Текст книги "По милости короля. Роман о Генрихе VIII"

В Майский день, желая произвести впечатление на нового венецианского посла Себастьяна Джустиниана, Гарри устроил изумительную живую картину. Король встал рано, надел костюм из зеленого бархата и отправил двоих лордов, чтобы те доставили посла в Гринвич. Затем, оседлав своего любимого коня, могучего Говернаторе, вместе с Кейт поехал в большой охотничий парк, окружавший дворец. Кейт была роскошно одета в испанском стиле, ее сопровождали двадцать пять девушек, все в платьях с разрезами, заполненными золотистой тканью, и верхом на белых лошадях в расшитых золотом попонах. Гарри старался не смотреть на Бесси, но не мог удержаться, потому что она была самой красивой из всех. Рядом с ней Кейт, которой в этом году исполнится тридцать, выглядела немолодой и поблекшей. Неприятно было думать, что в двадцать три года, когда его распирает от жизненной силы, он связан с женщиной, которая заметно старше его, к тому же постепенно становится чересчур религиозной и степенной. И все же лицо Кейт, как обычно, осветилось радостью, стоило ей увидеть мужа.

Когда они оказались в лесу, Гарри едва сдерживал свой восторг, так как здесь их ждало множество удовольствий. Венецианцы уже расположились на поляне, их явно поразило зрелище короля в окружении двухсот лучников в зеленых ливреях. Один был одет Робин Гудом, а рядом с ним стоял мальчик в красном киртле, исполнявший роль девицы Мэрион. Их сопровождали сто дворян верхом на лошадях.

Робин Гуд поклонился Кейт:

– Не желают ли ваша милость и ваши дамы войти в лес и посмотреть, как живем там мы, разбойники?

– Сомневаюсь, что королева осмелится войти в чащу с толпой разбойников! – крикнул Гарри.

Кейт улыбнулась ему:

– Куда пойдете вы, супруг мой, туда с удовольствием отправлюсь и я.

Зазвучали трубы, Гарри взял ее за руку и повел через лес. Они пришли на другую поляну, где поставили несколько беседок, украшенных цветами, травами, ветвями и наполненных певчими птицами, которые заливались сладкозвучными трелями. Рядом с беседками накрыли столы для завтрака.

– Сир, – обратился к королю Робин Гуд, – разбойники завтракают олениной, и вам придется довольствоваться той пищей, которая нравится нам.

Гарри улыбнулся ему и сел за стол с Кейт и гостями, а лучники стали подносить им огромные блюда с дичью и бутыли вина. В другой беседке на триумфальной колеснице расположились музыканты, которые в течение всего пира услаждали слух музыкой. Они играли на органе, лютне и флейтах.

Король не мог усидеть на месте. С кубком в руке он расхаживал вокруг столов, болтал с гостями, предлагал попробовать изысканные угощения и даже сам подавал их. Венецианцы глядели на него разинув рот и, несомненно, изумлялись, что король может быть таким добродушным, услужливым и общительным. Гарри вспомнил, что до приезда в Англию эти люди побывали в Париже, и в нем разгорелось любопытство.

– Поговорите со мной немного, – сказал он послам. – Король Франции, он такой же высокий, как я?

– Разница между вами совсем невелика, ваше величество, – ответил ему один венецианец.

– Он так же крепок телом?

– Нет, он не таков.

– А какие у него ноги?

– Помилуйте, ваше величество.

Гарри засиял улыбкой. Откинув подол длинного дублета, он хлопнул себя рукой по бедру и сказал:

– Взгляните сюда! И икры у меня тоже хороши.

Гости сдержанно захлопали.

Когда убрали столы, Гарри оседлал Говернаторе и начал выделывать курбеты и прочие трюки на коне; венецианцы бурно аплодировали.

– Я представляю, что вижу перед собой самого бога Марса! – воскликнул Джустиниан.

Гарри поклонился ему с седла, затем спешился и пригласил гостей принять участие в состязании лучников, которое с легкостью выиграл.

Днем Гарри и Комптон сорвали оглушительные аплодисменты на турнире. Гарри выкладывался как мог, зная, что некоторые венецианцы вечером уезжают во Францию, а значит, наверняка расскажут королю Франциску, как великолепно проявил себя в поединках английский монарх. Кейт и Бесси следили за ним с галереи, и Гарри кожей ощущал их взгляды, что побуждало его к еще бóльшим рыцарским подвигам.

Всю неделю под лучами майского солнца продолжались турниры. Николас Кэрью и его повеса-шурин, сын сэра Томаса Брайана Фрэнсис, присоединились к Гарри на площадке, король одолжил им лошадей и оружие, желая вдохновить всех молодых людей на ратные подвиги. В Кэрью он нашел себе надежного партнера, этот выдающийся турнирный боец прославился своим бесстрашием и отвагой. Кэрью был таким опытным наездником, что выехал на ристалище на лошади в шорах, чтобы она не попятилась от страха при виде троих мужчин, которые вынесли на площадку ствол дерева длиной двенадцать футов и установили его на упоре для копья на доспехах всадника. У Гарри отвисла челюсть, когда Кэрью проскакал вдоль всего ристалища, потрясая этим бревном, как копьем; зрители задержали дыхание, а потом разразились радостными аплодисментами.

На следующий день король отдыхал в парке со своими джентльменами. Под деревьями поставили стол, накрыли его скатертью, принесли посуду, пока мужчины, сбросив дублеты, катались по траве в шутливых борцовских схватках.

– Думаю, в результате победил я, – хвастливо заявил Фрэнсис Брайан.

– Нет, выиграл Гарри, – сказал Комптон.

– Он верно говорит. Я король, мне и быть победителем, – согласился Гарри и с усмешкой допил остатки вина из кубка.

– Да, как в картах и домино! – пошутил Брайан.

– Не напоминайте мне, – застонал Гарри, так как вчера вечером проигрался в пух и прах.

– Не расстраивайтесь! – хлопнув Гарри по плечу, посочувствовал ему Генри Куртене, его кузен, после смерти отца ставший графом Девоном. – Зато вы всех превзошли на турнире.

– Такова жизнь, – с видом мудреца изрек Брайан, покусывая стебелек травы. – К чему мне двор, войны, зрелища, привилегии? Я предпочитаю сельскую идиллию, мягкую постель и крепкую шлюху.

Раздался дружный смех.

– Вы на этом не остановитесь, – заметил Кэрью. – Вам всегда нужно двигаться дальше. Вы начинаете скучать через пять минут.

Это правда, подумал Гарри. Брайан был полон нерастраченной энергии и всегда готов к приключениям. Он, конечно, скандалист, злой на язык острослов, неисправимый интриган, человек двуличный и непостоянный в своих привязанностях, но при этом умен, образован, начитан, отличился на поле брани и обладал неотразимым очарованием.

И все же Брайан не Саффолк. Гарри скучал по своему старому другу. Мария и ее супруг со дня на день должны были вернуться в Англию, и он не мог дождаться радостной встречи с ними. Разумеется, он изобразит, что недоволен их ужасным проступком, но очень быстро позволит себе утихомириться и всех простит. А скоро первая часть выплаты их огромного долга окажется в его сундуках.

Глава 10

1515 год

Мария опустилась перед ним на колени. Она была еще красивее, чем прежде, а в ее голубых глазах сверкали непролитые слезы. А вот и его любимый Саффолк склонил голову от стыда и самоуничижения, жаждет прощения, почитая себя счастливчиком, – голова-то до сих пор у него на плечах. Как же можно отказать им?

– Вы глубоко обидели меня, – строго произнес Гарри. – Я мог бы отправить вас обоих в Тауэр, а вас, милорд, осудить за измену. Однако… – Он намеренно замолчал, чтобы помучить их неизвестностью. – Однако любовь, которую я питаю к вам обоим, принуждает меня проявить снисхождение. Встаньте и давайте помиримся.

Мария поднялась на ноги. Гарри протянул к ней руки, и она прильнула к нему, всхлипывая от облегчения. Затем настал черед Саффолка быть обнятым и вновь принятым в фавор. Гарри окинул взглядом лица наблюдавших за этой сценой придворных, увидел фальшивые улыбки и понял, что многие радуются унижению Саффолка и думают, что тот заслужил еще более тяжелое наказание.

– Вы должны пожениться официально и открыто, – сказал Гарри. – Я не могу допустить, чтобы моя сестра выходила замуж тайком. Наш отец перевернется в гробу, и найдутся люди, которые скажут, что это вообще не брак.

– Гарри, это будет чудесно! – воскликнула Мария, потянулась к брату и поцеловала его. – Спасибо вам! Господь благословил меня, послав мне такого доброго брата!

Свадьба состоялась в церкви монастыря францисканцев в Гринвиче. Невеста была в расшитом жемчугом черном бархатном платье и французском капоре в форме ореола. Этот фасон головного убора вызывал множество возмущенных комментариев, потому что из-под него были видны волосы, а Мария уже замужняя женщина!

На церемонии присутствовал весь двор, однако торжества прошли тихо, потому что Гарри с горечью сознавал: его подданные, в общем-то, не одобряют этот брак, а среди гостей были люди, которые требовали казнить Саффолка. Он слышал нескладные стишки, которые ходили при дворе и в которых говорилось, мол, шерстяной ткани не стоит слишком задаваться, пусть даже ее сшили с золотой парчой.

Уолси, естественно, радовался тому, что все обернулось хорошо, причем не только для Марии и Саффолка. Гарри понимал, что архиепископ своим вмешательством в это дело превратил герцога из потенциального соперника в клиента, ищущего заступничества и покровительства. Теперь Саффолку придется работать в согласии с ним. Но на противоположной чаше весов стояло то, что он стал зятем короля. В этой связи ему полагались почести и уважение. Саффолк теперь занимал второе после Уолси место в Тайном совете, хотя редко появлялся на заседаниях, так как был занят другими делами: король поручил ему блюсти свои интересы в Восточной Англии, что, конечно, было очень на руку Уолси.

Из любви к сестре и своему другу Гарри милостиво сократил сумму штрафа. Вскоре после свадьбы Саффолк уже мог позволить себе траты на строительство прекрасного кирпичного дворца Саффолк-Плейс в своем герцогском имении на Темзе в Саутуарке. Помимо этого, он активно занимался переустройством в новомодном античном стиле своего загородного поместья Уэсторп-Холл в Саффолке, где Мария поселилась вполне по-королевски и имела в услужении пятьдесят человек. Герцог часто бывал при дворе, а вот Мария, к разочарованию Гарри, предпочитала жить в деревне, хотя время от времени появлялась в его резиденциях и, как вдовствующая королева Франции, получала преимущество перед всеми леди королевства, за исключением Кейт.

Наступило лето, и Гарри отправился в поездку по стране, в этот раз на запад. Он посещал свои города и замки, выслушивал жалобы подданных, но при этом не упускал случая поохотиться и щедро раздавал добытую оленину.

В середине сентября, когда они находились в Уокинге, Кейт пришла в его личный сад и сообщила, что она снова ждет ребенка.

– Это самая желанная новость! – воскликнул Гарри, привлек ее к себе и поцеловал. – Дорогая, вы хорошо себя чувствуете?

– Лучше не бывало, мой Генрих! – Кейт улыбнулась. – Некоторое время я втайне лелеяла надежду, но не хотела ничего говорить, пока ребенок не начнет шевелиться у меня внутри.

Дух Гарри воспарил. Голова вдруг наполнилась планами, как обустроить детскую для сына, какой у него будет двор, какие ему окажут почести, какими титулами он осыплет его и какое образование будет получать принц. Его назовут Генрих. Как же еще?

Позже в тот же день со своими радостными новостями пришел Уолси:

– Из Рима только что поступило известие. Меня сделают кардиналом.

Гарри сжал его руки:

– Томас, я от души рад за вас! Никто не заслуживает этой чести больше, чем вы. Ваше продвижение хорошо отразится на мне и на Англии!

– Я недостоин такой чести, сир, – стал отнекиваться Уолси.

Гарри хлопнул его по плечу:

– Не говорите глупостей! Ни у одного короля еще не было лучшего советника. Так что же дальше, а? Папский престол?

Король ожидал, что Уолси скажет, что он не рассчитывает стать папой, и был удивлен, заметив огонек желания в глазах нового кардинала.

– О нет!.. – протянул Гарри. – Мне не вынести потери самого способного человека в моем королевстве и моего доброго друга. Что я буду делать, если вы уедете в Рим?

– Вам будут хорошо служить, сир, если англичанин займет престол святого Петра. Насколько мне известно, был только один папа из Англии, причем очень давно. Большинство из них служат только своим интересам. Но если меня выберут понтификом, я поставлю на первое место интересы ваши и Англии и продолжу служить вам, как только смогу.

– Хм… Что ж, этот день может настать, но я предпочел бы иметь вас здесь! Скажите, как продвигаются работы в вашем новом дворце?

– В Хэмптон-Корте? Медленно, сир! Вы же знаете, каковы эти рабочие.

– О, я хорошо слежу за теми, кто трудится у меня, – отозвался Гарри, – часто прошу, чтобы мне показывали планы и предоставляли отчеты, пока ведутся работы, а еще сам езжу на место и все проверяю. Я не даю им никаких послаблений!

– Вашей милости повезло, – сказал Уолси, согревая руки у огня. – Вы можете забрать к себе любого работника, будь то плотник, каменщик, водопроводчик или поденщик, даже если он занят на другой стройке.

Гарри сел.

– Верно… И я часто это делаю. Я знаю, меня считают очень требовательным. Но мне не терпится увидеть мои дома завершенными. Я устанавливаю дату окончания работ, и, если нужно, мои люди трудятся даже по ночам при свечах, чтобы успеть к сроку. Вы знаете, во дворце Брайдуэлл я приказал даже натянуть тенты над лесами, чтобы можно было продолжать работы и в плохую погоду. Но я забочусь и о благополучии людей. Если они в дождь стоят глубоко в грязи и копают яму под фундамент, я велю выдать им пиво, хлеб и сыр.

– Кажется, мне стоит последовать примеру вашей милости. – Уолси улыбнулся.

Гарри весело взглянул на своего друга:

– Рад быть вам полезным. В конце концов, вы же строите дворец, который сможет соперничать с любым из моих! – Сказано это было лишь наполовину в шутку.

В глубине души Гарри завидовал. Если кто-нибудь в Англии и мог владеть таким чудесным дворцом, так это он, король. Однако, возвысив Уолси до головокружительных высот и сделав его самым могущественным человеком в королевстве, едва ли он мог винить своего главного министра в том, что тот стремится жить в соответствии со своим положением.

– Моя дорогая матушка гостила в Хэмптон-Корте, когда им владел лорд Добене. Она недолго жила там и перед смертью. – Как обычно, у Гарри сжалось сердце при воспоминании о своей утрате.

– Боюсь, старый дом уже снесли, – сказал Уолси. – Хотя я успел спасти часы с башни. Новый дворец строят в бургундском стиле из красного кирпича, с двумя внутренними дворами. Там будут роскошные апартаменты для вашей милости и королевы, когда вы почтите меня визитом. Я не поскуплюсь на то, чтобы оказать вам гостеприимство.

– Не сомневайтесь, я буду часто вас навещать!

– Это будет очень кстати, ведь только благодаря щедротам вашей милости я владею такими огромными богатствами. – Уолси сел за стол. – А теперь, сир, не хотите ли взглянуть на отчеты о нападении французов на Милан. Король Франциск намерен завоевать это герцогство, но, как вы знаете, оно занято швейцарцами. Я попросил наших посланников в Италии держать вашу милость в курсе событий.

Позже в том же месяце французский посол раскланивался перед Гарри:

– Ваше величество, мой государь, король Франциск, прислал меня сообщить вам об одержанной им великой победе над швейцарцами в битве при Мариньяно. Он одолел тех, кого побеждал только Цезарь.

Гарри втянул в себя воздух. Как мог французский король, еще совсем зеленый юнец в делах управления, добиться такого триумфа, когда ему самому было отказано в шансе завоевать Францию?

– Мне трудно в это поверить, – после долгой паузы процедил он сквозь зубы.

– Может быть, вашей милости будет угодно прочесть письмо, написанное собственноручно его величеством. – Посол передал Гарри послание Франциска.

Читая его, Гарри боролся с горькими слезами обиды и разочарования. Это была правда. Франциск торжествовал победу, он стал королем, с которым отныне будут считаться. Черт бы его побрал!

– Со своей стороны, я шлю ему мои самые теплые поздравления, – через силу выдавил из себя Гарри.

Прошел месяц, а недовольство так и кипело в нем, когда, одетый в матросскую куртку и штаны из золотой парчи, Гарри в Гринвиче спускал на воду еще один новый корабль – «Деву Марию». Это было большое, 120-весельное судно, которое имело двести семь пушек и могло перевезти тысячу человек. Глядя на этот мощный военный корабль, Гарри почувствовал себя лучше и мог бы побиться об заклад, что у Франциска такого нет!

В сопровождении Кейт, Саффолков и всего двора Гарри сам вывел судно по Темзе в открытое море, дудя в большой золотой адмиральский свисток, который звучал как труба. На борту отслужили мессу, королева официально дала название кораблю, и Гарри устроил на палубе знатный пир. Он снова был в своей стихии и ощущал себя абсолютно счастливым оттого, что под ним, уходя вниз на неизмеримую глубину, колыхались упругие волны.

В ноябре появился новый повод для торжеств: в Англию привезли красную кардинальскую шапку Уолси. В Лондон ее доставили с такой помпой, что можно было подумать, будто в королевство прибыл величайший правитель христианского мира. Гарри устроил в Вестминстерском аббатстве блестящую церемонию по случаю назначения нового кардинала, ее провели с такой пышностью, какая обычно сопутствует коронации.

Гарри понимал, что возвышение Уолси сделало его еще менее популярным, чем прежде. Простые люди ненавидели его. Когда кардинал, одетый в красную мантию, выезжал на улицу на своем муле и брезгливо подносил к носу нашпигованный гвоздикой апельсин, чтобы не чувствовать вони, исходившей от толпы наблюдавшей за ним черни, народ глядел на него угрюмо, некоторые издавали неодобрительные восклицания или даже освистывали королевского любимца.

Аристократы по-прежнему взирали свысока на сына мясника, сделавшего головокружительную карьеру, испытывая глубочайшую зависть к его власти, которую они считали по праву своей. Даже архиепископ Уорхэм несколько раз открыто сталкивался с Уолси.

– Ваша милость, могу я поговорить с вами? – спросил Уорхэм, когда Гарри уже собрался покинуть заседание Совета.

– В чем дело, милорд?

Старик выглядел озабоченным.

– Увы, сир, я устал от публичной жизни и желал бы удалиться в свой диоцез. Должен признаться, мне все труднее исполнять свои полномочия лорд-канцлера в связи с непрерывно возрастающей властью кардинала и его враждебностью по отношению ко мне. Поэтому я прошу у вас разрешения уйти в отставку.

– Не понимаю, почему вы с Уолси не можете мирно работать вместе! – запальчиво проговорил Гарри.

– О, сир, мы могли бы не ссориться, если бы я во всем соглашался с ним. Но боюсь, в некоторых вопросах я не готов идти на компромиссы, и меня утомили постоянные перебранки.

– Что ж, – сказал Гарри, – если вы так настроены, я приму вашу отставку, но мне будет жаль терять вас, вы хорошо служили мне.

– И я продолжу делать это, – заверил его Уорхэм. – Я остаюсь вашим архиепископом Кентерберийским, занимаю место в Совете и буду поддерживать вас, чем только смогу.

– Благодарю вас за это и за все, что вы для меня сделали.

Втайне Гарри радовался, что Уорхэм подал в отставку. На протяжении некоторого времени он уже думал, что дела шли бы более гладко, если бы пост лорд-канцлера занял Уолси. Наконец так и произошло: в канун Рождества во дворце Элтем он удостоил этой чести кардинала и вручил ему Большую печать Англии. Лорды стояли вокруг, едва скрывая свою враждебность.

Глубоко в душе Гарри понимал их. Ни один англичанин до сих пор не занимал столько высоких постов, церковных и светских, не располагал доходом, позволявшим ему жить по-королевски. Однако Уолси эти награды дались тяжким трудом, он управлял всем превосходно, проявлял недюжинные способности, предусмотрительность и благоразумие, он снял с плеч Гарри столько тяжких нош, которые полагалось нести монарху. Теперь все прекрасно знали: любому человеку, будь то советник или крупный чиновник, сперва нужно обсудить важные дела с Уолси, а уж потом добиваться аудиенции у короля.

Только Саффолк набрался смелости выразить свою тревогу и однажды после Рождества заговорил об этом во время охоты, когда они с Гарри остановились перекусить. На холоде их дыхание превращалось в облачка пара.

– Гарри, я должен поговорить с вами о кардинале. Лорды считают, что их лишили власти. Часто они даже не могут получить у него аудиенцию. Он заправляет всем в Тайном совете и при дворе, даже от вашего имени распоряжается королевским покровительством. Вообще говоря, он суется во все.

Гарри печально взглянул на своего друга:

– Значит, они и до вас добрались. Саффолк, я полностью доверяю Уолси. Удивительно, как это люди не замечают его способностей и трудолюбия.

– Они недовольны властью, которой он распоряжается как будто единолично, не подпуская к ней никого другого. И возмущены роскошью, которую он себе позволяет. Он живет как король! Окружил себя тысячей слуг, все они одеты в бархат, будто лорды! Даже его повар носит платье из дамаста, шелка или бархата и золотую цепь на шее. А когда кардинал отправляется куда-нибудь с процессией, его сопровождает большая свита, впереди несут серебряные кресты и посохи, алебарды, жезл и прочие вещи, аристократы держат Большую печать на подушке и его кардинальскую шапку, поднятую вверх наподобие какого-то священного идола. Он одевается не как служитель Господа, а в шелковые мантии, бархат и горностаевые меха… – Увидев лицо Гарри, Саффолк замолчал.

– Довольно! – произнес король, рассерженный прямотой своего друга. – Я возвысил Уолси, и если он наслаждается плодами своих высоких должностей, то делает это с моего соизволения. Вы все просто завидуете ему, но ни один из вас не способен сделать для меня то, что делает он.

– Значит, вас не беспокоит, что этот светский церковник, этот ваш образцовый слуга никогда не бывает в своем диоцезе, танцует и охотится в свое удовольствие, содержит любовницу, которая родила ему двоих детей. Мария говорит, что королева Екатерина порицает его сластолюбие и гнусный разврат. А когда ему переходят дорогу, он может быть грубым и жестоким: он обругал и ударил папского нунция. Ради Бога, Гарри, это недопустимо для служителя Церкви!

– То есть мы должны поверить, что все епископы… нет, все монахи, состоящие в священных орденах, ведут добродетельную жизнь и никогда не теряют самообладания? – возразил Гарри.

– Некоторые теряют, но такие, как Уолси, которые занимают высокие публичные должности, должны держаться на высоте.

– Но он не выставляет свою любовницу напоказ всему миру.

– Только свое богатство, власть и непомерную гордыню!

Гарри отправил в рот последний кусок пирога с голубями и вытер губы салфеткой.

– Если меня, вашего короля, не возмущает роскошь, в которой живет мой слуга, то и никто другой пусть не выражает недовольства. Запомните: наличие у меня такого выдающегося советника подчеркивает и мое собственное величие. Вам не стоит беспокоиться, Брэндон. Я не собираюсь полностью уступать свою власть Уолси. Я рад, что он берет на себя рутинные государственные дела, но все, что он делает, исполняется по моему велению. Все важные решения принимаю я. – Король подошел к деревьям, где стояли на привязи их лошади. – Если я не согласен с его действиями, то всегда вмешиваюсь. Я в курсе всех дел, потому что он информирует меня обо всем. Он тяжко трудится ради меня, встает до зари и сидит за столом по двенадцать часов без перерыва, даже для того, чтобы поесть или облегчиться. Кто еще из моих советников делает столько же, а? – Гарри сурово взглянул на своего зятя.

У Саффолка хватило такта, чтобы отвести глаза.

– Чарльз, вы мой друг. – Гарри обнял его одной рукой. – Уолси тоже мой друг. Меня огорчает, что вы так сильно настроены против него, ведь для вас я сделал не меньше, чем для него, и вы оба, каждый по-своему, хорошо служите мне. Не забывайте о том, что у меня есть основательные причины ценить кардинала выше, чем других людей. Когда он сообщает мне, что мое королевство, хвала Господу, никогда еще не пребывало в таком мире и покое, как сейчас, я знаю, кого мне за это благодарить.

Рождество Гарри провел с Кейт в Элтеме. Дворец этот хранил в своих стенах счастливые воспоминания детства короля и оставался одной из его любимейших резиденций, входил в число основных королевских домов, и Гарри пользовался им часто. Он даже приказал срыть холм, который портил вид из окон.

Настроение у короля было отличное: Кейт ходила с большим животом и выглядела очень счастливой. Он не мог не любить ее, ведь она носила для него наследника, хотя во время ее беременности провел много ночей с Бесси, которую любил иначе, так как она была молода и полна жизни. Глядя, как его возлюбленная сидит с другими фрейлинами и безудержно смеется над представлением комедии «Троил и Пандар», которое давала Королевская часовня, Гарри хотел быть рядом с ней и разделять ее веселье. Вместо этого он восседал на троне бок о бок с Кейт, которая улыбалась, но, вероятно, даже после четырнадцати лет, проведенных в Англии, не могла понять все шутки. В Двенадцатую ночь Гарри пробился сквозь испанскую сдержанность супруги: застал ее врасплох и засунул ей в рот желейную конфету на глазах у всего двора. Кейт хлопнула его по руке и поцеловала.

1516 год

Гарри расхаживал по своим личным покоям в Гринвиче, не в силах ничем занять себя. Джентльмены то и дело тревожно поглядывали на него, отрываясь от бесконечной игры в карты или кости, но он едва обращал на них внимание: его мысли были с Кейт, которая рожала уже много часов. Хорошо, что он раздобыл для жены священный пояс ее покровительницы святой Екатерины, который поможет ей справиться с родовыми муками; пусть блаженная мученица облегчит их.

Открылась дверь, и появился камергер королевы. Горло у Гарри перехватило от страха.

Девочка. Вместо сына, которого он так ждал. Все равно Гарри почти бегом помчался в покои Кейт, впереди бежали стражники и кричали:

– Дорогу нашему королю, дайте дорогу!

При виде Кейт, державшей на руках младенца, Гарри засиял улыбкой.

– Слава Богу! – воскликнул он и поспешил поцеловать жену.

Затем взял на руки туго спеленутую дочку и увидел маленькое красное личико под крошечным белым чепчиком. Сердце короля растаяло, слезы выступили на глазах. Это его дитя, плоть от плоти, дар Божий. Он мог бы испытать разочарование, ведь это не долгожданный мальчик, но чувствовал только благодарность за это чудо, которого удостоились они с Кейт.

– Прекрасная здоровая принцесса! – взволнованно произнес Гарри. – Да благословит вас Господь и да хранит каждый день вашей жизни, моя маленькая дочь! – Он взглянул на королеву. – Вы хорошо справились, Кейт, очень хорошо. Это прекраснейший младенец. Надеюсь, с вами все хорошо?

Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх:

– Я устала, но очень рада, что все завершилось благополучно. Но была бы совсем счастлива, если бы родила вам сына.

Гарри покачал головой:

– Важно, что вы прошли свое испытание и у нас есть здоровый ребенок. Мы оба молоды. Даже если на этот раз у нас родилась девочка, по милости Божьей за ней последуют сыновья. Мы назовем ее Марией в честь Пресвятой Девы. Вы довольны?

– Лучшего имени мне не придумать. – Кейт улыбнулась, совершенно удовлетворенная. – И еще оно в честь вашей сестры.

– Мы устроим великолепное крещение в церкви францисканцев, – сказал Генрих. – Одной из крестных должна стать леди Солсбери. Но мы поговорим об этом позже. А пока отдыхайте. Где нянька? – Подошла женщина, и король отдал ей ребенка. – Положите ее в колыбель и следите, чтобы малышку укачивали мягко. – Король встал. – Благословляю вас, Кейт! – Он наклонился и нежно поцеловал супругу. – Я приду к вам, когда вы отдохнете.

Трех дней от роду принцессу Марию крестили в церкви монастыря францисканцев. Из Кентерберийского собора вновь привезли серебряную купель, всю дорогу по пути следования процессии застелили дорогими коврами, а саму церковь украсили гобеленами. Гарри оставался с Кейт в ее опочивальне, а крестные родители понесли малышку в церковь. Эти роли король отвел Уолси, своей тетке Кэтрин, графине Девон, леди Солсбери и герцогине Норфолк. После завершения церемонии принцессу доставили обратно к королю и королеве, которые дали ей родительское благословение.

После этого, чтобы отпраздновать появление на свет дочери, Гарри устроил турнир. Однако в разгар торжеств из Испании пришло письмо.

После вечерни Гарри со страхом отправился в покои Кейт: ему предстояло сообщить ей ужасные новости. Королева оторвалась от книги, посмотрела на него и улыбнулась. Рядом с ее кроватью в колыбели мирно спала Мария.

Гарри присел на постель и взял Кейт за руку:

– Надеюсь, вы сегодня чувствуете себя лучше, дорогая.

– Да, – ответила она. – Слава Богу, я не бросаюсь в слезы от всякой мелочи. Надеюсь, скоро мне разрешат встать. Я хочу поскорее вернуться к обычной жизни.

В горле у Гарри стоял ком.

– Кейт, есть новость, которую я не могу утаивать от вас. Ваш отец скончался, да упокоит Господь его душу!

Гарри держал ее в объятиях, пока она плакала, сам сильно растроганный. Его недоброжелательство по отношению к Фердинанду давно исчезло, и в последнее время между ними установилось новое согласие. Грустно, что старого лиса больше нет на свете. Теперь королем всей Испании стал инфант Карл, этот замкнутый маленький мальчик, которому сейчас, должно быть, лет шестнадцать и полную меру сил которого Гарри пока еще не осознал.

Когда Кейт окончательно оправилась после родов и вернулась к нормальной жизни, она совершила паломничество к Богоматери Уолсингемской, чтобы возблагодарить Господа за благополучное разрешение от бремени и помолиться о душе своего отца.

Марию отдали на попечение главной воспитательницы, вдовой леди Маргарет Брайан, матери Фрэнсиса Брайана и Элизабет Кэрью. По желанию Гарри для его дочери были созданы роскошные апартаменты при дворе и назначена целая армия слуг. Отец с удовольствием показывал малышку придворным и послам, гордо носил ее на руках и хвалил за солнечный нрав.

– Этот ребенок никогда не плачет! – восклицал король. – Она перл моего королевства.

Девочка уже отличалась сообразительностью, ее умные синие глазки вопросительно останавливались на всем подряд.

Новые поводы для радости появились в марте, когда у Саффолков родился первый сын. Гарри пригласили быть крестным отцом, он присутствовал на пышном обряде крещения, где ребенка назвали Генрихом в его честь. Держа мальчика на руках у купели, Гарри не мог удержаться от мысли, что должен был бы держать сейчас на руках своего сына, и молил Господа, чтобы тот соблаговолил послать ему наследника. Тем не менее дочь радовала его до восторженного трепета; наконец-то Кейт родила здорового ребенка, значит в скором времени они могут рассчитывать и на сына.