Текст книги "Игра воображения. Роман"

Тамара и Курочкин

В разгар белых ночей Витя Курочкин позвонил Тамаре и пригласил ее в театр. Они договорились встретиться не у самого театра, а неподалеку, возле метро. Тамара еще издали приметила Витю с букетом. Он стоял и курил. Увидев Тамару, Витя сразу же выбросил сигарету, и лицо его просветлело.

– Тома, здравствуй, – сказал он. В его взгляде Тамара прочла неподдельную признательность и нежность. – Я так рад, что ты пришла!

Они вошли в фойе. Она с удовольствием смотрела по сторонам. Ей все нравилось. Витя молчал и только завороженно смотрел на нее.

– Что ты, Витя, все молчишь? – спросила Тамара.

– А что нужно говорить? – удивился он.

«Как он, такой недотепа, преступников ловит?» – с неудовольствием подумала Тамара.

– Ты, наверное, думаешь, как такой рохля преступников ловит? – сказал Витя.

Тамара рассмеялась.

– Ты слишком добрый Витя, чтобы заниматься такой грязной работой, мне кажется, – оправдалась Тамара.

– Это я с тобой такой, – сказал он. – А работа эта чистая. Если бы она грязная была, я бы в уголовном розыске не работал.

Они вошли в зал, и начался спектакль. Сначала Тамара никак не могла привыкнуть к придуманной на сцене жизни. Тамаре понравилась игра одной совсем молоденькой актрисы. Ей как будто даже и не надо было играть. Она играла себя, свою молодую жизнь, свою радость, свое счастье, в этом и заключалась вся прелесть ее манеры. Удачен и выразителен был текст пьесы талантливого английского автора.

Скоро Витя снова пригласил ее в театр. На этот раз пьеса была скучной, и они решили уйти после первого действия. Тамара сказала:

В фильмах всегда показывают сыщиков, которые каждую минуту своей жизни заняты работой. Мы с тобой встречаемся уже во второй раз, а у тебя ни разу не зазвонил телефон.

– По-разному бывает.

Они пошли по Невскому, спустились к Фонтанке. Витя предложил покататься на теплоходе. Потом пили горячий суррогатный чай. И Тамаре было с Витей так уютно, так хорошо, как давно не было ни с кем.

Их отношения из театральных быстро стали домашними, семейными: Витя поселился вместе с Тамарой и ее мамой. Тамара хотела, чтобы он поскорее пришел с работы. Она думала о том, как бы Витю не убили бандиты. Ожидание стало составлять смысл Тамариной жизни. Если Витя задерживался и не звонил, Тамара мысленно видела себе все самое ужасное, что могло произойти. У него было много работы. Совсем не такой, какую принято описывать в фильмах.

Однажды за ужином Витя сообщил, что их с Тамарой пригласили в гости его друзья. Поход в гости был для Тамары испытанием. А что если она им не понравится, и тогда Курочкин бросит ее? Тамара надела подчеркивающее фигуру платье с коричневыми разводами, а на шею – красивый кулон с янтарем, с застывшим на дне листочком. Если на янтарину падало солнце, она начинала светиться, как рыжие Тамарины волосы. Тамара верила, что янтарина приносит ей удачу, и надевала ее в важных случаях.

Володя и Карина работали врачами в одной больнице. Муж и жена оказались веселыми, смешливыми, хлебосольными. Тамару сразу приняли, как свою, не изучая, не допрашивая, обрадовались, что Курочкин, наконец, обрел свое счастье. Володя был совсем не похож на Курочкина: невысокий, коренастый, плечистый, с густыми усами. Карина, довольно полная невысокая женщина лет тридцати двух, много смеялась почти без причины, и ее круглое белокожее лицо с крупными чертами, густыми темными бровями и карими глазами с длинными ресницами делалось от этого еще привлекательнее. Свои почти красные крашеные волосы Карина высоко поднимала и делала из них загогулину, вроде улитки. От частых улыбок сбоку, возле губ, у Карины возникли морщинки, нисколько ее не старившие. Карина не говорила, а словно пела. «У нас мама певица, – объяснила Карина, – и я могу спеть, но только в застолье, если компания подходящая».

Карина взяла гитару и запела довольно низким голосом старинный романс. Тамара вспомнила: такой голос называется меццо-сопрано. Романс был грустный, и все задумались.

– Томочка, как это хорошо, что Вы встретились! После смерти жены Витя так осунулся, на него было страшно смотреть. Он ее жалел, но, к сожалению, было уже поздно. Мы давно дружим. Они с мужем в детстве жили в одном дворе. Володя у меня был хотя и крепкий с виду, но драться не умел совсем, а Витя его всегда защищал. Закадычные друзья.

Василиса

Мама назвала ее Василисой, как царевну из сказки. Правда, дома Василиса была просто Васькой. Для всех других людей у Василисы был целый набор имен: Алиса, Лиза, Лиля и Валя – всякий звал ее на свой лад. Иногда из-за этого начиналась путаница. Василиса училась в одиннадцатом классе обыкновенной средней школы. Без троек. Она считала, что ниже четверки получать унизительно. Василиса любила уроки химии: она обожала опыты, на химии пахло сказкой и приключением. Не любила уроки литературы: учительница рассказывала скучно, говорила всегда одно и то же, потом просила «обобщить» сказанное. Еще учительница заставляла пересказывать кусочки параграфа из учебника. Василиса любила читать сами книжки, и поэтому на литературе или болтала с соседом по парте, или мечтала, воображая себя героиней, и надеялась когда-нибудь встретить в жизни героя романа, а пока ей немного нравился Федька из одиннадцатого «а» за красивые серые глаза и победы на олимпиаде по химии. К Василисе, кажется, был неравнодушен Мишка из ее же одиннадцатого «б», потому что все время норовил уронить ее сумку на пол во время перемены и делал разные мелкие глупости. Часто Ваське доставалось за ее болтовню во время уроков, и учительница литературы, скучная, как расписание уроков, Татьяна Кирилловна, поднимала на нее глаза (очки обычно сидели на кончике ее толстого картофельного носа, усеянного мелкими черными точками) и говорила:

– Васильева, выйди из класса.

Василиса с удовольствием выходила и шла в школьный буфет или бродила по пустым коридорам. Когда Татьяна Кирилловна «кипятилась», ее химическая завивка вставала на дыбы, гигантская грудь вздымалась (она клала куда-то туда, в самую глубь, белый носовой платок, в который иногда громко сморкалась), Татьяна Кирилловна орала на весь класс, и лицо ее было похоже на спелую свеклу:

– Васильева-а-а, выйди из класса-а-а-а!!!

Татьяну Кирилловна немножко жалели: ей вредно было волноваться: дети знали, что у училки больное сердце.

В 11 «б» случилось чрезвычайное происшествие: вот-вот экзамены на аттестат, а кто-то догадался в такой неподходящий момент украсть классный журнал. В школе начался жуткий переполох. Директор, Маргарита Петровна, собрала всех учителей на совещание, длившееся два часа тридцать минут. Потом стали стращать учеников 11 «б», грозили экзаменами по всем предметам, продлением учебного года ― никто не шел с повинной.

Мишка в тот день незаметно привязал ее ногу в ботинке на шнуровке к стулу. Уже освободившись из плена и не больно ударив Мишку по голове, она услышала от Мишки, что журнал спрятан в надежном месте: один из одноклассников обиделся на «классную», которую за глаза все звали Степановной. Добрая, но глупая Степановна сильно горевала. Василисе было жаль ее, хотя Степановну она не любила. Мишка сообщил Ваське имя вора, и она собралась все уладить. Вором оказался Лёха Муравьев. Не для себя, а для Оксанки Федотовой, у которой выходили двойки по физике и геометрии, она могла окончить школу со справкой вместо аттестата. Степановна переписала весь журнал заново и потому, увидев старый, заскрежетала зубами.

Васька любила запах булочной: дух хлеба и сдобы был еще вкуснее, чем в кондитерской, с бисквитными пирожными. Она с удовольствием принюхалась, купила булку, черного хлеба и подошла к дому. Лифт открылся, в очередной раз напомнив о том, что не все граждане используют его по назначению. Поморщилась, задержала дыхание: не плестись же пешком. Когда в школе читали «Обломова», Ваське было безумно жаль главного героя романа, потому что свой потертый диван с отваливавшимся подлокотником не променяла бы ни на какой другой: на нем она проводила лучшие минуты жизни.

Вот она стоит на школьном вечере. Рядом с ней – молодой человек приятной наружности, хотя и не красавец. Он положил левую руку ей на плечо. А Мишка и другие ребята смотрят с завистью… Какая драма разыгрывается из-за нее после медленного танца! Мишка готов даже устроить дуэль, как Онегин с Ленским, только не умирает никто, потому что Василиса вовремя сообщает им, что любит совсем другого, третьего…

Надо было думать о выборе профессии, а Василиса стояла (лежала) на непрочной тропе своих мечтаний и до сих пор (на дворе апрель 1993-го!) не решила, куда пойти учиться. Ей хотелось быть химиком, потому что нравилась химичка, Лидия Александровна, высокого роста, голубоглазая, с красивыми темными бровями, крашеные светлые волосы она собирала в строгую гладкую прическу.. Когда учительница проходила по коридору, Васька застывала по стойке «смирно». Одета химичка была всегда тоже строго, часто в голубое: юбка, прикрывающая колени, кофточка в тон, вязанный своими руками жилет на застежке. Ваське нравился почерк химички, аккуратный, мелкий, бисерный. На доске лучше в школе не писал никто. Василиса из кожи вон лезла, чтобы получить у Лидии не меньше пятерки. Даже запах химического кабинета вызывал чувство блаженства.

Интересно было бы стать модельером, придумывать костюмы, но Васька шила из рук вон плохо. Василиса почувствовала, как на нее накатывает уныние, как будто начался «сезон дождей». Если она подумает об этом завтра, Земля с орбиты не съедет! Василиса вздохнула и оказалась уже в других широтах, на Закудыкиных островах… «А завтра контрольная по биологии…» – она тяжело вздохнула и принялась за уроки. Когда ей в детстве мама сказала: «Ну вот, Васька, ты подросла, будешь ходить в школу, учиться уму-разуму десять долгих лет», – Васька была в шоке. «Нет, – возразила она матери, – я не смогу ходить туда так долго!» Нельзя планировать жизнь на десять лет вперед, но все случилось именно так, как предсказывала мать. В тот год ей исполнилось семь лет, и мамина подруга, тетя Оля, в первый раз в жизни вместо ежегодной куклы подарила Ваське школьную форму. Форма была очень красивая, но прозаичнее любой, самой жалкой игрушки! Вот слез-то вытекло из-за неподаренной куклы! Целая река Фонтанка!

Пока Василиса предавалась воспоминаниям, мама пришла с работы и сообщила:

– Сегодня, Васька, у нас будет гость. Веди себя по-человечески. И подумай, наконец, о поступлении в институт. Я хочу, чтобы у тебя был кусок хлеба!

– Питаться одним хлебом невкусно, да и неполезно. Надо, чтобы на мороженое и шоколадки что-нибудь оставалось.

Мать махнула рукой и вышла из комнаты. Василиса подошла к зеркалу. В детстве она была крупная и толстая, со слегка выпиравшим вперед животом. Мама даже сажала ее на диету. А потом, после четырнадцати, переросла, похудела и вытянулась. Василиса могла спокойно час стоять у зеркала и разглядывать свое лицо и фигуру. Мама бранила ее за это. Когда Ваське смотрелась в зеркало, сначала думала, что уродлива. Потом говорила себе, что она миловидна и привлекательна. Правда, у нее приятное, задумчивое лицо. Крылатые брови. Красивые зеленые глаза. И смех заразительный. Хотя рот великоват – нос вполне подходящий, небольшой и не маленький. Прыщик, правда, вскочил на подбородке, но это ничего, пройдет. Может, такой была юная Наташа Ростова? Кстати, какого цвета были у Наташи глаза? Надо перечитать.

Пришел мамин друг. Темно-русые волосы зачесаны назад, гладко, без челки. Худой, сутулый и долговязый. Ему можно было дать лет сорок с небольшим. Глаза смотрели по-доброму, но с хитринкой.

– Ну, что? Будем знакомиться? ― дружелюбно сказал он. – Арсений.

– А короче как? Сеня, что ли?

– Дядя Арсений ― самое короткое, что я тебе могу предложить, ― сказал он Ваське.

– Как Вас в детстве звали?

– В детстве звали Сеней.

– Меня зовите Василисой. Ничего более короткого я Вам предложить не могу.

– Слушаюсь, Василиса Прекрасная, и повинуюсь. Школа у вас хорошая?

– Школа как школа, все на месте. Курилка в туалете, а пирожки в буфете.

– А увлечения у тебя есть? Чем любишь заниматься в свободное время?

– Музыку люблю. Но для первого знакомства Вы слишком любознательны!

Мать позвала их к столу. За столом Арсений интересно рассказывал о камнях и минералах: что такое кварц и какой он бывает: прозрачный, розовый, фиолетовый, желтый и голубой. Оказывается, в древности кварц считали окаменевшим льдом, а кораллы – средством, отводящим беды, останавливающим кровь.

– Мне нравится изумруд.

– Могущественный талисман. По русским поверьям, камень мудрости, хладнокровия и надежды. У тебя глаза по цвету напоминают хризопраз, – сказал Арсений. Этот камень в старину носили в браслете, и он спасал от дурного глаза, от зависти и клеветы. Его название можно перевести как «зеленое золото». Вообще-то дословный перевод проще, прозаичнее: «хризос» – золото, «празос» – лук порей.

– Наплачется от нее будущий муж, у нее отвратительный характер, – с иронией заметила мама.

По профессии геолог, в молодости где-то на Севере Арсений вместе с товарищами нашел нефтяное месторождение. Васька не ожидала, что это так увлекательно – искать нефть. Теперь Арсений занимался инженерной геологией, делал изыскания, чтобы можно было ставить фундаменты под разные сооружения.

Скоро Арсений поселился в их двухкомнатной квартире (была коммуналка, но соседи съехали). Поскольку Арсений не давил на мозги нравоучениями, Васька не протестовала: материально стало полегче.

Кожаный мальчик

11 «б» готовился к последнему звонку. Васька вместе со всеми оставалась после уроков, придумывала сценарий, хохотала, нервничала, когда срывалась очередная репетиция. И вот он, ее Последний звонок. Девчонки заплели косы с бантиками. Мальчишки пришли при полном параде, в отутюженных темных костюмах и галстуках. Позвали первую учительницу. Она вытирала слезы, как ни странно, помнила их имена. После звонка вместе с классной поехали в парк.. Многие уже приложились к бутылке, и на них было страшно смотреть: еле держались на ногах. Покатались на лодках, поиграли на автоматах, подурачились, накричались. Надо было ехать домой. Ваське стало грустно. Не хотелось думать о грядущих экзаменах. Так здорово сегодня балбесничать среди одноклассников! И даже классная мать не действует на нервы, хотя кричит много, как всегда. Домой Васька пришла поздно. На столе в кухне лежала записка: «Ушли в гости. Будем поздно. Мама».

У ребят в классе имелись видеомагнитофоны, компьютеры, а у Васьки ничего этого не водилось. Она мечтала о технике, но мама, имевшая зарплату вузовского преподавателя начертательной геометрии, пока не могла предоставить дочери технические радости. И Васька довольствовалась проигрывателем; она с самого детства полюбила классику: могла часами слушать Баха, Моцарта, Скрябина, Прокофьева… От музыки тоска, старательно прятавшаяся весь день, поднялась со дна души.

После окончания школы Василиса начала готовиться в институт. Сразу в два вуза: в ЛГУ, на филфак, и в театральный, на всякий случай. Вдруг в ней спит Светлана Крючкова или Алиса Фрейндлих, а Василиса по неосведомленности лишит человечество своего артистического дара. Да, в артистки она мечтает. Кто не мечтает, в ее возрасте? «Быть иль не быть? Кем быть – вот в чем вопрос!» ― бормотала себе под нос Васька.

На прослушивании в театральном было человек тридцать. Запускали по одному. Когда Васька вошла в зал, испугалась так, что думала, стук ее сердца услышат члены комиссии. На нее направили большие яркие лампы, Васька растерялась, сжалась в комок, как воробей, и прочитала хуже некуда. Из тридцати человек прошли тур только трое. Высокомерный, одетый с иголочки прилизанный молодой человек, читавший Маяковского и целовавший ручки девушкам-старшекурсницам (говорили, он не поступил в прошлом году и теперь работал на кафедре лаборантом), полненькая, всех рассмешившая толстощекая девица, прочитавшая Гоголя так, что хохотал даже самый серьезный лысоватый дядька в комиссии, и еще одна рыжеволосая, с мелкими кудряшками, бодро размахивавшая руками, и Василиса опасалась, что девушка чего доброго уронит стоявшую сбоку статую божества.

В театральный не взяли, в ЛГУ Васька недобрала баллы: сочинение написала на «четыре», английский сдала на «три».

– Хватит витать в облаках. Пойдешь работать, ― сказала мама, узнав последние новости. В баре Васька не смогла из-за курева: ее тошнило от сигаретного дыма, мужики стали приставать, и уставала страшно. Ей предложили торговать фруктами на улице, но Василиса испугалась грядущих морозов и того, что ее кто-нибудь надует: или покупатели, или хозяин. Каждого обвесить – целое искусство, а она бездарна по части цифр и расчетов; правда, и в остальном ничего гениального, но это уже другой вопрос…

– Лиз, я соскучилась! Ты чего не звонишь? ― это лучшая подруга Маша Короткова. ― Не огорчайся! На следующий год поступишь обязательно! Давай увидимся в воскресенье?

Машку благополучно зачислили в мединститут, и первокурсница Мария Короткова уже начала ходить на занятия в накрахмаленном белом халатике. Ваське было горько, что она не поступила, в то время как другим предстояла увлекательная студенческая жизнь. Василиса воображала, как потрясающе студенты проводят свободное время, какие среди них встречаются замечательные, нестандартные люди, а она обрекла себя на безрадостную, лишенную ярких, многоцветных впечатлений жизнь! Ей казалось, что все самое необыкновенное происходит именно в студенческой среде, и выключенность из этой среды мерещилась Василисе настоящей трагедией.

В парикмахерской, пахнущей парфюмерией, куда она устроилась с помощью тети Оли, Ваське нравилось подметать щеткой разноцветные волосы. Еще Васька все время видела новых людей, и это ее развлекало.

Как-то вечером Василиса шла домой с работы (она любила ходить одна, потому что можно было помечтать); одним из ее развлечений был поход в недавно открывшийся возле дома частный магазин с незнакомым названием «Супермаркет», где продавалось много всякой дорогой и вкусной всячины: грибы, закатанные в баночках, черная икра, никогда не виданные причудливые коробочки и бутылочки… Мама, конечно, не ходила сюда за покупками: не по карману. Вдоволь насладившись видом и разнообразием деликатесов, Василиса отправилась домой. Неподалеку от подъезда ее окликнули. Она остановилась. К ней подошел интересного вида молодой человек в кожаной куртке и в кожаных брюках. «Стильно», ― подумала Василиса.

– Привет! Мы можем поговорить? Ты Василиса. Царевна не из сказки. Я прав?

– Допустим.

– Зайдем в кафе?

В это кафе Ваське всегда хотелось зайти, но там она никогда не была: там продавали горячий шоколад и пирожные, но у нее не было денег, лакомства полагались только по праздникам. Васька любила не только есть сладости, она любовалась видом кушанья, как нумизмат ― редкой монетой. Сели за столик. Принесли горячего шоколаду, и Василиса, обжигаясь, начала прихлебывать его из ложечки. Кожаный молодой человек заговорил:

– Дело в том, Василиса, что мы с тобой родственники, ты мне в некотором роде сестра. И я твой брат… Костя… Константин Сергеевич Соболев.

Василиса совершенно обалдела от такого сообщения. У нее есть брат? Откуда?!

– Я сам недавно узнал. Понимаешь, у нас с тобой общий отец. Разбирал его бумаги и прочел о тебе и твоей матери. Что-то вроде дневника. Там была твоя фотография. Детская. Но я все равно узнал тебя. Отца уже нет, был он человеком несколько замкнутым, много говорить не любил, особенно о своих чувствах. Я его не очень знал. Узнать захотелось, – шумно выдохнул кожаный брат.

– Как же ты меня нашел?

– В записной книжке отца был ваш адрес.

– Почему его… нашего отца… не стало?

– Провалился под лед прошлой зимой, в феврале. Рыбачить любил. На льдине они дрейфовали. Других рыбаков спасли, а его не смогли…

– Маме не нравилось, когда я спрашивала о нем. Как-то она сказала, что отец живет где-то за границей, увидеть его нельзя. Я задавала вопросы, чувствовала, как ей неприятно об этом говорить, и перестала. У тебя есть его фотография?

– Я почему-то подумал, что ты захочешь увидеть. Вот, – Костя достал из кармана фотографию отца и протянул ее Василисе.

Василиса вглядывалась в чужое, далекое лицо, пытаясь найти какие-то родные черты, сходство с собой, и не находила. На нее смотрел незнакомый грустный седоватый человек лет пятидесяти с большими зелеными глазами. Василиса попыталась пробудить в себе родственное чувство, чувство жалости, но у нее ничего не получалось.

– Ну как? Как считаешь, похожа ты на него?

– Не зна-а-ю, ― нерешительно протянула Василиса. Ей не хотелось огорчать кожаного брата.

– А, по-моему, очень похожа, – убежденно сказал он, пристально посмотрев на нее. – Глаза точь-в-точь, как у него. И у меня. Если хочешь, отдам ее тебе, у меня есть.

– Спасибо. Почему ты со мной познакомился?

– Все-таки мы с тобой близкие родственники. Лучше, если у меня будешь ты, а у тебя я. Мне кажется, наш отец был бы этому рад.

Василиса не собиралась никому сообщать важную новость. Поела, послонялась по квартире, включила телевизор, выключила. Машка позвала ее на дискотеку.

– Нет, я буду очень занята. Да и неохота. В другой раз!

– Странная ты какая-то стала, – с укором заметила Машка. – Никуда не ходишь, все тебе скучно.

Вечером, когда мать готовила ужин, а Арсений смотрел телевизор, Василиса спросила:

– Мама, почему ты мне никогда не рассказывала о моем отце? Он был хорошим человеком?

– Он был всяким. Хорошим, любящим, жестким. Когда веселился, его нельзя было остановить, всех заражал весельем. В гневе был страшен.

– Почему он тебя бросил?

Он меня не бросал, я сама его прогнала.

– Зачем?

– У него семья была другая, уходить он не захотел. Я гордая была. Не захотела ни с кем его делить.

– Мам, зачем ты мне говорила раньше, что он живет за границей?

– Он в самом деле жил за границей. Работал в Монголии.

– А потом вернулся?

– Вернулся, да не ко мне. Есть садись! – отрезала мать, и по ее тону Василиса поняла: с вопросами надо завязывать.

Вообще-то мама очень ее любила, и она любила маму, хотя они не всегда понимали друга друга.

Появление брата Кости Василиса восприняла с воодушевлением: у нее есть брат, да еще такой симпатичный! Особенно важно это теперь, когда она закончила школу и ей так трудно! Кажется, он тоже ей рад. Определенно, Костя расстроился, что Васька провалилась на экзаменах. Встретились они во второй раз уже совсем иначе, чем в первый. Не было и тени недоверия, сомнения.

– У отца, уже после романа с твоей мамой, была женщина, которую он любил, – рассказал Костя. ― Виктория.

– Ого, Виктория! Победительница, значит, эта Виктория!

– Я хочу с ней поговорить.

И Костя показал Ваське фотографию молодой девушки, настоящей красавицы с копной темных волос, с красивыми миндалевидными почти черными глазами. «Пожалуй, у моего отца был неплохой вкус», ― подумала Василиса.

Впоследствии узнала, что Костя так же влюбчив, как их отец. Влюбился в женщину своего отца.

– Она на два года тебя старше! – изумилась Василиса в ответ на Костину исповедь.

– Я люблю ее, я хотел бы быть с ней, понимаешь?

– И тебя не останавливает, что твой отец… что наш отец тоже любил ее?

– Конечно, это странно. Но у меня чувство, что она мне очень близка, как будто когда-то она была знакома со мной… В другой жизни… Мы расстались, а теперь снова встретились.

– Неужто она способна на роман с сыном своего любовника?

– Не говори так, ты совсем ее не знаешь! Все не так, как ты думаешь. Мне очень трудно! Я, кажется, умру без нее.

– Ты и в самом деле веришь в любовь, от которой умирают?

– Я о ней мечтаю иногда. Бывает ли такое в действительности?..

– Василиса, она необыкновенная!

Василиса сначала не понимала, зачем Косте понадобилось знакомиться с Викторией. «Теперь, когда его отца, то есть нашего отца, – поправила себя Василиса, – нет в живых, стоит ли выяснять, с кем он встречался, кого любил? Костя уверяет, что жить не может без этой Виктории. Наверное, – подумала Василиса, – он переносит на Викторию свои чувства к отцу, он не в силах поверить в смерть отца, до сих пор мучается. Вот почему он нашел меня, нашел Викторию. Ему надо это понять. Может, постепенно он привыкнет, смирится. Ему трудно сейчас». Васька жалела Костю, но в своей душе не понимала чувств «кожаного» брата.