Текст книги "Дыхание скандала"

Глава 8

К спине Антигоны прижимался джентльмен. Высокий, полный жизни джентльмен, чей жар просачивался сквозь слои ее одежды, пока она не почувствовала себя поджаренной и мягкой, как намазанный маслом кусочек хлеба. Как это чудесно.

Уилл был так ошеломляюще, так замечательно близко, обнимал за талию, возвышался над ней, она ощущала запах табака и бренди, слышала, как поскрипывают его высокие сапоги у седла. Все чувства обострились, деловито определяя новые ощущения, наводнившие ее тело. Удивительно, что она еще способна думать.

Но думать ей приходилось, поскольку дождь принялся поливать с новой силой, и когда они ехали по Хай-стрит, ветер бросал ей в лицо пригоршни холодной воды.

Рука Джеллико напряглась, он, прикрывая, притянул Антигону к себе. Как большое защитное одеяло. Его подбородок, похоже, оказался над ее макушкой как навес.

– Вы видите, куда ехать?

Голос Уилла прозвучал у самого ее уха, она чувствовала, как слова отдаются в его теле и впитываются в ее кости.

– Редхилл на востоке, в Суссексе.

Ей пришлось повернуться, чтобы ответить, и ее рот оказался как раз под его подбородком. Левая рука Уилла лежала на ее талии, большой палец как-то пробрался под ее редингот и описывал неторопливые круги по рубашке. Эта интимность одновременно и успокаивала, и тревожила. Антигона задавалась вопросом, понял ли Уилл, что на ней нет корсета.

– Разве вы остановились не в Нордфилде? Это на северо-запад, в Гемпшире.

Глубокий тембр его голоса эхом отдавался в ней, наполняя жаром и…

Проклятие! Антигона, натянув поводья, остановила Резвушку. Она совсем не думает. Она собралась домой, в свою маленькую деревню, ища укрытия там, где чувствует себя в безопасности, так животное инстинктивно прячется в нору.

– Черт! Я совсем забыла о Нордфилде, – призналась Антигона. – Я хотела забыть. Но вы правы. Мне нужно вернуться туда.

И столкнуться с осуждением, которое неизбежно.

Надо надеяться на лучшее, сказала себе Антигона, возможно, завтра лорд Олдридж разразится гневом и презрением, и она окажется в безопасности дома, что к лучшему. Но этого не случится. Потому что никакой «безопасности дома» больше нет. Без лорда Олдриджа и помолвки придется жить на те малые средства, что остались перед Пасхой.

Так что назад, в Нордфилд.

Поэтому она взяла направление, которое указал Джеллико, и они медленно двинулись по Лондонской дороге к северным окраинам города. Сразу за Рамз-Хилл, где Джеллико повернул ее на северо-запад, к Нордфилду, они въехали в теплый круг света от придорожной таверны. Вывеска, скрипевшая под напором дождя, сообщала, что ветхое заведение называется «Веселый погонщик».

Таверны мать всегда презрительно называла заведениями для низкой публики. Антигона подумала, что таверна выглядит очаровательно.

– Почему бы нам не остановиться здесь? – сказала она, не успев обуздать порыв. – Пока дождь немного не утихнет.

Джеллико окинул таверну долгим взглядом.

– Вы ведь не ищете новой игры в кости?

– Вы просто завидуете моему выигрышу. Но я и вам заработаю, если хотите. Заведение выглядит вполне приличным, – уговаривала Антигона. Ей, возможно, больше никогда не выпадет такой шанс. – Я никогда не была в таверне, а вы говорили, что можете показать по-настоящему дурное поведение.

– Говорил. – Она почувствовала его улыбку точно так же, как чувствовала спиной тепло его тела. – Тогда покажу, поскольку я – человек слова. Коли мы и без того на дороге к проклятию, поспешим в ад на хорошо смазанной телеге. Слезайте.

Когда Антигона спешилась, Уилл перекинул ногу через шею Резвушки и спрыгнул.

– Отдайте ее конюху. – Он бросил подоспевшему парню монету, потом закинул руку на плечо Престон и повел к двери. – Позволим себе пропустить немного влаги, как обожает выражаться Здоровяк Хэм. Что, конечно, излишне в такую ночь, но его высказывание относится к влаге, укрепляющей силы. Входите. Только держите голову ниже и позвольте говорить мне, хорошо?

– Согласна, – ответила Антигона, хотя сердце подкатило к горлу и колотилось как безумное. Но она уже начала ощущать удовольствие и трепет от общества своего красивого сопровождающего. От небрежной интимности его руки, дружески лежавшей на ее плече, ее кости делались мягкими и гибкими, словно вымоченные в меду.

– Хорошо. Держитесь развязнее и будьте мужчиной, прекрасная амазонка.

У Антигоны не было времени обдумывать теплую фамильярность этого наименования, поскольку Джеллико подтолкнул ее через порог в ярко освещенную, полную народа комнату. В воздухе вился дым от трубок и огня, поднимался пар от сырой одежды, резко пахло мокрой шерстью.

Положив руку ей на плечо, Джеллико вел Антигону к камину напротив двери.

– Садитесь спиной к стене, – велел он, а сам занял место напротив. Он сел спиной к комнате, словно его крупная фигура могла укрыть Антигону, даже когда он знакомил ее с более живой, изнаночной стороной гемпширской жизни.

Что касается живости, то служанка, которая пробиралась к ним между столиками, поглядывала на Джеллико с энтузиазмом. Особенно когда он снял шляпу и небрежно повесил на спинку стула мокрое пальто, открыв широкие плечи.

Красивый, беспечный и любезный, как любой щеголь, он с расстегнутым сюртуком и взъерошенными золотистыми волосами, сиявшими в мягком свете огня, выглядел доступным и совершенно восхитительным. Ноги у него длинные, а бедра, подчеркнутые тугими бриджами цвета слоновой кости, произвели впечатление невероятной силы и мощи, когда он двинулся, чтобы сесть.

– Только посмотрите на себя, ваша милость. – Служанка наклонилась к нему, подарив улыбку и полный обзор своего пышного бюста. – Сегодня скверная ночь для прогулок, милый. Что я могу сделать, чтобы согреть вас?

У Антигоны сердце перевернулось в груди, из легких выжало весь воздух. От успокаивающей и одновременно тревожащей интимности до ревности оказался один шаг. Помоги ей Господь, ей многое предстоит узнать о себе за один вечер.

– Да уж, моя радость, – ответил Джеллико со всем своим непринужденным шармом, к которому Антигона уже привыкла. – Мне пинту вашего лучшего пива. – Он потрепал служанку по широкому заду. – А моему другу сидра.

Он был из тех, кто мог позволить себе подобный жест и не получить по зубам. Во всяком случае, служанка, похоже, не возражала. И двинулась к барной стойке, сильнее покачивая бедрами.

Невольный приступ ревности Антигоны был вызван игривыми манерами Джеллико, но делая заказ, Уилл смотрел на нее, а не на служанку.

И подмигнул, заказывая сидр. За это Антигона простила его, подмигнула в ответ.

– Мне нравится сидр.

– Я так и подумал. И он лучше сочетается с коньяком, который уже плещется у вас в животе.

У нее внутри много чего плескалось. Например, бешеное любопытство.

– Так расскажите мне историю о леди, с которой вы жили, сами того не подозревая.

Джеллико откинулся назад, закинул локоть за спинку стула и смотрел на нее своими невероятно синими, невозможно лукавыми, улыбающимися глазами.

– История слишком длинная и не моя, чтобы ее рассказывать. Но вы напомнили мне эту даму.

– Правда? – Вопрос слетел с языка Антигоны раньше, чем она успела остановить себя. Среди того, что крутилось у нее внутри, явно были и надежда, и желание произвести на него впечатление. – Она была вашей возлюбленной?

– Нет. – Похоже, он не обиделся на такой личный опрос. Его глаза оставались ясными, яркими и улыбались, когда он смотрел на нее. – Она была моим другом. И до сих пор мне друг.

Антигона никогда не слышала ничего подобного: мужчина жил с женщиной, которая за ним не замужем и до сих пор – до сих пор! – остается ему другом. Это казалось невозможным. Но сегодня она узнала, что множество вещей, которые она прежде считала невозможными, ни в малейшей степени таковыми не являются. И факт, что она здесь, в таверне, с Джеллико, тому подтверждение.

Что за интересный человек, и какой хороший друг!

– Тогда расскажите мне о флоте.

Он кивнул и улыбнулся, словно у него наготове была тайная шутка, которую никто больше не должен слышать.

– Что вы хотите знать?

– Что вы делали во флоте?

– Полгода назад я был первым лейтенантом его величества на фрегате «Смелый» под командованием капитана Колира, после чего меня повысили и дали под командование шлюп «Горячий». Командование этим судном – это лучшие полгода в моей жизни. Пока их сиятельства в адмиралтействе не решили поставить корабль на прикол, команду распустить, а офицеров списать на берег с половинным жалованьем. Но они проделали подобное с половиной кораблей флота. Адмиралтейство называет это сокращением, теперь, когда мы сослужили свою службу, а Наполеон сидит на Эльбе, мы оказались не нужны.

– Вы не рады, что война закончилась? – Вся страна месяцами заходилась в пароксизме радости.

– Нет. – Джеллико чуть наклонил голову, словно прежде об этом не задумывался, и эта мысль сама выскочила. – Это позор, с моей точки зрения. Я не развязывал эти проклятые войны, я просто сражался на них. Когда мне позволяли. Но я хорошо это делаю, и мне нравится работать, поэтому когда я на прошлой неделе оказался на суше, то большую часть времени напрасно проболтался в приемной адмиралтейства в Лондоне в ожидании нового назначения, как и многие офицеры моего низкого ранга.

– Низкого? Я думала, вы коммандер.

– Так и есть. Но какой шанс имеет непритязательный коммандер, когда сейчас без работы много опытных капитанов? Ужасно для королевского офицера ходить и клянчить, но я часами безрезультатно сидел там со шляпой в руке и уже готов был подавиться гордостью. Этого достаточно, – закончил Джеллико, когда служанка поставила на стол кружки, – чтобы довести амбициозного человека до выпивки.

– Вы тоскуете по флоту?

Его глаза, такие синие и ясные, снова встретились с ее глазами.

– Как по умершему другу. Только этого друга я имею большие надежды оживить.

Спокойная убежденность в его негромком голосе остановила бессмысленные расспросы Антигоны и положила конец беспокойному приступу зависти к его жизни, его цели. Хотя жизнь у них совершенно разная, он почти угодил в ловушку, как и она.

И Антигона никогда не думала, что мужчина может тосковать по чему-то неодушевленному – по своей профессии, – как по человеку. Как она тосковала по отцу.

И как же она по нему тосковала! Он был так же необходим ей для счастья, как воздух для дыхания. Необходим, как пища. При всей его ученой рассеянности папа никогда не возражал против того, что она слишком быстро ездила на лошади. Он никогда не обручил бы ее с лордом Олдриджем. И аплодировал бы ее расправе с мистером Стаббс-Хеем.

«Исключительное применение силы, моя Антигона», – сказал бы он и начал бы составлять уравнение, сравнивая ее массу с массой мистера Стаббс-Хея и учитывая потенциальную скорость движения ее руки. Папа обладал замечательной способностью превращать все события в занимательные логические задачки.

Она тосковала и по этому его умению. Тосковала по отцу сильно, до боли в груди. Так, полагала она, Джеллико тоскует по флоту.

Но им обоим нужно отвлечься.

– Расскажите мне о вашей жизни в море. Похоже, она ужасно волнующая, особенно по сравнению с моей.

– Не знаю, будет ли жизнь в море интересной или подходящей темой для ушей юной персоны.

Ясно, что он имел в виду «для ушей юной леди».

– Чепуха! – возразила Антигона. – Я не брезглива, но если хотите, можете пропустить подробные описания трудностей, лишений, болезней или огромной опасности вражеского огня. И в качестве альтернативы можете свободно обсудить крепкий запах нескольких сотен мужчин, заполнивших корабль. Все, что выберете.

Джеллико не ответил, только смотрел на нее с веселым блеском в глазах. Наконец он сказал:

– Черт побери, Престон, вы поражаете меня. Вы продолжаете меня поражать.

– Едва ли это хорошо.

– Это очень интересно, – признал он. – В вашем обществе никогда не соскучишься.

На такой теплый комплимент она могла лишь надеяться. Антигона отпила глоток крепкого сидра, чтобы остудить вспыхнувшие щеки, и огляделась. Большинство посетителей составляли горожане, оказавшиеся здесь проездом, и местные жители, которые, покуривая трубки, шумно шутили и играли у огня в домино.

В другом конце комнаты ловкий парень, развлекая постоянных зрителей, жонглировал тарелками, он подбрасывал их одну за другой в воздух и ловил раньше, чем они разбились бы об пол. И всякий раз, когда казалось, что жонглер их все вот-вот уронит, он добавлял еще одну тарелку. Это было великолепно.

Джеллико проследил за ее взглядом.

– Что скажете?

– Это восхитительно, – весело ответила она. Антигона действительно так считала. Для нее это было восхитительное время. – Мне всегда хотелось узнать, что делают люди в подобных местах.

– То же, что и везде. Делают, что им заблагорассудится.

Вот она, разница между ними, сформулированная так кратко, что ее можно упаковать в крошечную ореховую скорлупку. Да, джентльмены, особенно молодые, вроде Уильяма Джеллико и его брата, всегда могут делать что пожелают, тогда как ей, Антигоне, полагается делать, что скажут. Она испытала неприятное состояние настоящей зависти. Возможно, у Джеллико нет корабля или карьеры, но у него есть обширный выбор, что для нее совершенно недосягаемо.

Впрочем, нет смысла желать невозможного – особенно когда она может воспользоваться преимуществом, которое на миг открылось перед ней, – и нет пользы завидовать тому, кто так любезно предоставил ей эту возможность.

Но смеющиеся глаза Джеллико видели больше, чем она думала.

– Вы жалеете, что не одна из них? Вы действительно хотите променять свою жизнь на другую?

– Вы сочтете, что я неразумная. И не благодарна за те удобства, что были мне даны.

– Вы, похоже, думаете обо всем достаточно серьезно. Наверняка вы вели более интересные и умные разговоры, чем десяток вместе взятых молодых ле… – Уилл быстро огляделся, улыбнулся и исправился: —…людей, которых я знаю.

– А вы действительно знаете десяток молодых персон? – поддразнила Антигона, чтобы прогнать его серьезность. – С которыми прячетесь в библиотеке во время бала?

– Разумеется. – Он улыбнулся своей чудесной несимметричной улыбкой, и Антигона почувствовала, как ее здравомыслие ускользает. – Я поставил себе целью прятаться, флиртовать и пить крепкие напитки по крайней мере с десятком юных персон.

Она рассмеялась. Громко и неизящно расхохоталась, но после этого вечера с неожиданными взлетами и падениями было так чудесно просто смеяться. По его собственному признанию, Джеллико флиртовал с ней. Это вызвало у нее желание флиртовать в ответ.

– Очень надеюсь, что вы это делаете, коммандер! Вы носите при себе фляжку, на случай, если хозяин бала не сможет угодить вам?

– Нет, но я воспользуюсь вашим советом и непременно ее заведу. А как насчет вас? Вы прячете фляжку в своих больших, изъеденных молью карманах?

– Увы, нет. У меня вообще нет фляжки, и моя мать не держит в доме алкоголь.

– А как насчет отца?

Его вопрос оказался неожиданным, но она ответила с достаточной готовностью:

– Он умер. В прошлый вторник было три месяца. – Вроде бы упоминание об этом больше не должно ранить. Но оно причиняло боль.

– А… это объясняет черные ленты на вашем платье. – Джеллико скованно улыбнулся. – Я подумал, что это мода. Мои соболезнования. Сожалею о вашей потере.

– Спасибо. Я тоже. Больше, чем могу высказать.

– Гм… – задумчиво протянул он, поставив локти на стол. – Достаточная причина, чтобы любой джентльмен начал пить. Вы поэтому начали?

– О, книга доктора Джонсона, кажется, очень хвалит это занятие, а джентльмены на каждом светском мероприятии, на каждом балу или званом обеде, даже в Уилдгейте, всегда говорят об этом так возвышенно, – объяснила Престон. – Джентльмены всегда смотрят друг на друга скучающим, измученным взглядом и говорят: «Господи, мне нужно выпить». Я тоже скучала, была измучена и подумала, что это поможет мне пережить ужасно утомительную ночь.

Его улыбка, казалось, перекочевала – нет, изящно проплыла! – на другую половину его лица.

– И как?

– Трудно сказать. Меня отвлекли от напитка. Но мне понравилось, как я себя почувствовала: легко, и внутри тепло, вместо холода.

– Я знаю, что вы имеете в виду. Я сам имею склонность к хорошим крепким напиткам, как вы могли сегодня заметить. И считаю ханжеством со стороны нас, джентльменов, пытаться держать напитки при себе, не давая… ле… людям. – Он водил пальцем по щербинке на столе. – Но обещайте мне, что вы не… – Джеллико замолчал, явно передумав высказывать просьбу. Какое-то время он рассматривал грубые царапины на столе. – Просто обещайте, что не станете слишком увлекаться выпивкой. Вы слишком приятная юная персона, чтобы стать пьяницей.

У Антигоны было достаточно чувства приличия, она почувствовала, как ее лицо вспыхнуло от его слов.

– Не думаю, что это возможно, поскольку я никогда не оказываюсь рядом с алкоголем настолько долго, чтобы выпить больше одной маленькой дозы. Гм, сегодня было две, но вам не нужно беспокоиться на мой счет.

– Хорошо, – только и сказал Джеллико, но продолжал смотреть серьезно и задумчиво, его лоб пересекли морщинки тревоги, которые так контрастировали с постоянным смехом в его ясных синих глазах.

Антигона полагала, что властность и авторитет держали его в стороне от пустых щеголей на балах. Это была просто его часть, сидевшая так легко и привычно, как плащ.

Словно сознавая, что слишком задумался, Джеллико вернулся к привычному веселью и беспечности. Он вытянул руки над головой и качнулся на стуле.

– Так какой следующий пункт у вас в плане? Поскольку вы обещали не пить, может быть, посетим опиумный притон?

– Эй, следи за собой, – оттолкнул руку Джеллико лейтенант в алом мундире. – Ты мне пиво расплескал, мерзавец.

Джеллико замер. Потом улыбнулся Антигоне. И подмигнул.

– Надеюсь, вы готовы к настоящей стычке.

– Что? – У Антигоны перехватило дыхание. Паника вцепилась ей в горло. Он, должно быть, шутит. Он действительно собирается вступить в драку из-за одного пьяного замечания?

Шансы драться вдвоем против всех остальных завсегдатаев таверны ужасны. Антигона быстро оглядела комнату. Положиться не на кого. Слишком много незнакомцев проезжают по Лондонской дороге.

Но Джеллико, наверное, только ее поддразнил, поскольку не ждал ответа. Он медленно поднимался со своего стула, вырастая, словно гигантский ствол, пока не навис над лейтенантом.

– Прошу прощения, добрый сэр. Какой я чурбан неуклюжий.

Его тон, безмятежный, уверенный, веселый из-за спокойствия был еще убийственнее.

В комнате стихло, только слова Джеллико отдавались эхом от стен. Большинство народу смотрело на лейтенанта, лицо которого стало таким же ярким, как мундир. Он упрямо цеплялся за свой гнев, как заигравшийся терьер, хотя его лай немного поутих.

– Смотри, что делаешь, – проворчал он.

– Я стараюсь. Но это никогда не получается. – Джеллико одарил беднягу ослепительной улыбкой. – Почему бы мне вместо этого не поставить вам выпивку. – Он бросил служанке золотую монету, которая пролетела на головой лейтенанта.

Тот все еще решал, оскорблен он или нет, когда крупный, потрепанный погодой человек в коротком синем сюртуке решительно шагнул в пространство, чудесным образом расчистившееся вокруг Джеллико.

– Какие-то сложности, сэр?

Наверняка моряк, который инстинктивно узнал своего сотоварища. Но трое позади отодвинули стулья и встали против него.

Антигона обхватила кружку, уперлась ногами в пол и сгруппировалась, готовая двинуться. Потому что явно предстоит драка.

– Любезно с вашей стороны, что поинтересовались.

Джеллико, кажется, не чувствовал витавшего в воздухе напряжения и, широко улыбаясь, приветствовал моряка как давно потерянного друга. Он повернулся спиной к краснолицему «терьеру», который оказался загнанным в угол. Пехотный офицер сник, как пес, потерявший кость, и все, от служанки за стойкой до греющихся у огня путешественников, вместе с Антигоной затаили дыхание, ожидая, что он закричит и рухнет на пол.

Но не лейтенант закусил удила. Один из его товарищей, другой вояка в алом мундире, решил впутаться в драку. Он двинулся мимо Антигоны, подбираясь к Джеллико с тыла. На ходу он толкнул стол, который ударил ее под ребра, вышибая воздух из легких и разум из головы.

– Я тебя научу уважать офицеров, – пробормотал вояка, выпивший немало пива. Он сжал в кулаке дуло пистолета и занес руку, чтобы сзади ударить Джеллико рукоятью по голове, но Антигона инстинктивно бросилась вперед.

Покинув свое безопасное убежище – и остатки здравого смысла, – она вцепилась в спину нападавшего. Антигона налетела на него, как фурия. Повиснув на нем, она сбила драчуна с ног, они оба полетели на пол. Противник оказался внизу, крепко ударившись. Не давая ему подняться, она схватила его за волосы и ударила лицом о половицы.

Она его научит, как нападать на ее друзей со спины, словно подлый трус.

Хотя разве она сама сделала не это? Но у Антигоны не было времени размышлять над тонкостями местного этикета, поскольку у нее над головой шла потасовка.

Ее необдуманный поступок спустил с поводка демонов разрушения, вокруг кипела драка, люди неистово молотили друг друга. Звуки становились все громче: ворчание, когда кулак попадал в цель, треск падавшей мебели, звон разбитого стекла. Жажда крови нарастала, и не будет ни облегчения, ни успокоения ярости, пока противники не дойдут до опустошения и не впадут в ступор.

Какие бы маленькие резоны ускользнуть в безопасное место ни оставались у нее в уме, они сменились чем-то диким и необузданным. Стул или что-то другое, твердое, деревянное ударило Антигоне в бок, сбив со спины вояки. Сапог угодил ей в живот, она покатилась и приготовилась для ответного удара. Поднявшись на колени, Антигона ударила какого-то парня головой в живот, и тут сильная рука потянула ее вверх, и она оказалась у широкого торса Джеллико. Но только на миг.

Его левая рука хлопнула ее по макушке и толкнула вниз, а правая поверх нее нанесла удар тому, кто подбирался к ней сзади.

– Черт побери! – проревел Уилл, снова поднимая ее на ноги. – Когда я сказал, что будет драка, это не означало, что ее начнете вы, черт возьми!

– Я ее не начинала! – в общем шуме возмущенно воскликнула Антигона. – Это он начал.

Но посреди драки не до разговоров. Джеллико ткнулся в нее от сильного удара сзади, повернулся, ударил нападавшего в брюхо, потом отшвырнул за остатки воротника, а ей пришлось отражать нападение какого-то юнца, швырнувшего пивную кружку ей в голову.

Антигона оттолкнула летевшую тяжелую посудину и ударила левой, но парень – сейчас уже не такой веселый – нырнул в сторону. Она двинулась на него, готовая испробовать удар правой, когда Джеллико заступил ей дорогу и рукой в лицо толкнул парня в клубок дерущихся тел.

Потом Джеллико схватил Антигону за руку и быстро поволок к кухонной двери. Ему пришлось поднажать плечом, поскольку спрятавшаяся там прислуга пыталась забаррикадироваться внутри.

В кухне Джеллико на ходу бросил онемевшей служанке монету.

– За предстоящую вам работу.

Вторая предназначалась краснолицей жене хозяина, которая, казалось, готова была лопнуть от досады и возмущения.

– За ущерб, – сказал Уилл, бросив ей золотую гинею.

Когда они выскочили на благословенно прохладный ночной воздух, Антигона рассмеялась, освобождаясь от напряжения, страхов, нервного возбуждения и тяжелого дурмана опасности.

– О Господи, я…

– Ни слова, Престон. – Джеллико сунул руки в рукава пальто, которое, должно быть, прихватил на ходу. – Ни слова. Если дорожите своей шкурой.

– Молчу, – заверила Антигона. Она не могла говорить. Дыхание у нее перехватывало, она была напугана, ликовала и могла только смеяться.

– Вы невозможны, – сказал Уилл, но тоже рассмеялся, его белые зубы блеснули в свете факела.

А потом, без всякой причины, он взял ее лицо в свои ладони и поцеловал.

И Антигона перестала дышать. Потому что воздух больше не был ей необходим.

Ей необходим Уилл Джеллико.