Текст книги "Дыхание скандала"

Глава 9

Это был смех. Их только что втянули в драку, которая могла продолжаться до рассвета, а она смеялась. Запрокинула голову и смеялась в темные серые небеса, и в тот самый миг Уилл понял, что должен поцеловать ее. Он дня прожить не сможет, не узнав вкус смеха на ее губах.

Уилл поцеловал ее без предупреждения или подготовки, но когда нажал губами на ее рот, она открылась ему. И он так легко проник в нежность, столь глубокую и сладкую, что мог утонуть в ней.

Он углубил поцелуй. Его руки ласкали ее затылок, гладили щеки, мозолистые ладони задели ее подбородок. В ее вздохе звучали удивление и восторг. И ободрение.

Запрокинув ей голову, Уилл поглаживал подушечками больших пальцев щеки и медленно скользил в нежную, приоткрывшуюся глубину ее рта. Его язык, как и губы, касался и ласкал, с нежностью успокаивая, дурманя сладкими ощущениями, маня Антигону присоединиться к нему, пока она не начала издавать инстинктивные звуки жажды и восторга.

Всеми фибрами своего пылающего существа Уилл стремился к пьянящему жару ее рта. На вкус она была нежной и свежей, как чистая вода, а кожа под подбородком пахла желтыми маргаритками в июньском саду.

Руки Уилла скользнули назад, поглаживали и пробирались к ее волосам, он целовал уголок ее рта, прокладывал дорожку поцелуев по чувствительной коже под подбородком. У Престон вырывались хриплые вздохи удовольствия. Она закинула руки ему на шею и придвинулась ближе, прижимаясь к его груди. Ее пальцы пробежали по его воротнику к шее, исследуя и лаская, доводя его самоконтроль до края.

Уилл вернулся к ее рту с новой безотлагательностью и настойчивее нажал на ее губы, пока она не ответила, жадно принимая все, что он давал, и бескорыстно отдавая все, что могла. Их языки сплетались, пробуя друг друга на вкус, и Уилл позволил себе отпустить сдержанность и отдался чувственной потребности касаться и возбуждать. Престон была невероятно отзывчива, отдаваясь взаимному удовольствию легко и страстно.

Черт бы его побрал, он отчаянно хотел ее. Его руки, скользнув назад, сошлись на ее выгнутой спине. Властный звук, очень похожий на рычание, клокотал в его горле, и Уилл сильнее притянул Престон к себе, прижимая теснее, пока не почувствовал все выпуклости и изгибы ее высокой гибкой фигуры. Ее руки запутались в его волосах, тянули к себе, чтобы его рот оказался ближе, и она могла легонько посасывать его язык.

В реальности этот взаимный порыв длился несколько мгновений, но казался длиною в жизнь, он длился и длился, пока Уилл не начал вспоминать, где он и с кем. С воспитанной юной барышней из хорошей семьи. Во дворе таверны. Посреди ночи. Рядом с дракой.

– Лопни мои глаза. – Но он не станет извиняться. Никогда в жизни он не сожалел о содеянном меньше. – Несмотря на ваше опасное умение драться, я поставлю последний грош, что прежде вас никогда не целовали. – Уилл засмеялся, потому что эта мысль сделала его необъяснимо счастливым. Счастливым, что именно он показал ей это наслаждение.

Престон зарумянилась и на мгновение отвернулась, но не возразила. Ее глаза были такими яркими, словно вобрали в себя все бледное сияние луны.

– Как мне ни жаль прервать поцелуй, Престон, сейчас не время и не место. Нам нужно убираться отсюда, пока публика не явится искать молодца, который затеял шумную… – оба пригнулись от внезапного звука разлетевшегося стекла, – …драку. То есть вас.

– Меня? Это не я намеревалась раскроить вам голову рукоятью пистолета.

– Напомните, чтобы я поблагодарил вас позже. А сейчас идем за лошадью, черт возьми.

На этот раз он сел в седло с куда большей живостью, чем в первый раз. Было нечто большее, чем просто удовольствие пришвартоваться к спине Престон, когда они легким галопом продолжили обратный путь в Нордфилд.

Когда они отъехали от таверны настолько, что их не достал бы ружейный выстрел, Престон пустила кобылу спокойным шагом. Они ехали по темной сельской дороге, мерно покачиваясь в такт движениям лошади, и Уилл занимался тем, что воображал себе, как Престон могла бы выглядеть без слоев бесформенной одежды. Изящный гибкий торс. Маленькая, спелая, круглая грудь. Тонкая талия. А потом этот мускулистый округлый тыл, переходивший в пару длинных ног. Образ пришел неожиданно, приятно ускоряя бег крови по венам.

Каждое ее движение было соблазнительной комбинацией природной силы и врожденной грации.

– Снова возник вопрос, Престон. Где вы научились драться?

Ее лопатки шевельнулись, она пожала плечами.

– Я видела кулачных бойцов на ярмарке, время от времени мальчишки из конюшни в Уилдгейте затевали драки. Но главным образом по книгам.

– По книгам?

– Эту науку опубликовал мистер Джек Бротон, потом еще один джентльмен, Джексон, или кто-то другой, выдав себя за него, написал по крайней мере одну брошюру, насколько я знаю.

– Боже милостивый, вы действительно должны познакомить меня с вашим книготорговцем.

Он держал Престон за талию и крепко прижимал к своей груди, чтобы целесообразно распределить вес двух человек на одной лошади. А не по той простой причине, что Престон давала его заинтересованному телу легкий привкус облегчения. И несмотря на сомнительную одежду, от нее божественно пахло.

Сквозь забивающий все запах мокрой шерсти и холодного дождя просачивался теплый аромат цитрусов и чего-то еще, знакомого и солнечного.

– От вас пахнет цветами календулы.

Даже на его слух это прозвучало скорее как обвинение, хотя у него не было такого намерения. Словно его расстроило, что Престон преднамеренно выбрала аромат, так неодолимо связанный с его понятиями комфорта и дома, только чтобы подразнить его.

Она застыла, насколько это возможно на движущейся лошади.

– Календула? Да, это желтые маргаритки. Откуда вы знаете? Не думаю, что они цветут на флоте.

– Знаю. У меня всегда в сундуке был пузырек с маслом календулы. Думаю, его туда клали для каких-то таинственных медицинских целей, но все равно запах был приятный.

– Ох, тогда спасибо.

– Пожалуйста.

– Мы дома делаем мыло и, среди прочего, добавляем лимоны из оранжереи отца и желтые маргаритки. – После короткого молчания, проведя кобылу вокруг огромной лужи неизвестной глубины, Престон осторожно вернула комплимент: – От вас тоже приятно пахнет.

– Тогда буду считать, что ваше одобрение стоит того, что сегодня пришлось появиться без мундира.

Она снова замерла, наверное, пораженная мыслью об Уилле без мундира, точно так же, как его сразил ее мысленный образ без одежды. Хотя кто знает? Можно лишь надеяться.

Уилл позволил правой руке сползти с талии Престон к бедру, где почувствовал заметную и весьма тревожащую выпуклость. Как, черт возьми, он это пропустил?

– Престон, что, черт побери, у вас в сюртуке?

– Оружие. – Она переложила поводья в левую руку, полезла в сюртук и вытащила пистолет видавший виды, но в отличном состоянии.

– Лопни мои глаза! – Пугающая, уверенная, создающая массу сложностей, прекрасно вооруженная барышня. Как же она ему нравится! – Вы умеете им пользоваться?

– А вы как думаете? – Престон остановила кобылу, вскинула пистолет, большим пальцем взвела курок и решительно прицелилась в темную липу. – Хотите продемонстрирую?

Пистолет явно заряжен.

– Нет, черт побери. Экономьте заряд. Приятно сознавать, что я езжу по сельским дорогам не без защиты.

Она отвела пистолет в сторону и освободила курок.

– Вы офицер. Почему вы не носите оружие?

– Для профессионала носить оружие в обычной жизни ни к чему. Да и лень. Я скорее позволю вам сделать всю тяжелую работу. – Не сказать, что он мягкотелый в другом смысле, будь он проклят.

Но Престон оказалась более чистой или по крайней мере менее изворотливой и опытной, чем он.

– Знаете, вы ухитрились совершенно сбить меня с толку, – весело упрекнула она. – Вы так и не рассказали мне о своей жизни на борту «Горячего».

– Так вы же развязали драку, Престон. Простите, что тема просветить вас относительно того, что вам совсем не обязательно знать, ускользнула из моего ума.

– Я вам говорила, что я не…

Он приложил палец к ее губам.

– Уж очень вы настойчивы.

У нее еще много достоинств, но сейчас основное прижималось к его… Уилл не мог думать об этом. Не мог себе этого позволить.

– Вы, как ни странно, правы относительно трудностей, опасности и особенно запаха. Откуда вы знаете?

Престон повела плечом, и Уилл почувствовал, как оно шевельнулось у его груди.

– Читала.

Уилл поймал себя на том, что улыбается.

– Никогда не читал таких книг.

– Не только книги, – продолжила она. – Папа, то есть мой отец получал газеты. Мы обычно читали «Морнинг кроникл», «Таймс» и «Эдинбург ревю».

– Ваш отец был вигом? – Даже Уилл, не интересуясь политикой, знал, что «Эдинбург ревю» слывет либеральным адвокатом правительственной и парламентской реформы.

– Не особенно. Он был математиком и ученым. А каковы ваши политические взгляды?

– У меня нет политических взглядов, – просто ответил Уилл. – У меня есть долг.

Он скорее почувствовал, чем увидел ее улыбку, Престон наклонила голову набок, и он смог скользнуть подбородком к ее плечу и снова вдохнуть ее запах. Как же она чудесно пахнет.

Она повернула к нему голову, и он был покорен легким прикосновением ее щеки.

– Мне кажется, – задумчиво сказала она, – что при постоянной опасности у вас была очень тяжелая жизнь.

– Возможно, эта жизнь и тяжелая, но в ней есть свои прелести.

– Например?

Например, устроиться позади ловкой и атлетичной юной девы так удобно, словно он в гамаке.

– Например, знать, что исполняешь свой долг перед Англией, что защищаешь свою семью и все другие семьи от тирании, – вместо этого сказал Уилл. – Но главное – это дух товарищества, по нему я скучаю больше всего. Чувство общей работы, общей опасности ради того, чтобы совершить нечто удивительное и важное.

Возможно, отчасти это влекло его к Престон. Общее чувство опасности, даже если это не реальная угроза жизни, а драка в деревенской таверне. Хотя в тот момент угроза казалась вполне реальной.

Они довольно долго ехали молча, никто из них не спешил нарушить теплую интимность, которая, казалось, окутывала их. Со своей стороны, Уилл не горел желанием увидеть, что она торопится в Нордфилд. Престон вернется туда неизбежно, хотят они того или нет, а вот хорошо провести время в их власти.

Уилл мягко ткнулся носом за ее ухо, в легкие прямые волосы, и вдохнул запах лимона.

– Должен сказать, вы оказались чрезвычайно ловкой, заставляете меня бодрствовать и благополучно доставляете домой. Хорошо, если бы вы оказывали мне такую услугу каждую ночь. Так гораздо удобнее, чем в карете. Впереди сверните направо.

Он указывал только дорогу, а не как вести лошадь.

– На следующем повороте налево.

Престон остановила кобылу на изгибе дороги, откуда уже виднелся дом.

– Уже достаточно близко, – сказала она и скользнула на землю.

Уилл внимательно посмотрел на дом. В четыре утра он все еще был освещен, там кутили завзятые игроки и заядлые выпивохи из гостей. Хотя вокруг было темно и тихо, Уилл не собирался доверять судьбе безопасность Престон. Его тело уже протестовало из-за потери ее чудесного тепла.

– Я провожу вас до конюшни. Я не могу спокойно уйти, не зная, что вы в безопасности, в доме. – Спешившись, он встал рядом, готовый припугнуть Престон своими габаритами, чтобы она согласилась.

Но она была упрямая и достаточно высокая, чтобы, вскинув подбородок, посмотреть ему прямо в глаза.

– Я прекрасно справлюсь. Я уже проделывала это раньше, дома. И я не трусиха. Я ведь ушла незамеченной? И так же вернусь.

– Наверняка вы не так наивны. И наверняка понимаете, что вам грозит гораздо большая опасность, чем просто попасться на глаза вашей матери, леди Баррингтон или даже вашему визитеру лорду Олдриджу. – О, как красноречиво она вздрогнула. – Черт побери, Престон! Сейчас глубокая ночь, и даже в таком тихом и скучном месте, как Нордфилд, время от времени что-нибудь случается. Тут есть люди, которые пили всю ночь и давно забыли, что они джентльмены. Вы можете исчезнуть в каких-нибудь трясинах и котловинах, в которые ваша матушка никогда не подумает заглянуть, не говоря уж о малых шансах найти там вас. Или ваше тело.

Уилл слышал жар в собственном голосе и надеялся, что Престон примет его увещевание за команду. Он замерз, он уже промок, она больше не сидела у него на колене, и его терпение подходило к концу.

Ох, но она не обычная леди, которую можно испугать даже его взрывом гнева.

– Вы забыли, Джеллико. – Престон полезла в карман и вытащила пистолет. – У меня есть оружие.

Черт бы побрал ее уверенные, немигающие глаза.

– Вы когда-нибудь из него стреляли?

– Да.

– Вы когда-нибудь стреляли в человека? – уточнил Уилл.

Прошло несколько мгновений, наконец она заморгала и опустила глаза.

– Нет.

– А я стрелял, так что давайте его сюда. – Он забрал у нее пистолет, прежде чем она успела запротестовать. – В вашем положении глупая отвага немногим лучше, чем полное отсутствие отваги, – тем же тоном отрезал Уилл. – Она может сослужить вам только дурную службу. Пейте, если хочется. Плюйте на свою репутацию, если вам так нравится, играйте в кости с лакеями, но, ради Бога, не относитесь так беспечно к собственной безопасности. Опасность весьма реальна. Не рискуйте жизнью, только чтобы позлить мать или леди Баррингтон. Не думаю, что вы цените ее мнение так высоко, чтобы выставлять себя напоказ. – Он заглянул ей в глаза, пронзая глубиной своего чувства. – Пожалуйста, не блуждайте по ночам в одиночку по Гемпширу. Вы должны обещать мне. Иначе я больше не смогу спать спокойно.

Антигона потрясенно молчала. Он видел слишком много и в то же время недостаточно. Он только наполовину прав относительно опасности. Как она могла это объяснить? Как она могла даже начать объяснять, когда не уверена в себе. Это невозможно.

– Пожалуйста. Будет достаточно плохо, если меня поймают, но будет вдвойне скверно, если меня застанут с вами. Я могу не заботиться о себе или о своей репутации, но должна думать о вашей. На карту будет поставлена ваша карьера, если ваше имя смешают с грязью.

– Черт побери, как несправедливо, что вы такая вдумчивая. И великодушная. Но в четыре утра, после ночи на улице с вооруженной барышней я не особенно цепляюсь за карьеру.

Широкая улыбка вырвалась из-под контроля раньше, чем Престон успела усмирить ее. Эта маленькая радость только усугубила дело.

– Вы так говорите, просто чтобы сделать мне приятное. Надеюсь, вы понимаете, что мои возражения никак не связаны с вами лично. И если бы мне предстояло попасться, я предпочла бы оказаться с таким, как вы.

– Кто может иметь возражения против такого, как я? Какие родители ни трепетали бы из-за того, что я обеспечил безопасный эскорт для их дочери? Что я научил их дочь пить коньяк и сидр и таскаться по округе глубокой ночью с оружием в кармане? И впутал в драку в таверне? Какие могут быть после этого возражения?

– Никаких. – Он – самый чудесный, самый веселый и самый замечательный джентльмен, какого она встречала.

Когда они ближе подошли к конюшне, Уилл спросил:

– Как вы планируете пробраться внутрь?

Антигона понятия не имела, она об этом не думала. Она вообще ни о чем не думала в эту ночь, она просто действовала. Поэтому она промолчала и повела кобылу по дороге.

Когда она не ответила, Джеллико остановил ее, положив ладонь на ее руку, и повторил свой вопрос. Уже громче.

– Престон, как вы планируете пробраться в дом?

– Ш-ш. Вы всю округу разбудите.

– Я не отстану, так что лучше скажите.

Она в ответ могла лишь пожать плечами.

– Если я не смогу войти, я просто проведу ночь в конюшне. Я уже делала это.

– Спали в конюшне? – Он замолчал и, прищурившись, посмотрел на нее, словно у него возникла новая мысль. – Одна?

Антигоне действительно доводилось ночевать в конюшне Редхилл-Мэнора под охраной Резвушки. Но глупо даже пытаться намекнуть Джеллико, что она сделает это в Нордфилде. Лорд Олдридж может снова зайти проведать кобылу и обнаружит Антигону. В прошлый раз она едва ускользнула, в следующий раз может не повезти.

– Что ж, Джеллико, вы правы.

– Я прав? – Уилл прикрыл глаза, словно они мешали ему сосредоточиться. Потом выдохнул в воздух облачко пара. – Я провожу вас. – Он открыл глаза и пригвоздил ее своим синим взглядом. – Никаких споров.

Даже споря с этим человеком, она чувствовала себя полной жизни и счастливой. Он – самое большое удовольствие, которое у нее было за последние годы.

– А теперь, Престон, главное из правил прорыва: полагайтесь на помощь товарищей. Я – ваш товарищ. И могу втащить вас в окно, если понадобится. – В одной руке Уилл держал пистолет Престон, другой он потянул ее вместе с Резвушкой по дороге.

Было что-то особенное, что-то волшебное в том, чтобы чувствовать свою руку в его ладони. Словно все незыблемые законы мироздания, все ньютоновские законы земного тяготения изменились так, что она стала легче, когда двигалась рядом с Джеллико, влекомая одной его силой.

Но когда они добрались до освещенного конюшенного двора, он отпустил ее руку. В конюшне было темно и тихо, все фонари, светившие со стен вечером, погасли. В тихой тьме одна из лошадей заволновалась, когда Антигона вела Резвушку к стойлу, но кобыла только мрачно посмотрела на нее. Джеллико остался терпеливо ждать ее в конце ряда, на страже, как она предположила. Но пока он там расположился, Антигона, улучив момент, сняла шапку и распустила волосы. Перекинув длинные волосы через плечо, она заплела свободную косу и сунула шапку в карман. Если кто-то из гостей или слуг увидит ее, она может сказать, что услышала шум и спустилась проверить свою драгоценную кобылу.

Но что она скажет Джеллико, который ездил с ней всю ночь, касался ее и даже поцеловал? Новое нервозное возбуждение поселилось у нее внутри.

Но он, похоже, не был склонен к дальнейшим разговорам. Когда она подошла, он просто снова взял ее за руку и спокойно повел к дому, и она снова плыла рядом с ним.

Первые светло-серые проблески на небе сказали ей, что скоро рассвет. Антигоне нравилось ощущать свою руку в ладони Уилла, когда он вел ее через призрачную в утреннем свете колоннаду. Когда они подошли близко к дому, Джеллико остановился и посмотрел на нее.

– Второе правило, – тихим голосом инструктировал он, – что сначала надо испробовать самое очевидное решение. —

Он твердо взялся за дверную ручку и тихо повернул ее.

Дверь бесшумно открылась, повернувшись на хорошо смазанных петлях. По крайней мере одно получилось легко.

Остальное будет тяжелее. Потому что Антигона не знала, что делать. Ее опыт не соответствовал ситуации. Потому что она не хотела, чтобы ночь кончалась. Но эта ночь должна кончиться. И действительно нужно войти в дом, пока их не застали. Эхо кутежа отдавалось в длинных темных коридорах.

– Мне лучше войти одной. Спасибо вам, Джеллико. – Казалось глупым пытаться пожать ему руку после того, что они сделали. Они больше не просто знакомые. – Это было чудесное время. Я бы сказала, что не смогла бы всего этого сделать без вас, но вы и сами это знаете.

– Знаю. Но мне бесконечно приятно заставить вас признать это.

Они улыбались друг другу до тех пор, пока Антигона не увидела яркий цвет его глаз в бледном рассветном свете.

– Обещайте, что вы больше этого не сделаете. – Что-то яркое и светлое, как его глаза, что-то большее, чем просто поддразнивание, было теперь в его тихом голосе.

– Не выбираться из дома среди ночи, не играть в кости с лакеями, не затевать драки в таверне и не пробираться в дом перед рассветом?

– Так вы признаете, что начали драку, – коротко вспыхнула его улыбка.

– Нет. – Она покачала головой, хотя улыбнулась в ответ. – И ничего не пообещаю. Никогда за всю жизнь у меня не было такой забавы. Спасибо.

– Я бы ответил вам «пожалуйста», но не хочу поощрять вас. Но и у меня это был скорее исключительный вечер. – Джеллико взял ее руку в свою и осторожно вручил ей оружие. – Можем мы увидеться завтра? Не сегодня, поскольку нам обоим до обеда нужно поспать. Но я почему-то необъяснимо привязался к вашему пугающему обществу. – Его большой палец задел внутреннюю сторону ее запястья, и восхитительная дрожь охватила Антигону. Восхитительная. Потому что это было его прикосновение.

– Да. Мне бы хотелось. Очень хотелось.

– Хорошо. И я рад видеть, что вы сняли свое кольцо. Ваши пальцы пострадают гораздо меньше. – Он был само обаяние.

Они улыбались друг другу, пока не возникла неловкость. По крайней мере для нее. Антигона торопливо заговорила, только чтобы прогнать смущение, и поставила ногу на ступеньку.

– Не знаю, как могу отблагодарить вас, – едва дыша, проговорила она в полном смятении чувств.

– Вы можете отблагодарить меня поцелуем.

И воздух в ее легких мгновенно сделался горячим и плотным, она не могла нормально дышать. Но ей и не нужно было дышать, потому что Джеллико смотрел на нее своими синими глазами, и сила его взгляда сделала ее неподвижной, когда он потянулся, взял ее другую руку, медленно поднес к губам, поцеловал запястье и притянул ближе. И хотя Антигона ждала этого, от неожиданного тепла его губ на ее холодной плоти у нее перехватило дыхание. Потрясающие, чувственные ощущения растекались в ней медленными сильными волнами.

– Престон, – с мягкой серьезностью сказал Джеллико и шагнул ближе. Он говорил легко, пока держал ее руку, лаская и согревая жаром своих длинных сильных пальцев. Потом он положил кончики ее пальцев себе на грудь, уютно устроив их на теплой мягкой шерсти своего сюртука.

Он собирается ее поцеловать. Жар расцветал в Антигоне, заставляя гореть и дрожать одновременно. Она была уверена, что щеки ее пылают, когда подняла на него взгляд.

– Чтобы отблагодарить меня должным образом, Престон, вы должны поцеловать меня.

За долгое мгновение чреватой многим тишины жар в груди Антигоны разгорелся сильнее. Она поднялась на цыпочки и прижалась губами к его щеке. Ее губы задели уголок его рта, и ее поразил контраст между мягкостью его губ и легкой шершавостью выбритой щеки. В следующий миг Джеллико повернул голову и накрыл губами ее рот. Его губы шевельнулись, нежно надавливая. Только раз.

Он подбадривал ее, повернувшись к ней и наклонив голову, и Антигона чувствовала теплоту его губ, обветренных солнцем и дождем, привкус крепкого пива в его дыхании. Она шевельнула губами, прокладывая дорожку легких поцелуев по линии его рта, исследуя его вкус и запах. Распахнув глаза, она смотрела на него, восхищенная откровенной красотой Уилла.

Его глаза были закрыты, он стоял спокойно, словно ждал. Джеллико тщательно сторонился ее, прижав к бокам кулаки.

Но Антигоне хотелось, чтобы он обнял ее, как тогда, когда они сидели на Резвушке и во дворе таверны, когда его рука обнимала ее, окутывая теплом. Вцепившись в его лацканы, Антигона удерживала его, пока смотрела, исследовала, пробовала на вкус. Она снова поцеловала его, повернув голову, как делал он, зажала между своими губами бархатистую твердость его рта, утоляя голодное любопытство, разгоравшееся в ней.

Но ей было мало, что Джеллико просто спокойно стоит и позволяет целовать его. Антигона хотела, чтобы он наклонил голову и накрыл ее губы своими. Она хотела узнать, каково на вкус солнечное тепло. Она хотела прижаться к нему всем телом, потянуть его на твердые булыжники и запустить пальцы в его волосы или упасть с ним в мягкую постель и…

О Господи! Она отпрянула, напуганная силой своего влечения к нему, силой своего желания.

Она вздрогнула, когда его дыхание согрело ее щеку, он очень медленно отстранился и провел мозолистым пальцем по ее нижней губе, потом по подбородку.

Антигона чувствовала его прикосновение всем своим существом. Она качнулась к нему, отчаянно желая, чтобы это глубокое, неотразимое чувство продолжалось.

Но Джеллико отстранился, уронив сжатые в кулаки руки.

– Уже поздно. Это была долгая ночь.

– О Господи! Да, – прошептала она. – Это была только одна ночь?

– Похоже, что дольше. – От его улыбки серый предрассветный свет стал ярче.

– Да.

Похоже, эта ночь длилась целую жизнь.

– Вам лучше войти здесь. – Он кивком указал на дверь. – Вы отсюда найдете дорогу наверх?

– Думаю, да, – машинально ответила Антигона. Почему он больше не хочет поцеловать ее? – Вам пора идти, – промямлила она, уткнувшись взглядом в его сапоги. Может быть, станет легче, если он уйдет первым, поскольку сама она не в состоянии это сделать. Ее грудь по-прежнему вздымалась и опадала в трудном дыхании, перемежавшемся спазмами.

– Полагаю, да, – тихо согласился Джеллико, погладив волосы за ее ухом. – Честно говоря, для меня небезопасно задерживаться дольше. Поскольку если я останусь, то пробуду здесь очень, очень долго. Да и джентльменскому поведению есть предел. – Он очень медленно наклонил голову и поцеловал ее в лоб.

Антигона прикрыла глаза от опустошающей нежности этого маленького благословения. Она это не придумала, Джеллико тоже чувствовал силу возникшего между ними влечения. Но он благородный человек.

– До завтра. – Еще раз кивнув, он повернулся, полы его пальто задевали сапоги, когда он уходил в умирающую ночь.

Тогда, и только тогда, Антигона перевела дух.

Не то чудо, что она сумеет пробраться наверх незамеченной, чудо, если ей удастся заснуть.

Потому что впервые за долгое, очень долгое время бодрствование оказалось прекраснее благословенного забвения сна.

Коммандер Уильям Джеллико – ее друг. Больше, чем друг.