Текст книги "Наказание в награду"

– Вы меня слышите, суперинтендант?

Изабелла куда-то плыла. Она чувствовала, как расслабляется ее тело – так, как она это больше всего любит. И полная пустота, пустота в голове и недоступное блаженство, хотя она может до него добраться, может, может, может…

– Конечно. Я здесь, – встряхнулась Ардери. – Просто задумалась. У нас есть ежедневник умершего, которого не было у Комиссии по расследованию жалоб. Но там лишь дни, заполненные различными встречами. Конечно, мы можем их все отследить, но это займет какое-то время, и я вообще не уверена, что это наш путь. Пока все указывает на с-с-самоубийство. Хейверс выяснила, что положение камеры наружного наблюдения перед анонимным звонком было изменено, но это всё. КРЖП данный факт не зафиксировала, но это единственное, что они упустили.

– М-м-м… Понимаю, – сказал Хильер. – Может быть, этого и хватит. Когда вернетесь в Лондон, приготовьте подробный отчет. Мы отдадим его Уокеру, чтобы тот передал его Дрюитту.

– Будет исполнено. – Изабелла отдала честь трубке и увидела свое отражение в зеркале. «Наверное, я дергала себя за волосы, когда говорила с Сандрой», – подумала она. Волосы торчали в разные стороны и выглядели грязными. Ардери попыталась вспомнить, когда последний раз принимала душ, но не смогла.

– А что насчет Хейверс? – поинтересовался Хильер. – Что-то получилось?

Изабелла встала с кровати, подошла к зеркалу и, внимательно посмотрев на себя, увидела морщины, собравшиеся в уголках глаз.

– Ничего, с-с-сэр, – сказала она. – В какой-то момент Хейверс собралась было в Шрусбери, чтобы прослушать запись анонимного телефонного звонка, но я остановила ее, так как не поручала ей ничего, помимо просмотра записей с камеры.

– Вы дали ей приказ? – Вопрос Хильера прозвучал резко.

– К с-с-сожалению, нет. Не категорический.

Последовала еще одна пауза. Суперинтендант представила себе, как Хильер недовольно трясет головой. Но она не могла изменить тот факт, что Хейверс вела себя безукоризненно, за исключением ошибки с поездкой в Шрусбери.

– Что ж, мне кажется, что из этого каши не сваришь, как вы думаете? – произнес наконец Хильер.

– Она очень коварная, с-с-сэр. Мне кажется, что она каждый вечер или каждое утро звонит инспектору Линли для душеспасительной беседы.

– Ах да, этот Линли, – вырвалось у помощника комиссара. По его тону было понятно, что он с удовольствием отправил бы инспектора в Бервик-на-Твиде вместе с Барбарой. – Тогда продолжайте, суперинтендант. Жду вас завтра во второй половине дня.

Ладлоу, Шропшир

Барбара долго пережидала, прежде чем выйти из гостиницы. С собой она взяла сумку и сигареты, дабы никто не мог усомниться в том, что она идет перекурить и перехватить что-нибудь по дороге, так как пропустила обед.

Сначала сержант подумала, что неплохо было бы пойти на Нижнюю Гэлдфорд-стрит в надежде на то, что Раддок вновь встретится со своей зазнобой на парковке позади полицейского участка на Таунсенд-клоуз. Но пока ей так и не удалось убедить Ардери в том, что Раддок, полицейская машина и девушка в ней могли из-за его пренебрежения служебными обязанностями сыграть важную роль в смерти Йена Дрюитта. Ведь все знали, что его не было в комнате рядом с Дрюиттом. Полицейский сам сказал об этом и объяснил, чем он занимался. Но если в реальности ПОП и вправду «дружил оргазмами» на заднем сиденье припаркованной патрульной машины, то это было гораздо серьезнее, чем обзвон пабов из соседнего кабинета в участке. Потому что, пока он ублажал свою пассию в машине, кто-то легко мог прокрасться на парковку, проникнуть в участок, убить диакона, представить все как самоубийство и скрыться после этого.

Конечно, в данном случае слабым местом была имитация самоубийства, если верить отчету Нэнси Сканнелл, написанному после вскрытия. Но Барбара никак не могла забыть фотографию, на которой была изображена патологоанатом и ее консорциум владельцев планера, которую она увидела в доме Рабии Ломакс. «Это должно что-то значить», – подсказывал Барбаре ее внутренний голос.

В общем, сержант все еще не могла разобраться в том, что же действительно произошло в ночь смерти Йена Дрюитта. Сейчас сомнения вели ее через Касл-сквер к пешеходному переходу и дальше, на Куолити-сквер, где она планировала зайти в «Харт и Хинд» выпить полпинты эля и съесть пакетик чипсов или картошку в мундире, если таковую там подают. В пабе Хейверс хотела завести непринужденную беседу с кем-то помимо бармена и выяснить, правду ли говорил Раддок, когда упоминал о начавшейся там в ночь смерти Йена Дрюитта коллективной пьянке, из-за которой ему пришлось обзванивать все пабы в городе. Правда, она не очень представляла себе, что будет делать с этой информацией. Но это, по крайней мере, хоть какое-то занятие.

Этот Раддок казался ей совсем неплохим парнем, и Барбара не хотела, чтобы он терял работу из-за того, что случилось с Йеном Дрюиттом. Но даже хорошие парни иногда совершают серьезные ошибки – сержант предпочитала думать о себе как о «хорошем парне», а ошибок она насовершала выше крыши, – и что-то говорило ей, что Раддок был не совсем честен, когда рассказывал об этой своей ошибке.

Зайдя внутрь, Хейверс прошла к стойке. В помещении практически никого не было.

За стойкой стояли двое барменов. Тот, что был постарше, принял у нее заказ. Барбара попросила полпинты светлого эля «Джоуль» и картошку в мундире, если у них все еще есть та, о которой написано на черной доске. Бармен предупредил, что картошку приготовили полдня назад, так что сейчас о ней можно сказать лишь, что она знавала лучшие времена. Барбара ответила, что это ее не волнует и что если у него есть какие-то наполнители, то она от них не откажется. Ей объяснили, что остались только те, которые стоят на кухне в консервных банках, и поинтересовались, подойдет ли ей сладкая кукуруза с маслом.

– Тащите, – сказала сержант. – Я непривередливый едок.

Взгляд, который бросил на нее бармен, говорил, что об этом он давно уже догадался. Он подал ей ее полпинты и исчез в тыльной части помещения, где, как решила Хейверс, располагалась кухня. Пока бармен где-то ходил, по лестнице, находившейся возле стойки бара, спустились двое посетителей. Это были юноша и девушка, по возрасту – студенты; в руках у парня был ключ с брелоком колоссального размера. Он отдал ключ вместе с двумя двадцатифунтовыми бумажками молодому бармену, который положил деньги в коробку рядом с кассой и вернул ключ на место под стойкой.

«Интересненько», – подумала Барбара.

Когда второй бармен вернулся с ее картошкой в мундире и столовыми приборами, сержант заметила:

– Стараетесь спрятать от налоговиков или это просто для мелочи – вон там, сбоку?

– О чем это вы?

– Две личности на вершине блаженства, находящиеся в том возрасте, когда место для достижения этого блаженства трудно найти, только что вручили бармену ключ и наличные деньги.

– Ах вот вы о чем, – улыбка бармена напоминала волчий оскал. – Иногда личностям необходимо уединение. Я им его предоставляю.

– На почасовой основе, я полагаю?

– Приходится крутиться, чтобы заработать на хлеб насущный. – Теперь он посмотрел на нее более внимательным взглядом, чем раньше, и добавил: – А вы все подмечаете, верно?

– В том, что касается этих двух, речь шла о том, чтобы «увидеть», а не «подметить».

– Как это часто бывает, – заметил бармен с коротким смешком и отвернулся, чтобы нацедить пинту женщине в возрасте, чей начес на голове делал ее похожей на беглянку из 60-х. – Джорджи все еще расстраивает тебя, Дорин? – Он с кивком толкнул пинту в ее направлении.

– Как видишь. Я же здесь, – ответила женщина.

– Укажи ему на дверь, сладкая, и я твой навеки.

Смех женщины напомнил лошадиное ржание. При этом она продемонстрировала зубы, от одного вида которых у ортодонта случился бы сердечный приступ.

– Как скажешь, Джек, – ответила Дорин, прежде чем взяла свою пинту и отошла к столу.

Джек извлек из-под стойки влажную на вид тряпку и стал протирать ею мокрые круги от стаканов, оставленные людьми, которые так и не смогли понять, для чего существуют картонные кружки́, во множестве разложенные повсюду.

– Сдается мне, что я вас раньше не видел, так? – обратился он к Барбаре.

– А вы что, знаете всех ваших посетителей?

– Почти всех, – ответил бармен. – Так лучше для бизнеса. – Он протянул ей руку. – Джек Корхонен.

– Барбара Хейверс, – ответила сержант.

Она набросилась на картошку, от которой, по крайней мере, шел пар. И масла кухня не пожалела. Консервированная сладкая кукуруза была консервированной сладкой кукурузой, но в сочетании с маслом вся комбинация проскакивала за милую душу, особенно когда Барбара добавила соль, перец, коричневый соус, немного горчицы и все это перемешала.

– Я тут поспрашивала у людей, – сказала она, – и мне сказали, что ваш паб – лучший.

– Думаю, это из-за расположения. Рядом с колледжем. Это привлекает выпивох больше, чем голые девушки, танцующие возле шестов.

– Но сегодня здесь пустовато.

– Середина недели. Да и закрываемся мы скоро.

Молодой бармен убирал столы, перенося стекло на стойку. Принеся полный поднос, он поставил его перед Джеком и сказал:

– Кажется, наверху на сегодня тоже все закончилось. – При этом он поднял бровь, чтобы указать, по-видимому, на комнаты на втором этаже. – Сто двадцать фунтов. Пустой вечер.

– Может быть, пришло время поменять белье, – сказал ему Джек, и оба они громко рассмеялись шутке. Потом Корхонен повернулся к сержанту: – Вы так и не сказали, что привело вас в наш город. Наверняка не отдых, если только вы не отдыхаете в одиночестве.

«Про отдых в одиночестве все правильно, – подумала Барбара. – Когда вообще есть время на отдых».

– Интерес к истории, – ответила она, так как Ладлоу, по ее мнению, просто дышал ею.

– Неужели к истории? – удивился Джек Корхонен. – Думаю, вы попали в самую точку. И к какой же истории?

– Простите?

– К истории колледжа, к истории Англии, к истории кельтов, англов или саксов? Какая история вас интересует?

– Ах это, – поняла Барбара. – История королевской династии, в особенности Плантагенетов[109]109
  Плантагенеты – королевская династия французского происхождения, одна из ветвей дома Гатине-Анжу. Впоследствии Плантагенеты оказались правителями Англии (1154–1399), Нормандии (1144–1204, 1346–1360 и 1415–1450), а также Гаскони и Гиени (1153–1453). Одна из самых кровавых династий в английской истории.


[Закрыть].

– Эти ребята были настоящими драчунами, – Корхонен кивнул.

– Да, любили хорошую битву. Этого у них не отнимешь.

– И что же особенно заинтересовало?

– В битвах?

– В Плантагенетах?

Этот вопрос застал Барбару врасплох. Она засомневалась, что ей вообще удастся назвать имя хоть одного Плантагенета. «Может быть, Эдуард?» – так как Хейверс знала, что в истории королей с этим именем было больше всего. Но тут она поняла, что следующий вопрос Корхонена будет о том, какой именно Эдуард имеется в виду, и если он его задаст, то ей конец.

Не каждый Эдуард обязательно Плантагенет. Например, этот Эдуард VIII со своими женщинами. Он был… кто? Кто, черт побери, он был? Виндзор? А разве тогда уже были Виндзоры»?[110]110
  Нынешняя правящая династия Великобритании; Эдуард VIII принадлежал именно к ней.


[Закрыть] И вообще, разве речь идет именно об Эдуарде VIII? Может быть, она путает его с Генрихом VIII, который, она в этом уверена, не являлся Плантагенетом, с какой стороны на него ни посмотри. Линли был лучшим на своем курсе в Оксфорде по истории, и это он объяснил ей достаточно четко. Или нет? Быть может, он говорил о Генрихе VII? Почему, черт побери, эти королевские семьи не ветвятся за счет других имен, так чтобы история была не такой сложной? Король Кевин было бы то, что нужно.

– Понимаете, в этом-то вся проблема, – сказала Барбара. – Я еще не решила, кого из них выбрать. Собираюсь внимательно изучить развалины замка. Завтра утром. Для вдохновения. А там всякое может случиться.

– А, тогда это Эдуард Пятый. Хотя, может быть, и Четвертый, потому что он тоже жил здесь ребенком, пока, конечно, еще не стал Четвертым. Мария Тюдор здесь тоже жила.

«Боже мой, – подумала Барбара. – Его надо срочно отвлечь от этой моей мнимой причины появления в городе».

– Наверное, «для вдохновения» мне придется прибегнуть к мудрости местных книгочеев. Можете кого-нибудь порекомендовать?

– Скорее нет, чем да. Если вы имеете в виду местных преподавателей, то я их узнáю, только если они сами мне об этом скажут. А когда просто приходят и заказывают выпивку, они могут быть кем угодно. Вообще, я понял, что выпивка – это один из величайших уравнивающих факторов. Все, начиная с футбольных хулиганов и кончая членами королевской семьи, любят пропустить стаканчик-другой. Некоторое любят это больше, чем нужно.

– Вы имеете в виду пьянки? Колледжи, университеты и коллективные пьянки всегда идут рука об руку.

Казалось, что Джеку не хочется отвечать на этот вопрос. Он вновь стал протирать стойку, а потом перешел к полировке кранов.

– Иногда это действительно так. Но в большинстве случаев нам удается держать ситуацию под контролем.

– Не так, как в больших городах, да?

– Я уже сказал – мы держим это под контролем. А если это все-таки начинается в моем баре, то я в лучшем положении, чем все остальные. Кто-то из живущих на Куолити-сквер обязательно вызывает полицию, и она разбирается со всем вместо меня. А все остальные, – тут он ткнул большим пальцем себе через плечо, как бы указывая на остальные бары города Ладлоу, – вынуждены решать такие вопросы сами. Какое-то время у нас здесь была программа Божественного патруля – выводок добрых самаритян рыскал по улицам по ночам, собирал напившихся детей по канавам и доставлял их туда, куда они направлялись. Но потом все это накрылось медным тазом, так что мы опять остались один на один со своими заморочками.

Корхонен стал брать бокалы с подноса, который стоял на стойке. Барбара никак не могла придумать, как ей получить нужную информацию: звонил ли Гэри Раддок в ночь смерти Йена Дрюитта по поводу пьянки, с которой ему пришлось разбираться, не выходя из участка. Потому что одно дело – получить подтверждение, что время от времени в баре случаются коллективные пьянки, и совсем другое – получить от Джека Корхонена точную информацию о конкретной ночи и при этом не дать Раддоку узнать, что она перепроверяет ту информацию, которую уже проверила КРЖП.

Хейверс уже собралась было что-то предпринять в этом направлении, когда Джек Корхонен громко сказал:

– А вот и этот человек.

Барбара обернулась и увидела, что в бар вошел Гэри Раддок. Видимо, он был здесь постоянным посетителем, потому что Корхонен сказал что-то вроде: «Сегодня ты припозднился».

– Не успел вовремя довести Рода до туалета, – объяснил полицейский, подходя к стойке. – Потом пришлось мыть его под душем.

– Храни меня Бог от такого, – заметил Корхонен.

– Ваш командир успокоилась? – обратился Раддок к сержанту.

Прежде чем она смогла ответить, Корхонен поинтересовался:

– А вы что, знакомы?

– Это Барбара Хейверс, она из Скотланд-Ярда, – пояснил Раддок.

– Да неужели? – произнес Корхонен, и кончики его губ приподнялись в улыбке. – Милая деталь, которая еще не всплывала в нашей беседе. Мы в основном говорили о Плантагенетах.

– Серьезная тема, – заметил ПОП.

Барбара решила, что ей пора сматывать удочки. Она сказала, что уходит, и попросила счет.

– Счет Скотланд-Ярду? – переспросил бармен. – Это за мой счет, мадам. Возвращайтесь, когда решите, кого из Плантагенетов будете изучать. Может быть, я вам помогу. Хоть в чем-то.

Сержант ответила, что конечно, обязательно и все такое.

– Завтра утром мы возвращаемся в Лондон, – сказала она, обращаясь к Раддоку. – Спасибо вам за помощь.

– Могу ли я сделать что-то еще?

– Я не отказалась бы каким-то образом прослушать запись анонимного звонка, если вы сможете в этом помочь.

– Ах это… Понятно. – Кивнув, Раддок, казалось, задумался. – Возможно, – сказал он, – мне удастся устроить все так, чтобы вам ее переслали.

– Это вы о чем? – поинтересовался Корхонен.

– О звонке на «три девятки» по поводу того парня, Йена Дрюитта. Ну, ты помнишь. Диакона. Того, кто…

– О боже… Ну конечно. Знаю.

– Мы с сержантом ехали прослушать запись, когда ее командир развернула нас. – Полицейский повернулся к Барбаре: – Могу попробовать.

– Спасибо, – поблагодарила сержант. – Буду очень признательна.

Сделав общий поклон, она вышла из бара, так практически ничего и не узнав – кроме того, что пьянки-таки случались и с ними разбирался Гэри Раддок. Это даже меньше, чем ничего. Но если Раддоку удастся наложить лапу на запись телефонного разговора, то из этого может кое-что получиться. А больше ей надеяться не на что.

Когда она вышла, на столах, стульях и зонтиках, стоявших на открытой веранде паба, сверкали яркие блики света. Сейчас здесь никого не было. За короткой улочкой, ведущей к этой веранде, лежала Куолити-сквер. Барбара сразу поняла, что шум от посетителей паба действительно может действовать на проживающих там как красная тряпка на быка. Площадь маленькая, так что звуки должны отражаться от стен зданий, и, хотя в основном это были магазины, над каждым из них располагались жилые квартиры, не говоря уже о двух древних жилых домах. Можно не сомневаться, что и там и там живут люди, которым совсем не нравятся набравшиеся юнцы, тусующиеся у них под окнами.

Сержант возвращалась той же дорогой, которой пришла в паб, – через переход на Касл-сквер. Выйдя на нее, Барбара поняла, что не одна. Сначала она увидела немецкую овчарку, лежавшую на тротуаре почти прямо перед ней, возле магазина сыров на Черч-стрит, положив голову на лапы. В тени входа в магазин виднелось нечто, похожее на кучу спальных принадлежностей. Куча вяло пошевелилась. Из нее высунулась рука. По-видимому, Гарри нашел свое спальное место на сегодня, и Барбара решила попробовать поговорить с ним.

Когда она подошла, овчарка подняла голову. Послышалось глухое рычание.

– Спокойно, Пи, – произнес голос Гарри, и мужчина слегка пошевелился. Он опирался спиной на одну из стен подъезда, потому что тот был слишком узок, чтобы вытянуться в нем во весь рост. Бездомный пошарил рукой возле своей постели – Барбара разглядела, что это был спальный мешок неизвестного года выпуска и сомнительной чистоты – и вытащил фонарь, луч которого направил ей в лицо. Пи стала подниматься, как будто этот луч был командой.

– Место, – произнес мужчина, и Барбара замерла как вкопанная – ей совсем не хотелось иметь дело с собакой, выглядевшей как овчарка из фильмов про нацистов.

– Прошу прощения, – раздался голос бездомного. – Это я не вам, а Малышке Пи. Она слишком сильно волнуется за меня. Лежать, Пи. С ней всё в порядке, девочка.

Голос мужчины донельзя удивил Барбару. Он звучал так, будто принадлежал диктору на телевидении: безукоризненное британское произношение и все такое. Такой голос редко можно услышать в наши дни, когда все гордятся своим происхождением из народа. Барбара не знала, что она ожидала услышать, но только не это.

– Вы Гарри, – сказала она.

– А я имею удовольствие говорить с…

– Барбара Хейверс, – представилась сержант. – Новый Скотланд-Ярд.

– Вот этих слов я никак не ожидал. – Мужчина опустил фонарь и стал подниматься со своего ложа. Барбара сказала, что он вполне может лежать. А вот если он с ней поговорит, то она будет благодарна.

– Конечно, – ответил Гарри. – Если только вы не представляете правительственную программу по переселению людей с улиц.

– А что, есть такая?

– Не имею ни малейшего представления. Но, полагаю, она может появиться в любой момент – принимая во внимание нынешние политические тенденции. Я обнаружил, что некоторые люди, особенно политики, не переносят вида людей, спящих на улицах в центре городов. Именно поэтому, честно говоря, я всегда предпочитал сельскую местность. Где-нибудь поблизости от деревень. Ведь человек не может жить без магазинов, почты, банков и тому подобного.

– Но не сейчас?

– Простите?

– Вы больше не живете в сельской местности?

– Увы, нет. Я стал слишком стар, и мне необходимо укрытие, – мужчина обвел рукой подъезд. – Да и сестрица моя, честно говоря, любит знать, где она может связаться со мной в случае необходимости, хотя – видит бог – я никак не пойму, что это за необходимость такая. Но прошу вас, позвольте мне встать. Если я буду продолжать разговор в таком положении, мне будет неудобно. Все кончится спазмом шеи.

Гарри не стал ждать разрешения. Он выбрался из спального мешка, поднялся с земли, взял в руки фонарь и встал прямо. Оказалось, что бомж высок и подтянут. Подойдя ближе, Барбара увидела, что он выбрит, а его седые волосы, хотя и слишком длинные, хорошо промыты.

– Приходится экономить батарею, – пояснил Гарри, выключая фонарь. – А вы выглядите вполне безобидно.

– Хотелось бы так думать… Мы можем где-нибудь поговорить? – спросила Барбара. В тусклом свете уличного фонаря, находившегося ярдах в двадцати от них, она увидела, что мужчина улыбнулся.

– Боюсь, что у меня клаустрофобия[111]111
  Боязнь замкнутого пространства.


[Закрыть], – с сожалением объяснил он. – Так что говорить придется на открытом месте.

– Вот почему вы спите на улице? А комнаты с открытыми окнами недостаточно?

– К сожалению, нет, хотя когда-то так и было… А вы отличный детектив, Барбара Хейверс. Смотрите, сколько информации обо мне вы умудрились получить за столь короткое время… Кстати, какое у вас звание? Предпочитаю избегать фамильярности и использовать официальное обращение.

– Я детектив-сержант. Но вы вполне можете называть меня по имени. Барбара.

– Только не тогда, когда человек получил такое воспитание, как я. Детектив-сержант Хейверс. А я Гарри Рочестер. Или Гарри, как вы уже знаете. И каким же образом беседа со мной может вам помочь?

– Я видела вас в городе, мистер Рочестер. И видела, как вы продавали вещи на рынке.

– Прошу вас, зовите меня Гарри.

– Если вы будете звать меня Барбара.

– Очень хорошо. Так будет справедливо. Правда? Что ж, я действительно много брожу по городу. Особенно по центру, потому что мне нравится его атмосфера. Знаете, этакое погружение в историю… Можно даже услышать эхо лошадиных подков, когда Йорки[112]112
  Королевская династия, ветвь Плантагенетов, пришедшая к власти в Англии в ходе войны Алой и Белой розы и правившая с 1461 по 1485 г.


[Закрыть] выезжали из замка.

Барбаре совсем не улыбалось вновь погрузиться в историю. И все-таки она спросила:

– Вы историк?

– Был им когда-то. В те дни, когда мне было достаточно комнаты с открытыми окнами и я мог находиться в аудитории. Да, я был историком.

– Тяжело, наверное, расстаться со всем этим?

– Я пришел к выводу, что умение принять сложности жизни – это единственный способ жить в мире с самим собой. Мои материальные запросы крайне малы, и, когда они возникают, их легко удовлетворить, потому что нынешняя банковская система позволяет мне получать наличные в банкоматах. Благодаря заинтересованности моего отца в различных способах отъема денег у населения им было оставлено некое наследство – если вы простите мне упоминание о столь прозаических вещах, как деньги, – мне и моей сестре. Кэтрин, естественно, хотела бы, чтобы я вел образ жизни отличный от нынешнего, но ей удается подавлять свои волнения в том, что касается меня. И таким образом я шагаю по жизни совершенно свободно.

– И на свежем воздухе.

– И на свежем воздухе.

– А плохая погода – не проблема? Зима, например?

– К счастью, я человек закаленный. Здесь, в городе, у меня есть один знакомый, который настаивает, чтобы иногда я прятался от непогоды под навесом на его участке, полностью открытом всем ветрам. А еще он позволяет мне хранить у него мои зимние причиндалы – более плотный спальный мешок, теплую одежду и так далее. Так что в общем и целом я считаю себя человеком благословленным.

Вдвоем они прошли на Касл-сквер, где стояло несколько скамеек, на которых можно было отдохнуть, любуясь зубчатыми стенами замка, как всегда ярко освещенными. Малышка Пи шла рядом, со стороны Гарри Рочестера, и, когда они сели, устроилась у его ног.

– Могу я узнать, что привело вас в Ладлоу? – поинтересовался Гарри.

– Смерть в полицейском участке, случившаяся в марте. Вы об этом слышали? – Барбара с трудом могла поверить в то, что Гарри в курсе смерти Йена Дрюитта. Она полагала, что его доступ к прессе несколько ограничен из-за специфического образа жизни. Так же, как и просмотр телепрограмм.

Но он ее удивил:

– Ну конечно. Бедняга…

– Вы его знали? – Барбара достала сигареты и предложила одну Гарри. Тот поблагодарил, сказав, что бросил, но потом подумал и решил, что от одной никакого вреда не будет. Сержант заверила его, что все то время, которое он проводит на свежем воздухе, сведет на нет влияние зелья. Протянув ему одноразовую зажигалку, она повторила свой вопрос.

– Никогда не говорил с ним дольше, чем требовалось для того, чтобы отказаться от куртки, которую он однажды мне предложил. Хотя и видел его в городе. Правда, я вижу очень многих… Некоторых из них я знаю, другие кажутся мне просто знакомыми.

– А когда вы спите на улице, разве никто не пытается вас прогнать? И муниципалитет не посылает никого поговорить с вами?

– Вы говорите о полиции? Нет, такого не бывает. Думаю, вы знаете, что в городе не осталось кадровых констеблей. Так что здешняя полиция представлена лишь офицером Раддоком.

– Полицейским общественной поддержки, – заметила Барбара. – Так вы его знаете?

– Поскольку в его задачу входит поддержание порядка на улицах, я представляю себе, кто он такой. Но я не могу сказать, что действительно знаю его.

– А он не пытается убрать вас с улицы?

– Только в тех немногочисленных случаях, когда я занимаю такое место, что это вызывает жалобы жителей. Но я стараюсь быть с этим поосторожнее, хотя иногда просто путаюсь в таких местах. Например, я заметил, что рестораны очень не любят, когда кто-то болтается в их подъездах, даже когда они закрыты.

– А есть еще места, с которых он вас прогоняет?

– С детскими учреждениями тоже бывают проблемы. Но, смею надеяться, для мистера Раддока я человек безобидный – каковым я и являюсь на самом деле, – поскольку в большинстве случаев дело ограничивается: «Привет, Гарри; надеюсь ты не конфликтуешь с законом» – и не более того. Если, конечно, я не пытаюсь продать что-нибудь на рыночной площади. Должен признаться, что офицер Раддок бывает этим недоволен, потому что у меня нет лицензии на уличную торговлю.

– Я видела, как он недавно беседовал с вами, – заметила Барбара, затягиваясь сигаретой. – Но зачем торговать на рынке, если вам не нужны деньги?

Гарри стряхнул пепел на булыжники, затянулся, потом аккуратно затушил сигарету ботинком, а окурок спрятал в карман.

– Не люблю мусор, – сказал он.

На мгновение Барбара подумала, что бомж имеет в виду окурок, но потом сообразила, что он говорит о вещах, которые продает на рынке.

– Вы о хламе, который находите?

– Люди – удивительные создания, когда дело доходит до избавления от вещей. А я их спасаю и продаю. Время от времени офицер Раддок обращает на это внимание. Правда, он полицейский, для которого все равны. Так что гоняет всех, кто занимается торговлей без лицензии.

– Такое впечатление, что он никому не портит жизнь.

– Может быть, кому-то и портит, но не мне. Мне он кажется порядочным парнем, который занимается скучной работой. И большего я сказать не готов.

– А почему работа скучная? – поинтересовалась Барбара.

– Мне надо было сказать «кажущаяся скучной». То есть для меня. Бродить по городу, проверять замки на дверях магазинов, собирать напившихся студентов с улиц, отвозить их домой, когда те слишком набрались, чтобы идти самостоятельно или, не дай бог, садиться за руль…

– А вы, случайно, не видели его в ту ночь, когда умер Йен Дрюитт? Офицеру Раддоку приказали доставить его в участок, и они должны были ехать из церкви Святого Лаврентия. Это было в марте.

– Мне будет сложно это вспомнить, – Гарри почесал голову. – Для меня почти все ночи одинаковые, поэтому многие вещи перемешиваются в голове. А нет ли чего-то особенного в той ночи, когда умер мистер Дрюитт?

Барбара задумалась. Конечно, Гарри Рочестер был прав. Обычно люди не могут вспомнить, что происходило в ту или иную ночь, если только они не такие педанты, что любое изменение привычного течения вещей может превратить их в безнадежных невротиков. Однако есть шанс, что ему может помочь небольшая деталь…

– А вам поможет, если я скажу, что это была ночь коллективной пьянки? И офицер Раддок не мог разобраться с ней, как он всегда это делает, поэтому продолжаться она могла дольше обычного?

– Увы, – ответил бродяга, – коллективные пьянки – это неотъемлемая часть жизни Ладлоу. И случаются они по нескольку раз за месяц. Обычно с ними действительно разбирается офицер Раддок, но я не могу сказать, была ли такая ночь, когда он этого не делал.

– В ту ночь эта пьянка могла продолжаться дольше обычного, потому что ему приходилось действовать по телефону.

Поразмышляв над этим, Гарри сказал:

– По правде говоря, я не готов оценить, насколько это могло быть успешно. Обычно он разбирается с этим лично.

– И что же он делает?

– Вот это мне точно будет трудно сказать. Полагаю, он начинает с того, что выгоняет напившихся из пабов, а потом убирает их с улиц. Правда, я лишь однажды наблюдал за тем, как он это делает: Раддок запихивал двух или трех юнцов в свою машину, чтобы отвезти их домой. То есть это я решил, что он повезет их домой. Полагаю, что он также мог везти их в участок, чтобы они… как это говорится… просохли. Честно говоря, я просто не знаю. Кстати, а вот этот человек. Вы можете сами у него спросить.

Разговаривая с Гарри, сержант сидела спиной к переходу, ведущему с Куолити-сквер. Теперь она повернулась и увидела, что из него только что появился Гэри Раддок. Увидев их, издали помахал им рукой, но подходить не стал.

– Не нарушайте закон! – весело крикнул он им и пошел к машине, которую оставил возле самого входа в Вестмерсийский колледж. А забравшись в нее, повернул на Динхэм-стрит, которая, как вспомнила сержант, должна была привести его к дому. «Интересно, что вообще заставило его выйти из дома после того, как он вымыл Роба под душем?» – подумала Барбара.