Гринвича в Гин оружейную мастерскую со всем ее оборудованием для ремонта доспехов и оружия.

Гарри с большим удовольствием представлял себе, с какой завистью французы следят за приготовлениями англичан. Соглядатаи Уолси сообщали, что те не хотят тратить столько денег. У короля Франции не будет специально построенного для него дворца: французский двор разместится рядом с Ардром в небольшом палаточном городке. Французы уже окрестили место встречи двух королей Полем золотой парчи.

Чрезвычайную важность имело соблюдение этикета. Уолси взялся разрешить многочисленные споры и установил правила, которыми регулировались вопросы первенства.

– Мы договорились, дабы не затрагивать честь обеих наций, что ни ваша милость, ни король Франциск не будете принимать участие ни в каких поединках или схватках один против другого.

Гарри нахмурился. В его воображении рисовалась картина, как он побеждает Франциска на ристалище, даже сшибает его с коня и забирает все призы.

Уолси заметил недовольство короля.

– Это будет неразумно, сир. Равенство должно соблюдаться во всем, так как ваша цель – установить долгосрочный мир. Даже землю на месте вашей встречи выравнивают, чтобы ни у одной из сторон не было преимущества ни в чем.

Гарри согласился: Уолси прав. И все же он не отказался бы обойти французского короля хоть в чем-нибудь, ведь они были противниками, и никакая дипломатия не могла скрыть этого факта. В последние шесть лет Франция, может быть, и была дружна с Англией, да и малышка Мария, вероятно, станет в будущем французской королевой, но старая вражда забывается с трудом.