Текст книги "Дыхание скандала"

Глава 13

Уилл собирался подняться рано. Он хотел провести тихие часы раннего утра за работой, написать необходимые письма, чтобы повысить свои шансы получить назначение на судно. И чтобы невзначай оказаться готовым, на тот случай, если Престон решила принять предложение его брата поохотиться. Однако, несмотря на все свои благие намерения, Уилл проснулся поздно. В два часа ночи он еще разглядывал потолок, а потом уснул мертвым сном и проспал до самого завтрака.

Но в эту ночь ему по крайней мере снилась влекущая к поцелуям Престон, а не призраки погибших товарищей, которые обычно преследовали его.

Когда Уилл наконец проснулся и обнаружил, что половина утра уже прошла, он быстро смыл сон с лица и отправился бродить по, казалось, пустому дому, пока не нашел в кабинете погруженного в работу Джеймса.

– А, вот и ты. – Старший брат хмуро взглянул на Уилла поверх груды расходных книг. – Очень мило, что ты присоединился к нам.

– Извини, – провел рукой по волосам Уилл. – Я никак не привыкну к течению времени на суше. Я не могу бодрствовать или спать дольше четырех часов подряд. Что касается еды, завтрак, как я понимаю, я пропустил, но, думаю, кофе у тебя здесь найдется?

Джеймс потянулся назад и дернул шнурок звонка.

– Четыре часа? Это все, что у тебя было на флоте – четыре часа сна?

– Система несколько сложнее, но суть верная. Четыре часа на вахте, четыре часа свободен. Час за час. Это основной режим.

Уилл уселся в кресло, пока Джеймс отдавал распоряжения явившемуся по его вызову лакею.

– Очень горячий кофе для коммандера Джеллико, Роберт.

– Слушаюсь, сэр.

Когда лакей отправился в кухни Даун-парка, Уилл переключил внимание на брата.

– Спасибо. Рад видеть, что Томас не убедил тебя уклониться сегодня утром от твоего долга. – Вчера в карете Уилл поймал себя на едва ли не братоубийственных чувствах, когда его братья строили планы поохотиться с Престон, планы, в которых он не мог принять участия. От недавней поездки на лошади он чувствовал себя разбитым. Он давненько не сидел в седле и сомневался, что обладает достаточными навыками, чтобы не свернуть себе шею, вздумай он принять участие в этой чертовой охоте. – Я так понимаю, он мается над уроками?

– Хм. Не знаю. Я не видел его за завтраком. Но я поднялся рано, доделать то, что пришлось отложить вчера, чтобы я мог поехать с тобой к руинам. – Джеймс привычным движением переложил бумагу из одной стопки в другую. – Думаю, я мог бы сегодня днем съездить с визитом в Редхилл, если ты не возражаешь составить мне компанию. На этот раз в быстроходном экипаже, а не в этом тихоходе-кабриолете.

– Тихоход? Черт побери! – Уилл взглянул на брата. – Тебе повезло, что у меня под рукой нет кофе, иначе я смахнул бы с тебя спесь и показал, какой я тихоход.

– Побереги свой пыл. Вот кофе.

– Спасибо, Роберт. Добрый человек. – Уилл отпил большой глоток обжигающего бодрящего напитка. – Ааа… Блаженство. Вот так-то лучше. Значит, поездка в Редхилл. Я так понимаю, красивая мисс Престон пришлась тебе по вкусу?

– Чудесная девушка. Я получил большое удовольствие в ее обществе. – Джеймс, казалось, снова занялся счетами.

Уилл не упустил возможности съязвить:

– Насколько большое?

Брат пронзил его взглядом.

– Я же не спрашиваю, что ты делал с мисс Антигоной в поместье Каудрей, и не допытываюсь о мотивах, по которым ты организовал эту поездку.

– Это не я признался, что ищу жену.

– Если я и признался, пожалуйста, оставь меня в покое.

– И не надейся. – Уилл положил ноги в сапогах на край стола Джеймса. – Ты должен меня просветить. Признаюсь, я удивлен. Не думаю, что я за весь день услышал хоть два слова от мисс Кассандры.

– Она сказала гораздо больше двух слов. – В голосе Джеймса появилось восхищение. – Даже если она застенчивая и помалкивает, это не свидетельствует о том, что она необщительная. Она много может сказать и без слов, если дать себе труд присмотреться внимательнее.

– Расскажи.

– Я видел ее мысли в глазах, в открытом выражении лица столь же ясно, как если бы она высказала их, не будь она такой застенчивой и скромной. Она замечательная. Чудесная девушка.

– Достаточно чудесная, чтобы когда-нибудь стать графиней?

– Достаточно чудесная, чтобы серьезно над этим задуматься. – Джеймс оставил всякие попытки работать. – Ты прав, она немногословна. Но я должен признать, что для меня необычно общаться с молодой леди и не чувствовать, что мне постоянно поддакивают или, хуже того, лгут. Стоит мне посмотреть на какую-нибудь леди больше двух раз, а мне приходится смотреть на всех них и больше, как она вдруг начинает говорить то, что я, по ее мнению, хочу услышать, а не то, что она думает на самом деле, если она вообще думает. – Он отбросил перо в редком проявлении досады и откинулся на спинку кресла. – Это имеет какой-нибудь смысл?

– Это просто ужасно. – Уилл представить не мог, чтобы Престон высказывала ему то, что он хочет слышать. Она поступала как раз наоборот, причем с захватывающей дух регулярностью. – Да, это тяжкий груз оказаться в такой ловушке.

– И ответственность. Это часть моего долга, моя работа, присматриваться к девицам на выданье, точно так же, как твой долг – бить французов. И я присматривался, давно. Но вчера впервые за долгое, очень долгое время это было скорее удовольствие.

– Тогда позволь мне быть первым, кто пожелает тебе счастья.

Джеймс невесело рассмеялся.

– Еще рановато. Я всего лишь раз танцевал с ней и провел в ее обществе только один день. Отсюда и визит в Редхилл. Но если визит пройдет так, как я надеюсь, думаю, следующая неделя может решить дело.

– Одна неделя? – Уилл опустил ноги на пол и выпрямился в кресле. – Ты вот так просто возьмешь и женишься?

– А чего мне ждать? Мне почти двадцать шесть. Я почти пять лет серьезно искал виконтессу и будущую графиню. Я точно знаю, что делаю. И если считаю, что готов составить свое мнение, то у меня нет абсолютно никаких причин желать отсрочки.

– Ну тогда я действительно желаю тебе счастья. От всего сердца. – Уилл больше не находил в себе желания поддразнивать Джеймса. Радостно, что его брат относится к своему долгу наследника так же серьезно, как сам он – к продвижению по морской службе. Приятно сознавать, что за лоском и непринужденностью Джеймса кроется фамильный стальной стержень. – И в знак поддержки буду держаться подальше от Редхилл-Мэнора, как говорится, не стану забирать ветер у твоих парусов. У меня такое чувство, что миссис Престон и ее предполагаемый поклонник лучше обойдутся с тобой, чем отнеслись ко мне.

– И кто этот предполагаемый поклонник?

– Думаю, наш лорд Олдридж заинтересован во вдове.

– Олдридж? – Джеймс поднял на брата глаза. – Очень в этом сомневаюсь.

– Что ты хочешь сказать? – Уиллу старикан со всеми его попытками прогнать гостя не очень понравился, поэтому ему интересно было выслушать мнение брата.

– Скажем так, у твоего лорда Олдриджа репутация своего рода коллекционера, и сорокапятилетняя обедневшая вдова не входит в список его знакомых.

– Обедневшая? – Уилл удивился, услышав это. На его неопытный глаз Редхилл выглядел вполне процветающим, но, с другой стороны, он не знал, насколько велика при нем ферма. Или сейчас более прибыльны пашни и пастбища?

– Не думаю, что имение приносит больше пятисот фунтов в год.

– Это не так мало.

– Да, но не для Олдриджа. Он жадный тип. Ничего не делает без выгоды.

– И доход семьи Престон или отсутствие такового не беспокоит тебя как потенциального зятя?

– Я – не Олдридж, чтобы извлекать из людей прибыль. По моему мнению, хорошая молодая леди стоит любой цены.

Хорошая молодая леди, та, которая улучшит жизнь Джеймса и дело, которое он унаследовал. Но Уилл свою карьеру не унаследовал, хотя ему настоятельно советовали обратиться к ней повторно. Он дал себе двухнедельную отсрочку, однако чем дольше он будет ждать обретения новой команды, тем труднее это окажется осуществить. И если флот не примет его, у него есть другие предложения, которые стоит рассмотреть.

– Могу я присоединиться к тебе в работе, а не в визите? У меня сегодня, похоже, день писем.

– Конечно. Двигай кресло. Чистая бумага здесь.

Братья занялись каждый своим делом и трудились в дружеской тишине, пока управляющие, секретари, лакеи входили и выходили с документами, докладами и новыми порциями горячего кофе.

Так они работали какое-то время, потом Джеймс оторвался от бумаг и посмотрел в окно.

– А ведь это Томас. Похоже, он сегодня утром прогулял уроки.

Проследив за взглядом брата, Уилл увидел, что Томас ведет серого гунтера через южную лужайку к дому.

– Не похоже, что он свалился в канаву. – Грудь и ноги лошади в грязи, но на сюртуке Томаса ни пятнышка. – Но, если он идет пешком, лошадь, должно быть, захромала.

– Не удивлюсь, судя по тому, как он ездит, – заметил Джеймс, вернувшись к бумагам. – У этого мальчишки хорошие руки, но ему еще нужно научиться усмирять свои порывы значительной долей разума.

– Он юный.

– Он юный, потому что мама позволяет ему таким быть. Меня в четырнадцать уже отправили из дома в школу, а ты… я даже не хочу думать, что делал ты. Ты в его возрасте уже пережил Трафальгарскую битву.

– И я не желал бы ему такого опыта, – тихо сказал Уилл. – А ты?

Джеймс долго смотрел на него, потом глубоко вздохнул и покачал головой:

– Нет. Я этого не хотел бы.

Такое непринужденное согласие с братом было необычным. Но взгляд Уилла вернулся к окну, к тащившемуся по лужайке Томасу.

– Я собираюсь выяснить, что приключилось с нашим прогульщиком. Ты идешь?

– Нет. Действуй сам. Мне еще надо закончить работу, если я собираюсь осуществить сегодня свой план.

Уилл точно не знал, что именно – праздность или интуиция? – повело его к задней части дома, но он не собирался игнорировать предупреждающие огоньки, вспыхивавшие в его уме. Когда он без сюртука сбежал по ступенькам в густой от измороси воздух, влага мгновенно пропитала рубашку и охладила кожу.

– Эй, на палубе! Томас, что случилось?

– Он захромал. – Томас хлыстом указал на ногу лошади. – Потерял подкову, перескакивая через ворота на дороге к Хаксвудской роще.

– Не повезло. – Уилл, утешая, положил руку на плечо брата.

– Хуже. До этого момента я держался почти вровень с мисс Антигоной и ее Резвушкой. Видел бы ты, как мчится эта кобыла, Уилл. Рядом с ней Голубой Питер выглядит крестьянской лошадкой, а он – один из лучших папиных гунтеров. Но эта кобыла так же быстро перескакивает изгороди, как несется по ровному месту. И мисс Антигона… – Томас восхищенно присвистнул. – Ты знаешь, она переделала седло, добавила еще один упор и может теперь прыгать через препятствия. Она просто молодчина!

Уилл не имел времени обдумывать, что именно, прихоть или ностальгия, убедило отца назвать коня Голубым Питером в честь флага, который сигнализирует о готовности корабля выйти в море, потому что незнакомый всплеск ревности, вызвавший вчера братоубийственные чувства, вернулся, рассыпаясь в груди, как шрапнель, при мысли о восхищении Томаса спортивностью Престон. И вместе с завистью расползалась тревога, которая, должно быть, происходила от разговора о потенциальных мотивах назойливого старика, лорда Олдриджа.

– Кстати, о мисс Антигоне, где она? – Уилл поймал себя на том, что смотрит на лужайку, словно мог как-то пропустить своего пугающего друга и огромную черную кобылу, идущих через Даун-парк.

– Думаю, еще скачет, – пожал плечами Томас. – Собаки вовсю лаяли, когда мне пришлось остановиться.

– Она видела, что ты остановился?

– Не знаю, – снова пожал плечами Томас, он явно над этим не задумывался. – Она шла прилично впереди. Это была горячая скачка. Но кто-нибудь скажет ей, что случилось.

Они подошли к конюшне, мальчишка подбежал взять поводья.

– Он потерял подкову, Джонси, – объяснил Томас. – Переднюю. Проследи, чтобы на него накинули попону. – Он с досадой наблюдал, как уводят лошадь. – Вот и дню конец.

Разве? Не для Уилла. Чувство инстинктивной тревоги, которое выгнало его на дождь, не утихало.

– Что ты собирался делать, если бы не пришлось вернуться? Ты хотел приехать сюда с мисс Антигоной? Как ты планировал проводить ее домой?

– А с чего это мне ее провожать? – Томас посмотрел на брата так, будто у того две головы. – Она живет в другом направлении.

– Тем больше причин проводить ее домой, Томас. Она твоя гостья, отправилась на охоту по твоему приглашению. Джентльмен всегда заботится о благополучии своих гостей.

– Как я мог это сделать с хромой лошадью?

Томас прав. Но чувство неловкости, чего-то неправильного усиливалось, вселяя раздражение и неуверенность. И Уилл излил досаду на Томаса:

– Тебе еще учиться и учиться поведению джентльмена, Томас. Джентльмен не оставит леди возвращаться домой в одиночку по сельской местности, независимо от собственных неудобств и резвости ее кобылы. Офицер и джентльмен никогда не бросит товарища.

– Она и не ждала, что я позабочусь о ней, – возмутился Томас. – Она приехала сюда сама, встретилась со мной у юго-западных ворот в начале восьмого утра. Должно быть, она уехала из Редхилла задолго до этого. Поскольку охотники двигались на запад, думаю, она легко вернется домой по Лондонской дороге.

Уилл взял брата за воротник и поволок к каретному сараю, как нашкодившего гардемарина, прежде чем полностью отдал себе отчет в том, что делает.

– Уилл! Что с тобой, черт возьми? Отпусти меня!

Уилл усилил хватку.

– Здоровяк Хэм! – крикнул он в каретный сарай. – Хэм, мне нужна карета. Сейчас. Быстрая.

– Молодой сэр? – Здоровяк Хэм появился в одной рубашке. – Какие-то трудности, сэр?

– Мне нужна карета. Томас может править. Быстрая и легкая. Прямо сейчас.

Томас немедленно перестал сопротивляться.

– Мы можем взять фаэтон, – с готовностью предложил он, хотя понятия не имел, куда и почему Уилл хочет отправиться, главное, что представилась новая возможность прокатиться. – Запряженный парой, он самый быстрый.

– Ваш брат, виконт, велел приготовить фаэтон для него, – твердо возразил Здоровяк Хэм. – Могу порекомендовать открытую коляску, она такая же быстрая, если править умно и ловко.

– Как скажешь. Томас будет править очень ловко. – Встряхнув, Уилл отпустил младшего брата. – Прежде всего молодую леди не оставляют одну добираться по Лондонской дороге, и не имеет значения, что она старше тебя. Во-вторых, сегодня в Хордине состоится многолюдный политический митинг. Это ты должен был знать, если у тебя есть глаза и уши. Повсюду на стены и окна налеплены листовки. – Уилл сам видел их в Питерсфилде две ночи назад. – Судьи, похоже, везде расставили констеблей, чтобы присматривать за порядком. И если я что-то выучил за годы в море и на войне, так это то, что, когда сталкиваются противоположные силы, дело заканчивается взрывом.

А его Престон продемонстрировала замечательную способность попадать в заваруху. Комбинация намерения и возможности Уиллу не нравилась ни в малейшей степени. Он просил Престон не болтаться по округе ночью, но даже не подумал распространить этот запрет на дневное время. Не то чтобы она к нему прислушалась бы. Да и с чего ей это делать? Как ни мало значил для нее лорд Олдридж, Уилл значит еще меньше. Олдридж мог предъявить права отчима, а Уиллу нечего предъявить, кроме того, что он ее друг.

Но друзья и, конечно, джентльмены не позволяют своим товарищам угодить в потенциальный бунт.

Здоровяк Хэм, похоже, ухватил неотложность его дела.

– Если мастер Томас будет править, я могу позволить вам взять гнедых…

Уилл не стал дослушивать остальное. Он оставил Здоровяка Хэма и Томаса улаживать детали и побежал в дом, надеть видавший виды, но удобный морской сюртук и взять то, что может понадобиться: деньги, карту и пару пистолетов со дна своего морского сундука. Одному Богу известно, понадобятся ли они, но лучше быть готовым, чем оказаться застигнутым врасплох. А он ожидал неприятностей.

Как ни мало времени после десяти лет отсутствия Уилл провел в Англии, он – сын своего отца, регулярная и очень подробная корреспонденция графа держала его в курсе событий и дебатов о справедливости Хлебных законов[11]11
  Принятые в 1815 году Хлебные законы ограничивали ввоз в Великобританию дешевого импортного зерна, что вело к искусственному завышению цен в стране.


[Закрыть]. И хотя у Уилла не было никакого мнения на этот счет – он сказал Престон святую правду: у него нет политических взглядов, у него есть долг, – он достаточно хорошо знал, что атмосфера в провинции и даже в крупных и мелких городах была, мягко выражаясь, напряженная и день ото дня становилась хуже.

Он вышел из дома и натягивал перчатки, когда Томас лихо подкатил коляску, запряженную парой гнедых.

– Это твой шанс реабилитировать себя как джентльмена, Томас, – сказал Уилл, забираясь на высокое сиденье. – Гони в Хордин и не жалей лошадей.

Когда вторая за день лиса была затравлена в Мотли-Вуд, кто-то из участников охоты любезно сообщил Антигоне, что гунтер юного мистера Джеллико потерял подкову, и юноша отправился домой.

Антигона оказалась весьма далеко от знакомых мест. Однако она хорошо ориентировалась на местности и прекрасно помнила карты из папиной коллекции атласов. Дорога от Портсмута на Лондон проходит где-то севернее, нужно найти поворот от Хордин-Виллидж на восток, к Даун-парку, а оттуда дорогу домой, в Уилдгейт-Виллидж. Но Резвушка тяжело дышала от долгой скачки, дорога домой от Хордина займет добрых четыре часа, понадобится немалое время, чтобы кобыла восстановила силы и снова могла мчаться с прежней скоростью.

К тому времени стемнеет. Антигона слишком задержалась.

Она кляла собственную беспечность. Только себя ей надо винить за то, что оказалась в таком непростом положении, и все ради того, чтобы позлить заносчивого лорда Олдриджа участием в охоте соперника и, возможно, снова увидеть Уилла Джеллико.

Но из этого ничего не вышло. Томас давно ушел. Приближаясь к обычно сонному Хордину, где она надеялась напоить Резвушку и найти на каком-нибудь постоялом дворе горячую еду, чтобы подкрепиться самой, Антигона обнаружила, что грязная дорога разбита и запружена людьми.

Всадники, повозки, частные и почтовые кареты, все они еле двигались в толпе людей, которые собрались на политический митинг на большом поле, как раз у поворота дороги Портсмут – Лондон.

Антигона знала об этом событии, два дня назад она видела листовки на стене постоялого двора в Питерсфилде, но удивилась, увидев, что митингующих столь много. Тут одни мужчины. И весьма воинственно настроенные. В центре поля была установлена трибуна.

Телеги и повозки забивали широкий поворот дороги. За всем этим скопищем уходила на восток узкая дорога к Даун-парку, самый легкий путь к нему, а значит, дорога к Уилдгейт-Виллидж и Редхилл-Мэнору лежала вдоль северного края поля. Толпа в стороне от трибуны не такая плотная, но все равно множество шумных возбужденных мужчин, потенциально опасных для одинокой леди, слоняется по краям поля или прячется в дверных проемах от постоянно моросящего дождя.

Если она не ошибается, местные судьи собрались в верхней комнате постоялого двора «Корабельный колокол», откуда неодобрительно наблюдали происходящее и высматривали возможных зачинщиков. Без сомнения, они приметят и ее, одинокую леди на улице.

Но было и преимущество в ее неподобающей леди ситуации. Лорд Олдридж сам был судьей в Суссексе. Сообщение о том, что она одна, без сопровождения оказалась на улице, среди толпы на политическом митинге, наверняка дойдет до его ушей вместе с упоминанием о другом ее обидном поступке – участии в охоте соперника, – и это положит конец их дурацкой помолвке.

Но нужно думать о Касси. Антигона надеялась, что утро на охоте с Томасом поможет укрепить зародившуюся близость с семейством Джеллико, но понятия не имела, как использовать это к выгоде сестры.

Нужно избегать главной дороги и не попадаться на глаза судьям, пока она не сможет выехать на Лондонскую дорогу севернее деревни, где ее никто не увидит и не отметит ее присутствия.

Но другие явно рассуждали так же, и все окольные пути тоже были забиты. Люди уступали дорогу довольно охотно – Резвушка очень крупная и внушает страх. Антигона вовсю пользовалась преимуществом, которое давала ей огромная кобыла, и хотя твердо держала ее под контролем, лошадь своенравно нацеливалась на густую толпу, а может быть, она чувствовала звенящую настороженность своей хозяйки. Как бы то ни было, кобыла под Антигоной то своенравно замирала, то отступала вбок, когда вокруг сновали через лужи и грязь животные, люди и повозки.

Два невесть откуда взявшихся здоровенных парня с нарастающей настороженностью присматривались к ней с обочины дороги. Антигона повернула кобылу и тряхнула длинным охотничьим хлыстом, но вместо угроз услышала извинения.

– Простите, мисс, – окликнул один из них, когда они попросились на телегу пивовара, вливавшуюся в реку транспорта на дороге.

На ее недавно открывшийся взгляд, мужчины, по всем признакам, были моряками – обветренная загорелая кожа, широкие брезентовые брюки, длинный старомодный синий сюртук на одном из парней и красный жилет позволяли это предположить.

Ее испуг утих, сменяясь любопытством.

– Извините, вы случайно не служили во флоте?

– Да, мэм, спасибо. Мы с братом – ветераны войны с французами.

– Вы были на митинге?

Матросы быстро переглянулись, потом тот, что в длинном синем сюртуке, ответил:

– Ненамеренно, мэм, мы просто проходили мимо.

Возможно, они встревожились – и не без оснований, учитывая судей в окнах на Хай-стрит, – что их примут за агитаторов.

– Мне просто любопытно, о чем там говорят, – заверила их Антигона.

– О зерне, мэм. Все о зерне.

– Ох, да. Теперь это забота для многих. – Нынешние высокие цены на зерно были кошмаром и для производителей, и для потребителей. Благополучие Редхилла держалось на хорошем урожае с нескольких акров земли, даже когда растущие цены на хлеб заставляли экономить на другом.

– В самом деле, мэм? – вежливо спросил один из матросов, без всякого интереса к ответу.

Антигона почувствовала, что улыбается. Интересные люди эти моряки.

– У меня есть знакомый моряк, офицер, который рассуждает так же. Он говорит, что у него есть долг, а не политические взгляды.

– Именно так, мэм, – согласился матрос в синем сюртуке. Поверил он ее объяснению или нет, но, похоже, оно его обрадовало. – Это правильный подход.

Его друг был не столь сговорчив.

– Но мы ведь сейчас не на службе, верно, Джек?

Джек нахмурился и кивнул головой.

– Вас списали на берег? – спросила Антигона.

– И снова вы правы, мэм. Мы ищем работу. Надеемся на лучшее в Лондоне.

– Как многие вашей профессии, насколько я понимаю. Тогда желаю вам удачи.

– Спасибо, мэм.

Разговор прекратился сам собой, когда на дороге стало свободнее, тихий проселок на северном краю деревни пересекал Лондонскую дорогу. Антигона смогла отъехать от телеги, но ей не хотелось погонять Резвушку, пока у нее не появится возможность напоить лошадь. Должен же быть на этой дороге постоялый двор.

Временами она подумывала спешиться и вести Резвушку на поводу, без дополнительного груза лошадь быстрее восстановит силы. Но кругом грязь, да и на земле она более уязвима. Моряки оказались достаточно любезными, но они незнакомцы, интенсивное движение на дороге ей не нравилось. Возможно, на постоялом дворе…

– Осторожней, мисс, – предупредил ее новый знакомый, когда она двинулась к середине дороги, а телега сильно качнулась.

Но Антигона тоже услышала звук колес быстроходного экипажа справа от нее. Она снова ловко пристроила Резвушку за телегой, едва разминувшись с повозкой, запряженной парой волов, с которой только что поравнялась телега.

– Проклятые дворяне, – проворчал возничий, погоняя волов, когда Резвушка горделиво втиснулась перед ним. – Им дела нет, кого они переедут.

Прежде чем у Антигоны хватило времени задуматься, имеет ли он в виду ее или быстрый экипаж, зазвучал знакомый голос:

– Прекрасно, мисс Антигона Престон. Вы не можете заставить свое животное вести себя получше?