Текст книги "Опасность желания"

– Ты много путешествовала, дорогая?

Меггс снова повернулась к виконтессе, которая, вероятно, решила, что с сыном будет легче справиться, не обращая на него внимания. Возможно, леди Бэлфор была права. Меггс тоже не знала лучшего способа.

– Нет, совсем немного, и очень давно.

– Тогда, надеюсь, для тебя это будет приключением.

– Спасибо, мэм. Я хотела сказать, ваше сиятельство.

– Мэм – именно то, что нужно. Так меня называет Хью, и, конечно, так должна меня называть ты. Ну а теперь не хочу смущать тебя, дорогая, но я вынуждена просить о снисходительности. У меня уже давно не было возможности покупать одежду для юной леди. Надеюсь, ты примешь от меня в подарок пару платьев, прежде чем мы уедем в Бэлфор? Я уже очень давно хотела поставить на место местных матрон, и к тому же нам следует подумать о бедняге Хью.

Виконтесса Бэлфор была такой же находчивой и целеустремленной, как ее сын. Не всякая догадалась бы сформулировать необходимость привести одежду Меггс в соответствие с ее новым положением как желание сделать ей подарок, чтобы девушка не волновалась о средствах.

– Бедняга Хью?

– Ну конечно! Поскольку Хью не сделает ничего, чтобы дать местным матронам надежду пристроить своих перезрелых дочерей, нам следует ослабить на него давление, представив тебя как дружелюбную собеседницу для их сыновей. Надеюсь, ты доставишь мне такое удовольствие. И разумеется, у нас будет бал. Рождественский бал.

– Рождественский бал?! – взревел капитан, словно раненый медведь.

Но виконтесса продолжала плыть своим курсом, не обращая внимания на его ворчание.

– На самом деле мы назовем его бал пришествия, потому что он будет до Рождества. У Маргарет должна быть возможность потанцевать.

– Но, мэм, – пробормотала Меггс, – я не умею.

– Научишься. Ты останешься со мной, и мы будем проводить дни, делая покупки и разучивая танцевальные па. О, моя дорогая девочка, ты просто обязана позволить мне купить тебе бальное платье. Но нам следует отпустить Хью. У него глаза остекленели, как только он услышал о покупке платьев. Ты можешь идти, дорогой. Пока ты больше не нужен. Мисс Эванс в надежных руках. Но конечно, ты вернешься вечером – и будешь приходить каждый вечер, потому что можешь оказаться полезным. Так что не забудь, что сегодня вечером ты в нашем распоряжении.

– В вашем распоряжении?

Меггс впервые слышала откровенный ужас в голосе капитана.

– Да. Чтобы танцевать. Ты же понимаешь, что Маргарет нужен партнер для танцев. Как еще она сможет научиться?

– Ты знаешь, что я не танцую.

– Чепуха! – Виконтесса с досадой отмахнулась. – Твоя нога уже почти в норме, а дорогая Маргарет будет чувствовать себя намного комфортнее, если впервые будет танцевать с тем, кого знает. А учитывая… твои трудности с изяществом, ты лучше, чем кто-либо иной, поймешь, если она не сразу запомнит шаги.

Капитан знал, что Меггс помнит конструкцию замка, который вскрыла полгода назад. Крайне маловероятно, что она не сумеет запомнить танцевальные па. Но она, сидя рядом с его матерью, делала отчаянные попытки выглядеть невинной, как юная молочница.

– Возможно, мэм, вы ставите невыполнимую задачу перед старым, пораженным подагрой морским волком, – сказал Хью с обреченным видом.

Но Меггс знала: взгляд Хью обещал ей, что он отдавит ей все ноги, только чтобы преподать урок. Хотя… возможно, она тоже сумеет его кое-чему научить. В конце концов, в танцах есть и положительные стороны.

Глава 23

У его матери не было чувства юмора. Или было, но весьма своеобразное. Во всяком случае, она была исполнена решимости держать их подальше друг от друга. Виконтесса Бэлфор все организовала так, что они ехали в Сомерсет в разных экипажах, сидели в разных концах стола за ужином и были размещены в разных крыльях дома. Она не желала рисковать репутацией Меггс. Даже если это создавало дьявольски много неудобств для ее собственного сына. Не об этом он ее просил. И мать знала.

После приезда он имел только одну возможность поговорить с Меггс – в гостиной, битком набитой гостями. Она сидела с дамами на небольшом диванчике, но в разговоре не участвовала. На его появление в гостиной она не отреагировала. Во всяком случае, никак не проявила это внешне. Она неотрывно смотрела в огонь, ревущий в большом камине.

– Мисс Эванс! – Не дождавшись ответа, Хью возвысил голос: – Меггс!

– О, Хью… то есть капитан Макалден. Как приятно видеть вас снова.

Она хотела встать, но Хью жестом велел ей сидеть.

– Что там интересного? – спросил он, кивнув в сторону камина.

– Ничего. – Меггс снова повернула голову к очагу. – Просто я забыла.

– Что забыла?

– Камин, какой он. Дрова в нем так приятно пахнут и приветливо потрескивают. От них идет благодатное тепло. Я все это уже забыла.

Странно, если Меггс видела дровяные камины, есть шансы, что когда-то она жила в деревне. Забавно. Он об этом и не подозревал. Для него она была городским созданием – с энциклопедическим знанием улиц и переулков Лондона, его обычаев и людей от Биллингсгейта до Челси. Но вот она здесь, одетая в скромное светлое платье, – спокойная, задумчивая деревенская девушка.

– Ты отлично выглядишь, – сказал он, – очень скромно.

Она криво усмехнулась.

– О да, – прошептала она, – я скромна, как старая шлюха на крещении.

Хью засмеялся, хотя понимал, что не должен этого делать. Оглядевшись и удостоверившись, что никто не прислушивается к их разговору, он тихо произнес:

– Меггс, не стоит так разговаривать. Ты должна избегать неприятностей и научиться быть благовоспитанной леди.

– Избегать неприятностей? – Меггс заулыбалась. – Ну и чем я, по-твоему, должна заняться?

– Думаю, научиться вышивать, например.

– Хм. Это скучно. Но думаю, что смогу научиться довольно легко. Я умею хорошо работать руками.

– Господи, помоги мне! Так тоже не надо разговаривать. Не забывай, я должен вести себя как джентльмен и держать руки от тебя подальше. Так что не искушай меня, а лучше помоги вести себя безупречно.

– Да, мне тоже сказано, что я должна следовать по пути добродетели. Мне предстоит общаться с юными леди и джентльменами за ужином и картами. Если верить твоей матери, все молодые люди – не иначе как мальчики из церковного хора, но посмотрим… Надеюсь, что я не сталкивалась ни с одним из них, когда они прожигали жизнь в Лондоне.

Об этом Хью не подумал. Неудивительно, что она чувствует себя не в своей тарелке.

– Здесь ты в безопасности. Никто тебя не узнает. Не забывай, ты заработала на этом состояние.

– Я могла бы заработать еще одно, обыграв их всех в карты. И после этого с чистой совестью начать честную жизнь.

– Ты еще и карточный шулер? – Интересно, где заканчивается перечень ее преступных способностей? Дурные предчувствия стали сильнее.

– О да. Старуха Нэн всех нас научила мошенничать. Мы играли, стараясь обмануть друг друга. Постепенно вся колода перемещалась в рукава игроков, так что в конце концов нам нечем было играть.

Меггс улыбнулась приятным воспоминаниям. А Хью мог думать только об одном – как ему нравилась эта девушка. Никто не мог бы подумать, что у нее остались «приятные воспоминания» о детстве в преисподней, коей являлись трущобы Лондона. А Меггс точно знала, что жизнь такова, какой ты ее сделаешь. Вот и сейчас она явно намеревалась в полной мере использовать представившуюся ей возможность. Хью видел грусть и опасения в ее темных глазах, но она хорошо прятала их от окружающих.

Виконтесса запланировала головокружительную череду зимних развлечений – поездки за покупками в соседние деревни, ежедневные визиты к соседям, прогулки и катания на санях в парке, поход за зимними растениями, чтобы украсить ими дом перед балом, приемы по вечерам.

Меггс стоически выносила все и ко всем проявляла неподдельное дружелюбие. Она держала пакеты с покупками других девушек, когда рядом не было ни одного мужчины, делала комплименты относительно их платьев и причесок, заразительно смеялась плоским шуткам «мальчиков из церковного хора». Короче говоря, она делала именно то, что просил Хью, и у нее великолепно получалось. Все считали мисс Эванс совершенно очаровательной.

А Хью все это время чувствовал себя как в аду. Потому что ни разу за первые два дня пребывания в Бэлфоре ему не было позволено сидеть рядом с Меггс в карете, прогуляться с ней по аллее или хотя бы поговорить за ужином. Они всегда были в окружении других гостей.

Их разместили в противоположных концах дома. Если бы виконтесса хотела поместить их еще дальше друг от друга, кого-то одного пришлось бы выгнать на улицу. Относительно разделяющего их расстояния Меггс высказалась на третий день, когда они случайно остались на несколько минут наедине, разыскивая оранжерею, в которой должна была состояться игра в шарады.

– Какой большой дом, – вздохнула она, – моя комната, наверное, расположена уже в другом приходе. Лакеи могут взимать плату за проход на заставе в коридоре второго этажа.

– Им некогда. Они слишком заняты игрой в кости в каретном сарае. – Хью не следил за тем, что говорил. Вопреки материнским запретам он не намеревался упускать возможность хотя бы немного побыть наедине с Меггс. Он взял ее за локоть и повел налево, а не направо, где располагалась оранжерея. Зато слева находился пустой коридор.

– А у меня нет с собой ни одного из моих замечательных приспособлений, – вновь вздохнула Меггс.

Эти слова вернули Хью из мира грез к действительности.

– Никакого шулерства, Меггс, никаких азартных игр. Карт тебе лучше вообще не брать в руки. Не надо лишать церковных мальчиков их состояний. Хотя они, возможно, этого заслуживают.

– Состояния? – усмехнулась она. – Кто-то должен объяснить мне, как это – не воровать. Иначе меня назовут воровкой.

– Тебя будут называть только мисс Эванс. – Хью еще раз оглянулся и удостоверился, что коридор пуст.

– Вообще-то мне нравится. Постараюсь запомнить. А как ты будешь меня называть? – Она попыталась сбить его с толку, слегка наклонив голову и одарив томным взглядом.

Боже правый, когда она успела выучить этот трюк?

– Вы флиртуете со мной, мисс Эванс?

– А что, если да, капитан Макалден?

– Тогда долг чести требует, чтобы я ответил вам тем же.

– Да? И насколько же хорошо вы владеете искусством флирта?

– К несчастью, – он покачал головой с откровенным разочарованием, – у меня было прискорбно мало практики. Но возможно…

– Да, капитан?

– Вы окажете любезность и немного мне поможете?

– Что ж, мне необходимо проверить свое расписание. Но уверена, я найду время для столь важного дела.

– Благодарю вас. – Хью вежливо поклонился. – Вы слишком добры к страдающему подагрой морскому волку.

– Мне жаль вас расстраивать, капитан, но некоторые юные леди интересуются… степенью вашей немощи, – серьезно сообщила она. – Ради их же блага я не стала раскрывать им правду. Кстати, сколько времени вы намерены посвятить изучению искусства флирта?

– Думаю, мне потребуется много времени. Очень много. – Хью обнял Меггс за талию, увлек за собой в расположенную рядом маленькую кладовку и закрыл за собой дверь. Они очутились в бархатной темноте.

– О, капитан Макалден, как это предусмотрительно с вашей стороны…

Хью жадно впился в ее насмешливый рот, стараясь утолить грызущий его чувственный голод. Все равно больше ничего он не мог себе позволить. Ему хотелось поставить на ней свое клеймо, чтобы все молодые люди, которых его мать знакомила с Меггс, держались от нее подальше. Она принадлежала ему.

– О, – с трудом выговорила Меггс, не в силах отдышаться, – вы быстро учитесь, капитан.

– Мой Бог! Мне нужно… Я хочу… – Он не мог говорить. Не мог думать. Он мог только чувствовать острое желание, охватившее его тело.

– Ты хочешь поиметь меня?

– О Боже, девочка!

– Я тоже этого хочу, – доверительно сообщила Меггс. – Хочу, чтобы ты меня поимел.

Хью обнаружил, что его голова откинута назад, глаза закрыты, а губы шепчут нечто подозрительно напоминающее молитву.

– Ты не должна так говорить.

– Что именно? Тебе не нравится слово «поиметь»? А разве молодые леди из хороших семей не занимаются этим? Это для них слишком вульгарно?

– Да, конечно, но все не так просто. – Он обязан был помнить о том, что Меггс росла на улицах, о людях, которые ее окружали. Она не могла быть ответственной за жаркое пламя, разгоревшееся у него в животе, за его грубую приземленную реакцию на ее слова. – Это… грязно.

– Да? Но под этим безукоризненным платьем я достаточно грязная. Я – грязная маленькая воровка. И мне кажется, что тебе нравится грязь, капитан. – Она подалась вперед и безошибочно нащупала под одеждой его фаллос. – Или по крайней мере твоему члену нравится. Он увеличивается.

Хью выругался, чувствуя, что сходит с ума от желания. Он готов был прижать ее к стене и взять прямо здесь, в темной кладовке.

– А слово «член» тоже грязное? – Меггс погладила его фаллос, существенно увеличившийся в размерах. – Хотя мне кажется, что тебе нравится, когда я так говорю.

Хью стиснул запястья Меггс и завел ее руки за голову, прижав ее к стене.

– Прекрати!

Она почему-то не испугалась и лишь выгнулась ему навстречу.

– Но ты же на самом деле не хочешь, чтобы я прекратила. Тебе нравится. Мне тоже. Я соскучилась. – Она коснулась губами его щеки возле уха. – Я хочу почувствовать, как ты прижимаешься ко мне. У меня сразу появляется желание делать с тобой грязные, вульгарные вещи. И очень хочется, чтобы ты делал их со мной.

Хью тоже этого хотел. Больше всего на свете. Желание было настолько сильным, что тело сотрясала дрожь. Обретя способность говорить, он прохрипел:

– Что ты хочешь делать?

Он услышал, как она втянула в себя воздух, ощутил ее теплое дыхание на своей коже.

– Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне.

– Здесь? – Он провел пальцем по завышенной талии ее платья, располагавшейся прямо под грудью.

– Да, – выдохнула Меггс.

Он вытащил заколки, опустил лиф платья и легко коснулся груди над низким корсетом, потрогал сначала одну, потом другую сквозь ткань сорочки.

– Ты хочешь, чтобы я ее опустил?

– Да.

Ничего не видя, Хью нащупал завязки, ослабил их и опустил сорочку до талии. Теперь ее грудь была обнажена.

Хью забыл, где находится, утратил связь с реальностью, со всем миром, кроме Меггс и удовольствия, которое он с ней получал.

Неожиданно раздался громкий требовательный стук в дверь.

– Хью!

Какого черта? Он сразу повернулся спиной к двери, чтобы прикрыть Меггс от возможных нескромных взоров.

– Не открывай дверь. – Он проговорил эти слова тихо, но не могло быть никаких сомнений, что это приказ.

– Хью, я должна сказать, что…

– Уходи, мама.

– Хью, так не годится. Есть же правила, и ты не можешь им не подчиняться. Я имею право рассчитывать, что ты будешь вести себя как джентльмен. Немедленно выходи из этой кладовки, прежде чем я… Просто выходи из кладовки и возвращайся к гостям. Ты меня понял?

– Да, мама. А теперь уходи.

Послышался звук быстро удаляющихся шагов. Меггс отстранилась.

– Это ужасно. Я больше никогда не смогу посмотреть в глаза этой женщине. – Ее голос дрожал. – Я должна идти.

– Безусловно, – согласился Хью, но его пальцы уже нашли твердые бусинки сосков, после чего дыхание Меггс стало прерывистым. Хью чувствовал себя не лучше. Неудовлетворенное желание будоражило разум, горячило кровь. – Но ты никуда не пойдешь, – прорычал он, – тем более после разговоров о грязных вещах!

Хью провел ладонями по ее рукам, шее, подбородку, взъерошил короткие волосы. Ему очень нравилась их шелковистая мягкость.

– Нас так грубо прервали, но я все же собираюсь заняться тем, чего хочу я. А я хочу повернуть тебя к себе спиной и укусить за шею. – Он развернул Меггс лицом к стене и прижал ее к ней, возможно, чуть грубее, чем нужно было, и слегка прикусил зубами шею. – Таким образом я пометил тебя! – горячечным шепотом сообщил он. – Ты – моя!

Меггс издала глухой звук, сдаваясь на милость победителя, а Хью охватило такое дикое желание, что он понял: выдержка тут не поможет. Ничто уже не сможет его остановить.

– Упрись руками в стену и не двигайся.

Но Меггс никогда не подчинялась приказам.

– А если я не послушаюсь?

Он положил ладонь ей на поясницу и прижал к стене.

– Умная девочка, вовремя спросила, – прошептал он ей на ухо. – Что будет, если ты опустишь руки или сдвинешься? Очень просто. Я возьму тебя прямо здесь.

– Но мы не можем…

– Можем. Я могу. И сделаю это. – И он начал поднимать ее юбки. Тканям, казалось, не было конца, но все же в конце концов Хью почувствовал под ладонями ее ягодицы. Тогда он раздвинул ее ноги и убедился, что она уже влажная и готова принять его.

– Да, – пробормотала Меггс, – сделай это, прошу тебя.

Просить дважды не пришлось. Охваченный мрачным жаром, Хью сделал то, что она просила, – ворвался в ее влажное, тесное тепло и устремился к вершине.

Ему придется научить ее не произносить грязных слов. Она должна выражаться мягко, изысканно, элегантно, чтобы речь соответствовала красоте тела.

Но все это будет не сейчас. Когда-нибудь потом. А пока он намеревался утонуть в первобытном наслаждении. Он отбросит все ограничения цивилизованного поведения и отымеет ее так, как она просила, как ему мечталось.

Он крепко держал руками ее бедра, и все же она выгибалась назад, ее ягодицы терлись о его чресла. Словом, ее тело требовало большего, хотело получить все, что он мог ей дать.

Меггс двигалась и издавала звуки, ставшие для него сладчайшей музыкой. Он даже зубами заскрипел, чтобы справиться с некстати нахлынувшей нежностью. Хью отпустил ее бедра, обхватил руками за талию и стал покрывать лихорадочными поцелуями шею, плечи, затылок.

Он был охвачен огнем, казалось, даже кожа дымится. Одежда мешала, но он не собирался тратить драгоценное время на то, чтобы избавиться от нее. Он ни на мгновение не мог отказаться от контакта, от благословенного вожделения, бушующего в его крови, от неземного удовольствия, охватившего тело.

Упираясь руками в стену, Меггс активно двигалась ему навстречу. А Хью сжал в ладонях ее грудь, стиснул между пальцами соски, и Меггс негромко вскрикнула – очевидное свидетельство приближающегося экстаза. Ее мышцы стиснули его фаллос, и где-то внутри зародился шум, который, постепенно нарастая, превратился в оглушительный рев. Хью излил свое семя, крепко прижал Меггс к себе, и они долго стояли, словно единое целое, приходя в себя.

Прошло бесконечно много времени, прежде чем они спустились с небес на землю. Постепенно дыхание стало ровнее. Хью повернул любимую лицом к себе и крепко прижал. Он поможет ей привести одежду в порядок, но только не сейчас. Пусть пройдет еще несколько минут. Пусть последние искры наслаждения погаснут и колени перестанут подгибаться.

– Девочка, – прошептал он, когда к нему вернулся голос, – с тобой все в порядке? Я не сделал тебе больно?

– Да. Нет, – довольно громко ответила она на оба вопроса, все еще прижимаясь к его груди. – В жизни не чувствовала себя лучше.

Глава 24

Меггс точно не знала, что делать со всей этой деревенской природой за окном. Другие молодые люди, судя по всему, вовсе не возражали одеться потеплее и отправиться гулять по заснеженным полям или пойти в деревню пешком. Но Меггс была потрясена бескрайними снежными просторами и деревьями. Она очень давно хотела оказаться в деревне, но забыла, какое здесь все… настоящее, как легко можно заблудиться, когда не знаешь дороги, и как холодно, если ветер гуляет по полям, не встречая препятствий в виде высоких стен.

Кроме того, о подобной прогулке могут думать только люди, у которых имеется больше одной пары обуви. Несмотря на то что Меггс сейчас была одета не хуже, чем похожие на ангелов юные леди и их мальчики из хора, она не была одной из них. Не могла быть. Ей ничего не принадлежало. Она была воровкой, сама выбрала эту судьбу, и в кого бы ее ни хотел превратить Хью, обратной дороги не было. Только теперь она поняла, что безумием было об этом мечтать. Не стоило и пытаться. Несколько недель на глупом домашнем празднике не перечеркнут долгие годы страданий и преступлений.

Она бродила по дому, наслаждаясь уединением, радуясь, что у нее есть время разобраться в урагане самых противоречивых чувств, вызванных приездом в деревню, справиться с образами прошлого, которые, словно призраки, то и дело возникали в памяти.

Меггс вошла в музыкальную комнату, привлеченная успокаивающим зеленым цветом стен и роскошными, обитыми бархатом креслами. Здесь было светло и много воздуха. Огромное – от пола до потолка – окно-фонарь выходило на заснеженную лужайку. Она коснулась пальцами клавиш роскошного фортепьяно – совсем легко, так, чтобы не раздалось ни звука.

Прошло уже бесконечно много времени с тех пор, как она видела подобный инструмент. Она села на табурет и нажала на клавишу. Нежный звук разнесся по комнате.

Как часто представляла она свою мать, сидящую за фортепьяно… Она видела ее мысленным взором – хрупкую, почти воздушную перед инструментом в гостиной дома приходского священника. Льющийся из окна послеполуденный свет окрашивал ее волосы золотом.

Меггс поднесла пальцы к клавишам и заколебалась. Она не была уверена, что сможет сыграть какую-нибудь мелодию. Но гаммы она уж точно помнила. Медленно и неуверенно ее пальцы двинулись по клавишам. За первой попыткой последовала вторая, затем третья… Как звучала мелодия, которую любила играть ее мама, – та чудесная импровизация, так нравившаяся отцу? Все это было давным-давно. Чуть слышно напевая себе под нос, Меггс попыталась подобрать песню, и когда в музыкальной комнате раздались первые аккорды, она позволила красоте музыки захватить ее и унести в прошлое, погрузиться в воспоминания, о которых лучше было забыть.

Хью вошел в дом через боковую дверь, совершив двухчасовую прогулку по глубокому снегу, которая укрепила его ногу и помогла справиться с постоянно преследующим его вожделением. После вчерашней встречи оставалось только удивляться, почему он не воспламенялся всякий раз, когда видел Меггс или просто думал о ней. Мать всегда могла найти его по следу дыма, который он оставлял за собой.

Закрыв дверь, он услышал музыку. Но ведь вся золотая молодежь была на прогулке – он встретил молодых людей, возвращаясь в дом. Любопытство заставило его пойти на звук, и после недолгих поисков он тихо открыл дверь в музыкальную комнату и увидел за инструментом Меггс. Наклонив голову, она внимательно смотрела на клавиши, по которым медленно, но с каждым пассажем все более уверенно двигались ее пальцы.

Что все это значит? Меггс играет на фортепьяно. Значит, ее учили? В какой-то период жизни у нее был инструмент? Она играла незнакомую причудливую мелодию изящно и легко, что совершенно не согласовывалось с ситуацией, в которой он ее обнаружил. Все в ней – грубая, вульгарная речь, разносторонние криминальные таланты, отсутствие моральных принципов, – все, что Хью о ней знал, противоречило тому, что он сейчас видел и слышал.

А потом Хью перевел глаза с ее рук – ловких, умелых пальчиков – на лицо. Она была спокойна, закрыла глаза, а на губах играла улыбка, придавшая ее худенькому личику выражение чистой и светлой радости. Картина казалась настолько личной, интимной, не предназначенной для посторонних глаз, что Хью захотелось отвернуться. Правда, он понимал, что ни за что на свете этого не сделает. Не сможет. Перед ним раскрылась красота, затронувшая какую-то струну в самых потаенных глубинах его души.

Он увидел, как в уголках ее глаз блеснула влага, и одна-единственная слезинка скатилась по щеке. Хью был ошеломлен. Какой призрак прошлого вызвала у небытия музыка? Если бы он не видел этого сам – момента задумчивой тоски, – никогда не сумел бы представить себе ничего подобного. Он и не думал, что Меггс грустит о чем-то, ему неведомом.

Хью отошел от стены и шагнул к ней.

– Меггс…

– Ох, это ты! – Она вскочила с табурета и бросилась к нему с такой искренней радостью, что его сердце возликовало.

– Где ты научилась играть?

Все, что было открытого и радостного на ее лице, мгновенно исчезло. Она отвернулась, покосилась на инструмент и пожала плечами:

– Немножко здесь, немножко там. Шутка старухи Нэн. Она говорила, что игра хорошо развивает пальцы. У нее была старая развалюха – небось приволокла из какой-то пивной. Кто только не барабанил по тем клавишам…

Меггс лгала. Хотя старуха Нэн действительно могла иметь в своей лачуге инструмент, чтобы развивать пальцы будущих воришек, Меггс что-то скрывала.

– Где ты научилась играть? – упрямо повторил Хью.

Моментально ощетинившись, Меггс окинула своего собеседника хмурым взглядом. Теперь на ее лице читались настороженность и подозрительность.

– Видно, у мамаши. Помнится, она была ловкачкой. – Меггс снова перешла на жаргон.

– Не надо! – Хью подошел ближе и заглянул ей в глаза. – У тебя нет необходимости так говорить.

Где-то в коридоре открылась дверь. Меггс отвела глаза и упрямо ответила:

– Я не могу быть тем, кем ты меня хочешь видеть. Даже с тобой. Не могу стать другим человеком.

Она попятилась от него, но Хью ее остановил:

– Меггс, пожалуйста, я прошу тебя.

Меггс бросилась к нему и прижалась губами к его губам. А Хью одолевали сомнения. Он не знал, как дать ей понять, что между ними больше не должно быть полуправд и недомолвок.

– Меггс, ты доверила мне свое тело, почему не хочешь доверить прошлое?

– Прошу тебя, – едва слышным шепотом проговорила она, – не спрашивай. Узнав все, ты разобьешь мне сердце.

Послышался звук приближающихся шагов – кто-то шел по коридору. Меггс отвернулась и вышла из комнаты.

Ужин был бесконечным. Меггс сидела рядом с местным священником – преподобным мистером Фелпсом, который посматривал на нее с легким беспокойством. А ей хотелось сидеть рядом с Хью. Им надо было поговорить. Он должен был ее понять. Она с особой тщательностью одевалась к ужину, рассчитывая, что привлекательный внешний вид укрепит ее уверенность в себе, но о какой уверенности могла идти речь, если Хью метал в ее сторону неприязненные, острые, словно кинжалы, взгляды? Меггс сделала глоток кларета и попыталась придумать тему для беседы.

– Какое Евангелие нравится вам больше всего, мистер Фелпс?

Викарий встрепенулся, взглянул на нее по-новому и пустился в длительные разглагольствования относительно преимуществ Евангелия от Марка, и Меггс ненадолго расслабилась. Виконтесса улыбкой выразила свое одобрение, а Меггс сделала над собой усилие, чтобы не посмотреть на Хью, не заглянуть в его суровые глаза в поисках похвалы. Как говорила старуха Нэн? «Знай свою собственную меру, моя дорогая, потому что ты хороша ровно настолько, насколько себя таковой считаешь».

Ближе к ночи пошел снег, и гости начали разъезжаться, чтобы поберечь лошадей и экипажи, которые могли завязнуть в сугробах. Виконтесса, взяв под руку Меггс, проводила всех, а когда за последним гостем закрылась в дверь, приняла из рук дворецкого свечу.

– Спасибо, Стэндард. Я пойду к себе. – Она поцеловала Меггс в щеку и устало улыбнулась: – Надеюсь, ты провела хороший вечер, дорогая?

– Да, мэм. Вы очень добры.

– Чепуха! Ты все это заслужила. И прекрасно держишься. Я удивлюсь, если мистер Фелпс не привезет завтра утром цветы или по крайней мере визитную карточку. О, Хью, милый, я думала, ты уже лег.

Капитан Макалден, а сейчас он был именно капитаном – сильным, решительным, неспособным на сантименты, – ввалился в холл, как голодный медведь.

– Я не лег.

– А мы идем наверх. Спокойной ночи, дорогой.

– Я бы хотел переброситься несколькими словами с мисс Эванс.

Виконтесса поджала губы и одарила сына сердитым взглядом таких же, как у него, голубых глаз.

– Хью, ты сам привел Меггс ко мне, и я бы недобросовестно отнеслась к своим обязанностям, если бы оставила порученную мне молодую особу наедине с мужчиной, даже если это мой сын. Вечер был очень долгим, и будет лучше, если…

Капитан бросил тяжелый взгляд на Меггс. Да, будет лучше разобраться с этим сегодня.

– Все в порядке, мэм. Я буду рада поговорить с капитаном перед сном. Уверена, это не займет много времени.

Виконтесса посмотрела сначала на сына, потом на девушку, после чего ее глаза опять замерли на суровой физиономии сына.

– Веди себя прилично.

– Я понял, мама, и не задержу мисс Эванс надолго.

Виконтесса удалилась, оставив Меггс наедине с капитаном, который выглядел как голодный зверь.

– Ты должен быть мягче с матерью. Не забывай, что именно ты попросил ее принять меня в доме.

– Она делает не то, о чем я ее просил. Но я хотел поговорить именно о матерях и лжи. Ты мне солгала, когда рассказала о том этюде.

Меггс промолчала, внимательно рассматривая мыски своих туфель. Она медленно пошла к лестнице, соблюдая между ними дистанцию. Это был не этюд, а случайная импровизация. Тогда, очень давно, ей сказала об этом мать, а она запомнила, потому что ей понравилось слово – случайная.

Но Хью явно не собирался довольствоваться молчанием.

– Я задал тебе вопрос, Меггс.

В нем сейчас говорил хулиган и задира, хотя он, вероятнее всего, считал, что все совсем не так. Он – суровый морской капитан, по праву требующий ответа. Ну почему он все время чего-то добивается? Неужели нельзя просто оставить ее в покое? И почему, черт бы побрал все на свете, почему он все еще нужен ей, словно воздух, вода, дыхание?

– Нет, ты не задавал мне никаких вопросов. Ты просто обвинил меня во лжи.

– Где ты научилась играть? – Его тон был тяжелым, бескомпромиссным. – В лондонских трущобах не учат детей музыке в стиле барокко.

Меггс почувствовала злость, досаду и желание. Все они сплелись внутри ее и теперь рвались наружу.

– А ты откуда знаешь? Что вообще может знать о жизни на улице человек, выросший среди всего этого? Человек, никогда не знавший нужды?

– Между прочим, если тебе неизвестно, я вырос не «среди всего этого». Мой отец не был виконтом. Я родился в Шотландии и был вторым сыном мелкого помещика. Мне пришлось пробиваться в жизни самостоятельно.

– Молодец.

– И какую бы нужду или искушения ни испытывал, я никогда не крал и не лгал… – Он резко замолчал, не договорив фразы.

Но удар достиг цели. Вот, значит, что он о ней думает. После всего, что было. Боль, злость и гордость сделали ее голос тихим и разящим, как острый стальной клинок.

– Это точно. Просто ты для этого нанимал других людей, не правда ли?

Его лицо словно окаменело. Она снова оказалась права.

– Да, – ответила Меггс за него, – ведь я тебе понадобилась именно для этого. Чтобы лгать и красть вместо тебя.

– И это все, Меггс? Я для тебя только работа? – прорычал Хью.

– А я тебе больше ни для чего не нужна. Ты хочешь, чтобы я выполнила следующую работу – не знаю, в чем она заключается. Надо будет что-нибудь украсть в облике леди? А потом я стану ненужной. Ты вернешься на свой драгоценный корабль, а я…