Текст книги "Наказание в награду"

Май, 8-е

Виктория-стрит, Лондон

Изабелле Ардери пришлось собрать в кулак все свое терпение, пока она ждала, когда помощник комиссара вернется с ленча. По информации Джуди – без «т» на конце, пожалуйста, – сэр Дэвид отбыл в Мэрилебон[113]113
  Зажиточный квартал на севере Вестминстера, берущий название от приходской церкви Девы Марии; один из самых престижных в городе.


[Закрыть] на встречу с неназванным политическим тяжеловесом, для обсуждения вопроса использования этого его веса в политике. Больше Джуди ничего не знала. А вот то, что помощник комиссара сильно задерживается, она даже не пыталась скрывать: «Несомненно, движение, как обычно, кошмарное. Я предлагала сэру Дэвиду воспользоваться подземкой, но надо знать сэра Дэвида…»

Изабелла догадалась, о чем недоговорила Джуди. «Вот уж воистину», – подумала она про себя. С трудом можно было представить себе Дэвида Хильера, толкающегося в метро на перегоне от «Сент-Джеймс-парк» до «Бейкер-стрит» и обратно. А так как без пересадок до Мэрилебона добраться нельзя, то он с радостью убедил себя в необходимости воспользоваться машиной, не думая о том, на сколько можно опоздать.

Суперинтендант чувствовала покалывание во всем теле. Она хорошо знала, чем можно снять стресс перед предстоящей встречей со своим руководителем, но ей не оставалось ничего другого, как терпеть. Неожиданный звонок от помощника комиссара, раздавшийся вчера вечером, и так мог нанести серьезный удар по ее профессиональной репутации. И ей надо думать, как это исправить. Поэтому, проснувшись утром в Шропшире, она разработала план.

Начала Изабелла с того, что разобралась с оставшейся водкой. Ее в бутылке оставалось дюйма на три, может, чуть больше. Половину она проглотила, а вторую половину вылила в раковину в ванной. Бутылку выбросила в корзину для мусора и сказала себе: «Достаточно». Неожиданный звонок от сэра Дэвида Хильера оказался именно тем, чего ей не хватало, чтобы выйти из этого дурацкого запоя.

Вскоре после этого в дверь постучал Миру Мир и принес ей заказанный кофе. Пока одевалась, суперинтендант выпила его весь, поэтому когда она встретилась с Барбарой Хейверс, сдававшей ключ у стойки, Ардери уже полностью контролировала ситуацию.

Первое, что она услышала от сержанта, было: «А у меня новости, командир», что отнюдь не прозвучало для суперинтенданта как музыка.

– Потерпите, сержант, – ответила она, – пока мы не выберемся на шоссе.

Хейверс открыла было рот, потом, видимо, передумала и закрыла его снова. И держала его закрытым до того момента, пока они не выехали на шоссе М5. Не успела Изабелла нажать на газ, как сержант начала свое повествование. Они не стали завтракать в гостинице, и Ардери надеялась, что сержант помолчит хотя бы пока они не остановятся у «Велком брейк»[114]114
  Одна из самых больших в Англии сетей придорожных автосервисов, где проезжающим предлагается питание.


[Закрыть], но этого не случилось. Как будто эта зануда тоже успела выпить кофейник черного кофе, как только вылезла из постели.

Витийствовала она так, будто ставила галочки в списке, включая в рассказ все подробности и подтверждая все сомнительные факты, которые ее никто не просил подтверждать. Слушая все это, Изабелла поняла, что сержант вновь отправилась на прогулку по ночному городу. Ее извинение «искала где поесть, командир, после того как в гостинице закрылась кухня», были настолько нелепыми, что суперинтенданту захотелось остановить ее, задав вопрос относительно того, насколько тупой считает ее сержант.

Было очевидно, что Хейверс не хочет, чтобы ее прерывали, поскольку она выкладывала информацию практически со скоростью света: «Да, в Ладлоу среди молодежи существует проблема массовых пьянок; да, ПОПу часто приходилось разгонять участников этих пьянок; и – вот что интересно – есть живой свидетель того, что полицейский иногда сажал набравшихся и развозил… куда-то. Возможно, к родителям, возможно, в участок, возможно, по съемным квартирам или… в общем, свидетель не знает. Этого мужчину зовут Гарри Рочестер, и он бомжует в городе».

Изабелла прервала этот поток замечанием: «Вам делает честь, что вы занялись проверкой версии ПОПа, но я не вижу в этом смысла».

– Смысл вот в чем: этот Гарри не может подтвердить, что в ночь ареста Дрюитта в городе шла массовая пьянка.

Изабелла с удовольствием зажмурила бы глаза, чтобы отключиться от всего этого, но она сидела за рулем. В этот момент Ардери увидела указатель, говоривший о том, что через две мили их ждет «Велком брейк», и возблагодарила за это Господа.

– Давайте сделаем остановку на завтрак, сержант, – предложила она, а когда Хейверс всем своим видом показала, что намерена продолжать, добавила: – А потом, после еды, поговорим.

Как выяснила Ардери, тот энтузиазм, который испытывала Хейверс, рассказывая о своих открытиях, никак не повлиял на ее аппетит. И хотя в меню были самые изысканные – не говоря уже о том, что питательные, – блюда, такие как йогурты, фрукты, и орехи из кофейни Неро[115]115
  Сеть кофеен в итальянском стиле со штаб-квартирой в Лондоне.


[Закрыть], сержант заказала себе полный английский завтрак, доступный в соседнем кафетерии. Со своей стороны, Изабелла выбрала латте и банан из кофейни, с которыми она уселась за стол и стала наблюдать, как сержант поглощает плохо прожаренную яичницу-болтунью, сосиски, помидоры-гриль, консервированную фасоль, грибы, тосты и треугольник из чего-то напоминающего тисненый картон. К этому Хейверс добавила большой чайник чая, в который она щедро налила молока и высыпала несколько пакетиков сахара.

– Так вот, командир, – продолжила сержант, не переставая жевать, – интересно то, что КРЖП никогда не общалась с Гарри Рочестером. Они даже не знали, что он имеет к этому отношение.

– Я тоже не вижу, какое отношение он к этому имеет. – Изабелла пристрастилась пить латте через трубочку, решив, что это гораздо проще, чем мучиться с одноразовыми стаканчиками и их невозможными пластиковыми крышками. Она втянула напиток, поняла, что он еле теплый, и подумала, не вернуть ли его назад, но потом решила, что это будет слишком сложно, почти так же, как остановить разговорившуюся сержанта Хейверс. – Из того, что вы мне только что рассказали, единственный вклад мистера Рочестера в ваше расследование – это то, что он подтвердил, что в Ладлоу случаются массовые пьянки.

– Но, как я уже сказала, командир, он не помнит никакой пьянки в ту ночь.

– Не будет ли слишком смелым с моей стороны заметить: то, что помнит или не помнит бомж, вряд ли важно, именно потому, что он бомж.

– Этот мужик, он не бомж, – возразила Хейверс. В подтверждение своих слов она взмахнула вилкой, на которой опасно повис кусок сосиски. – У него клаустрофобия.

– Еще лучше. Тот факт, что человек с клаустрофобией, предпочитающий ночевать в подъездах, не может вспомнить, была ли коллективная пьянка в одну из ночей два месяца назад…

– Но КРЖП в отчете указывает, что бармен в «Харт и Хинд» это подтверждает. А еще в отчете написано, что и в других пабах в городе подтвердили: Раддок звонил туда, как он и рассказывает, оставив Дрюитта в одиночестве, чтобы у того было время повеситься на дверной ручке. Но вот что интересно, командир: у владельца «Харт и Хинд» есть небольшой бизнес на стороне, на который Раддок, возможно, закрывает глаза, – я говорю о тех комнатах, которые он сдает на почасовой основе, – поэтому у него есть причина подтвердить все, о чем попросит его Раддок, правильно? А владельцы всех остальных пабов, в которые звонил ПОП?.. Если подумать, то они никак не могли знать, идет ли на Куолити-сквер массовая пьянка или нет. Они знают только, что Раддок им об этом сказал. А это может значить…

– Остановитесь, сержант. – Изабелла еще раз указала Хейверс на то, на что указывала все эти дни, с того момента как они прибыли в Ладлоу, а именно на их задание. И, сделав это, добавила: – Теперь наша задача добраться до Лондона и написать отчет, о котором нас попросил Хильер и который он отдаст Квентину Уокеру, после чего мы вернемся к своим делам. Надеюсь, что вы это понимаете, сержант.

– Я понимаю. Но…

– А еще я надеюсь услышать от вас, что вы приметесь за этот отчет немедленно по прибытии на Виктория-стрит.

Хейверс избегала ее взгляда. Какое-то время она смотрела вниз, а потом произнесла: «Да, мэм».

– Счастлива это слышать.

Изабелла проверила, чем занимается Хейверс, прежде чем идти в Башню. Сержант работала не покладая рук. Самой Изабелле теперь предстоял разговор с помощником комиссара, и она почувствовала облегчение, когда он наконец появился, опоздав на двадцать минут и всего за десять минут до своей следующей встречи.

Выйдя из лифта, он продолжил разговор по мобильному:

– Это праздник для родителей, Лаура, а не для бабушек и дедушек… Поэтому сообщи Кэтрин, что ее отец не придет, потому что у него есть более важные дела, чем наблюдать, как все эти мамочки занимаются бегом с блинами…[116]116
  Забег на 400 метров среди женщин, несущих в руках горячую сковороду с блином, который на бегу следует подбросить как минимум дважды.


[Закрыть] Конечно, шучу… Нет. Не смогу… Дорогая, нет. Увидимся вечером… Конечно. – Он засунул телефон в карман пиджака и пожаловался, обращаясь к Изабелле: – Иметь семерых внуков-школьников – это все-таки немного чересчур… Где ваш отчет? – Хильер открыл дверь в кабинет и жестом пригласил ее войти. Джуди (без «т», пожалуйста) он велел: – Отмените мою встречу со Стэнвудом. Перенесите ее на следующую неделю. На какой-нибудь день с утра пораньше.

Пройдя в кабинет вслед за Изабеллой, помощник комиссара прикрыл за ними дверь. Тот факт, что он не предложил ей ни кофе, ни чая, ни воды, говорил о том, что у него совсем мало времени.

– Отчетом занимается сержант Хейверс, сэр, – сказала суперинтендант. – Я передам его вам в конце дня. В самом крайнем случае – завтра утром.

– Тогда зачем мы с вами встречаемся?

Изабелла приготовилась. Ей надо показать, что она сожалеет, и в то же время не выглядеть исполненной смирения.

– Я хотела извиниться за вчерашний вечер, сэр.

Он не предложил ей сесть и не стал садиться сам. Просто стоял у угла своего стола и внимательно рассматривал ее, позволив Ардери внимательно рассмотреть себя самого. Хильер был крупным мужчиной с копной седых волос, с вечно слегка напыщенным лицом, красивым, но совсем не слащавым. Он постарается ее запугать. Она постарается не испугаться.

– И что по поводу этого вечера?

– Я приняла снотворное. У меня сейчас разборки с моим бывшим, это занимает все мое свободное время, и иногда я плохо сплю. Ваш вчерашний звонок разбудил меня. Мне очень жаль.

Хильер молчал. Изабелла решила, что он мысленно сравнивает ее историю с тем, что она действительно наговорила ему, когда подумала, что ей звонит Боб. Она знала, что ее голос не звучал как голос человека спросонок, которого только что разбудили, если только она не видела во сне кошмар, частью которого был этот самый телефонный звонок. Ничего подобного. Однако, услышав голос Хильера, Изабелла сразу же поняла, что ей придется с ним переговорить.

– Я редко пользуюсь этими таблетками, – добавила суперинтендант. – Боюсь, что они относятся к категории «запрещено употреблять при работе со сложными механизмами». И мне еще ни разу не приходилось говорить по телефону после того, как я их приняла и… я надеюсь, что вы меня поймете, сэр.

Хильер продолжал молчать. Будь он проклят. Обычно его легко было понять, но только не сегодня. Изабелла почувствовала, как у нее вспотели ноги под коленками. Она сказала себе: «Сейчас ты на все 100 процентов Изабелла Жаклин Ардери и должна ею оставаться. Слишком многое поставлено на карту».

Когда он наконец заговорил, то неожиданно задал ей вопрос:

– И что мы сообщим Уокеру? Он захочет услышать нечто, что сможет потом передать этому парню Дрюитту в Бирмингеме. Что же это будет?

– Когда сержант Хейверс закончит отчет, я его просмотрю, – ответила Изабелла. – Если чего-то не будет хватать, то я прикажу ей восполнить пробелы. Я встречалась с мистером Дрюиттом, сэр, и могу сказать, что он произвел на меня впечатление вменяемого человека. Конечно, он очень скорбит по поводу смерти сына, как вы понимаете. Но так как в душу другому человеку залезть невозможно – особенно если речь идет о внезапно повзрослевшем ребенке, – я думаю, он прислушается к голосу разума.

– А именно?

– К тому, что, хотя его сын и не был тем, в чем его обвиняли, – я имею в виду педофилом, – то, что он убил себя, безо всяких при этом намеков на какое-то насилие, говорит о том, что у него были на это причины, хотя мы о них и не знаем. Мистер Дрюитт должен принять, что это было самоубийство и что поиски причин этого поступка не входят в сферу нашей компетенции. Ни офицер, проводивший первичное расследование – детектив-инспектор Пажье, – ни КРЖП не занимались этими поисками, и никто этого от них не ждал. Они расследовали лишь, что произошло той ночью и в результате той ночи. К этому мы можем добавить, что с удовольствием передадим наш отчет в КСУП – более того, я думаю, что это будет наш лучший шаг в случае, если мистер Дрюитт не успокоится, – но ни КРЖП, ни мы не нашли причин для открытия уголовного дела, и то, что такое дело будет начато по требованию семьи Дрюиттов, очень маловероятно.

Хильер смотрел на нее не отрываясь, что показалось Изабелле более зловещим, чем этого требовала ситуация. И она, и помощник комиссара были, в конце концов, по одну сторону баррикад. Суперинтендант решила, что сказала уже достаточно и что теперь будет ждать ответа. Из окон кабинета она видела стаю голубей, которые удивительно синхронно бороздили чистое синее небо. Вот на них она и будет смотреть, пока он не заговорит.

– Да. Это мне нравится, – произнес наконец Хильер. – Думаю, что это подойдет.

– Благодарю вас, сэр, – поблагодарила Ардери. – И еще раз, мне очень жаль…

– Часто употребляете, а?

Такая внезапная смена темы заставила Изабеллу насторожиться.

– Простите?

– Ну эти… ваши таблетки. Вы их часто пьете?

– Редко, сэр. Практически никогда.

– Отлично. Пусть так все и остается. Мы бы не хотели, чтобы однажды ночью вы совершили ошибку.

– Конечно, сэр.

Помощник комиссара подошел к своему месту за столом. Это значило, что встреча закончена. Ардери поблагодарила его за уделенное ей время и повернулась, чтобы идти. Когда она уже положила руку на ручку двери, он заговорил вновь:

– И продолжайте работу с сержантом Хейверс, ладно? Что-то обязательно подвернется. Ей просто надо дать время.

– Да, сэр.

– И веревку, – добавил помощник комиссара. – Ей обязательно понадобится веревка.

Виктория-стрит, Лондон

По крайней мере, возвращение в Лондон было не таким мучительным, как поездка в Ладлоу. Хотя началось оно рано. Правда, Барбара давно уже поставила в качестве звонка для будильника увертюру «1812 год»[117]117
  Оркестровое произведение П. И. Чайковского в память о победе России в Отечественной войне 1812 года; в исполнении участвуют колокола, в финале предусмотрены пушечные залпы.


[Закрыть] – ей это как-то посоветовал инспектор Линли, – и та выполнила свою функцию, практически катапультировав сержанта из кровати, как только зазвучали пушки. Она находилась в своей крохотной ванной комнате, когда раздался стук в дверь и появился Миру Мир с кофейником на подносе. Он сказал, что недавно отнес «такой же вашей спутнице» и подумал, что Барбара тоже от него не откажется. «За счет заведения», – сообщил Миру Мир. Он был настолько доброжелателен, насколько может быть доброжелателен в половине шестого утра парень с растянутыми мочками ушей.

Сначала сержанта расстроило, что они не позавтракают до отъезда. Но потом подвернулся «Велком брейк», и старший детектив-суперинтендант Ардери предложила в него заехать. Теперь Барбара радовалась, что они это сделали, потому что, как только они появились на Виктория-стрит, Изабелла поручила ей написать отчет, который устроил бы Хильера. «Отчет должен быть готов к четырем часам», – подчеркнула командир и добавила, что хочет взглянуть на него, как только сержант Хейверс его закончит и до того, как детектив-сержант отправится домой.

Барбара сразу же поняла, что это означает на канцелярском языке. К отчету предъявляются особые требования, и если она не сможет их выполнить, то будет вносить исправления до тех пор, пока текст не удовлетворит все заинтересованные стороны.

Ее рекомендации прослушать запись звонка на номер 999, прежде чем начинать писать отчет, который будет передан члену Парламента и рано или поздно попадет в руки скорбящего отца, никто не стал слушать. Ардери продолжала настаивать на том, что запись разговора не даст им ничего нового. К этому она еще добавила, что «реально утомилась от того, что вы не устаете об этом говорить, сержант, потому что ваше требование не имеет под собой никакой логики. Или я что-то упустила, пока мы пережевываем этот вопрос?».

– Это просто шестое чувство, – только и смогла сказать Барбара перед тем, как смириться. Она взялась за отчет. 4.00 есть 4.00[118]118
  Имеется в виду пополудни.


[Закрыть], и Хейверс прекрасно знала, что в 4.03 Ардери будет уже стоять у ее стола, если она не вручит ей отчет в указанное время.

Барбара корпела над документом, когда задребезжал ее мобильный. Звонил Гэри Раддок, который сказал, что смог выполнить ее просьбу относительно записи телефонного звонка. Он послал письмо по электронной почте. Она уже получила?

– Нет еще, – призналась Барбара. – Меня засадили за этот чертов отчет для руководства. Спасибо вам, Гэри. Надеюсь, что это было не очень сложно.

– Не очень, – ответил Гэри. – Сообщите, если что-то в записи покажется вам интересным, ладно?

Сержант пообещала. Затем проверила почту, решив, что Ардери не появится у нее за спиной, как черт из табакерки. Сначала она увидела его текстовое сообщение: «Вота запыс. Шото можа в ней найтить. Собши ежели нужна еще шо-та».

«Черт побери, – подумала Барбара. – Удивительно не то, что бедняга так и не смог подняться выше звания ПОПа; удивительно, что он добрался хотя бы до этого».

Хейверс открыла вложение и стала искать у себя в столе наушники. И ничего не нашла, что ее не сильно удивило. На помощь пришел Уинстон Нката, являвшийся полной ее противоположностью, когда дело касалось готовности ко всем возможным трудностям. Он бросил ей свои.

Барбара прослушала запись. Ее расшифровку она помнила наизусть и теперь поняла, что запись абсолютно идентична расшифровке, о чем и говорила Ардери. Поэтому сержант прослушала ее еще раз. И еще раз. Она хотела узнать голос говорившего, но слова были – и это не удивительно – произнесены шепотом. И все-таки она ждала момента, когда сможет крикнуть «есть!» или хотя бы удовлетвориться простым «ага!» или скромным «очень интересно». Но в записи совершенно не за что было ухватиться. Шипящие звуки, появлявшиеся в некоторых словах, вполне могли быть еще одной попыткой сделать голос говорившего неузнаваемым. В конце концов ей пришлось признать, что, стоя на пороге полицейского участка, позвонить мог абсолютно любой, начиная от местного дворника и кончая графом Дракулой.

А потом Барбара заметила.

Она хотела уже выйти из почты, когда обратила внимание на дату звонка: за девятнадцать дней до того момента, когда диакона доставили в участок. Об этой детали нигде не упоминалось, и тем не менее она этого заслуживала. Девятнадцать дней прошло с момента телефонного звонка до ареста Йена Дрюитта, и в это время что-то должно было происходить. И этим «что-то» должно было быть расследование, обнаружившее факты, достаточные для того, чтобы закрыть диакона. Но если это так – а это кажется вполне логичным, – то почему нигде нет никаких следов того, что жизнь Йена Дрюитта подверглась хотя бы поверхностному изучению?

«А вот это, – сказала себе сержант, – уже нечто». Нечто, о чем необходимо доложить СДС Ардери. Нечто, что бросает свет на все произошедшее в Ладлоу, хотя в данном свете оказывалось, что священнослужитель был именно тем педофилом, о котором сообщалось в анонимном звонке.

Сержант размышляла над всем этим, когда у ее стола появилась Доротея Гарриман, одетая в один из своих летних нарядов, которым она, по-видимому, пыталась заставить погоду вести себя соответственно сезону.

– Детектив-сержант Хейверс, – произнесла она. – И как все прошло?

– Более-менее прилично, – ответила Барбара. – Были отдельные недочеты, но о них я не стану распространяться.

– Я вообще-то имела в виду твои репетиции. – Доротея притопнула ногой на шпильке. – Скажи же мне, что ты тренировалась каждый вечер.

– Как новобранец, – солгала Барбара.

– Отлично.

– Я рада, что ты это одобряешь.

– Потому что у нас осталось всего две недели до просмотра программы сольных номеров и номеров малых групп[119]119
  Обычно от 3 до 25 человек.


[Закрыть]. – Когда Барбара взглянула на нее ничего не понимающими глазами, Доротея напомнила: – Танцевальный концерт. Июль. Так вот, я думаю, что мы с тобой можем подготовить номер для двоих. Или можем попросить одну из мусульманских девушек присоединиться к нам. Я думаю, Умайму. Она явно самая серьезная из них, и под мелодию Коула Портера…

«Как раз насчет этих мелодий, – подумала Барбара. – Пора с этим завязывать». А еще она подумала, что когда речь дойдет до чечетки на публике, ее будут отбивать только на ее трупе. Ди продолжала трещать, пока наконец сержант не заявила:

– Понимаешь, Ди, мне до вас двоих очень далеко. Я по сравнению с вам ноль без палочки. Или вообще минус десять. Но вы с Умаймой – уверена, вы должны попробовать.

– Глупости. Для того, что я задумала, ты отлично подходишь. Если мы используем эту песню Коула Портера… «Все средства хороши»[120]120
  Песня из одноименного мюзикла 1934 г. Автор музыки и слов – Коул Портер.


[Закрыть]… Ты же знаешь ее, да?

– Если только ее не пел Бадди Холли[121]121
  Чарльз Хардин Холли, известный как Бадди Холли (1936–1959) – американский певец и автор песен, один из пионеров рок-н-ролла; погиб в авиакатастрофе в возрасте 22 лет.


[Закрыть], то нет.

– Ладно, не важно. Тебе она понравится. А если ты не уверена в Умайме, то пусть решает Каз. Кстати, я зайду за тобой сегодня, как всегда, в половину.

Это напомнило Барбаре, что, к ее досаде, сегодня день танцевального урока. Она поблагодарила звезды за то, что в ее чемодане не было для него ничего, корме обуви для чечетки, которую она послушно положила туда перед поездкой в Ладлоу, чтобы ни разу не надеть.

– У меня с собой нет подходящей одежды, Ди, – сообщила она.

– Не проблема, – Доротея прищелкнула пальцами. – У меня есть запасное трико. И не говори мне, что оно на тебя не налезет, – вы только посмотрите на себя, детектив-сержант Хейверс. Вы настолько похудели, что теперь вы жалкое… жалкое нечто от того, чем были. Тебе какое – черное или красное?

– Красное, – вздохнула Барбара. – Подойдет к обуви.

Доротея пообещала, что все будет в порядке, и отошла на своих высоченных шпильках. Глядя ей вслед, сержант пожелала подруге споткнуться на пути в свое королевство и выбить коленную чашечку.

Но такого везения она не дождалась.

Виктория-стрит, Лондон

Томас Линли уже собирался домой, когда на подземной парковке возле его «Хили Элиотт»[122]122
  Английская марка дорогих спортивных машин, выпускавшаяся в 1946–1953 гг.


[Закрыть] появилась Барбара Хейверс. С собой у нее была папка, а выражение лица сержанта говорило о том, что ее отчет о поездке в Ладлоу был отвергнут.

– Кто? – спросил Линли, опустив окно.

– Суперинтендант, – ответила она. – Единственный положительный момент во всем этом – то, что мне не придется идти сегодня на этот дурацкий урок чечетки, поскольку я буду заниматься вот этим.

– Вот уж воистину «положительный момент»… Садитесь, сержант.

– Ардери приказала, чтобы я никуда не уезжала.

– Я тоже никуда не собираюсь ехать. Но в машине мы, по крайней мере, будем сидеть. – С этими словами инспектор выключил мотор «Хили Элиотт», а Барбара обошла машину, открыла пассажирскую дверь и плюхнулась на сиденье.

– А что не так с отчетом? – поинтересовался Томас.

Естественно, он знал, что ей поручили его написать. Барбара работала не поднимая головы с того самого момента, как они со старшим суперинтендантом вернулись в Лондон. Линли сам принес ей в половине четвертого сандвич и чашку чая. Из-за стола Хейверс вставала только для того, чтобы заглянуть в туалет, и даже ни разу не вышла на пожарную лестницу покурить.

– Понимаете, сэр, КРЖП кое-что пропустила. Я вставила это в отчет и передала его командиру. А она приказала убрать место об этой пропущенной вещи.

– О чем речь?

– Это связано с временны́м промежутком. Девятнадцать дней. Они или не захотели включить его в отчет, или вообще не заметили.

– А вы как считаете?

– Не заметили. Я сама заметила чисто случайно. Вот и решила, что кто-то в Шропшире проводил расследование в период между телефонным звонком на «три девятки» и той ночью, когда этого Дрюитта арестовали и он умер в участке. Но если я вставлю это в отчет – то, что, вероятно, относительно Дрюитта велось какое-то расследование, о котором КРЖП ничего не узнала, – получится, что отец этого парня точно не успокоится. И Хильер тоже.

– Понятно.

– Поэтому я могу сделать то, что она мне приказывает, – убрать это из отчета. Или оставить и послать его прямо, – тут сержант подняла папку с первым вариантом отчета, – отцу умершего или его члену Парламента. Но если я уберу эту информацию… сами знаете, что это будет значить. Сколько там букв в слове «сокрытие»?

– Боже…

– Его сейчас нет на месте. А вот вы есть. И что же мне делать?

Линли не представлял, что ей на это ответить. Барбара сама могла предсказать свое будущее не хуже его. Если она уберет то, что Изабелла приказывает ей убрать, она не только совершит должностное преступление, но и пойдет против всего, во что верит. Если же она оставит информацию в отчете и отошлет его отцу умершего или члену Парламента в обход старшего по званию, то ее карьере в полиции Метрополии придет конец. Конец может прийти вообще ее карьере полицейского.

– Я не могу советовать вам, какое решение принять, – сказал Линли. – И вы это знаете.

– Наверное, да.

– Единственный совет – подумайте, как эта дополнительная информация скажется на отце умершего.

– Вы хотите сказать, она может подтвердить, что его сын был стопроцентным педофилом?

– Я не знаю, – произнес инспектор. – Но позвольте задать вам вопрос: откуда у вас эта информация?

– Что где-то велось какое-то расследование? Я попросила Раддока попытаться достать мне аудиозапись анонимного звонка. Ему это удалось, и он прислал ее мне. На ней значилась дата – звонок был сделан задолго до того, как был отдан приказ об аресте парня.

– А Изабелла просила вас слушать эту запись?

– Она сказала… – Барбара отрицательно покачала головой. – В общем, она скорее запретила, сэр, потому что у нас есть расшифровка звонка. Но мне позвонил Раддок, сказал, что достал запись, и я подумала, что пять минут погоды все равно не сделают…

– Иными словами, вы нарушили ее приказ?

Хейверс сидела молча. Кто-то прошел за машиной, и в зеркале Линли увидел коллегу Филипа Хейла, идущего к своей машине. Вместе с ним был Уинстон Нката, и они были настолько погружены в беседу, что не заметили их с сержантом. Это к лучшему.

– Думаю, что со стороны это выглядит именно так, – сказала наконец Хейверс. – Только…

– Барбара, сейчас вполне может оказаться та ситуация, когда не должно быть никаких «только». Вы просто должны выполнять приказы.

Сержант кивнула, но смотрела на Линли так, как будто хотела сказать еще что-то, а он ей не позволял это сделать.

– Она мне все время говорит – все время говорила, – что это не входит в наше задание, – продолжила Хейверс.

– А это правда?

– Наверное, – ответила Барбара.

– Вот в этом-то вся загвоздка, – вынес свой вердикт инспектор.

Но когда вся согнувшаяся, с опущенными плечами, она ушла от него, Томас не поехал в Белиз-парк, где его ждали в доме Дейдры Трейхир. Вместо этого он глубоко задумался. А потом позвонил Дейдре и сказал, что будет поздно. И направился к лифтам.

Когда Линли вошел в кабинет Изабеллы, та собиралась домой. Она очищала свой стол, просто сгребая все с него в ящики и засовывая папки в кожаный портфель. Суперинтендант подняла глаза на инспектора и догадалась:

– Она успела поговорить с тобой. Ну конечно, она должна была это сделать… Так вот, позволь мне сэкономить твое время, поскольку ты пришел или склонить меня к чему-то, или от чего-то отговорить. Я сказала ей, что новый отчет должен быть у меня на столе завтра утром и что если ей придется провести за компьютером всю ночь, то именно это она и сделает. Так что если ты пришел, чтобы вмешаться, я могу сократить нашу беседу, сказав, что у нее есть свой приказ, у меня – свой, а у тебя – свой. Только так может функционировать эта система, Томми.

– И каков же сейчас мой приказ, командир?

– Держаться подальше от того, что тебя не касается. – Изабелла закончила с папками и закрыла портфель. Она осталась стоять, поэтому двое полицейских смотрели прямо в глаза друг другу – высокая Ардери на каблуках всего в два дюйма была одного с ним роста.

– Знаю, что это не соответствует твоему modus operandi[123]123
  Образ действий (лат.).


[Закрыть], но если вдруг окажется, что я ошибаюсь, то могу выразиться еще конкретнее, если тебе это нужно.

– То, что может произойти с Барбарой, меня касается, – возразил Линли. – Мы работаем с ней уже много лет, и я хотел бы, чтобы это так и продолжалось. И я не хочу, чтобы ее переводили на север из-за того, что ей придется нарушить приказ, который заставляет ее совершить должностное преступление.

– Честное слово, Томми, – сказала Ардери с раздражением, – а мы можем попробовать поговорить так, чтобы ты не звучал как оксфордский аристократ? Это здорово сбивает с толку, не говоря уже о том, что раздражает. В любом случае я знаю, для чего этот тон и манера в разговорах со мной. Вопрос в том, что конкретно дают тебе эти попытки сохранять дистанцию?

Линли много раз разговаривал с Изабеллой Ардери – и по работе, и в частном порядке, – поэтому легко мог определить, когда она пытается сменить тему.

– Барбара уверена в том, – сказал он, – что если она включит в отчет важную, на ее взгляд, информацию, которую кто-то или не заметил, или опустил, или удалил в КРЖП, то…

– Ты что, действительно хочешь сказать, что кто-то в Комиссии по расследованию – не имея на то никаких видимых причин – намеренно скрыл информацию, критичную для их собственного расследования? Как я уже неоднократно пыталась объяснить сержанту Хейверс, Томми, эти люди разбирались с событиями, непосредственно связанными со смертью Йена Дрюитта. Точка. Они прибыли не для того, чтобы изучать причины, приведшие к его аресту, и поэтому в нашу задачу это тоже не входило. У сержанта Хейверс очень серьезные проблемы с пониманием данной ситуации. Пока я списываю это на то, что она больше привыкла активно участвовать в расследовании убийств, а не в разборах отчетов КРЖП. Но я, естественно, могу изменить это мнение. Только скажи. Ты этого от меня хочешь?

Линли не мог не восхититься той легкости, с которой она перевела стрелки на него.

– А может быть, для всех будет лучше узнать правду? – предложил он.

– Какую именно правду? Мы с сержантом Хейверс и так вышли за рамки порученного. Переговорили с дамой, у которой умерший снимал комнату, нашли женщину, с которой он перед смертью встречался более полудюжины раз; я лично переговорила со студентом, помогавшим ему в детском лагере, а сержант встретилась с владельцем паба и с бродягой, который наблюдал за той коллективной пьянкой, которую ПОПу пришлось в ту ночь разруливать по телефону. Барбара перечитала отчет раз десять, и мы побеседовали с патологоанатомом, проводившим вскрытие, и… Ты правда хочешь, чтобы я продолжала? Мне кажется, ты хочешь уверить всех в том…