Текст книги "Дыхание скандала"

Глава 12

Когда компания вышла из кареты у руин поместья Каудрей, Уилл был более чем готов оставить Престон для себя. Но она явно не спешила. Когда они шли по скошенной траве к пустой каменной раковине руин поместья Каудрей, Престон, похоже, больше интересовало общество собственной сестры, чем разговор с ним.

– Дом тут стоял с тринадцатого века, – рассказывала она по дороге к серым зубчатым каменным стенам, – но это строение относится ко временам правления Генриха VIII. Предание гласит, что монах, изгнанный из аббатства Баттл во время разрушения монастырей, проклял семью «огнем и водой».

– Что ж, огонь оказался правдой, – сказал Джеймс. – Здесь все сгорело дотла лет двенадцать назад, тут поднимался столб огня. Говорили, что пламя было видно на многие мили вокруг.

– Посмотрите, – указал Томас на изрезанный остов. – На стенах еще остались отметины пожара. – Разрушения дома времен Тюдоров не оставляли никаких надежд на восстановление.

– Весьма показательно, что Гай Фокс, который в 1605 году возглавил Пороховой заговор, – добавил свою долю информации Уилл, – много лет жил в этом доме и служил лакеем.

– Я этого не знала, – повернулась к нему Престон.

– Наконец-то мы обнаружили плачевный пробел в исторических книгах на вашей полке.

Из-за этого ребячливого и опасно откровенного поддразнивания остальные посмотрели на него с любопытством.

– А потом, – театрально добавил Уилл, чтобы прикрыть свой грубый промах, – спустя две недели после пожара наследник, восьмой виконт, и пусть это станет уроком всем виконтам, принял смерть в воде, пытаясь перебраться через Рейнский водопад.

– Какой ужас! – ахнула Клер.

– Вот как окончил свое существование древний дом. – Судя по глубокому вздоху, Престон была согласна с Клер. – Как быстро все проходит. Как на самом деле хрупка жизнь.

Уилл немного помедлил. Он забыл, как недавно сестры Престон понесли тяжелую утрату, как еще свежа их боль. Он не мог ожидать, что Престон, Клер или его братья так же свыклись с фактом смерти, как он. В свои двадцать два он уже потерял больше близких друзей, чем мог надеяться приобрести до конца своих дней.

Но Томас был слишком юн, чтобы позволить скатиться в сентиментальность.

– А почему это место назвали поместьем Каудрей? Какая-то коровья телега[9]9
  Cowdray, cow – корова, dray – телега (англ.)


[Закрыть]. Не вижу тут никаких коров и никаких телег.

– Только не говори этого при своем наставнике, дружище, – предостерег его Уилл. – Это не английское слово. Если я хорошо помню уроки истории, а преподобный мистер Таунсенд превращался в демона, если мы что-нибудь забывали – правда, Джеймс? – слово происходит от нормандского coudreye, что означает…

– …ореховое дерево, – закончил юный лингвист. – Должно быть, тут была ореховая роща.

– Точно. По таким деталям обычно называли места в отдаленных сельских районах. Думаю, название дома Престон, Редхилл-Мэнор происходит от названия рощи по соседству.

Как Уилл и надеялся, голубые глаза Престон повернулись к нему.

– Как вы узнали?

По крайней мере теперь она смотрит на него. Он похлопал по боковому карману сюртука.

– Несмотря на осуждение некоторых, – Уилл скосил глаза на Томаса и большим пальцем указал через плечо на Здоровяка Хэма, – я купил отлично иллюстрированную и подробную карту.

– Мне самой понравилась бы хорошая карта. Они есть на моей книжной полке.

Боже, как она ему нравится.

Но Джеймс тоже требовал свою долю внимания.

– Мисс Престон, – обратился он к Кассандре, – вас интересуют сады? Уверен, несмотря на все разрушения, часть восхитительного тюдоровского сада еще сохранилась.

– Да, – ответила она очень тихо, – хотя Анни лучше… разбирается… – Кассандра опустила голову, спрятав лицо за полями шляпки, – …в садах.

Джеймс был верен своему слову, его не отпугнули застенчивость и явное заикание Кассандры. Он усердно и мягко вовлекал ее в разговор, пока она не почувствовала себя непринужденнее и не смогла перейти из-под защиты сестры к твердой опоре руки старшего из братьев Джеллико.

Анни, назвала ее сестра. Нет, Уилл не думал, что это ей подходит больше, чем Антигона. Она – Престон, ни больше ни меньше, а не какая-нибудь обычная, ничем не примечательная Анни. Такое имя больше подходит добродушной краснощекой молочнице, а не этому клубку противоречий, осторожно поглядывающему на него краем глаза.

Джеймс, Кассандра и Клер свернули за угол серой каменной стены в поисках упомянутого ранее сада. Это его шанс.

– Мисс Антигона, у вас была возможность оглядеть округу с вершины этого холма?

– Вы же знаете, что нет, – тихо ответила она, – но пойдемте быстрее.

Она почти бегом двинулась с Уиллом, позволив взять себя за руку, они поднялись наверх, потом спустились по другому склону к маленькому озеру, подальше от глаз остальных. Но как только они подошли к воде, Престон, похоже, передумала возобновлять игривую интимность предыдущей ночи и отсутствующим взглядом смотрела на серо-голубую блестящую поверхность озера.

– Боюсь, в Нордфилде для вас все обернулось не слишком хорошо, когда мы расстались. – Уилл решил высказаться прямо. Он тоже смотрел на воду, но стоял позади Престон, так что мог наблюдать за ней.

Она в ответ беспечно повела плечом.

– Мама взглянула на мое лицо и спросила, видел ли лорд О… Она увидела синяк, по счастью, пришла к выводу, что это результат моего дерзкого поведения с мистером Стаббс-Хеем, и запихнула меня в карету раньше, чем кто-нибудь в Нордфилде поднялся и вспомнил о моей неуместной демонстрации боксерского мастерства.

– Аа… – протянул Уилл, словно понял. Но он ничего не понимал. Опять этот лорд Олдридж. – Я не помню, чтобы вы получили удар в таверне. – Действительно он все силы приложил, чтобы этого не случилось, но явно не преуспел. И ему это совершенно не нравилось.

К досаде от неспособности защитить Престон примешивалось странное, почти примитивное желание взять ее лицо в свои ладони и осмотреть. Так он мог угадать, что она не договаривает.

– Пальцы у меня болят больше, – снова повела плечом Престон.

– Попробуйте подержать их в соленой воде. – Ее тревожит не синяк. И не костяшки пальцев.

– Это помогает? – Ее голос стал отдаленнее, словно мысли Антигоны блуждали где-то далеко в озере. Словно она старалась превратиться в остров.

Уилл не собирался позволить ей уплыть. Последние двадцать четыре часа он трудился только над тем, чтобы побыть с ней.

– Дайте посмотреть. – Не задаваясь вопросом, почему она хочет держаться от него подальше, Уилл беспардонно воспользовался возможностью снова взять ее за руку и вернуть обратно. Чтобы Престон была рядом не только телом, но и мыслями.

Кровоподтеков не заметно, кожа не повреждена. Но он не аптекарь, чтобы прописывать тошнотворные лекарства. Он только хотел повернуть ее ладонь в своей руке, подразнить ее длинные ловкие пальцы своими и смотреть, как дрожь пробегает по ее руке и вселяется в тело. Хотел тихо соблазнить ее.

– Сделайте, – мягко посоветовал он. – Только уж постарайтесь в ближайшие несколько дней больше никого не сбивать с ног.

– Спасибо. – Престон сверкнула улыбкой, потом ее обычно прямой взгляд скользнул к руке. – Я постараюсь. – Она прикрыла глаза и сглотнула.

Интересно. Леди склонна, но нерешительна. Есть способы справиться с этим. Терпение и обаяние. А для нее – еще и юмор.

Престон сменила тему раньше, чем Уилл успел опробовать свой низкий план очаровать ее.

– Вы с Джеймсом, похоже, друзья.

– Да, как большинство братьев, которые растут вместе, мы были самыми дружелюбными из врагов, но взрослыми мы познакомились только недавно. Я с двенадцати лет в море, а его учили быть графом: Итон, Кембридж, потом управление поместьем. Мирное время впервые за много лет свело нас вместе.

– Надеюсь, вы в состоянии воспользоваться этим преимуществом, пока можете. – Ее слова были настойчивы, словно глубоко прочувствованы.

– Да, – заверил он. – Вы с Кассандрой, похоже, тоже дружите, несмотря на разницу в темпераменте.

– Она – лучшая из сестер. Настояла, что я должна пойти, хотя мать пыталась возражать. – Престон отвела взгляд от своей руки, которая все еще была в его ладони, и посмотрела на озеро.

– Да, это интересно.

Она не притворялась, что неправильно его поняла. Ее холодный и пронзительно прямой взгляд вернулся к его глазам. Теперь Уилл полностью завладел ее вниманием.

– Простите, но что моя мать сказала вам вчера?

– Она сказала, что вы не выезжаете. А потом лорд Олдридж в довольно мягкой форме прогнал меня.

– Лорд Олдридж прогнал вас? – Она пристально смотрела на него, ее светлые глаза изучали его. Словно вопрос был своего рода тестом.

– Он, похоже, питает довольно назойливый интерес к вашим делам.

– О да. Весьма назойливый. Ужасный человек. – Престон буквально выплюнула эти слова, словно не могла вынести вкус его имени на своих губах. – Что он сказал? Как он вас прогнал?

Значит, для нее это, что называется, заноза в лапе.

Теперь пришла очередь Уилла пожимать плечами. Для него действительно не имело значения, что сказал этот чертов старик Олдридж.

– Он сказал, что вы не будете вращаться в свете.

Она издала гортанный звук досады и гнева.

– Нечего ему высказываться о том, как я предпочту поступать.

– Рад слышать. Но теперь это не имеет значения, правда? – Уилл потер большим пальцем ее ладонь. – Потому что здесь, с нами, вы свободны поступать как вам нравится.

– Да. – Престон улыбнулась, сначала неуверенно, потом кивнула, словно принимая решение быть счастливой. Словно она желала себе счастья и делала к этому трудный шаг. – Да, вы просто замечательно все это устроили. Как вам удалось организовать это без всяких компаньонок и прочего вмешательства, я не знаю.

– «Как» – это легко. – Составлять планы и приводить их в действие было сильной стороной Уилла. Эта способность среди прочего сделала его отличным офицером. – Но «почему», моя дорогая Прес, вот что существенно.

Именно это не давало ему спать прошлой ночью. Именно поэтому он держал ее за руку у кромки озера.

– Прес?

– Что-то типа прозвища. Не могу заставить себя называть вас Престон, словно вы парень. Потому что вы совсем не парень.

– Да уж.

Уилл снова посмотрел на нее, в солнечном свете ее открытое лицо было несчастным, даже когда она улыбалась. Он снял шляпу и шагнул к ней.

– Прес, я собираюсь поцеловать тебя.

– Да. – Ее голос был едва слышен, но взгляд ярких голубых глаз был слишком прямой, чтобы счесть его скромным. – Я хочу, чтобы вы это сделали.

Он пленил ее губы, как измученный жаждой человек, который переворачивает чашку, чтобы допить драгоценную воду до последней капельки. Он с жадностью впитывал холодный привкус ее рта, изголодавшись по ее губам.

У него не было никаких преград. Она отдавала, он брал. Он брал ее мягкость, ее сладость, ее едкую настойчивость. Он брал ее гибкую, почти животную силу и ее хорошо спрятанную слабость. Он впитывал все это.

Но он и отдавал. Он отдавал ей свою заботу и свое покровительство. Он отдавал ей свою страсть и свою жажду. Он отдавал ей все свои умения ради ее удовольствия.

И она давала ему блаженство. Она отдавала ему свою душу.

Антигона таяла. Все ее добрые намерения бесшумно упали в горячую пыль высохшего колодца на дне души. Колодца желаний, который, похоже, может наполнить только Уилл Джеллико.

То, что кто-то сделает для нее подобное – вернется после отказа и настоит на том, чтобы быть с нею, – превосходило ее самые необузданные, самые тайные фантазии. Она плыла в чистом синем море признательности, неуклонно скользя к своей судьбе на волне благодарности, как один из лебедей в озере.

Потому что Джеллико целует ее. И потому что она ему позволяет.

Она собиралась держать его на расстоянии вытянутой руки. Хотела поступить вопреки страшным предупреждениям матери и объяснить, как обстоят дела с лордом Олдриджем. Она намеревалась быть благоразумной, сдержанной и логичной.

Но его присутствие ощущалось физически, как атмосферное давление, как электричество в воздухе, когда вот-вот разразится буря. Отец назвал бы это динамикой и написал бы уравнение, чтобы проиллюстрировать взаимную силу и взаимное притяжение. Но никакое уравнение не могло объяснить, почему ее пальцы зудели от желания потрогать короткие пряди его остриженных волос, почему ее губы стремились ощутить его рот, или почему боль, которая, казалось, стала ее частью, растворилась и ушла в небытие в тот момент, когда Уилл притянул ее в свои объятия.

Он целовал ее, и ничего больше не существовало. Ничего, кроме жара, ощущений, запаха. Дразнящее тепло его рта на ее губах, его шероховатая кожа у ее щеки, цитрусовый аромат его тела.

Уилл притянул ее к себе, положив руку на изгиб поясницы, и Антигона прильнула к нему, гибкая, податливая, заполняя пространство между ними. Другая его рука скользнула под ее затылок и отклонила голову, чтобы взять ее рот, наполнить ее ласками языка.

Нет, Антигона не таяла. Она расцветала. Тепло томно растекалось по ее телу. Она купалась в ощущениях. Но она не плыла. Она погружалась вниз головой в темные глубины желания.

– О Господи. Уилл, твои волосы. – Она сжала в руке его короткие взъерошенные пряди.

Он отстранился, только чтобы сказать:

– Я постригся. – И потянулся поцеловать за ее ухом. – Жаль, если тебе не нравится, но это было необходимо.

О да. Было необходимым сделать его еще красивее, она могла днями смотреть на него и не наглядеться. Было необходимо дать ее изголодавшимся чувствам такой соблазн удовольствия – короткие золотые пряди под ее пальцами были столь же мягкими и волнистыми, как казались.

Было необходимо отдаться удовольствию. Позволить радости подхватить ее и унести прочь на гребне волны. Прочь от тревог и долга. Прочь от лорда Олдриджа, к Уиллу.

К Уиллу, который целовал ее так, словно она жизненно необходима ему для счастья, словно он дышал ею, а не влажным весенним воздухом. Словно он никогда не позволит ей уйти.

Антигона закрыла глаза и разрешила себе погрузиться в мечтательное состояние между бодрствованием и сном, где каждая мысль уступала дорогу сотне чувств, а каждое чувство растворялось в сотне ощущений чувственного восторга.

Восторга, который бурлил под ее кожей, кипел в крови, проникал в кости. В теле, скованном путами ткани и моды, нарастало беспокойство и неудовлетворенность. Ставшая чувствительной грудь тосковала по другим прикосновениям.

Но рука Уилла уже была там, давала желаемое, скользнув под слои ткани, облегчая ее жажду весом ладони. Антигона повернулась к нему и, наклонившись, прижималась сильнее, чтобы успокоить боль, угнездившуюся в животе и…

– Уилл?

Возглас, донесенный ветром, прозвучал пугающе близко.

Антигона открыла глаза и увидела, что поднявшаяся на холм леди Клер остановилась, заметив ее в объятиях брата. Клер резко повернулась и вытянула руку, словно кого-то предупреждая.

– Нет. Томас, их тут нет. Думаю, они с другой стороны.

К тому времени, когда голова леди Клер исчезла за макушкой холма, Уилл и Антигона поспешно отпрянули друг от друга и старались восстановить дыхание. Антигона, волнуясь, одергивала накидку, а Уилл поднял и отряхивал касторовую шляпу.

– Думаю, она нас видела, – прерывисто дыша, сказала Антигона.

Он искоса взглянул на холм, оценивая расстояние.

– Она мало что видела. Только то, что мы целовались. Об остальном она не догадается.

– Она что-нибудь расскажет?

Не то чтобы это имело особенное значение. Виконт Джеффри, вероятно, догадался, и даже Кассандра – хотя они не обсуждали это, – должно быть, подозревала об истинных чувствах сестры к этому рослому красавцу. Из всей компании только Томас оставался в неведении о возникшей симпатии, хотя «симпатия», похоже, слишком вялое слово.

– Не думаю, – сказал Уилл. – Если мы вскоре появимся, гуляя по берегу, словно природа вызывает у нас огромный интерес. У тебя шляпка набок съехала.

– Спасибо. К твоей шляпе сухая травинка прицепилась. – Она, должно быть, говорит и выглядит как идиотка. Удивление и очарование все еще кружились в ней. У нее было такое чувство, что она смеется и плачет одновременно.

– Уилл? Уилл, куда ты запропастился? – где-то впереди, предупреждая, окликнула леди Клер.

– Я здесь, Клер, – отозвался он и повернулся к Антигоне. – Готова?

– Как никогда. – Она сделала глубокий вдох. – Нам лучше идти. – И поскольку он выглядел совершенно невозмутимым, когда она готова была разлететься на тысячу кусков, Антигона сказала: – Потому что поведению леди есть пределы.

Он рассмеялся, как она и надеялась, и этот веселый радостный смех завибрировал у нее в груди, проникая под корсет.

– Ты неисправима. Вот почему ты мне нравишься.

Она ему нравится!

Нравится. Какое банальное слово, больше подходящее для характеристики отношения к собаке или морковке, но для Антигоны оно означало целый мир. Мир, где у нее есть друзья, которые ради нее придумали план и устроили заговор для ее развлечения, радости и удовольствия, которые сохранят ее секреты и позаботятся о счастье, такого подарка судьбы несколько дней назад и вообразить себе было невозможно.

И Уилл ей тоже нравится! Ей нравится его улыбка и его искренний открытый смех. Ей нравится его способность и готовность присоединиться к ней в приключениях. Нравятся густые золотистые волосы и синие глаза, и то, как Уилл порой смотрит на нее, думая, что она этого не замечает. Словно она загадка, решая которую, он получает удовольствие. Словно он уже обдумывает новый способ позабавить ее. Или научить ее удовольствиям.

Но больше всего Антигоне нравилась она сама, когда она была с ним.

Легко быть счастливой, легко ужиться с миром, когда она рядом с Уиллом Джеллико.

– Уилл! – бежал к ним юный Томас. – Где вы были? Мы обнаружили в руинах свирепого павлина. Он до ужаса напугал Клер, заверещав на нее. Ты бы слышал, как она взвизгнула.

– Я, кажется, ее слышал, – пошутил Уилл. – Но подумал, что это павлин. Думаю, лучше нам возвращаться к карете, поскольку, если чутье меня не подводит, собирается дождь. Где Джеймс и мисс Кассандра?

– Они сказали, что пойдут вокруг руин к саду, – ответила леди Клер.

– Все сегодня исчезают, – пробурчал Томас.

Антигона украдкой взглянула на леди Клер, которая покраснела до корней волос. Та выместила свое смущение на Томасе:

– Не все хотят целый день слушать о лошадях, Томас.

– О противных романах и глупых стихах тоже никто не хочет слушать весь день, Клер.

Еще мгновение, и начнется перепалка.

– Я люблю и лошадей, и противные романы, – высказалась Антигона, так выливают масло за борт, чтобы успокоить воды. – И больше всего мне нравятся романы, в которых есть лошади, но таких мало, они редки. Вы читали «Замок Вольфенбах»[10]10
  Готический роман Э. Парсонс (1739—1811).


[Закрыть], леди Клер?

– Только не говорите, что вы читаете такие романы, мисс Антигона, – вмешался Уилл.

– Я вам говорила, что читаю все. А не только о дифференциальном счислении, анализе бесконечно малых и способах обыграть лакеев.

Джеллико рассмеялся, и этот чудесный открытый смех запел у нее внутри.

– Вы меня пугаете.

– Уилл! – Леди Клер явно не поняла поддразнивания брата.

– Все в порядке, Клер. Если бы я вместо этого сказал, что мисс Антигона, с ее распрекрасной кобылой и неподобающе обширным кругом чтения, просто очаровательна, она бы надулась от тщеславия, и это действительно было бы ужасно. Хотя, если ты так сильно возражаешь, меня можно убедить обойтись словом «безумно».

Антигона чувствовала, как лицо расплывается в улыбке. Она определенно безумная. «Опасно помешанная и безрассудная» – так назвала бы ее мать. «Молодая», – со смехом сказал бы папа. Но какая бы она ни была, она счастлива. Какое необыкновенное чувство. Порывистое, стремительное, опрометчивое. И правильное.

Потому что всего после трех дней знакомства с Уиллом Джеллико она осознала возможность того, что может произойти между мужчиной и женщиной. Это звенело в ее теле как песня, хотела она того или нет. Проникало в каждую ее мысль, окрашивая сознание беспокойством иного сорта.

Даже всего через несколько минут она уже тосковала по объятиям Уилла. Она хотела снова почувствовать дрожь, которая пробегает у нее по спине, когда он легко проводит ладонями по ее рукам, и внутри начинает кружиться восхитительный жар.

В те мгновения у озера Антигона стала полностью и мучительно сознавать Уилла Джеллико как мужчину.

Когда они поднялись в карету, чтобы подождать Кассандру и виконта Джеффри, Уилл сел напротив Антигоны, его длинные ноги, казалось, ограждали ее с каждой стороны. Его бедро задевало ее колено, и всякий раз, когда она делала вдох, ее тело по собственной воле устремлялось к нему. Тепло и покой, исходившие от Уилла, пропитывали ее, вливая в нее его жизненную силу. Антигона пыталась отодвинуться назад, прочь от соблазна его тела, но не могла найти в себе волю сопротивляться.

Она подняла взгляд, их глаза встретились. Тепло начало разливаться, оно согревало ее легкие, иссушало дыхание, потом спустилось ниже, в лоно. Антигона чувствовала неодолимое движение этой волны текучего жара и понимала, что это ощущение превосходит все, что она когда-либо воображала. Руки начало покалывать от одного воспоминания о прикосновениях Джеллико. Щеки загорелись, когда она вспомнила, как нашептанные им слова щекотали кожу.

– Ох, вот наконец и они. – Клер вернула ее к реальности, назад в карету, где Антигона с пылающими щеками сидела перед его родственниками.

Виконт Джеффри подсадил Касси в карету, как раз когда на траву упали первые капли дождя.

– Погоняй, Здоровяк Хэм, – сказал Джеймс, усаживаясь. – Ну и как мы все повеселились?

Четверо из них старательно молчали: Кассандра – из-за своей обычной молчаливости, хотя щеки ее зарозовели, Клер и Антигона – из-за взаимного смущения, а Уилл – без всякой причины. Он просто откинулся назад, сидя между братьями, и улыбался.

– Я нашел павлина, который перепугал глупышку Клер, – объявил Томас. – А еще я вскарабкался на стену, хотя Клер сказала, чтоб я этого не делал. Но я забрался наверх, где обвалилась часть парапета. Я мог смотреть сквозь зубцы и амбразуры.

– Значит, преуспел больше всех?

– Да уж, – вставил Уилл, и его несимметричная улыбка согрела Антигону до мозга костей.

– Вы помните свое обещание? – обратился к ней Томас. – Поездить со мной завтра и показать вашу кобылу. Вы любите охотиться, мисс Антигона? На лис?

– Я несколько раз бывала на охоте в Торнхилле. Но Торнхилл не слишком одобряет присутствие леди.

– Вы могли бы поохотиться в Дитчаме, правда, Джеймс? – Перегнувшись через Уилла, Томас обратился к самому старшему брату. – Ты ведь завтра едешь на охоту, Джеймс? Леди там бывают, даже если не во всем участвуют. Это будет одна из последних, если не последняя охота в сезоне. Мама позволит мне ехать, если ты поедешь.

– Вероятно, нет, – ответил Томасу Джеймс и повернулся к Антигоне. – Олдридж не любит поражений. И если он видел вашу кобылу, я удивлен, что он не попытался купить ее у вас.

Антигона почувствовала, как теплая радость дня несколько остыла.

– Почему вы так говорите?

– О, он жадный тип, – пренебрежительно махнул рукой Джеймс. – Всегда хочет заполучить то, что есть у других, независимо от стоимости, как чванливый школьник, хотя он немного староват для этой роли. Когда бы я ни встретил его, правя экипажем или верхом, он всегда делает мне предложение. Возможно, у него какой-то дух соревнования со мной или, скорее, с моим отцом. Держу пари, что Олдридж захочет перекупить у вас кобылу. Помяните мое слово.

– О да, – кивнула Антигона, наконец увидев дело так, как оно обстоит. – И вы совершенно правы. Думаю, он уже сделал предложение по поводу кобылы. Но она ни сейчас, ни в будущем не продается.